Светское образование и формирование интеллигенции способство­вали возникновению городской общественно-культурной среды, значи­тельное место в которой занимали сословные клубы, благотворитель­ные, просветительские, национально-культурные общества и комитеты.

В 20-30 годах XIX века во Владикавказской крепости не было орга­низованных видов досуга. Одним из развлечений публики были прогул­ки к заставе, где среди проезжающих из России в Грузию можно было встретить знакомых, узнать о новостях. В крепости никто не получал газет, журналов, книг, а единственным средством коммуникации ее оби­тателей была воскресная обедня, после которой они собирались в доме коменданта Скворцова Николая Петровича. Как правило, его посещали и “князьки окрестных мирных аулов”. Комендант часто устраивал обе­ды, а в торжественные дни давал балы, желая “цивилизовать” жизнь крепости. Балы отличались некоторым своеобразием: “… в кавалерах недостатка нет, но женского танцующего персонала не насчитывалось более десяти душ. Несмотря на это, на этих балах соблюдается декорум. Хор музыкантов, человек в тридцать, почти весь из роговых инструмен­тов домашнего полкового изделия. Хор певчих тоже из такого числа го­лосов, и весьма недурных. Тем и другим хором заправляет офицер из армейских музыкантов, человек, по-своему даровитый: все бальные танцы сочинены им”459.

Большим событием в замкнутой, однообразной жизни крепости бывало редкое появление артистов-гастролеров, которые по дороге в Тифлис иногда задерживались во Владикавказе. Они давали спектакли в манеже Навагинского полка. Чаще всего сюда приезжала труппа став­ропольского театра, ставившего с большим успехом комедии, драмы, оперетты и водевили.

Еще одним развлечением для офицеров-любителей охоты были со­вместные с осетинами и кабардинцами выезды в район Эльхотово, где они охотились на коз, фазанов, оленей и кабанов.

После получения Владикавказом статуса города социокультурная ситуация несколько изменилась. По примеру других российских горо­дов здесь был основан первый сословный клуб — Дворянское (обще­ственное) собрание, призванный “доставлять своим чинам разного рода развлечения и общественные удовольствия, не воспрещаемые законом”460. Созданный для отдыха “почтенных господ”, он первое время распола­гался в частном доме на Театральной площади. По контракту содержа­ние клуба было предоставлено купцу Иванову, который вместо субси­дии получал доходы от членских взносов, карточной игры, входной платы и штрафов. Он оплачивал из этой суммы подписку газет и журналов, приобретение книг для клубной библиотеки. Число членов клуба по­стоянно увеличивалось, с 1869 года по 1878 год оно возросло в три раза. В 1870 году услугами библиотеки пользовалось 90 горожан, из них 70 — военных. К 1880 году здесь было 3472 книги и 297 журналов461. В нача­ле 1880-х годов общественное собрание построило себе здание в цент­ре города, на Театральной площади (современная площадь Ленина, зда­ние Дома офицеров). Большая часть здания была сдана в аренду под гостиницу “Бристоль”, а в огромном зале на втором этаже Дворянский клуб проводил свои мероприятия462.

По уставу Общественного собрания в нем допускались следующие виды досуга: беседы, чтение, публичные лекции, музыкальные и танце­вальные вечера, концерты, маскарады, табль-доты (застолья с общим меню — З. К.), игры в карты, шахматы, шашки, домино, нарды, бильярд, тонкадиль. Клуб обязывался иметь меблированную диванами и кресла­ми комнату для желающих проводить время в беседах, отдельное поме­щение с ломберными столами и шахматными столиками, столовую, зал для танцев, биллиардную комнату, буфет, библиотеку и специальную комнату для публичных чтений.

Общественное собрание было многонациональным по составу, о чем свидетельствует §85 Устава: “При входе в собрание фуражки, папахи, оружие, палки, хлысты и зонтики оставляются в прихожей у швейца­ра… Мусульмане могут входить в шапках и фесках”463. Клуб обязывал­ся не устраивать развлечений на Страстной неделе, в первый день Пас­хи и Рождества.

Дворянский клуб часто устраивал роскошные и многолюдные танце­вальные вечера, отдавая дань моде на европейские бальные танцы. Со временем они стали проникать и в среду городского простонародья, что было не только результатом подражания дворянскому быту, но и след­ствием буржуазного подхода к культуре разных слоев населения. Орга­низация подобных развлечений приносила немалый доход и приводила к некоторой нивелировке городской культуры.

В 1884 году “Терские ведомости” поместили следующее сообще­ние: “Недавно столичные газеты сообщали из Петербурга, что там в пос­леднее время устраивается ежедневно поражающее число балов, танце­вальных вечеров и пр., причем официально дозволенных — до 40 ежед­невно. Владикавказ, по-видимому, тоже кажется не хочет отстать в этом отношении от Петербурга… танцевальные и музыкальные вечера сме­няются один другим”464. В городе даже существовал специальный Со­вет распорядителей семейно-танцевальных вечеров. Летний танцеваль­ный сезон заканчивался 16 сентября, а зимний открывался 8 ноября. Особенно роскошным и многолюдным бывал первый танцевальный ве­чер в Дворянском клубе. Со временем наряду с европейскими танцами стали исполняться и “туземные”. Осетинские, армянские, грузинские и другие танцы устраивались на вечерах и народных гуляньях местными национальными общинами. Это был один из немногих этнически мар­кированных элементов городского досуга.

В Уставе Дворянского собрания указывалось, что его членами мог­ли быть лица всех сословий, пользующиеся уважением и добрым име­нем465. Но реально доступ в клуб был ограничен. Горожане сетовали на это обстоятельство: “Есть, правда, у нас юіуб, но не всякий может быть его членом, так как назначенный для этого взнос не по карману боль­шинству. Там есть библиотека, но не члены не имеют права пользовать­ся, а зря”466.

Со временем досуг многих горожан стал организовываться по клуб­ному принципу, что позволяло не только проводить свободное время в “своем” кругу, но и удовлетворять культурные запросы различных со­циальных групп.

В 1880 году впервые был поставлен вопрос об открытии коммер­ческого клуба, где “находили бы развлечение люди сословий торгового, ремесленного”467. Располагался он в доме Андреева на Александровс­ком проспекте. Устав коммерческого клуба, утвержденный в 1884 году, гласил, что клуб “имеет целью доставить членам своим возможность про­водить свободное от занятий время с удобством, приятностью и пользой”. Кроме устройства балов, маскарадов, танцевальных, музыкальных и ин­струментальных вечеров и драматических представлений, клуб обязывался выписывать книги, газеты, а также приглашать “лиц специальных по раз­ным наукам для чтения лекций”. Членами коммерческого собрания были только мужчины, женщин приглашали лишь на открытые мероприятия. Были разрешены все игры, кроме азартных468. Особой популярностью пользовался кэгель-банк, игра в кегли и биллиард.

В июле 1906 года открылось профессиональное общество приказ­чиков, призванное защищать правовые, экономические и профессиональ­ные интересы, содействовать “умственному, профессиональному и мо­ральному развитию приказчиков”, оказывать им материальную помощь во время безработицы, болезней и т. п. Согласно Уставу, общество име­ло библиотеку, читальню, устраивало публичные лекции, чтения, кур­сы, собеседования469. К 1908 году в городе уже были “клуб собрания лиц, служащих в правительственных и общественных учреждениях” (клуб чиновников), который располагался в доме Дейкарханова на ули­це Базарной и клуб общества ремесленников, находившийся на улице Ремесленной. Клубы приказчиков и ремесленников отличались тем, что наряду с обычными городскими культурными мероприятиями, их дея­тельность предполагала и материальную поддержку своих членов470.

Клубы занимались и благотворительностью. Например, клуб чинов­ников весной 1915 года устроил благотворительный вечер в пользу боль­ных и раненных сербских воинов, которые первыми познали на себе тяготы войны. За эту акцию клуб чиновников получил благодарность от королевской сербской миссии471. Несмотря на сословные перегородки, городские клубы способствовали развитию общественно-культурной среды.

В середине XIX века для многих российских городов была харак­терна активизация благотворительной деятельности. Правительство вы­деляло совершенно недостаточные средства на развитие народного об­разования, здравоохранения и социального обеспечения. Функциони­рование этих сфер было невозможно без частной благотворительности.

Во Владикавказе в 1869 году впервые был поставлен вопрос об ос­новании общества всепомощенствования бедным, которое бы, по при­меру других городов, взяло на себя устройство благотворительных ме­роприятий и распределение денег. Желающие образовать Благотвори­тельное общество (их оказалось 90 человек) стали ходатайствовать пе­ред администрацией. Не дожидаясь официального разрешения они со­брали годовые взносы, по 3 рубля, и организовали ряд благотворитель­ных акций472. В январе 1870 года состоялось официальное собрание об­щества, которое выработало Устав, избрало членов комитета. К этому времени Благотворительное общество насчитывало 167 человек. Его первым крупным мероприятием была лотерея-аллегри. “Встретив пол­ное сочувствие со стороны общества, выразившееся в большом количе­стве пожертвований вещами и деньгами, комитет нашел возможным затратить на покупку вещей только 55 рублей, а на остальные средства приобрести лотерейные билеты”. Эта акция принесла обществу доход в 1412 рублей473. В течение нескольких последующих лет благотворитель­ная деятельность не отличалась особой активностью, она сводилась к организации лотереи и раздаче пособий бедным. Горожане были слабо информированы о работе благотворителей. К началу 1880 года ситуа­ция изменилась. Почетным председателем Благотворительного обще­ства тогда был Начальник Терской области А. П. Свистунов, а почетной председательницей — его супруга М. Б. Свистунова474. Впервые в 1880 году был устроен благотворительный бал, а затем — народное гулянье, которые принесли обществу большие доходы. Местная пресса отмеча­ла: “Комитет еще никогда не делал таких значительных расходов на по­собия, как теперь, что вызывает большую благодарность как к участни­кам в деятельности комитета, так и к обществу, с такой готовностью откликающемуся на призыв его”475. Среди горожан было немало филан­тропов, пожертвования которых позволили обществу кроме выдачи ча­стных пособий, предоставлять беспроцентные ссуды бедным семьям, оплачивать обучение нуждающимся детям. Например, в 1880 году об­щество выплачивало две стипендии учащимся ремесленных училищ и 10 стипендий учащимся Ольгинской женской гимназии. В том же году было выплачено 70 пособий горожанам, “неспособным к труду по ста­рости и болезням”476. Благотворительное общество периодически печа­тало в местной прессе свои финансовые отчеты, указывая не имена по­лучавших помощь, а их сословную принадлежность. Оглашались толь­ко имена “жертвователей”, среди них были горожане разных националь­ностей. Например, 25 февраля 1880 года общество получило 200 руб­лей, пожертвованных дворянином Мамад Гусейн бек Ибрагимбековым и группой персидско-подданных477.

В 1881 году от Благотворительного общества отпочковалось еще одно — “Комитет всепомоществования учащимся города Владикавказа”. Его возглавил сам А. М. Смекалов, а его супруга Е. А. Смекалова стала Пред­седателем Благотворительного общества. Ей удалось наладить сотруд­ничество с Владикавказским общественным собранием, которое в це­лях поддержки Благотворительного общества повысило платежи за вход в клуб и за игры в карты. Вырученная сумма, а также доход с бала-мас — карада, были переданы новому обществу. Сначала оно насчитывало всего 27 человек. Цель его заключалась в оказании материальной помощи “недостаточным” учащимся средних учебных заведений Владикавказа, а по возможности и выпускникам, продолжающим учебу в других горо- дах. Анализ финансовых отчетов “Общества всепомоществования уча­щимся города Владикавказа” показывает, что оно оказывало конкрет­ную материальную поддержку ученикам классической гимназии, Вла­дикавказской женской гимназии, реального училища, городского, ремес­ленного и городским школам. Часто оказывалась адресная помощь слу­шателям высших учебных заведений478. Согласно Уставу общество име­ло право “для усиления своих средств” устраивать концерты, спектак­ли, публичные чтения, народные гулянья и другие мероприятия.

Новое общество оправдало возлагаемые на него надежды. Филант­ропические настроения многих горожан оказались связаны с заботой об образовании молодежи. В 1880 году в обществе было уже 230 чле­нов, в том числе 28 кабардинцев и балкарцев из Нальчика, которые изъя­вили желание стать членами общества и внесли годовой взнос. Это были К. Анзоров, Б. Атажукин, Т. Алдатуков, М. Наурузов, К. Атажукин, Т. Мисостов, Б. Иналов, X. Абезыванов, И. Урусбиев, X. Урусбиев, А. Урус — биев, К. Абаев, Б. Шарданов, X. Калеметов, А. Балкароков, А. Кудашев, К. Лафишев, К. Дашкоков, М. Тохтамышев, X. Астемиров, Э. Мурзаев, X. Шамбаров, Ш. Алмов, Б. Абезыванов, Т. Балкаров, Ж. Тохтамышев, С. Мамышев, С. Загишев479.

В 1882 году с аналогичными целями, но с более широким полем деятельности было образовано “Общество распространения образова­ния и технических сведений среди горцев Терской области”. 5 января 1883 года были проведены выборы в правление, оформлен Устав, со­гласно которому общество имело право строительства школ, оказания материальной помощи учащимся-горцам. Членами первого правления стали представители горской интеллигенции — М. Далгат, М. Кипиани, И. и Дж. Шанаевы, А. Урусбиев. Кандидатами в правление были избра­ны И. Бигаев, отец Михаил (Сухиев), Б. Долгиев, казначеем — А. Берет­та, секретарем — И. Тхостов. Самый первый сбор был получен с благо­творительного концерта-спектакля, в котором приняли активное учас­тие известный скрипач Султан-бек Абаев и актеры-любители480. Обще­ство часто устраивало народные гулянья и другие благотворительные акции “с целью помочь учащейся в различных концах России горской молодежи независимо от нации и религиозной принадлежности”481.

Многие горцы получили образование в Ставропольской гимназии, директор которой Я. М. Неверов проявлял к ним особое внимание и за­боту. Он занимался не только организаторской и педагогической дея­тельностью, но и оказывал горцам материальную помощь. В отчетах “Общества распространения образования..его имя встречается в спис­ках пожертвовавших денежные суммы482. “За счет общества горцы учи­лись в Лорис-Меликовском училище, Ольгинской женской гимназии и других заведениях Владикавказа, а также Петербурге и других городах.

Общество сыграло исключительную роль в подготовке специалис­тов, в формировании горской интеллигенции. Особенной активностью отличались осетины. Городские культурно-просветительские общества в 1870-1880 годах были мононациональными, в их работе участвовала, как правило, русская интеллигенция. Образованные осетины-горожане находили применение своим силам в “Обществе распространения…”. В 1899 году секретарем общества был Гаппо Баев — будущий городской голова, председателем и почетным членом долгие годы был М. Кипиа­ни. Члены общества приняли активное участие в борьбе за сохранение осетинской женской школы во Владикавказе, в сборе средств для стро­ительства общежития на 50 мальчиков, в издании книг и брошюр на языках горских народов.

Общество проводило мероприятия по ознакомлению горцев с но­вой сельскохозяйственной техникой, особенно с усовершенствованны­ми плугами. Деятельность общества является и свидетельством консо — лидационных тенденций в среде горской интеллигенции.

Местные власти стремились расширить благотворительную деятель­ность горожан, привлечь их к решению социальных проблем. Одной из

них было воспитание сирот. С этой целью было создано “Общество по­печения о сиротах и бедных детях города Владикавказа”, главной забо­той которого был детский приют. Свою задачу члены общества видели в том, чтобы приютить сирот, а по возможности и детей бедных горо­жан, “вырастить их, воспитать, подготовить к честному самостоятель­ному труду”483. Председателем комиссии этого общества долгое время был барон В. Р. Штейнгель. В 1896 году он внес крупное пожертвование на организацию народного гулянья, обеспечившее детей на полгода484.

Предметом особой заботы для “Общества попечительства о сиро­тах и бедных детях”, “Владикавказского общества воспитательно-ис­правительного приюта для несовершеннолетних” и некоторых других были дети, жившие на окраинах города, где широко бытовали азартные игры на деньги среди подростков, игры в карты, в кости, в “орлянку”485. На Червленной улице было открыто детское дневное убежище, в кото­рое принимали детей бедных горожан, занимающихся полевыми и по­денными работами. Управление Красного Креста, образовавшее это убежище, старалось приобщить детей к массовой городской культуре. В пользу детского дневного убежища устраивались народные гулянья, ло — тереи-аллегри и т. п. Как правило, эти благотворительные акции находи­ли отклик у горожан.

Другой социальной проблемой для городских властей было злоупот­ребление алкогольными напитками определенной частью горожан. С целью “искоренения пьянства” был образован “Комитет попечительства о народной трезвости”. Эта организация была призвана проявить забо­ту о той части горожан, которая предпочитала проводить свободное время в пивных и трактирах. На небольшой территории от угла улицы Марь­инской-до Вокзального проспекта по Госпитальной улице располага­лось три пивные, где кроме крепких напитков публика развлекалась иг­рой в карты на деньги, игрой в “наперстки”. Сохранилось описание та­кой игры: “человек, обиратель, держит в одной руке пачку рублевых бумажек, а другой рукой искусно передвигает три наперстка, из кото­рых под одним кладется маленький шарик. Поднявший наперсток, под которым находится шарик, выигрывает. Игрок бывает окружен соучаст­никами, которые делают ставки от рубля и больше и, конечно, выигры­вают и тем завлекают прохожих, а между тем эти прохожие, как прави­ло, проигрывают… Особенно попадаются мохевцы, приезжающие во Владикавказ за хлебом. Возле базарных трактиров и духанов обыгры­вают осетин, ингушей”486. Справедливое негодование горожан вызывал тир, располагавшийся около кладок, где постоянно проходила игра в кегли на деньги и толпилась масса городской молодежи. Посещение мно­гочисленных пивных часто завершалось пьяной бранью и драками. Как отмечали корреспонденты “Терских ведомостей”, “… в этом отноше­нии Владикавказ с каждым годом все больше и больше прогрессирует и

9 Заказ №1611
пропитывается “русским народным духом”. Лет 10-15 назад здесь пья­ный человек на улице казался редкостью, а теперь попробуйте-ка прой­тись по нашим бульварам в праздники, особенно под вечер, и много некрасивого вы увидите, услышите и даже может быть почувствуете”487. Горожане старались обходить стороной Молоканскую слободку, где пьян­ство, хулиганство, драки, грабеж прохожих, даже почтальонов, были обычным явлением. Дикими нравами славилась и Курская слободка. Нанесение тяжких побоев, увечий ни в чем не повинным прохожим, беспомощность местной администрации приводили к тому, что горожа­не даже днем избегали территорию этой слободки488.

Очень часто нарушителями общественного порядка становились горожане первого поколения, выходцы из деревенской этнокультурной среды. Известно, что поведенческие формы людей, освободившихся от жестких норм традиционного уклада, соответствовали праздному архе­типу: город воспринимался ими как пространство, дающее свободу и вседозволенность.

Комитет попечительства о народной трезвости предлагал им аль­тернативные способы проведения досуга. Он открыл несколько народ­ных чайных, дешевую столовую, где устраивались вечера, концерты, лекции и беседы общеобразовательного характера. Очевидно, такая де­ятельность пришлась по вкусу простым горожанам: в бесплатной чай­ной в феврале 1908 года побывало более 2000 человек, в августе — 5920 человек, в июне 1909 года — 7850 человек489.

Эту инициативу поддержало местное управление Красного Креста, открыв аналогичные заведения на Осетинской слободке и при городс­ком ночлежном доме490.

Чтения с “туманными картинами”, “волшебным фонарем” с поучи­тельными сюжетами проводились даже для заключенных владикавказ­ской областной тюрьмы. “Трудно представить себе с каким вниманием, если не благоговением относится к таким чтениям эта “серая” публика, сплошь заполняющая коридоры областной тюрьмы, рассаживаясь по асфальтному полу…”,- писали очевидцы491.

Благотворительные общества и комитеты не только помогали в ре­шении социальных проблем, но и способствовали развитию культур­ной жизни города.

Эту функцию они разделяли с культурно-просветительскими обще­ствами. Одним из первых в городе было “Общество по устройству на­родных чтений”. В 1870-х годах жители города отмечали: “… общество наше не удовлетворяется уже ни тесными рамками изолированной до­машней жизни, ни бесцельными собраниями в публичных местах, ни взаимными визитами с их неизбежными сплетнями и пересудами, но ищет более разумного препровождения своего досужего времени и бо­лее полезного употребления имеющихся у него в наличности талантов — сценических и музыкальных…”492. В прессе высказывалось предло­жение об организации публичных чтений: “В нашем Владикавказском обществе есть все необходимые условия для того, чтобы публичные чте­ния приобрели в его среде такое же право гражданства как концерты и спектакли. У нас есть немало представителей ученого сословия, окон­чивших курс в университете, есть много специалистов военного дела, медицины, общественной гигиены, сельского хозяйства, промышлен­ности, торговли и т. п. Все эти представители науки и практических зна­ний не откажутся хоть изредка делиться с публикой наиболее практи­ческими и пригодными для жизни выводами своей науки… Из сотни молодых и старых людей, убивающих теперь бесцельно свою жизнь в различного рода грубых удовольствиях, по крайней мере десятки вос­пользуются ими с выгодой для себя и общества”493. Опыт подобных ме­роприятий — чтений и литературных вечеров был у офицеров Тенгинс — кого полка494.

В июле 1870 года группа инициаторов получила разрешение Началь­ника Терской области проводить публичные чтения по средам и суббо­там в зале городского общественного управления. Тематика предлагае­мых лекций была разнообразной: “О новой судебной реформе” (лектор И. И. Евлахов), “О крови и кровообращении” (лектор К. С. Козловский), “Об электричестве статистическом” (лектор Х. С. Антонов), “Краткий очерк геологии” (лектор А. М. Руднев)495. Все эти лекции были благо­творительными, сбор с них был использован в пользу бедных горожан. Большая часть жителей Владикавказа получила возможность полезно­го времяпрепровождения. В 1890 году по инициативе небольшого круга лиц из интеллигентных представителей города были предприняты пер­вые попытки учреждения “Общества народных чтений”. Согласно Ус­таву, цель его заключалась в “развитии духовно-нравственных и эстети­ческих чувств в народе, а также сообщении ему общеобразовательных и полезных сведений по всем отраслям знания”. Председателем его стал известный лектор Г. Г. Тер-Барсегов. Общество по устройству народных чтений обязывалось по воскресным и праздничным дням организовы­вать мероприятия с привлечением различных наглядных пособий, ис­пользованием кинематографа496. Оно имело несколько аудиторий: в жен­ской прогимназии, в городской управе, в мещанском и Николаевском училищах. В 1903 году была открыта аудитория в Пушкинском учили­ще, в 1906 году — на Молоканской и Курской слободках. Лекционная деятельность была рассчитана на разные категории горожан. В програм­му входили чтения по произведениям А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого и других русских и зарубежных авторов, беседы на духовно-нравствен — ные темы, лекции по общественно-политическим и экономическим воп­росам, по страноведению, по профилактике инфекционных заболева­ний и т. п. Правление общества устраивало лекции и на осетинском язы­ке: врач Беликов на Владимирской слободке читал лекции о чуме и дру­гих инфекционных заболеваниях, горожанин Амбалов — о роли коопе­ративов497. Среди осетин было немало популярных лекторов. Местная пресса публиковала восторженные отзывы о лекциях И. В. Баева по био­логическим, социально-хозяйственным и нравственно-религиозным ас­пектам брака, мистицизме и поэзии, сбор с которых шел в пользу “Об­щества распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области”498. По просьбе различных промышленных пред­приятий читались лекции для рабочих и мастеровых. Общество откры­ло бесплатную библиотеку-читальню на Базарной площади.

В 1911 году в этой читальне и в аудитории Пушкинского училища были установлены сцены для постановки спектаклей с целью “дать народу разумное и дешевое развлечение”. Члены общества ставили пьесы Островского, Горького, Гоголя и других известных писателей. Аудитория Пушкинского училища привлекала самое большое число слушателей.

Со временем в структуре общества сформировалось 6 отделов — духовный, литературный, исторический, географический, естествовед­ческий и медицинский. В 1911-1912 гг. было организовано 1083 ме­роприятия, привлекших 138.566 слушателей. Столь эффективная дея­тельность поощрялась субсидиями от администрации. По инициативе общества было принято решение о строительстве народного дома, в котором бы располагались сцена, аудитории, библиотека, областной музей499. Местная пресса сообщала о закладке здания “народного дома”. Свидетелями этой акции были представитель начальника Терской об­ласти, его супруга Н. Я. Флейшер, городской голова Г. Баев, директоры и учителя местных учебных заведений, представители общественных организаций, масса горожан. Было совершено молебствие и закладка здания500. В мае 1914 года общество обратилось к областной админис­трации с просьбой внести дополнительный пункт в свой Устав — право приобретать в собственность или аренду движимое и недвижимое имущество. Речь шла о “Народном доме”, который в случае закрытия общества должен был перейти Владикавказскому городскому самоуп­равлению для тех же целей501.

В 1880-х годах во Владикавказе были образованы общество люби­телей охоты, скаковое общество.

Немало было людей, предпочитавших проводить свой досуг в окре­стностях города, с охотничьим ружьем. Они и были организованы в об­щество любителей правильной охоты, которое ежегодно проводило свои праздники, состязания в стрельбе на призы по тарелочкам и мишеням. Одним из популярных видов охоты у владикавказцев был “вальдшнеп” — спортивная охота за лесным куликом. Её сезон начинался в марте и октябре502. Среди жителей города было много охотников, о чем говорит успешная торговля с середины 80-х годов ружьями, охотничьими при­надлежностями, дробью, картечью в “Магазине официальных вещей и галантерейных товаров И. М. Ладыженского”503. На Балтинской даче ча­сто устраивалась коллективная охота.

Среди жителей города были и любители верховой езды. Владикав­казское скаковое общество часто устраивало скачки на ипподроме на призы, выставки жеребят и лошадей. Много наездников было среди осе­тин504.

В ноябре 1892 года было основано медицинское общество с целью “способствовать научному совершенствованию врачей, ветеринаров, фар­мацевтов, содействовать улучшению санитарного состояния области”505.

К началу XX века общественно-культурная жизнь Владикавказа за­метно оживилась.

4 марта 1906 года были утверждены “Временные правила об обще­ствах и союзах”, на основании которых Терское областное по делам об открытии, регистрации, воспрещении и закрытии обществ и союзов При­сутствие должно было произвести регистрацию всех обществ. Проце­дура была простой: каждое общество обязывалось представить свой Устав и уплатить взнос. Причиной для отказа в регистрации станови­лось только несоблюдение этих требований.

Правительственное постановление 1906 года значительно активи­зировало общественно-культурную жизнь города, где в течение трех­четырех лет были зарегистрированы самые разнообразные общества, союзы, комитеты, кружки, имевшие культурно-просветительские, спортивные, познавательные цели.

Было учреждено Владикавказское эсперантское общество “Казбек” с целью изучения и распространения вспомогательного международно­го языка “Эсперанто”. Считалось, что это могло облегчить “научные, литературные, торговые и иные сношения между всеми культурными народами”, способствовать взаимному сближению живущих на Кавказе лиц, интересующихся вопросом о вспомогательном международном язы­ке”. Деятельность общества “Казбек” предполагала устройство практи­ческих, литературных и художественных бесед, организацию курсов, издание газет, журналов, книг, брошюр, устройство специальной биб­лиотеки506.

Молодежь города отличалась высокой социальной активностью, участвовала в деятельности многих клубов и обществ, пыталась обра­зовать “Владикавказское студенческое общество” с целью оказания ма­териальной поддержки нуждающимся студентам, проведения дискур­сов по научным и общественным проблемам, организации музыкаль­ных и литературных вечеров, драматических представлений, лекций. Администрация отказала студентам в просьбе, ссылаясь на неправиль­ное оформление Устава507.

Было основано общество любителей французского языка “Alliance Francaise”. Оно имело свою школу, клуб, библиотеку, детский сад по ул. Сергеевской508.

В 1909 году было основано политехническое общество. Его Пред­седателем был военный инженер, подполковник Н. А. Шлейснер. Ак­тивно работали А. И. Духовский-Штейнгерь, директор Девдаракского ледника, известный в городе своими статьями о ледниках, врач И. С. Исакович, магистр формации И. С. Ткешелашвили, присяжный поверен­ный Башир Далгат, управляющий городским банком Д. Батюшков. Об­щество организовывало экскурсии и лекции509.

Повысилась социальная активность национальных общин города. Их представители стали работать в общегородских обществах, о чем говорят списки их членов. Стали открываться и национальные обще­ственные и культурно-просветительские организации.

В сентябре 1906 года было зарегистрировано осетинское издательс­кое общество “Ир”, которое получило право издавать на осетинском и других языках периодику, книги, брошюры, художественные произве­дения, иметь свою типографию, книжный магазин и киоски, проводить культурно-просветительские мероприятия510.

В 1907 году прошло регистрацию благотворительное общество “Химмат”, организованное по инициативе персидского вице-консула с целью “доставления средств к улучшению материального и нравствен­ного состояния бедных персидско-подданных”. Часть доходов оно по­лучало за счет организации литературных чтений, лекций, концертов511. В том же году было основано мусульманское благотворительное обще­ство “Муруват” русско-подданными персами. Оно имело аналогичные цели, а к перечню культурно-массовых мероприятий в своем Уставе до­бавляло маскарады, спектакли, лотерею и народные гулянья512. В 1907 году было внесено в реестр городских “общество Владикавказских мо­локан”, основанное с целью “поднятия культурного, духовно-нравствен­ного уровня и экономического благосостояния”. Оно намеревалось стро­ить школы, библиотеки, читальни, оказывать помощь нуждающимся513.

В 1909 году вместо существовавшего Попечительного Комитета Владикавказского грузинского училища было открыто местное отделе­ние Тифлисского общества распространения грамотности среди грузин, которое действовало по Уставу Тифлисского общества514. В том же году вместо существовавшего “Общества пособия бедным армянам города Владикавказа” было открыто “Владикавказское отделение армянского благотворительного общества на Кавказе”515.

В 1909 году был зарегистрирован Устав “Общества любителей каза­чьей старины”, созданного с целью “разработки казачьей истории вооб­ще, а Терского войска, в частности”. Предполагалось “всестороннее ис­следование казачьего быта, распространение достоверных сведений о казачестве в его прошлом и настоящем”, снаряжение экспедиций и экс­курсий, сбор коллекций, книг, рукописей, издательская деятельность, устройство публичных лекций, бесед и диспутов516.

Городская интеллигенция, в основном, осетинская, старалась про­явить заботу об ингушах. Когда слободка Шалдон, где они приобрели садовые участки, была включена в городское пространство, ингуши нео­жиданно получили статус горожан, но оказались на периферии влади­кавказского культурного процесса. В 1908 году при активной помощи горожан они основали “Общество просвещения ингушского народа” под председательством есаула К. Козлова517. Местная пресса отмечала, что о просвещении ингушей заботились “посторонние лица”, призывавшие оказывать им всяческую поддержку. Осетины Джантемир Шанаев, Ас­ланбек Хутиев, абхазцы Кази и Асултан Маршани ходатайствовали пе­ред администрацией Терской области об образовании “Общества помо­щи бедным студентам-ингушам”518. Видные люди города Владикавказа даже устроили для него несколько благотворительных вечеров. Но в связи с обострением криминогенной ситуации, инспирированным ингушами, эти общества были закрыты519.

Многие этнические группы подготовили проекты Уставов различ­ных обществ, призванных содействовать развитию городской националь­ной культуры. Эти вопросы находились на стадии активного обсужде­ния.

Но 20 января 1910 года вышел циркуляр Министерства Внутренних дел, в котором указывалось, что “с изданием высочайше утвержденных 4 марта 1906 года Временных правил об обществах и союзах среди ино­родческих элементов, населяющих Россию, стало наблюдаться особое движение к культурно-просветительному развитию отдельных народ­ностей на почве пробуждения узкого национально-политического само­сознания и образование для этой цели ряда обществ под самыми разно­образными наименованиями, имеющих целью объединение инородчес­ких элементов на почве их исключительно национальных интересов… Такие общества несомненно ведут к усугублению начал национальной обособленности и розни и потому должны быть признаны угрожающи­ми общественному спокойствию и безопасности”520.

Местному по делам об обществах и союзах Присутствию было пред­писано при обсуждении ходатайств о регистрации каких бы то ни было инородческих обществ независимо от преследуемых ими целей выяс­нять, “… не преследует ли такое общество вышеуказанных задач и в утвердительном случае неукоснительно отказывать в регистрации их уставов на точном основании приведенных указаний Правительствую­щего Сената”521.

В 1910 году владикавказские евреи представили к регистрации об­щество еврейской драмы, литературы и музыки. Устав определял целью этого общества изучение еврейской музыки, литературы, распростране­ние музыкального образования. Предполагалась организация хоровых коллективов, оркестра, трио, квартета, драматических и музыкальных вечеров, лекций по истории музыки, драмы, литературы, сбор еврейс­ких песен и синагогальных мотивов, устройство библиотеки. Еврейско­му обществу было решительно отказано в регистрации. Позднее, в 1915 году директор народных училищ Терской области потребовал, чтобы материальную заботу о Владикавказском русско-еврейском училище взяло на себя попечительство. Но когда евреи подали к регистрации Устав “Попечительства о Владикавказском русско-еврейском училище”, им было отказано522.

В 1911 году в местное по делам об обществах и союзах Присутствие поступило заявление от осетин — С. Такоева, А. Канукова, К. Дигурова и А. Джанаева-Хетагурова — о регистрации Владикавказского осетинс­кого литературно-музыкального драматического кружка, который дол­жен был стать “центром для сближения осетин — литераторов, любите­лей музыки и осетинского драматического искусства”, содействовать развитию осетинской литературы, музыки, драмы. Городские осетины готовы были проводить литературные вечера, музыкально-драматичес — кие собрания, публичные концерты, драматические представления, се­мейные вечера523. Местная администрация, вооруженная циркуляром МВД, отказала обществу в регистрации, определив, что оно “… имеет целью развитие исключительно осетинской национальности”, “направ­лено к обособлению осетинских национальных интересов”, “… послу­жит усугублению национальной розни между осетинами и другим насе­лением”524.

Аналогичной была ситуация с греческим благотворительным обще­ством, которое намеревалось взять на себя заботу о бедных греках-горо — жанах: снабжать нуждающихся приютом, одеждой, пищей, выдавать де­нежные пособия нетрудоспособным, содействовать трудоустройству, рас­пространять грамотность путем открытия школ, библиотек, читален и других просветительных учреждений525. После многочисленных бюрок­ратических придирок к уставу общество так и не было внесено в реестр городских организаций. Очевидно, благотворительность тоже призна­валась угрозой общественному спокойствию, если исходила от “ино­родцев”526.

Городские армяне в феврале 1910 года хотели открыть “Владикав­казское армянское литературно-художественное общество” с целью изу­чать армянскую литературу, музыку, драму и искусство, оказывать со­действие людям, посвятившим себя изучению армянской литературы и искусству. Устав предполагал организацию публичных лекций, лите­ратурных, музыкально-художественных вечеров, драматических спек­таклей, издание популярных произведений и т. п. Отказ был оформлен в соответствии с правительственным постановлением: "… при таком ха­рактере деятельности, направленной к обособлению армянских нацио­нальных интересов, общество несомненно послужит только усугубле­нию национальной розни между армянами и прочим населением в ущерб общественному спокойствию и безопасности”.

В июне 1913 года армяне просили открыть в городе филиал “Кав­казского Армянского издательского общества”, но получили отказ с той же формулировкой527.

Циркуляр МВД предписывал не только запрет на регистрацию но­вых обществ, но и "… тщательно ознакомиться с деятельностью уже существующих инородческих обществ и в подлежащих случаях возбу­дить установленным порядком вопрос об их закрытии”. Владикавказс­кий полицмейстер получил специальное указание от начальника Терс­кой области генерал-майора Степанкова проверить осетинское издатель­ское общество “Ир”. Полицмейстер доносил, что “по собранным не­гласным сведениям” “движения от указанного общества с целью про­буждения узкого национально-политического самосознания не замеча­лось”, что “за отсутствием средств к существованию оно в данное вре­мя приходит в упадок и за последнее время издало лишь несколько бро­шюр с переводными стихотворениями и мелкими рассказами на осе­тинском языке”. Тем не менее местной администрации было рекомен­довано продолжать негласное наблюдение за деятельностью общества, потому что во главе его стояли люди “не вполне безупречные в полити­ческом отношении”, примыкающие к партии социал-демократов. Речь шла о лучших представителях осетинской интеллигенции — Симоне Та — коеве, Алмахсите Канукове, Харитоне Уруймагове, Саукудзе Тхостове, Махарбеке Туганове528.

Гораздо больше пострадала грузинская община, открывшая в 1909 году Владикавказское отделение “Общества распространения грамот­ности среди грузинского населения”. В ходе проверки его работы выяс­нилось, что учителя Владикавказского грузинского училища препода­вали на грузинском языке. Это вовсе не противоречило уставу Тифлис­ского общества, но приговор, вынесенный Терским областным по де­лам об обществах и союзах Присутствием, гласил, что устав не соответ­ствует законам Российской империи, а деятельность общества направ­лена на обособление грузинского населения “в угрозу общественному спокойствию и безопасности”529.

Французское общество в 1910 году всего лишь просило внести из­менения в Устав, дающие ему право оказывать помощь иностранцам, родным языком которых был французский, но тоже получило отказ530.

Более благосклонно областная администрация отнеслась к местным полякам, которые в 1915 году просили образовать при Владикавказском обществе филиал “Петроградского общества всепомоществования бед­ным семействам поляков, участвовавших в войне и пострадавших от военных действий”. Такие филиалы были открыты в Пятигорске, Гроз­ном, Владикавказе, но с условием строжайшего надзора за их деятель­ностью531. В 1916 году польское общество провело несколько музыкаль­ных благотворительных вечеров532.

Национальная политика правительства стала серьезным препятстви­ем в развитии городских общин, но не могла прервать интенсивно раз­вивающийся культурный процесс. Когда “инородческие” общества ока­зались вне закона, формирующаяся национальная интеллигенция стала приобщаться к деятельности общегородских культурно-просветительс — ких учреждений.

Гораздо легче было зарегистрировать общество или комитет, не име­ющие этнической маркировки и не связанные с политической деятель­ностью.

В июле 1910 года был поставлен вопрос об открытии “Комитета Российского общества туристов в городе Владикавказе”. Отделения этого общества (Русского Туринг-Клуба) действовали во многих городах, но учредителям пришлось доказывать, что они чужды всякой политичес­кой деятельности и имели одну цель — развитие туризма на Кавказе. Несмотря на донос о политической неблагонадежности некоторых чле­нов общества, оно после долгих переговоров было открыто. Учредите­лями его были известные в городе люди — владельцы магазинов и оте­лей Дж. Чиячич, П. Морозов, К. Отаров, Д. Шульц, А. Никитин, С. Вар — тазаров, Г. Бурдули, М. Кереселидзе, И. Андреев, фотограф А. Джанаев — Хетагуров, инженер В. Грозмани и другие533.

В октябре 1910 года было основано еще одно “Владикавказское об­щество туристов”, учредителями которого были отставные военные — подполковник Боков, полковник Ленский и другие. Общество предпо­лагало “организацию экскурсий по Кавказскому краю с осмотром и изу­чением местной горной природы, растительных и животных видов, ми­неральных ископаемых, фабрик, заводов, кустарных промыслов, озна­комление с бытом и нравами населяющих Кавказ народностей”, уст­ройство съездов и выставок, публичных лекций, бесед. После много­численных придирок к Уставу общество было официально открыто, но Владикавказский полицмейстер обязывался учредить за ними строгий надзор534.

В мае 1912 года было разрешено открытие во Владикавказе филиа­ла “Русского горного общества”. Его учредителями выступили упомя­нутый выше А. И. Духовской-Штейнгерь, врач Я. Рискин, ветеринар Ен — држеевский, преподаватели Кадетского корпуса Н. Златовратский и К. Проскура, журналист М. Спичкин, топограф П. Цирюльников. Обще­ство обязывалось содействовать массовым экскурсиям учащихся из Рос­сии, а также объединять исследователей гор и любителей горных путе­шествий, изучать горы. По Уставу оно могло проводить научные иссле­дования, экскурсии, чтения, выставки, музеи, съезды535.

При Владикавказском Кадетском корпусе тоже был Горный кружок, цель которого заключалась в том, чтобы “путем экскурсий, чтения ре­фератов, образовательных бесед по вопросам географии, народоведе­ния, фауны, флоры, разных открытий в области природных богатств, будить у кадетов Владикавказского корпуса живое чувство любви к Оте­честву вообще и к Кавказу в частности536.

По инициативе одного из преподавателей местной гимназии в горо­де действовало общество, организовывавшее экскурсии для учащихся. Экскурсиям пытались придать такой характер, чтобы вместе с развлече­ниями дети получали и полезные знания. Проводились экскурсии на Грозненские нефтяные источники, на Кавминводы и т. д537.

В 1914 году во Владикавказе появилось еще одно общество — “Се­мейно-педагогическое собрание”, имевшее следующие цели: объедине­ние учащихся и учивших города Владикавказа и его окрестностей на почве научно-педагогических и художественных интересов, предостав­ление возможности с пользою проводить время лицам, причастным к педагогическому делу и их семействам, оказание членам общества мо­ральной, научной и материальной помощи. Общество намеревалось организовывать лекции, спектакли, литературно-музыкальные вечера, утренники, занятия по гимнастике, экскурсии по стране, открывать дет­ские сады, библиотеки, книжные магазины, педагогические музеи538.

Деятельность всех перечисленных обществ была направлена не толь­ко на реализацию их конкретных целей и задач. Она способствовала развитию культурной жизни города и во многом определяла структуру досуга горожан.

Большую часть денежных средств общественные организации за­рабатывали устройством массовых увеселительных мероприятий — бла­готворительных вечеров, розыгрышей, маскарадов, карнавалов, народ­ных гуляний. К этим же формам массовой культуры прибегали городс­кие национальные общества и комитеты.

Народное гулянье — уникальный культурно-исторический феномен, характерный для крупных российских городов. Центром традиционно­го гулянья был балаган, но в связи с введением строгих цензурных огра­ничений в середине XIX века он постепенно исчезал. Происходила транс­формация народного гулянья, которое превращалось в организованное мероприятие с современными видами художественного творчества и формами массовой культуры. Такой вариант народного гулянья был вос­принят в старовладикавказской культурной среде. Структура этого дей­ства была довольно динамичной, время вносило в нее новые элементы. Уже в начале 1880-х годов гулянья проходили с иллюминацией, воздуш­ными шарами, бенгальскими огнями и фейерверками разных видов (“Фонтан царя Давидова”, “Звезды Кавказа”, “Телеграф”). Именитые пиротехники Шаталович и Николаев принимали заказы на устройство фейерверков. В 1889 году народное гулянье включало лотерею-аллегри и “живые картины” (кинематограф). Например, грузинское общество устраивало в городском саду гулянье с лотереей-аллегри и “живыми картинами” в пользу грузинской школы. Предметами розыгрыша была швейная машина и жеребец539. В летнее время в город на каникулы съез­жалось много молодежи из разных городов России. Они устраивали благотворительные мероприятия, чтобы помочь своим малоимущим то­варищам оплатить обучение, и привозили с собой новые столичные эле­менты массовой культуры540. Местная пресса отмечала: “Гулянье, дос­тавляя удовольствие простому народу, дают и хорошую помощь в делах благотворительности, почему весьма желательно возможно частое их повторение”541.

В 1894 году председатель местного Благотворительного общества, супруга начальника области Ю. А. Каханова устроила гулянье с лотере — ей-аллегри в пользу детского приюта. Дети получили занимательные игрушки по лотерейным билетам. Был приглашен оркестр, песенники Сунженско-Владикавказского полка пели под аккомпанемент “неиз­менного рожка, всегдашнего спутника песен”. Вечер закончился лез­гинкой, пускали ракеты542. Владикавказское Благотворительное обще­ство устраивало костюмированные вечера с танцами, конфетти, серпан­тином, шоколадными фигурами с сюрпризами. Из Петербурга выписы­вались ноты котильонных туров (французских бальных танцев, объеди­няющих вальс, мазурку, польку и др. — З. К.)543.

Общество попечения о сиротах и бедных детях устраивало гулянья с благотворительными базарами с целью оказания помощи дневному убежищу. На продажу выставлялись изящные работы владикавказских дам и детей, живущих в убежище. В 1897 году общество ввело в струк­туру гулянья новый для горожан элемент под названием “почта”. В осо­бых пакетиках заготавливались письма для раздачи желающим за сим­волическую плату. Письма сортировали сообразно содержанию на не­сколько групп, учитывая пол, возраст, общественное положение участ­ников игры. “… Симпатическая цель базара и оригинальная, еще не бывалая во Владикавказе особенность его, привлекали в этот вечер много посетителей”544.

В начале XX века программа народного гулянья включала выступ­ления хоровых коллективов из сада “Фантазия”, малорусской капеллы, клоунады с дрессированными собаками. Позднее в структуру гулянья вошли концертные отделения. Приведем описание народного гулянья, устроенного в 1915 году в пользу семейств запасных и ратников ополче­ния. Начиналось оно с симфонического концерта Терского казачьего войска, затем была разыграна лотерея-аллегри, детская игра “Веревоч­ка” с призами, метание колец на призы. Работал кинематограф, звучала “туземная” музыка, выступал “хор балалаечников”, кабаре. Горожане имели возможность получить “моментальную фотографию”, посмотреть театр ужасов с обозрением ада. Были организованы буфеты с горячими и холодными закусками, продажа цветов в киосках545.

Народные гулянья, устраиваемые национальными общинами, име­ли свою специфику, отражавшую духовную культуру этноса. Они были и своеобразной формой межэтнической коммуникации. Современники отмечали разнообразие национальных костюмов гуляющей публики, устройство национальных танцев, в которых участвовали “туземцы и туземные девицы” в костюмах, исполнение “азиатских” песен под бара­бан и т. п546. Грузинское общество в 1917 году устроило большое гулянье в городском саду в помощь Владикавказскому грузинскому бесплатно­му училищу. Сад был иллюминирован, играли румынский оркестр, ор­кестр Терского казачьего войска, грузинские “сазандари” (как правило, дудук, барабан и гитара), два грузинских хора — карталино-кахетинский и имеретино-рачинский. Национальные танцы и песни исполнялись на призы. Были устроены и такие современные развлечения как фейерверк и воздушные шары пиротехника Николаева547. Осетинские народные гу­лянья, организованные в пользу осетинского издательского общества “Ир” в 1917 году, также сочетали национальные и современные формы культуры: постановка оперетты “Фаризат” на осетинском и русском язы­ках, осетинские танцы, “летучая почта”, конфетти, продажа книг и цве­тов. Или другой вариант: пьеса “Ирэед” (Калым) А. Арисханова на осе­тинском языке, хор балалаечников, танцы европейские и азиатские, при­сутствие гостей из осетинских селений548.

Не только общественные организации, но и отдельные лица, зани­мающиеся благотворительностью, вносили свою лепту в формирова­ние структуры городского досуга. Следует отметить деятельность горо­жанок, свободное времяпрепровождение которых не ограничивалось домашней сферой — рукоделием, частными уроками “парижской” крой­ки и шитья, чтением и т. п. В 1915 году группа “интеллигентных дам” открыла заведение под названием “Чашка чая”, где посетителям за сим­волические цены предлагали чай, кофе, пирожные, горячие блюда. В зале чайной проводились музыкальные вечера, концерты с участием местных любителей. Это начинание получило поддержку городской публики, охотно посещавшей дамский кружок. Действительными чле­нами этого общества были только женщины. Мужчины могли претен­довать лишь на почетное членство и только за особые заслуги. В 1916 году кружок “Чашка чая” обратился в управу с просьбой о сдаче ему в аренду на летний срок места в городском саду для организации такого же заведения. Вырученные средства были использованы для оказания помощи беженцам, бедным и сиротам549.

Часто устраивались французские вечера. Описание одного из них сохранилось в прессе. Программа вечера включала два спектакля, кон­цертное отделение, парижское кабаре, лотерею-аллегри. На русском и французском языках были исполнены пьесы с участием любителей. Из них особо выделялись А. А. Туганов, Л. И. Огиннская, Е. О. Лилина. В программу входила и выставка картин местных художников, которые продавались с благотворительной целью оказания поддержки француз­ской школе550. Знание французского языка было признаком принадлеж­ности к “верхам” общества, показателем хорошего воспитания. Многие владикавказцы брали частные уроки.

Формой деятельности почти всех обществ были лекции, которые читали местные лекторы и приезжие специалисты. Городская интелли­генция охотно участвовала в этих мероприятиях. В 1913 году известный этнограф С. Н. Уваров прочел цикл лекций в Общественном собрании “Искусство и его воспитательное значение”551. Большой успех у горо­жан имели лекции приват-доцента Киевского университета А. Грень о спиритизме “Гипнотизм и психофизика”, “Исторические и социальные судьбы женщины”, “Зороастризм и Ницше”. По просьбе горожан А. Грень прочел и дополнительную лекцию по истории Армении, а также по урологическим заболеваниям”552.

Город посещали многие лекторы, но не все имели успех. Некто гос­подин Мураневич, выступая с докладом о равноправии женщин, пытал­ся убедить слушателей в том, что женщина по физическим и умствен­ным способностям гораздо ниже мужчины и потому способна лишь к воспроизводству и воспитанию детей. Эти суждения вызвали бурю не­годования не только среди присутствующих женщин, но и мужчин. Многие покинули зал, а оставшиеся развернули такую горячую дискус­сию, что пришлось вмешаться полиции553.

Городская интеллигенция проявляла заботу и о бедных детях. Об­щество народных чтений часто устраивало бесплатные лекции и беседы для малоимущих и неимущих детей, ставило пьесы по мотивам сказок А. С. Пушкина и других известных писателей и поэтов, привлекая местных ак- теров-любителей. Особой популярностью у детей пользовалась “Белоснеж­ка”, в постановке которой принимали участие любительский хор и детский балет554. Кинематограф “Патэ” бесплатно демонстрировал картины для де­тей Шалдона, Осетинской слободки, других городских окраин.

Общество по устройству народных чтений пыталось приобщить бедных детей к подвижным играм на воздухе. Для этой цели было выде­лено определенное место на территории будущего народного дома, на набережной Терека. Общество ходатайствовало перед городской упра­вой о приобретении качелей и другого инвентаря. Для детей устраивали гимнастические упражнения с музыкальным сопровождением оркест­ра, а также загородные прогулки.

При владикавказском обществе всепомоществования учащимся ра­ботал комитет по устройству детских танцевальных вечеров.

Анализ документации многочисленных городских обществ показы­вает, что их учредителями и участниками зачастую были одни и те же лица. Немногочисленная городская интеллигенция, несмотря на высо­кую социальную активность, не могла обеспечить их полноценную дея­тельность и даже ставила вопрос об объединении всех организаций в единую общегородскую структуру с расширенной программой.

§ 1. Образование

В гуманитарных исследованиях нередко встречается тезис о высо­кой социальной энергии полиэтничных обществ, их способности к об­щественному и культурному прогрессу. Старовладикавказская интелли­генция рассматривала полиэтничность своего города как залог “умствен­ного и нравственного прогресса” и считала, что в нем были сосредото­чены “… лучшие по уму, образованию и нравственным качествам люди военного и гражданского сословий, а также населения казачьего и горс­кого”432.

Общественно-культурная среда была самой активной зоной межэт­нического взаимодействия. Особую роль в этом процессе играло обра­зование. С возрастанием образовательного уровня расширяется пред­ставление о мире, о своем и других народах. Мышление образованного человека становится менее стереотипным, формируются дружествен­ные установки по отношению к другим этносам, происходит взаимооб­мен достижениями культуры.

История городского образования начинается с сентября 1836 года, когда были открыты уездное и приходское духовные училища. Духо­венство стояло у истоков просвещения. Экзарх Грузии Высокопреосвя­щенный Евгений предписывал протоиерею Шио Двалиеву открыть во Владикавказе училище для детей “осетинских владельцев, старшин и некоторых сирот”. В училище принимали детей и на казенное содержа­ние, если они по окончанию принимали духовный сан. Если родители не давали письменного обязательства о вступлении ребенка в духовное звание, обучение становилось платным. Экзарх Грузии требовал от бла­гочинных привлекать горцев к обучению за “казенный кошт”. Но со вре­менем стало ясно, что письменные обещания родителей не были гаран­тией перехода в духовное звание. Получив образование, горцы уклоня­лись от церкви. Это стало причиной отмены для них казенного содер­жания. Численность учащихся резко сократилась, что вынудило Экзар-

8 Заказ № 1611

ха ввести “казеннокоштные” стипендии для горцев. Но по окончании училища они все-таки старались поступать в кадетские корпуса и дру­гие светские учебные заведения. В 1862 году училище было закрыто433.

В повседневной жизни система светского городского образования создавала условия для интенсивного межэтнического общения. Учеб­ные заведения были этнически неоднородны по составу учащихся и пе­дагогов. Система совместного обучения русских детей с “инородцами” была официально оговорена с Министерством народного просвещения при выработке программы обучения в национальных окраинах страны. Администрация старалась установить дружественные контакты с при­вилегированными сословиями горцев, поэтому прежде всего заботилась об образовании их детей. Для них в 1848 году во Владикавказе была основана Навагинская школа.

Командир отдельного Кавказского корпуса, генерал-адъютант барон Г. В. Розен еще в 1836 году стал ходатайствовать об открытии школ при войсках отдельного Кавказского корпуса, где вместе с кантонистами обу­чались бы дети бедных дворян и других почетных сословий кавказских народов. Но только 1 мая 1*848 года при Навагинском пехотном полку была открыта школа для 50 военных воспитанников. Командир полка барон И. А. Вревский просил объявить об открытии школы по всему Владикавказскому военному округу, чтобы привлечь детей бедных дво­рян и почетных сословий. Для них было предоставлено 30 мест, а для детей русских чиновников — 20 мест. Навагинская школа стала очень популярной. Многие горцы годами ждали очереди, записывались в спис­ки кандидатов. Дети до 17 лет обучались за казенный счет. По оконча­нии школы они поступали на военную или гражданскую службу. С 1848 по 1853 год в Навагинской школе училось 90 человек. В программу вхо­дили русская грамматика, немецкий или французский язык, арифмети­ка, история и география. С уходом Навагинского полка из Владикавказа школа перешла в ведение Тенгинского полка, а в 1861 году была преоб­разована в Горское окружное училище434.

20 октября 1859 года был утвержден “Устав о горских школах”, ко­торые должны были распространять “гражданственность и образова­ние между горцами”, и давать образование детям “служащих на Кавка­зе семейных офицеров и чиновников”435. Во Владикавказе была откры­та первая горская школа для детей русских военно-гражданских чинов­ников и детей из знатных фамилий Военно-осетинского округа. В то время горские школы еще оставались в ведении военного управления и открывались им на базе военных школ. Владикавказская школа была открыта на средства, предназначавшиеся ранее для школы военных вос­питанников Тенгинского полка. В учебную программу входили Закон божий, русский язык, математика, география, история, чистописание, черчение, немецкий, французский, “татарский” и осетинский языки, пение и музыка. Занятия музыкой проводились в качестве поощрения с успевающими учениками. Например, в 1869 году 18 воспитанников за­нимались игрой на скрипке, 6 — на фортепиано, 6 — на флейте, 4 — на кларнете, 4 — на виолончели.

При школе существовал Горский пансион, а при нем — ремесленные мастерские. Воспитанники подготовительного класса по вечерам зани­мались ремеслами — башмачным, портняжным, переплетным, по 2 раза в неделю каждым. Пансионеров обучали также столярному, токарному, резному, слесарному ремеслам, по их желанию и выбору.

Попечителем пансиона был полковник Эглау, инспектором — над­ворный советник Стоянов, надзирателями были духовные лица и педа­гоги — представители разных национальностей. Среди них — русские Руднев, Соколовский, Червинский, грузин Мамацев, осетин Георгий Кантемиров, окончивший Тифлисскую духовную семинарию и другие. В сохранившихся списках учащихся значатся русские, осетины, кумы­ки, кабардинцы, чеченцы, армяне, поляки, татары, грузины и другие436.

Горские школы сыграли большую роль в просвещении, в формиро­вании городской интеллигенции, в развитии межэтнических контактов. Но вскоре правительство отказалось от практики учреждения горских школ. Некоторые исследователи объясняют это явление социальной пе­реориентацией имперской политики в Наместничестве после оконча­ния Кавказской войны, когда российская власть не видела особой необ­ходимости в заигрывании с феодальными верхами, для детей которых в первую очередь предназначались эти школы437.

Горская школа претерпела несколько реорганизаций. В 1870 году она была преобразована в реальную прогимназию. За 2 года существо­вания число учащихся в ней достигло 300 человек и учебное заведение уже не вмещало всех желающих. Терское казачье войско согласилось взять на себя половину расходов по содержанию, при условии преобра­зования прогимназии в полную гимназию. Правительство дало разре­шение на такое преобразование. Вторую половину расходов по содер­жанию гимназии взяла на себя казна.

В 1872 году вышел устав, по которому все реальные гимназии дол­жны были быть преобразованы в реальные училища. Главным источни­ком содержания реальных училищ стали средства, выделяемые госу­дарственным казначейством, пособия городских обществ, деньги, со­биравшиеся от платы за учение. В 1876 году Владикавказская гимназия стала реальным училищем, содержалось оно на городские средства. Гор­ский пансион был преобразован в пансион реального училища.

Обучение было рассчитано на 8 лет, программа состояла из общеоб­разовательных и естественных дисциплин, а также предполагала овла­дение навыками отдельных видов служебной деятельности.

Горожане проявляли большую заботу о женском образовании. Для дочерей “нижних чинов” и горских влиятельных сословий было откры­то Елизаветинское училище.

В 1861 году в городе была открыта благотворительная элементар­ная женская школа, которую в 1867 году преобразовали в женское учи­лище второго разряда и назвали Ольгинской, в честь Великой княгини Ольги Федоровны, жены наместника Кавказа Великого князя Михаила Николаевича. Оно было в 1874 году преобразовано в гимназию, в кото­рой в 1893 году были открыты педагогические классы. Начальницами гимназии были Е. К. Соболева, а в 1900-1916 годах — JI. M. Дударова438.

В честь Великой княгини была названа и другая школа — Осетинс­кая. Следует отметить особую активность осетин в вопросах женского образования. Первые женские школы появились в осетинских селениях в 50-х годах XIX века. Широко известен факт основания во Владикавка­зе в 1862 году первой школы для осетинских девочек священником Аксо Колиевым. В 1866 году она перешла в ведение общества восстановле­ния православного христианства на Кавказе, а в 1916 году стала учи­тельской женской школой439.

В октябре 1865 года горожане ходатайствовали об открытии рус­ской женской школы. В 1869 году появилась частная элементарная шко­ла для девочек, открытая дворянкой Виталией Ломнинской. Позднее в городе были основаны 2-я и 3-я женские гимназии. По инициативе В. Г. Шредере двухклассное женское училище было преобразовано в трех­классную женскую гимназию, при которой был открыт педагогический класс. В 1916 году прогимназия была преобразована в 3-ю женскую гим­назию440. Женское образование развивалось быстрыми темпами: в 1874 году в городских учебных заведениях обучалось 196, а в 1898 году — 469 девочек. Обучение велось по принципу полового разделения.

В 1868 году во Владикавказе было открыто Лорис-Меликовское ре­месленное училище, в котором получали профессиональное образова­ние представители многих этнических групп. Училище готовило кадры для развития городской экономики.

Общество Владикавказских ремесленников в 1875 году открыло для своих детей начальное училище. В нем обучались и осетины. Ремеслен­ное училище сыграло большую роль в адаптации к городскому хозяй­ству этнических групп, которые в своем большинстве были носителями аграрной культуры.

Городское общество проявляло заботу о бедных детях. В мае 1871 года было основано бесплатное Константиновское училище для обуче­ния их грамоте и письму. Оно было учреждено в память о знаменатель­ном событии — проезде через Владикавказ в июле 1870 года Его Импе­раторского Высочества Великого князя Константина Николаевича441.

В 1874 году была создана единая система начального образования. В ведение Кавказского учебного округа перешли школы, действовав-

шие по линии общества восстановления православного христианства. В том же году было основано Николаевское училище, названное в честь Великого князя Николая Михайловича. До 1897 года оно было четырех­классным, затем его преобразовали в шестиклассное. Один из классов стал почтово-телеграфным442.

В сентябре 1875 года из Тифлиса во Владикавказ была переведена военная прогимназия, в которой несколько мест было предоставлено в распоряжение начальника Владикавказского округа и занято осетина­ми.

К 1877 году кроме перечисленных учебных заведений существова­ло еще 3 частные школы, всего же во Владикавказе к этому времени было 1309 учащихся443.

В 1880 году была открыта Владикавказская мужская прогимназия. Вначале это было частное заведение, им заведовал М. Н. Шимановский — преподаватель латыни и географии. В 188S году оно было преобразо­вано в классическую гимназию, а в 1889 году для нее было построено здание на городские средства444.

В том же году одна из начальных приходских одноклассных школ была преобразована в Пушкинское начальное училище, рассчитанное на 120 человек. В постановлении городской думы была отмечена острая потребность школы в Затеречной части города445. В 1889 году во Вла­дикавказе существовало уже 21 учебное заведение, в том числе 3 сред­них, тогда как на все остальные города Терской области приходилось всего 19 учебных заведений. Но город продолжал расти и по-прежнему нуждался в новых школах. В 1901 году был открыт Кадетский корпус. Для детей казачества были основаны 2 учебных заведения — войсковое реальное училище и войсковая женская гимназия.

В 1891 году в городе были открыты две (мужская и женская) вос­кресные школы с программой городских училищ. Обучение в них было бесплатным. Желающих учиться оказалось так много, что Терское об­ластное управление 12 июля 1895 года приняло решение об открытии вечерних классов для взрослых и воскресных — для детей при всех сель­ских и городских училищах. Одновременно был рассмотрен вопрос об организации библиотек для учащихся446. Воскресно-праздничные шко­лы были открыты при 6 училищах. При Владикавказском женском трех­классном училище воскресная школа приняла 261 человека, при Нико­лаевском — 30 человек447.

К концу XIX — началу XX века относится резкий рост численности школьных заведений. В 1897 году в городе было 32 мужских и 12 женс­ких начальных и средних учебных заведений.

В городской системе образования прослеживается социальный прин­цип. Ремесленные и реальные училища были уделом основной массы “инородцев” и городских простолюдин, а в гимназиях и прогимназиях Кавказского учебного округа учились, как правило, дети “достаточных” горожан.

Отношение к образованию у горожан различных национальностей было неодинаковым. Чрезвычайно высокую активность в этом вопросе проявляли осетины. Интерес их к светскому образованию обнаружился еще в 30-х годах XIX века. Многие воспитанники Владикавказского духовного училища продолжали образование в военных или гражданс­ких учебных заведениях. В 80-90-х годах XIX века стремление к школь­ному образованию стало в Осетии “важным политическим полем… в борьбе против колониального режима”, “глубоко национальным дви­жением”, в котором участвовали все слои осетинского общества448. Оно выражалось в активном строительстве школ и распространении грамот­ности. Даже официальная газета “Терские ведомости” в юбилейном очерке, посвященном 50-летию Владикавказа, признавала, что осетинс­кий народ “в стремлении к образованию опередил русское население”449. В 1889 году только в средних учебных заведениях города и ремеслен­ном училище обучалось 106 осетин, а в 1898 году — 164 осетина. Особое предпочтение отдавали реальному училищу и военной прогимназии450.

Распространение светского образования сказалось и на гендерных отношениях. В традиционном осетинском обществе женщина всегда за­нимала достойное место. Она отстояла его и в городской среде. Широко известны имена осетинских учительниц — Е. Такоевой, С. и О. Абаевых,

Е. Дзугаевой, М. Каировой, Е. Амбаловой, Т. Дзахсоровой, А. Туаевой, О. Бицоевой, А. Гардановой, О. Газдановой, Н. Газдановой, А. Дзахо — вой, В. Караевой, С. Тхостовой и других. Они занимались не только школьным образованием, но и проявляли высокую социальную актив­ность и в других сферах культурной жизни.

Анализ некоторых сохранившихся списков учеников городских учеб­ных заведений, мужских и женских, позволяет утверждать, что основ­ная их масса была представлена прежде всего русскими, затем осетина­ми, а численность представителей других этнических групп была го­раздо скромнее. Очевидно, в ментальных установках этой части горо­жан получение образования не было столь значимым явлением.

Но в процесс развития общественно-культурной среды, в том числе и в становление системы образования, были вовлечены все без исклю­чения этнические группы. Об этом свидетельствует наличие у каждой из них своей школы или училища, в основном духовных. Немцы осно­вали евангелическо-лютеранское училище, поляки и литовцы — римско- католическое, греки и армяне — церковно-приходские, персы — магоме­танское новометодное училище “Навруз”, у евреев была школа при си­нагоге, у татар и кумыков при суннитской мечети.

Но в городе были основаны и светские национальные школы. Пра­вительство считало их крайне нежелательными для своих политичес­ких целей, опасаясь, что их существование “может устранить для ино­родцев необходимость прохождения русской школы, которая только одна и может содействовать русскому культурному воздействию на них”451. Согласно правительственному положению “О туземных школах” 1881 года, они строились и содержались на средства попечителей, без госу­дарственной поддержки. В роли попечителей часто выступали церкви, консолидирующие городские национальные общины.

В ноябре 1888 года состоялось торжественное открытие грузинской школы. Она была основана по инициативе Михаила Кипиани, ставшего горожанином Владикавказа в 1871 году. Он заручился поддержкой Тиф­лиса, выразившейся в небольшой денежной сумме (200 рублей) и учеб­ной литературе. Первое время школа располагалась в арендованном доме инженера Уптона. Грузинское общество очень сочувственно относилось к идее открытия своей школы, помогало решать проблемы. А их было немало: нехватка денег, учебных пособий, преподавателей. Не было свя­щенника, который бы преподавал Закон Божий на грузинском языке. Чинила препятствия и местная администрация, требовавшая, чтобы чис­ленность учащихся была не меньше 60 человек. В арендованном же зда­нии помещалось только 40. Тифлисское общество знаний прислало учи­теля Ивана Беделадзе. Управляющим стал учитель гимназии Тите Ка — хидзе. Попечительский комитет часто устраивал благотворительные акции, в основном, народные гулянья, сборы от которых поступали на счет школы. Активное участие в судьбе школы принимали благотвори­тели, местные предприниматели. Владелец кирпичного завода Сарад — жев (Сараджешвили) ежегодно выделял на нужды школы 100 рублей, оказывал материальную поддержку и во время различных школьных мероприятий, открыл воскресную школу на территории своего завода. У грузинского училища было много друзей. Пресса зафиксировала мас­су фактов бескорыстной помощи ученикам. Она поступала не только от богатых горожан. Сам М. Кипиани водил учащихся на экскурсии в зоо­парк на свои деньги.

В 90-х годах XIX века национальные школы стали объектом напа­док со стороны начальства Терской области. Каханов вводил в школах полицейские порядки, пытался закрыть осетинскую женскую школу. В грузинском училище была проведена ревизия и вынесено решение о том, что дети достаточно овладели русским языком и преподавание должно проводиться не на грузинском, а на русском языке. М. Кипиани, поддер­жанный городской интеллигенцией, отстоял право грузинской общины на свою школу. Со временем было построено школьное здание с боль­шим актовым залом, где проводились не только грузинские, но и осе­тинские, еврейские и другие культурно-просветительские мероприятия. В 1895 году открылась воскресная школа на 42 ученика. Для девочек были основаны двухгодичные курсы кройки и шитья. При школе дей­ствовало немало кружков — танцевальных, песенных. Для городских грузин она была не только образовательным учреждением, но и нацио­нально-культурным центром. В праздничные дни грузины надевали на­циональную одежду и шли в школу, в зале которой устраивались кон­церты, спектакли, гулянья452. В 1909 году в грузинской школе обучалось 250 мальчиков453. В том же году Попечительский комитет был преобра­зован во Владикавказское общество распространения грамотности сре­ди грузин, которое с 1910 года вместе с остальными национально-куль — турными обществами попало под жесткий контроль администрации. По­страдала и школа. Правительство вновь настаивало на том, что препо­давание на “туземном” языке противоречило законам Российской импе­рии454. К 1914 году сократилась численность учеников, ухудшилось ка­чество их подготовки, что привело к увольнению педагогического со­става и назначению нового.

Аналогичные проблемы переживали и другие национальные шко­лы. В 1894 году стараниями греческой общины было основано одно­классное училище. Дети изучали правописание, арифметику, чтение, музыку, Закон Божий и греческий язык. Одним из основателей и пер­вым заведующим был преподаватель греческого языка Грамматипуло. Училище существовало на пожертвования греческой общины. В 1912 году директор народных училищ Терской области Беляев, известный своими реакционными взглядами, пытался исключить из программы училища греческий язык. Но греческая интеллигенция проявила упор­ство в борьбе за родной язык. Его стал преподавать священник Аристид Какулиди455.

Армянская община тоже имела проблемы с национальной школой. При церкви было два церковно-приходских училища — мужское и женс­кое. Затем было основано одноклассное мужское училище. В результате неоднократных запретов и реорганизаций было образовано начальное училище под руководством Д. Нониянца. Попечителем была церковь, которая имела большие полномочия. Например, в 1914 году когда меж­ду преподавателями произошел конфликт, попечительский совет, по сво­ему усмотрению уволил весь педагогический состав и пригласил новых учителей. При этом совет не счел нужным посоветоваться с родителями учеников. Но, очевидно, попечители имели не только большие права, но и хорошо справлялись с обязанностями — в 1915 году было построе­но новое школьное здание и приобретена библиотека.

Не все городские общины проявляли интерес к национальным шко­лам. Например, персидское новометодное училище “Навруз”, открытое для местных персов, было единственным на всем Северном Кавказе. Кроме основ шиитского вероисповедания оно давало и знания по свет­ским предметам — географии, арифметики. Но местная пресса отмечала в течение нескольких лет отсутствие интереса к училищу со стороны персов, небольшое число учащихся.

Отношение национальных общин к своим школам не было безого­ворочно благосклонным: разные социальные слои воспринимали их по — своему. Определенная часть интеллигенции — осетинской, армянской, грузинской и другой не отдавала своих детей в национальные школы. Это явление хорошо определил в интервью газете “Терская жизнь” Д. Нониянц: “Большинство образованных армян не знает ни армянской жизни, ни литературы, а детей своих они не отдают в армянскую школу. Набитая же золотом мошна, буржуазность и положение в обществе еще не дают права именоваться интеллигентами. Ведь вся заслуга нашей “интеллигенции” только и заключается в том, что они везде и всюду трясут свои карманы и хвастаются тем, что содержат школу. А духов­ные стороны колонии их не интересуют… Это не интеллигенция, а бур­жуазия”456.

Аналогичные процессы происходили и в среде грузинской интелли­генции. “За последний год общественная жизнь владикавказских гру­зин начала прихрамывать, а объясняется это главным образом отсут­ствием интеллигентных сил, которые бы были проникнуты национальны­ми идеями”, — сетовал представитель грузинской общины. Прежде “весь центр тяжести интеллектуально-общественных работ… выносили на своих плечах педагоги грузинского школы… За последнее же время дела грузинского общества значительно изменились и изменились в худшую сторону”457. Речь шла о сокращении численности учащихся в школе, об ослаблении интереса к ее проблемам.

Оторванность от национальных интересов ставилась в упрек и час­ти осетинской интеллигенции. Корреспондент “Терской жизни” отме­чал: “Не требует доказательств, что осетины в смысле культурного раз­вития опередили своих соседей — горские племена Северного Кавказа. Осетины из более культурных стран приносят на родную почву лучшее из сокровищ человеческой жизни — знание. Но знания они приносят не для родины, а для самих себя. Для осетинского народа чрезвычайно важ­но слово “интеллигент”. И действительно, интеллигентов у осетин мно­го, но едва ли у осетин мы найдем интеллигенцию… Может показаться странным, как могут передать свои знания другим те, которые сами не знают осетинского языка. Как могут обогатить знаниями осетинский народ люди, которые всю свою жизнь провели вне Осетии — в русской (а, может быть, в немецкой или французской школе), и позабыли род­ной язык?!”458

Приведенный материал характеризует определенное состояние в процессе формирования национальной интеллигенции, когда одна ее часть придерживалась “почвы” — традиционной культуры, а другая стре­милась к “цивилизации” — европейской культуре. Именно это стремле­ние приводило к отказу от национальной школы, от обучения детей на родном языке, к ослаблению интереса к жизни национальной общины. При этом городская интеллигенция дискутировала проблему сочетания европейских форм культуры с этнической самобытностью и призывала к достижению разумного баланса.

Развитие капитализма, расширение местного рынка и торгово-эко- номических контактов с другими областями России, втягивание в об­щероссийский рынок активно влияли на материальную культуру. Соот­ношение принесенных в город традиций с процессами европеизации и урбанизации определяло динамику развития этнических структур по­вседневности — городских домов, одежды, пищи и других.

Городские дома. Имеющиеся источники не сохранили информацию ни о деталях конструкции домов, ни об их планировке. Поэтому мы можем определять типологию городского жилища только одним пока­зателем — строительным материалом. Во Владикавказской крепости пер­вым типом жилища был деревянный дом, “строения из бревен, огоро­женные дворами”. Их описал Штедер в 1781 году290. Несколько позднее Г. Ю. Клапрот указывал, что жители селения Саурова все живут в дере­вянных домах291. Из рапорта шефа Владикавказского гарнизонного пол­ка генерал-майора Ивелича Главнокомандующему войсками Кавказс­кой линии фельдмаршалу И. В. Гудовичу явствует, что в крепости был только один деревянный дом коменданта, а офицеры жили в землянках, отчего часто болели. Это обстоятельство вынудило коменданта постро­ить полковой лазарет для больных. Офицеры не могли сами строить дома, не делали этого и торгующие в крепости купцы, устанавливавшие толь­ко торговые лавки, чтобы избежать “постоя” военных. Генерал-майор Ивелич начал обустраивать крепость, выкупал дома выбывших офице­ров, не угрожал постоем торгующим купцам. В 1808 году в крепости были следующие постройки: 2-х этажный дом на каменном фундамен­те, покрытый черепицей, для проезжающих господ генералитетов и по­чтового двора, солдатская казарма, караульная кордегардия, кухня к ко­мендантскому дому для унтер-офицеров, полковая канцелярия, дом для лекаря и аптеки, мастерская изба на 20 ремесленников, полковой цейх­гауз, кордегардия при воротах укрепления, кухня для временного поле­вого госпиталя, 21 жилой дом292. По источникам конца 1820-х годов внут­ри крепости были каменные казармы, церковь, “много других деревян­ных казенных зданий”, вне крепости — форштадт из 25-30 домиков офи­церов и 2 нижних чинов женатой роты”293. По наблюдению современ­ников, строения во Владикавказе были “довольно красивой наружнос­ти”, но “в общем устройстве” походили на малороссийские мазанки, часто окруженные садами294.

В 1880-х годах распространенным типом жилища был турлучный дом, с соломенной или лубковой крышей. Такие дома строили осетины, а также “женатые нижние чины”. Турлучные постройки часто белили известью. Расположение домов было хаотичным. Вот как выглядела лучшая в городе улица (Дворянская): “…небольшие турлучные домики, крытые соломой и лубком, стояли в таком положении, как будто им ско­мандовано было “вольно, ребята”, они выходили и лицом, и спиной, и боком на улицу; одни из них выглядывали из-за плетня, другие из-за частокола, третьи из-за досчатого забора; ни одна хата не выставлялась открыто в линию улицы, напротив, большая их часть пряталась вглубь двора”295.

В 1837 году крепость Владикавказ была перенесена на правый бе­рег Терека. Кроме цитадели там расположились старый и новый форд — штаты, штаб-квартиры военных команд, а на левом берегу Терека рас­полагалась станица Владикавказского казачьего полка, штаб-квартира Тенгинского пехотного полка, поселения военных команд. С расшире­нием пределов предместий крепости, с ростом ее населения стала раз­виваться торговля, поселялось “множество торгующего и промышлен­ного люда”, строившего дома красивой архитектуры296. В 1859 году в крепости насчитывалось 558 деревянных и каменных домов, а в 1867 году стало 900 домов и 125 лавок, расположенных на 25 улицах297.

Преобразование крепости в город, быстрый рост населения, фаб­рично-заводской промышленности привели к интенсивному строитель­ству. Лубок, саман и дерево уступали место черепице, железу, кирпичу. Александровский проспект стал застраиваться двухэтажными кирпич­ными и каменными домами. В1869 году корреспонденты местной прес­сы отмечали крупные изменения во внешнем виде города: "… где преж­де были одни часто лубком и соломой крытые лачуги или оставались совершенно незастроенные участки, теперь красуются весьма ценные и видные здания”298. В городе широко развернулось строительство кир­пичных домов. Наметилась тенденция к приспособлению части жилого дома под магазин или торговую лавку. Это объяснялось стремлением многих горожан заниматься мелкой торговлей.

К январю 1876 года местная администрация обещала отпраздновать окончательное преобладание в городе железа и черепицы299. Реально к этому времени во Владикавказе было 460 каменных и кирпичных до­мов (27% всех строений), 1978 деревянных, только 6 турлучных, и ни одного саманного дома300. Уменьшилось число домов, крытых соломой.

Первыми монументальными зданиями были Осетинская церковь (1815 год), комплекс строений военного госпиталя, располагавшихся в районе улиц Титова-Чкалова-Зортова-Камалова (середина XIX века), дворец Начальника Терской области по улице Церетели (1865 год), Оль- гинская женская гимназия (около 1875 года) — одно из крупнейших зда­ний города по улице Маркуса, с куполом-навершием, большим актовым залом и домовой церковью, в котором позднее разместился Горский институт народного образования. В 1876 году было построено здание духовного училища (улица Бутырина), пивоваренный завод братьев Прохаско по улице Пашковского и др.

К 1885 году в городе было уже 894 каменных и 1713 деревянных домов301. Появились здания с круглыми колоннами, балконами, среди них дом для призрения престарелых и увечных по улице Кирова. К кон­цу XIX века было построено крупное двухэтажное здание Кадетского корпуса по проекту военного архитектора Томашевского (проспект Ко­ста), здания женской прогимназии по улице Карла Маркса, епархиаль­ного женского училища по улице Церетели, здание Госбанка по проекту архитектора П. П. Шмидта по улице Куйбышева, здание грузинского учи­лища по улице Церетели, персидское консульство по улице М. Горького, Николаевское училище по Темирязевскому переулку, особняк Татузова по улице Г. Баева, где размещался филиал Азова-Донского коммерчес­кого банка. Одним из красивейших зданий на всем Северном Кавказе считался дворец барона Штейнгеля, построенный в 1892 году на углу улиц Ленина и Церетели. Для его строительства были приглашены ар­хитектор и художники из Италии. Роскошный по своей архитектуре дво­рец барона привлекал внимание современников, отмечавших, что “та­кое здание-дворец можно встретить в Царском селе или Петергофе”302.

К этому времени в городе уже были построены здания гостиниц “Бри­столь” (улица Ленина), “Гранд-Отель”, “Европа”, “Империал”, “Нью — Йорк”, “Париж”, здание Русского драматического театра и др.

В начале XX века во Владикавказе строились новые общественные здания и особняки состоятельных горожан. По проекту архитектора П. П. Шмидта в 1902 году было построено здание “Общества взаимного кре­дита” на Александровском проспекте. По проекту архитектора Е. И. Дес — кубеса в начале XX века был построен двухэтажный торговый дом Ки- ракозова-Оганова. По улице Вахтангова в 1903 году были построены Пушкинская школа, торговый дом К. К. Канаплиной. К этому же време­ни относится появление особняка К. Хуцистова по улице Ростовской. Это был один из немногих осетин, занимающихся подрядными работа­ми. Другой осетин В. П. Дзахов был подрядчиком в строительстве Горс — ко-Пушкинского общежития по улице Церетели. В городе появились красивые здания художественного музея им. М. С. Туганова по Алексан­дровскому проспекту (архитектор И. В. Рябикин), двухэтажное “зеркаль­ное” здание торгового дома Киракозова-Оганова (архитектор П. П. Шмидт), Русско-азиатского банка по улице Миллера (архитектор В. В. Грозмани). Интересными в архитектурном отношении были особняк адвоката Б. Р. Беме по Павловскому переулку (архитектор П. П. Шмидт), особняк А. В. Замкового по улице Черноглаза (архитектор В. В. Грозма­ни), особняк Г. В. Баева, построенный по его собственному проекту при консультации В. В. Грозмани и при участии греческих мастеров по ули­це Ленина, особняк Б. К. Далгата по улице Горького (архитектор Е. И. Дескубес), особняк Штейнгеля в городском парке, особняк Ястремско — го по улице Миллера (архитектор И. В. Рябикин), особняк самого архи­тектора Шмидта по улице Горького и др303.

Кирпичные и каменные дома стали многокомнатными, появились лестничные клетки, веранды, коридоры. В воспоминаниях путешествен­ников в середине 1880-х годов зафиксированы дома с верандами, окра­шенные в белый цвет.. Зажиточная часть горожан выделяла в структуре своего дома “покои”, столовые и детские комнаты, кабинеты, хозяйствен — но-гигиенические помещения. Вот как выглядел городской дом, выс­тавленный на продажу в 1889 году: “отделан внутри масляными краска­ми, имеет теплый ватерклозет, электрические звонки и следующие служ­бы: баня с ванной и летними купальнями, кладовые, конюшня, карет­ный сарай, общий водопровод”304.

Значительное увеличение численности городского населения при­водило к стихийному строительству. Городские власти не успевали кон­тролировать самовольное строительство. Городская Дума издавала спе­циальные “постановления по строительной части”, где напоминала, что на основании 114 статьи Городового Положения 1870 года утверждение планов и фасадов частных зданий, выдача разрешений на перестройки и наблюдение за правильным исполнением построек принадлежала го­родской управе, которая руководствовалась правилами Строительного Устава. Городские здания должны были строиться только по Высочаи-

6 Заказ № 1611 81 ше утвержденному плану305. Ветхие и некрасивые постройки или сно­сились, или приводились в благообразный вид, в санитарном и архитек­турном отношении. Желающих получить статус горожанина городские власти обязывали иметь дома “правильной архитектуры”.

Затеречная часть города долгое время не обустраивалась, жилья ка­тастрофически не хватало. Поэтому местные власти, исходя из опыта других российских городов, призывали состоятельных горожан, стро­ивших дома, приспосабливать часть их не под торговые лавки, а под квартиры для семейных и холостых. Развитие городских усадеб шло по линии уменьшения числа надворных построек и увеличения площади жилых. Это объяснялось ростом нужды в жилище и развитием практи­ки найма жилых помещений.

Стали строиться “доходные дома”, специально для сдачи в наем. Они были двух типов. К первому относились доходные дома с многокомнат­ными квартирами и максимумом возможных удобств. Они были рас­считаны на состоятельных квартиросъемщиков. Ко второму типу отно­сились дома с двух-, трехкомнатными квартирами с минимальными удоб­ствами, с дворами — “колодцами”, в которых периферия была застроена домами, и незначительная площадь оставлялась для прохода и проезда. Иногда несколько дворов — “колодцев” примыкали друг к другу, а выход вел на другую улицу. Было немало квартир, располагавшихся в полу­подвалах306.

В 1890 году был построен доходный дом Проханова (улица Лени­на), в 1895 году — доходный дом Д. В. Носкова — единственное в городе здание, украшенное атлантами (угол улиц Маяковского и Революции). Известен доходный дом Воробьева, рассчитанный на состоятельных квартиросъемщиков. Это трехэтажное здание было построено в начале XX века в стиле “модерн”. Его отличали такие украшения как металли­ческие вензеля, лепные вставки, балконные ограждения. Цоколь здания был выполнен из естественного, хорошо обработанного камня, стены возведены из кирпича. Дом был рассчитан всего на 6 семей. Для состо­ятельных квартиросъемщиков под комфортабельные квартиры был от­веден 2-й этаж “Персидского дома”, здание которого было построено в 1909 году по проекту архитектора В. В. Грозмани (улица Куйбышева). В 1912 году был построен доходный дом Духиева по проекту архитектора ЕИ. Дескубес (улица Тамаева)307.

Роль доходных выполняли и старые дома, в которых выгоражива­лись “квартиры” — ячейки из нескольких комнат. Городская беднота сни­мала “углы” и “койки”, отгороженные мебелью или легкими перегород­ками. Для этой цели использовались и коридоры.

Представители этнических групп, поселяясь в городе, приносили с собой отдельные технические приемы, конструкции, свойственные тра­диционному жилищу в местах прежнего обитания. Но попытки их при­менения корректировались реальными условиями городского жизнеус­тройства.

Большие проблемы с жильем испытывали армянские беженцы. При­надлежавшие армянскому обществу дома на Краснорядской и Вревской улицах беспокоили своим ветхим состоянием городскую управу, кото­рая обращалась с этим вопросом к полицмейстеру города308. Состоятель­ные греки строили себе дома-особняки, люди более скромного достатка брали жилье в аренду, снимали квартиры и даже жили в казармах. Осе — тины-сельчане вынуждены были самовольно возводить сакли, пристрой­ки к городской стене на Осетинской слободке.

Этническая специфика прослеживается в интерьере городских до­мов.

Состоятельный грузин старался приобрести дом с балконом, лест­ницами, украшенными деревянными фигурами. В интерьере особое место занимал стул — кресло для старшего, главы семейства “савардзе- ли”. Длительное время бытовал стол на трех ножках “супра”, за кото­рым принимали гостей. Из традиционной мебели городские грузины долго сохраняли длинные скамьи со спинками, кровати со спинками, сундуки для хранения одежды “сата-лавре”, сундуки для хранения муки и зерна “кидобани”. Мебель была богато орнаментирована. Заметным элементом внутреннего убранства был камин.

Греки предпочитали высокие потолки, ажурные перила, балконы. Одна из комнат именовалась залом и была предназначена для приема гостей. Из традиционных элементов интерьера городские греки сохра­няли “красный угол” — стол, покрытый красной скатертью, на котором расставляли иконы и свечи. Новый дом обязательно освящал священ­ник. Жилое помещение зачастую отапливали жаровней с углями.

В традиционном интерьере русских центральное место занимала печь, а по диагонали от нее, в переднем углу находилось ритуальное место для икон. Во многих русских домах долго сохранялась неподвиж­ная мебель — лавки. Интерьер городского жилища поляков отличался расположением места для икон. Их развешивали вдоль всей торцовой стены, к улице. Поляки и украинцы украшали стены своих домов деко­ративными полотенцами с вышивкой, орнаментом.

Жилой дом немцев не имел особой этнической специфики. Он от­личался отсутствием икон. Самым престижным элементом внутренне­го убранства был шкаф с хорошей посудой, которой пользовались толь­ко при приеме гостей. Деревянную мебель (кровати, скамьи, сундуки) принято было окрашивать в яркие цвета. Комнаты украшали кружевны­ми занавесками, картинами, куклами в национальной одежде, свечами, которые немцы сами отливали из сала.

Армяне сохраняли традицию выделять одну из комнат в качестве главной — “ацатун”. В ней располагалась традиционная печь “тандыр”, установленная, как правило, на небольшой возвышенности, отделенной ступенями. Это место было центром общения всей семьи, служило для приема гостей. Зачастую здесь же располагались постельные принад­лежности домашнего производства — матрацы, одеяла из шерсти, пухо­вые подушки. Армянский дом отличался наличием ковров. Из традици­онных элементов интерьера долго сохранялись сундуки для хранения одежды, иногда кованные.

Жилище татар, персов отличалось обилием ковров на стенах и по­лах. Небольшие по размерам ковры были предназначены для соверше­ния молитвы — намаза. Мусульмане долго сохраняли в быту различные кувшины, необходимые для предмолитвенного ритуального омовения. Они не разводили в домах цветы и не держали в них домашних живот­ных.

Осетины сохраняли функциональное назначение отдельных поме­щений — “хадзар”, как место для приема гостей и внутрисемейного об­щения, “уат” для размещения брачных пар, различные хозяйственные постройки. Во внутреннем убранстве городского дома сохранялись тра­диционные элементы мебели — длинные скамьи со спинками, постель­ные принадлежности домашнего производства, кухонная утварь309.

Бытовая культура горожан подвергалась мощному воздействию рын­ка. Этнические традиции вытеснялись новационными элементами, в корне менявшими интерьер городского дома. Состоятельные владикав­казцы могли приобрести в магазине Гейтена газовые печи из Берлина. Фирма “Гулье-Блоншард” предлагала печи “Юнкер и РУ” с беспрерыв­ным огнем, оконцами из слюды и циркулированием тепла, вентиляци­онные печи с предохранительным кожухом, обшивкой из рефленного железа, чугунным корпусом310. Английский магазин “Вулкан” реализо­вывал печи, ванны, холодильники, трубы, клозеты311. Магазин А. Ф. Крей — чи уже в 1880-х годах предлагал ватерклозеты Биде, умывальники, а в магазине С. Копфшталя можно было оформить заказ на устройство элек­трических звонков, телефонов, водопроводов, ванн с согревательным аппаратом, железных кухонных печей и каминов фирмы Луи Гезелиу- са312. В 1880-х годах получили распространение спиртовые лампы с двой­ным горением, термометры для стен и окон, а позднее — бензино-ка — лильные лампы “Фея”313.

В 1870-1880-х годах в городе можно было приобрести разнообраз­ную мебель. Мебельная фабрика Маевского изготавливала гостиные, бу­дуарные, столовые и кабинетные наборы мебели, а также продавала в своих магазинах привезенную мебель314. Мебельный магазин А. Ф. Крей- чи торговал венской мебелью: гардеробными и буфетными шкафами, комодами, обеденными и письменными столами, стульями и креслами315. В магазине И. М. Ладыженского предлагали железные кровати, прово­лочные матрацы, тюфяки, бархатные матрацы, ковры, половики316. Боль­шой выбор готовой мебели был в мебельном магазине К. Теплова317. Были популярны английские железные кровати, в том числе складные, которы­ми торговал магазин Гейтена. Горожане могли оформить заказ на метал­лическую и гнутую мебель венской фабрики братьев Тонет и Кон, кото­рая изготавливала ее как по своим, так и по эскизам заказчиков318.

Мебельно-паркетная фабрика А. Ф. Крейчи в начале 80-х годов реа­лизовывала паркет разных пород дерева, изготавливала комнатные и па­радные двери, оконные рамы, переплеты, панели, плинтуса319. В те же годы местные магазины предлагали горожанам широкий выбор обоев: финские можно было приобрести в магазине господина Белло, отече­ственными торговали в лавке Д. Л. Новикова, в магазине З. П. Карыпи — на320. Малярная и живописная мастерская Яна Карловича Креслина про­изводила роспись потолков и стен в разных стилях321.

Традиционные постельные принадлежности вытеснялись новыми товарами: ярославским полотном для белья, простынь, полотенец, тка­невыми покрывалами, мебельными тканями. Фабрика непромокаемой одежды торгового дома Фельнштейн и Розенберг города Двинска раз­вернула компанию “Долой пух и перья” и предлагала надувающиеся подушки из английского сатина и шелка322. Городские магазины предла­гали зеркала, картины, багеты, витражи для окон, изящные японские вещи, бумажные фонари, золотые, серебряные, бронзовые и мрамор­ные изделия для кабинетов, подсвечники, настольные и настенные лам­пы. Торговая фирма “Коджоянц” изготавливала монограммы и портре­ты на золоте и серебре323.

Традиционная кухонная утварь конкурировала с эмалированной, фаянсовой, хрустальной, серебряной. Берндорфский металлический за­вод Артура Круппа в Москве поставлял в город кухонную утварь, по­крытую густым слоем чистого серебра, никелированную посуду324. По­лучили распространение ножи, вилки и ложки из мельхиора Фраже, мя­сорубки и др325. В магазине Гейтена продавали вазы из фарфора и майо­лики, чайные сервизы326. Московское стеклопромышленное общество реализовывало во Владикавказе изделия из зеркального стекла327. Были мастерские по изготовлению балконных решеток и ворот, замков, чу­гунных и винтовых лестниц328.

Городской рынок способствовал развитию гигиены жилого дома. Агентство “Экссикатор” предлагало средство против сырости в домах, предохранявшее дерево от гниения и грибков. Появились быстровысы- хающие масляные краски, разные сорта олифы, разнообразные “кра­сильные” принадлежности. Фирма “Келер и К” предлагала порошки для мытья деревянных полов, лестниц, окон, санокрезоль — жидкость для дезинфекции от клопов и тараканов, “долматскую ромашку” — порошок от насекомых. Аналогичным товаром торговали провизоры московских фирм329. “Келер и К” предлагала масло, глянц-крахмал, синьку и поро­

шок для чистки медных и деревянных предметов, средства для отбели­вания постельного белья и т. п.330

В интерьер городского дома входили пальмы, фикусы, лимонные деревья и другие цветы331. Востребованность новационных элементов в повседневной культуре горожан определялась уже не этнической, а со­циальной принадлежностью.

Одежда. Как структура повседневности одежда является зримым отражением происходивших в городе этнокультурных процессов. Эт­ническое многообразие городской одежды отмечали многие путеше­ственники и бытоописатели. “Здесь встречаются представители “пле­мен”, населяющих Терскую область и весь Северный Кавказ в своих национальных костюмах… Особенно почетное место занимает среди туземных нарядов черкеска, украшенная тонкой работы серебряными газырями и бешмет, бараньего меха шапка, а у пояса — кинжал, отделан­ный серебром, эмалированным затейливо-своеобразными узорами”,- это впечатление путешественника зафиксировано в газете “Терские ведо­мости”332. Побывавший во Владикавказе М. Владыкин удивлялся этни­ческой пестроте одежды горожан: “… по бульвару идут дамы и мужчи­ны, одетые по европейски, солдаты, офицеры в военной форме”. Далее перечисляются персы, татары, грузины, армяне в национальных костю­мах. М. Владыкин приходит к заключению, что “в смеси одежды преоб­ладают военные и горские костюмы”. Он описал и кавказский вариант мусульманского мужского одеяния: “как сейчас помню одного хаджи, в папахе, обвитой белой кисией, на подобие чалмы, и в красной чухе”333. Мужчины-персы и азербайджанцы носили архалук, подпоясанный ку­шаком, шальвары, бурки, низкие войлочные шапки, остроконечные па­пахи из черной или рыжеватой овчины. Перса можно было отличить еще по одной характерной детали: его борода была окрашена хной в огненно-рыжий цвет. Во многих источниках зафиксированы “персияне с крашенными красными бородами”334. В женском костюме сохранялась широкая присборенная длинная юбка, короткий архалук, верхняя рас­пашная одежда с разрезами по рукавам. Ее, как правило, шили из барха­та и украшали галуном.

Элементы национальной одежды долго бытовали у грузин. Мужчи­ны сохраняли “чоху” белого, черного, бордового цветов, бурку “наба — ди”, рубаху с высоким воротом и множеством мелких близко посажен­ных пуговиц, шерстяные и шелковые пояса с серебряными пряжками. Самой консервативной частью одежды, как известно, является голов­ной убор, менее всего реагирующий на изменения моды. Грузины носи­ли высокие остроконечные папахи из черной овчины, позднее — из кара­куля, войлочные шапки круглой формы. Мохевцы предпочитали неболь­шие шапки из войлока “куди”, зимой — меховые папахи. Из традицион­

ной обуви горожане сохранили кожаные сапоги. Основу женской одеж­ды составляло платье “къаба”, которое имело верхнюю часть с треу­гольной вставкой на груди, украшенной орнаментом из блестящих ни­ток. Пожилые женщины носили “къаба” темных цветов, обязательно с косынками или платками. Молодые женщины носили небольшие плат­ки, а девушки — шапки “чихти-копи”. Неотъемлемой частью националь­ной одежды были шерстяные носки. В грузинских домах долго сохра­нялись прялки, чесалки и другие необходимые принадлежности для вя­зания носок. Девушек учили вязать носки, считая это умение одним из самых важных. Национальная обувь встречалась редко. Ее вязали, а по­дошву плели из кожаных ремешков (“татеби”). В городе были мастера по изготовлению грузинских чувяк из мягкой кожи335.

Из элементов традиционной армянской мужской одежды сохра­нялась рубаха с низким воротником и боковой застежкой, темных тонов шерстяные или хлопчатобумажные штаны, которые было при­нято заправлять в носки или сапоги, верхняя одежда с низким во­ротником-стойкой, архалук, шерстяная чуха типа черкески. Женщи­ны предпочитали яркие тона тканей для традиционных рубах, длин­ных платьев с вырезом на груди и разрезами по бокам. Такое платье подпоясывали длинными шелковыми шарфами или дорогими сереб­ряными и золотыми поясами. Армянский костюм отличался обили­ем украшений, на голову в торжественных ситуациях надевали обод­ки с монетами. Женщины носили маленькие шапочки, богато рас­шитые бисером или украшенные бусами. Серебряные, золотые или простые монеты нашивали на платьях. Реже встречалась традици­онная обувь на кожаной подошве с матерчатым верхом, украшен­ным вышивкой.

Гораздо меньше элементов традиционной одежды принесли с собой в город греки, поляки, татары, русские, украинцы.

Понтийские греки носили фабричную одежду европейского образ­ца. В женской греческой одежде престижным элементом считался пере­дник, украшенный орнаментом, и туника, которую больше использова­ли в качестве домашней одежды. Фрагментом национальной одежды считался бархатный жилет, распашная куртка. Вариантом греческой одежды было приталенное платье или сарафан с круглым воротом. Сши­тые из современных тканей, эти вещи вполне походили на европейскую одежду. Гречанки носили шерстяные платки с бахромой, вязаную одеж­ду. Долго сохранялась понтийская традиционная кожаная обувь “чару- ши”. Греки-мужчины сохраняли как фрагмент традиционного костюма короткие куртки, теплые жилеты “гелании”, а в основном носили “го­родской” костюм — пиджак и брюки.

Татары носили национальные головные уборы: мужчины — тюбе­тейки “кепеч”, женщины — чалмообразные повязки и платки. Многие

женщины хранили фартуки — элемент праздничной одежды, украшен­ный вышивкой.

Одежда русских, украинцев и поляков не сохраняла этнической спе­цифики. Исключения составляли молокане-мужчины, носившие сукон­ные поддевки, картузы. Мужской городской костюм в указанных этни­ческих группах состоял из элементов европейской и военной одежды336.

Городскую одежду отличали симбиотичные, паллиативные вариан­ты. Европейские наряды сочетались с элементами традиционных. По­явление “гуртовой” одежды вовсе не означало забвения национальной, некоторые фрагменты которой, напротив, приобретали престижно-зна- ковое содержание. В семьях представителей высших слоев общества они бережно хранились как символ этнической принадлежности. У осе­тинской, армянской, грузинской городской интеллигенции сложилась традиция фотографироваться в национальной одежде, выходившей из повседневного употребления. Для городских праздничных, увеселитель­ных мероприятий многие горожане также предпочитали национальную одежду. В 1900 году корреспонденты местной прессы отмечали, что на народных гуляньях в городском саду “часто мелькали в толпе мужские и женские национальные костюмы горцев”337. У грузин было принято посещать спектакли грузинского драматического кружка, концерты и вечера, проводимые, как правило, в здании грузинской школы, в нацио­нальных костюмах. Армянская элита долго сохраняла национальную одежду, особенно женскую. Анализ фотоматериала и местной прессы свидетельствует, что и армяне предпочитали на городские праздники, вечерние прогулки надевать дорогую национальную одежду. В повсед­невном быту средних и малоимущих горожан сохранялись лишь отдель­ные фрагменты народного костюма и манера их ношения в различных возрастных группах. Пожилые люди носили национальные головные уборы, обувь, одежду темных тонов.

Масса паллиативных форм сложилась в одежде городских осетин. Они прослеживаются по фотоматериалу. Для мужской одежды было ха­рактерно сочетание европейских пиджаков, жилетов, рубашек и галсту­ков с каракулевой шапкой, осетинскими сапогами. Европейские брюки заправлялись в сапоги. Плащ европейского покроя, шляпа с полями или военная фуражка сочетались с осетинской рубашкой, отличающейся воротником-стойкой и застежкой на ряд мелких, обтянутых тканью пу­говиц. Популярным видом мужской одежды была тужурка — военная двубортная куртка. Ее могли носить с осетинским головным убором, сапогами. Престижным элементом европейской мужской одежды были галстуки, жилеты. Мужчин из высшего общества выделяла и такая де­таль как часы на цепочке, прикрепленной к одежде. Гораздо больше паллиативных форм сложилось в женской одежде. Основой традицион­ной одежды осетинок было платье “къаба”. Оно состояло из иагрудни —

ка, нижней юбки и надеваемого поверх них халата с треугольным выре­зом на груди и распахивающимся к низу подолом. Горожанки стали де­лать верхнюю юбку цельной, оставляя вырез только на груди. Это при­близило “къаба” к европейскому платью. При этом сохранялся тради­ционный пояс и платок. Пожилые женщины носили платье темных то­нов, молодые — пастельных. Традиционный костюм молодых осетинок подвергался большей модификации. В нем появились такие новации как сильно присборенный рукав, велюровые отделки — воротники и манже­ты. Вместо традиционных нагрудных украшений из серебра или железа стали делать защипы на ткани. Эта модная деталь появилась также на рукавах и юбке традиционного костюма. Его стали шить из современ­ных цветастых дорогих тканей. Вместо орнамента многие горожанки предпочитали вышивку по образцам из журналов мод. Наряду с осетин­скими платками стали появляться яркие шелковые косынки. Европейс­кое платье носили с осетинскими платками, осетинским поясом. Среди молодых женщин распространилась манера ношения традиционного костюма без головного убора, но с веером, зонтом, перчатками. В город­ской одежде прослеживается тенденция, вызванная появлением эман­сипированных женщин из мещан и интеллигенции — работающих, уча­щихся. Социальной активностью отличались, в основном, русские и осетинки. Они отвергли пышные платья, корсеты, многослойную одеж­ду, традиционные головные уборы. Эти женщины предпочитали про­стые в крое и практичные вещи — платья с воротником-стойкой, без го­ловного убора, блузы с отложными воротниками или воротниками, пе­реходящими в галстук, расклешенные и присборенные юбки. Вошли в моду ткани в клетку и в полоску. Особую популярность приобрели кос­тюмы с юбками, расклешенными книзу (тайоры), жакеты. Курсистки стали носить кашемировые платья коричневых тонов. Обращают на себя внимание фотографии первых осетинских учительниц, носивших евро­пейскую одежду с осетинским платком на плечах. Женщины-работни — цы носили “парочки” — сарафаны и кофты из одной ткани, юбки на бре­тельках, блузы с басками, свободного покроя платья из ситца, сатина, бумазеи. Нарядная одежда горожанок включала меховые воротники и муфты, которые носили не только зимой. Их надевали на атласные или шелковые платья и блузы с рюшами и оборками. Девочек наряжали в светлые однотонные платья с оборками, рюшами и бантами.4 Мальчиков часто фотографировали в матросках, в национальной одежде338.

Основной тенденцией в развитии городской одежды была ее евро­пеизация. Подъем экономики, расцвет торговли и промышленности ока­зали прямое воздействие на одежду горожан. Качественные изменения городской одежды были связаны с большим открытием в истории ми­рового швейного дела — появлением швейной машины, которая получи­ла распространение с середины XIX века. Ее усовершенствованный ва­риант, созданный И. Зингером, приобрел мировую славу. В Россию швей­ные машины импортировались из США и Германии. На рубеже XIX — XX веков их количество исчислялось сотнями тысяч, распространились они в основном в городах. Во Владикавказе тоже функционировал ма­газин “Зингер”. Его здание было облицовано зеленой плиткой, что счи­талось отличительным знаком этой компании. В магазине не только про­давали машинки, но сдавали их в прокат и бесплатно обучали шитью и модным вышивкам на ней. Машины “Зингер” рекламировались на стра­ницах местной прессы в течение многих лет.

Не менее важным событием, обусловившим развитие городской одежды, стало изобретение “жаккардовой” техники производства тка­ней, позволявшей получать полотно с любыми переплетениями нитей и сложным орнаментом339.

В 1880-х годах во Владикавказе был специализированный магазин Савельева по реализации тканей лучших российских фабрик. Магазин предлагал широкий выбор сукна — привиен, сатин-сукно, полусукно, драдедам. Текст рекламы местных компаний дает информацию о быто­вавших видах касторовой ткани — энектораль, империал, корд, элястин, сатин-трико, репс, диагональ, а также о видах драпа — экстрофан, элек — тор&ль, бивер, трико, мельтон, твин. В этом магазине можно было при­обрести “самородковое” и “гвардейское” сукно, “солдатский” твин. Эти­ми услугами пользовались воспитанники многочисленных учебных за­ведений города и военные. Пользовались спросом “партикулярные”, “форменные” ткани, тюфель, корд и другие340. Сукно, драп, шелковые, шерстяные, полотняные и бумажные ткани предлагал магазин С. М. Ка­ракозова и Б. Г. Оганова на Александровском проспекте341. Магазин Пе — ралова торговал ситцем, коленкорами, рюшами, кружевами, лентами, различными отделками, фурнитурой342. Как правило, магазины, торго­вавшие тканями, принимали заказы на пошив одежды или ее раскрой. В 1880-х — 1890-х годах в городе открывались новые белошвейные мас­терские, принимающие заказы на пошив белья, помеченного гладью343. Магазин “Центральное депо” принимал заказы на пошив изделий из сукна и трико344. На углу Александровского проспекта и Петровского переулка находилась галстучная мастерская, где принимали заказы на пошив галстуков. Малоимущим горожанам предлагалась и такая услуга как перелицовка и переделка старых галстуков345. В 1902 году был от­крыт мануфактурный магазин И. Г. Швилева, где продавали ткани — шел­ковые, шерстяные, полотняные, бумажные и парчовые, а также прини­мали заказы на пошив военной, гражданской, штатской и ученической одежды346. В магазине 3. Дейкарханова также проводился прием зака­зов на пошив мужской, женской и детской одежды347. Такие же услуги оказывал магазин Савельева. Открывались “модные дамские мастерс­кие”, развивалась система индивидуального пошива на дому. В 1903 году был открыт “Трудовой пункт”, где принимались заказы на изготовление дамских и детских нарядов, мужского и женского белья по самым уме­ренным ценам348. Горожане имели возможность заказывать ткани по по­чте. В 1908 году товарищество “А. Шлезингер и К” высылало из города Лодзь ткани — трико, шевиоты, тук-крепы на сюртуки и фраки, кастор для форменной одежды, отрезы на блузы — батист, шелк, полубархат, чесучу, ткани для дамских платьев — трико с рисунком, шерсть, сатин, сукно349.

Непосредственное воздействие на развитие городской одежды ока­зало издание и появление в городе журналов мод, формирующих вкус и умение одеваться. В 1890-х годах были популярны парижский журнал мод “Предмет”, иллюстрированные журналы для дам “Модный свет”, “Модный магазин”, “Модные выкройки”.

По отчетам отделения готового платья товарищества на паях “С. М. Киракозов и Б. Г. Оганов” за 1912-1914 годы можно составить представ­ление о видах одежды, выполненной этим обществом на заказ. Женщи­ны заказывали в эти годы манто — вельветовые, шелковые, репсовые, драповые, трикотажные, жакеты из сукна, кимоно, юбки, блузы и кор — сажы. Мужчины заказывали в этом товариществе пиджаки, жилеты, плащи, тужурки, рейтузы, халаты. Товарищество специализировалось и на пошиве архиерейского облаченья350.

В 1880-х годах во Владикавказе появилось немало магазинов гото­вой одежды. Магазин С. М. Киракозова и Б. Г. Оганова в течение многих лет предлагал большой выбор готового дамского платья “самых новей­ших фасонов”351. “Модный магазин” Лекаревой предлагал разнообраз­ные дамские манто и шляпы парижских моделей, муфты, английские костюмы, корсеты, перчатки, чулки, головные уборы на все сезоны352. В магазине Ладыженского можно было приобрести шведские куртки353. Магазин “Центральное депо” также торговал готовой одеждой354.

Варшавский магазин готового платья И. Ф. Колдрасинского предла­гал горожанам осенние и зимние дамские и мужские вещи, костюмы и брюки из английского трико, сюртуки и костюмы “черные комгарновые элегантного покроя, красиво сделанные”355. Большой выбор мануфак­турных товаров был в магазине Ганжумова356. В магазине Отиева горо­жане могли приобрести французские корсеты, головные уборы различ­ных фасонов, бижутерию, веера, шелковые и бумажные рюши, украше­ния из цветов357. Другие городские магазины предлагали горожанкам растягивающиеся кушаки из золотой проволоки с шелком, корсеты по моделям лучших домов Парижа и Санкт-Петербурга358.

В городе был открыт даже специальный магазин саратовских сар­пинок “И. Я. Секаев и К”. Сарпинками (или сартинками), “сорти-де-баль” называли специальные накидки из дорогой ткани или меха. По прави­лам хорошего тона этот вид женской одежды был необходим для выхо­да “в свет” — на праздники, визиты и пр. В конце 1890-х годов магазин торговал не только традиционными шелковыми сарпинками, но и пред­лагал новинку — батистовые “сорти-де-баль”, а также сарпинский каше­мир359.

В начале XX века жители крупных российских городов имели воз­можность ощутить преимущества прорезиненных пальто и плащей360. А горожане Владикавказа уже в 1890-х годах могли приобрести резино­вую и викситиновую непромокаемую одежду высокого качества. Бес­платно прилагался специальный ремень для носки одежды через плечо. В 1899 году появилась новинка — непромокаемое платье из “вулканизи- рованно-прорезиненной” шерстяной ткани361.

Горожане со средним достатком и малоимущие тоже могли приоб­ретать готовую одежду. Магазин Пералова часто объявлял “дешевки” — распродажи по сниженным ценам362. В “Парижском магазине” Д. Джа­паридзе проходила распродажа по сниженным ценам по 10 дней ежеме­сячно363. Магазин 3. Дейкарханова торговал дешевой готовой одеждой365. На базаре было несколько лавок, в которых продавали поношенные вещи, а также принимали под залог за определенный процент одежду, обувь и другое. Заложенные вещи (или отобранные у нетрезвых лиц) можно было выкупить, но гораздо дороже. Такие лавки держали, главным образом, евреи365.

Самыми распространенными аксессуарами модной женской одеж­ды были перчатки, веера и зонты. В магазинах Отиева, Пералова и дру­гих можно было приобрести замшевые, шелковые, кружевные, иногда без пальцев, перчатки-митенки, а также зимние шерстяные. Зонт кроме непосредственного функционального назначения выполнял роль изящ­ного дополнения к платью или костюму. Ручки зонтов могли быть очень дорогими, их делали из кости, панциря черепах, из драгоценных метал­лов, из дерева. У горожан появилось обыкновение фотографироваться с зонтами, с веерами, в перчатках.

Несколько городских магазинов специализировались на продаже обуви. В 1880-х годах магазин Н. А. Гейтена предлагал женскую, мужс­кую и детскую обувь, в том числе вышитые бальные туфли. Такую обувь — бальные атласные или лайковые башмачки — носили только в боль­ших городах и только по праздникам366. Во Владикавказе они были до­вольно популярны, их носили с белыми ажурными чулками из тонкой бумажной нити. Фотоматериал свидетельствует о бытовании бархатных сапожек, отороченных мехом, бот и высоких ботинок со шнуровкой367. Обувной магазин А. И. Шошиева торговал венской, варшавской, петер­бургской обувью368. Магазин Пералова предлагал варшавскую обувь, ре­зиновые сапоги369. Магазин И. П. Лукьянова рекламировал “изящную, доступную и прочную обувь”370. В 1899 году был открыт новый магазин обуви Н. К. и В. К. Багдасаровых371. В городе была популярна варшавс­кая обувь от поставщика Яна Каменского, который за качественную про-

«

Владикавказские грузины-рсмсслснники (ссдслыцики) (ОРФ СОИГСИ)

Владикавказские грузины (ОРФ СОИГСИ)

дукцию был удостоен бриллиантовыми подарками и заказами впрок “от их императорских Величеств”372.

Городские магазины предлагали и средства по уходу за обувью — глянцевый лак А. Венцеля, келерскую гибкую кожевенную аппретуру (крем для обуви) для придания коже черного и прочного блеска и не­промокаемое™. “Незаменимо для дамской обуви, так как не пачкает платья. Превосходно обновляет и сберегает всякие кожаные изделия”, — гласила реклама373. В городе существовал сапожный цех, а также рабо­тали отдельные мастера, в основном армяне. Сшитая ими обувь была доступна по цене многим горожанам.

Представление о городской женской одежде дополняет информация о ювелирных украшениях. Прослеживается определенная этническая специфика в практике их ношения. Осетинки предпочитали носить зо­лотые или серебряные цепочки и кольца в умеренном количестве, реже серьги и другие изделия. Грузинки носили “чапрази” — серебряные, мед­ные, золотые серьги, бусы, колье. Большой популярностью у молодых девушек пользовались длинные бусы, особенно белого цвета. В то вре­мя не носили крестов или носили их под одеждой. Армянки и азербайд­жанки носили различные украшения в большом количестве, мужчины также носили массивные золотые или серебряные перстни374. Городс­кой рынок ювелирных украшений нивелировал эту специфику, особен­но среди молодых женщин. Ювелирные магазины предлагали широкий выбор изделий из золота, серебра, мельхиора. Магазин часов А. Тар­ноградского торговал, кроме часов, золотыми, бриллиантовыми и се­ребряными украшениями, очками, пенсне, биноклями375. В местных ма­газинах Шихмана, Коджоянца и других можно было приобрести мод­ные венецианские броши из серебра с каменьями и эмалью, с мозаи­кой376. В торговой фирме Коджоянц работали граверы, ювелиры, чекан­щики, у которых можно было заказать кулоны, колье, броши377. В мага­зине часов С. А. Дорошинского был также большой выбор золотых и серебряных вещей, часов378. В городе были известны мастера-ювелиры, выполнявшие заказы на дому, в основном евреи и армяне. Ювелирные изделия современного дизайна вытесняли традиционные украшения.

Для социальных, этнических и половозрастных групп горожан была характерна различная степень интенсивности в развитии одежды. Боль­шей трансформации подвергалась одежда (обувь, аксессуары) городс­кой элиты, особенно женщин. Мужская одежда была более консерва­тивной, а в молодежной были менее всего заметны сословные разли­чия.

Парфюмерия. Как правило, отечественные исследователи матери­альной культуры не рассматривают такие структуры как парфюмерия и косметика. Но они тоже характеризуют повседневность и определяют уровень бытовой культуры горожан. В 1880-х годах жительницы города активно пользовались средствами по уходу за кожей лица. Популярным средством был рафанистроль — редичное масло от угрей, лишая, весну­шек, сыпи, от увядания лица, от морщин. Березовым кремом пользова­лись как средством для отбеливания кожи лица. В 1890-х годах новин­кой в парфюмерии стал колд-крем Альдехид химика Бладио, который смягчал, отбеливал и предохранял от морщин, не оставляя жирных пя­тен и не содержав вредных веществ379. Товарищество “Брокарь и К” пред­лагало глицериновые сливки для смягчения кожи рук и лица. Известная массажистка мадам Шавердова учила массажу и сохранению лица от морщин, избавлению от веснушек и угрей380. Горожанам было известно множество сортов мыла: гигиеническое борно-тимоловое против зага­ра, веснушек, пигментных пятен, излишней потливости, травяное “Мыло Венеры”, подсолнечное мыло из цветов подсолнуха, бензоевое, глице­риновое, “мыло бухарских эмиров”, детское мыло из травы череды, ту­алетное жирное мыло “тридаст”, турецкое розовое, “жокей клуб”, фи­алковое в красивых упаковках из фиолетового картона. “Брокарь и К” реализовывал туалетное мыло “высшего достоинства”: “парижская роза”, “белая сирень”, “кавказская лилия”, “ландыш”, “русская резеда”, семен­ное, вазелиновое, лечебно-туалетное381.

Большое внимание придавалось уходу за волосами. Для укрепления волос пользовались касторовой хной, редичным маслом. Магазин “Все­общий европейский базар” предлагал “элеопат” — шведский бальзам для роста волос, мыльную эссенцию для мытья головы, эссенцию для унич­тожения перхоти, предохранения волос от выпадения, укрепления кор­ней волос, резорцино-салицило-серно-дегтярное мыло против перхоти, эссенцию О-де-Совер аналогичного действия. Активно рекламировалась косметическая вода для волос Captol, единственным фабрикантом кото­рой был известный в России Ферд Мюльгенс Кельн из Риги382. Были доступны красящие средства для волос: французская моментальная крас­ка доктора Ричардса для быстрого крашения волос и бороды, одобрен­ная Варшавским врачебным управлением в ноябре 1896 года, краска Купчинского для седых волос, капиллярин — средство, возвращающее седым волосам прежний цвет383.

Важной частью парфюмерии и гигиены считались средства по ухо­ду за полостью рта. Местная пресса рекламировала эликсир О. О. Бене­диктов аббатство в Сулях, изобретенный в 1373 году приором Петро Бурсо, награжденный золотыми медалями в Брюсселе в 1880 году и в Лондоне в 1884 году, который предохранял зубы от порчи, придавал им “белизну алебастра” и укреплял десна384. Провизор Л. Э. Адельгейм ре­ализовывал средства для укрепления и сохранения зубов, уничтожения неприятных запахов, а в магазине Отиева продавали аннезин, зубной эликсир, зубные капли доктора Ипполита Маевского, анатериновый элик­сир Доктора Поппа — всемирно известного австрийского придворного зубного врача. Аптекарский склад М. Пугачева продавал массу гигие­нических средств, в том числе зубной эликсир “Одоль”385.

Городские магазины были переполнены французскими и английс­кими духами “разного запаха”, в импортных флаконах и “на разновес”. Были известны духи Аткинсона, Пина, Бейле, Любен, “рейнские буке­ты”: подснежник, жасмин, ландыш, резеда, рейнская роза, фиалка. Это были дешевые духи для платков в небольших флаконах. Духами “выс­шего качества” считались “ Шпир”, “Гелиотроп”, “Белая сирень”. “Мод­ный парфюм великосветских кругов” выпускала первая русская парфю­мерная фабрика “Северная флора”. В магазине Отиева был широкий выбор туалетной воды: “Придворная вода”, “Делис-де-Никон”, “Рафа­эль Маркус”, “Одалиск”, “Вера Виолетта”, цветочных одеколонов риж­ской фабрики Кельна386.

Не столь разнообразной была косметика, представленная в местных магазинах лишь пудрой и помадой. Пользовались популярностью пуд­ры “Делис-де-Никон”, “Лафериор”, “Секрет молодости”, “Велютин”, ри­совая, а товарищество “Брокарь и К” предлагали свое изобретение — глицериновую пудру387. Новацией стало средство “Венус”, заменяющее белила и румяна, усовершенствованная губная помада от Келера388. В интеллигентных слоях городского общества активное использование кос­метики воспринималось как проявление плохого вкуса. В мещанской среде не было столь строгих ограничений, женщины не боялись зло­употребить белилами, румянами. Сохранялись и этнические обыкнове­ния: например, у армянок было принято сильно красить глаза и брови, осетинки не пользовались косметикой. Степень потребления новацион­ных элементов личной гигиены и парфюмерии зависела от материаль­ного достатка горожан.

В 1899 году Владикавказское общество потребителей заключило договоры о приобретении товаров по минимальным ценам с 8 фирмами города — мануфактурным магазином И. А. Ганжумова, галантерейным магазином Е. С. Зипалова, модным магазином “A la Cognette” Е. Г. Ра­менской, мастерской портного В. В. Гурьева, магазином белья Кузнецо­вым, обувным магазином Багдасаровых, аптекарским магазином М. В. Пугачевского, магазином часов, золотых и серебряных изделий и опти­ческих товаров Тарноградского389. Эта акция сделала товары указанных фирм доступными по цене многим горожанам.

Пища. Пища является важным компонентом культуры жизнеобес­печения, который по определению Ф. Броделя отражает социальный ранг человека и окружающую его цивилизацию390. На фоне всеобщей стан­дартизации и нивелировки городской бытовой культуры сохранялись эт­нические модели питания и производство традиционных продуктов.

Городские осетины сохраняли национальную кухню. Повседневную пищу составляли продукты собственного хозяйства. На Осетинской сло­бодке подсобные хозяйства имели почти все ее жители. Как правило, они держали коров, домашнюю птицу, обрабатывали небольшой при­усадебный участок или арендовали его у городской управы. Сыр, кис­лое молоко, яйца, куры и другие продукты производили не только для собственного потребления, но и для продажи на рынке. Повседневной пищей был домашний хлеб, выпекаемый из кукурузной, пшеничной или ячменной муки, а также каша — супы. Городские магазины, лавки и ба­зар вносили изменения в пищевой рацион. Низкие цены на многие про­дукты питания делали их доступными для жителей слободки и вытес­няли необходимость производства некоторых традиционных продуктов. Сохранности элементов традиционного питания способствовала связь городских семей с селом. Ритуальная пища практически не претерпева­ла изменений и состояла из отварного мяса жертвенных животных (бы­ков, баранов) и пирогов с начинками из сыра и мяса, которые рассмат­риваются как пищевое воплощение комплексного развития земледель­ческо-скотоводческих традиций. Все остальные начинки из картофеля, капусты, листьев свеклы, тыквы, фасоли являются новацией, результа­том межэтнического взаимодействия и квалифицируются специалиста­ми как суперстратный пласт традиционной пищи391. Фрукты и овощи все больше входили в пищевой рацион. Традиционные пироги с начин­кой из овощей со временем заняли свое место в ритуально-престижной трапезе, что говорит об их адаптированное™ к местным вкусам. Жите­ли Осетинской слободки продолжали изготовление в домашних усло­виях традиционного напитка араки и тем самым входили в конфликт с законом. Производство араки было запрещено по всей Осетии, прави­тельство устанавливало штрафы, размеры которых доходили от 25 руб­лей до 800 и выше. Во Владикавказском окружном суде было множе­ство дел по обвинению осетин в незаконном производстве араки392. Но оно было неотъемлемой частью обрядовой жизни, поэтому борьба пра­вительства с этим и другими элементами традиционной культуры была безуспешной. В 1916 году Начальник Терской области продолжал хода­тайствовать об издании специального постановления, воспрещающего производство араки393.

Городские армяне во многом сохраняли этническую специфику в питании. Из пшеничной муки они выпекали в тонире — круглом глиня­ном очаге — хлеб-лаваш, очень тонкий, овальной формы, сохраняющий свои вкусовые качества в течение нескольких месяцев. Из пшеничной муки готовили различные виды печенья, лапшу. Важное место в пита­нии армян занимали молочные продукты — разные сорта сыра, масла, кислое молоко, “мацун” кисломолочный суп с пшеничной крупой. Ар­мяне жарили шашлыки с овощами, из баранины готовили “толму” в виноградных, а позднее и в капустных листьях. Из говядины готовили “минджрум” (рубленое мясо), “хашпама” (вареное мясо), тушили ее со шпинатом. Мясо заготавливали впрок: вареную баранину или говядину заливали топленым маслом и хранили в герметически закупоренных кувшинах. Широко использовались различные виды пряной зелени, ово­щи и фрукты. Шиповник и некоторые другие виды душистых трав зава­ривали кипятком и употребляли в качестве повседневного напитка. Из винограда и тутовых ягод делали вино, водку и уваренный сладкий сок. Из сладких блюд чаще всего пекли пироги “гата” (слоеное тесто, пере­сыпанное смесью сахара и масла). Сохранялся и своеобразный режим питания. Прием основной пищи приходился на обед и ужин, причем ужин составлял 50-60% всего дневного рациона394. Сохранялась обря­довая, особенно праздничная пища395.

Повседневной пищей грузин были традиционными лепешки “мча — ди”, схожие с осетинским чуреком. Их употребляли в пищу с молоком, мацони (кислым молоком), сыром “сулугуни”. Бедные мохевцы пекли ячменный хлеб, кукурузные лепешки, делали сыр. Праздничным блю­дом считались пироги с сыром “хачапури” и отварное мясо баранины. Под влиянием осетин они стали печь пироги с начинкой из рубленого мяса. Традиционные хинкали стали готовить не только из баранины, но и из говяжьего, свиного и смешанного фарша. Распространенным блю­дом была фасоль, заправленная специями и зеленью, сациви — мясо с соусом из грецких орехов и пряностей, кукурузная каша в качестве са­мостоятельного блюда и гарнира. Городские грузины долго сохраняли такие сладкие блюда как “пеламуши” — кукурузный кисель из виноград­ного сока, “чурчхела” — орехи в сладком густом киселе, “када” — слоеный пирог. В повседневном быту грузин долго сохранялась традиционная выпечка — лаваш.

Греки тоже сохраняли многие элементы традиционной пищи. Ши­роко были распространены “кушендю” — поджаренная мука, обданная кипятком и залитая растопленным сливочным маслом, “сирон” — пышки из теста, залитые кислым молоком с чесноком, “тиняхта” — отварная фасоль, приправленная оливковым маслом, лимоном, чесноком и зеле­нью, лаваш, “мировияс” — крапива, отваренная с рисом, “хавиц” — каша из кукурузной муки, овощные рагу, фаршированные баклажаны, поми­доры, голубцы с овощными и мясными начинками. Часто греки готови­ли “кешкек” — пшеничную кашу с куриным мясом. Из заимствованных блюд греки сохраняли турецкий плов.

Повседневная пища татар состояла из различных каш — ржаной, ов­сяной. Из овощей более всего употреблялись тыква, редька, морковь. Пекли пироги с начинкой из пшена или риса с изюмом, жарили мелкие оладьи, варили маленькие по размеру пельмени с начинкой из мяса, смешанного с овощами, в основном, с тыквой. Из мяса готовили до­машнюю колбасу “казы”. Пшеничный хлеб выпекали в форме каравая. Такой хлеб считался престижно-знаковым элементом, обязательным атрибутом обрядовой жизни. Празднично-свадебным блюдом был варе­ный гусь, тонкие сдобные лепешки, лапша из пресного теста, залитая медом “тош”. Из напитков были распространены отвары из сухофрук­тов, реже — медовуха396.

Городские немцы, в отличие от колонистов, сохраняли немного тра­диционных элементов в питании. Они готовили супы из свиных ножек, тушили овощи, из мяса готовили “трудели” (мясные рулеты), пекли ри­совые пудинги. Свадебным блюдом считались сладкие пироги “кухе — ны”, вафли, пряники, сладкие супы из сушеных фруктов, “гусиный снег” — сладкое блюдо из теста и сахара397. У колонистов покупали домаш­нюю колбасу и ветчину.

Персы и азербайджанцы главным ритуальным блюдом считали плов. Его готовили с мясом, как правило, с бараниной, изюмом, курагой и различными специями. Другая разновидность плова — сладкий, с кори­цей, шафраном. Обязательным напитком на престижных трапезах был щербет. Сохранялась традиционная выпечка кондитерских изделий.

Сохраненные этническими группами элементы традиционной пищи входили в систему городского общественного питания. В середине 1880- х годов ресторан “Иверия”, в котором верхний этаж предназначался для “благородной публики”, а нижний — для “сброда”, предлагал посетите­лям блюда грузинской кухни398. Гостиница “Гранд-Отель” принимавшая заказы на организацию обедов, ужинов, свадебных вечеров, предлагала наряду с европейскими и национальные блюда, а в гостинице “Европа” ежедневно пекли русские блины399. Кавказские блюда готовили в город­ских столовых, духанах. В воспоминаниях О. Д! Григоровой-Менделее — вой, дочери Д. И. Менделеева, упоминается ужин из кавказских блюд — плова и чахохбили, поданный в “общей столовой”400. В систему общего­родского питания вошло грузинское, особенно кахетинское, вино, гру­зинские и армянские лаваши, русские и украинские щи и борщи, пель­мени, блины и оладьи, персидская халва разных сортов, осетинский и грузинский сыр, кислое молоко “мацони” и другие блюда.

Поступление продуктов питания в дома горожан осуществлялось главным образом через базар, магазины и торговые лавки. К концу XIX века на городском базаре значительно увеличилось число приезжих ху­торян, колонистов, станичников и туземцев, привозивших “разного рода съестные припасы и продукты”401.

В городских магазинах и лавках можно было приобрести говяжье мясо, баранину, телятину, свиное сало, кур. Популярный среди горожан магазин “Колбасная либава” предлагал различные сорта колбасы, вет­чины — варенную, копченную, вяленную402. В колбасном заведении

А. А. Басиева также торговали окороками, колбасой, ветчиной из свинины403.

.В рацион горожан входила и рыба, ее привозили из Ростова и Одес­сы. В “Магазине общества потребителей” всегда были балык, керченс­кие и “королевские” сельди. В других магазинах продавали икру, сарди­ны, рыбные маринады, копченые рыбцы, пузанки, маринованные и со­леные сельди, тресковый рыбий жир404.

Значительное место в питании горожан занимали крупы. В магази­нах можно было приобрести овсяную, пшенную, пшеничную, рисовую, перловую, манную и яичную крупы, а также персидский рис, горох405.

Важным компонентом системы питания были молочные продукты. Кроме собственного домашнего молока к концу XIX века стало извест­но “сгущенное, стерильное, цельное молоко Майера, без сахара, по швей­царской методе”, сгущенное и сухое молоко фирмы “Нестле”, которым торговал магазин Энкеля и Климовского406. Кроме местных домашних сыров горожанам стали известны сорта швейцарского сыра, которые привозили из Тифлиса и Кирша в 1880-1890 годах. К началу XX века в городских магазинах были разные сорта сыра407. Чрезвычайно разнооб­разными были сорта масла, получаемого из коровьего, овечьего и буй­волиного молока. Горожане отдавали предпочтение сливочному и “си­бирскому” топленому маслу. Были известны многие сорта растительно­го масла: подсолнечное, конопляное, маковое, ореховое, кунжутное, льня­ное, горчичное. Его можно было приобрести в городских магазинах, получавших значительную часть масла с Московского аптекарского скла­да К. С. Рымовича408. В дорогих магазинах можно было купить келерс — кое прованское масло, “приготовленное в Ницце по особому указанию… прессуется только в мае и только из свежесобранных, вполне спелых и отборных оливок”409.

Овощи можно было приобрести не только на базаре, но и в магази­нах, торговавших отборным картофелем, свеклой, морковью, луком реп­чатым и зеленым, грибами, хреном, чесноком410.

Городские магазины предлагали широкий выбор самых изысканных пряностей: миндаль, корицу, гвоздику, имбирь, шалфей, горчицу, лавро­вый лист, перец, мяту, мятное масло, винный и хлебный уксус. Извест­ная фирма “Келер и К” продавала черный и белый молотый перец в жестяных коробках с просевающей крышкой, а также в изящных гра­ненных флаконах для стола. Отличалась и келерская соль — “химически чистая, не гигроскопичная и потому не образующая в солонке комков”. Келерская горчица в порошке, “вполне готовая для мгновенного приго­товления из нее горчицы, превосходит все подобные произведения по тонкости вкуса, ароматности и дешевизне”. Со склада К. С Рымовича поступал натуральный виноградный уксус “Рококо”411.

Среди напитков основное место в повседневном употреблении за­нимали молоко, чай, а в привилегированных слоях города — кофе и шо­колад. В начале 1880-х годов можно было приобрести шоколад и какао барона фон Либиха, приготовленные на паровой фабрике конфет, шоко­лада и чайных печений “Эйнем” в Москве. Местные провизоры актив­но рекламировали мальто-легуминозный шоколад и какао как “отлич­ный питательный и вкусный напиток для лиц, страдающих слабым пи­щеварением, для золотушных и малокровных детей, для женщин, кор­мящих грудью, для слабых девушек”. Горожанам был известен пепто­новый шоколад А. Лемана, шоколад “Ретаблиер С. СІУ и К” в жестяных упаковках, рассчитанных на 20 чашек, какао Ван-Гутена, из одного фунта которого получалось 100 чашек густого шоколада, какао без масла “ми­нутного приготовления”412. Потреблялось кофе разных сортов. В мага­зине И. Ф. Яворского продавали кофе из отборного кавказского ячменя, в дорогих магазинах — жженый кофе в зернах (жжение способом Ле — тюрг де Розье), со временем появились его модификации — добавлялось больше ароматических веществ413. Чай поступал в престижные магази­ны со складов “придворных поставщиков Василия Перлова и его сыно­вей”. Ценился гамбургский чай, изобретателем и единственным постав­щиком которого был фабрикант Фрезе, организовавший прямые постав­ки из Гамбурга414. Для приготовления в домашних условиях сладких на­питков пользовались ягодными экстрактами Келера и Гартье, “ситрона — дом” и “оранжатом” Р. Келера — концентрированными соками лимонов и апельсинов “ с вполне сохраненным ароматом этих фруктов”. Они по­явились в городских магазинах в начале 1880-х годов, ими пользова­лись для приготовления лимонадов, мороженого, желе, пунша415. В ма­газине Рогозинского продавали минеральную воду “Боржоми”, приве­зенную из Москвы. Филиал Московского аптекарского склада К. С. Ры — мовича во Владикавказе также реализовывал минеральную воду416.

Эти напитки употребляли привилегированные слои горожан, а бо­лее простая публика посещала многочисленные пивные лавки, предпо­читала квас — “суровец”, квас “красный”, дешевые сорта вина, самогон. Пивоваренный завод Г. Везера находился на Осетинской слободке, а заказы на пиво (ящиками) принимались в магазинах Бондаренко в цен­тре города, так как слободка казалась горожанам очень отдаленным ме­стом. Владикавказский пивоваренный завод “Надежда” И. И. Тертерова выпускал “Черное пиво”417.

Из алкогольных напитков самое широкое бытование получило вино. В городе было множество винных погребов. А. Киракозов торговал ка­хетинским вином, купленным “непосредственно у лучших садовладель­цев Кахетии”. Предприниматели Ушверидзе и Хангулов имели в городе оптово-розничный склад кахетинских вин. Известный в городе торго­вец А. Сахиев держал винный погреб на базаре. У него горожане поку­пали недорогое кахетинское, кизлярское и дагестанское вино. Белые и красные дагестанские вина продавались в магазине Г. П. Бондаренко. Фирма “Алазань” делала большие скидки на натуральное кахетинское вино “ввиду необычайно богатого урожая”. Владикавказское общество потребителей в 1899 году открыло собственный погреб натуральных виноградных вин, в котором не было подделок и фальсификаций. Счи­талось, что качественным кахетинским вином торговал А. Вартазаров. Оно называлось “Кровь земли”. Паровой водочный завод А. М. Шаура во Владикавказе установил усовершенствованный аппарат для очистки вина, позволяющий уничтожать сивушный запах и придавать вину мяг­кий и приятный вкус. С 1883 года такое вино продавали в бочонках418. Городская элита предпочитала более дорогое вино, французские конья­ки. Торговый дом Петра Арсеньевича Смирнова, поставщик Его Импе­раторского величества и Его Императорского величества Великого кня­зя Сергея Александровича предлагал импортные вина: портвейн, маде­ру, херес, лафит, коньяк419. Санкт-Петербургское общество “Беман и К” предлагало сладкие и сухие шампанские вина “Полярная звезда”, “Карт — бланш”, “Карт-дор”, “Силлери гран муссе”, “Гран Вин” и другие. Изве­стные французские и голландские заводы имели во Владикавказе своих провизоров, продававших коньяк, ром, “арак”. Паровой водочный завод торгового дома “Н. А. Шустов и сын” предлагал горожанам широкий ассортимент спиртных напитков: “северная настойка”, “мандариновая”, “горькая”, “крымский ликер”, “кавказский горный травный ликер”, “све­жая листовка” (из листьев смородины), “яблочная”, “зубровка”, “фрук­товый пунш”, “ананасная”, ликер “Виктория”, ягодные наливки в кра­сивых фигурных графинах420. На владикавказском предприятии Д. З. Са — раджева изготавливали ректифиновое столовое вино, водку, наливки, коньяк, ром, ликер, винный спирт. В 1899 году здесь был построен рек­тификационный завод, на котором получали чистый спирт. Все наливки и ликеры готовились из свежих кавказских фруктов и ягод на качествен­ном винном спирте421.

Определенное место в системе городского питания занимали фрук­ты. Основная масса горожан приобретала их на рынке, куда свозилась продукция из соседних регионов, из местных сел. Торговлю фруктами из алагирских садов организовал на рынке города Григорий Багдасаров. Фруктами, выращенными на арендованных земельных участках, торго­вали персы, главным образом в своих лавках. Персы скупали фрукты у местных садоводов и перепродавали, образовав своеобразную монопо­лию на этот вид торговли. Но не всех горожан устраивали дешевые и не всегда свежие фрукты. Поэтому “магазин общества потребителей” с 1900 года начал торговлю фруктами высоких сортов. Местные садоводы ста­ли поставлять этому магазину свежие фрукты и ягоды по умеренным ценам422.

Особый пласт в системе питания горожан составляли кондитерские изделия. Они были важной частью ритуально-обрядовой пищи многих этнических групп, а в условиях городской среды стали переходить из домашне-бытовой сферы в общественное питание. В конце 1870- нача­ле 1880-х годов магазин “Варшавская пекарня” принимал заказы на из­готовление тортов, пирожных, польских пончиков, куличей. Магазин Ивана Артемьевича Татузова на Александровском проспекте ежеднев­но предлагал свежие кондитерские товары: пирожные, печенье, желе, торты, мороженое. В магазине Н. А. Гейтена ежедневно готовили све­жие “конфекты”, торты, пирожные, бабы, куличи. В кондитерской Ва­силия Петровича Хасиева пекли пирожные “Наполеон”, торты “Патрие”, печенье “Сенаторское”, слоеные булки, пончики с кремом, подавали какао по-варшавски с куриным желтком и сливками. В персидских ма­газинах и лавках продавали национальные сладости: халву, “рахат-лу — кум” и другие. В грузинских и армянских пекарнях продавали кроме хлеба, лаваша традиционные сладкие слоеные пироги “гата”. Заказы на изготовление пасхальных баб и куличей принимали в частных до­мах, а также в магазине Гейтена423.

Городской новацией были импортные кондитерские изделия: фран­цузские печенья, конфеты фабрики “принцессы Ольденбургской”, елоч­ные “конфекты”, карамель из трав “Кетти босс”, келерские сгущенные желе, кисели, мороженое, ароматические лепешки фабрики Глешке и Виднер в Санкт-Петербурге. Их подавали к крепким напиткам и лимо­надам424. Эти изделия стоили дорого, они были доступны немногим го­рожанам.

Представители социальных низов города довольствовались домаш­ней выпечкой, покупали на рынке патоку, мед разных сортов. Многие бытоописатели отмечали дешевизну продуктов во Владикавказе. Этим обстоятельством объяснялось и нежелание отставных военных покидать город.

Развивалась система внедомашнего питания — характерная черта городской жизни. В 1860-е годы в эту систему входили клубы, обед в которых обходился очень дорого, и кухермейстерские, где, по описа­нию очевидцев, готовили некачественно425. Со временем в структуру об­щественного питания стали входить рестораны, столовые, духаны, бары, кафе, чайные. Существовала и такая альтернатива общественному пи­танию: в частных домах готовили обеды и ужины, которые можно было брать “на вынос”426.

В структуре городского хозяйства значительное место занимали эт­нические группы, имевшие в нем определенные ниши. Залогом делово­го успеха была их корпоративность. В литературе распространено мне­ние о том, что общинность в условиях городской среды обречена на рудиментное состояние. Этот тезис представляется слишком категорич­ным427. Во Владикавказе даже в XX веке этнические группы находили способы укрепления общинности. Одним из них было создание нацио­нальных благотворительных обществ, которые наряду с обычными фун­кциями по оказанию материальной помощи нуждающимся, предпола­гали и экономическую солидарность. Например, персидское благотво­рительное общество “Химмат”, созданное в 1906 году с целью “достав­ления средств к улучшению материального и нравственного состояния бедных персидско-подданных” обязывалось не только оказывать помощь бедным и сиротам, но и содействовать “к приисканию нуждающимися занятий или службы, к приобретению им для работы материалов и ин­струментов и к выгодному сбыту изделий бедных тружеников”428. Ана­логичные задачи ставили перед собой благотворительное общество рус — ско-подданных персов “Мурават” (1906 год), Владикавказское гречес­кое благотворительное общество (1913 год) и другие429.

Внутриэтническая солидарность достаточно эффективно проявля­лась и на межличностном уровне.

Вместе с тем, городское хозяйство было активной сферой межэтни­ческого общения. Взаимозависимость, обусловленная этнической спе­цификой хозяйства, определяла позитивную сторону межэтнического общения. Но, естественно, была и другая сторона. Интенсивное обще­ние носителей разных культурных систем и ментальных установок, к тому же в территориально ограниченном пространстве, сопровождалось столкновением интересов. На бытовом уровне активно действует харак­терный для соседствующих общностей социально-психологический механизм сравнения и противопоставления “своего” и “чужого”, кото­рый может вызывать этнические предубеждения. Например, когда ар­мяне, евреи, персы, грузины заняли основные доходные ниши в эконо­мике, менее предприимчивые русские горожане, упустившие свои шан­сы, активно высказывали свое недовольство даже в официальной прес­се. “Мы, русские, по нашей скромной натуре, очень чувствительны ко всяким возвышенным чувствам, как будто даже стесняемся своего гос­подствующего положения и всячески стараемся не обнаружить его. Пользуясь этим… армяне, евреи, персы забирают в свои цепкие руки все и становятся господами положения. Достаточно пройти по улицам, зайти в магазины, чтобы убедиться в этом”430. В местной прессе зафик­сированы и такие признаки этнофобии, как употребление вместо этно­нимов презрительных кличек, оскорбительных названий, унижающих национальное достоинство. “Разные оглы и аршаки позволяют себе глу­миться над россиянами”, — возмущался корреспондент “Терских ведо­мостей”, упрекая торговцев-кавказцев в невысоком качестве обслужи­вания покупателей431.

Но основное содержание межэтнического взаимодействия состав­ляли не бытовые конфликты и не складывавшиеся стереотипы, а пози­тивные тенденции, основанные на жизненно необходимых взаимосвя­зях. В условиях урбанизации принцип этнической специализации в эко­номике постепенно ослабевал. Ремесленные цехи, как и другие произ­водственные коллективы, становились полиэтничными, а представите­ли городских этнических групп активно приобщались к новым отрас­лям городской экономики, к нетрадиционным хозяйственным заняти­ям. В этом процессе большей мобильностью отличались русские и осе­тины. Очевидно, это следует объяснять отсутствием у них своих “наци­ональных” ниш в городской экономике, постоянным увеличением их численности за счет миграций из российских губерний и осетинских селений.

Социально-экономическое развитие города вызвало трансформаци­онные процессы в бытовой культуре. Традиционные национальные структуры повседневности постепенно уходили в прошлое. В быту го­родской элиты они сохранялись, главным образом, в качестве реликто — во-знаковых элементов. Материально-предметный мир владикавказцев во многом формировал городской рынок, а степень потребления евро­пейских форм бытовой культуры определялась не этнической, а соци­альной принадлежностью горожан. Основными носителями традици­онной культуры были средние и неимущие слои. Состояние материаль­ной культуры горожан характеризовалось сочетанием традиционных, паллиативных и новых, урбанизированных форм.

§ 1. Хозяйственные занятия

Преобразование Владикавказа в город по времени совпало с про­мышленным переворотом в России. Активный процесс буржуазного раз­вития затронул и окраины. Экономический подъём в Осетии и рост го­родского населения стали факторами капитализации городской эконо­мики.

Новым горожанам предстояло пройти хозяйственно-культурную адаптацию. Администрация была заинтересована в людях, способных обеспечить развитие городской экономики. При получении статуса го­рожанина предпочтение отдавалось лицам, имевшим навыки производ­ственно-ремесленной деятельности, занимавшимся торговлей или по­средничеством. Будущий горожанин оценивался с точки зрения полез­ности городу. Поэтому главной задачей основной массы мигрантов был поиск своего места в городском хозяйстве. Люди пытались определить­ся в соответствии с традиционными хозяйственными занятиями, навы­ками и традициями, принесенными с мест прежнего обитания. В разви­вавшейся городской экономике стали формироваться национальные “ниши”. Не вместившаяся в них часть переселенцев (в основном вы­ходцев из аграрных районов, традиционные навыки которых не были востребованы городом) осваивала новые отрасли хозяйства, не всегда доходные и престижные.

Ремесло. Основой экономики нового города была ремесленная дея­тельность.

В 30-х годах на одной из улиц Владикавказской крепости (Дворянс­кой) ютились все ремесленники. По описанию современников, они не имели никаких вывесок и “заказчикам приходилось бродить из хаты в хату и спрашивать, у кого можно было бы заказать или приобрести тот или иной предмет”173. Хозяйство крепости развивалось быстрыми тем­пами. Уже в 1852 году на главных улицах повсюду пестрели вывески ремесленников и мастеровых174. Их было 43 человека: каретных масте­ров — 2, столяров — 4, золотых дел мастер — 1, портных — 7, сапожников

— 6, слесарей — 2, кузнецов — 5, часовых дел мастеров — 3, кондитеров — 2, хлебников — II175.

21 февраля 1864 года группа ремесленников через Владикавказский городовой суд подала прошение об открытии “цехового ремесленного управления, на основании узаконений о цеховом обществе, на всем по­печении ремесленников”. К этому времени “вольных ремесленников” в городе было: 20 портных, 6 сапожников, 16 кузнецов, 2 лудильщика, 1 посудник, 1 седельщик, 1 эполетчик, 1 галунщик, 3 серебряка, 2 живо­писца, 2 слесаря, 1 столяр, 1 свечник, 1 стекольщик, 4 часовых дел мас­тера. Городское общественное управление, обращаясь к начальнику об­ласти, просило “в видах общей пользы, а также для увеличения городс­ких доходов, как равно в обеспечении их от подрыва ремесленниками, не знающими своего ремесла, учредить во Владикавказе ремесленную управу с упрощенным ремесленным устройством”. Суть его сводилась к тому, что ремесленники, не подразделяясь на цехи, могли заниматься одновременно несколькими видами ремесла и составлять одно ремес­ленное сословие во главе с управой. В апреле 1865 года на имя Влади­кавказского городского общественного управления поступило предпи­сание начальника области генерала Лорис-Меликова, в котором сооб­щалось о согласии Кавказского наместника учредить ремесленное уп­равление и предписывалось проверить всех мастеровых на предмет вла­дения своим ремеслом, провести выборы старшины и двух его товари­щей сроком на три года, собрать с ремесленников деньги для найма “пись­моводителя” и писаря. В августе 1865 года состоялось официальное уч­реждение Ремесленной управы, ее первым старшиной стал купец Фар — тунатус Верле176. Со временем у нее появились свои традиции. Соглас­но статье 308 XI т. II ч. Устава 1887 года Ремесленный голова должен был носить трость с гербом города. А во Владикавказе он вместо трос­ти носил на груди серебряный знак, на серебряной цепи с изображени­ем герба города и надписью “Владикавказский ремесленный голова”177. Каждый цех имел своего “покровителя” — христианского святого, свои производственные и праздничные традиции. Выходцы из российских губерний принесли во Владикавказ отголоски ремесленной обряднос­ти, характерной для русских феодальных городов178.

К 1876 году во Владикавказе ремесленной деятельностью занима­лись 1504 человека, из которых 759 были мастерами, 613 рабочими и 132 учениками. Ремесленники составляли 15,7% всего мужского насе­ления. Из них хлебников было 77 человек, булочников — 3, пряничников

— 4, кондитеров — 14, мясников — 52, трактирщиков и харчевников — 37, кухмистеров — 29, мельников — 5, колбасников — 6, портных — 142, са­пожников — 75, модисток — 15, эполетчиков — 2, шапочников — 34, перча­точников — 3, печников — 24, каменщиков — 42, столяров — 92, мебельщи­ков — 26, маляров — 12, живописцев — 3, кровельщиков — 12, стекольщи­ков — 12, плотников — 89, бондарей — 16, колесников — 30, пильщиков — 20, каретников — 23, обойщиков — 3, шорников — 3, кузнецов — 41, слеса­рей -11, медников — 5, лудильщиков — 12, извозчиков легковых — 220, грузовых — 77, часовщиков — 18, ювелиров — 8, золотых и серебряных дел — 17, золотошвей и галунщиков — 8, оружейник — 1, горшечников — 5, трубочистов — 7, водовозов — 94, седельщиков — 9, ламповщиков — 2, красильщиков — 4, типографщиков — 18, фотографов — 4, переплетчиков — 4, цирюльников — 5, парикмахеров — 7, коновалов — 2, свечников — З179. Только в 1876 году было выдано 82 свидетельства “на мещанские про­мысли”. Через два года к числу городских ремесленников прибавилось еще 37 трактирщиков и харчевников, 18 типографщиков и 7 трубочис­тов180. Это далеко не полный перечень лиц, занимающихся ремеслом.

Ремесленники во Владикавказе не составляли особого сословного общества, как это было в западных и юго-западных городах России. Они принадлежали к местному мещанскому обществу, подчинялись мещан­скому управлению, несли соответствующие повинности. Но официаль­но они признавались обществом владикавказских ремесленников, про­изводили по раскладке сборы на общественные нужды, имели общую недвижимую собственность, содержали два начальных училища — муж­ское и женское, участвовали по представительству в городских сослов­ных учреждениях181, то есть действовали как сословное городское об­щество.

В хозяйственной деятельности горожан четко прослеживалась эт­ническая специфика.

Среди евреев было много ремесленников — портных, часовых дел мастеров, ювелиров, сапожников, столяров, шапочников. Были также жестянщики, переплетчики, веревочники, чемоданщики. Большим спро­сом пользовался труд эполетчиков, к их услугам прибегали военные. Среди портных славились мастер Соболевский, известный фуражечник Брик. Ювелиры Шихман, Ладыженский и другие имели свои магазины. Горожанам были хорошо известны имена часовых мастеров — Кранцен — блюма и Тененбаума. По данным городской Ремесленной управы среди евреев было 35 портных, 8 часовых мастеров, 3 ювелира, 14 сапожни­ков, 4 столяра, 15 шапочников182. А по материалам Первой всеобщей переписи населения ювелирным делом, живописью и приготовлениям предметов роскоши и культа занималось 76 горожан-евреев183.

В городе был армянский ремесленный квартал, где можно было за­казать все предметы традиционного горского костюма. “Тут все так на­зываемые азиатские вещи — бурки, седла, башлыки, папахи, чувяки, но­говицы, саквы, ачкура, кинжалы и прочее”, — отмечал современник184.

В этом квартале было много Серебряков, оружейников, гончаров. В 1897 году во Владикавказе 89 армян были заняты ювелирным делом и изготовлением предметов культа и роскоши, 16 — приготовлением одеж­ды185. В начале XX века в городе была хорошо известна торговая фирма “Коджоянц”, где объединились армяне — ювелиры, граверы и чеканщи­ки, изделия которых пользовались широким спросом в городе и за его пределами. Армяне-мужчины занимались традиционной выпечкой хле­ба, лаваша.

Одним из традиционных ремесел было корзиноплетение. При ар­мянском обществе была создана корзиночная мастерская, в которой из­готавливали гнутую мебель, пользовавшуюся популярностью. К этой деятельности подключилось ремесленное училище графа Лорис-Мели — кова, имевшее столярно-ткацкую и слесарно-кузнечную мастерские. Попечитель Кавказского учебного округа, посетив училище, решил орга­низовать выпуск такой мебели во всех промышленных училищах окру­га и просил выслать для этой цели образцы186. Армяне заботились о пе­редаче традиционных ремесел молодому поколению. С этой задачей ус­пешно справлялось ремесленное училище и армянское общество. Оно арендовало землю под ивовую плантацию для получения сырья для своей продукции. Лорис-Меликовское училище часто устраивало выставки ученических работ, где были представлены образцы гнутой мебели, от­личающиеся изяществом и прочностью, железные письменные прибо­ры, пресс-папье в виде наковален, гирек, азиатские арбы из горного хру­сталя, модели паровых машин, а также предметы кузнечного ремесла187.

Армяне-беженцы тоже сумели занять свою нишу в городской эконо­мике. Они арендовали места у городской управы, чтобы заниматься по­чинкой и чисткой обуви. Так поступали группы беженцев из Карской области188.

Персы были мастерами по изготовлению кирпича, кладки стен, шту­катурами. Собственные кирпичные заводы имели русско-подданные пер­сы Молла Рахимов, Муштаба Исмайлов, Исмаил Ибрагимов и др. На этих заводах работали в основном персы. Другой “персидской” нишей в городском хозяйстве был базар, где они имели свои чайные и харчев­ни, а также служили сторожами. Долгие годы за работу сторожей-пер — сов нес ответственность Шеримбеков — “арендатор базарных карауль­щиков”189. Персы были известны в городе и как водовозы. Они работали “терщиками” и цирюльниками не только в персидской бане “Восток”, но и в других городских банях190. Во Владикавказе действовал персидс­кий ковровый цех, где женщины ткали ковры. Продавали их в магазине Симонова. Среди персов были и портные. Известная предприниматель­ница Нисса Ханум имела каретный двор, конюшню, право на почтовые перевозки Владикавказ-Тифлис191.

В 1897 году 49 персов было занято обработкой металлов, 37 — про­изводством напитков и “бродильных веществ”, 48 — ювелирным про­мыслом, 23 — приготовлением одежды, 48 — извозом192. Собственную пекарню имел Наги Алескеров.

Среди персов было немало “башмачников”, а горожане Али Фейзу — лаев и Ага Гасанов имели собственные сапожные193.

Городские грузины занимались выпечкой хлеба, лаваша, йзготовле — нием вина. Обработкой дерева было занято в 1897 году 19 человек, об­работкой металла — 9, керамическим производством — 18 человек. В грузинской профессиональной школе было два отделения: “белошвей­ные и изящные рукоделия” и “мастерская дамских нарядов”, где шили национальную грузинскую и европейскую одежду. К концу века изго­товлением одежды занималось 16 человек, строительными и ремонт­ными делами было занято — 75 человек, извозным промыслом — 31 че­ловек194.

Греки занимались во Владикавказе строительством домов, соборов, церквей, устройством улиц, тротуаров, площадей, бульваров. Они воз­двигали мосты, берегоукрепительные сооружения и другие объекты.

В марте 1862 года турецко-подданные греки братья Федор и Ермо — лай Есифандовы заключили с городскими властями договор на строи­тельство тротуаров на Александровском проспекте. Они вместе с армя­нами, персами, грузинами, осетинами и русскими строили здание Рус­ского театра, гостиницы “Империал”, городского клуба (“Дом офице­ров”). В мае 1876 года городская дума Владикавказа заключила контракт с турецко-подданным греком Константином Панаиотиди на мощение улиц. Он же по поручению городской управы строил каменный мост по улице Краснорядской (современной площади Штыба).

В 1881 году городские власти поручили греческим мастерам мос­тить улицу Московскую (современная Кирова), построить водосточные лотки, каменные спуски к реке. Греки приняли активное участие в стро­ительстве первого водопровода в 1881 году. А в феврале 1900 года Вла­дикавказская городская управа заключила с греческими мастерами, а именно, с концессионером Е. С. Скамаранги договор на устройство в городе электрического трамвая и освещения.

Среди греков были и мастера по изготовлению одежды (в 1897 году их было 36 человек)195.

Русские считались лучшими печниками, плотниками, столярами, кровельщиками, пильщиками. Обработкой дерева занималось 280 че­ловек, обработкой металлов — 263 человека, изготовлением одежды — 694 человека, строительными работами — 876 человек, извозом — 598196.

Немцев-ремесленников было немного, среди них — портные, масте­ра по традиционному литью свечей из сала. По данным переписи насе­ления 1897 года изготовлением одежды занималось 7 человек, ювелир­ным делом — 18197.

Особую группу ремесленников составляли “мусульмане-серебряки

и золотых дел мастера”. Они изготавливали разнообразные женские ук­рашения, предметы быта. Дагестанцы-лезгины (по источникам — тата­ры) занимались позолотой вещей сплавом, похожим на серебро. Обра­ботка металлов к концу XIX века было основным занятием для 45 лез­гин и 11 кумыков. Их изделия продавались во многих магазинах города. Татары шили сбрую, выделывали седла, занимались извозом (23 чело­века в 1894 году)198.

Некоторые ремесла долгое время сохраняли этническую специфи­ку, но цеха становились многонациональными. Это прослеживается по спискам цеховых старшин, их товарищей и гласных. В 1887 году золо­тосеребряный цех возглавлял азербайджанец Арон-Мусса-оглы, това­рищами были еврей Сальман и армянин Аванесов, гласными — татары. Шапочным цехом руководил русский М. Ковальский, товарищами были осетин Кумсиев, грузин Кайшаури, гласным — татарин Наримов. В хле­бопекарном цехе старшиной был грузин Спиридон Сирткладзе, товари­щами его были грек Макридис, азербайджанец Кешишь-оглы, гласны­ми — осетин Алексей Басиев и русский Николай Кузьмин. В сапожном цехе старшиной был русский — Колодзев, товарищами — еврей Мосике — вич и азербайджанец Ахмед Сафар-оглы. Парикмахерским цехом руко­водил армянин Артемов, товарищами были два грузина, портными ру­ководил старшина-русский, товарищами были русский и армянин, глас­ными — армянин и еврей. Кузнечный, каретный и кровельно-малярный цеха возглавляли русские, а мастерами были горожане других нацио­нальностей199.

Моноэтничность пытались сохранять дагестанские, армянские, ев­рейские ремесленные объединения. Но этому стали препятствовать пра­вительственные постановления: согласно ст. 58 Ремесленного Устава старшина вновь создаваемого цеха должен был исповедовать христиан­скую веру. Например, в 1878 году мастера золотых, серебряных и часо­вых дел и золотошвеи были причислены к кузнечному цеху, что не соот­ветствовало их хозяйственному профилю и желаниям. Все они были евреями: 5 человек — золотых дел мастера, 8 — часовщики, 4 — серебря — ки. Чтобы иметь свой цех, они вынуждены были пригласить двух масте­ров-русских и одного из них назначить старшиной200.

В 1904 году во Владикавказе было уже 715 ремесленных заведений. В них работало 715 мастеров, 556 подмастерьев, 314 учеников. Среди ремесленных занятий самым крупным было сапожное дело, насчиты­вавшее 139 заведений. Портняжное ремесло было сосредоточено в 32 мастерских, кузнечное — в 68, золотых и серебряных дел — в 61, маляр­ных — в 57, столярных — в 50, колесных — в 37, шапочных — в 26, слесар­ных — в 17, седельных — в 16, часовых дел — в 13, каретных и шорных — в 11, жестяных, переплетных, галунных, шляпных и других — от одного до десяти каждого вида201. В городе были и мастера, занимающиеся инди-

5 Заказ № 1611 65 видуально различными ремеслами, в том числе такими как изготовление вощины, ульев, пчеловодных принадлежностей, роспись потолков и стен, никелировка медных, железных, стальных и чугунных вещей202.

Процессы урбанизации и капиталистического развития предопре­деляли отход от традиционных хозяйственных занятий и приобщение к городской экономике.

Развивающееся коммунальное хозяйство обеспечивало массу рабо­чих мест. Большинство улиц города в 70-х годах XIX века освещалось уже не фатогеном, как прежде, а керосиновыми или керосинокалильны­ми фонарями, которые нуждались в периодическом ремонте. В связи с созданием в 1883 году водопроводной сети появились рабочие, обслу­живающие водостоки и водопроводы.

Немало горожан было занято в системе городского транспорта. Со­временники отмечали сохранность его этнической специфики: “Извоз — чий фаэтон лежащих рессорах перегоняет скрипучую арбу, запряжен­ную парой буйволов, а вслед за ней едет русский троечный извозчик; слышно глухое позвякивание колокольчиков (биль),- это тянется беско­нечный караван верблюдов, привязанных друг за дружкой”203. Реклам­ные страницы местных газет часто упоминали такие виды транспорта как фаэтоны, коляски, линейные пролетки, дрогги рессорные. В 90-х годах XIX века появился “городской” фаэтон — “легкий, низкого хода”. Сохранилось описание одного из бытовавших видов транспорта: “каре­та с очень длинным сиденьем около кучера спереди и сиденьем сзади, запряженная четырьмя лошадьми в дышло и двумя спереди”204. В горо­де работали мастерские по ремонту экипажей, а позднее и автомобилей, а также заведения, в которых можно было арендовать экипажи. Были востребованы держатели экипажей, мастера по их изготовлению и ре­монту, извозчики.

В 1904 году во Владикавказе появился трамвай. Это событие широ­ко освещалось в прессе: “6 августа 1904 года при огромном стечении горожан, под перезвон церковных колоколов, первый трамвай вышел из депо, пересек выстроенный для него мост и двинулся по маршруту”. По описанию современников, первый трамвай представлял собой полуотк­рытый вагончик с рекламным щитом “Зингер” на вогнутой крыше205. Одним из первых водителей трамвая был осетин Кибл Абаев.

Приобщению к новым хозяйственным занятиям способствовала си­стема профессионального образования, в частности, ремесленные учи­лища. Например, в Лорис-Меликовском училище осетины получали про­фессии слесарей, токарей, столяров, кузнецов. Некоторые из них на­правлялись на учебу в Московское железнодорожное училище206. К 1897 году на железной дороге работало 64 осетина207.

Важное место в городской инфраструктуре занимал извозный про­мысел. По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году извозом занималось 598 русских горожан, 12 украинцев, 15 поляков, 31 грузин, 23 татарина208. По этим сведениям извозом занимался только один осетин. Но из других источников известно, что еще в 1830-х годах во Владикавказской крепости “множество осетинцев” предлагало про­езжим найм лошадей до завала, до Тифлиса и других мест. Этим ямщи­кам купечество поручало перевозить товары через Дарьяльское ущелье в Грузию209. Местная пресса отмечала, что при перевозке осетинами то­вары не портились и не пропадали210. Осетины развозили кирпич и че­репицу с заводов в различные части города.

В городе проходило становление системы бытового обслуживания, которая предоставляла горожанам довольно широкий выбор хозяйствен­ных занятий. Росло число бань, самые крупные из них — персидская, баня “Восток”, баня Басиевых по улице Евдокимовской, бани Дейкар — ханова, Иванова, Андреева. Андреевская баня считалась одной из луч­ших в городе. По описанию современников в предбанниках были мяг­кие диваны, на полах — ковры, на стенах — зеркала; ванны были цинко­вые, с термометрами и паровым отоплением. При банях открывались прачечные с машинной и ручной стиркой211. Масса горожан занималась в системе бытового обслуживания частной деятельностью в качестве прислуги, поденщиков и т. д. К 1897 году их численность достигала 2421 человек среди русских горожан, 84 —среди украинцев, 117 — среди по­ляков, 21 — среди немцев, 69 — среди армян, 78 — среди осетин, 211 — среди грузин, 15 — среди евреев, 5 — среди персов, 39 — среди татар, 59 — среди чеченцев212.

В городе развивалась культурно-информационная система, включав­шая почту, телеграф, телефон.

Своеобразная почтовая служба существовала во Владикавказской крепости в 30-х годах XIX века. Она доставляла в крепость служебные пакеты, частные письма, газеты и журналы. Во время Кавказской вой­ны связь крепости с Моздоком поддерживалась “оказиями”. Два раза в неделю отряд пехоты с пушками и “значительным количеством каза­ков” сопровождал правительственную почту213. Во второй половине XIX века почта в России стала средством распространения в провинции га­зет, журналов. Она облегчала коммерческие сделки, упрощала процесс пересылки денег, оформление кредитных операций.

В XIX веке появились новые средства информационной системы — электромагнитный телеграф и телефон. Первая телеграфная линия для общего пользования начала действовать между Москвой и Петербургом в начале 50-х годов. В пореформенное время выросла протяженность телеграфных линий. Во Владикавказе телеграф был установлен инже­нером К. А. Андреевым. Это была международная телеграфная станция третьего разряда с 5-ю круглосуточно работающими аппаратами. В 1876 году общее число телеграмм на этой станции было 90906, а годовой сбор за передачу денег составил 16510рублей41 копейку214. К 1884 году Владикавказ имел телеграфную связь с Дарьялом, Чир-Юртом, Моздо­ком, Ростовом. В городе действовало почтово-телеграфное управление.

В последние десятилетия XIX века в России появился и получил распространение телефон. В 80-х годах он уже был в губернских и не­которых уездных городах, а к концу XIX века — в 67 российских горо­дах. Во Владикавказе телефонная сеть была открыта 1 ноября 1897 года. Тогда было установлено 55 аппаратов: 4 служебных, 47 городских, 2 промежуточных и 2 загородных215. Позднее появился коммутатор.

Обслуживанием объектов культурно-информационной системы в основном занимались выходцы из городского мещанства, к концу XIX века их было 147 человек, из них 124 — русских, 11 поляков, 5 украин­цев, 2 армянина, 2 еврея, 1 грек, 1 осетин216.

Промышленность. В пореформенное время стала развиваться го­родская промышленность. Первые фабрики и заводы были мелкими предприятиями ремесленного типа, все работы на них производились вручную. В 1852 году в крепости был лишь один пивоваренный завод, два мыловаренных, два свечных, три кожевенных217. В 1871 году появи­лось 4 табачные фабрики, 2 водочных и канатно-прядильный завод218. Экономист Юдин отмечал, что Владикавказ, несмотря на свою юность, “обзаводился необходимыми в настоящее время фабриками и завода­ми”, в числе которых называл винокуренно-пивоваренный и кожевен­ный заводы Карганова, маслобойный завод Федорова, канатно-веревоч — ный завод Максимовой с сыновьями, хлопчатобумажные фабрики Пет­рова и Каврелина, воскопробойный и медоспускательный завод Токаре­ва, воскобелительный и свечный заводы Алехина, мыльно-свечный за­вод Егунова, водочный завод Шаура, 80 кирпично-черепичных заводов, на которых было занято до 1200 рабочих и служащих219. В 1874 году в городе было 194 промышленных предприятия: 11 — салотопенных, 3 ско­тобойных, 2 — вытапливающих воск, 10 свечных, 4 мыловаренных, 6 кожевенных, 2 выделывающих овчину, 64 кирпичных, 37 черепичных, 3 канатных, 3 пивомедоваренных, 2 известковых, 12 горшечных, 5 во­дочных, 2 табачных, 4 маслобойных и 5 хлопчатобумажных220. В 1875 году появилось еще 7 скотобойных предприятий и 7 оптовых складов вина и спирта221. В 1876 году количество промышленных предприятий сократилось до 145, стало меньше кирпичных и черепичных заводов (на 12 и 9 соответственно), что связано с возникновением процесса ук­рупнения предприятий. Вместе с тем увеличилось количество известко­вых заводов, появились новые фабрики222. К 1883 году было построено еще 2 уксусных завода, 2 красильных, 2 лесопильных, 3 завода мине­ральных вод, 2 конфетных и 1 чугунно-литейный223. К 1912 году были основаны 2 кукурузно-паточных завода224.

В 80-х годах продолжался процесс укрупнения промышленности, вытеснение мелких предприятий более крупными, такими как машин­ный завод барона Штейнгеля, сахарный завод Прохаско и другие. Мел­кие предприятия не выдерживали конкуренции. Создавались предприя­тия на паевых началах. Представители армянской общины города Кар — ганов, Кетхудов и Таиров создали Святотроицкий винокуренный завод. Это крупное комплексное предприятие состояло из пивоварни, мельни­цы, кузницы, слесарни, мастерской по выпуску медных винокуренных аппаратов, солодовни, скотобойни и кожевенного завода. Годовой до­ход его составлял 140 тысяч рублей225. Крупным предприятием была та­бачная фабрика Вахтангова с годовым оборотом в 1.300 тысяч рублей226. Остальные предприятия были небольшими.

Большая часть предприятий принадлежала русским, армянам, евре­ям. К числу значительных предприятий города относились кирпичные и черепичные заводы армян — С. Киракозова, X. Петросова, Г. Симоно­ва, А. Паргесова, О. Давидова, пивоваренный завод И. Тертерова, муко­мольная фабрика Ф. Ходякова, фабрика папиросных гильз X. Лисицева. Владельцами многих кирпичных заводов были персы. Осетины А. и X. Гутиевы и К. Тхостов строили кирпичный завод с гофмановскими печа­ми227. Армянин Б. С. Вахтангов, купец второй гильдии был владельцем табачной фабрики, Отиев — пивоваренного завода. Ж. Казаров — конди­терской фабрики. Евреи Резаковы имели в городе консервный завод (на перекрестке улиц Маркова и Джанаева). Осетин Хасиев — кондитерс­кую фабрику, азербайджанец Исмаил Алиев — кондитерскую и конфет­ную фабрику “Хуршид”, у греков было 9 пекарен228. В 1916 году греки Карагеоргопуло и Маруфов основали “Известково-промышленное то­варищество “Редант”, построили гофмановские печи229. Грекам П. Чи — хатарову и М. Станулису принадлежали известковые заводы в Балте.

В фабрично-заводской промышленности города одно из важных мест занимали мельницы: из 1.300 тысяч рублей общей производительности местных фабрик и заводов на мельницы приходилось 780 тысяч руб­лей230. Владельцем крупнейшей вальцовой мельницы был Я. О. Ходя- ков. К 1896 году насчитывалось 14 мельниц, их владельцами были азер­байджанцы братья Мурадовы — выходцы из Карабаха, осетин Павел Бай — матов, греки К. и Н. Лазаревы (Лазариди)231.

Многие горожане к концу XIX века были заняты в обрабатывающей промышленности. Обработкой растительной и животной продукции за­нимались 145 русских горожан, 7 украинцев, 6 поляков, 6 армян, 10 осе­тин, 60 грузин. В табачном производстве было задействовано 27 рус­ских, 15 евреев и др., в полиграфическом производстве — 82 русских, 14 евреев, 3 поляка и др. Значительная часть горожан имела занятия, свя­занные с железной дорогой, среди них — 187 русских, 19 украинцев, 45 поляков, 48 персов, 64 осетина, 4 грузина и др.

Особое место в городской экономике занимал гостиничный бизнес. Одна из первых гостиниц “Нью-Йорк” была открыта в 1875 году Архи — еписковым, который арендовал для нее часть первого в городе трехэ­тажного здания. Владельцем его был некто В. Л. Чеглак. Позднее гости­ницей стал управлять горожанин Мекеладзе232. В 1879 году была откры­та старейшая в городе гостиница “Гранд-Отель” на Александровском проспекте. Владельцем здания был горожанин Попков, а арендатором — Г. Г. Бурдули. На первом этаже располагались администрация гостини­цы и ресторан, на 2-ом — гостиничные номера. Позднее было основано еще 2 филиала “Гранд-Отель” на другой стороне Александровского про­спекта и в Казбеги.

Арендой гостиниц занималось немало грузин. В 1882 году была от­крыта гостиница “Европа”. Здание (на углу проспекта Мира и улицы Куйбышева) построил известный в городе предприниматель Е. С. Зипа- лов, а арендовал под гостиницу З. Н. Кереселидзе. В начале 1880-х го­дов была основана гостиница “Бристоль”. Здание было построено по инициативе Общественного (Дворянского) собрания Владикавказа для проведения различных культурных мероприятий, а со временем часть его была арендована под гостиницу И. И. Борисовым. “Бристоль” отли­чалась от других городских гостиниц наличием ночного кафешантана с кордебалетом — редкого по тем временам развлечения.

В 1880-х годах была построена гостиница “Париж” (угол проспекта Мира и улицы Горького) на средства горожанина Аликперта Амир-Али — ева. Христофор Андреев был владельцем гостиницы “Коммерческая”, где при номерах имелись ванны с горячей и холодной водой, буфеты, различные развлечения. Отель “Империал”, которым в разное время владели В. И. Римкевич и П. Е. Марандов, славился роскошным ресто­раном с европейской и кавказской кухней233. Гостиницей “Центральной” владел осетин Цораев, “Купеческой” — грек Михайлов, “Европейской” — грек Попандопуло, “Малороссией” — армянин И. Аракелов, гостиницей “Кавказ” — армянин Ж. Казаров, меблированными комнатами “Эльбрус” — армянин Г. Тер-Антонианц234. Многие горожане были заняты в гости­ничном бизнесе, где требовались горничные, швейцары, курьеры, элек­трики, слесари и т. д. К 1897 году в гостиницах, меблированных комна­тах, трактирах и клубах работало около 270 человек, среди них 145 рус­ских, 82 армянина, 22 грузина235.

Торговля. Еще в 1811 году, описывая население крепости, современ­ники отмечали наличие в ней нескольких “мелочных торговцев”236. В 1826 году жители крепости вынуждены были довольствоваться одним духаном, “где со сбытом вина и водки продавались товары самой пер­вой потребности”237. По заметкам бытоописателей, в 1834 году появи­лись лавки с товаром первой необходимости и даже предметами роско­ши238. В крепости действовал базар, где совершались основные торго­вые сделки. В 1851 году торговали 9 купцов 2-ой гильдии и 30 купцов 3- ей гильдии, было уже много “средней руки торговцев, которым принад­лежало 125 торговых лавок”239.

Путешественников удивляла смесь европейских и восточных эле­ментов жизнеобеспечивающей культуры. Е. Вердеревский, будучи во Владикавказе, писал: “В одном из лучших духанов нашел я следующую выставку местной коммерции: рыбу, ремни, купорос, бурки, финики, папахи, гвозди, горчицу и… шампанское. По этому образчику можете судить об изяществе капкайских магазинов”240. В 1852 году в крепости было уже 56 купцов 2-й гильдии241.

Владикавказская крепость была основной базой торговли с Закав­казьем и странами Ближнего Востока. В течение XIX века, в связи с периодически обострявшейся военно-политической ситуацией через Владикавказ по Военно-грузинской дороге, стягивались войска к гра­нице с Турцией. Прохождение войск через крепость требовало большо­го количества фуража, провианта и перевязочных средств — все это по­ставлялось для нужд армии местным населением. Возросшие доходы от военных подрядов и от перевозки товаров из России в Грузию спо­собствовали развитию экономики крепости242. Наместник Кавказский в своем отношении к председателю Кавказского комитета о преобразова­нии крепости в город указывал: “По мере успехов нашего оружия в кре­пости Владикавказ начала быстро развиваться торговля, привлекшая туда как из Закавказского края, так и из внутренних губерний России разно­го звания промышленных людей. Находя для себя выгоды свободной торговли, они стали в крепости оседлостью, строя там дома, лавки, за­воды и другие промышленные заведения”243. В 1850-х годах предмета­ми торговли были бумажные и шелковые ткани, сукно, металлические изделия, галантерея, сахар, чай, кофе, заграничные напитки. За исклю­чением табака, фруктов и кахетинских вин, привозимых из Тифлиса, остальные товары закупались на Нижегородской ярмарке, доставлялись во Владикавказ и оттуда сбывались в ближайшие укрепления. В 1859 году оборотный капитал крепости доходил до 800 тысяч рублей сереб­ром. Из 76 торговцев только 18 человек были русскими, остальные — армяне и грузины244. Жители крепости занимались торговлей “всех ро­дов”, особенно подрядами на перевозку в Грузию и Россию товаров.

Исследователи отмечают оживление коммерческой деятельности во всех городах Северного Кавказа к середине XIX века245. Это явление отмечали и современники: “Кто посещает Кавказ — с приездом в Став­рополь, Пятигорск, Кисловодск, Владикавказ, Грозную и пр. — видит города, оживленные торговлей и русской жизнью”246. В середине 1860-х годов внутренняя торговля велась в 150 лавках, 20 магазинах, на база­рах и ярмарках. “Положение” о городе Владикавказе предоставляло льго­ты лицам, вступившим в купеческое сословие, что обусловило рост их численности. На 1 января 1864 года в городе проживало 570 купцов 1 и 2 гильдии247.

В июле 1872 года был утвержден Устав акционерного общества Ро — стово-Владикавказской железной дороги, а в августе 1875 года было от­крыто движение первых поездов, соединившее Владикавказ с другими городами Северного Кавказа и России, а позднее — с портами Черного и Каспийского морей. Город превратился из военной базы в пункт ожив­ленной торговли России с Кавказом и Закавказьем. Количество завози­мых в него товаров достигало 3 миллионов пудов248. Владикавказ был проводником привозных продуктов, этим объясняется обилие в нем раз­нородных торговых заведений, значительно превышающих спрос мест­ного городского населения. В 1876 году здесь было 414 частных лавок, а всех торговых заведений — 627, из них магазинов и лавок с бакалейны­ми товарами — 38, лавок с мелочным товаром — 69, мясных лавок — 11, рыбных — 9, пекарных заведений — 64, фруктовых погребов и лавок — 6, магазинов и лавок с мануфактурными товарами — 31, с галантерейными

— 7, с железными и чугунными — 9, с кожевенными — 6, с посудой и стеклом — 3, с золотыми и серебряными товарами — 9, с карманными и настенными часами — 8, с готовой одеждой — 2, модных магазинов — 3, магазинов обуви — 4, магазин швейных машин — 1, табачных лавок — 10, мучных — 4, чайных магазинов — 1, магазинов сукон — 2, лавок с персид­скими и азиатскими товарами — 15, аптек и аптечных лавок — 2, мебель­ных магазинов — 3, оптический — 1, горшечных лавок — 7, лавок с извес­тью — 2, типографий — 2, литография — 1, фотографий — 3, оптовых скла­дов спирта — 8, ренсковых погребов — 40, погребов закавказских вин — 34, питейных заведений — 79, пивных лавок — 8, лимонадных заведений

— 4, трактирных заведений — 33, 3 харчевни, 15 постоялых дворов, 10 гостиниц, 7 съестных лавок, 10 квасных столов, 8 колбасных заведений, 4 кондитерских, 3 буфета, 10 бань, 3 транспортные конторы, 5 страхо­вых агентств, контора дилижансов и почтовая станция249.

Городское купечество было организовано в три общества — армянс­кое, грузинское и русское. Но не менее важные позиции в торговле за­нимали евреи и персы. С. И. Ковалевский писал о евреях: “Главное заня­тие — торговля. Одни торгуют на базаре, другие в разность. Последние обычно полезны женщинам, постоянно сидящим дома. Евреи и еврейки ничего не оставляют без внимания. Еврейки разносят по домам нюха­тельный табак и прочую мелочь. Между ними, как всегда, много рос­товщиков. Они дают деньги под большие проценты, — сверх того, сколь­ко еще приберут у должника кур, пшеницы, фруктов”250. По данным пер­вой всеобщей переписи населения по Терской области 37,7% евреев было занято торговлей. Во Владикавказе они имели магазины, в том числе крупные ювелирные.

Армяне и персы, составляли 7,85% всего городского населения, “в преобладающем числе держали в своих руках торговлю”251. Еще в кре­пости, в 1840-х годах армянские купцы торговали “красным и бака­лейным товаром”. В 1877 году в городе было 15 магазинов и лавок с “персидским и азиатским” товаром252. Современники отмечали, что пер­сы занимались торговлей в самых разных видах, от продажи фруктов и зелени на базаре, до больших магазинов на лучших улицах города. Один из первых магазинов по продаже персидских ковров распола­гался в конце 1880-х годов в центре города (улица Куйбышева, 6). Круп­нейший магазин находился в “Персидском доме”, здание которого было построено на той же улице в 1909 году, по проекту архитектора Гроз — мани. Персы привозили ткани, ковры, пряности, сухофрукты. Они имели и бакалейные магазины в центре города. Очевидно, персы были главными поставщиками сахара: когда наступали мусульманские праз­дники и закрывались магазины, местные газеты именно этим обстоя­тельством объясняли отсутствие в городе сахара, а городская управа просила персов — владельцев бакалейных магазинов, заблаговремен­но предупреждать горожан о режиме своей работы через местную прес­су253. Персы изготавливали и продавали национальные кондитерские изделия. “На многих улицах города можно ежедневно видеть как пер­сияне-торговцы на подставных столиках продают разные сласти до­машней фабрикации, окрашенные во всевозможные цвета”254. Эта про­дукция пользовалась особым спросом у городской детворы, а взрос­лые горожане высказывали озабоченность качеством персидских кон­дитерских изделий. Персов-торговцев часто упрекали и в низком ка­честве фруктов. Они владели чайными и харчевнями в оживленных местах города. Собственные торговые лавки имели русско-подданные персы Салах Захарбеков, Рустам Ахмедов, Гаджи Асанов, Коджи Алес­керов, братья Бабабековы, Даргахов и др255.

Грузины держали винные лавки, предлагая горожанам кахетинские вина, фрукты, продукты сельского хозяйства. Они были владельцами многочисленных духанов.

Определенную нишу в торговле занимали греки. Им принадлежало 28 торговых лавок, торговавших хлебом и кондитерско-булочными из­делиями, 4 лавки, торговавшие мукой и зерном, 2 табачные, 9 бакалей­ных. Были торговые заведения со смешанным товаром, а также лавки, продававшие известь. В разное время к купцам 2 гильдии были причис­лены 9 человек256.

Осетины также вовлекались в городскую торговлю. Еще в 1858 году, когда в крепости было только 84 торговца, двое из них были осетинами — Каспулат Кусов и Дмитрий Базров257. Крупным купцом был Федор Баев, торговавший рогатым скотом и имевший многочисленные табуны ло­шадей. Осетины продавали вещи из домашнего сукна, бурки, овечью шерсть, мед, кожу, меха, бычьи и турьи рога, продукты сельского хозяй­ства — домашнюю птицу, сыр, яйца.

Часть города (современные улицы Джанаева, Маркова, Гостиева, Куйбышева) была занята торговыми рядами, лавками, духанами, пекар­нями, создававшими атмосферу восточного базара258.

Росло число частных торговых лавок. Городская управа сдавала в аренду будки для торговли в городском саду, на Александровском про­спекте, на Московском бульваре, требуя при этом соблюдать порядок: “никаких выносных столиков, подставок, чтобы не стеснять движения публики на бульварах”259. К началу XX века появились магазины на го­родских слободках. На Осетинской слободке были открыты бакалей­ные и мясные магазины Борисом Ногаевым, Григорием Симоновым, Захаром Отиевым, Аделаидой Шимкевич. В целом, число торгующих заведений во Владикавказе увеличилось с 223 в 1894 году до 1131 в 1910 году260. В 1915-16 годах горуправа выдала массу разрешений на открытие столовых и кафе.

Особое место в городской жизнедеятельности занимала ярмарка. В середине 1870-х годов действовало две ярмарки — Константиновская с 20 мая по 28 мая и Михайловская с 8 по 14 ноября. Дважды в год горцы привозили в город сукно, кожевенные изделия, головные уборы, чувя­ки, ноговицы, бурки. Из Моздока и казачьих станиц везли на продажу муку, мед, виноград, арбузы, дыни, фрукты, овощи, домашнюю птицу. Ногайцы торговали мелким скотом и лошадьми. Ярмарка была актив­ной зоной межэтнического общения. “Тут толпятся казаки, в черкесках и папахах; оборванные и грязные татары; бойкие великорусские кула­ки; красивые кабардинцы, в бурках, верхом на прекрасных лошадях; в кое-как сколоченных лавчонках, образующих так называемые ряды, продаются чай, сахар, мыло, свечи, бумажные московские материи и тульские железные вещи; великорусские кулаки обделывают приезжих с гор, выманивая привезенные ими звериные шкуры на свои товары; на площади стоят воза с яблоками; продаются деготь, сено, волы и про­чее”,-так описывал владикавказскую ярмарку путешествующий по Кав­казу М. Владыкин261. Ярмарки придавали городу особый колорит и со­здавали приподнятую праздничную атмосферу. Они были желанным со­бытием для мещан, купцов, ремесленников, солдат, многих горожан. Бойкая торговля, где почти каждый продавец был еще и покупателем, сопровождалась всевозможными ярмарочными развлечениями. Высту­пали дрессировщики, фокусники, акробаты, шарманщики, владельцы подвижных “панорам” с видами гор и увеселительными картинками. “Книгоноши” продавали лубочные издания с картинками и плакаты со стихами к ним Пушкина, Лермонтова, Кольцова и Некрасова. Кустари торговали детскими игрушками — лошадками, куклами, дудками, свист­ками и пр. “Не смолкая звучала многоязычная речь продацов и покупа­телей. Они шумно торговались, и заключая крупные сделки, бились об заклад. Пронзительно кричал Петрушка, разыгрывая сцены с чертом или со смертью. Смех, пение, монотонные звуки органа не стихали до вече­ра”, — так описывали современники городскую ярмарку262. Устраивали качели, различные игры. Ярмарки оживляли размеренный ритм жизни владикавказцев.

Но главным содержанием ярмарки была торговля, а ее результаты со временем перестали устраивать город. Если в отчете за 1876 год, ког­да годовой оборот с обеих ярмарок составил 26 тысяч 665 рублей, сдер­жанно было отмечено, что “причин, препятствующих развитию какой- либо отрасли торговли и обстоятельств, увеличивающих ее на упомяну­тых ярмарках не встречалось”263, то к середине 1880-х годов ситуация заметно ухудшилась. В 1884 году “Терские ведомости” отмечали: “Вла — . дикавказские ярмарки уже отжили свой век и теперь являются анахро­низмом. Раньше они имели значение для торговых сношений с горца­ми, которые пригоняли на продажу свой лишний скот, свозили свои из­делия и разное сырье и взамен запасались красным товаром, привози­мым сюда на ярмарки из Георгиевска и Ростова. А с появлением желез­ной дороги базар заменил ярмарки, горцы могут приезжать в любое вре­мя”264. Действительно, оборот ярмарок падал с каждым годом. Если в начале 1870-х годов общий оборот одной лишь Константиновской яр­марки достигал 80 тысяч, то к 1890 году он упал до 42 тысяч рублей265.

К этому времени городские базары, проводившиеся три раза в неде­лю, превосходили своими оборотами многие ярмарки в других городах области, а ценность продуктов среднего годового привоза на владикав­казские базары превышала 1 миллион рублей266. Владикавказские база­ры снабжали Тионетский уезд Тифлисской губернии зерновым хлебом, горским сукном, бурками, рогатым скотом, лошадьми и местными ре­месленными изделиями. С владикавказских базаров в Ростов отправля­лось громадное количество кукурузы, пшеницы. На Харьковскую, Пол­тавскую и Нижегородскую ярмарки увозили кожи, овчины, меха и воск267.

Владикавказ был естественным и ближайшим рынком сбыта кус­тарной продукции горцев, которая с каждым годом увеличивалась и со­вершенствовалась. Но сбыт кустарных изделий был убыточным, пото­му что находился в руках посредников, многократно снижающих их реальную стоимость. Известно, что К. Хетагуров призывал туземную интеллигенцию “без различия национальностей” учредить “Общество покровительства кустарному производству в Терской области” и нала­дить систему сбыта этой продукции по приемлемым ценам268.

По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году тор­говлей занимались очень многие горожане. Продуктами сельского хо­зяйства торговали 811 человек, в основном русские (281 человек), армя­не (96 человек), персы (164 человека), грузины (142 человека). Строи­тельными материалами и топливом торговали 36 человек, в основном русские; торговлю металлами, машинами и оружием вели 190 человек, (из них 102 человека — армяне); тканями и предметами одежды торгова­ли 188 человек, в основном русские (78 человек) и грузины (96 чело­век); “разносносной” и “развозной” торговлей занималось 83 человека, большей частью грузины, армяне, персы и осетины. Монополию на пи­тейную торговлю имели грузины (123 человека из 192). Торговым по­средничеством занимались 56 человек, в основном евреи (12 человек), армяне (13 человек), персы (10 человек)269.

Сельское хозяйство. Некоторые исследователи рассматривают сель­скохозяйственные занятия горожан не как подсобные, а как важнейшие промыслы, которые наряду с ремеслом и торговлей, составляют “про­изводство для обмена”, то есть приобретают товарный характер270. Сель­ским хозяйством занималась значительная часть горожан — осетины, гру­зины, русские, немцы и другие. “Это владикавказские мещане, перенес­шие с собой из деревни всю деревенскую обстановку, приемы и обы­чаи. В большинстве случаев сельское хозяйство служит для удовлетво­рения собственного обихода, но немало занимаются им с промышлен­ной целью: сеют в больших размерах кукурузу, подсолнечник, карто­фель”271. Под полевые посевы, огороды и сады горожане арендовали землю у городской управы. В 1905 году количество арендованной зем­ли составляло 1.369 десятин272. Владикавказцы занимались огородни­чеством, садоводством, пчеловодством, частично и хлебопашеством. Ад­министрация продавала жителям сенокосные участки на восточном и западном выгонах. Как правило, в отчетах городских властей состояние огородных посевов, картофеля и хлеба оценивалось как хорошее273. По данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи за 1897 год земледелием занимались 299 русских горожан, 16 малороссов, 14 поляков, 55 грузин. В материалах переписи не указана численность осетин, занятых в земледелии. Но из других источников известно, что оно было одним из основных занятий осетин-горожан, особенно на Осе­тинской и Владимирской слободках. Всего в сельском хозяйстве Влади­кавказа было занято 33,4% всего городского населения274.

Важное место в городском хозяйстве занимало скотоводство. В 1876 году в городе насчитывалось 5684 лошади, 7928 волов, 6432 коровы, 5983 теленка, 485 коз, 8032 овцы, 6238 свиней, 132 осла и мула275. Осе­тины, грузины, армяне, греки, немцы, русские и другие в большинстве были горожанами первого поколения, выходцами из аграрных районов, они пытались и в городских условиях не терять традиционных спосо­бов жизнеобеспечения. Город создавал условия для усовершенствова­ния сельскохозяйственных занятий. “Общество распространения обра­зования и технических сведений среди горцев Терской области” знако­мило “с лучшими и наиболее удобными и применимыми сельскохозяй­ственными орудиями и машинами, а особенно с новейшими усовершен­ствованными плугами”276. В 1884 году общество провело ряд экспери­ментов по использованию сельскохозяйственных машин на городской земле. В результате многие горожане обрели плуги и умение обращать­ся с ними. В 1894 году во Владикавказе было образовано “Терское об­щество сельского хозяйства и сельскохозяйственной промышленности” с целью усовершенствования всех отраслей сельскохозяйственной и ку­старной промышленности.

В городе активно действовало общество птицеводов А. Б. Ленарто — вича277. Оно часто устраивало выставки на Александровском проспек­те. Как правило, они состояли из нескольких отделов: домашней птицы и кроликов, продуктов птицеводства, принадлежностей птицеводческо­го хозяйства, а также бывали представлены птицы декоративные, пев­чие, голуби278.

При Владикавказской паровой лесопильне был образован склад зем­ледельческих машин, где продавали косилки, жатки, молотилки, мель­ницы, локомобили, куплеотборники279.

Состоятельные горожане в начале XX века имели возможность сде­лать заказы по каталогу Берлинскому заводу сельскохозяйственных ма­шин й орудий Карла Беермана, который предлагал патентованные сеял­ки, конные грабли, одно — и многолемешные плуги, конные приводы, веялки, соломорезки, молотилки280. Известная фирма Гулье-Бландшард предлагала косилки, легкие жатки, сноповязалки, дробилки, давилки281. Ростовский склад фирмы Генрих Лапц на льготных условиях предлагал соломорезки, корнерезки, дробилки и пр282. Контора “Перкунъ” через своего единственного в Терской области представителя А. Б. Текстера в городе Екатеринограде предлагала нефтяные, керосиновые и спирто­вые двигатели и локомотивы, пожарные и колодезные насосы, кузнеч­ные и слесарные инструменты283. Владикавказский склад машин и ору­дий Терского общества сельского хозяйства и сельскохозяйственной про­мышленности реализовывал оригинальные плуги Р. Сакка и других за­водов, бороны, крюмеры, жатвенные и сноповязальные машины, ма­нильский шпагат, плодосушилки, зернодробилки, сепараторы “корона”, садовые инструменты, пульверизаторы, маслобойки гольштинские и ле — фельдовские, брезенты, мешки, ремни и др284. Английский магазин Коп — фшталь закупал за границей овощные и цветочные семена, луковицы285.

К сожалению, нет источников, позволяющих определить степень востребованности этой продукции и ее влияние на хозяйство горожан. Но с уверенностью можно утверждать, что в начале XX века сельскохо­зяйственные занятия горожан успешно развивались. Осетины просили городскую управу расширить площадь для своих пастбищ, брали в арен­ду новые участки земли, активно торговали сельскохозяйственной про­дукцией286. Персы арендовали сады и выращивали фрукты на продажу (большие сады были у братьев Мурадовых в районе улицы Шмулеви — ча)287. Грузины выращивали фрукты, зелень, торговали домашней пти­цей и продуктами скотоводства. В декабре 1915 года они даже ставили вопрос об открытии мелкорайонного сельскохозяйственного общества, обращались с ходатайством о созыве собрания учредителей и организа­торов общества к правительственному агроному Терской области А. Каменецкому288. Немцы выращивали на продажу цветы, оформляя их в оригинальные букеты круглой формы. Большие скотоводческие хозяй­ства были у татар. Горожанин Якубов разводил кабардинских скакунов, на его подворье содержалось около 100 кобылиц. Он организовал про­изводство кумыса289. Представители классических диаспоральных групп — армяне, евреи — не занимались сельским хозяйством. Их хозяйствен­ные традиции сложились исторически: в традиционных аграрных обще­ствах с жесткой системой землевладения чужаки не могли претендовать на землю и связанные с ней занятия. Принимающие общества диктовали свои законы, позволяя им занимать определенные позиции в торговле, посредничестве и т. д. Материалы переписи населения за 1897 год под­тверждают эти тенденции. Армяне, евреи и персы не были заняты в сель­ском хозяйстве, но торговлей живым скотом, зерном и другими продукта­ми сельского хозяйства занимались 115 армян, 164 перса, 36 евреев.

Самые ранние сведения о социальном составе Владикавказа содер­жатся в дневниковых записях генерал-лейтенанта И. Бларамберга. В 1811 году он отмечал, что единственными жителями крепости были воен­ные, несколько мелких торговцев и маркитантов, а также осетинские семейства вне укрепления162. Люди, занимавшиеся торговлей, как пра­вило, не жили в крепости, не имели своих домов, а приезжали с товара­ми для военных. Более поздние источники, датированные 1830-1840 го­дами, свидетельствуют о наличии в крепости ремесленников и торгов­цев163. Первые статистические данные, характеризующие сословную структуру Владикавказа, относятся к 1852 году. Источник содержит пе­речень следующих категорий населения крепости: духовенства, дворян, купцов 2 и 3 гильдии, мещан и посадских, крестьян, женатых нижних чинов, отставных солдат, Владикавказский казачий полк. Большинство населения составляли военные (1039 человек) и казаки (720человек), из гражданского населения преобладали дворяне (134 человека). Мещан и ремесленников было всего 68 человек, купцов — 75 человек, крестьян — 55, духовенства — 21 человек164.

Современники отмечали, что после преобразования крепости в го­род в нем “… обзаводились оседлостью” большей частью купцы и ме­щане165. Политика городских властей была направлена на увеличение численности ремесленников и торговцев. Статус горожанина предос­тавлялся прежде всего лицам, владеющим каким-либо ремеслом или занимавшимся торговлей. В то же время из Владикавказа были выселе­ны осетины, немцы и казаки, ведшие сельское хозяйство и не знакомые с “городскими промыслами”.

Но несмотря на политику администрации значительная часть город­ского населения занималась сельским хозяйством не только для удов­летворения собственных нужд, но и для реализации продукции на рын­ке. Дореформенные источники выделяют кроме казенных крестьян воль­ноотпущенников — бывших крепостных, освобожденных владельцами. После реформы их причисляли к казенным. Они пополняли и городс­кие сословия купцов, мелких торговцев.

В историографии города была лишь одна попытка определения со­словного состава населения, предпринятая В. И. Лариной. Опираясь на статистические сведения за 1874 год, она отмечала, что большинство населения составляли мещане (5.278 человек) и ремесленники (275 че­ловек). Следующие позиции занимали крестьяне (1.698 человек), каза­ки и военные, дворяне (1.897 человек), духовенство (94 человека), по­четные граждане (29 человек) и прочие. Перепись населения 1897 года дала несколько иную картину: войсковые казаки составили 11,5%, дво­ряне всех категорий и чиновники — 10,7%, крестьяне — 33,4%, духовен­ство — 0,93%, купцы — 2,2%, потомственные почетные граждане — 1,3%, прочие сословия — 5,2%. Анализ сословного состава населения города привел В. И. Ларину к выводу о глубокой “классовой дифференциации и поляризации классовых сил”, о возрастающей роли купечества в об­щественной жизни города. Последний тезис подтверждается материа­лами по выборам в городскую думу в 1875 году. Согласно городовому положению избирательное право имели только горожане, имевшие не­движимость, занимавшиеся торговлей или каким-либо промыслом. Их оказалось 735 человек. Гласными были избраны в основном дворяне и купцы, первым городским головой стал купец первой гильдии П. М. Бог­данов, членами городской управы также стали купцы166.

Имеющиеся источники позволяют провести детальный анализ со — словно-социальной структуры населения Владикавказа и проследить ее динамику.

Таблица составлена по разным источникам, в них нет единых кри­терий в определении категорий городского населения. В некоторых ис­точниках социальная принадлежность приравнивается к национальной. Например, в документе, датированном 1852 годом, в числе социальных категорий значатся духовенство, дворяне, купцы, мещане, крестьяне, отставные солдаты, грузины и армяне, евреи, иностранцы, осетины, нижние женатые чины, ремесленники. Это дает основание предпола­гать, что сословному анализу в ряде источников подвергалось только русское население города. Часть документов составлена без деления дворян на потомственных и личных; не во всех источниках мещане от­делены от ремесленников. Прослеживаются разные подходы в опреде­лении категорий крестьян. В дореформенных документах выделяются только государственные (казенные) и вольноотпущенные крестьяне. В 70-80-х годах кроме государственных, значительную часть крестьян ста­ли составлять временнообязанные — примета капиталистического раз­вития региона. В документах стали выделять крестьян-собственников, их было большинство (1.132 человека из 1452 человек), удельных и ко­лонистов. Источники конца XIX — начала XX веков обозначают всех городских крестьян как единую категорию, выделяя в ней только “гор­цев сельского сословия”.

Серьезные различия в источниках наблюдаются и при описании во­енных. В ранних документах значатся только казаки и женатые нижние чины. Более обстоятельные обследования (1877 год) выделяют служа­щих в регулярных и иррегулярных войсках, “бессрочно отпускных ниж­них чинов”, “временно-отпускных нижних чинов”, “отставных нижних чинов, их жен и дочерей”, “солдатских детей”. Источники конца XIX — начала XX века не делят военных на отдельные группы. Весьма неопре­деленными представляются выделяемые среди горожан “разночинцы” и “остальные сословия”. Это отмечали и современники, предполагая, что под “остальными сословиями” следует понимать людей пожилого возраста, которые закончили военную или гражданскую службу, но ос­тались жить в городе. Считалось, что “благодаря прекрасному местопо­ложению, безусловно здоровому климату, сравнительно недорогой жиз­ни Владикавказ привлекает к себе всех, кто имеет возможность про­жить без треволнений трудовой жизни”. Отмечалось также, что много­численные учебные заведения города, обслуживавшие почти всю Терс­кую область, привлекали в город “немало интеллигентных семейств, живущих здесь ради воспитания и обучения детей”168. Отставные воен­ные придавали Владикавказу особый колорит, его называли городом отставных.

Приведенные статистические данные свидетельствуют о росте чис­ленности всех социальных категорий, кроме военных и купцов. Резкое уменьшение числа военных могло быть не только следствием сокраще­ния воинских частей. Отставные военные в источниках за 1894 — 1910 годы уже не выделялись в отдельную категорию, поэтому занявшись торговлей, ремеслом, земледельческими работами, они могли быть уч­тены в числе других категорий, соответственно новым занятиям. От­ставные дворянского происхождения могли быть учтены в категории потомственных дворян. Как указывалось выше, часть отставных могла в более поздних источниках попадать в графу “остальные сословия”, что подтверждается параллельным уменьшением численности военных и увеличением числа остальных сословий.

Анализ статистических сведений показывает, что в городе в 1850- 1860 годах большинство населения составляли военные, а с 1870-х го­дов до начала XX века стабильно преобладали мещане и ремесленники. К этому же периоду относится увеличение численности крестьян, зна­чительную часть которых стали составлять “горцы сельского сословия” (9.445 человек из 12.646 человек в 1910 году). Следующую, третью по­зицию военные уступили к 1897 году дворянам (3.256 человек против 2.095 человек в 1910 году). Колебания в численности купцов, очевидно отражают миграционные волны, сложные экономические процессы по­реформенной экономики, которые могли приводить к разорению части купцов.

Рост численности духовенства объясняется активным строитель­ством культовых учреждений, особенно православных храмов. Значи­тельно увеличилось число “почетных граждан”. Известно, что это при­вилегированное звание было введено в России в апреле 1832 года и при­сваивалось лицам недворянского сословия. В 1852 году во Владикавка­зе их не было, а в последующие годы отмечается стабильный рост, с 27 человек в 1865 году до 231 человека в 1910 году Трудно объяснимой является цифра 5.273 человека в 1894 году, явно диссонирующая с ос­тальными сведениями.

В источниках, использованных в таблице, не употребляются терми­ны “интеллигенция”, “рабочие”, но они зафиксированы в других мате­риалах. Вопрос о том, какие из перечисленных категорий следует отне­сти к интеллигенции или рабочим, довольно сложный. Дискурс по по­воду термина “интеллигенция” имеет давнюю историю. Известно, что в научной литературе в конце XIX — начале XX века было принято выде­лять наряду с интеллигенцией н такую категорию как “полуинтеллиген — ция”, к которой относили лиц, не имевших высшего образования, но занимающихся интеллектуальным трудом — учителей начальных школ, техников, фельдшеров, мелких чиновников, канцелярских служащих и т. п. Многие исследователи считают, что “полуинтеллигенция” в России была самой массовой категорией и нет оснований отделять ее от интел­лигенции. Рассматривая интеллигенцию в широком смысле слова, они предлагают классификации по принципу профессиональной деятельно­сти169.

Наиболее приемлемым для задач, поставленных в настоящем ис­следовании, представляется определение интеллигенции как лиц, имев­ших определенный уровень образования, основным занятием которых был умственный труд. Имеющиеся источники позволяют применить вы­шеупомянутый принцип классификации интеллигенции по профессио­нальному признаку.

Представляется возможным применение этого принципа и по отно­шению к другим категориям горожан, прежде всего, к рабочим. По све­дениям, приведенным В. И. Лариной, в 1874 году в городе было 448 ра­бочих, а в 1893 году — 1.537170. Но динамика их численности лучше про­слеживается при анализе по отдельным отраслям городского хозяйства.

Для полноценного исследования отдельных сфер городской жизне­деятельности совершенно необходимо провести анализ сословной струк­туры городского населения еще в одном аспекте — с учетом этнической принадлежности. Этническая обезличенность социальных категорий — одно из слабых мест в характеристике горожан Владикавказа. Материа­лы переписи населения 1897 года дают возможность предпринять по­пытку проведения необходимого анализа.

К городской интеллигенции отнесены служащие в административ­ных учреждениях, суде, полиции, в общественных, кредитных и благо­творительных организациях; лица, занятые учебной, воспитательной, врачебной, санитарной, частной юридической деятельностью, наукой, литературой, искусством и другими видами умственного труда. К ин­теллигенции, несомненно, следует относить духовенство — лиц, имев­ших богословское и общее образование, окончивших духовные учеб­ные заведения. Известно, что у многих народов зарождение интелли­генции началось с духовенства. К сожалению, источник не позволяет выделить военную интеллигенцию и определить ее численность. Не представляется возможным четкое разграничение между ремесленни­ками и рабочими. Выделенные в переписи отрасли городского хозяй­ства — обработка дерева, металлов, минеральных веществ, обработка пищевых продуктов, изготовление одежды, строительство и ремонт жилищ, ювелирное дело, живопись, предметы культа, производство на­питков и бродильных веществ — могли включать и ремесленников, и рабочих. С большей вероятностью можно предполагать, что в произ­водстве химических веществ, изготовлении табака и табачных изделий, в полиграфическом производстве, в изготовлении физических, оптичес­ких, хирургических и других инструментов были задействованы имен­но рабочие. К этой же категории следует причислить лиц, обозначен­ных в графе “прислуга, поденщики”.

Следует признать определенную условность полученных сведений. Прежде всего, в приведенной таблице учтены не все категории горо­жан, в нее не вошли лица, обозначенные в переписи как жившие на до­ходы с капитала, недвижимости, на средства от казны, общественных учреждений и частных лиц, лишенные свободы и отбывавшие наказа­ние, а также “остальные”. Не учтены учащиеся городских учебных за­ведений. Некоторые данные переписи 1897 года не соответствуют све­дениям других источников. Например, согласно переписи среди городс­ких осетин не было занимающихся учебной и воспитательной деятель­ностью. Другие источники свидетельствуют об активном участии осе­тин в развитии городской общественно-культурной среды, в том числе и образования (см. главу III настоящего исследования). Аналогичная ситуация просматривается со сведениями по горожанам-осетинам и ар­мянам, занятым сельским хозяйством. Их численность была гораздо выше приведенных цифр, что подтверждается другими материалами (см. главу II). Допустимо предположение об учете сезонников, отходников в отдельных отраслях городского хозяйства.

Но несмотря на указанные обстоятельства, проведенный анализ по­зволяет создать представление о социальном составе отдельных этни­ческих групп. Большую часть русских горожан составляли рабочие (5.531 человек), особенно “прислуга”, “поденщики”, строители и мастера по ремонту жилищ и др. Значительная часть русских жителей города отно­силась к интеллигенции (1070 человек), к военным (1953 человека), го­раздо меньше было торговцев (742 человека) и крестьян (511 человек).

Более ранние источники указывают, что в 1877 году среди городс­ких осетин выделяли 315 человек “привилегированных” и 1.485 “про­стых”172. К концу XIX века численность интеллигенции и рабочих была примерно одинаковой (272 и 283 человек). Основная часть интеллиген­ции (223 человека) была занята общественной и сословной службой, работой в благотворительных учреждениях, а большинство рабочих уч­тено в следующих сферах городского хозяйства: транспорт (81 чело­век), “прислуга, поденщики” — 78 человек, обработка дерева, металлов и пр. — 42 человека. Значительное число осетин (93 человека) было занято торговлей и торговым посредничеством.

В этнической группе армян преобладали торговцы (279 человек), рабочие и ремесленники (260 человек), к интеллигенции могут быть от­несены в основном лица, служившие в благотворительных учреждени­ях (33 человека), в городской администрации (10 человек), духовенство (7 человек) и др.

Большинство немцев в городе составляла интеллигенция (133 чело­века), рабочие и ремесленники (91 человек), военные (50 человек), тор­говцы (24 человека).

Персидская община была представлена торговцами (242 человека), ремесленниками и рабочими (214 человек). Среди персов не было крес­тьян, военных, а к интеллигенции можно отнести только служащих в благотворительных учреждениях.

Большая часть городских евреев (169 человек) относилась к воинс­ким частям, было много ремесленников (145 человек) и торговцев (60 человек). Среди евреев не было крестьян.

В этнической группе греков больше всего было рабочих (103 чело­века), немного торговцев (53 человека), практически не было интелли­генции (кроме 12 служащих в благотворительных учреждениях), не было военных и крестьян.

Большую часть поляков составляли военные (495 человек); ремес­

ленников и рабочих насчитывалось 266 человек, торговцев — 23 челове­ка, интеллигенции — 24 человека (из них 11 — служащие на почте, теле­графе, телефоне).

В грузинской общине значительную часть составляли ремесленни­ки и рабочие (451 человек), в основном прислуга и поденщики (211 че­ловек). Многочисленной была группа торговцев (416 человек), немало было среди грузин крестьян (92 человека). Гораздо меньшей была чис­ленность интеллигенции (24 человека), из них 12 учителей и воспитате­лей, 9 администраторов и полицейских и пр.

Татары значились среди рабочих, занимавшихся извозом (23 чело­века), среди прислуги и поденщиков — (39 человек), среди торговцев (11 человек), среди военных (20 человек). Их не было в числе интеллиген­ции и крестьян.

Таким образом, процесс градообразования Владикавказа, рост чис­ленности его населения привели к формированию сложной этносоци­альной структуры. Сложившиеся в городе этнические и этнодисперс — ные группы представляли собой не номинальные образования, не ста­тистическую совокупность представителей какого-либо этноса. Перво­начально образовавшиеся группы пополнялись в течение второй поло­вины XIX — начала XX века за счет новых мигрантов. Каждая из них имела свою историю появления в городе, свои причины миграции. Они были разными по численности, сословно-социальному составу, по сте­пени сохранности этнических признаков. Но их объединяло получение нового статуса — горожан Владикавказа. Всем этническим группам пред­стояло пройти сложные адаптационные процессы, приспособиться к законам принимающего общества, к урбанизированному хозяйству и культуре, но при этом создать условия для сохранения этнической иден­тичности.