Городская жизнедеятельность формировалась под воздействием раз­личных социально-экономических и социально-политических факторов, важнейшими из которых были присоединение Осетии к России, рефор­мы 1860-х годов, развитие капитализма, преобразование крепости в го­род и обретение им статуса областного центра. Основной характеристи­кой1 городской жизни была полиэтничность изначально сложившаяся в крепости. “Крепостной” социум выступал в качестве принимающего общества, реципиента по отношению к мигрантам, численность кото­рых постоянно увеличивалась. Этот процесс активизировался во вто­рой половине XIX — начале XX века и был связан с высоким уровнем миграции из внутренних губерний России, из осетинских селений и других регионов. Большинство городского населения составляли рус­ские, а к концу XIX века значительно увеличилось число осетин. В струк­туре городского населения сформировались диаспорные группы армян, евреев, татар, грузин, персов, азербайджанцев, поляков, немцев, греков. Их формированию способствовали достаточная численность мигран­тов, характер расселения, сохранение контактов с родиной. В демогра­фическом отношении почти все диаспорные группы были самодоста­точны, о наличии связей с родным этносом свидетельствуют постоян­ный приток мигрантов. В характере расселения просматриваются раз­личия. Компактные поселения имели осетины, армяне, грузины, поля­ки, а остальные горожане были поселены дисперсно. Преобладающей формой расселения диаспорных групп было сочетание компактного и рассеянного. Дисперсность возрастала вместе с образовательным уров­нем, социальной мобильностью и степенью включенности в городскую жизнь. Этнические группы были разными по численности, времени про­живания в городе, по социальному составу, по степени сохранности тра­диционной кулыуры, по уровню инкорпорации в хозяйство и обществен — но-культурную среду, по наличию диаспоральных признаков. Рассмот­ренный материал хорошо иллюстрирует тезис С. А. Арутюнова о том, что “диаспора — это не только и не столько состояние, диаспора — это процесс развития от “еще не диаспоры” чеоез “собственно диспору” к “уже не диаспоре”927. Владикавказские группы к концу изучаемого пе­риода находились на разных стадиях этого процесса. Армяне, грузины, евреи, греки создали в своих общинах социальные институты, обеспе­чивавшие условия для сохранения этничности. К ним относились рели — гиозно-культовые учреждения, благотворительные и культурно-просве — тительские общества, национальные школы, которые кроме своих не­посредственных задач выполняли функцию внутриэтнической консоли­дации и манифестировали диаспоральное поведение. Самую сильную структуру создали армяне. Она включала кроме армяно-григорианской церкви несколько учебных заведений, в том числе и женских, издатель­ское общество, театрально-драматический кружок, комитет помощи бе­женцам, благотворительное общество. На фоне высокого диаспораль — ного самосознания обнаруживалась и тенденция, которую можно рас­сматривать как движение к “уже не диаспоре”: часть интеллигенции утрачивала интерес к делам общины, стремилась выйти за пределы ее структуры и участвовать в общегородском культурном процессе, пред­почитала обучать своих детей уже не в национальной, а в русской шко­ле. Грузинская община создала аналогичную структуру, но гораздо по­зднее армянской. Персы имели и мечеть, и училище, и благотворитель­ное общество, но это было результатом заботы о них консульства и не может рассматриваться какпоказатель диаспорального самосознания. Татары, немцы, поляки к концу XIX — началу XX века продолжали фор­мировать институты внутриэтнической консолидации, но этот процесс протекал медленно и не был завершен к концу изучаемого периода.

К числу факторов, определяющих развитие этнических групп, сле­дует отнести достаточную для воспроизводства численность, связь с ро­диной, пополнение новыми мигрантами, компактность расселения. Не­маловажное значение имело место общины в экономике, наличие мате­риальных возможностей для возведения храмов, содержания школ и т. п. В большей степени внутриэтническая консолидация была характерна для этноконфессиональных групп: еврейская община сохраняла корпо­ративность несмотря на небольшую численность и дисперсность посе­ления.

Развитие капиталистических отношений в городской экономике про­ходило быстрыми темпами, в ней формировались национальные ниши, которые вмещали далеко не всех переселенцев. Попытки приспособиться к хозяйству города, найти в нем свое место в соответствии с традицион­ными занятиями и навыками не всегда оказывались успешными. Адап­тационные процессы были особенно сложными для людей, занимавших­ся не востребованным в городе сельскохозяйственным трудом. Городс­кое население приобщалось к нетрадиционным, новым отраслям эко­номики, не всегда прибыльным и престижным. Большей мобильностью отличались русские и осетины, не имевшие своих национальных ниш. Крупные этнические группы армян, евреев, азербайджанцев, грузин имели своеобразную монополию в различных сферах торговли и про­изводства. В городе функционировали мононациональные ремесленные цехи, производственные и торговые кампании, сохранялась этническая специфика хозяйственных занятий. Но урбанизационные процессы рас­шатывали эту систему, разрушали корпоративность, превращали город­ское хозяйство в активную сферу межэтнического общения, позитив­ную сторону которого определяли взаимозависимость и взаимозаитере- сованность.

Многоликий традиционный материально-предметный мир горожан переживал трансформационные явления под воздействием промышлен­ности и торговли. Одни элементы традиционной бытовой культуры вы­теснялись рынком, другие, напротив, в условиях урбанизации обретали новую жизнь. Основными хранителями этнокультурных констант были неимущие и средние слои. Городская элита сохраняла их в качестве ре — ликтово-знаковых элементов быта. Степень потребления европейских форм бытовой культуры определялась не этнической, а социальной при­надлежностью горожан. В целом структуры повседневности представ­ляли собой синтез традиционных, паллиативных и новых урбанизиро­ванных форм.

Соотношение традиций и новаций во многом определяло и состоя­ние общественно-культурной среды города. Этнические группы сохра­няли традиционные структуры обыденности, их досуг во многом опре­делялся нормами обрядовой жизни, стремлением к внутриэтническому общению. Но социокультурное развитие города формировало нацио­нальную интеллигенцию, которая становилась проводником новой куль­туры. Система образования, культурно-просветительские, благотвори­тельные общества, периодическая печать и книгопечатание, театр, ки­нематограф, литературно-драматические кружки и т. п. были унифици­рованными формами городской культуры, но каждая этническая группа вкладывала в них свое содержание, свою духовную культуру. Система образования включала наряду с государственными школами нацио­нальные, среди культурно-просветительских и благотворительных уч­реждений также были национальные, основанные местными этничес­кими группами. Народная музыка перекладывалась на ноты, народные сказки, мифы, легенды, эпические произведения издавались в типогра­фиях, ставились на театральных, в том числе любительских сценах, пред­меты народного быта перемещались в городские музеи…

Основной тенденцией культурного развития была не внутриэтни — ческая коммуникация, а интеграционные процессы, порождавшие раз­личные формы межэтнического взаимодействия. Старовладикавказская интеллигенция была способна строить свои отношения с людьми дру­гой национальности, отказываясь от стереотипов массового сознания и узкоэтнических ценностей и интересов, о чем свидетельствует приве­денные выше факты культурного сотрудничества. Этноконтактные си­туации оказывали большое воздействие на формирование этнических стереотипов: сглаживали настороженность, недоверие, создавали усло­вия для культурного диалога.

Наряду с межэтнической интеграцией в общественно-культурной среде происходила и социальная. В городе сохранялись сословные клу­бы, элитные учреждения и формы культуры, но местная интеллигенция вела активную деятельность по приобщению к городской культуре про­стых людей, особенно молодежи: открывала воскресные школы, учреж­дала различные просветительские общества, ставила любительские спек­такли и т. п. Во многом благодаря этой деятельности появилась тенден­ция к росту духовных и эстетических потребностей горожан. Достаточ­но высокий уровень развития городской культуры, массовой и элитар­ной, материальное благосостояние, уровень образованности, а также эт­нические стереотипы были основными факторами, определявшими фор­мы досуга.

В социокультурной сфере городской жизнедеятельности особая роль принадлежала храмам, которые выполняли религиозно-культовую, ин­теграционную, регулятивную, благотворительную, культурно-просвети — тельскую, коммуникативную и другие функции. Храм как неотъемле­мая часть духовной культуры этноса был хранителем традиций и обы­чаев. В иноэтничном и иноконфессиональном окружении, когда рели­гиозная принадлежность становилась этноопределяющим признаком, храм был не только центром конфессиональной жизни, но и средством сохранения национальной самобытности, фактором внутриэтнической консолидации. Массовые формы участия горожан в конфессиональной жизни — строительство храмов, молебны, крестные ходы, праздничные действия и др. — создавали условия для межконфессиональных контак­тов. Между адептами различных религий сложились толерантные отно­шения. Храм был не только очагом традиционной жизни, но и прини­мал активное участие в распространении форм городской культуры — школьном строительстве, церковной литературы и журналистики. Кон­фессиональная сфера городской жизнедеятельности объединяла горо­жан всех сословий.

Для праздничной жизни Владикавказа была характерна насыщен­ность национальными (особенно в домашне-бытовой и торжествен­но-официальной сторонах праздничного действа) и этнически не мар­кированными явлениями. Реальная динамика этнокультурного разви­тия порождала синтез традиций и новаций, связанных с художествен­ным творчеством и достижениями техники. Происходило расслоение праздника на народный и элитный, связанный с формами высокой куль­туры — театром, концертами, музыкальными вечерами и т. п. В жизнь горожан входили новые праздники, но и в них прослеживались этни­ческие маркеры.

Показателем уровня социокультурного развития были и гендерные отношения, сложившиеся поло-ролевые стереотипы. Активность жен­щин, их совместная с мужчинами деятельность в системе образования, благотворительности, культурном просветительстве прослеживается у русских и осетинок. Социальная ментальность женщин в других этни­ческих группах проявлялась гораздо слабее или вовсе не обнаружива­лась.

Общинный конформизм не препятствовал социокультурной инкор­порации этнических групп. Он расшатывался не только урбанизацией, но и национальной политикой российского правительства, преследовав­шей “инородческие” культурно-просветительские и благотворительные общества. Социально и культурно доминирующей группой были рус­ские горожане, принесшие в Осетию традиции российской и европейс­кой культуры. Они основывали многочисленные организации и учреж­дения, создавали культурную инфраструктуру, к которой приобщались остальные горожане, особенно после запрета правительством нацио­нальных обществ, комитетов, кружков и т. п. Большую активность в этом процессе проявляли осетины. Конец XIX — начало XX века было для них временем интенсивного культурного развития.

В целом, исследование городской культуры позволяет оценить ее как гибкую и подвижную систему, в которой постоянно происходило отмирание старых и возникновение новых форм, их постоянное взаи­модействие, образующее сложные симбиотичные модели.

Группы горожан сохраняли свою внутреннюю этническую и куль­турную целостность, но они были толерантны, открыты для контактов.

Конечно, межэтническое общение характеризовалось не только по­зитивной тональностью. На обыденном уровне действовал характерный для менталитета соседствующих общностей социально-психологичес­кий механизм сравнения и противопоставления “своего” и “чужого”, который вызывал этнические предубеждения. Известно, что социальная неудовлетворенность часто переносится в плоскость межэтнического общения. Как указывалось выше, русские горожане были недовольны монополией армян, грузин, персов и евреев на торговлю и основные виды предпринимательства. Негативно сказывалось на межэтническом общении обострение криминогенной ситуации, связанной с “туземным элементом” и способствующий формированию туземофобии.

Владикавказ не был совершенно бесконфликтным социумом. Ин­тенсивное общение носителей разных традиционных культур, разных

ментальных установок во многих сферах городской жизнедеятельнос­ти, к тому же в территориально ограниченном пространстве, естествен­но, сопровождалось столкновением интересов, появлением конфликт­ных ситуаций. Но бытовой, первичный уровень. конфликтности редко переходил в межэтнические распри. Приведенный выше анализ спор­ных ситуаций показывает, что горожане освоили такую необходимую форму общения как диалог, поэтому, конфликтогенные факторы не по­лучали дальнейшего развития. Взаимодействие соседствующих культур, пластичность и устойчивость, высокая интеллигентность и коммуника­тивность определяли характер межэтнического общения и оптимизиро­вали межнациональные отношения.

Наряду с традиционными народными и религиозными праздниками в общественный быт владикавказцев вошли новые, городские торже­ства. Многие из них были направлены на укрепление монархического строя и православия, поэтому в них надлежало участвовать всем горо­жанам, независимо от социальной и этнической принадлежности.

Главной тенденцией в развитии городской праздничной культуры было огосударствление праздника, превращение его в официально-па — радное торжество, демонстрирующее величие власти и прославляю­щее существующий социальный порядок. Как правило, государствен­ный праздник посвящался какому-либо историческому событию или был связан с жизнедеятельностью дома Романовых. 26 февраля Вла­дикавказ вместе со всеми российскими городами отмечал день рожде­ния Государя Императора. В городском соборе проходила божествен­ная литургия. Улицы города были украшены флагами. К вечеру иллю­минированный Александровский проспект привлекал массу гуляю­щих902. 2 марта отмечался день празднования восшествия на престол Государя Императора. Праздничные действия ограничивались боже­ственной литургией в кафедральном соборе, город был украшен фла­гами и иллюминирован903. Гораздо торжественнее проходил 6 мая Вы­сокоторжественный день совершеннолетия Государя Наследника Це­саревича Николая Александровича в 1884 году. Праздничная програм­ма включала народное гулянье с детскими играми, музыкой и песня­ми. В городском соборе прошла литургия и торжественное молебствие, во владикавказском собрании — парадный бал. Городская Дума поста­новила в честь праздника выделить средства для оплаты обучения шести бедным учащимся904. День рождения Николая Александровича отмечался ежегодно.

С особой торжественностью устраивались дни царского коронова­ния. Сохранилось описание этого праздника за 1883 год: “Во всех го­родских церквях раздался благовест к молебствию и толпы народа дви­нулись к церковным площадям, а городские здания быстро расцвети­лись флагами, гирляндами, вензелями и транспарантами. На главной соборной площади после молебствия был парад местных войск от горо­да, причем угощение войск от города по случаю дождя было устроено не на площади, а в казармах. В учебных заведениях пели гимны, читали стихи, раздавали угощения. Вечером на главном бульваре в нескольких местах играла музыка, в городском саду открылось народное гулянье. В сумерках была зажжена иллюминация, особенно красивая на Алексан­дровском проспекте”. Были устроены фейерверки, в ротонде проходил бал, а на следующий день, 17 мая в городском театре был дан бесплат­ный спектакль для учебных заведений и для “народа”. Праздник завер­шился скачками в окрестностях города905.

Не проходил незамеченным для жизни горожан день тезоименит­ства Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны. 22 июня в кафедральном соборе после литургии городским духовенством был отслужен молебен святой Равноапостольной Марии Магдалины, в конце которого было провозглашено многолетие Авгус­тейшей именинницы. Ежегодно в этот день город украшали флагами и иллюминацией906.

26 июня, в память о спасении их Императорских величеств с Авгу­стейшим семейством при крушении Царского поезда 17 октября 1888 года, ежегодно во Владикавказе совершалась литургия, а затем молебен перед иконой Покрова Пресвятой Богородицы, которая была сооружена духовенством Владикавказской епархии в честь этого события. 23 ок­тября праздновалось восшествие на престол Государя Императора Ни­колая Александровича. Кроме торжественной литургии в этот праздник проходил воинский парад907.

Для всех российских государственных праздников была характерна официозность, торжественность, строгое соблюдение регламента.

Свои национальные государственные праздники отмечала во Вла­дикавказе и персидская община. 8 июля 1914 года она торжественно отмечала коронование повелителя Персии — Султан-Ахмед-шаха. “Ста­рая мечеть, куда с раннего утра начали стекаться мусульмане, была де­корирована национальными флагами… К 11 часам утра к мечети собра­лось огромное количество мусульман в праздничных одеяниях. Пред­ставители персидской интеллигенции, купечества и проживающей во Владикавказе знати также явились в мечеть. В 12 часу в мечети нача­лось торжественное богослужение. Ахунд Касум-Заде открыл богослу­жение восхвалением Всевышнего за его Промыслы, ниспосылаемые на землю правоверным и призвал присутствующих просить Всевышнего о многолетии молодому повелителю Персии и Императору Николаю Алек­сандровичу. После ахунда Касум-Заде кафедру занял ахунд Ахмет, ко­торый также совершил краткое богослужение. Из мечети мусульмане направились в консульство, где для мусульманской знати был сервиро­ван обед. Для персиян-тружеников в этот день было снято огромное помещение на Базарной площади, принадлежавшее Оганову. В этом помещении праздновали день коронации, если можно так выразиться, низы персидского владикавказского общества”908.

Не менее значимым праздником для персов был “День дарованных свобод”. В этот день все персидские магазины и лавки бывали украше­ны коврами и национальными флагами, особенно роскошно было укра­шено и даже иллюминировано здание персидского консульства. Устра­ивались вечерние рауты. В 1906 году на таком рауте присутствовали не только персы, но и представители многонациональной городской ин­теллигенции. Были зачитаны приветственные адреса Владикавказского общественного управления, Владикавказского студенческого общества и др. Со словами благодарности выступили местные персы-студенты909.

Во Владикавказе отмечались и торжества, связанные с юбилейны­ми событиями. В 1885 году праздновалось 1000-летие кончины Святого Мефодия. В Спасо-Преображенском соборе прошла литургия, а затем — крестный ход на церковную площадь, завершенный молебном..В учеб­ных заведениях были устроены праздничные обеды, городские улицы были заполнены гуляющими910.

В 1899 году город отмечал 100-летний юбилей А. С. Пушкина. К праз­днику был разбит Пушкинский сквер, открыта Пушкинская народная аудитория. На средства, собранные городской интеллигенцией, было по­строено Горско-Пушкинское общежитие для детей из отдаленных аулов, обучавшихся в городских гимназиях и реальных училищах. Коста Хета­гуров организовал к юбилею “живые картины” в городском театре, по­становку своей пьесы “Дуня”. В день праздника в кафедральном соборе прошла панихида, а в городском театре — литературные чтения на темы: “Чем велик Пушкин”, “Как жил Пушкин”, “Песнь о вещем Олеге” и др. По-своему отметила юбилей Владикавказская мещанская управа, кото­рая приобрела для обоих своих училищ большие портреты А. С. Пушки­на, для учащихся — 150 маленьких портретов, а также бланки свиде­тельств выпускников училищ и похвальные листы с изображением по­эта. Учащиеся получили в подарок произведения А. С. Пушкина. В учи­лищах также были отслужены обедни911. Столь активное участие в юби­лее поэта — свидетельство не только высокой культуры горожан, но и их памяти о пребывании Пушкина во Владикавказе.

31 марта 1911 года был отпразднован полувековой юбилей Влади­

кавказа. В Думском зале состоялось торжественное заседание городс­кой думы. Оно началось с панихиды, совершенной Епископом Агапи — том по в Бозе почивающем наместнике Кавказа Великом князе Михаи­ле Николаевиче, а также по павшим в боях защитникам и умершим дея­телям города-крепости. Затем были вознесены молитвы о здравии цар­ствующего Императора Николая II и всей Его Августейшей семьи. Ве­чером на площади у старого крепостного собора состоялась “заря с це­ремонией”, в которой приняли участие все расположенные в городе ча­сти войск. Это торжество собрало все учебные заведения города и “мно­жество народа”912.

Заметным событием было празднование в 1914 году 100-летия Осе­тинской церкви Рождества Пресвятой Богородицы. К этому торжеству церковь, местность вокруг нее были реставрированы. В празднике при­няли участие не только владикавказские осетины, но “жители осетинс­ких православных селений, а также вся многонациональная православ­ная паства города”913.

В октябре 1913 года местное армянское общество праздновало 1500- летие армянского алфавита и 400-летие книгопечатания. В армяно-гри — горианской церкви состоялось торжественное богослужение, а на сле­дующий день — крестный ход в армянскую школу, где было подготовле­но “музыкальное утро”. Дети читали стихи армянских поэтов. На тор­жестве присутствовала не только многочисленная армянская община, но и горожане других национальностей914.

В городской праздничной культуре следует выделить производствен­но-профессиональные праздники. Во Владикавказе было немало цехов, каждый из них имел свой годовой праздник. Очевидно, это явление следует рассматривать как трансформированный остаток былой ремес­ленной обрядности. Цикл обычаев производственного характера, совер­шавшихся ремесленниками в российских феодальных городах был ос­нован на системе православных праздников, соединявших церковные святцы и древние календарные обряды. В старину, в состав годового цикла ремесленной обрядности входили ритуалы, посвященные покро­вителям ремесленных профессий, которыми в XV-XVIII веках станови­лись святые православной церкви. Во Владикавказе в изучаемое время сохранялись именно эти годовые ремесленные праздники, посвящен­ные покровителям цехов. Каждая ремесленная корпорация имела свое­го патрона — христианского святого. Местные кузнецы отмечали свой годовой праздник 23 апреля. Они считали своим патроном Святого Ве­ликомученика Георгия. Праздничные действия проходили в ремеслен­ной управе, а с 1913 года — в Свято-Георгиевской церкви на Владимирс­кой слободке915. Ремесленники кровельно-малярного цеха ежегодно справляли свой традиционный праздник 1 октября, в день Покрова Пресвятой Богородицы916.17 октября отмечал свой праздник шапочный цех917.

17 Заказ №1611 257

Особым почтением у ремесленников пользовался Святой Николай Чудотворец. В день его памяти отмечался праздник сапожного цеха, го­родской типографии. К этому же дню — 6 декабря — приурочила свой храмовый праздник домашняя церковь реального училища. В 1875 году в день храмового праздника в церкви Владикавказского реального учи­лища Преосвященным епископом Иосифом было совершено торжествен­ное богослужение. После молебствия состоялся праздничный завтрак, ученический концерт, на котором выступил и известный скрипач Сул — тан-бек Абаев, а вечером состоялся детский бал.

Сценарий всех ремесленных праздников был стандартным и вклю­чал торжественную литургию в соответствующей церкви (сапожники — в Вознесенской, кузнецы — в Свято-Георгиевской и т. д.) и трапезу, орга­низованную на общие средства. Неофициальная часть праздника про­ходила в здании ремесленной управы и по свидетельству современни­ков, отличалась теплой задушевной обстановкой. Молебен и застолье были сохранившимися элементами традиционных праздников феодаль­ных российских городов. Во Владикавказе обосновалось немало ремес­ленников — носителей производственной обрядовой культуры, выход­цев из этих городов. Трансформация этой культуры была вызвана капи­талистическим развитием города, появлением и утверждением струк­тур повседневности нового времени. Сохранившиеся формы празднич­ности укрепляли корпоративную цеховую солидарность, способствова­ли приобщению молодых ремесленников к профессиональному сооб­ществу. При этом активно использовались элементы городской культу­ры. Например, в 1875 году этот праздник был отмечен большим концер­том хора и оркестра Терского казачьего войска и музыкальным вечером. В день Святого Николая Чудотворца праздник в реальном училище кро­ме торжественного богослужения и традиционного обеда был отмечен литературным чтением с демонстрацией “туманных картин” Краузе, фи­зических опытов, показанных учителем физики. Вечером учащиеся были приглашены в городской театр на постановку пьесы “ Бедность не по­рок”. Все места в театре выкупил для них барон Штейнгель918. Новации в ремесленной обрядности могли определяться конкретными события­ми. В октябре 1915 года Владикавказ отмечал 50-летний юбилей Ремес­ленного общества. Официальная часть была ограничена торжественным молебном, а развлекательная программа перенесена на окончание воен­ных действий. Собранные для общественной трапезы средства были использованы на благотворительные цели: приобретение обуви и одеж­ды бедным ученикам училища общества ремесленников919.

В праздничной жизни города наблюдалось и такое явление: профес­сиональные непроизводственные объединения тоже устанавливали свои годовые праздники, часто приурочивая их к дням христианских святых и ремесленным торжествам. Городская полиция отмечала свой годовой праздник в день Покрова Пресвятой Богородицы 1 октября, в один день с кровельщиками и малярами. Был заимствован и сценарий празднич­ного действа: торжественное богослужение и застолье920. 18 декабря было днем годового праздника военно-медицинской академии. Владикавказ­ские врачи отмечали его собранием, на котором обсуждались професси­ональные проблемы, и товарищеским обедом, для проведения которого предпочитали гостиницу “Франция”921. Ежегодные торжества устраи­вали и городские любительские общества. 9 мая было годовым празд­ником “Общества любителей правильной охоты”, образованного в 1904 году. В полдень совершалось молебствие, затем проходило празднич­ное застолье, а массово — развлекательная часть торжества включала за­городные прогулки со стрельбой пулями по мишеням, дробью по таре­лочкам, коллективную охоту. 9 мая 1897 года годовой праздник состоял­ся на даче владикавказского общества любителей охоты. После тради­ционного молебствия состоялся завтрак, а затем — состязательная стрель­ба на призы дробью по небольшим швыркам (асфальтовым тарелоч­кам), выбрасываемым на воздух посредством особой машинки на рас­стоянии 18 метров от стрелка. Призами были золотые и серебряные жетоны922.

Своеобразная праздничная обрядность сформировалась и у воен­ных. Военные части нередко имели свои домовые церкви и соответствен­но отмечали свои храмовые праздники. 29 июня проходил праздник Тен — гинской полковой церкви, 23 апреля — 4 батареи 20-ой артиллерийской бригады, которая устраивала развлечения на призы — беганье в мешках, проскакивание через бездонные бочки и т. п. Отмечался день Георгиевс­ких кавалеров в Линейной церкви, на площади перед которой проходил парад войск923.

В начале XX века в Европе большую популярность приобрел “Праз­дник белой ромашки”, проводившийся с целью сбора средств для боль­ных туберкулезом. Четко установленных форм празднования не суще­ствовало, но суть их сводилась к продаже цветов. Во Владикавказе день белой ромашки впервые отметили в 1911 году. Организатором выступи­ло общество народных чтений. Несколько десятков дам и барышень в сопровождении кавалеров производили по Александровскому проспек­ту, на Треке и других людных местах продажу живых цветов — ланды­шей, сирени и др. Очевидно, смысл праздника не сразу был понят орга­низаторами, поэтому вырученные средства использовались для построй­ки народного дома. В последующие годы праздник устраивало правле­ние и комитет Владикавказского отделения лиги борьбы с туберкуле­зом. Для продажи цветов были приглашены представители различных слоев городского населения, служащие местных учреждений. Город де­лили на участки, а продавцы цветов были снабжены кружками для сбо­ра денег. На улицах было много людей, играла музыка. Корреспонден­ты “Терских ведомостей” подробно описали праздник “Белой ромаш­ки”, проходивший в 1914 году. “27 мая улицы Владикавказа представля­ли необычайное зрелище: владикавказцы четвертый раз праздновали день Белой ромашки…. К 10 утра в разных концах города появились группы продавщиц и продавцов белого цветка. Но публики в это время на улицах было еще мало, а потому продажа цветка шла вяло. К 11 ча­сам по Александровскому проспекту прошли несколько процессий. По самому бульвару и по обоим тротуарам шли сборщики и сборщицы с кружками и цветами, а по середине улицы процессия больничных слу­жащих в белых халатах. Впереди этой процессии несли на руках длин­ные белые плакаты с черными надписями: “помогите чахоточным”, “по­даяние — паче молитвы”, “мы просим для чахоточных” и т. д., а позади шел оркестр духовой музыки. К часу дня на том же бульваре появилась вторая очень оригинальная процессия, организованная местным грузин­ским обществом. Впереди шла зурна, а за нею разукрашенная цветами линейка, запряженная осликами. На линейках ехали дети, одетые в раз­ноцветные костюмы, а шествие замыкали мужчины и женщины в наци­ональных грузинских костюмах. В центре процессии на арбе запряжен­ной быками, восседала грузинская молодая чета. Это шествие вышло очень удачным и красивым. К двум часам дня бульвар наполнился пуб­ликой и праздник принял весьма оживленный вид. Торговля белым цвет­ком к этому времени пошла очень бойко и редкого прохожего можно было встретить без белого цветка на груди. Сборщики раздавали также экземпляры газеты “Белая ромашка”. После двух часов дня группы про­дающих разбились и их можно было встретить даже на отдаленных ок­раинах города, заходили продавщицы и продавцы цветка в погреба, в рестораны, на постоялые дворы, харчевни и т. д. Везде и всюду только и слышно было “купите цветочек”, “помогите чахоточным” и помощь шла щедро в виде медных пятаков и серебряных гривенников”. Ярким и за­поминающемся был день Белой ромашки в 1916 году. По Александров­скому проспекту разъезжали разукрашенные автомобили, в которых было много нарядных детей. Затем прошел оркестр Терского казачьего войс­ка под управлением Энгелыымидта, а известная опереточная актриса Бауэр сидела в корзине, которую нес на спине господин К, и энергично предлагала купить белую ромашку. Это шествие оживило публику. Ве­чером в городском театре состоялись концерт и спектакль. В результате проведенных акций сбор в день Белой ромашки 20 апреля 1916 года выразился в сумме 3500 рублей, которые пошли на исцеление больных924.

Из новых городских праздников следует отметить и “Праздник дре­вонасаждений”, приходившийся на март-апрель. В кафедральном собо­ре, иногда в грузинской церкви, совершалось торжественное молебствие, после которого учащиеся городских учебных заведений и другие горо­жане отправлялись на заранее определенные участки и сажали деревья, цветы, огородные культуры925. Инициатором праздника была городская управа, которая через начальников школ и училищ привлекала моло­дежь. В ходе праздника были благоустроены Сапицкая будка, Саперная площадь, прилегающие к школам земельные участки926.

Итак, для праздничной жизни Владикавказа была характерна насы­щенность национальными и этнически не маркированными явлениями, трансформация традиционных и появление новых праздников.

В традиционном праздненстве происходили следующие перемены. Усилилась его официальная часть: становились обязательными публич­ные торжественные речи областного и городского начальства, военный парад, военный оркестр, официальные обеды и ужины. Государство ак­тивно вторгалось в праздничную жизнь, рассматривая публичные уве­селения как способ разряжения общественного недовольства и укреп­ления власти. Этим объясняется стремление привлечь к празднику как можно больше горожан. Городская Дума Владикавказа неоднократно проявляла заботу о различных группах городского населения — водите­лях трамваев, торговцах и др., старалась сократить их рабочее время в праздничные дни, дать возможность отдыхать “по-христиански”. Учи­тывались интересы и других конфессиональных обществ — мусульман и иудеев, которые также освобождались от работы в дни своих праздни­ков.

Основой праздничной жизни, не только конфессиональной, но и свет­ской, был храм. Ни один городской праздник не обходился без активно­го участия церковнослужителей, без литургии, молебна. Церковь вмес­те с государством усиливала торжественную, официальную часть праз­дника.

Самой динамичной и инновационной была культурно — развлекатель­ная сторона праздника. Развитие художественного творчества, дости­жения техники, рост духовных и эстетических потребностей менял со­знание и вкусы интеллигенции, хорошо знакомой с формами высокой культуры — театром, классической музыкой, эстрадой. Эту часть горо­жан уже не привлекали балаганы, качели и карусели. Она обслужива­лась профессиональным искусством.

“Народный” праздник оставался уделом простолюдин. Сословный принцип устройства городских праздников учитывали и предпринимате­ли, предоставлявшие городской элите престижные и дорогостоящие зре­лища, а основной массе горожан — развлечения, не требующие затрат.

Праздничное веселье, как атрибут традиционного торжества, ушло в домашне-бытовую сферу, т. к. в официальном празднике оно станови­лось не уместным.

Домашний праздник тоже претерпевал изменения. Городская вер­хушка предпочитала ему “семейные вечера” в городских клубах или домах высокопоставленных горожан. Основная масса жителей города

сохраняла домашний праздник как средоточие традиций, обычаев, сво­бодного общения, танцев, веселья.

Сосуществование представителей различных культур, этническая и религиозная терпимость, межэтническое общение во многом определи­ли развитие праздничной культуры. Смешение в единый праздничный поток горожан многих национальностей, взаимозаимствование элемен­тов праздничности создавали в городе особый колорит. Владикавказс­кий праздник был не только способом общения и развлечения, но и сред­ством социализации горожанина, фактором формирования и укрепле­ния полиэтничного городского социума.

§ 1. Религиозные и традиционные праздники

Праздник как продуктивная форма коллективной памяти в силу сво­ей мифологизированности сосредотачивает в себе первоосновы соот­ветствующей культурной традиции. Сквозь историческую изменчивость форм праздничности просвечивают “вечные” смыслы праздника, его древняя основа. Архаичные формы отличаются высокой степенью пла­стичности и способностью вбирать в себя элементы новой нарождаю­щейся культуры. Внутренняя энергия и мощное продуцирующее начало праздничных традиций обусловлены, как считал М. Бахтин, “их косми­ческим универсализмом, их всенародностью, их связью со временем и с будущим…”823. Городской праздник был открытой системой, в кото­рой взаимодействовали носители различных культур. В нем сфокусиро­вано множество обычаев, ритуалов, символов, поверий, развлечений. Этот комплекс является неотъемлемой частью культурного фонда лю­бого этноса.

Праздничная жизнь полиэтничного Владикавказа отличалась нео­бычайным разнообразием. Каждая этническая группа, религиозная об­щина, профессиональное сообщество имели свою специфичную празд­ничную культуру. Но перемещение осетинских, армянских, греческих, грузинских, русских и других народных праздников в новую городскую среду, и к тому же иноэтничную, не могло оставить их неизменными. В городском пространстве подвергаются разрушению отдельные элемен­ты обрядности, строгость регламентации, уходят из памяти многие ис­конные мотивировки праздничных действий, меняется состав участни­ков. Зрелищно-развлекательные элементы традиционных праздников приближаются по форме к городским народным гуляньям, где сталки­ваются представители разных сословий, национальностей, окрестных селений. В этой историко-культурной ситуации особую значимость об­ретает коммуникационная функция культуры. Ю. М. Лотман подчерки­вал, что “культура, прежде всего, понятие коллективное”824, нечто об­щее для людей, объединенных временем и пространством, в данном случае городским. Праздник следует рассматривать и как форму обще­ния между людьми. В праздничной структуре принято выделять торже — ственно-официальный, массово-развлекательный и домашне-бытовой компоненты. Абсолютного разъединения официальных и неофициаль­ных форм праздничности не знала ни одна историческая эпоха, но соот­несенность их находится в зависимости от реальной динамики этно­культурного развития.

Праздничный календарь горожан начинался с Рождественских тор­жеств.

Впервые праздник Рождества Христова был отмечен в Риме 25 де­кабря 336 года. В этот день язычники чествовали непобедимого бога Солнца, “победу света над тьмой”. Христиане Рима противопоставили этому языческому празднику Рождество. Вскоре все христианские цер­кви стали отмечать этот праздник 25 декабря, а Крещение — 6 января. Только армяно-григорианская церковь сохранила традицию празднова­ния Рождества и Крещения в один день, 6 января. Это был единый праз­дник Богоявления, бытовавший с конца III века. Его называли также праздником лампад, так как во время богослужения верующие должны были держать в руках светильники. В России аграрно-языческое празд — ненство очень рано истощило свои силы в борьбе с таким сильным про­тивником как русская православная церковь, но многие его элементы оказались вплетенными в христианскую культуру. Рождество было при­урочено к славянским зимним святкам, которые отмечались в после­дние дни декабря и начале января. Это был период завершения сельско­хозяйственных работ. В праздничной композиции сохранялись некото­рые языческие обряды, одним из которых была тщательная уборка до­мов и хозяйственных построек с мытьем скота и всей домашней утвари. Люди верили в чудодейственную силу воды, в ее способность охранять человека, его дом, землю от злых духов, нечистой силы. Другим язы­ческим обрядом было ряжение, имевшее целью изменение внешности до неузнаваемости для злых сил. Чаще всего пользовались звериными масками. В древнюю святочную праздничность входили такие формы как колядование, гадания, различные увеселения и подвижные игры, в том числе катание на санях со снежных гор и т. д.

Во второй половине XIX — начале XX века во Владикавказской праз­дничной культуре сохранялись некоторые святочные обряды. По свиде­тельству очевидцев, в святочные вечера по городским бульварам разгу­ливали целые толпы ряженых, по улицам устраивались катания на са­нях. В 1889 году в городе был устроен в честь праздника “санный путь”. В программу зимнего народного гулянья впервые были включены снеж­ные “горы” и катки для “публики, любящей справлять праздник во всю ширь натуры”825.

Против традиционных святочных обрядов выступали представите­ли местной городской интеллигенции. “Жизнь ушла вперед, — считали они, — простота и непосредственность наших бабушек и дедушек очис­тили место рассудку, который начал руководить чувствами… Святоч­ные развлечения, чтобы удовлетворить нового человека, должны были приобрести новое свойство — пищу для ума, и мы пустили в ход новые забавы; маскарад, елку, фанты. Интрига маскарадов, задачи фантов, су — вениры-елки открыли простор для остроумия и изобретательности. Эти развлечения тем интереснее и привлекательнее, чем тоньше в них рабо­та ума. …Идти назад мы не можем и не должны. Завоевания прогресса слишком дороги, чтобы отказываться от них. Наша обязанность — очис­тить путь прогресса от той грязи, которая всегда тянется в хвосте хоро­шей идеи и в которой тонут люди, не попавшие в первые ряды прогрес­сивного человечества”. Вместо ряжения в качестве святочного развле­чения местные интеллигенты предлагали устраивать для простых горо­жан бесплатные мероприятия с литературными чтениями и “туманны­ми картинами”. Уже в начале 1870-х годов на святки в полковой штабе — квартире солдатский любительский театр ставил пьесы, устраивались танцевальные вечера826.

Городские христианские церкви тщательно готовились к Рож­деству. Прихожан призывали к соблюдению рождественского по­ста. Его называли также Филипповским, по имени святого апосто­ла Филиппа. Кроме пищевых запретов и предписаний, прихожане не должны были совершать в это время бракосочетания, участво­вать в увеселительных мероприятиях. Главной цели поста — духов­но-нравственного очищения — прихожане достигали посещением церкви в течение сорока дней и принесением исповедей. Во время предрождественских богослужений проводились евангельские чте­ния. В Сочельник, канун Рождества, в торжественных службах боль­шое место отводилось упоминаниям о пророчествах, имевших мес­то задолго до рождения Иисуса. В этот день церковь требовала стро­гого воздержания в еде. В первый день Рождества богослужение начиналось с чтения псалмов, с “покаянной” службы. Отличитель­ной чертой городского праздника было активное участие в нем ме­стной администрации и военного начальства. На торжественных бо­гослужениях во Владикавказском соборе и некоторых других церк­вях присутствовали высшие представители военных и гражданских властей. Завершалась церемония парадом войск. Со временем во­инский парад становился неотъемлемой частью городских празд­ников. Это было одно из самых любимых и популярных развлече­ний не только простого народа, но и “высшего” общества. Воинс­кий парад — явление, характерное для многих российских городов. Исследователи объясняют его бытование высокой оценкой обще­ственным мнением воинской службы, военными успехами русской армии в ряде войн, красочностью воинских церемоний827.

После торжественных богослужений праздничные действия пере­мещались в домашне-бытовую сферу. Именно здесь сохранялись наци­ональные варианты обрядовой жизни. У осетин одним из основных рож­дественских ритуалов было разжигание костров. На Осетинской и Вла­димирской слободках устраивали костры прямо перед домами. Счита­лось, что огонь способен предохранить человека от злых сил. Есть и другие объяснения этого обычая. По одной версии, во время рождения Христа было холодно, а костер разожгли, чтобы согреть новорожденно­го; по другой — костер следует рассматривать как выражение радости по поводу благой вести — Рождества Христова828. В праздничную ночь го­товилось угощение для домочадцев и гостей. Считалось, что изобилие на столе является залогом сытной жизни в будущем. Осетины готовили ритуальные пироги с обильной начинкой, варили пиво, резали скот, чаще всего, баранов. Проживающие в городе немцы праздновали Рождество три дня, но не признавали святок, ряженых. В первый день праздника они не принимали пищу до темноты или ели только рыбу. К вечеру они шли. в церковь на торжественное богослужение. Был распространен обы­чай рождественского дарообмена. Традиционными подарками для муж­чин считались кисеты и трубки, для женщин — ткань на блузу или пла­тье, платок. Городские магазины меняли эту традицию, предлагая массу привлекательных подарочных вариантов. Особое внимание уделялось ритуальному обеду. Наряду с престижным блюдом — жареным гусем, начиненным кашей и клецками, обед включал ветчину, квашеную капу­сту, сладкие блюда829. У греков Рождество Христово длилось до 5 янва­ря, т. е. до другого праздника — Крещения. Бытовали вечеринки, игрища, “ряжения”, гадания, колядование с пожеланиями богатства, урожая, пло­дородия скота, благополучия хозяевам дома830.

Этнические группы приобщались к городским формам культуры. Владикавказское грузинское общество устраивало традиционные гру­зинские вечера с танцами и пением, собранные средства использова­лись для нужд этого общества, для грузинской бесплатной школы831. Осе­тинская молодежь, желая оказать “Обществу распространения образо­вания и технических знаний среди горцев” посильную помощь, устраи­вала комические представления в домах своих соотечественников. Это был вариант традиционного осетинского колядования с исполнением песни “Хадзаронта”, содержащей поздравления и пожелания благопо­лучия хозяевам дома. Праздничная атмосфера в городе хорошо переда­на в одной из корреспонденций “Терских ведомостей”: “Святочные праз­дники в нынешнем сезоне во Владикавказе прошли весело и оживлен­но. Об этом можно судить уже потому, что общественных развлечений разного рода было великое множество. Не говоря о ежедневных спек­таклях в городском театре и цирке Фюрера, в котором представления давались иногда по два раза в день, публику развлекала почти беспре­рывная вереница увеселительных вечеров, балов-маскарадов в наших клубах… Они были многолюдны, оживленные танцы продолжались “чуть не целые ночи”. Было много вечеров с танцами в частных домах”832. В 1897 году группа городской интеллигенции решила устроить на Рож­дество общедоступные развлечения для народа. Антрепренер городско­го театра К. К. Маврин выразил согласие не только уступить бесплатно театр, но и принять участие постановкой какой-нибудь пьесы, устрой­ством народных чтений со световыми картинами. Городской голова А. Ф. Фролов выступал в роли чтеца. Это развлечение было бесплатным833.

Рождественские праздники плавно переходили в Новогодние. Изве­стно, что Россия впервые отметила Новый год по европейскому кален­дарю 1 января 1700 года, а первая публичная елка (в отличие от дворцо­вых) была устроена в Петербурге только в 1852 году. Считается, что обычай наряжать елку был заимствован у лютеран, которые хранят ле­генду о том, что именно Мартин Лютер первым принес в свой дом елку в канун Рождества в 1513 году.

Традиция украшать елки широко распространилась к концу XIX века не только в российских городах, но и в деревенской среде. Елка была символом и Рождества, и Нового года834.

Во Владикавказе многие городские увеселительные мероприятия по­свящались сразу двум праздникам. Все учебные заведения устраивали для своих питомцев рождественские елки, литературные вечера с танца­ми, спектаклями, ученическими хорами. Народные гулянья часто вклю­чали маскарады с сюрпризами в виде бесплатных подарков каждому участнику лотереи-аллегри. В новогодние дни, в общественном собра­нии устраивались танцевальные вечера с ужином, в коммерческом пред­почитали костюмированные вечера, любительские спектакли. Городс­кой трек в праздничные дни был иллюминирован, молодежь каталась на катках при факельном освещении, по вечерам играл оркестр.

Городская интеллигенция заботилась о детях-сиротах и детях из не­имущих семей. В приюте устанавливали елки, демонстрировали “ту­манные картины”, готовили лакомства и подарки — сапоги, рубашки, ботинки, брюки и т. п.835. Большое оживление в новогодние праздники вносили городские магазины. Магазин Гейтена предлагал горожанам изящные картонажи, украшения для елки, хлопушки с сюрпризами, мас­ки, веера, домино, блестящие шары, звезды, фонари, елочные конфеты и пряники, бомбоньеры, парафиновые свечи, орехи с сюрпризами, стек­лянные фрукты, украшения из папье-маше. Магазин Белло реализовы­вал комнатный бенгальский огонь, елочные свечи, зажигательные нит­ки. Владикавказское общество потребителей к предстоящему праздни­ку выписывало из Варшавы украшения для елки. В городе были пиро­техники, принимавшие заказы на устройство фейерверков и воздушных шаров836.

Для некоторых горожан, особенно для чиновников, официальная часть праздника включала обязательные поздравления: визиты к лицам, стоящим выше по службе, торжественные официальные приемы у на­чальников и т. п. Во Владикавказе как и в других российских городах эта традиция к концу XIX века трансформировалась в благотворитель­ные акции. Лица, желавшие взамен праздничных визитов в честь Рож­дества Христова и Нового года оказать помощь бедным и сиротам, при­сылали свои и собранные ими пожертвования в редакцию “Терских ве­домостей” для занесения их в подписные листы. Такие листы выдавало Владикавказское благотворительное общество и другие организации, за­нимающиеся сбором пожертвований.

В праздничной культуре горожан была сильна этническая специфи­ка. Нехристианское население участвовало в праздничных общегородс­ких новогодних действиях, но в домашне-бытовой сфере сохраняло свои традиции. Мусульмане отмечали Новый год (Навруз) весной. Довольно своеобразными были новогодние дни у евреев. Они воспринимались как — время самоочищения, покаяния, молитв, размышление над своим отношением к Богу и людям. Евреи верили, что в Новый год (Рош-Га — шан) Бог судит человека и предопределяет его судьбу в наступающем году. Во время праздничной трапезы было принято подавать блюда, име­ющие символическое значение: мед и яблоки символизировали добро и сладкую жизнь, зерна граната — множество добрых дел. Подавая рыбью голову, евреи говорили: “Чтобы мы были головой, а не хвостом”837.

Следует отметить, что празднование Нового года 1 января не у всех этнических групп глубоко проникло в традиционную культуру.

После новогодних дней христианское население города начинало подготовку к следующему большому празднику — Крещению. Симво­лом этого праздника была вода. У первых христиан обряд опрыскива­ния совершался обыкновенной водой, но уже с IV века христианская церковь стала считать пригодной для этих целей лишь воду “священ­ной” реки Иордана, где был крещен Христос. Со временем в каждой местности появились свои “Иордани”. Для исполнения церковных ри­туалов использовалась вода, зачерпнутая в ночь перед праздником или освященная в церкви. 5 января, в канун праздника, соборным причтом совершалась вечерня, водоосвящение и всенощная. День начинался тор­жественной службой во всех православных приходских церквях, откуда крестные ходы стекались к собору. В этот день город просыпался от колокольного звона — призыва к молитве. Горожане спешили на литур­гию, после которой начиналось основное праздничное действо — крест­ный ход на “Иордан”. Соборное и городское духовенство, представите­ли и прихожане местных церквей стекались на набережную Терека для совершения водоосвящения. После молебствия происходило погруже­ние креста в воду, сопровождавшееся оружейными и орудийными зал­пами, салютами. К 11 часам улицы города наполнялись празднично оде­тыми людьми, которые с бутылочками, кружками, а некоторые и с голу­бями в руках направлялись к местному “Иордану”. В городе устраивал­ся крещенский парад. По пути крестного хода выстраивались войска от местного гарнизона. Корреспонденты “Терских ведомостей” отмечали многолюдность праздника. “Конным стражникам с трудом удается сдер­жать напор толпы, чтобы сохранить свободным проход для крестного хода… Тут кроме городских жителей много приезжих из окрестных селений и станиц. Казаки и казачки в разноцветных костюмах приехали посмотреть на “Иордан” и парад, пользуясь хорошей погодой. Их сани длинной вереницей растянулись вдоль Александровского проспекта у городского сада. По пути следования крестного хода стояли “шпалера­ми” войска местного гарнизона. Около 12 часов дня грянул салют из орудий. В воздухе замелькала целая стая голубей с разноцветными лен­тами на лапках. Вода была освящена и под звуки оркестра военной му­зыки началось обратное шествие крестного хода к собору”838. Во мно­гих городах бытовал крещенский обычай выпускать на волю специаль­но принесенных голубей. В некоторых российских губерниях существо­вало поверье, что “Иордан” и место вокруг него обладает чудесной си­лой. После водосвятия в прорубь втыкали палку, чтобы голуби плоди­лись839.

В 1894 году во Владикавказе был освящен новый Михайло-Архан­гельский Собор. Крещенская литургия проходила в этом новом городс­ком кафедральном соборе и отличалась особой торжественностью, ак­тивным участием представителей городских и военных властей. В со­бор прибыл начальник области и наказной атаман генерал-лейтенант С. В. Каханов, внесли знамена Терского казачьего войска, которые оста­вались там до конца богослужения. “Затем владыка Владимир с крест­ным ходом направился с крестом на голове на Терек, где была устроена покрытая парчой палатка. Процессия шествовала среди войска, постав­ленного шпалерами на всем протяжении от собора до Терека. Войска отдавали честь и хоры музыки играли “Коль славен”. При погружении креста артиллерия, расположенная на противоположном берегу реки, отдавала положенный салют, а войска — оружейные залпы. Затем про­цессия в том же порядке двинулась обратно в собор, где и было провоз­глашено многолетие Государю императору и Всему Царствующему дому”840. В сравнении с Рождеством и Новым годом праздник Креще­ния отличался более общественным характером, официальностью и тор­жественностью.

Многие горожане старались стать обладателями “святой” воды, веря в ее чудодейственную силу. Среди них находились и смельчаки, совер­шавшие ритуальное погружение в реку с целью избавления от различ­ных болезней. В 1894 году корреспондент “Терских ведомостей” сооб­щал, что после водоосвящения около двадцати человек, среди которых были и женщины, выкупались в Тереке несмотря на мороз, доходивший до 10 градусов841.

У осетин само название праздника “Доныскъ? ф?н” (дословно “бы­строе несение воды”)842 отражает смысловую нагрузку. Осетины счита­ли святой воду не из церкви, а зачерпнутую в реке рано утром в день праздника. При этом они произносили молитву водному источнику и его святым патронам и бросали в воду мелкие куски хлеба, сыра и т. п. Такой воде придавалось сакральное значение, она использовалась для очищения, гарантировала благополучие всей семьи.

У греков корни крещенских обрядов уходят также в область древ­них религий, но внешняя сторона праздника тесно связана с церковным ритуалом освящения воды и погружения в нее креста. Крещение длится у них четыре дня: 5 января считается кануном торжества, 6 января — Крещение (богоявление), 7 января — День св. Иоанна Крестителя (Пред­течи) и 8 января — “отдача праздника”. Местные греки примыкали после литургии к общему городскому крестному ходу.

“Крещенская обрядность владикавказских армян имела определен­ную специфику. 6 января они согласно древней традиции отмечали сра­зу два праздника — Рождество и Крещение (богоявление). Этот день на­зывался “Джерехнет”. Армяно-григорианский причт проводил свой кре­стный ход и имел свое место на Тереке, свой “Иордан”. Иногда армянс­кий крестный ход совершался после общегородского. С утра армяне собирались в своей церкви на торжественную службу. В полдень свя­щенник приступал к освящению воды, находившейся в большом сереб­ряном сосуде. Он вливал в нее небольшое количество специального цер­ковного масла “мерон”, привезенного из Эчмиадзина843. Затем в воду опускался серебряный крест, после чего вода считалась освященной, обладающей чудодейственной силой. Эту воду раздавали прихожанам вместе с освященным армянским лавашем “нышхарк”. Церемония со­провождалась молитвами. После крестного хода во дворе армянской цер­кви совершалось жертвоприношение “матах”. Как правило, резали быка, купленного на средства прихожан. Застолье заканчивалось песнями и танцами. К вечеру люди покидали церковь и расходились по домам, где им предстояло еще провести крещенский ужин, состоявший из риту­ального плова с изюмом, отварной рыбы и компота из фруктов. Джерех­нет был знаменателен и тем, что многие армяне старались приурочить к этому празднику крещение своих детей. После праздника наступал по­минальный день, армяне посещали кладбище.

Крещение сопровождалось щедрыми пожертвованиями со стороны отдельных граждан и благотворительных организаций. Для бедных жи­телей города устраивались бесплатные обеды. Во вдовий дом и тюрьму отправляли продукты питания и одежду. В убежище для бедных и сирот проводили детские праздники с елкой, различными лакомствами, игра­ми, песнями и танцами.

В праздничном январском календаре Владикавказа был еще один христианский праздник, отмечаемый только грузинским населением. Ежегодно 14 января грузинская церковь праздновала день святой Нины, просветительницы Грузии. Согласно поверью, в IV веке знатная каппа — докианка Нина, племянница Георгия Победоносца, исполняя повеление явившейся к ней в видении Божьей матери, прибыла в Грузию, где нача­ла проповедовать христианство. Нина — одна из самых почитаемых гру­зинских святых, а принадлежащий ей крест, сплетенный из двух виног­радных лоз — величайшая реликвия Сионского собора. У местных гру­зин долгое время не было своей церкви и праздник отмечался в старом городском соборе. Торжественную литургию в конце XIX века прово­дил преосвященный Владимир, епископ владикавказский, в сослуже — нии соборного духовенства. Литургия проходила на русском и грузинс­ком языках, пели два хора — русский и грузинский. В 1898 году у грузин появилась своя домовая церковь при училище “Общества распростра­нения грамотности среди грузин”. В день святой Нины здесь проходили литургии, церковное пение ученического хора, елки для детей. В празд­ничном комплексе появились и новые традиции: в 1903 году после тор­жественной службы была устроена демонстрация “волшебным фона­рем” картин из жизни святой Нины и из басен Крылова. Дети читали стихи на грузинском и русском языках, пел ученический хор, играл ор­кестр духовой музыки. Для почетных гостей был организован чайный стол и обед. Праздник закончился грузинскими и европейскими танца­ми844. Торжества в честь святой Нины были многолюдными, присутство­вали не только грузины, но и представители других этнических групп.

В конце января — начале февраля армянское население Владикавка­за отмечало передвижной (приходившийся на субботу) праздник св. Сер­гия — Сурв Саркис. За неделю до торжества начинался пост. Празднич­ные действия проходили в армяно-григорианской церкви. Саркис счи­тался одним из могущественных святых, люди обращали к нему свои молитвы, просили исцеления от недугов, избавления от несчастий. Праз­дник Сурв-Саркис был ярким явлением армянской культуры и довольно заметным явлением в жизни города. Горожане с почтением относились к святому Саркису, пересказывали красивую легенду о любви армянс­кого юноши Саркиса и греческой принцессы, которым пришлось бе­жать от преследований царя — отца девушки, о сказочном ветре, позво­лившем влюбленным скрыться от погони и вступить в брак. Среди мо­лодых горожан было немало перенявших у армянской молодежи обы­чай гадания — в праздничную ночь они ели соленые лепешки с иамере — ниєм вызвать жажду и ждали, что в сновидении им явится суженый или суженая со стаканом воды. Для некоторых горожан армянский празд­ник был и своего рода прогнозом погоды. Считалось, что в эти дни сле­дует ожидать сильного похолодания. Армяне щедро угощали соседей и знакомых ритуальным блюдом “пахныдз”, приготовленным из молотой пшеницы с медом, изюмом и миндалем845.

Последним крупным праздничным событием зимнего календаря была масленица — единственное дохристианское торжество, не приуроченное к христианскому праздничному циклу и не получившее религиозного ис­толкования. Церковь не праздновала масленицу, а в народной культуре это был самый веселый и шумный праздник. Как известно, весенний цикл обрядов у земледельческих народов начинался с приближением весны и полевых работ. В это время исполнялись ритуалы, символизировавшие изгнание зимы и встречу весны, пробуждение природы. “Уличность” и всенародность были отличительными особенностями масленицы. Основ­ными компонентами традиционного русского праздненства были соору­жение обрядового чучела, зажигание костров, проводы-похороны зимы, катание с ледяных гор, на лошадях, устройство праздничной трапезы, особенно выпечка блинов. Поговорка “На горах катаемся, блинами объе­даемся” отражает суть масленичных традиционных увеселений. Блины считаются отголоском солярного культа, знаком оживающего солнца. Некоторые исследователи указывают на их связь с культом предков, пред­полагая, что блины как поминальная ритуальная пища появились в праз­дничной обрядности в связи с “похоронами” зимы846.

В городах наиболее архаичные черты были утрачены, масленица со­провождалась такими формами праздничности как взаимное гостева­ние, маскарады, спектакли. Сохранялись шумное веселье, выпечка бли­нов, которой занимались рестораны и трактиры, катание по улицам на санях. В праздничные дни Владикавказ заметно оживлялся. По распо­ряжению св. Синода на масленицу и первую неделю поста воспитанни­ков учебных заведений освобождали от занятий847. Некоторые исследо­ватели отмечают, что активное участие молодежи в масленичной обряд­ности следует считать символом нового, нарождающегося явления, при­ближения весны, обновления жизненного цикла848. У осетин различные игры и веселье молодежи наряду с ритуальной выпечкой были главны­ми элементами праздничной композиции. Грузинская масленица “кве — лиери” отличалась необычайным весельем, состязаниями и игрищами, ряжением молодых людей. Армяне называют масленицу “бари-кентан”, что в переводе означает “доброе оживление” и расценивается как свое­образная магическая формула “вызова” плодородия природы. Эмоци — альный тон праздника был настолько высок, что получил в народе на­звание “сумасшедшие дни”. Развлечения порой переходили границы об­щепринятых норм дозволенности.

Очевидно, древняя языческая семантика масленицы на определен­ном этапе этнокультурного развития армян перестала соответствовать их ментальным установкам. Появилась другая версия, отражавшая ис­торические события и породившая новации в обрядовых действиях: мо­лодежь устраивала ряжение, изображая в безобразном виде пашу, визи­ря, их свиту. Эти персонажи подвергались всяческим насмешкам, ос­корблениям. Народ освобождался от власти тиранов и получал свободу. Праздник символизировал начало новой жизни. В культуре местных армян эта новация не закрепилась, не стала традицией, хотя и сохрани­лась в памяти информаторов.

Масленичные увеселения во Владикавказе были главным компонен­том праздника, но в его структуре происходила интересная трансформа­ция: традиционные формы бытовали только в среде простолюдин. Имен­но для них устраивали в городе качели, карусели, катание на лошадях и на санях. Появились и новые развлечения: цирк, панорама, фокусники, заморские великаны. Городские власти и общественные организации старались приобщить людей к этим мероприятиям, избежать переме­щение праздника в пивные и кабаки. Для себя владикавказская интел­лигенция предпочитала более престижные варианты проведения празд­ничного времени. Ежегодно в здании городского собрания устраивались костюмированные вечера. Очевидцы отмечали многообразие костюмов, наличие среди них мифологических, исторических и национальных. Многочисленную публику собирал в эти дни городской театр, танце­вальные вечера. К масленице приурочивались благотворительные ак­ции. В 1891 году Владикавказское общество всепомощенствования уча­щимся устроило на масленицу вечер с лотереей-аллегри, планируя ис­пользовать собранные средства на нужды учеников и для открытия жен­ской профессиональной школы. Многие горожане сделали пожертвова­ния вещами, деньгами, продуктами и напитками для буфета. Во влади­кавказском отделе СРН (Союза русского народа) устраивалась беспро­игрышная лотерея, сбор с которой шел в пользу школы при СРН. В жен­ской гимназии к масленице готовили концерт учениц. Фонд общества народных чтений пополнялся за счет любительских спектаклей. Пожер­твования от состоятельных горожан получало на праздник попечитель­ство ночлежного приюта849. В проведении масленицы четко прослежи­вается тенденция к разделению его на народный и салонный. Празднич­ная программа составлялась в соответствии с социальным статусом го­рожан.

У христианского населения города наступал пост, а мусульмане на­чинали готовиться к Наврузу (Новому году), который отмечался в нача­ле марта. Этот праздник принято считать мусульманским, но к исламу он не имеет отношения. Навруз известен с дозороастризских времен. В государстве Ахеменидов и Сасанидов это было главное торжество. После утверждения ислама в Иране и Средней Азии Навруз был отменен, но он пустил настолько глубокие корни, что попытки его уничтожения ока­зались безуспешны. Тогда мусульманское духовенство решило его ка­нонизировать. Среди владикавказских мусульман этот праздник отме­чали только персы. Во всяком случае, нет упоминаний о его празднова­нии в суннитской мечети, а ее служители, перечисляя мусульманские праздники, о Наврузе не упоминают. Персы отмечали этот праздник три дня. В первый день они собирались у своего консульства, где устраи­вался торжественный прием. В 1903 году такой прием проводил вице — консул М. Давуд-Хан Нусрат Эль Визарэ. Он рассказал присутствую­щим следующую историю праздника. Около 2.800 лет назад персидс­кий царь Ржамшид, покорив множество царств и народов, решил при­нести благодарение за победы всемогущему царю царей. Ржамшид выб­рал для празднования первый день весны и постановил, чтобы ежегод­но в этот день ворота царского дворца были открыты для всех желаю­щих поздравить царя с праздником, независимо от социальной принад­лежности. Царь Ржамшид обедал с ними за одним столом, вознаграж­дал деньгами и подарками каждого гостя, расспрашивал о нуждах бед­ных и помогал им. Такие же действия он требовал от начальников обла­стей и всех высокопоставленных лиц своего государства, снабжая их определенной суммой денег. С тех пор Навруз празднуется по всей Пер­сии, жители которой в праздничные дни открывают двери своего дома, чтобы угостить бедных и неимущих.

9 марта 1898 года владикавказские персы после торжественного бо­гослужения “.. .с хором музыки, цеховыми значками, фруктами и цвета­ми направились из мечети к квартире персидского вице-консула850. Под звуки персидского марша к ним вышел вице-консул господин Яхъя-хан с чинами вицеконсульства. После приема поздравлений музыка испол­нила персидский гимн, собравшимся вынесли щербет, а более имени­тые персы были приглашены для угощения в квартиру вице-консула. На приеме у персидского консула присутствовали не только персы, но и другие мусульмане, а также официальные лица и просто знакомые, же­лающие поздравить консула с праздником. Гостей угощали сладкими национальными блюдами. Торжественная часть праздника включала обя­зательное богослужение. Остальное праздничное время проходило во взаимных визитах и благотворительных акциях. Эти дни у персов назы­вались “Большим Байрамом” (большим праздником) и были освобож­дены от всяческих работ. Все персидские магазины, в основном бака­лейные, были закрыты.

Персы заранее готовились к этому празднику. Кроме традиционных праздничных блюд (плова, щербета, рахат-лукума и др.) в каждом доме появлялось блюдечко с проросшими зернами пшеницы, перевязанное красивой лентой — символ весны, нового года. Считалось, что в этот праздник люди должны были простить друг другу обиды. Навруз отме­чали и другие мусульмане Владикавказа.

С особой торжественностью горожане отмечали Пасху — главный христианский праздник, установленный в честь чудесного воскресения распятого на кресте Иисуса Христа. Первоначально это был праздник древних иудеев, содержание которого сводилось к умилостиванию ду­хов с целью заручиться их помощью в период осеннего отела скота, а затем жатвы. Весеннее равноденствие было соотнесено с исторически­ми сюжетами. Еврейская ветхозаветная Пасха установлена в честь ис­хода евреев из Египта, освобождения от рабства. В переводе название праздника означает “прохождение”, “избавление”. В христианстве он связан с идеей искупительного страдания Иисуса Христа за грехи чело­вечества, его смертью и воскресением. Основываясь на евангельских сказаниях о том, что Иисус Христос был казнен и воскрес в дни празд­нования иудеями Пасхи, христиане вначале отмечали свой праздник в один день с евреями. А в IV веке Никейский церковный собор постано­вил отмечать Пасху в воскресенье после первого весеннего полнолу­ния, поэтому дни ее празднования приходятся на даты, зависящие от изменяющегося дня весеннего полнолуния. Это происходит, как прави­ло, между 22 марта и 25 апреля. Празднику предшествует Великий се­минедельный пост, последнее воскресенье перед которым называется Прощеным. В этот день церковь напоминала своим прихожанам, что самый легкий путь, на котором можно заслужить прощения грехов — это умение прощать их другим. В проповедях говорилось о безграничном милосердии бога, его любви к людям и готовности простить человеку ошибки, в которых он искренне раскаялся.

Через шесть недель после Прощеного воскресенья церковь отмеча­ла другой торжественный день — Вербное воскресенье, вхождение Иису­са в Иерусалим. По преданию, народ встречал его пальмовыми ветка­ми, з на Руси символом праздника стала верба. В этот день после торже­ственной службы прихожанам раздавали освященные ветки вербы, ко­торые они приносили домой и хранили целый год, считая, что они обе­регают от злых духов, несут здоровье и благополучие. В предпразднич­ной городской обрядности появилась новая традиция — в зале владикав­казского собрания в течение всего поста по воскресным дням устраива­лись литературно-музыкальные вечера с “живыми картинами”851. На Страстной неделе в городе запрещались общественные увеселения, те­атральные представления, концерты. Владикавказские христианские церкви совершали в эту неделю многочисленные службы. Например, в 1901 году Преосвященный Владимир совершил на Страстной неделе следующие службы: в среду — литургию преосвященных даров в Крес­товой архиерейской церкви, в четверг — литургию св. Василия Великого в архиерейской церкви, утреню с чтением двенадцати евангелий в ка­

федральном соборе, в пятницу — вечерню и вынос плащанины из крес­товой церкви в собор, вечером — утреню, погребение спасителя в архи­ерейской церкви852. К этим дням приурочивались акции, связанные с церковной жизнедеятельностью. Так, после божественной литургии в Константино-Еленинской церкви, обслуживающей население бедней­ших кварталов города, в Великий Четверг 1897 года состоялось подня­тие на колокольню колокола, сооруженного прихожанами в память свя­щенного коронования853. Общество по устройству народных чтений ак­тивизировало свою деятельность на Страстной неделе. В зале класси­ческой гимназии проводились духовно-нравственные беседы на такие темы: “Почему иудеи не приняли мессию”, “Крестная казнь в древнем мире”, “Последняя ночь Иуцы”, “Семь слов спасителя со креста”, “Бо­гослужение Великой Субботы”, “Светлый праздник” и т. п. Во всех цер­квях в течение Страстной недели проводили сбор пожертвований, раз­дачу одежды и обуви учащимся народных школ854.

Первыми в городе отмечали Пасху евреи. Их праздник “Пейсах” на­чинался раньше христианского на неделю. Большое значение в подго­товке к Пейсаху придавалось ритуальной уборке домов, которые долж­ны. быть очищены от “хамеца” — кислого теста, проросших зерен, пива, водки, изготовленных из злаков, квашеных продуктов. Для пасхальных праздников держали особую посуду. Главным блюдом была “маца” — пре­сная лепешка, замешенная на воде без соли. Ее тонко раскатывали и прорезали. Согласно библейскому преданию, будучи изгнанными из Египта, евреи спекли пресные лепешки из взятого с собой, не успевше­го закиснуть теста. Эта традиция сохранялась долго: мацу пекли из тес­та, которое не успевало скваситься, его держали не более 18 минут. За ритуальным столом, прежде чем приступить к приему пищи, дети дол­жны были задавать отцу традиционные вопросы: “во имя чего наши предки ели пасхального ягненка?”, “во имя чего мы едим мацу?”, “во имя чего мы едим горькую зелень?”. Детям должны были рассказать историю о том, что в Египте были спасены Господом сыны Израилевы, бог прошел мимо их домов и пощадил их первенцев в отличие от ос­тальных египтян. Через Моисея он повелел каждой израильской семье заколоть агнца, испечь и отведать каждому члену семьи. Кровью ягнен­ка было велено пометить двери домов, чтобы господь прошел мимо них. Мацу, пресное тесто, едят в память того, что тесто предков не успело закваситься, когда Господь освободил их. Горькая зелень на пасхальном столе означает память о горькой жизни в Египте, рабском труде и оби­дах предков. Каждый еврей в этот вечер исполнял четыре обязанности: ел мацу, рассказывал об исходе из Египта, пил четыре бокала вина и ел “марор” — растертый хрен и салат. После этого приступали к празднич­ному застолью — “ссдер”, за которым подавали кошерные блюда — гуся или курицу, мацу, красное вино или наливку, овощи “карпас”, которые

16 Закат №• 1611 241 нужно было обмакивать в соленой воде, “харосет” — смесь яблок, инжи­ра, гранат и миндаля, заправленную пряностями и вином. Празднова­ние продолжалось всю ночь. Когда во Владикавказе не было синагоги, евреи привозили мацу из Баку, Москвы, Нальчика и других городов, где ее освящали к празднику855.

Через неделю начиналась христианская Пасха. За день, в вечер Ве­ликой Субботы горожане шли в церкви, где в полночь проходила пас­хальная заутреня, на которой читали, как правило, “Деяния Апостолов”. Затем совершался крестный ход вокруг церкви. В полночь с радостны­ми восклицаниями “Христос воскрес” — “Воистину воскрес” все возвра­щались в храм, где начиналось торжественное богослужение в честь Воскресенья Христова, дня его окончательной и истинной победы. В праздничном обряде осетинской церкви есть одно отличие: церковь об­ходят не один раз, а три раза, и при этом крестятся. Церковный ритуал армянской церкви не предусматривает освящения продуктов — пасхи, куличей и яиц, как это делается в православных церквях.

Пасха является главным торжеством в христианской праздничной культуре, поэтому духовенство особо ревностно следило за тем, чтобы этот праздник не сопровождался языческими обрядами и игрищами. Оче­видно, этим обстоятельством объясняется относительная малочислен­ность пасхальных обрядовых действий.

Древняя основа праздника сохранялась в домашне-бытовой сфере. Горожане-русские готовили пасху из творога, пекли куличи, а украинцы называли пасхой высокий круглый хлеб с украшениями. Главным пас­хальным блюдом у украинцев был поросенок. Греки считали обрядовой едой, прежде всего, куличи. У них было принято раскрашивать яйца особым орнаментом. Осетины начинали разговенье с традиционного пирога с сыром продолговатой формы “гуыл” и вареных яиц. Празднич­ной пищей были пироги, вареное мясо жертвенного животного (быка, барана) и пиво. Горожане-осетины часто устраивали совместные засто­лья, покупали быка в складчину. Армяне устраивали праздничное зас­толье во дворе церкви, после торжественного богослужения. Они при­носили в жертву быка (“матах”), мясо которого подавали на стол вместе со сладким пловом. Эту пищу раздавали друзьям и соседям. Пасху пек­ли из сдобного теста, красили яйца. У немцев Пасха также была самым торжественным праздником. Она отмечалась на неделю раньше хрис­тианской. На Страстной неделе особо почитались четверг и пятница. В субботу немцы красили яйца, пекли “кухены”, калачи, жарили гусей и кур, убирали дома и улицы. Дети перед сном оставляли на улице свои шапки, “чтобы заяц принес им разноцветные яйца”856. Городской нова­цией в этой сфере праздника стало изготовление ритуальной пищи вне дома. Венский магазин Гейтена принимал заказы на выпечку куличей, баб, тортов и предлагал пасхальные яйца, большой выбор украшений на бабы, сахарные цветы и разные фигуры, краски для яиц. В магазине Пералова продавали к праздничным дням высококачественную “пасхаль­ную” муку857.

Почти у всех народов центральным звеном, символом Пасхи было окрашенное яйцо, которому приписывались магические свойства. В древ­ности широко бытовал ритуал катания яиц. Считалось, что соприкосно­вение яйца с землей пробуждало ее от зимнего сна и способствовало плодородию. В русской праздничной культуре этот обряд варьировался, иногда по земле катались люди. У осетин были популярны игры с пас­хальными яйцами — туланта (катания) и къуырцыта (стукания). Катание становится праздничным действием, а качели и карусели — обязатель­ными атрибутами Пасхи у русских, греков, осетин, грузин. Этот обряд сохранялся в структуре пасхального праздничного комплекса Владикав­каза. Задолго до праздника в городскую управу начинали поступать про­шения об устройстве в разных частях города качелей и каруселей. Но пользовались ими, как правило, простолюдины. Со временем програм­ма “народного” праздника становится гораздо разнообразнее, пополня­ясь массовыми зрелищными мероприятиями, среди которых представ­ления цирка Милюгина с “чемпионатом” борцов, фокусы дрессирован­ных собак, выступления “королевы огня”, глотающей зажженную пак­лю, “театр Калиостро”858. Общество по устройству народных чтений ус­траивало народные гулянья, чаще всего это происходило на месте пла­нируемого Народного дома, на спуске Белявского переулка. На площа­ди устанавливались карусели, бесплатные “гигантские шаги”, балага­ны, тир. Большим развлечением для гуляющей публики был бег в меш­ках на призы, силомер. В хорошую погоду демонстрировались картины “волшебным фонарем”. Общество по устройству народных чтений имело свой синематограф. На месте гуляний располагались чайная, квасная, киоски с различными сладостями. В праздничную программу входило хоровое пение, музыка, фейерверки. В 1875 году в городе были установ­лены качели, открылся цирк госпожи Вольф и музей господина Литовс­кого859. Сохранилось описание пасхальных дней в 1885 году, которое хорошо передает городскую праздничную атмосферу. “На всех улицах и переулках езда и движение: прислуга и другие незатейливые обывате­ли с самого утра усаживаются на крылечках и прилавках своих домов и благодушно поглядывают друг на друга. На Александровском бульваре с утра до глубокой ночи бродят толпы гуляющего народа, разодетого в самые яркие наряды; семечки истребляются пудами… Больше всего толпится народ у театральной площади, где устроены карусели и играет музыка; тут же и цирк дает свои представления, и панорама манит жела­ющих, а при панораме имеется даже так называемая “фортунка” (вроде лотереи), где за 30 копеек желающий может выигрывать какую-нибудь стеклянную вазу, веер, зубочистку или другую совсем ненужную ему вещь и, кроме того, получить право видеть Иерусалим, Царьград и про­чие сокровища панорамы. К вечеру толпа густеет и уже многие из гуля­ющих заметно пошатываются — слышатся подчас полудикие возгласы подгулявших, раздаются все чаще и чаще нецензурные фразы, а позже начинаются даже и драки”860.

“Почтенные господа” города проводили Пасху иначе. К услугам “са­лонной” публики был организован целый ряд развлечений — семейно­танцевальные вечера, детские костюмированные праздники, любитель­ские спектакли в городском театре. Но городская интеллигенция была очень разборчива, порой скучала и проводила праздники дома, считая, что “в клубах нет ничего выдающегося, а в театре хоть и бывают кон­церты нашей театральной труппы, но они, надо правду сказать, далеко не заманчивы”861. Эта публика была хорошо знакома с формами высо­кой культуры. В 1889 году она восхищалась представлением гастроли­рующей в городе во время Пасхи опереточной труппы, поставившей “Цыганского барона” и “Мушкетеров”; в 1890 году рукоплескала знаме­нитому Главачу; Владикавказское отделение Русского императорского общества устраивало пасхальные вечера с лотереей-аллегри862. Обще­ство любителей казачьей старины организовало вечера-концерты с уча­стием оркестра Терского войска, казачьим хором и танцами в нацио­нальных костюмах. Как правило, такие вечера отличались многолюдно­стью863. Интеллигенция заботилась о простых горожанах, стараясь при­общить их к городским формам праздничности. Комитет попечитель­ства о народной трезвости устраивал вечера в аудиториях при народных чайных. Программа включала беседы по общественно-экономическим проблемам, музыкально-вокальные отделения и чтение со “световыми картинами”864. Городской традицией было оживление благотворитель­ной деятельности на Пасху. В 1894году “взамен визитов” горожане жер­твовали деньги на Дневное убежище и приют престарелых и увечных. В пользу Владикавказского благотворительного общества на третий день Пасхи местные любители поставили спектакль “Ни минуты покоя”; в 1903 году на второй день праздника в помещении межевого управления был устроен утренник для бедных детей. В течение многих лет попечи­тель ночлежного дома Яворский организовывал пасхальный стол и кор­мил обедами бедняков865. Общество попечения о сиротах и бедных де­тях прибегало к различным формам благотворительности, в их числе спектакли, лотереи-аллегри. Общество попечения о трудовой помощи открыло в магазине фотографа Джанаева-Хетагурова в 1910 году благо­творительный базар изделий мастерских общества, где торговали деко­ративными яйцами, игрушками, вербами. Отдельные городские семьи вместо пасхальных визитов передавали деньги “на усиление пищи си­ротам Владикавказского приюта”866. Пасхальные обеды для бедных ус­траивались и за счет города. Число посетителей городского ночлежного дома в праздничные дни доходило до двух тысяч человек867. В 1906 году праздничные визиты были заменены следующим мероприятием. “Для взаимного обмена поздравлениями на первый день Пасхи от двух до четырех часов дня будет открыт зал Владикавказского собрания, куда могут пожаловать все желающие обменяться поздравлениями (визита­ми). Здесь же будут принимать поздравления генерал-губернатор с суп­ругой. Все посетившие собрание освобождаются от визитов. В зале бу­дет накрыт самый простой и скромный стол с чаем, будет играть музы­ка. Чтобы каждый посетивший собрание чувствовал себя никому не обязанным, на отдельном столе будет поставлена кружка для пожертво­ваний на покрытие расходов, а остаток поступит в пользу бедных”868. В 1914 году армянское благотворительное общество выделило на празд­ник 200 рублей для 20 бедных армянских семей. Для солдат и не имею­щих своего очага в городе армян был устроен обед, а крестьянам-бе — женцам из Ахалкалакского уезда были выделены денежные пособия869. К городским праздничным обыкновениям относятся заблаговременный прием поздравительных телеграмм, иллюминация у городских церквей, общественных и даже некоторых частных помещений. Возможно, это трансформированный отголосок древнего пасхального обряда жжения костров, олицетворяющих солнце, которое по традиционным народным представлениям играло и радовалось в пасхальные дни. Привычным для города явлением стала традиция местных грузин занимать все свобод­ные фаэтоны и устраивать скачки по улицам с песнями и шумным весе­льем. Еще одним праздничным обыкновением горожан было взаимное гостевание друзей, родственников, знакомых. В городской этикет вош­ла “визитка”, служившая в праздничные дни знаком приглашения в гос­ти. В конце XIX века горожанам были известны роскошные визитные карточки фирмы “Г. А. Краппекъ и К”870.

После Пасхи наступала Радоница (радуница) — родительский день поминовения усопших на кладбище. “Тут поют, едят, угощают и покой­ников, призывая их на радость пресветлого воскресенья”,- писал В. Даль, называя родительский день “радованскими”, т. е. Радостными поминка­ми871. Русские ходили на кладбище по вторникам, брали с собой куличи, яйца, фрукты. Там же проходила служба по усопшим. У грузин роди­тельский день отмечали в субботу, литургия проходила в церкви, затем люди шли на кладбище. У армян в церкви было специально отведенное место, где ставили свечи в честь усопших и молились об их благополу­чии на небесах. После церкви люди направлялись к могилам близких с музыкой (зурной) и плачем. На кладбище несли пасхи, крашеные яйца. В 1889 году “Терские ведомости” отмечали, что “радоница прошла с обычным оживлением. После литургии в кладбищенской церкви народ служил панихиды на могилах своих родных. Затем многие устроили чаепитие с закуской и выпивкой. Туземцы в нескольких местах образо­вали круги кавказской борьбы. Молодежь в поле развлекалась, играла в мяч”. В 1896 году корреспондент “Терских ведомостей” отмечал как отрадный факт отсутствие “нехристиановского разгула”: “…весь день проведен был весьма чинно, массы народа присутствовали на кладби­ще, но не встречались пьяные, как 3-4 года тому назад, и даже не замет­ны были обычные туземные круговые поминки с изобильным возлия­нием спиртных напитков. Очевидно, у большинства посетителей клад­бищ установился более правильный взгляд на дело поминок благодаря инициативе архипастыря, преосвященнейшего Владимира, который еще в прошлогодней беседе лично убедил православных прихожан как дол­жно совершать поминовение и проводить день “Радоницы”872.

Описанное явление, очевидно, характеризует процесс реализации христианской церковью ее регулятивной функции. Пасха ассоциирова­лась у горожан и с приходом весны, поэтому в праздники они впервые выходили на загородные прогулки.

Во Владикавказе ежегодно отмечали праздник Преполовения, при­ходившийся на среду четвертой недели после Пасхи. По поверью, в этот день Богородица переплыла Волгу. В кафедральном соборе проходила торжественная литургия, после которой совершался крестный ход на Терек, завершавшийся церемонией водоосвящения873.

Значительным народным праздником было Вознесение. По русской традиции в этот день выпекали печенья-лесенки, которые “помогали” озимым посевам быстрее и лучше расти. Печенья бросали в рожь, в траву. Со временем эти действия стали детскими играми, а обычай вы­печки лесенок получил евангельскую трактовку — с ними Христу было легче вознестись на небо. Молебен проводился на ржаном поле. На Воз­несение пекли блины, оладьи, пироги с зеленым луком.

Для армян это был один из самых любимых и красивых праздников. “Амбарцум” (Вознесение) отмечается на 40-й день после Пасхи, когда по церковному преданию воскресший Иисус Христос вознесся на небо. Но и у армян есть другая, дохристианская интерпретация, связанная с ростом цветов. За неделю до праздника девушки набирали воду в кув­шин. Ее нужно было набрать тайно из семи домов. Затем они обходили дома, собирая различные мелкие предметы — пуговицы, булавки, бро­ши, иногда изделия из золота, владельцы которых загадывали опреде­ленные желания. Все эти предметы опускали в кувшин с водой, остав­ляли его под звездами в течение семи ночей. Накануне праздника де­вушки и юноши отдельно друг от друга собирали цветы, составляли букеты, плели гирлянды и готовились к гаданию. Утром, в день празд­ника, “одевали невесту”, девочку 10-15 лет, первенца в семье. Ей давали в руки кувшин, ее подруге — огромный букет полевых цветов. Все ос­тальные девочки одевали на головы венки из этих цветов, после чего отправлялись в те дома, где брали предметы, освященные в кувшине. В каждом доме они пели и танцевали, за что получали различные сладос­ти, фрукты, конфеты, мелкие деньги. “Невеста” доставала какой-нибудь предмет из кувшина и по священной книге предсказывала судьбу вла­дельца предмета. По окончании этого ритуала все участники игры прини­мали участие в застолье, куда приглашали и юношей. У владикавказс­ких армян, как указывают информаторы, этот ритуал сохранялся еще в 1960-х годах, в то время как в отдельных районах Армении он был за­быт гораздо раньше874.

Осетины в четверг шестой недели после Пасхи отмечали “Зардава — ран”. Это весенний поминальный праздник, приуроченный к христиан­скому Вознесению. Термин “зардаваран” имеет два значения: день, ког­да “кладут сердце” и “обещание”. Древние христиане понимали этот праздник как обещание Христа послать святого духа. Осетины со вре­менем забыли его значение и трактовали праздник в буквальном смыс­ле: в день поминовения усопших закладывали сердце жертвенного жи­вотного в могилы. B. C. Уарзиати считал, что в интерпретации праздни­ка содержится ошибка, бытующая уже более 100 лет: словом “зарда” (сердце) заменено изначальное “залда”, что означает “молодая трава”, “дерн”, а название праздника — соответственно “день укладки дерна на могилах”875. Древняя основа Вознесения во всех этнических вариантах связана с культом растительности, а позднее толкование с вознесением Христа на небо. Во Владикавказе в этот день отмечался храмовый праз­дник Вознесенской церкви, находившейся на Курской слободке. Пре­стольный день храма стали праздновать с 1900 года, со времени его ос­вящения876.

Через 10 дней после Вознесения наступала Троица — народный праз­дник, приуроченный к христианскому празднику “Пятидесятница”. Ос­новой троичной обрядности был культ растительности, выражавшийся, прежде всего в обычае украшать зеленью дома, улицы, а позднее и цер­кви. К обедне ходили с букетом цветов; трава, принесенная из церкви считалась целебной. В народе праздник называли “зелеными святками”, в летнем цикле он был самым крупным и значимым. В городах в этот день устраивали народные гулянья с ярмарками, балаганами, каруселя­ми. В 1880-х годах в городе бытовали такие праздничные явления как зажженные плошки, фонарики, бенгальские огни, транспаранты.

У осетин через 50 дней после Пасхи отмечался праздник “К? рд? гхас? н”, в ходе которого собирали зелень и разбрасывали ее в помещении и во дворах. Он символизировал окончание весенне-поле — вых работ, когда земля покрывалась травой и зеленели деревья. Иссле­дователи считают, что такое истолкование праздника наряду с кален­дарным совпадением с Троицей означает их тесную связь877.

В эти же сроки евреи отмечали праздник, русское название которо­го “Пятидесятница” и указывало на время его проведения — 50-ый день после Пасхи. В Библии он имеет другие названия: “праздник жатвы”, “праздник первых плодов” и “праздник недель”, названный так потому, что отмечали его к концу семи недель с того времени “как появляется серп на жатве”. Позднее этот праздник был приурочен ко дню Синайс­кого откровения и стал называться праздником дарования Торы. Но со­хранялось у евреев название “шавуот”, т. е. праздник недель. В ночь Шавуот было принято бодрствовать и изучать Тору. В тоже время быто­вал обычай украшать дом листьями и травой, якобы в память о зелени, устилавшей гору Синай в преддверии великого события — дарования Торы. Во Владикавказе долго сохранялась традиция есть в этот день молочные продукты, фрукты и ягоды с медом. Евреи наносили друг другу визиты и угощали сладостями. Троицу справляли и немцы. Кроме хри­стианской трактовки они четко связывали этот праздник с окончанием весенних работ и приурочивали к нему помолвки878.

Наряду с церковными богослужениями во Владикавказе на Троицу устраивали народное гулянье, чаще всего с лотереей-аллегри в пользу общества всепомоществования бедным учащимся или отдельных учеб­ных заведений. Но к концу XIX века появилась новая традиция: многие горожане выезжали на праздничные пикники на Редант, Камбилеевку и другие места. Поэтому троичные народные гулянья не отличались мно­голюдностью, несмотря на разнообразие программ и благих целей879.

К празднику Троицы приурочивался храмовый праздник Владикав­казского братства Св. Троицы (позднее — Свято-Троицкого монастыря). Проходило всенощное торжественное бдение, затем литургия. Храм ук­рашался зеленью и цветами, пел церковный хор, после чего в ограде церкви для “народа и нищих” устраивался обед, численность явивших­ся на который составляла иногда и 800 человек880.

На следующий день после Троицы, в понедельник отмечали Духов день, праздник сошествия Святого духа. В Духов день в церквях прохо­дили богослужения, а после вечерни в ограде старого собора прихожа­не собирались на духовную беседу.

В 1897 году в Духов день в 1-ом городском женском 2-классном учи­лище состоялся годичный акт. Была представлена праздничная програм­ма, включавшая чтение и пение песен, выставку рукоделий.

Во Владикавказе этот праздник “контролировало” Благотворитель­ное общество, которое после богослужений созывало горожан на на­родное гулянье с лотереей, фейерверками, воздушными шарами. Мно­гие владельцы магазинов жертвовали вещами и деньгами для лотереи. То же самое делали и отдельные состоятельные семьи. Гулянье, как пра­вило, проходило в городском саду, вырученные средства использовались на постройку дома для бедняков — богадельни, приюта-школы при са­мом обществе и т. пш.

На один из летних или осенних месяцев приходился передвижной мусульманский праздник Ураза-Байрам — Ид Аль-фитр, установленный в честь торжественного призвания народа к вере ислама. Это был праз­дник разговения, которому предшествовал 30-дневный пост в месяц ра­мадан, 9-ый месяц мусульманского лунного календаря. Пост считается одним из основных предписаний ислама. Мусульмане должны воздер­живаться от приема пищи, питья, игр, зрелищ в течение дня, до наступ­ления темноты. 27 числа месяца рамадан отмечается ночь могущества — лейлят аль-кадр, когда было начато “ниспослание” Мухаммеду Корана. По поверью, ежегодно в эту ночь аллах принимает решение о судьбе каждого человека, учитывая его желания, высказанные в молитве. По­этому ночь могущества принято проводить в мечетях, читая Коран и вознося Аллаху и ангелам свои мольбы и просьбы. Праздник начинался после поста 1 числа месяца шавваль. Сунниты и шииты отмечали его в один день. После совершения специальной молитвы начиналось массо­вое разговенье, устраивалась праздничная трапеза. В каждом мусуль­манском доме накрывали столы. Обязательным обычаем был дарооб- мен между родственниками и друзьями. Ураза-Байрам продолжался три дня. В 1908 году во Владикавказе первый день праздника был приуро­чен к открытию и освящению вновь отстроенной мечети на берегу Те­река. На торжественный намаз в Суннитскую мечеть приехали гости из Баку во главе с Муртузой Мухтаровым, богатым нефтепромышленни­ком, построившим эту мечеть в честь своей супруги, осетинки Лизы Тугановой. Молебствие совершил Ахунд, приехавший из Баку. На от­крытии мечети присутствовало свыше тысячи мусульман882. Обязатель­ной акцией для всех мусульман, особенно состоятельных, была раздача милостыни бедным, которая порой превращалась в масштабные благо­творительные мероприятия. В 1908 году Муртаза Мухтаров устроил уго­щение для 800 арестантов владикавказской тюрьмы883. В праздничные дни местные мусульмане не работали, их магазины и цеха были закры­ты. Обязательным ритуалом было посещение могил близких.

В летней праздничной обрядности христианского населения замет­ным событием было Преображение — праздник, установленный в па­мять изменения Спасителем своей внешности, чудесного преображе­ния лица Иисуса Христа. По евангельской версии, через восемь дней после признания Апостолом Петром в Христе Спасителя, Христос с учениками взошел на гору Фаворскую и стал молиться. Во время мо­литвы лицо его преобразилось, одежда сделалась белой. Из облака, ко­торое явилось Христу и его ученикам, раздался голос бога: “Сей есть сын мой возлюбленный, его слушайте”885. В церквях проходила боже­ственная литургия, освящались фрукты: у русских — яблоки, у армян — виноград. Преображение отмечали 6 августа. С особой торжественнос­тью оно проходило у армян. Армянский Вардавар связан с культом воды. Местные армяне собирались у церкви, пели, танцевали, веселились, уго­щали друг друга освященными фруктами. Молодежь и дети с возгласа­ми “Вардавар-вардавар” обливались водой. Считалось, что если в этот день пойдет дождь, то будет обеспечено плодородие нив и плодов.

На август приходился один из самых значительных праздников хри­стианского церковного календаря — Успение. У городских религиозных общин был свой конкретный день празднования, поэтому Успение во Владикавказе длилось в течение нескольких дней. Первыми Успение Пресвятой Богородицы “Верапохум сурп Аствацацин” отмечали армя­не. Этот праздник начинался 13 августа. В армянской церкви проходила торжественная служба, совершался обряд поклонения иконе Божьей матери с зажиганием свечей. В церкви освящали фрукты, устраивали веселье. Через два дня после армян-григориан Успение отмечали грузи­ны, греки и русские. Грузины в этот день поднимались в селение Казбе — ги для поклонения тамошней святыне “Цминда Салиба”. Этот храм на­ходился на высокой горе у подножья Казбека и по преданию был пост­роен царицей Тамарой886. В грузинской домовой церкви также проходи­ли службы, после которых начинались песни, пляски. У местных греков Успение стало особым торжеством с появлением праздничного места — в 1902 году была освящена Греческая Успенская церковь при греческой школе. Структура праздника у греков, как и у других православных го­рожан, включала богослужение и веселые застолья. Немцы называли Успение днем женского букета. Церковная литургия включала и освя­щение букетов цветов887. У осетин этот праздник назывался “Майрамы — куадзан”. Они облюбовали место к юго-востоку от города на возвышен­ной равнине среди лесной поляны с громадным развесистым деревом и посвятили это место имени Божьей матери. Здесь и проходили народ­ные молитвенные собрания в праздничные дни. В дупло заветного де­рева была вложена икона Богоматери. По поверью, царица Тамара пода­рила аланам чудотворную икону Иверской Богоматери. Осетины назы­вали эту икону “Ног Дзуар” — новая святыня888. Ежегодно “Терские ведо­мости” давали информацию о том, как проходил этот праздник у осе­тин. Следует отметить, что сообщения корреспондентов содержат ори­гинальный материал, но и значительно осложняют исследование исто — рико-культурной ситуации, связанной с празднованием Успения. Так, в 1906 году “Терские ведомости” отмечали: “31 июля местные осетины празднуют обычный годовой праздник у часовни воздвигнутой на горе около завода Сараджева на месте, освященном для всех осетин и с кото­рым связаны разные народные предания. На праздник прибыли жители соседних селений. Вечером состоялись многолюдные национальные танцы”889. Прежде всего, вызывает вопрос указанная дата — 31 июля, так как праздник Успения имеет фиксированную дату — 15 августа. Еще боль­ше вопросов появляется при ознакомлении с корреспонденцией за 1913 год: “12 августа местные осетины праздновали свой национальный го­довой праздник под названием “Ног-Дзуар”. Праздник этот установлен в память выхода осетин из тесных горных ущелий на плоскость. В этот день близ завода Сараджева, в лесу около старинной часовни ежегодно собираются массы народа на богомолье, режут жертвенных баранов и целый день проводят под открытым небом”890. Праздник назван нацио­нальным и приведено его название “Ног-Дзуар”. Действительно, в куль­туре осетин был такой праздник. Он отмечался во второй половине ав­густа, в предпоследний понедельник. По сведениям бытоописателей, “Ног-Дзуар” был настолько строг, что не позволял подходить к своему жертвеннику без особого благословения, а для совершения обряда жер­твоприношения нужно было подниматься на высокую гору с жертвен­ным животным на плечах. B. C. Уарзиати высказал предположение о связи этого святого с божеством Рыныбардуаг — “повелителем поваль­ных болезней”. Осетины не раз переживали эпидемии чумы, поэтому возводили святилища в честь святого еще в середине XIV века, а когда в XIX веке они столкнулись с эпидемией холеры, стали восстанавливать старые и возводить новые святилища891. Это предположение подтверж­дается следующим сообщением “Терских ведомостей”: “11 июля на Осе­тинской слободке были убиты и принесены в жертву до пяти бычков с целью избежать заболеваний холеры”, а также заметкой за 1911 год: “за Осетинской слободкой Дзауджикау у часовни в память избавления от холеры в 1892 году у осетин будут происходить народные торжества, общая трапеза и танцы”892. Название, мотив, часть дат и место проведе­ния (на горе), казалось бы, не оставляют сомнений в том, что осетины праздновали Ног-Дзуар. Но другое название праздника “Майрамыкуад — зан”, другие даты его проведения, совпадающие с христианским Успе­нием, а также бытующее у осетин название иконы Богоматери “Ног — Дзуар” пор

Из незыблемых основ Российского государства — “православие, са­модержавие и народность” — важнейшей было самодержавие, к вернос­ти дсоторому призывала официальная церковь. Главной ее задачей был поиск форм и методов деятельности, которые дали бы ей возможность с наибольшей эффективностью служить самодержавию. Православная церковь обладала громадными средствами для поддержания влияния религии в массах, для выполнения интегрирующей функции — сеть учеб­ных заведений, многочисленные кадры духовенства, в том числе воен­ного, печать и др. Как фактор, укреплявший и поддерживавший суще­ствующую систему социальных отношений, церковь выполняла и нере­лигиозные функции — политические, экономические, правовые.

Религиозным воздействием были охвачены все слои городского на­селения, в том числе заключенные. По давней традиции, абсолютизм возлагал на госаппарат наблюдение за посещением церкви, этим же за­нималось приходское духовенство. В городе действовали российские традиции, по которым солдаты гарнизонов приносили присягу в своих полковых церквях, а мастеровые и работные люди, для которых присяга была также обязательна, имели свои домашние церкви.

Церковь принимала присягу на верность и от иностранцев, желав­ших принять российское подданство. Церемония принятия подданства проходила в церкви, в торжественной обстановке. В присутствии при­хожан, высокопоставленных лиц от органов городской, военной и поли­цейской властей священник принимал клятву верности России. Она за­вершалась целованием креста и Евангелия принявшим подданство и молитвой священника при горящих свечах о его здравии и пользе Оте­честву. Колокольный звон извещал город о принятии в состав государ­ства нового гражданина.

В деятельности церкви основное внимание уделялось религиозно­нравственному воздействию на прихожан. В 1895 году церковный ста­роста Константино-Еленинской церкви Панкратов, будучи инициатором открытия религиозно-нравственных чтений и церковно-народной биб­лиотеки, обращался к Его Преосвященству Владимиру, епископу Вла­дикавказскому и Моздокскому с просьбой выделить деньги на приобре­тение религиозных брошюр, молитвенников, Евангелий для продажи прихожанам753.

Другой священник Константино-Еленинской церкви Жуков предла­гал создать комиссию по распространению дешевых книг и брошюр религиозно нравственного содержания среди простого населения Вла­дикавказской епархии. Жуков считал долгом церкви заботу о “полезном и здоровом” чтении для грамотных простых граждан, отмечая, что их возросшими интеллектуальными потребностями пользовались торговые

книжные фирмы, распространявшие бездуховную, а иногда и сектантс­кую литературу. Комиссия, по замыслу священника, должна была со­ставлять каталог книг для продажи и привлекать к книжной торговле псаломщиков и церковных старост754. Свято-Троицкое Братство имело библиотеку, бесплатную читальню. В 1913 году собрание гласных Думы выделило участок городской земли Братству для устройства народной читальни и молитвенного дома755. Православное Братство Грузинского экзархата во имя Пресвятой Богородицы при Спасо-Преображенском соборе способствовало устройству церковных библиотек, складов ре­лигиозной литературы, икон, священно-исторических картин, а также организации внебогослужебных собеседований и воскресных школ756. Большую аудиторию собирали религиозно-нравственные чтения на темы “Значение семьи в деле религиозного воспитания детей”, “Религия в делах обыкновенной жизни”, “Сила молитвы и крестного знамени”. Корреспонденты местных газет часто отмечали, что религиозно-нрав­ственные беседы привлекали массу посетителей и производили на слу­шателей глубокое впечатление. Свято-Троицкое Братство в начале века стало ежедневно совершать все церковные и общественные богослуже­ния со всенародным чтением, используя для этого свою домашнюю цер­ковь757.

Владикавказский кафедральный собор проводил систематические беседы о повседневном богослужении, воскресные евангели, объясни­тельные к праздникам, а по средам и пятницам устраивал чтение акафи­стов758. Священники Константино-Еленинской церкви в праздничные и выходные дни устраивали в церковной школе внебогослужебные собе­седования. Они и служители Вознесенского причта ввели в практику чтения и беседы с “туманными картинками”759.

“Все духовенство г. Владикавказа по мере сил и учения назидает паству”, — отмечалось в годовом отчете Владикавказской духовной кон­систории в 1914 Году. При этом признавалось, что религиозно-просве — тительская деятельность была поставлена не лучшим образом, что боль­шинство священников в деле назидания паствы ограничивается произ­несением проповедей и вечерей. Местное Духовное начальство требо­вало организовать во всех приходах внебогослужебные собеседования вне храма, например, в церковно — приходских школах. Священников упрекали в отсутствии систематических миссионерских бесед среди сектантов — молокан, баптистов и др. Отмечая, что молоканская моло­дежь постепенно отходит от традиционного религиозного уклада, свя­щенники пытались противостоять попыткам баптистов привлечь моло­кан в свою секту.

Молокане отвергали обрядовую и отчасти догматическую сторону православного учения, не носили крестов, не почитали иконы, мощи святых, не признавали монашество и традиционную православную

14 Заказ Jfe 1611 209 иерархию. Поэтому по распоряжению епархиального начальства на Молоканской слободке и Базарной площади периодически проводились беседы с молоканами о почитании священных образов, о почитании святого Креста Христова760. Традиционно молокан в России принято было считать работоспособными и сплоченными создателями крепких крестьянских хозяйств, хорошими землепашцами, не употреблявшими спиртного согласно религиозной морали. Но утрата сложившейся куль­туры жизнеобеспечения, плохая адаптация к городскому хозяйству, оче­видно, стали причиной дурной славы Молоканской слободки, где было много хулиганов, дебоширов, пьяниц.

Церковь проявляла заботу и об этой части горожан. С 1889 года при Александро-Невской Владикавказской церкви действовало Общество трезвости в честь Божией матери — “Утоляющей наши печали” и святи­теля Феодосия Черниговского. К шестилетнему юбилею Общество на­считывало 6 тысяч человек-трезвенников. Возглавлял эту успешную деятельность отец Дмитрий Беляев, за что был награжден благодарны­ми прихожанами крестом синодальной формы. Юбилей был отмечен всенощным бдением, выступлением хора певчих. По городу раздава­лись брошюры “Меры борьбы с пьянством”.

В 1913 году при Свято-Троицкой церкви также было открыто Обще­ство трезвости “для борьбы с пьянством и сквернословием”761.

Сектанты тоже занимались религиозно-нравственной деятельностью. Устав Общества молокан предполагал открытие школы, библиотек, чи­тален, устройство духовно-нравственных бесед для ознакомления с “со­временным течением жизни”, разъяснения правовых и общественных вопросов762. С апреля 1906 года во Владикавказе стал выходить ежеме­сячный иллюстрированный духовно-нравственный журнал “Молоканс­кий вестник”. Структура журнала включала духовно-нравственные ста­тьи, беллетристику, хронику, объявления. Редакция журнала призывала к сотрудничеству, обещая публиковать статьи и письма полемического содержания763.

Российская церковь располагала мощной полиграфической и изда­тельской базой. Официальный орган Синода еженедельник “Церковные ведомости” рассылался во все приходы, имел внушительный тираж — 42-46 тыс. экземпляров. Кроме того, в каждой епархии (а в начале XX века в России их было 66) издавались местные “Епархиальные ведомо­сти”764, В 1894 году на основании рапорта священнослужителей Осетии от 30 ноября высшее церковное руководство разрешило издание “Вла­дикавказских епархиальных ведомостей”. Официальная часть содержа­ла сообщения из церковной жизни: распоряжения высшего правитель­ства, определения и указы Святейшего Синода, распоряжения Влади­кавказского епархиального начальства и т. п. Вторая неофициальная часть включала поучения, речи, беседы, общебогословские, церковно-исто­рические и религиозно-нравственные статьи, материалы о церковно­религиозной жизни Владикавказской епархии. Жители Владикавказа оформляли подписку на столичные журналы “Христианское чтение”, “Церковный вестник”, “Божия нива”, “Отдых христианина”, “Приходс­кая жизнь”. Издательская деятельность не ограничивалась периодикой. Практиковалось издание брошюр, особенно для борьбы с сектантством. Например, в 1908 году по распоряжению Преосвященного Гедеона на миссионерские средства были изданы две тысячи брошюр епархиаль­ного миссионера Сквозникова “Новоизраильтяне”.

Среди горожан-мусульман были читатели единственного в России еженедельного популярного научно-литературного и общественного жур­нала “Мусульманин”, который стал выходить в июле 1908 года в Пари­же. В городе была открыта на него подписка765.

Религия как соционормативный институт поддерживает и усилива­ет действие принятых в обществе социальных норм поведения, осуще­ствляет формальный контроль через деятельность церкви и неформаль­ный, когда сами верующие выступают в качестве носителей моральных норм по отношению к окружающим людям. Любая религия предлагает своим приверженцам нормативные стандарты поведения, обусловлен­ные религиозными заповедями и религиозной моралью. Эта регулятив­ная функция особенно эффективно проявлялась в первичной социали­зации молодежи. Этот процесс включает различные формы приобще­ния детей к храму, получение религиозного образования, воспитания.

Одной из форм участия детей и подростков в приходской жизни было пение в церковном хоре. Во многих духовных учебных заведениях были свои ученические хоры, особенно славился детский хор при лютеранс­кой кирхе. Пение было средством приобщения детей и подростков не только к церковной службе, но и к музыкальной культуре. В этом заклю­чалось социокультурное значение участия подрастающего поколения в конфессиональной жизни. Дети должны были по воскресным и празд­ничным дням посещать церковь. В учебных заведениях Военного ве­домства даже издавали приказы о необходимости всем учащимся ис­полнять “первейшие христианские обязанности”766. Еврейские дети не посещали школу по субботам, в дни некоторых религиозных праздни­ков: первый и два последних дня Пасхи, два дня Шавуот, во время поста Тшие бе Абь и некоторых других. Они принимали участие во многих обрядовых действиях: зажигали ханукальные свечи, во время Пасхи (Пейсах) сидели за праздничным столом и должны были задавать воп­росы родителям о происхождении праздника, о смысловом значении ритуальных блюд и другие.

Религиозная традиция как атрибут семейного и общественного вос­питания способствовала нормативной регуляции поведения людей в об­ществе. Интересна в этом отношении традиция евреев вести тетрадь с записью “добрых дел” каждого прихожанина. Она находилась в синаго­ге, а когда человек умирал, на похоронах оглашали совершенные им добрые деяния.

Большое нравственное значение имела еврейская “суббота” (“ша­бат”), день покоя. Соблюдение субботы — это выражение человеком сво­ей веры в Бога, Творца Вселенной, освобождение человека и его созна­ния для высоких духовных мыслей, для укрепления семьи и взаимоот­ношений между соплеменниками. В этот день люди ходили в синагогу, молились, слушали чтение Торы. Когда синагоги в городе не было, ев­реи проводили субботу в кругу семьи, с близкими людьми, за совмест­ной трапезой. Тора запрещает в этот день работать: определено 39 глав­ных видов запретных работ и множество производных от них. Соблю­дение субботы считалось отличительным признаком еврейства.

Греки, ходатайствуя об открытии своей церкви, также проявляли за­боту о детях: “Церковная служба на родном греческом языке будет иметь для них благие последствия, раскрывая перед ними великие сокровища православия. Они будут участвовать в отправлении богослужения в ка­честве певчих, дьячков и т. п., каковое обстоятельство всегда и везде при­учало детей к известной дисциплине и выдержке”767.

Все городские храмы заботились об образовании и занимались школьным строительством. Еще в крепости в 1836 году по инициативе экзарха Грузии Евгения было образовано Осетинское духовное учили­ще. Цель воспитания детей в училище определялась “Правилами”, в которых указывалось: “Правила и поступки горцев почти во всем про­тивоположны правилам и поступкам христиан и граждан. Поэтому — то священнейшею обязанностью смотрителя и наставников Владикавказ­ского училища должно быть направление деятельности юных питомцев в противную сторону от примеров, их окружающих, на сторону чистой христианской нравственности… В душах этих диких надобно возродить новый мир с христианскими понятиями о коренных обязанностях и от­ношениях к Богу, к людям, к себе самим, ко всему обществу и прави­тельству Российскому и государю”768.

По жалобе воспитанников Кавказскому Наместнику на плохое бы­товое состояние училища, оно было закрыто в 1863 году. Архимандрит Иосиф считал это событие самым печальным за все время своей дея­тельности в Осетии.

В 1862 году священник А. Колиев открыл в городе осетинскую жен­скую школу, на базе которой через год Совет общества восстановления православного христианства на Кавказе открыл трехклассную осетинс­кую женскую школу. В 1866 году она была преобразована в женское училище. Священник А. Гатуев так определил цель открытия училища: “Дать религиозно-нравственное христианское воспитание дочерям осе­тин, извлечь народ осетинский из магометанского заблуждения, смешан — ного с язычеством и возвысить его, даровав ему христианских матерей и усердных учительниц сельских церковно-приходских школ”. К. Хета- гуров писал, что “во все времена своего существования школа пользо­валась необыкновенной любовью и доверием осетин. Она не могла вме­щать всех желающих учиться в ней… Она была безусловно лучшим учреждением просветительной деятельности “Общества восстановле­ния православного христианства на Кавказе”769.

Когда над школой сгустились тучи и ее хотели закрыть, на защиту встали К. Хетагуров, Преосвященный Петр, епископ Владикавказский, многие представители церковной и светской интеллигенции. За эту ак­цию Преосвященный Петр был переведен в Великий Устюг, К. Хетагу­ров выслан за пределы Терской области. Но школа была возвращена осетинам770.

В 1887 году во Владикавказ было переведено из Моздока открытое еще в 1764 году духовное училище. На средства Владикавказской епар­хии было основано Епархиальное женское училище. Духовенство Вла­дикавказской консистории открыло его в 1894 году. Это было среднее учебное заведение, дававшее звание домашней учительницы. Там мог­ли учиться не только дети духовенства, но и представители других со­словий православного вероисповедания.

Девочки жили в пансионе и “пользовались полным содержанием”. Духовенство Владикавказской консистории не имело здания, занятия проходили в наемной квартире, поэтому неоднократно ставился вопрос об отводе земли для постройки здания, об отпуске денег на строитель­ные работы771.

В мае 1895 года церковный староста Константино-Еленинской цер­кви Панкратов, обращаясь к Его Преосвященству Владимиру, епископу Владикавказскому и Моздокскому, просил разрешения на открытие шко­лы. Он выражал беспокойство по поводу переполненности начальных городских училищ, в результате чего многие дети прихода оставались неграмотными772. Свято-Троицкое братство имело “школу для воспита­ния детей с обучением их церковному пению, ремеслам и рукодельным работам”. В 1895 году для этой школы было построено здание773. При Спасо-Преображенской церкви была церковно-приходская школа, где в 1895 году училось 128 человек774. Образованное при Соборе Братство грузинского экзархата во имя Пресвятой Богородицы ставило перед со­бой задачу строительства и содержания церковно-приходских школ. По­четными членами Братства становились лица, содержащие школы на свои средства. Они были правомочны выбирать преподавателей, кото­рых затем утверждал епископ через Епархиальный училищный совет775.

При школах и училищах были домовые церкви: при мужской гим­назии — Иоано-Богословская, при 1-м реальном училище — Николаевс­кая, при мужском духовном училище — Кирило-Мефодиевская, при Ка­детском корпусе — Алексеевская во имя святителя Алексия с одним пре­столом, при учительской семинарии — Кирило-Мефодиевская, при Вла­дикавказской 1 — й женской гимназии — Рождественская Богородичная с одним престолом776.

При каждой национальной церкви была также основана своя шко­ла. При осетинской церкви действовала школа А. Колиева. В начале 1911 учебного года в ней был увеличен учительский штат, что вызвало небы­валый наплыв детей-осетин. Авторитет церковной школы значительно поднялся благодаря стараниям священника отца Цомаева и попечителя школы С. А. Андреева. Как только была построена вторая осетинская церковь — Владимирская имени Святого Георгия — ее настоятель отец Михаил Коцоев стал ходатайствовать перед Епархиальным училищным советом об открытии в районе его прихода женской церковно-приходс — кой школы. Там же была открыта и 7-я городская министерская шко­ла777. В 1915 году имеющему звание муллы осетину X. Цораеву было разрешено открыть в городе частную школу для преподавания мусуль­манского вероучения778.

В сентябре 1894 года во Владикавказе официально было объявлено об открытии греческой одноклассной церковно-приходской школы. Ме­стная пресса отмечала, что это произошло благодаря усилиям немно­гочисленной греческой общины и что дети будут обучаться и родному, и русскому языкам. Первый заведующий школы Федор Христофорович Граматикопуло был большим знатоком греческого языка и опытным ра­ботником просвещения, сумевшим поставить школьное образование на должном уровне. Греческое училище действовало на основе царского Положения “ О туземных школах” 1881 года, которое не предполагало никакой помощи со стороны государственных органов. Школа содер­жалась за счет самих греков. Помогали греческие общества из Ростова и Пятигорска. В 1901 году почетный гражданин Владикавказа купец Марадонов завершил строительство школьного здания с большим дво­ром и подарил его греческому обществу. В 1912 году, после смерти Гра­матикопуло между общиной и директором народных училищ Терской области Беляевым возникла конфликтная ситуация из-за попытки пос­леднего исключить из программы греческий язык. Городская обществен­ность поддержала протест греческой интеллигенции, преподавание род­ного языка удалось отстоять. Детей стал учить священник Аристид Ка — кулидис779.

Еврейское общество Владикавказа уделяло большое внимание об­разованию подрастающего поколения. В 1873 году отставной военный Зурух Виницкий в собственном доме открыл начальную религиозную школу — хедер (по улице Надтеречной). В 1879 году при синагоге было открыто начальное еврейское училище. В 1890 году в трехклассном учи­лище обучалось 76 мальчиков. Преподавание велось на русском языке, но изучали еврейский язык, письмо и Закон Божий. В 1901 году состоя­лась закладка здания еврейского двухклассного училища при Владикав­казской синагоге780.

В архивах сохранилось множество различных прошений и хода­тайств армянского духовенства об открытии школ. При армяно-григо — рианской церкви было создано “армянское для всепомощенствования учащимся общество” во главе со священником П. Кусакянц (Гусикянц), двухклассная церковно-приходская школа, армяно-григорианское началь­ное училище, ремесленное училище, церковно-приходское училище для девочек-армянок, одноклассное мужское училище. Все эти заведения существовали, в основном, на церковные средства и сборы прихожан. Церковь ежегодно выделяла одну тысячу рублей “Армянскому для все­помощенствования обществу” на содержание школ781. Закон Божий пре­подавался настоятелем армянской церкви, он был обязательной дисцип­линой.

Немцы открыли в городе евангелическо-лютеранское училище, по­ляки и литовцы — римско-католическое училище782. По инициативе док­тора М. Далгата и отставного генерала Кудинетова была устроена шко­ла цри суннитской мечети783. В ноябре 1903 года было открыто персид­ское училище “Навруз” — единственное учебное заведение для персов во всей России784. Во всех этих школах основное внимание уделялось изучению особенностей своего вероучения. В этом были заинтересова­ны и родители. Например, в 1916 году к администрации римско-католи — ческой гимназии родители обратились со следующим заявлением: “Мы, родители — католики учащихся вверенной Вашему Превосходительству гимназии, понимая, как велико значение религии для нравственного вос­питания детей и как необходимо для них изучение Закона Божия, ис­кренне желаем, чтобы детям нашим Закон Божий преподавался в гим­назии”785.

Образованное в 1917 году во Владикавказе “Литовское общество” из местных жителей и беженцев также заботилось об обучении детей грамоте и Закону Божия на родном языке786.

Включение религиозной морали и ценностей в воспитательный и образовательный процесс приводило к тому, что в общественном пове­дении человека религиозные нормы и заповеди органически сочетались с требованиями общественной морали.

Епархиальное начальство использовало школьное строительство и в миссионерских целях. В октябре 1900 года “Владикавказские Епархи­альные ведомости” сообщали о событии, “не бывалом в летописях епар­хиальной жизни”. Была открыта церковно-приходская школа на Моло­канской слободке, где не было православного прихода. Детям молокан был практически закрыт доступ в учебные заведения из-за отсутствия метрических документов. Епархиальный училищный совет решил по­мочь обретенным на вынужденное невежество “русским людям, утра­тившим прародительскую веру”. Школа была открыта в наемном по­мещении для детей обоего пола. Но желающих учиться оказалось в два раза больше предполагаемого, поэтому обучение проходило в две смены. Церемонию освящения школы совершил сам Преосвященный владыка. Обращаясь к детям, он сказал: “Как при земной жизни ма­тери приводили и приносили детей к Господу Иисусу Христу, и он обнимал их, возлагал свои пречистые руки и благословлял их, так и теперь вас ведут ко Христу… Здесь, в школе, вам покажут Христа, — изображение лика Его, ознакомят с Его учением, преподадут Его за­веты. Молитесь же и старайтесь быть достойными того, чтобы Гос­подь коснулся вас своею благодатью и благословил вас на всякое доброе дело”. Молокане выразили полную готовность принять учас­тие в молебне, “произошло трогательное молитвенное общение сек­тантов с православными”787.

Церковь заботилась не только об образовании, но и воспитании мо­лодежи. В январе 1911 года вышел синодальный указ о привлечении духовных установлений к делу учреждения воспитательно-исправитель­ных заведений для несовершеннолетних преступников и к оказанию помощи правительству в борьбе с детской преступностью. В ответ на этот указ Владикавказская Духовная Консистория объяснила, что мона­стыри Владикавказской епархии бедны, неустроенны и сами нуждают­ся в поддержке благотворителей и “по сей причине не представляется возможным оказать в данном деле помощь”, но взяла на себя обязатель­ство произвести сбор в пользу помещенных в городской приют мало­летних преступников. Об этом просил и Председатель Правления Вла­дикавказского общества воспитательного приюта788.

Городские храмы принимали участие в общественной жизни. Еже­годно в день памяти освобождения крестьян от крепостной зависимос­ти (19 февраля) во всех местных церквях совершались панихиды. От­мечались памятные даты, связанные с императорской семьей. В память священного коронования их Императорских Величеств совершалась божественная литургия, а в 1897 года этот день был отмечен сооруже­нием нового колокола в Константино-Еленинской церкви789.

Через храм этнические группы участвовали в общественной жизни своей родины. В церкви Владикавказской грузинской школы по случаю присоединения Грузии к России ежегодно совершались молебствия, на которые собиралась вся грузинская община. В июле 1894 года армянс­кая церковь провела широкомасштабную акцию по сбору доброволь­ных пожертвований пострадавшим от неурожая соплеменникам в ази­атской Турции и селах Эриванской губернии. В 1914 году каталикос всех армян получил разрешение Наместника Его Императорского Величе­ства на Кавказе произвести в пределах Кавказского края сбор добро­вольных пожертвований в пользу голодающих армян-беженцев из Тур­ции. В 1912 году, когда Красный Крест обратился ко всем церквям Рос­сийской империи оказать помощь раненым и больным воинам славянс­ких Балканских государств и Греции, вовлеченных в войну с Турцией, Успенская греческая церковь Владикавказа произвела сбор в пользу Красного Креста790.

В июле 1914 года по случаю коронования повелителя Персии — Сул­тан-Ахмед-шаха во Владикавказе проходили “национальные торжества” персов. “Старая мечеть, куда с раннего утра начали стекаться мусульма­не, была декорирована национальными флагами… собралось огромное количество мусульман в праздничных одеяниях. Представители персид­ской интеллигенции, купечества и проживающей в городе знати яви­лись в мечеть, где состоялось торжественное богослужение. Ахунд Ка- сум-Заде открыл богослужение восхвалением Всевышнего за Его Про­мыслы, ниспосылаемые на землю правоверным и призвал присутству­ющих просить Всевышнего о многолетии молодому повелителю Пер­сии и Императору Николаю Александровичу791. Также торжественно от­мечали персы день дарования Конституции.

Когда городу грозила опасность эпидемии, церкви устраивали крес­тные ходы. 25 июля 1892 года представители армяно-григорианского духовенства совершили крестный ход по некоторым городским улицам “по случаю эпидемии”. В 1910 году в городе состоялся общий крестный ход с молебствием об избавлении от холерной эпидемии792.

В 1914-1916 годах, когда страна вела первую мировую войну, все городские храмы пытались оказать посильную помощь. С самого нача­ла войны при церквях стали открываться попечительские советы о се­мьях запасных, призванных на войну. Прихожане сочувственно отзыва­лись на призывы духовенства — церковные кружки не пустовали. Цер­ковь при Владикавказском Духовном училище оборудовала на свои сред­ства лазарет, заботилась о раненных793. В июле 1914 года в персидской мечети состоялось торжественное богослужение по случаю начала вой­ны. “В жарких молитвах молящиеся просили о ниспослании победы русскому воинству и многолетия Государю Императору”. В октябре 1914 года по случаю объявления Турцией войны России в армянской церкви состоялось торжественное молебствие о даровании победы русскому оружию794.

В еврейской синагоге по просьбе георгиевского кавалера Исая Лих­тенштейна было отслужено молебствие о здравии врачей города Влади­кавказа, находящихся на фронте795.

Осетинские церкви в 1914 году приняли решение воздержаться от устройства национального праздника в честь Св. Георгия и передать со­бранные для этого средства на военные нужды796. По указу Св. Синода от 6 апреля 1916 года Консистория предписывала Благочинным церк­вей 1-13-го округов произвести сбор пожертвований на устройство в пользу пострадавших на войне нижних воинских чинов курсов по под­готовке волостных писарей, счетоводов и инструкторов797.

Культурно-просветительская деятельность городского храма была шире традиционной религиозно-нравственной сферы и школьного стро­ительства. Развивавшаяся общественно-культурная среда порождала новые формы участия церкви в культурной жизни. 6 апреля 1895 года христианские церкви города праздновали 1000-летие со дня кончины Св. Мефодия. В Спасо-Преображенском соборе состоялась литургия, затем крестный ход на церковную площадь, где состоялся молебен798. 13 октября 1913 года местное армянское общество праздновало 1500- летие армянского алфавита и 400-летие книгопечатания. В церкви со­стоялось торжественное богослужение, крестный ход в армянскую шко­лу, где состоялось “Музыкальное утро”. На этом празднике присутство­вал городской голова Г. Баев, вся армянская община, городская интел­лигенция799. 7 ноября 1913 года обе осетинские церкви на Осетинской и Владимирской слободках провели панихиды по скончавшемся профес­соре Всеволоде Федоровиче Миллере, внесшем огромный вклад в осе­тинскую науку и культуру800.

В 1909 году Владикавказ отмечал 100-летний юбилей Н. В. Гоголя. В этом событии приняли участие все духовные заведения. В епархиаль­ном женском училище был устроен литературный вечер, который по­чтил своим присутствием Преосвященный Владыка. На вечере говори­ли о биографии писателя, о его литературном творчестве, декламирова­ли фрагменты его произведений. В мужском духовном училище после гимна “Боже, царя храни” одним из преподавателей был прочитан док­лад о творчестве Н. В. Гоголя, училищный хор пел кантату “Слава”, уче­ники читали фрагменты произведений писателя. Зал был украшен пор­третом Гоголя, национальным флагом, цветами. Все ученики получили в подарок произведения Н. В. Гоголя в издании Сытина. В училищной церкви состоялась панихида801.

К концу XIX века церкви города стали принимать участие и даже организовывать детские новогодние праздники. Вознесенская, Братская и Константино-Еленинская церкви устраивали новогодние елки. Свя­щеннослужители, а иногда и сам преосвященный владыка присутство­вали на детских концертах, благословляли участников и гостей, дарили им иконочки, книги, сладости и т. п.802.

При кафедральном соборе был создан любительский хор из сорока человек, которым руководил отец диакон Алексей Васильевич Лосев. Он часто устраивал вокально-музыкальные вечера с исполнением цер­ковных песен, которые пользовались популярностью у горожан. На кон­церты собиралось по двести и более человек803.

Без участия церкви не обходилось ни одно важное событие в обще­ственно-культурной жизни города. Открытие любого общества, учеб­ного заведения предполагало обязательную церемонию освящения, цер­ковного благословения.

Особого внимания заслуживает проблема роли церкви в развитии городского варианта культуры этнических групп, в частности осетин. Они имели в городе две церкви, а Преосвященный Питирим в сослуже — нии сонма городского духовенства часто совершал литургию на осетин­ском языке. В 1912 году он исходатайствовал из средств Святейшего Синода 1500 рублей для издания на осетинском языке богослужебных книг, к переводу которых сразу же приступила особая комиссия под пред­седательством городского головы Г. Баева в следующем составе: свя­щенник X. Цомаев, Н. Рамонов, М. Коцоев, учитель И. Бигаев804. В жур­нале “Владикавказские епархиальные ведомости” часто публиковались священники и учителя-осетины А. Гатуев, К. Токаев, X. Уруймагов, А. Цаголов. Осетинская интеллигенция накапливала опыт редакционно­издательской работы, который вскоре (в 1911 г.) понадобился для ново­го журнала на осетинском языке “Чырыстон цард” (“Христианская жизнь”). Глава Владикавказской епархии Преосвященный Антоний под­держал осетинскую паству и изыскал денежные средства на издание журнала. Он сам оформил годовую подписку для нескольких причтов в горных селениях. Редактор X. Цомаев привлек к сотрудничеству мест­ную интеллигенцию. И “Владикавказские епархиальные ведомости” (особенно с 1908 г.) и “Чырыстон цард” публиковали произведения рус­ской и осетинской литературы, у истоков которой стояла церковная ли­тература805. Журнал сыграл большую роль в формировании осетинской городской культуры.

Армянская церковь уделяла большое внимание армянскому издатель­скому обществу. Все его собрания проходили в зале церкви.

Как было указано выше, религиозные организации обретали неспе­цифические функции, в их числе — экономическая. Она далеко не всегда была связана со сбором средств в благотворительных целях. Например, согласно Уставу “Общество владикавказских молокан” занималось воп­росами аренды, купли-продажи земли, снабжало дешевым кредитом, осуществляло посредничество при приобретении орудий, семян, скота. Предусматривалось также взаимное страхование на случай смерти, ни­щеты, неурожая и др.806. Аналогичные функции выполнял Свято-Тро — ицкий монастырь.

Активная роль храма в жизни города и горожан, казалось бы, долж­на предполагать и аналогичный обратный процесс. Но анализ источни­ков позволяет утверждать, что приходская жизнь во Владикавказе была развита слабо. Служители официальной церкви были озабочены этим обстоятельством. Они считали, что между клиром и паствой должны быть самые близкие отношения: “Отношения причта к пастве проявля­ются, главным образом, в исполнении троякого пастырского долга: учить, совершать таинства и руководить в духовной жизни; отношение же па­сомых к причту — принимать наставления, обращаться за совершением таинств и за удовлетворением различных духовных нужд в молитве и руководстве в духовной жизни: на нравственной обязанности их лежит также заботиться о боголепии и благоукрашении своего приходского храма, равно как и возможность обеспечения своего причта. “ К сожа­лению, во Владикавказе среди православных приходская жизнь весьма слабо развита”, — сетовали соборные священники. Их возмущало ин­дифферентное отношение прихожан к выборам церковных старост. В конце декабря 1896 года в Михаило-Архангельском соборе проходили выборы церковного старосты в Кафедральный собор. Несмотря на то* что об этом событии объявлялось в соборах и местных газетах, на вы­боры явилось всего двадцать два человека. В других российских горо­дах выборы в кафедральный собор становились фактом общественной значимости, а должность церковного старосты котировалась довольно высоко. “Во Владикавказе же это событие приходит незаметно, им даже не интересуются… По-видимому, православные жители города не вы­работали себе прочных традиций общерусской приходской жизни, а руководятся таким началом: “кто-де живет ближе к какой церкви, той церкви он и прихожанин”807. Причину этого явления многие священни­ки видели в том, что в городе военные церкви появились раньше граж­данских и полковые священники выполняли обязанности приходских. Эта сложившаяся в городе традиция определила широкую сферу влия­ния полковых священников. Прежде их функции сводились к удовлет­ворению религиозно-нравственных потребностей военных, квартиро­вавших в городе. Но со временем вокруг военных церквей выросли при­ходы, которые вынуждены были обслуживать полковые священники, по­скольку не было других. У прихожан сложились определенные семей­ные традиции религиозной обрядности, а главной фигурой в ней стал военный священник. С возникновением самостоятельных епархиальных приходов появились трения между приходским и военным духовенством. Приходские священники ссылались на Устав Духовной Консистории, по которому они должны были исполнять все требы, а военные священ­ники могли это делать только в исключительных обстоятельствах и с согласия приходского духовенства. Действительно, по “Положению об управлении церквями и духовенством военного и морского ведомства” военным священникам было запрещено совершать приходские требы808.

Ситуация в городе не изменилась даже с появлением Владикавказс­кого Кафедрального Собора. В отчете настоятеля Собора протоиерея Иоанна Беляева за 1895 год отмечалось, что многие из соборных прихо­жан обращались за требоисправлением к соседским священникам, а не к соборным. Размышляя над причинами такого состояния, протоиерей

Иоанн указывал, что Собор находится в неудобном для горожан месте на окраине города, что у членов причта не было церковного дома. Важ­ным обстоятельством, препятствующим развитию добрых приходских отношений между причтом и прихожанами, он также считал действия военных священников, которые пользовались популярностью среди го­рожан809.

Численность паствы определить довольно сложно. По исповедным книгам в 1894 года значилось 648 дворов или 1069 человек, а в 1895 году — 837 дворов или 1540 человек. Известно также, что в 1895 году к приходу присоединились пять магометан, два иудея, два субботника, один лютеранин, один кальвинист, семь старообрядцев810.

В 1896 году в Кафедральном Соборе на исповеди было отмечено 1034 человека при общей численности прихожан в 10 тысяч человек811.

Отношение горожан к официальной церкви характеризует “Ведо­мость о людях православного исповедания, бывших и не бывших на исповеди и святом причастии”, составленная в 1914 году на основании сведений по восьми православным церквям города. Из 9893 прихожан исповедовались и причастились 7018 человек (более 71%). Из 2875 не исповедовавшихся большая часть — 2267 человек приходится на куп­цов, мещан, цеховых мастеров и других горожан. В среде духовного ведомства, военных и статских не причастившихся было всего 208 че­ловек из 1342 (около 15%)812. Более внимательное отношение этой части горожан к важнейшим христианским обязанностям было связано, прежде всего, с контролем над ними со стороны начальства. В отчете о состоя­нии 1-го Благочиннейшего округа Владикавказской епархии за 1914 год указывалось, что перед Великим постом у исповеди и святого причас­тия бывало сравнительно немного прихожан. Говел преимущественно простой рабочий бедный народ. Большинство городской интеллиген­ции не исповедовалось и не причащалось. Из говевших редко кто посе­щал храм на седмицу. Большая часть прихожан говела только со среды. Многие пропускали пятничное причащение, являясь в церковь только в субботу. Большей религиозностью отличались женщины. Они собира­лись по средам и пятницам на чтение акафистов. Между соборными священниками и прихожанами были установлены такие формы взаимо­действия как систематические беседы о повседневном богослужении, воскресные евангели, “объяснительные” к наступающим праздникам. В дни церковных праздников Владыка посещал церкви. Кроме литур­гии он проводил нравоучительные беседы, учил благочестивым песно­пениям. В воскресные дни Великого поста для жителей Владикавказа был предложен ряд бесед религиозно-нравственного характера. Городс­кая публика сочувственно относилась к чтениям: “ на иных беседах на­роду было больше тысячи”813.

Статистические источники фиксировали только формальную при­надлежность к религии, не учитывая уровня религиозности и внеиспо — ведного состояния. Но есть материалы, позволяющие более детальное изучение отношения горожан к церкви.

В 1908 году на пастырском собрании священноиереев города Пре­освященный Агапит отмечал “необычайное развитие неверия и упадок нравственности”, развитие сектантства в простом народе, религиозный индифферентизм в интеллигентных кругах, неудержимую погоню за ма­териальными благами, стремление умалить значение духовенства. Тя­жесть пастырского служения усугублялась секуляризацией церковных школ и экспроприацией церковного имущества Развитие атеизма было общероссийской тенденцией. Исследователи объясняют это антигосу­дарственной и антиклерикальной пропагандой левых партий, негатив­ным отношением к войне 1914 года, когда антивоенные настроения сли­вались с антицерковными. Известно, что Временное правительство от­менило обязательное приобщение святых тайн для военнослужащих православного вероисповедания. В результате численность приобщив­шихся сократилось со 100% в 1916 году до 10% в 1917 году814.

Среди жителей Владикавказа было много “теплоохладных” к вере и церкви, совершенно не посещавших храмов. В дни религиозных празд­ников многие горожане охотнее посещали театр, “синематограф” при­общались к городским культурным формам. Горожане, видевшие в цер­ковных богослужениях форму свободного времяпрепровождения, с раз­витием городской общественно-культурной среды получили массу аль­тернативных способов проведения досуга. Некоторые городские при — чты с целью сохранения своей паствы стали использовать в религиоз­ных беседах “волшебный фонарь”, “туманные картины”815.

Наметившаяся тенденция просматривается в истории строительства церкви при здании Владикавказской ремесленной управы. В 1896 году Владикавказское ремесленное общество решило ознаменовать священ­ное коронование Их Императорских Величеств государя Николая Алек­сандровича и государыни Александры Федоровны постройкой церкви на доброхотные пожертвования членов общества и других лиц. Был раз­решен сбор средств, который затянулся на несколько лет. В итоге в 1907 году вместо церкви ремесленная управа построила клуб816.

“Уважения к духовенству во Владикавказе мало, — признавалось в отчете о состоянии 2-го Благочиннейшего округа Владикавказской епар­хии. По отношению к священникам и дьяконам здесь установилось ка — кое-то странное, необъяснимое, презрительное, пренебрежительное и брезгливое отношение. Священнику во Владикавказе нет другого на­звания как “поп”. Здесь широко распространен возмутительный и в выс­шей степени отвратительный обычай плевать при встрече с духовным лицом. Случается, что встречающиеся плюют не в сторону, а под ноги священнику или дьякону. Иные плевок в сторону духовенства сопро­вождают возгласом: “Тьфу, поп идет! Плюй скорее!”… Мне известен случай, что двое-трое священников, оскорбленные плевком проходив­ших мимо студентов, принуждены были обратиться в полицию для вы­яснения личности их, причем оказалось, что это были сыновья извест­ных во Владикавказе и даже в Терской области местных прихожан, лю­дей уважаемых и почтенных. Обиднее всего то, что обычая плеваться в сторону духовенства держатся не туземцы, не иноверцы, а чисто рус­ские православные, что неоднократно приходилось наблюдать. Особен­но укрепился этот обычай среди учащейся молодежи, гимназистов, реа­листов и др. Требуется неотложно бороться с этим злом. Для этого, преж­де всего, необходимо обратить внимание начальствующих лиц местных учебных заведений на существование среди учеников этого дикого обы­чая. Только при содействии их можно будет если не искоренить, то по крайней мере сократить развившееся зло”817. Описанная ситуация мо­жет быть объяснена действительно “русским” суеверием, а также наме­тившимися в городской среде атеистическими тенденциями.

В то же время среди прихожан было немало расположенных к духо­венству, уважающих духовный сан, приглашающих и с радостью при­нимающих их в своих домах на Пасху, Рождество, Крещение и другие праздники. Посещение священниками домов прихожан было довольно распространенным явлением, особенно при крещении младенцев, а так­же во время крестных ходов или так называемого славлення в святую четыредесятницу для прочтения установленных молитв, для сбора при­ношений от прихожан, для разъяснения таинств или священнодействия церковного праздненства, для “назидания” и “напутствия” больных818.

Неотъемлемой чертой конфессионального быта были богомолья и крестные ходы, имевшие не только религиозные, но и познавательно­развлекательные цели. Самым крупным и значимым для горожан был крестный ход по поводу прибытия в город Моздокской Иверской Чудот­ворной иконы Божией Матери. По ходатайству Его Преосвященства, Пре — освященнейшего Владимира, Епископа Владикавказского и Моздокс­кого Святейший Синод разрешил ежегодно приносить икону из Моздо­ка во Владикавказ в середине сентября сроком на два месяца. Моздокс — ко-Иверская икона Божией Матери была подарена осетинам грузинской царицей Тамарой в конце XII — начале XIII века. Известно, что царица ревностно заботилась о насаждении христианства среди горцев Кавка­за — устраивала храмы, украшала их иконами. Один из храмов получил в подарок образ Богоматери. По преданию, он был написан придвор­ным иконописцем, человеком благочестивым, который в течение шести недель готовился к своему труду молитвой и постом. Со временем ико­на прославилась чудесными историями. Неоднократно во время пожара в церкви, где она находилась, ее обнаруживали невредимой на одной из гор. Икона обрела ареол таинственности и чудотворности. В 1793 году

осетины, переселившиеся в Моздок, привезли икону с собой. По преда­нию, икона сама избрала место для своего нахождения за пределами города и чудесным образом известила об этом епископа, Преосвящен­ного Гайя, который соорудил для нее часовню. Впоследствии прихожа­не построили на этом месте деревянную церковь во Имя Успения Божи — ей Матери, а затем по ходатайству наместника Кавказского правитель­ство разрешило сбор денег на постройку Моздокского Успенского собо­ра, который был освящен в 1898 году. Кроме осетин, икону почитали и другие горцы, даже мусульмане, пораженные совершаемыми ей чудеса­ми. Поклонялись ей армяне-григориане, казаки, тысячи верующих из внутренних губерний — Екатеринославской, Харьковской, Астраханской.

В 1895 году икону Божией Матери впервые сопроводили крестным • ходом во Владикавказ. Сохранилось описание этого события. “ 17 чис­ло сентября было желанным и благословенным днем для всего Влади­кавказа. В этот день состоялось прибытие Моздокской Иверской Чудот­ворной иконы Божией Матери в город… Дня за три до прибытия иконы многие из жителей города выбыли, чтобы далеко за пределами города, в одной из станиц, чрез которые должна была проходить Чудотворная икона, встретить дорогую Небесную гостью! Накануне воскресенья под 17 сентября город украсился флагами по предложенному пути шествия иконы Божией Матери, и большинство жителей, особенно женщин, вышло из города навстречу Богоматери… К шести часам утра собра­лось в церковь Тенгинского полка, ближайшую к месту встречи иконы, городское духовенство, среди которого был и армянский священник г. Владикавказа. Были подняты священные хоругви и иконы Тенгинской церкви, открылся крестный ход по направлению к месту, назначенному для встречи иконы. Войска и учащиеся в светских и духовных заведе­ниях были расставлены шпалерами… С церквей зазвучали колокола. Сопровождаемая массой народа, убранная цветами, в блеске солнечных лучей, игравших на богатой ризе, показалась пред ожидавшим ее наро­дом Чудотворная икона Божией матери… Церковное пение, звон коло­колов, звуки военной музыки, игравшей “Коль славен”, молитвенные вздохи и возгласы окружающих — все это составляло торжественную и умилительную картину встречи”819. Только к девяти часам утра крест­ный ход подошел к Кафедральному собору, где должна была храниться икона. Не все желающие могли присутствовать на литургии и молебне, даже соборная ограда не могла вместить всех участников крестного хода. Вечером после акафиста Преосвященный обратился к пастве с назида­тельным словом о вере и великой силе молитвы и призывал обращаться за помощью и утешением к Чудотворной иконе. С тех пор ежегодно в сентябре икону доставляли в город. Бывали и незапланированные визи­ты, как, например, во время пребывания во Владикавказе императора Николая II в декабре 1914 года.

Организация крестных ходов способствовала укреплению позиций церкви в обществе. Эти процессии имели для духовенства и прямую материальную выгоду, поскольку в это время прихожане охотнее жерт­вовали в пользу церквей. В 1905-1906 годах на Епархиальном съезде, затем в церковной печати ставился вопрос об отмене ношения иконы по епархии. Часть духовенства обвинялась в меркантилизме и “торгашес­ких целях”, вызывал нарекания порядок крестного хода, который в бед­ных станицах задерживался не более двух часов, а в городе икону ос­тавляли месяцами. Многие священники считали, что паломничество в Моздок было покаянным шествием, а ежегодное созерцание иконы по­степенно притупляло религиозное чувство и превращалось в холодное равнодушие. В ходе полемики часто обращалось внимание на факт на­личия среди горожан массы атеистов: “городской и сельский обыватель — две вещи разные. Насколько первый неверен, настолько второй верует и чтит иконы вообще и в частности Моздокскую”820. Но крестные ходы сохранились вплоть до революции.

В конфессиональной жизни города были й другие знаменательные события. 12 июля 1909 года с разрешения и благословения Его Преос­вященства епископа Агапита с вокзала г. Владикавказа последовало тор­жественное перенесение в Свято-Троицкий монастырь святыни, при­бывшей из г. Кашина — образа благоверной великой княгини Анны Ка­шинской, в киоте, и частицы ее святых мощей. Это было знаком внима­ния и благословения Свято-Троицкого монастыря от Высокопреосвя­щенного Алексия, архиепископа Тверского, лично знавшего устроите­лей обители и интересовавшегося их судьбой. Святыню встречали и сопровождали крестным ходом, при этом присутствовала многочислен­ная публика821. Массовые богомолья создавали этноконтактные ситуа­ции, способствовавшие межконфессиональному общению. Ярким при­мером такого взаимодействия может считаться крестный ход в честь иконы Богоматери, которой поклонялись не только осетины — и христи­ане, и мусульмане, но и казаки, горожане других национальностей.

Изучение истории городских храмов приводит к выводу о специфи­ке национальных церквей. Они выполняли для своих прихожан не толь­ко традиционные функции религиозной просветительности и культо­вой практики, но и были центрами этнокультурного развития. Для представителей диаспорных групп, национальных общин большое зна­чение имела психотерапевтическая функция религии, актуализировав­шаяся в ходе адаптации к иноэтническому и иноконфессиональному окружению. Религиозная принадлежность горожан в этих условиях ста­новится этноопределяющим признаком, способствующим сохранению этнической самобытности.

В стенах храма решались важные для национальных общин вопро­сы. Священнослужители хорошо знали проблемы своей паствы и были

15 Заказ №1611 225

готовы оказать помощь — утешение, добрый совет, материальную под­держку. Храм становился центром благотворительности. Состоятельные прихожане часто делали пожертвования в пользу общины. Местная прес­са зафиксировала множество таких эпизодов. Например, в 1903 году Благочинный владикавказской армяно-григорианской церкви Акоп Сар — кисянц получил от Г. И. Евангулова сторублевую государственную рен­ту с процентами на учреждение в городе бесплатного приюта для бед­ных армян822. Церковная и мирская жизнь национальных общин были тесно переплетены. Это определило активную роль храма во многих сферах городской жизнедеятельности. Национальные церкви прово­дили широкомасштабные акции по сбору средств для участия в обще­ственной и культурной жизни своей родины. Армянская община Вла­дикавказа оказывала помощь пострадавшим от эпидемий, неурожаев, военных действий, отмечала национальные и юбилейные торжества, связанные с историей армянского народа. Персы отмечали кроме тра­диционных праздников дни “дарования” конституции, дни коронации персидских правителей и т. п. Также поступали другие национальные общины города.

Храм возникнув на основе общности религиозных верований и куль­товых действий, а со временем приобретал относительную самостоя­тельность и становился социальным институтом, выполнявшим не толь­ко религиозные, но и экономические, политические и другие функции.

Изучение деятельности национальных храмов приводит к выводу, что их основной функцией была не религиозно-культовая, а внутриком — муникационная. Храм для этноконфессиональных групп был, прежде. всего, средством этнического самоутверждения и сохранения националь­ной самобытности в иноэтническом окружении. Очевидно, этим обсто­ятельством следует объяснить конфликтные ситуации в суннитской и шиитской мечетях, нежелание прихожан разных национальностей по­сещать одну мечеть. Татары, ингуши, кумыки и осетины не хотели быть прихожанами одной (суннитской) мечети вовсе не из-за конфессиональ­ных столкновений. Татары хотели строить вторую мечеть, иметь свой приход не из-за обрядовых различий ханифизма и шафиизма. В городе с утвердившимся европейским принципом веротерпимости и высокой степенью этноконтактности эти небольшие различия не могли стать се­рьезным основанием для конфликтных ситуаций. Известно, что даже в степных исламских регионах эти различия не становились проблемой.

Персы и азербайджанцы тоже не хотели обслуживаться в одной (ши­итской) мечети, у них не было и конфессиональных различий. Но были другие — этнокультурные. Именно это стало основанием для этничес­кой обособленности. Национальная церковь нужна была для сохране­ния этнических и социокультурных нормативов. И с этой функцией она хорошо справлялась. Дезинтеграционные мотивы следует объяснять не

особенностями вероучения, а стремлением к этнической самостоятель­ности, этнической консолидации.

Нормы традиционной культуры защищали духовенство нацио­нальных церквей от проблем, испытываемых русскими православными священниками — неуважение к сану, теплоохладность к вере”, индиффе­рентное отношение к делам общины. Известно, что религиозный сим­волизм, обряды и обычаи способствуют социальной сплоченности, а принятие определенной системы верований, символов включает чело­века в религиозную моральную общность и служит интегративной си­лой, сплачивающей людей. Религиозное поведение, культовые действия верующих — это часть религии, которая больше всего связана с традици­онной духовной культурой этноса. Религиозный комплекс вплетен в эт­ническую культуру, поэтому религия играет интегрирующую роль в пре­делах этнической группы. Эта функция реализуется в деятельности ре­лигиозных учреждений. Почти весь комплекс обрядовой жизни связан с храмом. Общественные богослужения, крестные ходы, праздники вы­полняли коммуникативную функцию.

С церковью были связаны все основные события жизненного цикла людей. Она становилась местом удовлетворения людей в национальном, земляческом общении; в праздничные и воскресные дни после оконча­ния службы прихожане не спешили расходиться по домам. Они поддер­живали тесные контакты и за пределами церкви. Мусульманские мече­ти были местом проведения досуга для мужчин, своего рода “мужским домом”.

Но внутриэтническая коммуникация не повлекла за собой взаимно­го отчуждения. История города не знает серьезных межконфессиональ — ных и межэтнических столкновений. Городские власти не препятство­вали храмовому строительству национальных общин, понимая, очевид­но, что разрушение структур повседневности ведет к этнопсихологи­ческому дискомфорту и межэтнической напряженности. Политика го­родских властей в сочетании с цивилизованными методами обустрой­ства своей жизни национальных групп создавали в старом Владикавка­зе атмосферу высокой культуры межконфессионального общения.

Толерантные отношения между адептами различных религиозных и культурных систем были детерминированы веротерпимостью, харак­терной для менталитета горожан. Этот процесс был оптимизирован и высоким уровнем развития культурной жизни. Этноконтакные ситуа­ции формировали положительные стереотипы и способствовали разви­тию городской культуры национальных общин. Церковная интеллиген­ция, создавшая свою литературу, журналистику, издательскую деятель­ность, занимавшаяся школьным строительством, стояла у истоков на­циональной культуры.

§ 1. Из истории храмового строительства

Этноконфессиональная пестрота стала отличительным признаком Владикавказа задолго до обретения им статуса города. В 1852 году чис­ленность населения в крепости достигала 3653 человек, из которых 3199 представляли православную общину, 154-католическую, 171-мусуль­манскую, 96 — армяно-григорианскую, 27 — лютеранскую. К этому вре­мени в крепости было уже четыре православные церкви, одна армянс­кая и одна католическая672.

По всей России православная церковь представляла собой самую многочисленную организацию и располагала самой массовой аудито­рией (69,5% населения страны в 1897 году)673.

Христианская жизнь на Северном Кавказе появилась не менее 1500 лет назад, за 600 лет до крещения Руси. Уже в IV в. на Северном Кавказе существовала Аланская епархия (митрополия), входившая в состав Кон — стантино-польского патриархата. Кафедра располагалась на территории Зеленчукского монастыря674. В X веке на Северо-Западном Кавказе рас­полагалась русская епархия — Тмутараканская. В XVI веке на Северо — Восточном Кавказе появилась вторая русская епархия — Сарайская675.

В 1602 году была учреждена “Астраханская и Терская” епархия. В городе Терки были основаны Благовещенский монастырь и две приход­ские церкви — Никольская и Архангельская, а затем — Троицкий собор. Постепенно появлялись новые русские приходы.

С 1793 — 1799 годов действовала Моздокская епархия, которая счи­талась викариатством Астраханской епархии. Она была вполне само­стоятельной, т. к. при кафедре “Моздокского и Маджарского” епископа Гайя в г. Моздоке была своя Консистория, свое епархиальное управле­ние.

С 1799 года Моздокская епархия была вновь присоединена к Астра­ханской.

С 1829 по 1842 годы терские приходы отходили в епархию “Ново­черкасскую и Георгиевскую”, а с 1842 по 1874 годы вошли в состав “Кав­казской и Черноморской” епархии. С 1871 по 1885 годы действовало Моздокское викариатство. В истории епархии был и такой эпизод: часть русских приходов и казачьи станицы в 1845 году выделились из Кавказ­ской епархии и поступили в ведение обер-священника Кавказской ар­мии. Но в 1867 году они снова к ней примкнули676. Осетинские приходы до 1814 года входили в состав Астраханской епархии, с 1814 по 1875 годы — в состав Грузинского экзархата.

В 1868 году наместник на Кавказе в своем рескрипте особо подчер­кивал необходимость учреждения во Владикавказе, находящемся в двой­ном подчинении (епископа Кавказского и экзарха Грузии) самостоятель­ной архиерейской кафедры. Святейший Синод с этим согласился, но возникли финансовые проблемы. В 1875 году было открыто Владикав­казское викариатство. Кавказская епархия насчитывала 425 церквей, из них 77 было в Терской области. Управление ими было сложно осуще­ствимым. Поэтому в 1885 году она была поделена на три самостоятель­ные епархии — Владикавказскую, Ставропольскую и Сухумскую. Моз­докское викариатство было упразднено. 23 апреля 1885 года последова­ло высочайшее утверждение Святейшего Синода об учреждении Вла­дикавказской епархии в новом составе: к ней были присоединены рус­ские приходы, относившиеся к Кавказской епархии. В указе предписы­валось: “1. Взамен существующего Владикавказского викариатства уч­редить в городе Владикавказе самостоятельную епархию со включени­ем в состав оной Терской области и Северной Осетии и с подчинением сей епархии Грузино-Имеретинской синодальной конторе на одинако­вых основаниях с прочими епархиями экзархата; 2. Образовать при Вла­дикавказской епархии канцелярию; 3. Вносить на содержание учрежде­ний епархии по 12260 рублей в год с зачетом в то число пяти тысяч рублей, отпущенных ныне от казны на содержание Владикавказского викариатства”.

Указом Святейшего Синода от 5 октября 1894 г. Владикавказская епархия, а с нею приходы Северной Осетии, были выделены из Грузин­ского экзархата во вполне самостоятельную епархию со своей консис­торией и с другими духовными учреждениями. В указе “О выделении из состава Грузинского экзархата Владикавказской епархии и образова­нии из нее самостоятельной епархии” объяснялись причины этого ре­шения: “Подчинение Грузино-Имеретинской Синодальной конторе Вла­дикавказской епархии, в состав населения коей входят свыше 300000 православных и свыше 400000 иноверцев и мусульман, крайне небла­гоприятно влияет на правильное и успешное течение дел епархиально­го управления и служит препятствием к желательному развитию про­светительской деятельности православного духовенства среди много­численных в крае раскольников и сектантов. Ввиду сего Синод призна-

12 Заказ Л’** 1611 177

ет необходимым: выделив Владикавказскую епархию из состава Гру­зинского экзархата, образовать из нее самостоятельную епархию в ны­нешних границах, с присоединением к ней Дагестанской области…”. Главой новой епархии был назначен епископ Иосиф677. В его подчине­ние от Кавказской епархии отошло 93 церкви и 2 монастыря (в Кизляре и ст. Государственной). В епархию также вошли 24 церкви Северной Осетии. Новая епархия быстро наладила свою деятельность. Для внут­ренней миссии среди православных было учреждено отделение Тиф­лисского братства во имя Пресвятой Богородицы. Оно развернуло ши­рокую деятельность среди русского и осетинского населения678.

Первым религиозным храмом Владикавказа был Старый собор (Спа — со-Преображенская церковь), построенный по “именному повелению” Екатерины II от 9 мая 1785 года. Известно, что до 1818 года на месте собора существовал храм во имя св. Иоанна Предтечи — турлучная по­стройка, обмазанная глиной. С 1818 года в источниках упоминается Спасо-Преображенская церковь, принадлежавшая Владикавказскому гарнизонному полку, затем — Владикавказской крепости, а позднее (в 30-40 годах) — Кавказским линейным батальонам. Об этой церкви изве­стно лишь наличие в ней “очень хорошего письма иконостаси, прино­шения одной из царственных особ”679.

В документах эта церковь известна как “крепостная”, а после пре­образования крепости в город ее стали называть “городской”. В 1863 году церковь становится собором и переходит в собственность города Владикавказа. В 1885 году к ней был пристроен придел во имя Святого Николая Мирликийского, она получила статус Кафедрального собора, а через пять лет вместо деревянной постройки была воздвигнута камен­ная. В ризнице собора долгое время хранилось полное священническое облачение и покровы для священных сосудов из малинового бархата, вышитые цветами — дар государя императора Александра III. Из свя­тынь собора прихожане особо почитали икону Божией Матери “Утоли мои печали”, приобретенную в Москве в 1869году.

По инициативе Высокопреосвященного Павла, экзарха Грузии при Спасопреображенском соборе в сентябре 1890 года было учреждено пра­вославное Братство Грузинского экзархата во имя Пресвятой Богороди­цы, покровительницы Грузии с целью распространения и утверждения религиозно-нравственного просвещения, осуществления миссионерской деятельности среди сектантов и раскольников. С 1897 года собор пере­шел в собственность терского казачьего войска.

Осетинская церковь Рождества пресвятой Богородицы была осно­вана в 1815 году. Осетинской духовной консисторией для удовлетворе­ния нужд поселенцев крепости и для миссионерской деятельности. Эта церковь более 50 лет обслуживала все православное население, незави­симо от его этнической принадлежности.

Небольшое деревянное здание церкви неоднократно подвергалось расширению, перестройке. В 1823 году на месте деревянной церкви была построена каменная. Освящение ее состоялось 24 марта 1824 года. Ак­тивное участие в судьбе церкви принял начальник Владикавказского военного округа барон И. А. Вревский, лично пожертвовавший 700 руб­лей. При нем была построена колокольня. Сбор добровольных пожерт­вований организовали капитан Жускаев, прапорщик Хусина Баев, стар­шина Газданов. Преемник И. А. Вревского Н. И. Евдокимов по просьбе экзарха Грузии возобновил попытки расширения церкви.

Когда крепость получила статус города, строительные работы акти­визировались при помощи общества восстановления православного хри­стианства. Тогда же встал вопрос о передаче церкви из военного ведом­ства в епархиальное. Рассматривая этот вопрос, городовой суд исходил из отсутствия во Владикавказе городской приходской церкви (существо­вавшая находилась в ведении военного духовного начальства — З. К.). Он постановил, что осетинская церковь должна быть обращена в городс­кую и вместе с тем перейти из военного духовного ведомства в епархи­альное.

Для администрации этот вопрос оказался сложным. К этому време­ни вопрос о выселении осетин из города был практически решен. Но осетины были основателями этой церкви, пожертвовали на ее построй­ку две тысячи рублей. К тому же, за них вступился экзарх Грузии.

В результате 31 мая 1863 года по приказу военного министра цер­ковь была обращена в городскую и передана в епархиальное ведомство. В 1865 году после ремонта и расширения она была освящена. С 1896 года ее основная часть была соединена с колокольней. А прихожанами церкви были осетины, русские, грузины и греки, почти все православ­ное гражданское население. Кроме осетинского аула к церкви были при­писаны 100 дворов ингушей, ютившихся на балке между кирпичными заводами, в районе сада Крека и завода барона Штейнгеля. Ингуши не­долго пробыли на этом месте и переселились к Назрани, так и не прим­кнув к христианству. Известен случай, когда протоиерей Шио Двалиев рискнул вместе с почетными владикавказскими осетинами отправиться в центр горных поселений ингушей — селение Хулу с проповедью хрис­тианства. Несколько человек из них было убито “изменнически”, а дру­гие, в том числе Двалиев, были освобождены после долговременного плена благодаря посредничеству владикавказских осетин, имевших вли­яние и связи среди ингушей680.

В феврале 1868 года Владикавказское городское общественное уп­равление направило начальнику Терской области “приговор”, в кото­ром просило рассмотреть вопрос о строительстве в городе нового со­борного храма, так как существовавший, несмотря на пристройку к нему приделов, не удовлетворял потребностей горожан.

Ссылаясь на рост численности населения и перспективы, связан­ные с обретением городом статуса областного и утверждением его мес­том пребывания высшего епархиального начальства, составители хода­тайства также утверждали, что новый собор мог стать “лучшим памят­ником в ознаменование счастливого окончания той тяжелой борьбы, свидетельством которой Владикавказ был почти с первого появления русских войск на Кавказе”681.

Разрешение начальника Терской области было получено, члены уч­режденного комитета занялись сбором денег: отпечатали в типографии “воззвания для приглашения к пожертвованиям” и подписные листы, добились передачи неиспользованных в течение года Спасо-Преобра — женской и Линейной церквями денежных сумм на строительство хра­ма682. Святейший Синод отчислил на постройку собора 34 тыс. рублей683.

Строительство храма Михайло-Архангельского собора началось в 1872 году и проходило, главным образом, за счет прихожан. Пытались изыскать средства Преосвященный Петр и Преосвященный Иоанникий, владикавказские епископы684. В 1891 году по ходатайству начальника Терской области генерал-лейтенанта Каханова из кредита, выданного в 1890 году на экстренные надобности, беспроцентная ссуда в 25 тыс. руб­лей была выделена для окончания строительных работ. 2 января 1894 года Михайло-Архангельский собор был освящен. Сохранилось подроб­ное описание церемонии освящения собора. “После молебствия с водо­святием, совершенного соборным духовенством в 9 утра, прибыл пре­освященный Владимир, епископ Владикавказский. Владыка облачился в одежды, поверх которых был надет белый полотняный запон и благо­словил внести в алтарь стол с церковными вещами, приступил к утвер­ждению престола. Он окропил святой водой столпы, влил в отверстия для гвоздей растопленный воскомастих и окропил верхнюю доску пре­стола, гвозди, камни. После этого священники в белых запонах положи­ли доску на столпы и заколотили доску камнями. По утверждении пре­стола открылись царские врата и владыка с коленопреклонением про­читал молитву о ниспослании Господом Св. Духа и о том, чтобы Он освятил храм и жертвенник свой. Затем началось освящение престола. Преосвященный крестообразно потер мылом и возлил теплую, освящен­ную молитвой воду, а священники взяли плиты и вытерли престол. По омовении престола владыка возлил на него красное вино, смешанное с розовой водой и этой смесью священники натерли верхнюю доску пре­стола. Потом тем же вином был окроплен и приготовленный для храма антиминс. После омовения преосвященный помазал миром верхнюю доску и столпы престола, а также антиминс. Священники стали одевать престол сперва в полотняную белую сорочку и крестообразно обвязы­вать его шнуром и надели блестящую одежду из белой парчи. Затем при­ступили к освящению храма. В предшествии светильников, при пении псалмов владыка обошел с каждением весь храм. За ним следовали священники: один окроплял стены святой водой, другой помазал их миром. Возвратясь в алтарь зажег светильник, от которого был взят свет и для других светильников. Освятив храм, владыка с крестным ходом при пении тропарей в честь мучеников вышел из храма и вся процессия остановилась на дворцовой площади, в ожидании святых мощей, кото­рые с началом трезвона были вытеснены духовенством из старого собо­ра. На площади преосвященный принял святые мощи на дискос и воз­ложил их на главу, причем соединившиеся крестные ходы направлялись вокруг собора. Войска отдали честь, музыка играла “Коль славен”. Мощи были положены в притворе на приготовленный для них стол. Тогда пев­чие вошли в храм. Перед закрытыми дверями храма преосвященный провозгласил: “Возьмите врата князи ваша и возьмитеся врата вечные и видит Царь Славы”. Певчие ответили: “Кто есть сей Царь Славы?” Вла­дыко отвечал: “Господь есть Царь Славы”. По прочтении общественной коленопреклоненной молитвы о создателях храма владыка произнес слова, посвященные настоящему торжеству, а затем прошли служба и литургия”685.

К новому собору была причислена кладбищенская церковь во имя св. князя Владимира, сооруженная еще в 1879 году в память чудесного спасения Государя Александра II на средства купца Ситова и генерал — майора Белецкого686.

Преосвященный Владимир основал при соборе Михаило-Архан — гельское братство, которое ставило перед собой миссионерские цели путем распространения книг, строительства школ и благотворитель­ной деятельности, особенно по отношению к новокрещенным горо­жанам.

В 1897 году к Михаило-Архангельскому собору была причислена Линейная церковь во имя св. благоверного князя Александра Невского. Она долгое время принадлежала Кавказским линейным батальонам. Церковь была сооружена 78-м пехотным Навагинским полком в 1855 году, затем перешла к линейному № 8 батальону, в 1874 году — к влади­кавказской местной команде, в 1892 году ее причислили к 45-му драгун­скому Северскому полку, а в связи с его переводом в 1897 году в Закав­казье, она оказалась в ведении нового собора. Здание ее было камен­ным, однокупольным, имело колокольню.

Свою церковь в городе имел Тенгинский полк. Сначала она была деревянной, а в 1879 году на ее месте была сооружена каменная, пяти­главая с колокольней церковь во имя св. Апостолов Петра и Павла. Стро­ительство было начато средствами Тенгинского полка, а завершено со­борным ведомством. Петро-Павловская (Тенгинская) церковь была од­ним из красивейших храмов города. В ней хранились такие реликвии как крест 1705 года, дарохранительница 1734 года, образ святого Авто — нома из коллекции А. В. Суворова и дар Екатерины II — пудовое Еванге­лие (1789 г.).

В ноябре 1887 года была основана Братская церковь во имя святой Троицы и освящена экзархом Грузии. Свято-Троицкое братство объяви­ло своей целью утверждение религиозно-нравственного просвещения, христианского благочестия и нравственности среди населения города. Членами Братства могли быть лица всех званий и состояний обоего пола, сочувствующие целям и оказывающие духовную и материальную по­мощь. Лица, оказывавшие наиболее щедрую помощь, считались почет­ными постоянными членами Братства, внесшие не менее 25 рублей — постоянными, не менее 3-х рублей — простыми членами. Братство нахо­дилось под особым покровительством Высокопреосвященнейшего эк­зарха Грузии, а непосредственное наблюдение за его деятельностью вверялось Преосвященному епископу Владикавказскому. Основателем церкви стал законоучитель владикавказского реального училища про­тоиерей Ясон (Иасон) Мамацев, грузин по происхождению. Он прово­дил собеседования православных горожан с раскольниками в частных домах по воскресным дням, затем — в церкви реального училища, в зале городской думы, во дворе городской управы. Мамацев начал денежный сбор для аренды помещения с целью проведения религиозных бесед, но денег собралось значительно больше, чем он ожидал. Городская Дума уступила ему участок земли для строительства молитвенного дома со школой и народной читальней в центре города (750 кв. сажень). В 1887 году был построен молитвенный дом, который в 1888 году был обращен в приходскую церковь. В храме проходили богослужения и собеседова­ния, в нем располагалась богатейшая церковная библиотека с бесплат­ной читальней и бесплатной лечебницей.

Одним из ярких проявлений участия горожан в конфессиональной жизни было строительство новых культовых зданий. Среди инициато­ров храмового строительства были состоятельные горожане, в том чис­ле и женщины. В 1894 году была освящена Покровская церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы при Покровской женской общине. Вдова отставного рядового Евдокия Лозенко и вдова владикавказского меща­нина Елизавета Козина на собственные средства (600 рублей) выкупили старое церковное здание у Тарского станичного общества. Церковь была построена на добровольные пожертвования горожан, среди которых был отец Ильи И, патриарха Грузии.

В 1879 году газета “Терские ведомости” сообщила о строительстве еще одного храма: “В понедельник 21 мая в городе Владикавказе празд­новалось заложение греческого храма во имя Св. Константина и Елены, память которых греко-российская церковь чтит в этот день. Храм зало­жен на той стороне Терека, где уже давно заготовлялись материалы для его постройки. Строитель храма Харлампий Муратандов возводит его за свой счет, для чего им ассигнован весьма значительный капитал. Та­ким образом, еще одним храмом во Владикавказе будет больше. После молебствия, совершенного Преосвященным Иосифом, на котором при­сутствовали высшие власти и именитейшие граждане, строителем дан был обед в клубе. “Строительство продолжалось около десяти лет. 14 сентября 1890 года церковь была освящена и получила название Кон- стантино-Еленинская, а в народе “Харламовская”, по имени строите­ля”687. Позднее к ней была приписана Ильинская церковь (кладбищенс­кая часовня).

В 1895 году была заложена еще одна церковь, во имя Вознесения господа Иисуса Христа. Известный своей щедростью благотворитель Н. В. Филькович заказал для нее в Петербурге роскошный иконостас. Освящение церкви состоялось 19 февраля. “Церковь приняла празднич­ный вид: впереди массивно и рельефно выделялся иконостас, фониро — ванный под дуб, с искусной русской резьбой и позолотой; в византийс­ком стиле написанная живопись производила благовейное впечатление. Несмотря на то, что был будничный день, народ прибывал к храму боль­шими толпами. В пять часов вечера зазвонили ко всенощной;… вмести­тельный храм был полон молящимся народом, который был весь до пос­леднего человека елеопомазан Преосвященным Владыкою и архиманд­ритом Дмитрием, причем из остальных священнослужителей одни сто­яли по сторонам праздничной иконы, другие, по распоряжению влады­ки, раздавали народу листки и крестики. Два хора певчих — архиерейс­кий и местный любительский — довершали праздничное торжество”.

Группы горожан, желая почтить память в Бозе почившего государя Императора Александра III устройством часовни, возвела ее в сквере близ Александро-Невской церкви. Для этой цели барон Владимир Штей- нгель уступил здание, в котором предполагалось устройство водопро­водной станции. По инициативе горожан была построена часовня на Базарной площади, у Сергиевского бульвара, приобретены для нее ико­ны. В 1911 году она была превращена в храм688.

Домовые церкви были в учебных заведениях, госпитале, областной тюрьме. Общество владикавказских ремесленников по инициативе ре­месленного головы и попечителя училищ ремесленного общества А. С. Маркова в 1896 году объявило подписку на сооружение храма под зда­ние ремесленной управы в память предстоящего торжества священного коронования Их Императорских Величеств. Ремесленная управа зака­зала мастеру — местному живописцу А. Ярошевскому — икону в резном ореховом киоте Св. Сергия стоимостью в 200 рублей. Она была освяще­на в здании ремесленной управы689.

К православной общине города относились кроме русских осетины, грузины, греки. Как указывалось выше, первое время большая часть их была прихожанами Осетинской церкви. Но со временем они пожелали иметь свои религиозные учреждения, в которых богослужение прово­дилось бы на родном языке. История всех этнических групп Владикав­каза, независимо от их конфессиональной принадлежности, подтверж­дает, что главным и обязательным событием в ходе адаптационного про­цесса и дальнейшего этнокультурного развития было строительство сво­его религиозного храма. Не оспаривая общепринятого тезиса о том, что поводом к организации религиозного учреждения для последователей какого-либо вероучения является потребность в отправлении религиоз­ного культа, отметим, что не менее серьезным мотивом становилась осо­бенность религии, которую принято определять как психотерапевтичес­кую или иллюзорно-компенсаторную функцию. Люди, пережившие тя­желые исторические потрясения, потери, бытовые, языковые и другие адаптационные сложности, испытывали неуверенность в завтрашнем дне, находили утешение в “своем” боге, в своей вере. Церковь станови­лась для них местом удовлетворения потребностей в национальном, зем­ляческом общении, средством внутриэтнической консолидации, спосо­бом сохранения своей этничности.

Владикавказские осетины на свои средства возвели в 1892 году ча­совню на молельной поляне на юго-восточной окраине города. Это свя­тилище называлось “Ног дзуар”. Там же располагалось другое осетинс­кое святилище Уастырджи (св. Георгия), представляющее собой полу­тораметровую каменную стелу.

Грузины, несмотря на то, что долгое время пользовались услугами Осетинской церкви, где некоторые богослужения даже проходили на гру­зинском языке, тем не менее, создали в 1898 году свою церковь во имя Святой Нины Просветительницы при училище. Это была первая гру­зинская церковь на всем Северном Кавказе.

Прежде во Владикавказской епархии, которая находилась в ведение грузинского экзархата, было немало грузин-священников, которые вели с местными грузинами религиозно-нравственные беседы. Но с отделе­нием епархии от экзархата грузины были приписаны к осетинской и русским церквям, где богослужение совершалось на непонятном им язы­ке. Преосвященный Владимир, епископ Владикавказский, с большим пониманием отнесся к желанию грузин иметь свою церковь. Он пору­чил местному учителю духовного училища Г. Н. Пхакадзе вести по вос­кресеньям духовно-нравственные беседы на грузинском языке, стал приглашать священников-грузин в архиерейскую церковь для соверше­ния богослужения, изучил грузинский язык и в день Святой Нины слу­жил на русском и грузинском языках. Для строительства церкви он вы­делил личные деньги и выхлопотал у Синода одну тыс. рублей. 22 фев­раля местное общество открыло подписку на строительство при школе. Часть школьного здания была перестроена в церковь, а для школы было возведено новое здание. Официально она получила статус домовой (школьной), но вскоре к ней были приписаны все городские грузины (их было около 10 тыс.), а священник, учитель Георгий Натадзе полу­чил право совершать все “требы”, необходимые для удовлетворения нравственно-религиозных потребностей грузинской паствы690.

У грузин была и церковь-часовня (Иверская), которая располагалась в сквере у базара. Позднее она была приписана к крестовой церкви ар­хиерейского дома.

В 1900 году от имени городских греков к Его Преосвященству Вла­димиру обратились почетный блюститель Владикавказского общества греков, начальник приходского училища П. Е. Марандов и уполномочен­ные от греческого общества Спиридон Хадживатов, Панагиотий Мура — тандов и Фоедор Грамматикопуло с просьбой разрешить грекам при­способить часть здания греческого начального приходского училища под церковь для греков. В своем прошении они указывали, что лиц гречес­кой национальности в городе 600 человек, и почти все они “оторваны от церкви Христовой”, проводят время без религиозного общения с еди­новерцами, так как в городе нет храма, отправлявшего службу на род­ном языке, а другого большинство греков не знало. Денег на строитель­ство церкви у них не было, поэтому они просили разрешения временно приспособить зал греческого училища в здании, которое строил Маран­дов на свои деньги в 3-й части города.

О своих планах греки сообщили и королеве Греции Ольге Констан­тиновне, которая во время своего пребывания в городе Тифлисе в 1900 году просила епископа Владикавказского и Моздокского, находившего­ся в эти дни там же, удовлетворить просьбу владикавказских греков.

Его Преосвященство Владимир выделил две тысячи рублей на внутреннее обустройство греческой церкви. Были назначены священ­ник и псаломщик с жалованием от казны (300 рублей священнику, 100 рублей — псаломщику). Временно церковь была освобождена от взно­сов. В мае 1902 года Святейший Правительствующий Синод отпустил одну тысячу рублей на внутренние отделочные работы греческой Ус­пенской церкви за счет средств “на сооружение и содержание бедней­ших церквей империи отд.9, §1 специальной сметы Святейшего Сино­да. Об этом знаменательном событии епископ известил королеву Гре­ции телеграммой: “Заветное желание проживающих во Владикавказе греков иметь для себя отдельный храм, в котором совершалось бы бого­служение на их родном языке, осуществилось. Согласно моего ходатай­ства, Святейшим Синодом открыт для владикавказских греков самосто­ятельный приход и мною назначен священник из греков. Сегодня мною освящен для греческого населения города приходский храм-школа в честь Успения Божией Матери, построенный на средства местного куп­ца Панаиотия Марандова. В этот знаменательный день, вознесши усер­дные молитвы о благоденствии Государя императора, Царствующего дома и Вашего Королевского Величества, от себя, строителя и греческо­го населения г. Владикавказа считаю приятнейшим долгом довести до Вашего сведения об этом радостном событии в глубокой уверенности, что духовные нужды греков, где бы они не были, всегда будут близки сердцу Вашего Величества”. Церковь была освящена 3 июня 1902 года в честь Успения Пресвятой Богородицы. Ее штат состоял из священни­ка, псаломщика и старосты. Настоятелем церкви был назначен Какули — ди Аристид Стилианович691.

К началу XX века увеличилась численность городского населения, особенно в затеречной части города. В 1911 году настоятель Константи — но-Еленинской церкви указывал, что там проживало 20183 человека, из них православных русских — 9285 человек, греков — 367, грузин — 1 373, армян — 235, лютеран — 97, казанских татар — 537, персов — 460, молокан — 2 320692. Все они к этому времени имели свои храмы. Но значительно возросшая численность осетинского населения, образование в затереч­ной части второй осетинской слободки и отдаленность от нее осетинс­кой церкви стали основанием для строительства еще одной осетинской церкви. В 1913 году с ходатайством о постройке храма во имя Святого Георгия выступил священник Владимирской слободки отец М. Коцоев693.

24 марта 1913 года Высокопреосвященным Питиримом архиепис­копом Владикавказским и Моздокским был совершен чин освящения временной церкви на Владимирской слободке. Сохранилось описание этого события. “К 10 часам прибыл Высокопреосвященный Питирим, встреченный при входе в храм духовенством, причем настоятелем церк­ви священником отцом Моисеем Коцоевым было сказано архипастырю приветственное слово. Затем Питирим в сослужении архимандрита Мелхиседека, священников X. Цомаева, М. Коцоева и иеромонаха Иоса — фата начал Божественную литургию, во время которой псаломщик осе­тинской церкви В. Бичерахов был рукоположен в сан дьякона. Все бого­служение было совершено на осетинском языке. Пел хор осетинской церкви. По окончании литургии в ограде церкви архиепископом было сказано слово на тему о значении этого события в жизни Владимирской слободки. Слово было сказано на русском языке, но Питирим вставил и целые фразы на осетинском. В ответном слове архиепископ высказал благодарность за его расположение к осетинскому народу”694.

Синод отпустил 250 рублей на колокол Владимирской церкви. При­хожане решили собрать еще 250 рублей и купить колокол весом в 22 пуда. Кроме того, Синод передал в дар новой церкви полные священни­ческие и диаконские облачения, различную церковную утварь и книги на 800 рублей695.

Жившие по соседству с затеречными осетинами русские изъявили желание стать прихожанами осетинской церкви, несмотря на то, что от­ношения между ними были сложными, часто возникали бытовые конф­ликты, требовавшие порой вмешательства полицейского участка696. Рус­ские слобожане явились на собрание, посвященное открытию церкви и попросили причислить их в новый приход. Диалог состоялся. “Мы, преж­де всего православные христиане, и следовательно, братья во Христе”, — эта мысль стала формулой примирения. “Чувством единства до того увлеклись собравшиеся, что когда начали выбирать старосту, несмотря на то, что на собрании огромное большинство были осетины, на эту почетную должность единогласно был избран русский Г. Д. Груша, а его помощником — осетин Г. О. Балаев”697.

Мы рассмотрели историю строительства храмов православной об­щиной города. Но с момента основания здесь строились церкви различ­ных конфессий. Во многих крупных российских городах утвердился европейский принцип веротерпимости. Исследователи истории Петер­бурга, Москвы отмечали, что различие верований и культов не порож­дало вражды и не смущало общественного спокойствия698. Во Влади­кавказе была аналогичная ситуация. В структуру городского населения входили не только национальные общины, но этноконфессиональные группы, которые часто образовываются в полиэтничной среде, в усло­виях диаспоры. Если моноконфессиональный этнос является редким по своей природе явлением, то отколовшаяся от него группа в иноэтничес — кой среде довольно часто оказывается моноконфессиональной. Речь идет о национальных религиях — григорианстве, иудаизме… Иноэтничный фон, как правило, способствует национальному самовыражению. Мно­гие этнические свойства, не играющие роли отличительных признаков в моноэтничной среде, начинают выполнять этнодифференциирующую функцию в условиях этнической изоляции. Осознание принадлежности к своей нации в этноконфессиональных группах было тождественно осознанию принадлежности к своей религии. В общественном созна­нии горожан складывалась модель: армяне-григориане, евреи-иудаис — ты, персы-шииты и т. д. Этнокультурное развитие этих групп также пред­полагало обязательное устройство религиозного храма.

Первое упоминание о желании армянской общины иметь во Влади­кавказе церковь относится к 1839 году. В 1843 году армяно-григорианс — кая церковь (небольшое деревянное здание) была освящена. Это знаме­нательное событие произошло при Его Святейшестве Нерсесе V, Вер­ховном Патриархе и Каталикосе всех армян. Деревянная церковь просу­ществовала двадцать один год. В 1862 году Астраханская армянская консистория подняла вопрос о строительстве каменного храма. Числен­ность армянского населения неуклонно росла, небольшая по своим раз­мерам церковь с трудом вмещала всех верующих, особенно в дни рели­гиозных праздников. В июле 1867 года армяне обратились к Начальни­ку Терской области М. Т. Лорис-Меликову с просьбой разрешить пост­ройку каменной церкви Григория Лусаворича Просветителя за счет са­мих прихожан. Лорис-Меликов поддержал эту просьбу перед начальни­ком управления Наместника Кавказского. Великим Князем наместни­ком был утвержден проект постройки церкви, о чем сообщил начальни­ку Терской области Департамент общих дел Главного управления наме­стника Кавказского в декабре 1867 года.

Со временем появилась необходимость в расширении и перестрой­ке церкви. В июне 1897 года Астраханская епархиальная консистория направила Начальнику Терской области генерал-лейтенанту А. М. Сме- калову проект детальной реконструкции церкви. После специальной экспертизы и отзыва архитектурной службы было дано разрешение воз­вести два новых боковых входа с колокольней699. Тогда же были пригла­шены строители из Святого Эчмиадзина. Вначале церковь представля­ла собой крестово-купольную трехнефную базилику с трехъярусной колокольней на западном фасаде. При перестройке колокольню убрали, появилась пятинефная базилика. Средства на перестройку были выде­лены Астраханской армяно-григорианской епархиальной консисторией по повелению Верховного Патриарха и каталикоса Всех армян Мовсеса I, а также местными прихожанами. Часть расходов взял на себя Лорис — Меликов — человек, оставивший яркий след в истории города. 18 авгус­та 1902 года состоялось торжественное освящение перестроенной цер­кви. На церемонию прибыл астраханский армяно-григорианский архи­епископ Аристакез Сидракянц. Это событие было отмечено и торже­ственным обедом в зимнем помещении коммерческого клуба700.

Еврейская община еще в 1853 году, задолго до создания официаль­ного храма-синагоги, изыскала возможность для отправления религи­озных обрядов. У нее был свой раввин — Мейер Каменцер.

В 1863 году, с разрешения командира Тенгинского пехотного полка полковника князя Святополка-Мирского, для нижних воинских чинов была открыта молитвенная школа. В 1864 году проживавшие в городе евреи — купцы и мещане — обратились с просьбой к Начальнику Терской области об открытии синагоги. Лорис-Меликов выделил им участок зем­ли и дал в долг деньги из фонда Штаба войск Терской области. Община собрала и свои средства. Был построен деревянный молитвенный дом во 2-й части города. В 1865 году синагога была освящена, в нее внесены “по закону израильскому” божественные книги701. В 1867 году коман­дир 44 Тенгинского полка обратился к начальнику Терской области с просьбой разрешить устройство полкового молитвенного дома, но на­чальник области ответил отказом, мотивируя его тем, что в городе уже был молитвенный дом для евреев гражданского ведомства, где могли собираться “в дозволенное законом время для исполнения своих обря­дов нижние чины еврейского закона”702. В 1879 году к Начальнику Тер­ской области обратился ремесленный голова Е. Рухин с рапортом, в ко­тором сообщал, что местные евреи обратились во Владикавказскую ре­месленную управу с просьбой разрешить им согласно 1062 ст. XI т. Ус­тава Духовной семинарии и в ознаменование чудесного спасения жиз­ни Его Императорского Величества от злодейского покушения 2-го ап­реля 1879 года открыть молитвенный дом и образовать молитвенное общество исключительно из ремесленников. Ходатаи обращали внима­ние начальства на то обстоятельство, что вопреки небольшой численно­сти они занимают ведущее место в ремесленном производстве.

Владикавказское Еврейское Духовное правление выступило катего­рически против открытия нового молитвенного дома, опасаясь, что это приведет к расколу еврейского общества и что существовавшая синаго­га и молитвенный дом для бессрочных временно отпускных воинских чинов вполне достаточны для удовлетворения религиозных потребнос­тей городских евреев. Но начальник Терской области С. Свистунов 5 августа 1880 года издал предписание, разрешавшее открыть в г. Влади­кавказе молитвенную школу для общества ремесленников из числа ев­реев. Несмотря на донесение подполковника Н. Березина, датирован­ное 2 октября 1886 года, в котором он сообщал, что в молитвенном доме собирались “недовольные”, “могущие служить беспорядкам” и просил его закрыть, молитвенный дом ремесленников продолжал функциони­ровать703. В 1880 году ашкеназская община выкупила часть земли и уст­роила там еврейское кладбище, а при нем синагогу. Деньги на нее дал местный меценат, староста погребального братства И. М. Ладыженский в память о своей жене. Староста молитвенного дома — раввин, его по­мощник и казначей избирались на общем собрании прихожан, затем утверждались в администрации начальника Терской области. Для ре­шения религиозных вопросов избирались почетные комиссии, а для от­правления погребальных обрядов — погребальное братство.

В 1885 году было издано постановление Терского областного прав­ления о причислении еврейских обществ по делам исповедания к Вла­дикавказской синагоге, к казенному раввину Владикавказа. В 1909 году синагога была закрыта властями. В 1914 году, когда запрет был снят, еврейская община обратилась в городскую думу с просьбой выделить земельный участок под постройку новой синагоги704. В 20-х годах она была снова открыта, но через 10 лет ее здание, как и многие другие церкви, снесли.

Немцы просили разрешить сбор пожертвований на строительство молитвенного дома еще в ноябре 1861 года. Они хотели открыть под­писку на добровольные пожертвования и просили выдать в установлен­ном порядке шнуровую книгу для записи пожертвований. Разрешение было получено. В этой книге значились благотворители армянин Нико­лай Нерсесов, еврей Аврам Поляков, много русских горожан705. В 1864 году немцы вели переговоры с городской администрацией по поводу земельного участка уже не для молитвенного дома, а для будущей церк — ви. В прошении к начальнику Терской области в декабре 1864 года нем­цы писали: “Проживающие во Владикавказе военные и граждане люте­ранского исповедания, не имея здесь своей церкви всякий раз при при­езде пастора для совершения духовных треб, встречают большие зат­руднения в приискании помещения, в котором бы все общество могло собираться для присутствования при богослужении. А потому у нас яви­лось искреннее желание построить себе на доброхотные пожертвова­ния первоначально молитвенный дом, а со временем, когда при помощи божьей, собирутся достаточные средства, и церковь красивой архитек­туры”706. Далее в прошении высказывалась просьба заблаговременно вы­делить участок земли для будущей церкви. Городовой архитектор выде­лил гораздо больший участок земли, чем просили сами немцы. В декаб­ре 1865 года Президентом Владикавказского лютеранского общества был избран аптекарь Ф. Лоренц, а попечителями будущей церкви — подпол­ковник Эглау, надворный советник Кизер, портной Вузе. Новые выборы были проведены потому, что прежние церковные попечители были из­браны еще в 1859 году, срок их полномочий истек707. Евангелическо-лю — теранский молитвенный дом построен в 1866 году. Инициаторами были президент церкви Лоренц, попечитель подполковник Эглау, пастор Долл.

Церковный совет Евангелическо-лютеранского прихода в г. Влади­кавказе представил проект лютеранской церкви в строительный отдел. Проект был одобрен и рекомендован к представлению генерал-губерна — тору на утверждение708. Немецкая община проводила различные акции для сбора средств на строительство церкви. В ноябре 1909 года еванге­лическо-лютеранское общество проводило благотворительный базар, а вырученные средства собирались для строительства церкви. В декабре 1910 года для этой же цели общество устроило благотворительную про­дажу различных вещей из пополняемого фонда. 27 марта 1911 года “Тер­ские ведомости” сообщили об освещении вновь построенной евангели­ческо-лютеранской церкви: “На первой обедне присутствовало много прихожан и посторонней публики”709. В городе эту церковь называли немецкой кирхой. Она была построена в готическом стиле, к ней при­мыкало одноэтажное здание, в котором располагалась немецкая школа.

Римско-католический костел св. Антония Падуанского построили во Владикавказе поляки. Он располагался в “польском” квартале, на пе­ресечении современных улиц Тамаева и Горького. Его постройка нача­лась при содействии военного священника, окружного капеллана Каме­нецкого (Каменского). Но теснота помещения, недостаток средств для окончания строительства, а главное — прибытие в 1867 году в местное войско рекрутов-поляков и увеличение численности прихожан римско — католического вероисповедания побудили Каменецкого просить о раз­решении на проведение сбора средств среди военных-католиков, на уч­реждение временного церковного комитета из одного штаб-офицера, двух обер-офицеров, одного почетного гражданина и католического свя­щенника. Каменецкий рассчитывал также на помощь Тираспольского епископа. Разрешение Главнокомандующего Армией было получено, но с оговоркой, чтобы “пожертвования были именно делом усердия, без всякого вмешательства начальствующих лиц”. В 1868 году римско-ка­толический храм был построен. Первым священником стал окружной капеллан Каменецкий.

В последующие годы настоятелем этой церкви и капелланом войск Терской области был священник Казимир Варпуцянский — дворянин, получивший образование в римско-католической Духовной семинарии в Тирасполе и рукоположенный в священнический сан в 1865 году710.

Мусульманская община города была представлена татарами, кумы­ками, частью осетин, ингушами, исповедовавшими ортодоксальный ислам — суннизм и персами-шиитами.

Впервые вопрос о строительстве суннитской мечети был поднят в феврале 1863 года, когда татары — военные обратились к командиру Кав­казского линейного № 9 батальона с просьбой разрешить им построить мечеть и выбрать из своей среды муллу. Они получили отказ, мотивиро­ванный отсутствием средств на постройку, а также наличием выделен­ного им помещения для молитв. В мае 1864 года мулла 20-й пехотной дивизии и мулла Тенгинского пехотного полка Долматдин Нацехов по­дали прошение на имя Начальника Терской области Лорис-Меликова. Это прошение об устройстве мечети было направлено муфтию Закав­казского края. С аналогичной просьбой к нему обратился осенью 1864 года кадий Осетинского округа. Он указывал, что общество мусульман города, в том числе военные, не имея мечети, отправляют обществен­ную пятничную молитву под открытым небом. Правда, к этому времени небольшая мечеть была возведена на мусульманском (воинском) клад­бище (в районе пехотного училища).

В декабре 1866 года К. Ахметов обратился с прошением на имя Его Императорского Высочества, Наместника Кавказского и Великого кня­зя Михаила Николаевича о разрешении на строительство мечети, в ко­тором содержалась и просьба о выделении денег. 25 декабря 1868 года из Канцелярии поступил ответ во Владикавказскую городскую поли­цию, что разрешение на строительство мечети могут получить только лица, постоянно проживающие в г. Владикавказе. В одном из докумен­тов, датированном 16 октября 1867 года, указывается, что разрешение было получено, но без денег711. Некоторое время этот вопрос не подни­мался, видимо, из-за отсутствия средств. Только в апреле 1900 года в Терское Областное правление было подано прошение “уполномочен­ных от общества магометан-суннитов, жительствующих в городе Вла­дикавказе” о разрешении на строительство мечети на левом берегу Те­река на собственные средства мусульман-суннитов. С апреля по декабрь 1900 года велась переписка между Терским Областным правлением, Владикавказской духовной консисторией, Владикавказской городской полицией и обществом мусульман-суннитов. Мусульманская община предлагала проект мечети, просила его утвердить и при этом уверяла, что “никакого пособия от города и казны мы не будем выпрашивать, а предлагаем провести постройку на собственные средства”. Попечите­лем назначили Владикавказского приходского муллу С. Радимкулова (Рахимкулова). В июне 1900 года областное правление согласовало эту просьбу с Владикавказской Духовной консисторией, выясняя, “не име­ется ли со стороны Владикавказского Епархиального начальства пре­пятствий к удовлетворению означенной просьбы”. Препятствий не ока­залось, епархиальное начальство просило лишь пояснить, к какой на­родности принадлежат просители. В своем ответе областное начальство отнесло просителей к казанским татарам и кумыкам. В августе 1900 года Владикавказская Духовная консистория сообщила в Терское Областное правление, что “на построение в г. Владикавказе магометанами-кумы — ками и казанскими татарами мечети препятствий не имеется”712. Эти документы стали основанием для татарского национально-культурного общества им. Тукая считать суннитскую мечеть татарской. Однако еще в 1894 году “Терские ведомости” сообщали: “Мусульмане города хода­тайствовали перед Начальником Терской области о разрешении произ­водить сбор на постройку мечети среди всего магометанского населе­ния области. Таким образом, в постройке мечети примут участие не толь­ко казанские татары, но и все мусульмане Терской области”713.

Татарская версия строительства мечети сводится к следующему: про­ект мечети из Стамбула привез С. Радимкулов. На призыв собрать день­ги откликнулись только татары и 15 семейств кумыков, из которых че­тыре человека, в том числе городской врач М. М. Далгат и горный инже­нер Омаров вошли в состав оргкомитета. От 60-ти татарских семейств в оргкомитет вошли три человека — С. Радимкулов, отставной чиновник Л. Треуглов и мещанин С. Б. Якубов, брат которого М. Б. Якубов — муф­тий мечети Аль-София в Стамбуле и представил татарам проект мечети, даровал Коран в кожаном золоченом переплете и прислал двух специа­листов: архитектора-австрийца и орнаменталиста-араба. В 1902 году уже были возведены оба минарета и купол мечети. В 1905 году оставались не построенными (по проекту) 2-этажная школа с минаретом и помеще­нием омывальни у Терека. Не были позолочены месяцы на минаретах и изречения из Корана на стенах. Татары урезали проект за счет дворовых построек и придали в 1907 году мечети относительно завершенный вид. Мусульмане Бухары в дар мечети прислали два ковра: один покрывал пол нижнего молельного зала, другой — пол на балконе и даже свеши­вался с перил. Чтобы завершить строительство, многие татарские се­мьи продавали свое имущество, закладывали дома. Денег не хватало, и

тогда по совету друзей и родственников из Баку делегация татар из ше­сти человек выехала в Баку на переговоры с нефтепромышленником М. Мухтаровым. Он пообещал оплатить незавершенные проектные рабо­ты. Но по возвращении татары получили письменные дополнительные условия Мухтарова, среди которых было и пожелание дать мечети имя “одной из наложниц его гарема”, “христианки” Лизы Тугановой. По за­конам шариата татары не могли принять этих условий и отказали Мух­тарову в сотрудничестве.

Итак, татары считают себя строителями мечети. Они уверяют, что мусульманская община Реданта не стала принимать участия в сборе де­нег, поэтому представитель ее был выведен из оргкомитета. Вклад ингу­шей признается лишь в том, что они продолжили переговоры с М. Мух­таровым, не стали настаивать на шариатских нормах и получили от него положительный ответ. В результате мечеть была достроена на средства М. Мухтарова и названа в честь его жены.

В мечети находился памятный камень с надписью — посвящением своего труда памяти дочери Фатимы осетина Амур-хана Туганова. Тата­ры объясняют это тем, что Туганов был владельцем кирпичного завода, где покупали кирпич для строительства мечети и что только поэтому они разрешили ему установить камень714.

Татаро-ингушское противостояние в этом вопросе наметилось еще в 1906 году, когда ингуши обращались к Начальнику области с просьбой уволить муллу — татарина Садыка Радимкулова, обвиняя его в недоста­точном знании Корана715. Против С. Радимкулова выступали еще в 1900 году “уполномоченные от общества мусульман-суннитов”, так как он говорил только на татарском языке, часто уезжал из города и был груб с прихожанами716. Эти факты говорят о том, что татары были не един­ственными участниками в решении мечетских проблем.

Рассмотрим другую версию строительства суннитской мечети.

Архитекторы-эксперты института архитектуры и искусства РАН ус­тановили, что здание мечети сооружено русским архитектором, поля­ком по происхождению Иосифом Гаспаровичем Плошко, который и был автором проекта. Сделал он этот проект по поручению М. Мухтарова, с которым сотрудничал неоднократно. Здание было задумано в арабском стиле, напоминало каирские мечети Х-ХІІ веков и даже известную Аль — Азхар. Оно сооружено из белого известняка, привезенного на место стро­ительства из окрестностей Баку. Согласно этой версии, М. Мухтаров взял на себя большую часть расходов и посвятил мечеть жене Лизе Тугановой717.

Сопоставление обеих версий с имеющимися у нас источниками по­зволяет более детально рассмотреть мечетскую проблему. Прежде все­го, татарская община явно недооценивает роль Муртузы Мухтарова, признавая его участие лишь на стадии завершения уже построенной ими

13 Заказ №1611 193 мечети. Газета “Приазовский край” сообщала, что строительство мече­ти обошлось в 80 тыс. рублей, из них более 50 тыс. внес Мухтаров718. Г. И. Кусов также утверждает, что Мухтаров взял на себя большую часть расходов. Он приводит заметку из газеты “Каспий”, где говорится, что “14 октября 1908 года в первый день Орудж-Байрама во Владикавказе состоялось открытие и освящение вновь отстроенной мечети на левом берегу Терека. Молебствие совершал Ахунд, приехавший со строите­лем мечети бакинским нефтепромышленником Муртуза Мухтаровым”. Г. И. Кусов пишет, что владикавказские газеты обошли молчанием это событие719. Но это не так. “Терские ведомости” заблаговременно сооб­щили, что “в скором времени мусульманская мечеть, что против город­ского ночлежного дома, будет освящена. К этому дню из Баку пригла­шается строитель, основатель этой мечети нефтепромышленник Мух­таров и другие почетные лица”720. Затем газета описывала и саму цере­монию освящения и открытия новой мечети721. Известно также, что ин­гушская община Реданта устроила в честь Мухтарова торжественный банкет и даже посвятила ему оду722. О том, что в “старом” Владикавказе именно Мухтарова считали строителем мечети говорит еще один доку­мент — приговор уполномоченных от суннитского мечетского прихода г. Владикавказа генерал-лейтенанта Инала Кусова и полковника Идриса Шанаева от 20 июня 1909 года “Приговором этим было постановлено выразить строителю мечети в г. Владикавказе бакинскому купцу Мурта — за-ага Мухтарову от имени всех мусульман Владикавказа искреннюю благодарность, назвать мечеть “Джума-мечеть Мухтарова” и увекове­чить его память надписью на мраморной доске в мечети”723. Позднее доска была передана в краеведческий музей.

Большие сомнения вызывает сюжет татарской истории суннитской мечети, в котором они отказываются от помощи Мухтарова, т. к. не мо­гут нарушить шариатские нормы и признать посвящение мечети Лизе Тугановой, не имеющей, якобы, статуса законной жены. Ссылаясь на шариатский менталитет своих предков, татары не учитывают менталь­ных установок осетинской знати: трудно представить себе обстоятель­ства, вынудившие бы осетинского генерала, представителя одной из крупнейших алдарских фамилий отдать в гаремные наложницы свою дочь — образованную женщину, окончившую Парижский университет. К тому же факт бракосочетания Лизы Тугановой с М. Мухтаровым нео­спорим. Сохранилось даже описание брачной церемонии, поразившей горожан своей роскошью. Невесту везли в Баку в инкрустированном серебром белом экипаже, специально выписанном из Варшавы, в со­провождении 30-ти молодых всадников в белых черкесках и на белых лошадях724.

Более серьезного объяснения требует и факт установления в мечети в память об осетинке Фатиме Тугановой камня, который татарская сб — щина “разрешила” поставить ее отцу, продававшему кирпич для строи­тельства мечети. Могла ли продажа кирпича быть достаточным основа­нием для увековечивания своего имени в чужом храме?

Утверждая, что проект мечети привез из Стамбула Садык Радимку — лов, получивший его от муфтия мечети аль-София М. Б. Якубова, тата­ры не приводят никаких тому доказательств. Более достоверной пред­ставляется версия их оппонентов об авторстве архитектора И. Г. Плош­ко, подтвержденная специалистами — архитекторами.

Споры вокруг суннитской мечети вряд ли стоит объяснять пробле­мой культурного наследия, которую татары пытались решить в свою пользу. Этот дискурс имеет давнюю историю, начавшуюся еще до освя­щения мечети. Еще до официального открытия татары возбудили перед Наместником Кавказа ходатайство о разрешении учредить при влади­кавказской суннитской мечети самостоятельный приход со своим мул­лой. Это ходатайство было отклонено. В администрации Наместника Кавказа решили, что допущение при одной мечети двух приходов со своими муллами противоречит основам магометанства и может привес­ти “к разного рода недоразумениям”725.

Татарский мулла С. Радимкулов оставил свой пост по болезни и татары хотели заменить его С. Хамзиным. Но на собрании старей­шин всех мусульман-суннитов в январе 1907 года была выдвинута на эту должность кандидатура Юсуфа-Кади-Загид-Заде Муркиленско — го, при этом предлагалось одного из его помощников выбрать из сре­ды татар726. Последних это совершенно не устраивало. Для разбира­тельства в конфликте из столицы прибыл советник, который не под­держал требований татар. Сами татары объясняли конфликтную си­туацию религиозными мотивами. Как известно, в суннизме выделя­ются четыре религиозно-правовые школы — ханифистская, шафиитс — кая, маликитская и ханбалитская. Для них характерны незначитель­ные различия в культовой практике. Вопрос о том, можно ли после­дователю одного толка молиться за ахундом другого до сих пор дис­кутируется в исламских регионах. Ханифиты, к которым относятся и местные татары, считают свой масхаб (толк) стоящим на более высо­кой ступени в некоей “иерархии” масхабов и обосновывают необхо­димость совершать молитву только за имамом — ханифитом. Шафии — ты же считают их “плохими” мусульманами и верят, что их молитва будет угодна аллаху только в том случае, если она совершена за има — мом-шафиитом. Как правило, такие различия актуализируются в слу­чаях их увязывания с этнической принадлежностью представителей разных толков. Конфликт усугубился, когда в декабре 1908 года в должности муллы Владикавказской суннитской мечети был утверж­ден шафиит Юсуф Муркиленский. Татары требовали образования своего прихода и отдельного молельного дома. В июне 1909 года это требование выдвинули представители татарского общества Шамсу — дин Сефетдинов, Хасян Гонцев, Хуснетдин Урманчев.

Разгорелись споры по разделу мечетского имущества, по поводу ре­естровых книг. Потребовалось даже вмешательство областного правле­ния Терской области и Сената. В результате татарам было разрешено образовать самостоятельный приход с отдельным муллой — С. Хамзи­ным при особом молитвенном доме. С. Хамзину было разрешено иметь отдельные регистрационные книги и печать.

В 1913 году уполномоченные от общества мусульман — казанских татар обратились в Городскую Думу с просьбой отвести им участок зем­ли в 3-ей части города для постройки мусульманской школы и времен­ного молитвенного дома727. Спустя несколько месяцев они подали вто­рое прошение, в котором высказывали пожелание иметь поземельный участок в районе улиц Казбекской, Набережной, Тифлисской или на углу Степной и Нальчинской. Татары просили, чтобы новая мечеть и школа были их собственностью, чтобы другие мусульмане города не имели на этот участок никакого права. Городская Дума отвела обществу участок в 400 кв. саженей на углу Степной и Нальчинской улиц728. “Намереваясь приступить к заготовке строительных материалов, представители казан­ских мусульман обратились с просьбой в горуправу о выдаче им разре­шения на огородение этого участка и заключения с ними договора о праве владения землей”729. В 1915 году в газете “Приазовский край” по­явилась заметка “Проезжего”, в которой он отмечал, что красивейшее здание мечети пустует, чахнет из-за дрязг горожан. Татары предлагали хотя бы поочередно назначать главного муллу, совершающего пятнич­ную молитву, но другие мусульмане отказывались. “Казанцы обиделись и перестали вовсе посещать новую мечеть. Так они бойкотируют ее и по сей день”. В 1916 году поступило распоряжение Сената: “Казанским татарам, как первым основателям Владикавказского суннитского при­хода, иметь при Суннитской мечети самостоятельно избранного муллу, который пользовался бы одинаковыми правами с муллой, избранным местным населением”730. В марте 1916 года был утвержден проект но­вой мечети и школы в 3-ей части города.

Обе версии, “протатарская” и “промухтаровская” обходят молчани­ем историю этого конфликта. Сегодня татары считают, что суннитская мечеть была центром общественной жизни всей общины, что ее прихо­жанами были и кумыки, и осетины, и другие мусульмане. Они даже не упоминают о своем бойкоте. Эта история стала нам известна только по архивным документам и материалам местной прессы. Представляется, что мотивом их действий была не приверженность к ханифитскому тол­ку ислама, а стремление к этническому самовыражению, желание иметь свой национальный храм, свою обитель в иноэтничном окружении, т. е. иметь то, что уже было у других национальных общин города.

Несмотря на “слабые” места в татарской версии, необходимо при­знать, что татары действительно внесли весомый вклад в строительство мечети. Они стояли у истоков переговорного процесса с различными инстанциями, начали сбор денег, в котором приняли участие татары из Пензы и Казани. Их роль признавала и местная пресса, отмечавшая, что “в постройке мечети большую помощь оказала местная колония казан­ских татар, которых здесь порядочное число”731. При мечети функцио­нировала татарская начальная школа, велось гражданское делопроиз­водство прихожан (фиксировалось рождение, смерть, бракосочетание), в основном татар. Татары горды тем фактом, что когда в 1934 году гор­совет принял решение уничтожить суннитскую мечеть, командир 25-й татарской роты 84-го кавалерийского полка Я. И. Беткенев отдал приказ воинам-татарам с оружием в руках встать на охрану мечети. Властям пришлось уступить и дать мечети статус памятника архитектуры732.

Активными прихожанами мечети были и осетины, и кумыки, и дру­гие мусульмане города. В состав хозяйственного комитета, избранного в 1909 году на пять лет, входили осетины генерал-лейтенант Инал Ку­сов, генерал-лейтенант Темирбулат Дударов, полковник Идрис Шанаев, Амирхан Туганов, кандидатом в комитет был частный поверенный Са — фар Абисалов. Кумыков в хозяйственном комитете представляли док­тор Магомет Далгат, инженер Магомет Омаров, Ибрагим-шейх-Али и др.733. Комитет управлял всем приходским имуществом, изыскивал сред­ства для прихода, собирал пожертвования, вел административное де­лопроизводство.

Мусульмане-шииты, представленные в городе персами, тоже имели свою мечеть. Часть персов переселилась в Осетию из Закавказского края — Елизаветпольской, Бакинской, Эриванской и Тифлисской губерний. Они именовались русско-подданными, в отличие от персидско-поддан- ных, прибывших из Персии. К концу XIX века между ними произошел раскол. В ходе конфликта развернулся активный дискурс по вопросу о персидской мечети. Русско-подданные персы в своем прошении На­чальнику Терской области в феврале 1899 года писали, что обосновав­шись в городе от 10 до 40 лет тому назад в разное время, они позаботи­лись “об устройстве своих духовных дел”, построив мечеть. Но их пре­тензии на мечеть представляются не совсем убедительными. “В городе Владикавказе есть одна мечеть, выстроенная и посещаемая нами, ши­итским населением”,- заявляли они в прошении. При этом остается не ясным, кто подразумевается под “шиитским” населением. Гораздо бо­лее определенно высказался персидский вице-консул Яхъя Хан в своем обращении к Начальнику Терской области: “Лет 30 тому назад прожи­вающие в городе Владикавказе персидско-подданные мусульмане обра­тились с просьбами к бывшему тогда Начальнику Терской области гра­фу Лорис-Меликову и Владикавказскому городскому голове Лебедеву о разрешении им выстроить на свой счет в г. Владикавказе мечеть, чтобы они могли в ней на своем родном языке молиться Богу и об отводе им для этой цели бесплатно участка земли. Просьбы эти были уважены и на отведенном Владикавказским городским управлением участке земли на свой счет персидско-подданные выстроили мечеть, средства на со­держание которой и на находящегося при ней муллы с самого основа­ния мечети и по сие время дают исключительно те же персидско-под — данные, проживающие во Владикавказе”734. Факт передачи участка город­ской земли под строительство мечети подтверждается сведениями, по­лученными от городского головы Фролкова, который сообщал, что это было сделано по распоряжению Лорис-Меликова в 1868-1869 годах. По истории персидской мечети сохранился только один документ — хода­тайство общества персидско-подданных, проживавших во Владикавка­зе от 20-го октября 1879 года о прирезке земли по Смекаловской улице к мечетскому участку для постройки училища. “В удовлетворении озна­ченного ходатайства Городская Дума журнальным постановлением от 15 марта 1881 года за № 27 определила отвести в бесплатное пользова­ние общества проживающих в г. Владикавказе персиян участок земли мерою в 173,6 кв. сажень рядом с участком, занятым мечетью”735.

Русско-подданные персы жаловались на большие неудобства в ис­полнении религиозных обрядов и треб, так как мечетский мулла не имел необходимых познаний. Он назначался не собранием прихожан, как того требовал Устав Духовных Дел Иностранного Исповедания, изданный в 1896 году, а персидским консулом из числа персидско-подданных. Он не вел и не мог вести метрических книг, не совершал духовных треб, поэтому русско-подданные персы просили образовать приходское об­щество и назначить своего муллу.

Персидско-подданные считали себя вправе назначать муллу по сво­ему усмотрению как попечители мечети. К тому же они призывали счи­таться с тем, что большая часть прихожан принадлежала к персидской народности и потому состояла в персидском подданстве и должна была слушать проповеди на чистом, не искаженном персидском языке.

Магометанское духовенство должно было подчиняться Оренбургс­кому Духовному собранию, но из-за отдаленности края оно подчиня­лось областной и окружной администрации. Магометане Закавказья были подчинены по делам веры Закавказскому Шейх-Уль-Исламу как высшему шиитскому духовному лицу, при котором было в Тифлисе Ду­ховное правление. Однако не было указаний на распространение его власти на Северный Кавказ. Управление Закавказским мусульманским духовенством шиитского учения подчинялось Министерству Внутрен­них Дел, поэтому начальство Терской области решило, что во Влади­кавказе все магометане должны составить единый приход, подчинен­ный Закавказскому Шейх-Уль-Исламу через духовное правление, а муллу следует избирать по ст. 1459 Устава Духовных Дел Иностранного Испо­ведания с утверждением Начальником области.

Согласно предписанию областного правления на общеприходском собрании, где присутствовало 58 русско-подданных и 148 персидско — подданных, был образован один приход и избран мулла — русско-под — данный из Елисаветпольской губернии Гаджи Мулла Исмаил Гасан — Оглы. Этот приговор подписали все 206 прихожан. Он был утвержден в марте 1901 года, но в мае 1902 года персидско-подданные отказались принимать участие в содержании муллы, который обслуживал только русско-подданных и стали ходатайствовать о выделении им второго муллы и постройке второй мечети.

Генерал-адъютант князь Голицын запретил подчинение мечети За­кавказскому муфтию. “У Шейх-Уль-Ислама и муфтия Закавказского этот шаг может породить мысль, что им будут подчинены мусульмане Се­верного Кавказа, а у последних появится стремление придать своему духовенству определенную организацию, что поведет к укреплению и без того сильно развившегося духа мусульманства, что вовсе не жела­тельно в общегосударственных интересах и, наконец, подобный шаг может быть истолкован как прецедент по решению вопроса об устрой­стве мусульманского духовенства Северного Кавказа”.

Было принято решение образовать единый приход с муллой из рус — ско-подданных и утверждать кандидатуру в администрации области. Ре­шение было временным, до выработки закона о мусульманском духо­венстве Северного Кавказа. Было также оговорено устранение влияния персидского вице-консула на духовные дела магометан-шиитов. По по­воду ходатайства персов о выделении второго муллы и строительство второй мечети, которое мотивировалось многочисленностью прихожан (их было к началу XX века около двух тысяч), известно, что Начальник Терской области отклонил его в июле 1902 года, а в августе 1904 года был издан Указ Его Императорского Величества Самодержца Всерос­сийского, согласно которому администрации Терской области надлежа­ло оставить жалобы персов без последствий как “не заслуживающие внимания”736.

До преобразования крепости в город в ней временно проживали при­бывшие из внутренних губерний различные сектанты. Со временем они стали нести городские повинности. В 1864 году Финансовый Департа­мент позволил им остаться в городе на условиях, принятых по всей Рос­сии. Они должны были принять православие. Но Владикавказский го­родской суд проигнорировал это условие и принял предписание Депар­тамента за разрешение. С ростом численности населения города увели­чивалось и число сектантов, многие из них обзавелись солидными до­мами, вели активную торговлю, занимались промыслами, содействова­ли развитию города. Начальник Терской области, принимая во внима­ние эти обстоятельства, ходатайствовал перед начальником Главного Управления Наместника Кавказского о разрешении приписать их, а так­же вновь прибывших сектантов-промышленников к городскому сосло­вию737.

Первые молокане-переселенцы пришли в крепость в 1850-х годах. Составленный в августе 1870 года посемейный список живущих в горо­де молокан включал 49 семей738. В 1870-80-х годах в город прибыло еще около 300 семей, в 1890-х годах — до 70, а с 1900 по 1904 годы — еще 20 семей молокан739. Это были выходцы из Саратовской, Тамбовской и Са­марской губерний, а также из Закавказья — Тифлисской, Елисаветпольс — кой губерний и Карской области. Они занимались, в основном, извоз­ным промыслом. Начало этому процессу положил в 1865 году Лорис — Меликов, пригласив их во Владикавказ из своего тифлисского имения Самис.

Некоторые исследователи считают молокан этноконфессиональной общностью. Но они не представляли собой единую секту. Еще в 1823 году в Нововасильевке произошел “не один, но несколько расколов”740. В 1830-50-х годах молокан выселяли из центральных губерний, Таврии и Среднего Поволжья на Кавказ. В этот период в их среде появились толки прыгунов, максимистов и др. Расколы происходили и позднее. Конфессиональной общности у молокан не было, но этнически они себя выделяли. При выдаче документов в графе “национальность” значилось не “русский”, а “молоканин”.

Во Владикавказе до середины 1880-х годов они объединялись в одно молитвенное собрание. Оно называлось Беликовским, по имени перво­го руководителя местных молокан — Беликова. Затем часть их отдели­лась под руководством Лышкова. В начале 1890-х годов от Лышкова отделилась группа Федянина. В 1903 году Беликовская секта еще раз разделилась на две части: оставшиеся избрали своим руководителем Гаврина, а отколовшиеся — Панкратова. Поводом для раздела стали осо­бенности вероучения. Гаврин придерживался учения о тысячелетнем царстве Христа на земле (хилиазм), а Лышков отрицал учение о воскре­сении мертвых, признавая лишь идею духовного воскресения грешни­ков. Среди городских молокан существовала и группа прыгунов. Эта секта была представлена переселенцами из Закавказья. Их собрания были негласными741.

В 1907 году в Терское областное правление поступило заявление владикавказских мещан об учреждении “Общества Владикавказских молокан”. К заявлению прилагался проект Устава, в котором цель об­щества была обозначена как “подъем культуры, духовно-нравственного уровня и экономического благосостояния молокан г. Владикавказа”. Учредителем общества предлагали назначить горожанина Павла Ники­форовича Морозова. В декабре 1909 года от имени молокан Владикав­каза в областное Правление Терской области было подано прошение об основании второй молоканской общины. В отзыве Владикавказской Духовной консистории, составленном владикавказским миссионером А. Сквозниковым указывалось, что учение молокан не содержит ничего противогосударственного. Владикавказский полицмейстер также сооб­щал, что за время существования ничего изуверного, противонравствен — ного или противогосударственного со стороны молокан не замечено. “Они признавали Евангелие, все их молитвы и псалмы обращены ис­ключительно к Иисусу Христу”. На основании именного Высочайшего Указа Правительствующему Сенату 17 октября 1906 года “О порядке действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязан­ностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов” было вынесено решение внести в реестр сектантских общин Терской области вторую Владикавказскую молоканскую общину742.

Со временем у молокан появилась идея объединения в одну общи­ну. Был даже составлен Устав, который предполагал развитие чувства самосознания в правовом и общественном отношении, слияние всех молоканских общин города, постройку одного молитвенного дома для всех молокан. Устав был зарегистрирован в марте 1906 года. Но Депар­тамент Духовных дел решил, что такая деятельность преследует рели­гиозные цели; устав носит конфессиональный характер, что может быть опасным для общества, и потому должен быть утвержден через Мини­стерство Внутренних Дел. В ответ Владикавказский полицмейстер до­ложил, что в городе нет единого молоканского общества, а действовав­шие две общины были разрешены Именным Высочайшим Указом 17 октября 1906 года.

Другой крупной сектой, прочно обосновавшейся во Владикавказе, были баптисты. Они появились в городе в 1870 году. Основателем сек­ты был известный баптистский миссионер Василий Павлов, получив­ший образование в Гамбургской миссионерской семинарии. Он часто бывал во Владикавказе. В конце 1870-го года из Тифлисской общины баптистов переселилось во Владикавказ на постоянное жительство не­сколько активистов — Е. Богданов, Н. Скороходов и др. Из других пропа­гандистов баптизма известны В. Иванов и Д. П. Мазаев. В 1889 году Иванов устроил в городе около 40 собраний “весьма возбужденных, с громкими рыданиями всех присутствовавших”. Д. Мазаев занял в секте особое положение, став со временем руководителем “Союза русских баптистов”.

Известно, что на Кавказе баптизм формировался на молоканской основе743. Во Владикавказе тоже первыми его адептами стали молока­не, сам Мазаев в 1886 году перешел в секту баптистов из молокан. В архиве Канцелярии Начальника Терской области сохранился список первых владикавказских баптистов, где на 1876 год значится 23 челове­ка из зажиточных мещан744. К середине 1850-х годов баптистская общи­на насчитывала до 150 человек, а к началу 1890-х годов это число удво­илось745. Молитвенные собрания проходили в частном доме купца Ва­силия Морозова по Тифлисской улице. Активными пропагандистами были армянин Сумбат Багдасаров, сын персидского подданного Якова Мелеки, а в основном русские мещане и купцы. Баптисты поддержива­ли тесные контакты с Тифлисом, Баку, Батуми. Активное распростране­ние баптизма в городе продолжалось до 1890-х годов, затем его влияние заметно ослабело: в 1900 году из молокан в секту баптистов перешло 3 семьи, в 1901 году — две семьи, в 1902 году — одна семья, в 1903 году — одна семья746. Первая баптистская община официально была открыта в 1906 году в доме Иосифова на Грозненской улице, она функционирова­ла по воскресеньям. В июле 1909 года баптисты (40 мужчин и 19 жен­щин) подали прошение о разрешении образовать в г. Владикавказе вто­рую религиозную общину. В прошении было отказано, так как женские подписи при открытии общества не принимались в расчет (женщины допускались к работе группы позднее, после ее регистрации). Согласно ст. 7 Правил о сектантских общинах для регистрации было необходимо не менее 50-ти подписей747. Но в феврале 1910 года “Владикавказская община баптистов” все же была образована и даже внесена в реестр сектантских общин Терской области. Молитвенные дома общины рас­полагались в частных домах748.

Во Владикавказе появились и евангельские христиане. Евангельс­кое движение возникло в аристократических кругах Петербурга. Оно было связано с проповедями английского аристократа лорда Рэдстока. Секту называли “пашковщиной” по имени полковника Пашкова, после­дователя Рэдстока. Это вероучение совпадало с баптизмом. Его привер­женцы появились в городе. Во главе движения стал сын купца второй гильдии С. Проханова — А. Проханов, который в середине 1890-х годов обучался на медицинском факультете Парижского университета. Он ра­товал за союз с баптистами.

В 1865 году переселенцы из Тамбовской губернии, Закавказья и Са­ратовской губернии образовали во Владикавказе секту “иудействующих”. Они жили на Молоканской и Курской слободках, где и устраивали мо­литвенные собрания. Главным и единственным основанием религиоз- но-нравственного учения были священные книги Ветхого Завета. Иудей — ствующие (или субботники) намеревались выстроить в 3-й части города свой молитвенный дом. В октябре 1907года было получено разрешение на образование “Иудействующей секты”749. В рапорте Благочинного цер­квей 1-го округа указывалось, что в затеречной части города из 2083 человек временнопроживающих 341 были из секты “иудействующих”. В рапорте также указывалось наличие хлыстов, “новых израильтян”, но без статистических данных750. Новоизраильская секта считалась вред­ной для общества, поэтому замеченные в принадлежности к ней лица привлекались к уголовной ответственности по ст. 96 Уголовного Уло­жения 22 марта 1903 года751. Хлыстовство во Владикавказе возникло в конце 1860-х годов под руководством мещанина И. Неляпина. Но оно не имело в городе особого развития. К началу века секта была представ­лена восемью семействами, изредка проводившими собрания, на кото­рых исполнялись хлыстовские распевы наряду с чтением Слова Божия и церковными песнями752.

Еще до преобразования крепости в город здесь обосновались старо­обрядцы, которые устраивали общие собрания с приглашением всех же­лающих. Старообрядцы имели свою часовню (между современной ул. Ватутина и Центральным рынком). Свою церковь имел Военный госпи­таль, областная тюрьма (Иоанно-Предтеченскую), церкви были на всех городских кладбищах.

Домовые церкви были в учебных заведениях. В марте 1890 года при мужской классической гимназии была освящена церковь Иоанна Бого­слова. При 1-ом реальном училище действовала церковь св. Николая Чудотворца.

Церкви были в Ольгинской женской гимназии, в Духовном учили­ще, в Епархиальном женском училище, в Учительской войсковой семи­нарии, при Кадетском корпусе.

Каждая религиозная община, этническая группа, этноконфессиональ — ная общность, секта имели в городе свой храм, строительство которого было главным событием адаптационного процесса для всех граждан.

Таким образом, во Владикавказе сформировалась своеобразная хра­мовая структура, отличающаяся необычайной конфессиональной пест­ротой. На небольшой по размерам территории города были представле­ны едва ли не все известные миру конфессии.

Армяно-григорианская церковь (ОРФ СОИГСИ)

Здание шиитской мечети (ОРФ СОИГСИ)

Состояние культурной среды общества определяется реальным со­отношением двух процессов — сохранением традиций и восприятием инноваций. В полиэтничном городе этнокультурная специфика в соче­тании с урбанизационными процессами порождала своеобразную со­циокультурную ситуацию.

Городская культура, представленная театром, музеями, библиотека­ми и другими стабильными институциональными формами, развивалась в зоне активного межэтнического взаимодействия. Диалогическая при­рода контактов способствовала обогащению общегородского культур­ного процесса и развитию национальной культуры владикавказских эт­нических групп.

В 1869 году в городе был основан театр, один из старейших на Се­верном Кавказе.

Впервые вопрос о владикавказском театре был поставлен в августе 1862 года, когда председатель Владикавказского городского суда Лебе­дев обратился с официальным прошением к Начальнику Терской обла­сти о строительстве “каменного красивой архитектуры театрального здания”. Поддержав эту инициативу, Начальник Терской области стал убеждать Главнокомандующего Кавказской армией в необходимости основания русского театра, который имел “перед всеми народными уве­селениями то громадное преимущество, что в нем единство интереса публики и общения между собой разноплеменных личностей связыва­ется русской речью, в свою очередь составляющею вернейшее средство к скорейшему ассимилированию инородцев с господствующею расою”.

Начальник Терской области подчеркивал также значение театраль­ного зала как места встречи военного начальства с подчиненными с це­лью “воспитания патриотических чувств”. Театр рассматривался адми­нистрацией и как альтернатива некоторым нецивилизованным формам досуга, бытовайшим в офицерских кругах555.

31 января 1869 года было получено разрешение Великого Князя Наместника Кавказа на строительство театрального здания.

Первое время спектакли проходили в помещении Дворянского со — брання или в коммерческом клубе. В 1872 году для театра было постро­ено здание, рассчитанное на 500 мест. В июне 1874 года здание городс­кого театра было передано в полную собственность города, о чем свиде­тельствует рапорт Владикавказского общественного управления Началь­нику Терской области. Тогда же, в 1874 году впервые во Владикавказс­ком театре появилась профессиональная труппа — “опереточно-драма — тическая труппа Фальба”. Впрочем, труппы в городском театре меня­лись постоянно556.

В течение многих лет театр сдавался на зимний сезон антрепрене­рам, а летом оставался в распоряжении городского управления, которое сдавало его местным любителям или гастролерам. В 1877 году в Город­скую думу обратились дворянин Леонард Вейман и артистка Мария Савина с просьбой отдать им театр в аренду бесплатно, но при этом предлагали создать хорошую труппу, навести в театре порядок за свой счет, а в случае необходимости, и за счет городских субсидий557. В то же время с аналогичным предложением обратились в Городскую думу Са — пицкий, Семенов и Тхостов. Они просили отдать в их ведение здание городского театра со всем имуществом и театральной библиотекой, а в случае согласия обязывались сделать ремонт, обновить мебель и костю­мы, а когда “признается необходимость” — вернуть все городу. Дума дала согласие на это предложение “до появления антрепренеров”558. Но даже при наличии профессиональных трупп, редкая театральная постановка обходилась без участия местных любителей.

Уже в 1870-х годах современники отмечали, что благотворительные спектакли “решительно вошли в моду”559, что театр внес большие изме­нения в однообразную жизнь, давал эстетическое наслаждение, способ­ствовал подъему образовательного уровня560. Большим праздником для горожан были гастроли артистов, проезжающих через Владикавказ в Тифлис. Особое впечатление на публику производили гастроли балет­ной труппы Варшавских театров под управлением директора Шановс — кого, гастроли малороссийских трупп С. Глазуненко, Д. Гайдамаки, та­лантливых актеров Соколова, Лукашевич, Погодиной-Долинской, при­мадонны Мариинского театра Бичуриной. Большим успехом пользова­лась гастролировавшая в городе тифлисская драматическая труппа, спек­такли которой проходили на русском и грузинском языках561. Горожане имели возможность знакомиться с цыганским театральным искусством, японской труппой из Токио и другими562.

В 1880-х годах во Владикавказе работала театральная комиссия (в ее состав входил и осетин Тхостов — З. К.), которая выступала в местной прессе с обстоятельными комментариями и оценками театральных по­становок.

В начале 1880-х годов в театре работала новая драматическая труп­па под управлением М. Горского. Единственной профессиональной ак­

трисой в то время была госпожа Горская, которая часто устраивала бе­нефисы с оперетками. В 1884 году в театре появилась новая актриса Ледковская, с ее участием ставились “Рыцарь без страха и упрека”, “Зе­леный остров”, привлекавшие городскую публику. Массу горожан со­бирали бенефисы профессиональных актеров В. П. Полторацкого, Н. А. Вронского, Давыдова, Далматова и других.

Как отмечали современники, несмотря на то, что Владикавказ “от­носительно цифры населения очень невелик”, в нем все же была публи­ка, которая наполняла и театр, и оба клуба (в 1884 году их было два — З. К.), и домашние вечера, и маскарады563.

Посещение спектаклей стало частью досуга городской элиты. Эта престижная форма времяпрепровождения была недоступна горожанам из-за высокой стоимости билетов. В Городской думе даже обсуждался вопрос о включении в бюджет определенной субсидии театру на уст­ройство спектаклей для малоимущих горожан за небольшую плату. Но гласные думы не поддержали это предложение, полагая, что деньги сле­дует использовать на более важные дела.

В конце 1890-х годов городской театр дал несколько спектаклей для малоимущих, для студенческой молодежи города. Для учащихся ставились бесплатные пьесы из русской классики. Антрепренер Ни­кулин поставил четыре спектакля для неимущих горожан “Бедность не порок”, “Князь Серебряный”, “На бойком месте”, “Ревизор” с пла­той за вход в несколько копеек. Пресса отмечала небывалый успех — театр был переполнен. Такие же “народные” спектакли ставил ант­репренер Иван Алексеевич Ростовцев. Г. Апресян писал, что он “впер­вые в практике Владикавказского театра ввел общедоступные спек­такли”, билеты на которые стоили от 7 до 55 копеек. Но Ростовцев работал во Владикавказском театре в 1911-1913 годах и всего лишь повторил опыт своих предшественников. Правда, ему удалось выз­вать большой ажиотаж: желающих попасть на спектакли было так много, что их разгоняла полиция. Спрос был так велик, что админи­страция подняла цены на билеты до 1 р. 30 копеек564. В октябре 1897 года в городском театре состоялся дневной спектакль для учащихся местных учебных заведений. Труппой К. К. Маврина во главе с ним и госпожою Анненской была разыграна известная классическая пьеса “Уриэль Акоста”. Театр был переполнен учащимися. В антрактах играл ученический оркестр565.

В то же время в репертуаре театра выделялись спектакли “только для интеллигенции”. Общество артистов под управлением В. В. Нику­лина, дававшее бесплатные представления ученикам, считало, что “са­лонная публика” должна оценить спектакли, не пользующиеся популяр­ностью у простых горожан из-за сложности сюжета. Таким спектаклем считалась, например, комедия Мольера “Тартюф”566. Владикавказцы име-

10’3акач№ 1611 145 ли возможность видеть на сцене городского театра знаменитую княжну Елену Тарханову в спектакле “Травиата”.

В 1889 году “Терские ведомости” отмечали, что “в отношении об­щественных развлечений истекший год отличался от предыдущих лет тем, что вместо опереток, успевших уже надоесть многим театралам, на сцене нашего театра появилось товарищество артистов, идут драмы и комедии с весьма удачным подбором драматических сил”567. В это время в городском театре работал декоратором К. Хетагуров. В 1887-1888 го­дах он оформил постановки оперетт “Цыганский барон” и “Хаджи-Му — рат”, феерии “Дети капитана Гранта”. Эти декорации обратили на себя внимание публики и прессы. Особым успехом пользовалась кропотли­вая работа Коста над постановкой феерии, в которой он показал экзоти­ческие места приключений героев Ж. Верна. После премьеры художни­ка трижды вызывали на сцену и аплодировали его таланту. В последую­щие годы К. Хетагуров обновил многие декорации и создал новые.

К началу XX века театральная жизнь города заметно оживилась. Дирекция В. Ф. Аничковой-Ивановой часто организовывала гастроли ма­лоросского театра, в городе побывало товарищество артистов импера­торских Санкт-Петербургских театров, бенефисы известных актеров восторженно воспринимались публикой. По театральным постановкам многие горожане знакомились с произведениями русских и зарубежных классиков, среди них “Дядя Ваня” Чехова, “Маскарад” Лермонтова, “Горе от ума” Грибоедова, “На дне” и “Дети солнца” Горького, “Плоды про­свещения” Толстого, “Наполеон и Жозефина” Бара, “Коварство и лю­бовь” Шиллера, “Тартюф” и “Дон-Жуан” Мольера568. На сцене театра ежегодно выступали драматические труппы. Большим успехом пользо­вались гастроли артистов М. Савиной, М. Петипа, Ф. Горева, братьев Адельгейм. Ежегодно после окончания театрального сезона в театре давались спектакли, оперетты украинской труппы или постановки мес­тных любителей.

В феврале 1910 года в городском театре труппою З. А. Малиновской была разыграна пьеса А. П. Чехова “Дядя Ваня”, посвященная 50-летне — му юбилею автора. Часть сбора была передана Ольгинской женской гим­назии на удовлетворение нужд недостаточных учениц.

Среди местных любителей были свои знаменитости — Аптекман, Труффи, Атаров и другие. Любительские спектакли чаще всего бывали благотворительными. Они устраивались в пользу городских приютов, культурно-просветительских учреждений. В 1883 году любительский ученический театральный кружок был открыт в Лорис-Меликовском училище569. Родительские кружки местных учебных заведений устраи­вали благотворительные вечера в пользу неимущих учеников, где кроме концертов и лотереи, как правило, ставились небольшие пьесы и воде­вили. Владикавказские студенты ставили спектакли в пользу “несосто­ятельных” учеников570. В 1896 году на сцене городского театра прошел любительский спектакль в поддержку общественной библиотеки по произведению Островского “Бедность не порок”, после которого любите­ли разыграли водевиль “Чашка чаю”. Это мероприятие получило поло­жительные отклики публики и прессы571. В сентябре 1897 года любите­ли драматического искусства поставили комедию “Семейные пироги” и водевиль “На аристократический манер”. Спектаклем руководил барон В. Р. Штейнгель, который играл и в пьесе, и в водевиле. Кроме него в спектакле участвовала М. Я. Фролкова — супруга городского головы А. Ф. Фролкова. Собранные средства были переданы обществу попечения о сиротах и бедных детях. В октябре того же года городской музыкально­драматический кружок любителей поставил комедию А. С. Грибоедова “Горе от ума” в двух действиях и “Летние картинки” Н. И. Гнедича572. Местное городское общество было очень отзывчивым на благотвори­тельные мероприятия и активно посещало любительские спектакли. В среде молодежи появилось новое развлечение — устройство домашних спектаклей.

Городской театр способствовал появлению осетинского, армянско­го, грузинского, еврейского драматических кружков. Кроме культурно­го просветительства они выполняли функцию внутриэтнической ком­муникации, удовлетворяя потребности людей в земляческом общении, что было особенно актуально в условиях иноэтничной среды. Они со­действовали развитию городской многонациональной культуры.

Осетинский кружок любителей театрального искусства ставил спек­такли на осетинском и русском языках. Особой популярностью у зрите­лей пользовалась драма “Хазби” Е. Бритаева, оперетка “Фаризат” А. Кубалова, “Дети гор” Д. Кусова, “Осетины в России” Хубаева573. В числе первых актеров-любителей осетин был Коста Хетагуров. В конце 1880-х годов он начал устраивать в городе спектакли и “живые картины”. Он выступал в качестве актера и оформителя сцены, а вскоре завершил ра­боту над первым вариантом пьесы “Дуня”, где ставил проблему равно­правия женщин. К постановкам на осетинском языке печатались про­граммы с кратким содержанием на русском языке. Спектакли получали высокую оценку в местной прессе. По поводу драмы “Хазби” “Терские ведомости” отмечали, что по содержанию и по “количеству действую­щих лиц она превосходит все, что доселе появлялось в этом роде на осетинском языке”574. В постановке осетинской пьесы “Дети гор” Д. Ку­сова принимал участие Евгений Вахтангов — выдающийся мастер теат­рального искусства, тогда еще гимназист, активный участник любитель­ских кружков. Спектакли ставились в благотворительных целях, для со­здания фонда по изданию газеты на осетинском языке, для оказания помощи осетинской молодежи, обучающейся в России, а также для об­щегородских нужд.

В 1906 году горожанка Н. Е. Калоева подала генерал-губернатору заявление с просьбой разрешить ей устроить благотворительный спек­такль на осетинском языке в “пользу недостаточных учащихся мест­ных осетин”. В 1913 году в чиновничьем клубе прошла пьеса “Вслед­ствие воровства” на осетинском языке (сочинение Томаева). Сбор с этой благотворительной акции был передан осетинскому Ольгинско — му женскому приюту. Проходили спектакли и в пользу осетинской церковно-приходской школы575. На постановки театрального кружка собирались не только городские осетины, съезжались и сельские жи­тели. Иногда представления завершались осетинскими танцами, а со временем, когда среди зрителей появились грузины, русские, армяне и другие горожане, спектакли стали сопровождаться декламацией сти­хотворений, лотереей-аллегри, “летучей” почтой, европейскими танцами и другими современными формами городской культуры. Осе­тинский драматический кружок пользовался большой популярнос­тью среди горожан. В 1909 году X. Дзасохов обратился к Начальнику Терской области с ходатайством о разрешении сформировать осетин­скую труппу, которая давала бы спектакли по всей Осетии. А свя­щенник Цомаев в 1913 году просил Управление железной дорогой разрешить осетинским любителям проехать на гастроли в Ростов. Эти предложения не нашли поддержки. Осетинская труппа гастролиро­вала в Тифлисе, где в театре Ветцеля ставила спектакль “Лучше смерть, чем позорная жизнь” и одноактную комедию Е. Бритаева “Уарасей дзау”.

Большой популярностью в городе пользовался армянский драмати­ческий кружок, в котором наряду с любителями периодически работали профессиональные актеры — Сардарянц, Зарифян, Абрамянц. С их уча­стием были поставлены самые популярные спектакли “Шушаник”, “Борьба армян с персами”, комедия “Хатабала”, водевиль “Особый ве­чер в деревне”. Постановки проходили в армянском церковно-приходс­ком училище, в доме горожанина Киракозова, на сцене городского теат­ра. Вырученные средства использовались армянским благотворитель­ным обществом. Позднее было основано армянское литературно-худо — жественное общество по инициативе Е. Г. Караханова, Г. Я. Каплановой, Е. В. Тер-Асатурова, Л. П. Гукасянца и С. П. Мамулянца.

Еврейская община также уделяла большое внимание своему теат­ральному кружку. На иврите были поставлены драмы “Жертва Исаака”, “Мирра Эфрос”, водевиль “Поздравляю”, часто разыгрываемый еврей­ской молодежью. Большая часть спектаклей была поставлена на рус­ском языке по произведениям Лермонтова, Чехова. Кружок имел боль­шую зрительскую аудиторию. Сбор со спектаклей и литературно-музы­кальных вечеров использовался не только для нужд еврейского обще­ства, но и на общегородские мероприятия. В 1899 году, например, в пользу владикавказской общественной библиотеки был поставлен спек­такль “Шельменко-денщик” (комедия Квитко-Основьяненко)576.

В городе были популярны и грузинские любители театра. Театраль­ные постановки проходили сначала в школе, затем у грузинского обще­ства появилась идея пристроить к школе специальное здание для спек­таклей, концертов. В 1903 году зал был построен, прошла премьера любительских постановок “Рассерженный” Акакия, “Мать и дитя” Чав — чавадзе. С этого времени спектакли проходили постоянно. Наряду с любителями часто играл известный грузинский актер Алексей Месхиш — вили577. В дивертисментах забавляли публику рассказами и сценками из народной жизни известные горожане Казбек, К. Кахиани, О. Сараджев. Особенно полюбилась зрителям постановка сочинения Абашидзе “Скан­дал в благородном семействе” в трех действиях, а также “Ограбленная почта” (“Гацартули Фоста”). Грузины-акгеры часто устраивали представ­ления, сами шили костюмы.

Местное по делам об обществах и союзах Присутствие не зарегист­рировало эти драматические кружки, потому что циркуляр МВД пред­писывал проверять все инородческие общества на предмет угрозы об­щественному спокойствию.

Театральные кружки безусловно выполняли функцию внутриэтни — ческой коммуникации, удовлетворяли потребности людей в землячес­ком общении, способствовали развитию национальной культуры, но ад­министрация напрасно опасалась, что культурно-просветительские на­циональные общества могли вызвать “национальную обособленность”. Напротив, их деятельность стала активной сферой межэтнического вза­имодействия: грузинское общество предоставляло осетинскому драма­тическому кружку зал своего училища для постановки спектаклей; для городской интеллигенции стало традицией посещать спектакли, знако­миться с творчеством друг друга, оказывать взаимную поддержку. На­пример, татарская община, не имея своего театрального кружка, не мог­ла своими силами организовать благотворительный вечер в пользу му­сульманской школы. Но при содействии и активном участии армянских актеров-любителей в 1908 году были поставлены впервые, а затем еже­годно проводились постановки пьесы “Старая Турция”, оперетты 3. Га — рин-Бекова “50-летний юноша” и другие. Такую же помощь оказывали осетины и другие любители при постановке первой ингушской пьесы “Сали” (сочинение есаула Козлова).

О наличии интенсивных межэтнических контактов говорит, напри­мер, такое объявление, напечатанное в “Терских ведомостях”: “28 фев­раля в здании общества распространения грамотности среди грузин труп­пою русских драматических артистов при участии Херувимовой и Гор­бачевского будет дан спектакль в пользу Владикавказского греческого училища. Представлено будет: “Еврей” и водевиль “Школьная пора”578.

Музыкальная традиция во Владикавказе тоже имеет свою историю, в которой определенное место занимают национальная и воинская ду­ховая музыка, гастролеры и местные профессионалы.

Народная музыка и народные музыкальные инструменты были неотъемлемой частью духовной культуры городского населения — осе­тин, русских, армян, грузин и других. Но сфера ее бытования не ограни­чивалась национальной обрядовой жизнью. Она переходила в нацио­нальную городскую культуру, стала обязательным компонентом городс­ких развлечений, устраиваемых этническими группами. Корреспонден­ты местных газет, описывая различные культурные мероприятия, часто отмечали наличие “туземной музыки” и “туземных танцев”. Это явле­ние достаточно четко просматривается в приведенных выше описаниях народных гуляний, вечеров, спектаклей, дивертисментов.

Феноменом культурной жизни была воинская оркестровая музыка. Свои оркестры имели Апшеронский пехотный полк и Терское казачье войско. Симфонический оркестр Терского казачьего войска, составля­ющий 70 человек, был гордостью горожан. Им руководил капельмей­стер И. Фельбе. Репертуар был очень разнообразным, включал народ­ную музыку, современную, классическую — фрагменты опер и симфо­нических произведений. Местная пресса отмечала, что оркестр “бес­спорно составляет одно из лучших украшений нашего театра. Публика положительно изумлялась и недоумевала, каким образом наши казаки могли быть доведены до такой виртуозности, блеска и даже шика в ис­полнении пьес”579. Оркестр не только давал концерты, но и выступал на балах, народных гуляньях, городских торжественных и праздничных церемониях. Когда коллектив возглавил И. Труффи, его популярность в городе еще больше возросла. В репертуаре появились сонаты и симфо­нии Бетховена, концерт для фортепиано с оркестром Чайковского и дру­гие.

Приобщению горожан к музыкальной культуре способствовали гас­троли. Иностранные и российские знаменитости, дававшие гастроль­ные концерты в Тифлисе, часто останавливались и во Владикавказе.

Горожанам были хорошо известны имена многих солистов импера­торских оперных театров, всемирно известных виртуозов-инструмен — талистов, композиторов.

В августе 1868 года во Владикавказе состоялся концерт М. Балаки­рева. Он исполнял “Лунную сонату” Бетховена, “Вальс-каприз” Ласков — ского, произведения Шопена, Шумана, Мендельсона. На концерте при­сутствовал сам Великий князь, но публики было совсем немного850. Оче­видно, в то время среди горожан было не так много ценителей искусст­ва. Факты срыва концертов зафиксированы в местной прессе. Когда со­стоялись гастроли известного пианиста Рудольфа Фельдау, “его постиг­ла та же участь, которую выносит большинство музыкальных знамени­тостей и талантов, дающих проездом свои концерты. Зал блистал пус­тотой”. Корреспондент “Терских ведомостей” насчитал в нем не более 40-50 посетителей581.

Но со временем ситуация менялась, гастроли становились желан­ным явлением. В ноябре 1869 года горожане восторженно принимали известного скрипача Генриха Венявского, профессора Петербургской консерватории5*2. Во Владикавказе бывал проездом П. И. Чайковский.

Настоящим праздником для местных меломанов стали гастрольные концерты известной актрисы А. Г. Меньшиковой в 1883 году. Старовла­дикавказская публика становилась разборчивой: в 1884 году концерт братьев Шварц с участием широко разрекламированной “знаменитой” певицы Коханоска закончился полным провалом — это была реакция зрителей на непрофессионализм актеров583. Славянское население го­рода хорошо принимало часто гастролировавшие в городе малоросские капеллы под управлением Гордовского и других. Они исполняли народ­ные песни и романсы. Особой популярностью пользовалась “Русская свадьба” в исполнении капеллы Славянского с участием местных лю­бителей. Выступавшие перед горожанами “князья”, “бояре”, “боярыш­ни”, “добрые молодцы”, “шуты”, “сенные девушки” воспроизводили традиционные обрядовые действия и пели народные песни584.

Однажды в город съехались сразу две знаменитости — виолончелист Д. Поппер и Д. А. Славянский с хором. Городская элита предпочла вио­лончель, зал был переполнен. Но и Славянский собрал массу зрителей, особенно учащуюся молодежь.

Однако по-прежнему случались и факты срыва гастрольных концер­тов. Известно, что в мае 1894 года Ф. Шаляпин ехал из Тифлиса в Мос­кву и по дороге решил дать концерт во Владикавказе. Он не смог про­дать ни одного билета. Шаляпину было тогда 19 лет, он имел творчес­кий успех в Тифлисе, но местной публике его имя еще не было извест­но. Позднее Ф. Шаляпин не раз бывал в городе с концертами (в 1916 году на сцене городского театра он играл роль Ивана Грозного в спек­такле “Псковитянка”) и владикавказцы “реабилитировались” перед зна­менитым певцом585. А в 1915 году Владикавказская городская комиссия народных развлечений в своей докладной записке указывала, что город в том году был лишен счастья слышать Шаляпина только потому, что при крайне незначительном количестве мест в театре невозможно на­значить цену на билет, “которая была бы не чрезмерной и вместе с тем окупила бы расходы по приезду артиста”586.

Для особо престижных мероприятий и известных исполнителей Владикавказское общественное (дворянское) собрание предоставляло свой зал. В 1899 году на его сцене пела известная “меццо-сопрано” Ма­рия Корини, в марте того же года здесь проходили гастроли итальянс­кой оперы под управлением К. Кастеллано, концерты шестилетнего пи­аниста Рауля Кочальского, концерт популярной исполнительницы Д. Далгат, окончившей курс Дрезденской консерватории. В ее концерте участвовал местный оркестр Теркого казачьего войска Труффи и имел большой успех587. На сцене владикавказского театра итальянская опер­ная группа ставила оперу Д. Верди “Риголетто”.

Гастроли именитых исполнителей способствовали развитию мест­ной музыкальной культуры.

Самый яркий след в ней оставил живший много лет во Владикавка­зе известный музыкант, балкарец по происхождению Султан-бек Абаев, стоявший у самых истоков музыкальной жизни города. Он учился в Пе­тербургской консерватории в скрипичном классе, под руководством про­фессора Венявского. В ноябре 1869 года он приехал во Владикавказ. Свои первые концерты Абаев давал для узкого круга лиц, в доме горо­жанина Иналука Тхостова. В декабре 1869 года в переполненном зале Владикавказского общественного собрания прошел большой концерт, скрипача Абаева поддержали на нем местные любители музыки И. Рен­нерт, P. JI. Битиев, А. Жукаев, М. Коченов, X. Есиев. Выступление С. Абаева произвело сильное впечатление на публику, его “встречали друж­ными рукоплесканиями, заставляли по два раза повторять некоторые пьесы, особенно “Венецианский карнавал”, который Абаев исполняет неподражаемо. Чтобы владеть так свободно смычком и делать без ма­лейшей натяжки и фальши самые неуловимые переходы, … нужно ро­диться истинным артистом, а не сделаться музыкантом вследствие уче­ния и навыка”588. В конце 1869 года дирекция прогимназии и местного Горского пансиона Владикавказа организовали занятия музыкой, при­гласив С. Абаева на должность преподавателя. Занятия были доброволь­ными, но активно посещались молодыми горцами. Через пять месяцев сформированный С. Абаевым оркестр из воспитанников пансионата уже мог исполнять небольшие произведения. Он часто давал благотвори­тельные концерты, помогая бедным ученикам ремесленного училища, сиротам, ученицам Ольгинской женской гимназии, многим нуждающим­ся горожанам. В 1880-х годах С. Абаев принимал участие в концертах петербургских и московских театров вместе с признанными мастерами вокального и инструментального жанров. Местная пресса отмечала, что он ничуть не уступал в мастерстве виртуозным мастерам Санкт-Петер — бурга и Москвы589. Он преподавал во Владикавказском реальном учили­ще, в Ольгинской женской гимназии, работал в оркестре Терского каза­чьего войска. Султан-бек Абаев был автором нескольких музыкальных произведений, а также занимался переложением горских мелодий на ноты.

В это же время в городе был известен осетинский музыкант Ражден Битиев. Он участвовал в концертах С. Абаева, преподавал музыку в клас­сической гимназии и других учебных заведениях., “… переносил на ноты ирмосы (род церковного песнопения) на осетинском языке и составлял нотный обиход”.

Известно имя осетинского скрипача Михаила Коченова. Он прини­мал участие в первом концерте С. Абаева, который признавал его та­лант и старался оказать посильную помощь в получении музыкального образования. Она заключалось в устройстве благотворительного кон­церта590.

Местная пресса зафиксировала в 1870 году еще одно имя — осетин­ки О. Г. Баевой: “мягкая и вместе с тем удивительно точная в музыкаль­ном отношении игра пьесы, выбранной О. Баевой, вполне заслуживает того живого сочувствия, которыми встречены они были со стороны пуб­лики”591.

Введение преподавания музыки и пения во владикавказских учеб­ных заведениях сыграло большую роль в распространении музыкаль­ной культуры. Если прежде занятия музыкой были обязательной состав­ляющей домашнего воспитания дворян, то в 1870-1880 годах они стали более доступны горожанам.

В 1882 году во Владикавказе был создан кружок любителей музы­ки, который состоял из хора и оркестра. Свою задачу кружок видел в устройстве музыкальных вечеров. Некоторые из них привлекали массу горожан, а критики давали восторженные отзывы. “В оркестре оказа­лось много опытных и даровитых музыкантов, обладающих хорошей техникой и экспрессией, … эффект вышел громадный, публика просто бесновалась от восторга, … не хватало стульев, большинство стояло плотной стеной позади и по сторонам, запрудив все входы в залу”592. Особой популярностью пользовался оркестр господина Казбека, испол­нявший произведения Моцарта. Музыкальный кружок устраивал и кон­церты с “живыми картинами”.

Позднее этот кружок был реорганизован во Владикавказское отде­ление Императорского Русского музыкального общества. Оно часто ус­траивало вечера камерной музыки, концерты. В 1906 году музыкальное общество подготовило большой праздник в честь памяти Глинки, по поводу открытия ему памятника в Петербурге. При обществе был от­крыт любительский хор, а позднее — музыкальная школа593. Общество способствовало оживлению музыкальной жизни в городе. В 1899 году состоялся концерт восьмилетнего виолончелиста Михаила Хуциева594.

В конце XIX века во Владикавказе начала плодотворную педагоги­ческую и артистическую деятельность талантливая пианистка З. В. Дол — бежева — представительница городской армянской общины. Она часто выступала в концертных отделениях литературно-музыкальных вечеров. Долбежева была инспектором и преподавателем музыки, а позднее — членом Владикавказского отделения Императорского Русского музыкаль­ного общества.

Неоценимый вклад в городскую культуру внесла основательница местного музыкального училища “пианистка-виртуозка” JI. O. Кетхудо — ва, окончившая курс Московской консерватории с золотой медалью, известная в Москве и Тифлисе595.

По инициативе барона И. Р. Штейнгеля, потомственного дворянина Льва Каменского, а также горожан Артура Буша, Софьи Якубенко, Анны Агафошкиной и Веры Кадиловой было учреждено музыкальное обще­ство “Владикавказский артистический кружок” с целью “развития и рас­пространения среди посторонних лиц музыкальных познаний, сближе­ния музыкальных деятелей для взаимопомощи и художественного пре — успения, для ознакомления с произведениями музыкальной литерату­ры”596. В 1909-1910 годах членами общества были 108 горожан, среди них осетины — И. Т. Кусов, Г. Р. Баев, Л. Б. Газданов, А. Н. Кодзаев, Ф. П. Туганов, П. И. Туганова, У. А. Цаликов, А. И. Цариев. Активными члена­ми общества были армяне, грузины, евреи. При Владикавказском арти­стическом кружке была открыта музыкальная школа с классами рояля, струнных, духовых и других инструментов, с классом пения, деклама­ции, драматического искусства, хоровым классом. Для горожан устраи­вались лекции по истории музыки, теории искусства, музыкальные со­брания и чтения597. Такие мероприятия часто бывали благотворитель­ными. В 1909 году в городе прошел большой концерт известного мест­ной публике музыканта — певца А. Аликова. Приняв участие в этом кон­церте, владикавказцы материально поддержали Аликова, чтобы помочь завершить ему образование за рубежом598. В октябре 1914 года артисти­ческим кружком совместно с владикавказским Комитетом Красного Кре­ста было организовано представление с постановкой оперы А. Дарго­мыжского “Русалка” в пользу разоренных войной бельгийцев. На спек­такле присутствовали проживавшие в городе французы, бельгийцы и горожане других национальностей599.

В интеллигентной среде занятия музыкой становились все более престижными. Газеты часто давали объявления о желании давать или брать уроки музыки. Успешная деятельность музыкальных магазинов Ивана Покетур и Ф. Киндль, предлагавших ноты для пения, музыкаль­ные инструменты — рояль, скрипки, гитары, балалайки, гармони, жур­нал “Музыкальное самообразование” и другую литературу, говорила о наличии среди горожан поклонников музыки.

К формам высокой культуры относятся и художественные выстав­ки. В городе существовало общество распространения художественно­промышленных знаний. Оно располагалось по улице Лекарской в доме Подагова, где неоднократно устраивались выставки картин и других работ местных художников и любителей. Общество организовывало и передвижные выставки в других городах — Пятигорске, Кисловодске. Надолго запомнилась горожанам устроенная в коммерческом клубе вы — ставка картин местного иконостасного живописца Ковалева “Крушение Императорского поезда 17 октября 1888 года”. Помещенная в простор­ном зале с искусственным освещением, картина имела большой успех. Местные художники выставляли свои картины, рисунки, художествен­ные фотографии на Александровском проспекте. Коста Хетагуров выс­тавлял на продажу свои произведения во Владикавказском собрании, вход был бесплатным600. Жители города имели возможность знакомить­ся и с произведениями живописцев из других городов. В 1908 году на Александровском проспекте была организована выставка картин А. Дурова, известного клоуна и дрессировщика601. Владикавказцам было известно творчество петербургского художника Клиненко, украинского живописца Е. Лунд и других.

Многие из интеллигентных горожан считали, что в городе следует открыть “рисовальную школу”, что “учение рисованию полезно и буду­щим ремесленникам, и детям, и взрослым”602. Желающие имели воз­можность получать частные уроки рисования, живописи, черчения на дому у известного преподавателя В. К. Соколовского603. Многочислен­ные просьбы любителей рисования и живописи открыть школу были обращены к Коста Хетагурову. В 1902 году Коста дал объявление в “Тер­ских ведомостях” об открытии им класса рисования и живописи604. Это начинание было поддержано некоторыми городскими училищами, в штат которых были включены учителя рисования. В июне 1905 года было организовано общество художников и архитекторов, которое старалось открыть свою школу, чтобы дать возможность всем желающим полу­чить художественное образование. В 1906 году была впервые устроена выставка ученических работ.

На Александровском проспекте в доме Реутова располагался “Кар­тинный магазин” Д. С. Чачика, где можно было приобрести картины, фотографии, краски605. У некоторых горожан были богатые коллекции картин и этюдов известных русских живописцев XVIII — начала XX ве­ков. Впоследствии многие из них были приобретены республиканским художественным музеем.

Неотъемлемой частью городской культуры были музеи — музей Тер­ского казачьего войска, музей М. А. Шульца, известный экспозицией ис­торических и анатомических восковых фигур, Терский областной му­зей и другие. В марте 1893 года общественность города подняла вопрос о необходимости сохранения памятников исторического прошлого, раз­бросанных по всей территории области. В том же году избрали особую комиссию по организации музея и начали сбор материалов по этногра­фии, истории, археологии и географии края. Одновременно комиссия приступила к сбору “пожертвований” на постройку здания музея крае­ведения. Так был основан естественно-исторический музей при Терс­ком областном управлении. С ноября 1897 года на Александровском проспекте в доме Сухова был открыт музей Лебзина с восковыми фигу­рами, коллекцией минералов с Урала. Анатомическое отделение музея представляло различные этапы эволюции человека. При музее была небольшая “народная” панорама и особое отделение с куклами-участ — ницами комичных сцен606. Владикавказцам был хорошо знаком музей Фецъ, который демонстрировал мифологические волшебные сцены, та­кие как “Давна, дочь бога Пинеюся, преследуемая Апполоном”, “Таин­ственная пещера или чудеса черной магии”, исполняемая индийским факиром Бенъ-али Бей, “Оживляющийся бюст прекрасной Галатеи”607. В 1897 году известный флорист И. Я. Якинфьев собрал для Терского об­ластного музея прекрасный гербарий альпийских растений. В 1899 году в городе впервые была представлена экспозиция музея Паноптикуль, состоявшая из четырех отделений с более чем одной тысячей интерес­ных предметов. Большой интерес публики вызывало анатомическое от­деление для взрослых608. Появление музеев было свидетельством того, что в образованных кругах городского общества осознавалась необхо­димость сохранения и изучения культурного наследия. Музеи представ­ляли для этого широкие возможности.

Большое место в досуге горожан занимала библиотека — стабиль­ная институциональная форма городской культуры. Как указывалось выше, первая библиотека во Владикавказе была образована дворянс­ким собранием в 1862 году. Право пользования этой библиотекой име­ли только члены собрания — в 1893 году их было 47 человек. Уже в 1870-х годах появились желающие открыть библиотеки-кабинеты для чтения на собственные средства609. В 1870 году в городе был создан первый книжный магазин и при нем кабинет для чтения. Он принад­лежал Елене Червинской. В 1874 году была открыта библиотека при Терском областном правлении на средства, отчисляемые из жалова­нья чиновникам. Затем появилась библиотека при реальном училище. Но они были недоступны широкому читателю. С 1872 года существо­вала частная библиотека историка и этнографа Д. Я. Лаврова. Он полу­чал 8 газет и 3 русских журнала, имел сочинения Пушкина, Лермонто­ва, Белинского, Некрасова, Добролюбова, Писарева, Салтыкова-Щед — рина, Глеба Успенского, Шекспира. В 1874 году Лавров передал эту библиотеку нотариусу Н. Д. Прохорову. Прохоров за три года увеличил книжный фонд библиотеки до одной тысячи книг. В 1878 году он про­дал библиотеку Елене Червинской, которая в том же году открыла свою библиотеку на условиях отдачи книг на дом подписчикам для чтения с платой по 7 и 12 рублей в год. Библиотечный фонд включал 422 еди­ницы русской беллетристики, 679 — переводной и 261 — научной лите­ратуры610. В начале 1890-х годов был открыт еще один книжный мага­зин с библиотекой-читальней Е. С. Ильиной. За пользование библио­текой посетители платили от 4 до 12 рублей в год, а каждое посещение читальни стоило 5 копеек611. Примерно в эти же годы образовал свою библиотеку коммерческий клуб. К 1892 году она начитывала около 800 книг, но обслуживала только членов клуба. В 1896 году Общество вос­становления православия на Кавказе ассигновало 5 тысяч рублей на ус­тройство при каждой из церквей общества небольших библиотек из книг религиозно-нравственного характера612.

Однако появившийся к концу XIX века новый “демократический “ читатель нуждался в общественной библиотеке, которая бы обслужива­ла широкий круг горожан. В 1893 году инициативная группа во главе с

В. Г. Шредере обратилась к Начальнику Терской области с ходатайством об открытии бесплатной библиотеки, представив соответствующий про­ект устава. Но администрация, ссылаясь на существующее законодатель­ство, настаивала на установлении платы за чтение книг, а ее размер дол­жен был исключить возможность пользования библиотекой “лиц нис — ших сословий”. Переписка затянулась, устав общественной библиотеки подвергался нескольким редакциям и только в июне 1895 года был ут­вержден. Правление библиотеки вынуждено было признать, что “под­писчики четвертого разряда” должны вносить плату один рубль в год или десять копеек в месяц за право брать на дом по одной книге. С нояб­ря 1895 года стала работать по вечерам читальня, а в феврале 1896 года состоялось официальное открытие библиотеки, которая к этому време­ни располагала книжным фондом из 1200 единиц, получала 30 журна­лов и 19 газет. К концу 1896 года у нее было 337 подписчиков. Средств, поступавших от платы подписчиков, пожертвований, лекций, любитель­ских спектаклей едва хватало на хозяйственные расходы, на приобрете­ние газет и журналов. Библиотека не имела своего помещения и вынуж­дена была несколько раз менять адреса. Учитывая возросший спрос на книги, правление библиотеки в марте 1906 года открыло филиал на Кур­ской слободке. Необходимость в нем действительно была: только в 1906 году библиотеку посетило 14,5 тысяч человек, из них около 6 тысяч были учащимися учебных заведений города. Это понимала и Городская дума, которая неоднократно выделяла правлению общественной библиотеки денежные пособия.

К 1913 году насчитывалось уже четыре библиотеки — обществен­ная, Пушкинская, читальни на Базарной площади и за Чугунным мос­том. Все они содержались на средства общественности, получая от Го­родской думы лишь небольшие субсидии. Среди малоимущих горожан было много желающих читать, за пять месяцев 1913 года библиотека — читальня на базаре имела 800 абонентов. При обществе народных чте­ний существовала библиотечная комиссия, которая в 1915 году высту­пила с инициативой устройства передвижных библиотек. Члены комис­сии комплектовали библиотеки по 100 книг, развозили их в различные места и бесплатно выдавали читателям. Поскольку в области отсутство­вало земское самоуправление, заботы о внешкольном просвещении брали на себя общественные организации613.

При грузинской школе по инициативе учителя Луарсаба Боцвадзе была образована библиотека. Это начинание было поддержано обще­ственностью Грузии. Книги поступали от частных лиц и издательств “Иверия”, “Квари”, “Пастырь”.

Чтение становилось все более распространенной формой реализа­ции свободного времени. Современники отмечали, что в 70-х годах в библиотеках стали появляться “дамы и девицы со связками книг в ру­ках”. В 1874 году жители города оформили следующую подписку: “Санкт-Петербургские ведомости” выписало 18 человек, “Терские ве­домости” — 102 человека, “Правительственный вестник” — 10 человек, “Русский мир” — 6 человек, “Отечественные записки” — 31 человек, “Рус­ский архив” — 10 человек, “Военно-медицинский журнал” — 34 человека, “Школьная жизнь” — 4 человека, “Семейные вечера для детей” — 2 чело­века, “Будильник” — 4 человека, “Детское чтение” — 5 человек, “Детский сад” — 18 человек, “Армянская газета” — 3 человека, “Модные выкройки” — 10 человек, “Модный свет” — 12 человек… Сравнительно с численнос­тью населения города на каждые 23 жителя приходился один экземпляр газеты или журнала614. Горожане имели возможность заказывать под­писные издания. Например, в 1903 году в книжном магазине областной типографии можно было оформить подписку на сочинения Соловьева в 2-х томах, Маркса, Вольфа; в 1908 году — на еженедельный литератур­ный журнал “Литератор”, на художественно-литературный и сатиричес­кий журнал “Жгут”; в 1909 году — на сочинения Л. Толстого, Генри Уэльса “Вокруг света”, Эмиля Золя в 12 томах, на литературно-художествен — ный сборник “Жизнь”615. В магазине Е. Червинской можно было приоб­рести дорогие, в роскошных переплетах, произведения русских писате­лей, детские книги616. В галантерейном магазине братьев Зипаловых был отдел книг, учебников и даже каталог. В 1891 году был открыт книжный магазин Карла Кланна. Большой выбор был в частном магазине Марии Энкель. Постепенно книжная торговля становилась все более прибыль­ным делом. Увеличивалось количество книжных магазинов. К 1892 году их было четыре.

Чтение становилось все более распространенным явлением в горо­де, в том числе в среде национальных общин. Первой официальной га­зетой во Владикавказе стали “Терские ведомости”, первый номер кото­рых вышел 1 января 1868 года. Газета освещала проблемы землеуст­ройства, просвещения горцев, здравоохранения, судоустройства и судо­производства, развития экономики и другие острые вопросы с позиций областного начальства617, поэтому со временем перестала отвечать рас­тущим потребностям горожан. В июне 1881 года стала выходить первая частная газета “Владикавказский листок объявлений”, принадлежавшая

Н. Аксенову и З. И. Шувалову. Она печаталась в типографии Шувалова, открытой в 1879 году. В июне 1882 года газета перешла в руки учителя Владикавказского городского училища И. Веру и стала выходить под названием “Терек”. В апреле 1886 года, не выдержав многочисленных цензурных препонов, газета перестала выходить. Но потребность в ней горожан сохранялась, о чем говорят попытки добиться разрешения из­давать другие газеты. Например, в мае 1892 года подпоручик И. Жилин — ский просил разрешение на издание газеты “Владикавказский листок”, но его просьба была отклонена. В 1895 году стала издаваться литера­турно-общественная газета “Казбек”. Цензурным комитетом оговари­валось, что газета не должна выходить за рамки местных областных и городских проблем. Но редакция не смогла выполнить этих условий. За публикацию антиправительственных материалов газета была закрыта.

К началу XX века относится зарождение осетинской периодичес­кой печати. Первая осетинская газета “Ирон газет” печаталась в июле — августе 1906 года. Впервые были опубликованы стихотворения Коста Хетагурова, не допускаемые прежде цензурой из-за их революцион­ного содержания. Газета была очень популярным и желанным явлени­ем для осетин. Но областное начальство не разделяло этих настрое­ний и усмотрев в некоторых статьях революционные призывы, закры­ло ее618. В феврале 1909 года вышла другая осетинская газета “Хабар”, издателем которой была Н. Валаева, а редактором А. Кануков. Газета выходила на осетинском и русском языках и ставила перед собой про­светительские задачи. Публиковались статьи по осетинской литерату­ре, переводы произведений русской классической литературы — JI. H. Толстого, М. Горького и других. В июне 1909 года она тоже была зак­рыта. Осетины проявляли особую активность в издательской деятель­ности. Осетинка А. М. Дзалаева, врач по образованию, добивалась раз­решения издавать во Владикавказе политическую и литературную га­зету “Отклики Кавказа”619. Осетин Г. Л. Тохов намеревался издавать в Пятигорске газету “Дарьял”, осетин К. Н. Дигуров просил разрешения издавать во Владикавказе ежедневную политическую и общественно­литературную газету “Эхо Кавказа”620. Эти факты были оглашены в 1906 году газетой “Голос Кавказа”.

Осетинская интеллигенция издавала и свои журналы. Первым был журнал “Зонд”, вышедший в 1907 году. Его редактором был А. Кануков, а активными сотрудниками были С. Гадиев, X. Уруймагов, Р. Кочисова и другие. В двух номерах журнала были помещены стихи Коста, расска­зы С. Гадиева, пьеса Р. Кочисовой, переводы басен Крылова, а третий номер уже не увидел свет. В 1910 году появился другой осетинский жур­нал “Лїфсир” под редакцией прозаика Арсена Коцоева. Журнал просу­ществовал два месяца. На его страницах поднимались вопросы о пере­житочных явлениях в традиционной осетинской культуре, об эмансипа­ции женщин-горянок. Но областное начальство оценило эту деятель­ность как вредную для общества. Такая же участь постигла журнал “Ног цард”. Многие историки печати отмечали, что не только в Осетии, но и на всем Северном Кавказе попытки национальной интеллигенции со­здать свою периодику наталкивались на жесткое сопротивление адми­нистрации621.

Издательская деятельность осетин развивалась в тесной взаимосвя­зи с литературным процессом.

В 1901 году сотник Терского казачьего войска Влас Гурджибеков перевел на дигорский диалект осетинского языка поэму М. Ю. Лермон­това “Демон”, а в 1906 году вышла из печати и поступила в продажу книга А. Кубалова “Герои нарты”. В том же году Кавказский цензурный комитет разрешил к печатанию драму Островского “Гроза”, переведен­ную на осетинский язык К. Есиевым и первый том осетинских народ­ных сказок, составленный Г. Баевым. Обе книги были изданы в типог­рафии З. И. Шувалова. Издательское общество “Ир” значительно ожи­вило эту деятельность. Оно собирало неизданные произведения Коста Хетагурова, планировало выпустить сборник на осетинском и русском языках, подготовило к печати стихи, поэму и драму М. Гарданова на дигорском диалекте622. В 1912 году поступили в продажу книга худож­ника М. Туганова “Дигорон кадангита”, комедия Д. Короева “Жз на удтэен ~ гэеды уди” (“не я был, а кот”) на осетинском языке. В 1913 году большой интерес у горожан вызвал новый роман о жизни кавказс­ких горцев известного осетинского писателя Г. Цаголова “Абреки”. По­явились первые осетинские стенные календари Алмахсита Канукова (1906 год) и И. Рамонова (1911 год). Ц. Амбалов, бывший студент па­рижской школы, перевел на осетинский язык “Гадкого утенка” Андер­сена и “Звезду” Вересаева.

Издательством занималась и грузинская община. 10 декабря 1896 года при грузинской школе была открыта нелегальная типография, где печатались газеты, буклеты, листовки на грузинском и русском языках. Одним из первых изданий были сказки Давиташвили623.

Свой издатель был и в армянской общине города — С. И. Казаров, владелец нескольких типографий на Северном Кавказе. Владикавказс­кое издательство и типография располагались в его собственном доме (по улице Московской). Его первая газета — “Казбек”, вышедшая в 1895 году.

Интерес к светскому чтению был характерен для городской интел­лигенции.

Широкие слои горожан больше увлекались яркими и массовыми развлечениями. Самым захватывающим из них был цирк. “Салонная” публика относилась к цирковым представлениям весьма снисходитель­но, лишь изредка посещая самые известные и прославленные труппы.

Простые горожане проявляли большую склонность к культурному по­треблению публично-зрелищного характера. В начале 1870-х годов в городе бывал цирк г. Беранек со зверинцем, магиками и фокусниками. В 1876 году во Владикавказе гастролировал известный цирк Годфруа, к которому “с одинаковым сочувствием отнеслись все классы общества — и высшие, и нисшие”624. Большой популярностью пользовались остро­умные шутки известного клоуна господина Макса, работавшего в нача­ле 1880-х годов в местном цирке625. Массу поклонников собирали гаст­ролирующие в городе пятигорские цирковые труппы Таурэка и Гамель — тон, “фантастический театр” Джузеппе Шедини, демонстрирующий фо­кусы, акробатические и гимнастические упражнения и пантомимы. Го­рожане с удовольствием посещали цирковые труппы Панкратова, Пер — виля, Милюгина. В 1894 году жители города впервые видели кордеба­лет, представленный известным цирком Добржанского626. В местном цир­ке в эти годы была знаменита наездница Марта Сур627. В 1899 году вла­дикавказская публика первый раз увидела вокально-инструментальное и юмористическое представление Лилипутов, особенно восторгаясь “жи­вой куклой” — королевой лилипутов628. С 1910 года известный в городе цирк Труцци стал приглашать борцов-“чемпионатов”. В театре местно­го цирка Яралова демонстировались “французская” борьба с участием популярных спортсменов Михель-Моро, А. Старошвили, Матюшенко, Дадаева, Борнекадо из Японии, Петерсона и других. Борьба стала лю­бимым развлечением многих владикавказцев.

В том же 1910 году в городе гастролировал известный клоун Дуров, которому, как указывалось в “Терских ведомостях”, было “воспрещено на представлениях в цирке своими остротами затрагивать представите­лей городского общественного управления и представителей власти, что строго преследуется правилами об усиленной охране, введенной в об­ласти, под опасением, в противном случае, высылки из города”629. Но поклонников у Дурова было гораздо больше, чем критиков. На его пред­ставлениях не было свободных мест. Горожане имели возможность по­знакомиться с искусством жонглеро-акробатской корейско-китайской труппы630.

Особенно полюбился местной публике цирк Гамкрелидзе, где выс­тупали супруги Раксо с дрессированными собаками, шут Алекс, жонг­леры, мастера японского харакири, клоуны братья Идеал, на “именины” которых не удалось попасть многим желающим из-за отсутствия сво­бодных мест. Владикавказцам был знаком и фокусник Пинетти, кото­рый под наблюдением врачей исполнял “харакири”, прибивал свои руки гвоздями к деревянной доске631. Любимцем публики был и знаменитый Рено, балансировавший с семипудовой пушкой и жонглировавший с кипящим самоваром.

В августе 1916 года во Владикавказе состоялось открытие зверинца

II Заказ №1611 161

Антонио и Мишеля Поччити632. А через полгода произошло еще одно событие в жизни города: цирк Гамкрелидзе объединился с цирком Фа- ерштейна, было отремонтировано здание, приглашена новая труппа ар­тистов из Кисловодска с хорошими клоунами, наездниками и дрессиро­ванными лошадьми.

В городе периодически появлялись и уличные артисты, привлекав­шие, в основном, внимание несостоятельной публики. В 1897 году “Тер­ские ведомости” описывали самодеятельную группу акробатов: “Какой — то на вид грек или армянин водит по улицам трех мальчиков в возрасте 7-12 лет, из которых один носит за собой войлочную подстилку. Оста­навливаясь в людных местах, этот субъект заводит шарманку, под звуки которой дети расстилают войлок прямо на мостовой и начинают проде­лывать разные упражнения вместе и каждый порознь. Грязные и замо­ренные акробаты-дети производят удручающее впечатление”633.

Формировавшаяся во Владикавказе, как и в других российских го­родах, “индустрия зрелищ” включала и различные экстраординарные представления. В 1884 году известный в России и за рубежом профес­сор магии Леон Певнезер проводил спиритические сеансы. Позднее в городе появился некто Фельдман, завороживший публику умением уга­дывать чужие мысли и усыплять людей. Назывались эти действия ман — теизмом и гипнотизмом. Большое любопытство вызывали ясновидцы, объяснявшие прошлое и настоящее человека, предсказывавшие буду­щее, избавлявшие от вредных привычек и недугов. Летом 1889 года в городском саду Эльдорадо выступали знаменитая гадальщица-великан — ша мисс Амелина, “самая большая женщина в Европе” и престидижи­татор господин Юзеф с магическими фокусами. Большой сеанс прести — дижитации провел в городе и персидский придворный артист Роберт Ленц, поразивший публику демонстрацией исчезновения живой лоша­ди с жокеем. В 1895 году профессор Лерк забавлял публику выполнени­ем необыкновенно сложных задач по мантеизму634.

Во второй половине XIX века в Европе появляются принципиально новые способы художественного творчества, порожденные развитием техники — фотография и кино. Они гораздо больше традиционных форм культуры были приспособлены к коммерциализации и утилитаризму. За несколько лет до появления синематографа городской театр Владикав­каза представлял “туманные картины” физика К. О. Краузе, демонстри­ровавшего сюжеты о кавказской выставке в Тифлисе, о чудесах и тай­нах океана, юмористические и фантастические сцены с “движениями и перемещениями”. Это новое культурное явление вызвало большое лю­бопытство городской публики. Корреспонденты “Терских ведомостей” объясняли секрет “живой фотографии”, “волшебных фонарей” механиз­мом действия электоротахископа — прибора, с помощью которого вос­производятся натуральные движения фотографированных субъектов635.

В 1899 году фирма “Анатолий Вернер” поставляла из Харькова “вол­шебные фонари” для обществ народных чтений, школ, частных лиц.

Началом эры кино считается декабрь 1895 года, когда в Париже Луи Люмьер открыл миру свое детище. Всего через несколько месяцев ки­нематограф появился в Москве и Санкт-Петербурге. Тогда в российс­ких городах не было кинотеатров: приезжали владельцы киноаппарату­ры, давали киносеансы проездом.

16 июня 1897 года кинематограф появился во Владикавказе. В этот день в городском театре был показан двадцатиминутный киноролик. Удивлению горожан не было границ, они просили хозяина аппарата повторить сеанс. Если в 1890-х годах жители города были знакомы с “волшебным фонарем”, “живыми картинками”, “живой фотографией”, “световыми картинами”, то в 1897 году они имели четкое представле­ние о кинематографе как аппарате “передающем целый ряд движущих­ся фотографических снимков, дающих полную иллюзию жизни с уди­вительной точностью, как например, движение, беготню детей, живот­ных, движение пароходов, поездов, морских волн, даже очевидную ми­мику лица и т. д.”631. Кинематографические аппараты располагались в доме горожанина Гашелина, в 5-ом приходском училище, получившем его в Рождество в качестве подарка637.

К началу XX века кинотеатры, или как их тогда называли, электро­биографы, появились во многих годах Северного Кавказа — в Нальчике, Грозном, Моздоке, Пятигорске и других. Большая часть их приходилась на Владикавказ. Первым был кинотеатр “Пате”, открывшийся в 1906 году в частном доме Аксеновых на Александровском проспекте. Он был рассчитан на 250 мест. Сеанс шел 40 минут, после чего публику забав­ляли акробаты, певцы, актеры-любители. Первые кинотеатры не были знакомы с техникой безопасности, что нередко приводило к несчаст­ным случаям. Министерство внутренних дел во главе со Столыпиным дало задание Техническо-строительному комитету разработать правила по устройству кинотеатров. Вскоре такие правила были разосланы по всем российским губерниям. Они предполагали устройство кинотеат­ров в каменных и деревянных домах, запрещали использовать подваль­ные помещения. Здание должно было окружаться свободным простран­ством не менее 5 сажен, отгораживаться от других помещений капи­тальными стенами. Лестницы из несгораемого материала должны были освещаться окнами, выходящими наружу, их пропускная способность предполагала 150 человек. Предусматривались отопление, вентиляция, водопровод, пожарные краны, гардероб, электрическое освещение. Ап­парат не должен был находиться в зрительном зале. Согласно новым правилам все кинотеатры должны были либо модернизироваться, либо закрыться. Владикавказский полицмейстер закрыл все кинозалы, нахо­дившиеся в клубах, в деревянном помещении цирка.

В январе 1911 года по утвержденному начальником области и наказ­ным атаманом проекту, к дому горожанки Аксеновой было пристроено здание, в котором открыли вновь кинотеатр “Пате”638. У кассы этого ки­нотеатра стояли большие очереди за билетами, особенно привлекал го­рожан фильм “Бездна”, героиня которого решилась на побег от своего жениха с кавалеристом. Очевидно, жителей города отличали строгие нравы, сюжет вызвал массовый интерес. Владельцами “Пате” были со­стоятельные люди — Насон Захаров, Самуил Позин, Иосиф Аптекман, Самуил Шихман, которые могли позволить себе приобретение дорогос­тоящей аппаратуры, киноленты, выплату арендной платы. Открыть свой кинотеатр было довольно сложно. За каждую справку надо было пла­тить гербовый сбор. Строительный комитет скрупулезно проверял все мелочи, вплоть до присоединения электрических проводов, включате­лей и прочее. В 1913 году с разрешения городского головы Гаппо Баева был открыт кинотеатр “Гигант”. Он имел непосредственное отношение к первой российской кинофабрике, поэтому почти одновременно с жи­телями столицы горожане Владикавказа смотрели новые фильмы. 5 февраля 1913 года Владикавказская городская управа выдала удостове­рение Е. Первиль и А. А. Медведевой на постройку здания на их соб­ственных участках по Александровскому проспекту. Архитекторы Гут и Шмидт построили здание в стиле “модерн”. Помещение состояло из фойе и вестибюля, в партере было 441 место, в ложах — 25 мест, в амфи­театре — 75. Посетителей встречал в фойе румынский оркестр под уп­равлением известного скрипача Харкоти. Хозяин кинотеатра Михаил Первиль содержал в городе цирк Яралова и неоднократно просил разре­шения проводить после киносеанса чемпионаты по борьбе и другие преставления. Между городскими кинотеатрами существовала жесткая конкуренция, потому что в маленьком городе их было четыре. Этим и объясняется стремление хозяев к оригинальности, привлекавшей пуб­лику, к тщательному подбору картин с учетом именитости актеров и режиссеров.

В репертуаре владикавказских кинотеатров было много документаль­ных кинолент, рассказывавших о новых достижениях в науке, технике и медицине. Многие фильмы знакомили зрителей с природой России, ис­торическими местами, достопримечательностями Кавказа, например, “Горы Кавказа”, “Из Млета во Владикавказ”. Кинотеатры следили и за знаменательными датами. 26 августа 1912 года, когда Россия отмечала 100-летие победы в Бородинском сражении, все местные кинотеатры были оборудованы декорациями и иллюминациями. В течение всего дня демонстрировали “Пожар в Москве”, “Смоленскую битву”, играл воен­ный оркестр.

Кинолюбителям были известны имена российских актеров — Веры Холодной, Владимира Максимова, Витольда Полонского и других. Боль­шой успех имели киноленты “Фантомас”, “Черный призрак”, “В огне искушений”, “Бессовестный человек”. В начале века во Владикавказе часто показывали зарубежные фильмы — комедии Макса Линдера, фран­цузские детективы, итальянские исторические ленты, особенно фильм “Кабария”, именем главного героя Мациста горожане стали называть новорожденных детей. Фильмы в то время были “немыми” или с суб­титрами, под аккомпанемент рояля.

Кроме указанных кинотеатров в Ерофеевском парке было построе­но специальное здание, где ежедневно за небольшую плату проходили сеансы. В городе были частные предприниматели, имевшие от городс­кой управы разрешение демонстрировать переносный телескоп в Пуш­кинском сквере, в сквере древонасаждения. Кинематографические се­ансы стали входить в программу различных благотворительных мероп­риятий.

В 1890-х годах горожане познакомились и с другим чудом техники — граммофоном, “передающим музыку, разговор и пение полным голо­сом”639. “Терские ведомости” рекламировали кинематографические ап­параты Люмьера, фонографы Эдисона, американские граммофоны, фо­тоаппараты640. В 1885 году с разрешения начальника Терской области был открыт фотографический кабинет Д. М. Руднева, а в 1889 году анало­гичное заведение открыл дворянин Леонтий Игнатьевич Рогозинский641.

В 1910 году во Владикавказе появилось еще одно захватывающее зре­лищно-развлекательное явление — полеты авиаторов. В октябре 1910 года владикавказцам демонстрировал свое искусство П. А. Кузнецов — препо­даватель школы военных авиаторов в Одессе — на моноплане системы “Блерио”, на котором, якобы сам Блерио перелетел Ла-Манш642. В ноябре того же года в город прибыл авиатор Габер-Влынский, который произвел потрясающее впечатление на многочисленную публику, собравшуюся на ипподроме скакового общества. Он не только сам летал на аппарате “Фар — ман”, на высоте 300 метров, но и приглашал желающих пассажиров643. В 1911 году во Владикавказе появился местный авиатор Артем Кациан (Кат — цаян), сын городского приказчика, выпускник Мюнхенской академии. Он летал на аэроплане известной фирмы “Градэ”. Будучи членом Мюнхенс­кого аэроклуба, он участвовал в показательных полетах во многих евро­пейских странах644. В том же году известный аэронавт Ю. Древницкий демонстрировал полеты с “мертвыми петлями”645. В 1914 году авиатор Г. Арутюнов собирал на свои полеты по несколько тысяч человек, но боль­шинство из них оставалось вне загородок и бесплатно наблюдало за див­ным зрелищем. В это же время военный летчик Троицкий устраивал пред­ставления на аппарате фирмы “Ньюпор”646.

В городской культуре бытовали и неорганизованные, стихийные формы досуга, среди них — прогулки в садах и окрестностях города. Одним из любимых мест для прогулок у аристократической публики был городской сад, “где по вечерам собирался весь город, чтобы поды­шать прохладой, увидеть знакомых, поиграть в карты и хорошо поужи­нать”647. Другое популярное место называлось “старый бульвар”. Оно располагалось на территории от разгонной почтовой конторы до Чугун­ного моста. В конце Осетинской улицы находилась Крепостная гора — единственное место в городе, откуда открывался чудесный вид на Вла­дикавказ и его окрестности. В ясные дни там собиралась многочислен­ная публика.

В начале 1880-х годов жители города сетовали на то, что отдых за городом не организован. Но через несколько лет, в 1889 году был уже благоустроен Редант: приведен в порядок сад, организован хороший буфет с разнообразными закусками и напитками. На месте существо­вавшего прежде кабачка “Не уезжай голубчик мой” был открыт ресто­ран и даже специальное помещение для семейных648. Была благоустрое­на территория Сапицкой будки, Лысой горы. Организованный в городе Горный клуб устраивал прогулки на Лысую гору, экскурсии в Тарскую долину, в Татартуп.

Стали традицией весенние прогулки в окрестностях города первого мая — маевки, сопровождавшиеся пикниками, шумными играми. Часто устраивала такие прогулки в районе тенгизского лагеря молоканская молодежь. Разбиваясь на группы, молодые молокане играли в лапту, городки, горелки и другие игры649.

Бытовало и развлечение, вызывавшее крайнее недовольство город­ских властей — скачки на тройках по обеим сторонам бульвара. В зим­нее время появлялось немало любителей санной езды: целые караваны саней извозчиков носились по многолюдным улицам города. Перед зда­нием русского театра стояла фаэтоны, на которых горожане любили ка­таться, иногда целыми семьями.

Городская элита имела возможность проводить свой досуг за преде­лами России. У владикавказского провизора Г. Шварца можно было при­обрести проекты и билеты на кругосветные путешествия и морские по­ездки на пароходах регулярных линий Северо-Германского Ллойда650.

В структуре элитного досуга особое место занимало общество “Трэк”, располагавшееся в парке Ерофеева на берегу Терека. По описа­нию современников, это был один из самых благоустроенных городс­ких уголков, где “… обилие зелени и воды вместе с говорливым Тере­ком, омывающим владения трэка со всех сторон, придают ему восхити­тельный вид”651. Трэк был создан в 1893 году как общество любителей велосипедного спорта, а 1 марта 1894 года оно было официально при­знано военным министром, утвердившим устав общества. Первый по­явившийся в городе велосипед имел такое устройство: громадное коле­со с сиденьем, а за ним — маленькое колесо. В конце 1880-х годов город­ские магазины предлагали “общедоступный” велосипед английского производства, а концу 1890-х годов появились популярные в России ве­лосипеды “Энфильд” и “Гумберъ”652. По инициативе Михаила Родио­новича Ерофеева, генерала, чьим именем назван городской парк, и с согласия городской управы велосипедисты очистили от мусора нижнюю заброшенную часть городского сада, которая представляла собой про­сто свалку, выровняли площадку для езды на велосипеде, устроили лу­жайки, поставили скамейки, посадили деревья, разбили цветники. По­зднее появились беседки, озеро с лодками — любимая забава владикав­казцев. Число желающих пользоваться велодромом постепенно увели­чивалось. Появилась необходимость устройства особого навеса для того, чтобы можно было укрыться во время ненастья и жары. Инженер Кер — бедзом построил павильон именуемый “Ерофеевским”. Тогда же состо­ялось официальное открытие общества и первые велосипедные пара­дные гонки.

Согласно Уставу, “Владикавказское общество велосипедного спорта” ставило перед собой цель “содействовать развитию и распространению велосипедного и других видов спорта, доставлять своим членам и их семействам здоровые и разумные развлечения”. Общество имело право устраивать и содержать удобные помещения для различных физичес­ких упражнений и игр, устраивать экскурсии, прогулки, вечера, празд­ники, соревнования, лекции, беседы, диспуты. Членами общества мог­ли быть лица всех сословий, без различия пола, вероисповедания и со­стояния, но пользующиеся уважением и “добрым именем”653. Однако высокая стоимость билетов делала это общество доступным только для городской элиты. Билеты были членскими, сезонными, месячными, ра­зовыми.

Со временем площадь трэка увеличивалась, был разбит парк, со­оружены водоемы и пруды, площадки, качели и т. п. С 1911 года обще­ство стало именоваться “Спортивное общество “Трэк”. В летнее время большой популярностью пользовался бассейн, ежедневно наполняемый свежей водой на шесть часов. При бассейне была открыта школа плава­ния, которая часто устраивала соревнования по плаванию на призы. Ежедневно проводились занятия по гимнастике для взрослых и детей. Со временем сформировалось “соколиное общество”, состоявшее из трех групп — взрослой, детской, женской. Занятия по гимнастике проводили известные владикавказской публике “соколы” братья Живные. К 1914 году число желающих заниматься гимнастикой заметно увеличилось. Правление общества создавало самые благоприятные условия для них. Братья Живные часто устраивали “сокольские” спортивные праздники. В массовых представлениях участвовали не только члены общества, но и посторонние лица, без оплаты654. Сохранилось описание праздника плавания и игры в лаун-теннис. Лодочные гонки проходили в шесть за­ездов. Участвовали в них три женские и три мужские лодки, которые пускались на один круг в разные стороны. Затем горожане наблюдали за состязаниями в плавании, нырянии и прыжкам в глубину, за комичес­кими играми на воде. Победители получали от жюри ценные серебря­ные и золотые призы655. На трэке проходили состязания на призы в иг­рах в крокет, в фехтовании на рапирах и эспадронах, в бросании ядер, стрельбе, в перетягивании каната, в беге, на ходулях656.

Зимой на прудах проводились соревнования конькобежцев, занятия по “фигурной езде”. Зимние развлечения собирали на трэке многочис­ленную публику, которая с “видимым” удовольствием проводила там часы досуга. Современники отмечали отсутствие вялости и натянутос­ти, характерной для большинства танцевальных вечеров в городском собрании: “по всему катку слышится веселый разговор, шутки и смех молодежи, веселостью которой заражаются и пожилые люди”. Каток украшали флагами, иллюминировали фонарями и бенгальскими огня­ми. Днем часто устраивались соревнования на призы для детей, а по вечерам — факельные шествия. Для взрослых организовывали танцы, фигурную езду с факелами и фонарями, обычным явлением стали ра­кетные залпы657.

На трэке располагался Летний театр, которым часто пользовались местные любители и гастролирующие актеры, а также городские обще­ства с целью проведения праздничных мероприятий — вечеров, концер­тов, гуляний. Среди общественных организаций было так много жела­ющих пользоваться роскошным садом трэка для благотворительных вечеров, что руководству общества пришлось прибегнуть к строгому регламенту: с 1915 года разрешалось устройство четырех праздников в месяц: двух благотворительных и двух — для самого трэка. В порядке исключения сад предоставлялся для студенческих мероприятий. Про­грамма студенческого праздника на трэке включала обычно детские игры, лаун-теннис, хоровое пение на озере на лодках, чаще всего испол­няли студенческие и парадные песни, “Gaudeamus Igitur”, кабарэ, коми­ческие сцены с карикатурами, “живые ноты”, парадный базар. Студен­ты торговали безделушками, цветами, конфетами, пекли вафли в бесед­ках и т. п. Общество заботилось о здоровом образе жизни горожан, пред­лагая к их услугам врачебную гимнастику, массаж, павильон для прода­жи кумыса, кефира и молока658.

Общество “Трэк” было организатором многих оригинальных вече­ров. В “Терских ведомостях” сохранилось описание “ситцевого” вече­ра; когда среди танцующей публики периодически появлялись танцоры на велосипедах в масках и костюмах. Очевидцы отмечали, правда, что в “ситцевых” костюмах было больше шелка и бриллиантов, чем ситца и изобретательности. Среди “японок”, “китаянок”, “русалок”, “маркиз” и других гостей жюри отдало предпочтение “бутылке шампанского с проб­кой на голове”. Этот оригинальный костюм и получил первую премию.

Интересно восприятие горожанами такого необычного вечера. Одни возмущались тем, что выезды на велосипедах опасны для жизни людей, что это не шутка, а шутовство. Другие восхищались оригинальностью программы и благодарили организаторов659.

На трэке постоянно звучала музыка. Общество заключало много лет договор с оркестром Терского казачьего войска под управлением Труф — фи. А когда, в 1914 году, он был расформирован, правление общества во главе с Гордзялковским, пригласило Духовой оркестр Апшеронского полка.

В 1914 году “Трэк” переживал не лучшие времена. Городская упра­ва напоминала обществу, что обговоренный срок аренды — 18 лет — про­шел, и город вправе взять общество под свою опеку. Председатель об­щества “Трэк” С. Гордзялковский считал такую постановку вопроса несправедливой, потому что городские власти никогда ничем не помо­гали, кроме того, что разрешили бесплатно пользоваться заброшенной территорией. “18 лет назад был пустырь… свалки были, а теперь… ведь это не сад, а маленький Эдем”,- говорил председатель общества, который очень много сделал для благоустройства парка: привез морс­кой" песок для посыпки аллей, оборудовал прекрасное освещение сада при помощи 52 дуговых фонарей, устроил оранжерею, для отопления которой приобрел специальный котел “Стребели”, разбил цветники и газоны, сумел выплатить большую часть долгов прежнего правления. В его планы входило устройство “музыкантской раковины”, гимнастичес­кого зала с отделениями для гимнастики, фехтования и других видов спорта, строительство манежа660.

Владикавказский “Трэк” прославился своим благоустройством да­леко за пределами Терской области. В книге посетителей неоднок­ратно было отмечено, что подобной красоты парк трудно встретить даже в Европе. Это отмечали туристы из Германии, Италии, Швей­царии.

Далеко не все горожане могли позволить себе членство в “Трэке” и даже его разовые посещения. Но спорт стал занимать свободное время многих жителей города, особенно молодежи. К. Л. Хетагуров вместе с некоторыми другими представителями владикавказской интеллигенции подписал письмо в редакцию газеты “Казбек”: “Кружок лиц, заинтере­сованных в достижении физического развития взрослых и детей путем рациональной постановки гимнастики, предполагающих, в виду назре­вающей потребности, основать во Владикавказе, по примеру других городов гимнастическое общество, просит всех сочувствующих этому делу пожаловать в час дня в воскресенье, 20 января, в зал классической мужской гимназии для обсуждения вопросов, касающихся открытия гимнастического общества и рассмотрения выработанного для таких обществ особой комиссией устава”661.

Владикавказский «ТРЭК» (ОРФ СОИГСИ)

В то же время в Северной Осетии, как и во многих регионах страны получили распространение идеи физического воспитания, разработан­ные отечественным ученым в области медицины и педагогики Петром Францевичем Лесгафтом. Его книга “Основы естественной гимнасти­ки”, вышедшая в 1874 году, была широко известна в России. В 1893 году он создал в Петербурге общество содействия физическому разви­тию учащейся молодежи. Отделения этого общества стали возникать в различных городах Российской империи, в том числе, на Кавказе. В 1902 году “Терские ведомости” сообщали”: “В воскресенье в зале классичес­кой гимназии состоялось предварительное совещание 23 лиц, пожелав­ших учредить во Владикавказе гимнастическое общество. Результаты совещания следующие: все собравшиеся за общей подписью подали заявление в комитет общества любителей велосипедного спорта о том, что желательно ввести в программу этого общества занятия рациональ­ной гимнастикой для взрослых. Для обсуждения этого заявления будет созвано общее собрание членов. Если вопрос будет решен на собрании утвердительно, то предполагается списаться с Харьковским гимнасти­ческим обществом и просить его рекомендовать для Владикавказа пре­подавателей гимнастики”662.

В начале XX века руководство Владикавказских школ и училищ стало вводить в расписание уроки физического воспитания. Занятия вели на правах нештатных учителей отставные офицеры и прапорщики русской 170 армии. Прежде общество ограничивалось традиционным семейным фи­зическим воспитанием, а в рассматриваемое время стали появляться про­фессиональные гимнастические системы. Одной из них была чешская, так называемая сокольская гимнастика, основанная на традиционной физической культуре народов Чехии и Словакии. Она была системати­зирована чешским педагогом Мирославом Тыршой и включала ходьбу, бег, маршировку, упражнения со снарядами (гирями, палками, кольца­ми), исполнение пирамид группой людей, боевые упражнения. В Рос­сию, а затем на Северный Кавказ сокольская гимнастика попала после русско-турецкой войны 1877-1878 годов и получила во Владикавказе распространение среди интеллигенции. С 80-х годов во Владикавказс­ком реальном училище преподавалась гимнастика. Уроки проходили на открытом воздухе, в рекреациях. Преподавалась гимнастика и в мужс­кой классической гимназии.

Популярным видом спорта была борьба. В 1911 году была открыта школа борьбы и атлетики Сергея Рамонова. В 1912 году по инициативе группы местной интеллигентной молодежи на артиллерийском манеже впервые состоялась игра в футбол, которая со временем приобрела в городе массу поклонников. Футбольные матчи стали устраиваться за плату, в благотворительных целях. Например, 14 июня 1915 года на пла­цу Владикавказского кадетского корпуса состоялся футбольный матч, вход для болельщиков был платным. Собранные средства шли в пользу комитета помощи пострадавшим от войны. Многие горожане были лю­бителями катания на коньках. Для любительского катания использова­ли горку у Пушкинского сквера, а также каток во дворе жителя города Попова, около театра, устроенный местным предпринимателем. Пред­приимчивые горожане пытались организовать спортивные занятия, но городская управа чинила им всяческие препятствия. Например, домо­владелец Басиев хотел устроить на своем собственном участке рядом с трэком площадки под скетинг-ринг, но управа отказала, “за неуказани — ем точных границ места, на котором он предполагает устройство тако­вого”663. С аналогичной просьбой обращался в управу содержатель си­нематографа Риччи, избрав участок земли купца Оганова по улице Ло — рис-Меликовской. Эта просьба также не была удовлетворена664. В горо­де было много любителей велосипедного спорта, которые устраивали загородные прогулки, стихийные гонки. Администрация города и мно­гие жители жаловались, что по бульварам и улицам ездило слишком много велосипедистов, мешавших пешеходам665.

Особый интерес представляет городская культура детства. Социа­лизация детей в городском пространстве имеет слабую этническую ок­раску. Характер детского этнокультурного цикла определялся социаль­ной структурой урбанизированного общества. Досуг этого цикла был в значительной степени сопряжен с деятельностью городских клубов, ус­троенных по сословному принципу. Члены каждого клуба приобщали детей к своему социокультурному кругу. В дворянском и коммерческом клубах часто устраивали большие детские праздники, костюмирован­ные и танцевальные вечера. В конце XIX века дворянский клуб каждый четверг устраивал в своей ротонде детские вечера. Дети состоятельных родителей имели возможность проводить свободное время на трэке, где для них кроме спортивных развлечений организовывали праздники со спектаклями, танцами, музыкой, кинематографом. Например, в 1899 году детский праздник на трэке по случаю открытия летнего сезона прохо­дил с участием оркестра, демонстрацией “туманных картин”, танцами, фейерверком, воздушными шарами. Пруд был украшен факелами и фо­нарями666. В интеллигентных семьях престижным для детей занятием считалось изучение французского языка. Кроме существовавшей при французском обществе школы и детского сада, которые ежегодно про­водили французские вечера с постановкой спектаклей, танцев и играми, в 1912 году преподавателем владикавказского кадетского корпуса Э. де Леклюз был открыт детский сад с изучением французского языка на Марьинской улице, в доме доктора Н. А. Полякова, затем — на Московс­кой улице, где обучались дети с четырехлетнего возраста667.

Городской театр готовил детские спектакли. В 1889 году была по­ставлена “феерия” по произведению Ж. Верна “Вокруг света”. И детям, и взрослым надолго запомнились интересные декорации — тропический лес, змеиная пещера, праздник чародеев.

В обществе народных чтений для детей были разработаны специ­альные программы, включающие рассказы о животных, чтение сказок.

Администрация учебных заведений с помощью родителей и городс­ких благотворительных организаций проводила такие детские мероп­риятия как литературно-музыкальное утро, где дети выступали с чтени­ем стихов, исполнением песен и танцев, играли на музыкальных инст­рументах.

Популярными для детского чтения считались журналы “Детское счастье”, “Детский смех” с юмористическими рассказами, “Рассказы для детей графа Л. Н. Толстого”. В конце XIX века горожане имели воз­можность подписываться на детские журналы, в том числе на журнал для самых маленьких детей “Малютка”, каждый номер которого содер­жал премию-игрушку для склеивания, вырезания и раскрашивания. В 1908 году впервые вышла в свет книга для детей на осетинском языке в двух томах.

Городская интеллигенция заботилась и о физическом воспитании детей. Общество по устройству народных чтений специально для педа­гогов и родителей организовывало лекции о физическом развитии де­тей. В 1897 году во Владикавказ приехал лектор, педагог И. М. Радец — кий для чтения лекций “О причинах слабости молодого поколения”, “Чего не достает нашим детям”. Он рекламировал детские игры на воз­духе, показывая фотографии детских садов, рассказывал о воспитании и гигиене в других странах. “Огромный зал был переполнен интелли­гентной публикой”668. Еще до приезда Радецкого в городе было образо­вано общество физического развития детей, которое устроило система­тические курсы по подготовке руководителей детских игр. Инициато­ром этого начинания был профессор П. Ф. Лесгафт. В 1902 году К. Хета — гуров ставил вопрос об открытии гимнастического общества с целью достижения физического развития детей путем рациональной постанов­ки гимнастики669. В 1906 году был образован Владикавказский комитет по устройству детских подвижных игр, который проводил свои заседа­ния в доме Туганова на Александровском проспекте. На площадке го­родского сада и сквера Жуковского с 1906 года ежедневно в летнее вре­мя проводились игры. Дети распределялись на группы по половому и возрастному принципам. Каждая группа имела свою программу670. Это начинание перешло в традицию, игры проводились до 1917 года.

Были образованы курсы гимнастики и детских игр под руководством Н. Ф. Рудольфа. Они готовили учителей, “умелых в руководстве гимнас­тическими упражнениями и детскими играми”. С 1909 по 1912 год было подготовлено 600 учителей671.

По инициативе родителей и педагогов устраивались прогулки с иг­рами. По утрам детей собирали в Пушкинском сквере, откуда они от­правлялись в окрестности города, чаще всего на Лысую гору, на Сапиц — кую будку. Иногда эти прогулки превращались в эффектное шествие детей с флагами и знаменами, с оркестром. К ним примыкали и взрос­лые горожане.

Этнические и конфессиональные группы горожан сохраняли тради­ционные структуры обыденности. Их досуг во многом определялся нор­мами обрядовой жизни, стремлением к внутриэтническому и внутри­групповому общению, которое обеспечивалось и коммуникативной фун­кцией национальных обществ. Например, грузины в программу совре­менного городского мероприятия — “литературного утра” — непременно включали песни и басни на грузинском языке, осетины — на осетинс­ком, армяне — на армянском и т. д.

Развитие национальной культуры горожан проходило в одинаковых унифицированных городских формах через систему народного образо­вания, деятельность национально-культурных обществ, культурно-про­светительских учреждений, периодическую печать, книгопечатание, те­атр, литературно-драматические кружки и т. п. Но каждая национальная община вкладывала в эти формы свое содержание, свою духовную куль­туру.

В условиях городской общественно-культурной среды основной тен­денцией культурного развития была не внутриэтническая коммуника­ция, а интегративные процессы, порождавшие различные формы ме­жэтнического взаимодействия. Старовладикавказская интеллигенция была способна строить свои отношения с людьми другой национально­сти, отказываясь от стереотипов массового сознания и узкоэтнических ценностей и интересов. Об этом свидетельствуют вышеупомянутые фак­ты совместной деятельности в учебных заведениях и городских обще­ствах, творческое сотрудничество в театро-драматической и других фор­мах культуры, бескорыстная помощь более адаптированных к городс­кой среде осетин, армян, грузин менее приспособленным к ней татарам, ингушам.

Своеобразным индикатором в определении социокультурного уров­ня города являются гендерные отношения. Приведенный выше собы — тийно-биографический ряд показывает социальную активность женщин в системе образования, в благотворительной, в культурно-просветитель­ской деятельности, в организации досуга.

Анализируемый материал позволяет установить зависимость ген­дерных отношений от социального статуса горожан. Если в Дворянс­ком клубе, элитном обществе “Трэк” женщины принимали активное участие, для них были предусмотрены билеты, абонементы и так далее, то в коммерческом клубе торговцев и ремесленников их присутствие предполагалось только на открытых мероприятиях. В отличие от пред­ставительниц городской элиты, они были ограничены в своей социаль­ной активности.

Развитие женского образования меняло гендерные нормы. Образо­ванные горожанки — учителя, гувернантки, врачи, актеры-любители, лек­торы — вносили огромный вклад в развитие городской культуры. Сло­жившиеся в городе поло-ролевые стереотипы вполне допускали совме­стную деятельность мужчин и женщин в благотворительности, культур­ном просветительстве и других областях культуры.

Кроме социального статуса и уровня образованности женщин ген­дерные процессы определялись этническими стереотипами. Даже в ин­теллигентных кругах было распространено отношение к образованной женщине лишь как к матери, способной дать своим детям хорошее вос­питание. Многие представители национальной интеллигенции не пред­полагали большей социальной активности. Но развитие общественно­культурной среды трансформировало гендерные стереотипы. Самую заметную роль в “женской” истории города играли русские и осетинки. Социальная ментальность женщин других этнических групп проявля­лась слабее.

Наряду с межэтнической интеграцией в культурно-досуговой сфере происходила и социальная. Несмотря на сохранность сословных рамок, наличие клубов, устроенных по социальному признаку, совершенство­вание форм элитного досуга, стремление городских “верхов” к обособ­

ленности, наблюдались и такие явления как идентичность культурных форм во всех клубах, активная деятельность местной интеллигенции по приобщению простых людей, в первую очередь молодежи, к культуре городского досуга.

Заметной тенденцией развивающегося владикавказского культурного процесса был рост духовных и эстетических потребностей горожан.

Конечно, потребление городской культуры и выбор форм досуга не были одинаковыми в различных социальных и этнических средах. Со­циальные различия определялись во многом материальным благососто­янием, уровнем образованности, а этнические — степенью сохранности традиционной культуры.

Но в целом городской культурный комплекс был достаточно развит для восприятия новационных элементов, транслируемых из российских столичных центров.

Светское образование и формирование интеллигенции способство­вали возникновению городской общественно-культурной среды, значи­тельное место в которой занимали сословные клубы, благотворитель­ные, просветительские, национально-культурные общества и комитеты.

В 20-30 годах XIX века во Владикавказской крепости не было орга­низованных видов досуга. Одним из развлечений публики были прогул­ки к заставе, где среди проезжающих из России в Грузию можно было встретить знакомых, узнать о новостях. В крепости никто не получал газет, журналов, книг, а единственным средством коммуникации ее оби­тателей была воскресная обедня, после которой они собирались в доме коменданта Скворцова Николая Петровича. Как правило, его посещали и “князьки окрестных мирных аулов”. Комендант часто устраивал обе­ды, а в торжественные дни давал балы, желая “цивилизовать” жизнь крепости. Балы отличались некоторым своеобразием: “… в кавалерах недостатка нет, но женского танцующего персонала не насчитывалось более десяти душ. Несмотря на это, на этих балах соблюдается декорум. Хор музыкантов, человек в тридцать, почти весь из роговых инструмен­тов домашнего полкового изделия. Хор певчих тоже из такого числа го­лосов, и весьма недурных. Тем и другим хором заправляет офицер из армейских музыкантов, человек, по-своему даровитый: все бальные танцы сочинены им”459.

Большим событием в замкнутой, однообразной жизни крепости бывало редкое появление артистов-гастролеров, которые по дороге в Тифлис иногда задерживались во Владикавказе. Они давали спектакли в манеже Навагинского полка. Чаще всего сюда приезжала труппа став­ропольского театра, ставившего с большим успехом комедии, драмы, оперетты и водевили.

Еще одним развлечением для офицеров-любителей охоты были со­вместные с осетинами и кабардинцами выезды в район Эльхотово, где они охотились на коз, фазанов, оленей и кабанов.

После получения Владикавказом статуса города социокультурная ситуация несколько изменилась. По примеру других российских горо­дов здесь был основан первый сословный клуб — Дворянское (обще­ственное) собрание, призванный “доставлять своим чинам разного рода развлечения и общественные удовольствия, не воспрещаемые законом”460. Созданный для отдыха “почтенных господ”, он первое время распола­гался в частном доме на Театральной площади. По контракту содержа­ние клуба было предоставлено купцу Иванову, который вместо субси­дии получал доходы от членских взносов, карточной игры, входной платы и штрафов. Он оплачивал из этой суммы подписку газет и журналов, приобретение книг для клубной библиотеки. Число членов клуба по­стоянно увеличивалось, с 1869 года по 1878 год оно возросло в три раза. В 1870 году услугами библиотеки пользовалось 90 горожан, из них 70 — военных. К 1880 году здесь было 3472 книги и 297 журналов461. В нача­ле 1880-х годов общественное собрание построило себе здание в цент­ре города, на Театральной площади (современная площадь Ленина, зда­ние Дома офицеров). Большая часть здания была сдана в аренду под гостиницу “Бристоль”, а в огромном зале на втором этаже Дворянский клуб проводил свои мероприятия462.

По уставу Общественного собрания в нем допускались следующие виды досуга: беседы, чтение, публичные лекции, музыкальные и танце­вальные вечера, концерты, маскарады, табль-доты (застолья с общим меню — З. К.), игры в карты, шахматы, шашки, домино, нарды, бильярд, тонкадиль. Клуб обязывался иметь меблированную диванами и кресла­ми комнату для желающих проводить время в беседах, отдельное поме­щение с ломберными столами и шахматными столиками, столовую, зал для танцев, биллиардную комнату, буфет, библиотеку и специальную комнату для публичных чтений.

Общественное собрание было многонациональным по составу, о чем свидетельствует §85 Устава: “При входе в собрание фуражки, папахи, оружие, палки, хлысты и зонтики оставляются в прихожей у швейца­ра… Мусульмане могут входить в шапках и фесках”463. Клуб обязывал­ся не устраивать развлечений на Страстной неделе, в первый день Пас­хи и Рождества.

Дворянский клуб часто устраивал роскошные и многолюдные танце­вальные вечера, отдавая дань моде на европейские бальные танцы. Со временем они стали проникать и в среду городского простонародья, что было не только результатом подражания дворянскому быту, но и след­ствием буржуазного подхода к культуре разных слоев населения. Орга­низация подобных развлечений приносила немалый доход и приводила к некоторой нивелировке городской культуры.

В 1884 году “Терские ведомости” поместили следующее сообще­ние: “Недавно столичные газеты сообщали из Петербурга, что там в пос­леднее время устраивается ежедневно поражающее число балов, танце­вальных вечеров и пр., причем официально дозволенных — до 40 ежед­невно. Владикавказ, по-видимому, тоже кажется не хочет отстать в этом отношении от Петербурга… танцевальные и музыкальные вечера сме­няются один другим”464. В городе даже существовал специальный Со­вет распорядителей семейно-танцевальных вечеров. Летний танцеваль­ный сезон заканчивался 16 сентября, а зимний открывался 8 ноября. Особенно роскошным и многолюдным бывал первый танцевальный ве­чер в Дворянском клубе. Со временем наряду с европейскими танцами стали исполняться и “туземные”. Осетинские, армянские, грузинские и другие танцы устраивались на вечерах и народных гуляньях местными национальными общинами. Это был один из немногих этнически мар­кированных элементов городского досуга.

В Уставе Дворянского собрания указывалось, что его членами мог­ли быть лица всех сословий, пользующиеся уважением и добрым име­нем465. Но реально доступ в клуб был ограничен. Горожане сетовали на это обстоятельство: “Есть, правда, у нас юіуб, но не всякий может быть его членом, так как назначенный для этого взнос не по карману боль­шинству. Там есть библиотека, но не члены не имеют права пользовать­ся, а зря”466.

Со временем досуг многих горожан стал организовываться по клуб­ному принципу, что позволяло не только проводить свободное время в “своем” кругу, но и удовлетворять культурные запросы различных со­циальных групп.

В 1880 году впервые был поставлен вопрос об открытии коммер­ческого клуба, где “находили бы развлечение люди сословий торгового, ремесленного”467. Располагался он в доме Андреева на Александровс­ком проспекте. Устав коммерческого клуба, утвержденный в 1884 году, гласил, что клуб “имеет целью доставить членам своим возможность про­водить свободное от занятий время с удобством, приятностью и пользой”. Кроме устройства балов, маскарадов, танцевальных, музыкальных и ин­струментальных вечеров и драматических представлений, клуб обязывался выписывать книги, газеты, а также приглашать “лиц специальных по раз­ным наукам для чтения лекций”. Членами коммерческого собрания были только мужчины, женщин приглашали лишь на открытые мероприятия. Были разрешены все игры, кроме азартных468. Особой популярностью пользовался кэгель-банк, игра в кегли и биллиард.

В июле 1906 года открылось профессиональное общество приказ­чиков, призванное защищать правовые, экономические и профессиональ­ные интересы, содействовать “умственному, профессиональному и мо­ральному развитию приказчиков”, оказывать им материальную помощь во время безработицы, болезней и т. п. Согласно Уставу, общество име­ло библиотеку, читальню, устраивало публичные лекции, чтения, кур­сы, собеседования469. К 1908 году в городе уже были “клуб собрания лиц, служащих в правительственных и общественных учреждениях” (клуб чиновников), который располагался в доме Дейкарханова на ули­це Базарной и клуб общества ремесленников, находившийся на улице Ремесленной. Клубы приказчиков и ремесленников отличались тем, что наряду с обычными городскими культурными мероприятиями, их дея­тельность предполагала и материальную поддержку своих членов470.

Клубы занимались и благотворительностью. Например, клуб чинов­ников весной 1915 года устроил благотворительный вечер в пользу боль­ных и раненных сербских воинов, которые первыми познали на себе тяготы войны. За эту акцию клуб чиновников получил благодарность от королевской сербской миссии471. Несмотря на сословные перегородки, городские клубы способствовали развитию общественно-культурной среды.

В середине XIX века для многих российских городов была харак­терна активизация благотворительной деятельности. Правительство вы­деляло совершенно недостаточные средства на развитие народного об­разования, здравоохранения и социального обеспечения. Функциони­рование этих сфер было невозможно без частной благотворительности.

Во Владикавказе в 1869 году впервые был поставлен вопрос об ос­новании общества всепомощенствования бедным, которое бы, по при­меру других городов, взяло на себя устройство благотворительных ме­роприятий и распределение денег. Желающие образовать Благотвори­тельное общество (их оказалось 90 человек) стали ходатайствовать пе­ред администрацией. Не дожидаясь официального разрешения они со­брали годовые взносы, по 3 рубля, и организовали ряд благотворитель­ных акций472. В январе 1870 года состоялось официальное собрание об­щества, которое выработало Устав, избрало членов комитета. К этому времени Благотворительное общество насчитывало 167 человек. Его первым крупным мероприятием была лотерея-аллегри. “Встретив пол­ное сочувствие со стороны общества, выразившееся в большом количе­стве пожертвований вещами и деньгами, комитет нашел возможным затратить на покупку вещей только 55 рублей, а на остальные средства приобрести лотерейные билеты”. Эта акция принесла обществу доход в 1412 рублей473. В течение нескольких последующих лет благотворитель­ная деятельность не отличалась особой активностью, она сводилась к организации лотереи и раздаче пособий бедным. Горожане были слабо информированы о работе благотворителей. К началу 1880 года ситуа­ция изменилась. Почетным председателем Благотворительного обще­ства тогда был Начальник Терской области А. П. Свистунов, а почетной председательницей — его супруга М. Б. Свистунова474. Впервые в 1880 году был устроен благотворительный бал, а затем — народное гулянье, которые принесли обществу большие доходы. Местная пресса отмеча­ла: “Комитет еще никогда не делал таких значительных расходов на по­собия, как теперь, что вызывает большую благодарность как к участни­кам в деятельности комитета, так и к обществу, с такой готовностью откликающемуся на призыв его”475. Среди горожан было немало филан­тропов, пожертвования которых позволили обществу кроме выдачи ча­стных пособий, предоставлять беспроцентные ссуды бедным семьям, оплачивать обучение нуждающимся детям. Например, в 1880 году об­щество выплачивало две стипендии учащимся ремесленных училищ и 10 стипендий учащимся Ольгинской женской гимназии. В том же году было выплачено 70 пособий горожанам, “неспособным к труду по ста­рости и болезням”476. Благотворительное общество периодически печа­тало в местной прессе свои финансовые отчеты, указывая не имена по­лучавших помощь, а их сословную принадлежность. Оглашались толь­ко имена “жертвователей”, среди них были горожане разных националь­ностей. Например, 25 февраля 1880 года общество получило 200 руб­лей, пожертвованных дворянином Мамад Гусейн бек Ибрагимбековым и группой персидско-подданных477.

В 1881 году от Благотворительного общества отпочковалось еще одно — “Комитет всепомоществования учащимся города Владикавказа”. Его возглавил сам А. М. Смекалов, а его супруга Е. А. Смекалова стала Пред­седателем Благотворительного общества. Ей удалось наладить сотруд­ничество с Владикавказским общественным собранием, которое в це­лях поддержки Благотворительного общества повысило платежи за вход в клуб и за игры в карты. Вырученная сумма, а также доход с бала-мас — карада, были переданы новому обществу. Сначала оно насчитывало всего 27 человек. Цель его заключалась в оказании материальной помощи “недостаточным” учащимся средних учебных заведений Владикавказа, а по возможности и выпускникам, продолжающим учебу в других горо- дах. Анализ финансовых отчетов “Общества всепомоществования уча­щимся города Владикавказа” показывает, что оно оказывало конкрет­ную материальную поддержку ученикам классической гимназии, Вла­дикавказской женской гимназии, реального училища, городского, ремес­ленного и городским школам. Часто оказывалась адресная помощь слу­шателям высших учебных заведений478. Согласно Уставу общество име­ло право “для усиления своих средств” устраивать концерты, спектак­ли, публичные чтения, народные гулянья и другие мероприятия.

Новое общество оправдало возлагаемые на него надежды. Филант­ропические настроения многих горожан оказались связаны с заботой об образовании молодежи. В 1880 году в обществе было уже 230 чле­нов, в том числе 28 кабардинцев и балкарцев из Нальчика, которые изъя­вили желание стать членами общества и внесли годовой взнос. Это были К. Анзоров, Б. Атажукин, Т. Алдатуков, М. Наурузов, К. Атажукин, Т. Мисостов, Б. Иналов, X. Абезыванов, И. Урусбиев, X. Урусбиев, А. Урус — биев, К. Абаев, Б. Шарданов, X. Калеметов, А. Балкароков, А. Кудашев, К. Лафишев, К. Дашкоков, М. Тохтамышев, X. Астемиров, Э. Мурзаев, X. Шамбаров, Ш. Алмов, Б. Абезыванов, Т. Балкаров, Ж. Тохтамышев, С. Мамышев, С. Загишев479.

В 1882 году с аналогичными целями, но с более широким полем деятельности было образовано “Общество распространения образова­ния и технических сведений среди горцев Терской области”. 5 января 1883 года были проведены выборы в правление, оформлен Устав, со­гласно которому общество имело право строительства школ, оказания материальной помощи учащимся-горцам. Членами первого правления стали представители горской интеллигенции — М. Далгат, М. Кипиани, И. и Дж. Шанаевы, А. Урусбиев. Кандидатами в правление были избра­ны И. Бигаев, отец Михаил (Сухиев), Б. Долгиев, казначеем — А. Берет­та, секретарем — И. Тхостов. Самый первый сбор был получен с благо­творительного концерта-спектакля, в котором приняли активное учас­тие известный скрипач Султан-бек Абаев и актеры-любители480. Обще­ство часто устраивало народные гулянья и другие благотворительные акции “с целью помочь учащейся в различных концах России горской молодежи независимо от нации и религиозной принадлежности”481.

Многие горцы получили образование в Ставропольской гимназии, директор которой Я. М. Неверов проявлял к ним особое внимание и за­боту. Он занимался не только организаторской и педагогической дея­тельностью, но и оказывал горцам материальную помощь. В отчетах “Общества распространения образования..его имя встречается в спис­ках пожертвовавших денежные суммы482. “За счет общества горцы учи­лись в Лорис-Меликовском училище, Ольгинской женской гимназии и других заведениях Владикавказа, а также Петербурге и других городах.

Общество сыграло исключительную роль в подготовке специалис­тов, в формировании горской интеллигенции. Особенной активностью отличались осетины. Городские культурно-просветительские общества в 1870-1880 годах были мононациональными, в их работе участвовала, как правило, русская интеллигенция. Образованные осетины-горожане находили применение своим силам в “Обществе распространения…”. В 1899 году секретарем общества был Гаппо Баев — будущий городской голова, председателем и почетным членом долгие годы был М. Кипиа­ни. Члены общества приняли активное участие в борьбе за сохранение осетинской женской школы во Владикавказе, в сборе средств для стро­ительства общежития на 50 мальчиков, в издании книг и брошюр на языках горских народов.

Общество проводило мероприятия по ознакомлению горцев с но­вой сельскохозяйственной техникой, особенно с усовершенствованны­ми плугами. Деятельность общества является и свидетельством консо — лидационных тенденций в среде горской интеллигенции.

Местные власти стремились расширить благотворительную деятель­ность горожан, привлечь их к решению социальных проблем. Одной из

них было воспитание сирот. С этой целью было создано “Общество по­печения о сиротах и бедных детях города Владикавказа”, главной забо­той которого был детский приют. Свою задачу члены общества видели в том, чтобы приютить сирот, а по возможности и детей бедных горо­жан, “вырастить их, воспитать, подготовить к честному самостоятель­ному труду”483. Председателем комиссии этого общества долгое время был барон В. Р. Штейнгель. В 1896 году он внес крупное пожертвование на организацию народного гулянья, обеспечившее детей на полгода484.

Предметом особой заботы для “Общества попечительства о сиро­тах и бедных детях”, “Владикавказского общества воспитательно-ис­правительного приюта для несовершеннолетних” и некоторых других были дети, жившие на окраинах города, где широко бытовали азартные игры на деньги среди подростков, игры в карты, в кости, в “орлянку”485. На Червленной улице было открыто детское дневное убежище, в кото­рое принимали детей бедных горожан, занимающихся полевыми и по­денными работами. Управление Красного Креста, образовавшее это убежище, старалось приобщить детей к массовой городской культуре. В пользу детского дневного убежища устраивались народные гулянья, ло — тереи-аллегри и т. п. Как правило, эти благотворительные акции находи­ли отклик у горожан.

Другой социальной проблемой для городских властей было злоупот­ребление алкогольными напитками определенной частью горожан. С целью “искоренения пьянства” был образован “Комитет попечительства о народной трезвости”. Эта организация была призвана проявить забо­ту о той части горожан, которая предпочитала проводить свободное время в пивных и трактирах. На небольшой территории от угла улицы Марь­инской-до Вокзального проспекта по Госпитальной улице располага­лось три пивные, где кроме крепких напитков публика развлекалась иг­рой в карты на деньги, игрой в “наперстки”. Сохранилось описание та­кой игры: “человек, обиратель, держит в одной руке пачку рублевых бумажек, а другой рукой искусно передвигает три наперстка, из кото­рых под одним кладется маленький шарик. Поднявший наперсток, под которым находится шарик, выигрывает. Игрок бывает окружен соучаст­никами, которые делают ставки от рубля и больше и, конечно, выигры­вают и тем завлекают прохожих, а между тем эти прохожие, как прави­ло, проигрывают… Особенно попадаются мохевцы, приезжающие во Владикавказ за хлебом. Возле базарных трактиров и духанов обыгры­вают осетин, ингушей”486. Справедливое негодование горожан вызывал тир, располагавшийся около кладок, где постоянно проходила игра в кегли на деньги и толпилась масса городской молодежи. Посещение мно­гочисленных пивных часто завершалось пьяной бранью и драками. Как отмечали корреспонденты “Терских ведомостей”, “… в этом отноше­нии Владикавказ с каждым годом все больше и больше прогрессирует и

9 Заказ №1611
пропитывается “русским народным духом”. Лет 10-15 назад здесь пья­ный человек на улице казался редкостью, а теперь попробуйте-ка прой­тись по нашим бульварам в праздники, особенно под вечер, и много некрасивого вы увидите, услышите и даже может быть почувствуете”487. Горожане старались обходить стороной Молоканскую слободку, где пьян­ство, хулиганство, драки, грабеж прохожих, даже почтальонов, были обычным явлением. Дикими нравами славилась и Курская слободка. Нанесение тяжких побоев, увечий ни в чем не повинным прохожим, беспомощность местной администрации приводили к тому, что горожа­не даже днем избегали территорию этой слободки488.

Очень часто нарушителями общественного порядка становились горожане первого поколения, выходцы из деревенской этнокультурной среды. Известно, что поведенческие формы людей, освободившихся от жестких норм традиционного уклада, соответствовали праздному архе­типу: город воспринимался ими как пространство, дающее свободу и вседозволенность.

Комитет попечительства о народной трезвости предлагал им аль­тернативные способы проведения досуга. Он открыл несколько народ­ных чайных, дешевую столовую, где устраивались вечера, концерты, лекции и беседы общеобразовательного характера. Очевидно, такая де­ятельность пришлась по вкусу простым горожанам: в бесплатной чай­ной в феврале 1908 года побывало более 2000 человек, в августе — 5920 человек, в июне 1909 года — 7850 человек489.

Эту инициативу поддержало местное управление Красного Креста, открыв аналогичные заведения на Осетинской слободке и при городс­ком ночлежном доме490.

Чтения с “туманными картинами”, “волшебным фонарем” с поучи­тельными сюжетами проводились даже для заключенных владикавказ­ской областной тюрьмы. “Трудно представить себе с каким вниманием, если не благоговением относится к таким чтениям эта “серая” публика, сплошь заполняющая коридоры областной тюрьмы, рассаживаясь по асфальтному полу…”,- писали очевидцы491.

Благотворительные общества и комитеты не только помогали в ре­шении социальных проблем, но и способствовали развитию культур­ной жизни города.

Эту функцию они разделяли с культурно-просветительскими обще­ствами. Одним из первых в городе было “Общество по устройству на­родных чтений”. В 1870-х годах жители города отмечали: “… общество наше не удовлетворяется уже ни тесными рамками изолированной до­машней жизни, ни бесцельными собраниями в публичных местах, ни взаимными визитами с их неизбежными сплетнями и пересудами, но ищет более разумного препровождения своего досужего времени и бо­лее полезного употребления имеющихся у него в наличности талантов — сценических и музыкальных…”492. В прессе высказывалось предло­жение об организации публичных чтений: “В нашем Владикавказском обществе есть все необходимые условия для того, чтобы публичные чте­ния приобрели в его среде такое же право гражданства как концерты и спектакли. У нас есть немало представителей ученого сословия, окон­чивших курс в университете, есть много специалистов военного дела, медицины, общественной гигиены, сельского хозяйства, промышлен­ности, торговли и т. п. Все эти представители науки и практических зна­ний не откажутся хоть изредка делиться с публикой наиболее практи­ческими и пригодными для жизни выводами своей науки… Из сотни молодых и старых людей, убивающих теперь бесцельно свою жизнь в различного рода грубых удовольствиях, по крайней мере десятки вос­пользуются ими с выгодой для себя и общества”493. Опыт подобных ме­роприятий — чтений и литературных вечеров был у офицеров Тенгинс — кого полка494.

В июле 1870 года группа инициаторов получила разрешение Началь­ника Терской области проводить публичные чтения по средам и суббо­там в зале городского общественного управления. Тематика предлагае­мых лекций была разнообразной: “О новой судебной реформе” (лектор И. И. Евлахов), “О крови и кровообращении” (лектор К. С. Козловский), “Об электричестве статистическом” (лектор Х. С. Антонов), “Краткий очерк геологии” (лектор А. М. Руднев)495. Все эти лекции были благо­творительными, сбор с них был использован в пользу бедных горожан. Большая часть жителей Владикавказа получила возможность полезно­го времяпрепровождения. В 1890 году по инициативе небольшого круга лиц из интеллигентных представителей города были предприняты пер­вые попытки учреждения “Общества народных чтений”. Согласно Ус­таву, цель его заключалась в “развитии духовно-нравственных и эстети­ческих чувств в народе, а также сообщении ему общеобразовательных и полезных сведений по всем отраслям знания”. Председателем его стал известный лектор Г. Г. Тер-Барсегов. Общество по устройству народных чтений обязывалось по воскресным и праздничным дням организовы­вать мероприятия с привлечением различных наглядных пособий, ис­пользованием кинематографа496. Оно имело несколько аудиторий: в жен­ской прогимназии, в городской управе, в мещанском и Николаевском училищах. В 1903 году была открыта аудитория в Пушкинском учили­ще, в 1906 году — на Молоканской и Курской слободках. Лекционная деятельность была рассчитана на разные категории горожан. В програм­му входили чтения по произведениям А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого и других русских и зарубежных авторов, беседы на духовно-нравствен — ные темы, лекции по общественно-политическим и экономическим воп­росам, по страноведению, по профилактике инфекционных заболева­ний и т. п. Правление общества устраивало лекции и на осетинском язы­ке: врач Беликов на Владимирской слободке читал лекции о чуме и дру­гих инфекционных заболеваниях, горожанин Амбалов — о роли коопе­ративов497. Среди осетин было немало популярных лекторов. Местная пресса публиковала восторженные отзывы о лекциях И. В. Баева по био­логическим, социально-хозяйственным и нравственно-религиозным ас­пектам брака, мистицизме и поэзии, сбор с которых шел в пользу “Об­щества распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области”498. По просьбе различных промышленных пред­приятий читались лекции для рабочих и мастеровых. Общество откры­ло бесплатную библиотеку-читальню на Базарной площади.

В 1911 году в этой читальне и в аудитории Пушкинского училища были установлены сцены для постановки спектаклей с целью “дать народу разумное и дешевое развлечение”. Члены общества ставили пьесы Островского, Горького, Гоголя и других известных писателей. Аудитория Пушкинского училища привлекала самое большое число слушателей.

Со временем в структуре общества сформировалось 6 отделов — духовный, литературный, исторический, географический, естествовед­ческий и медицинский. В 1911-1912 гг. было организовано 1083 ме­роприятия, привлекших 138.566 слушателей. Столь эффективная дея­тельность поощрялась субсидиями от администрации. По инициативе общества было принято решение о строительстве народного дома, в котором бы располагались сцена, аудитории, библиотека, областной музей499. Местная пресса сообщала о закладке здания “народного дома”. Свидетелями этой акции были представитель начальника Терской об­ласти, его супруга Н. Я. Флейшер, городской голова Г. Баев, директоры и учителя местных учебных заведений, представители общественных организаций, масса горожан. Было совершено молебствие и закладка здания500. В мае 1914 года общество обратилось к областной админис­трации с просьбой внести дополнительный пункт в свой Устав — право приобретать в собственность или аренду движимое и недвижимое имущество. Речь шла о “Народном доме”, который в случае закрытия общества должен был перейти Владикавказскому городскому самоуп­равлению для тех же целей501.

В 1880-х годах во Владикавказе были образованы общество люби­телей охоты, скаковое общество.

Немало было людей, предпочитавших проводить свой досуг в окре­стностях города, с охотничьим ружьем. Они и были организованы в об­щество любителей правильной охоты, которое ежегодно проводило свои праздники, состязания в стрельбе на призы по тарелочкам и мишеням. Одним из популярных видов охоты у владикавказцев был “вальдшнеп” — спортивная охота за лесным куликом. Её сезон начинался в марте и октябре502. Среди жителей города было много охотников, о чем говорит успешная торговля с середины 80-х годов ружьями, охотничьими при­надлежностями, дробью, картечью в “Магазине официальных вещей и галантерейных товаров И. М. Ладыженского”503. На Балтинской даче ча­сто устраивалась коллективная охота.

Среди жителей города были и любители верховой езды. Владикав­казское скаковое общество часто устраивало скачки на ипподроме на призы, выставки жеребят и лошадей. Много наездников было среди осе­тин504.

В ноябре 1892 года было основано медицинское общество с целью “способствовать научному совершенствованию врачей, ветеринаров, фар­мацевтов, содействовать улучшению санитарного состояния области”505.

К началу XX века общественно-культурная жизнь Владикавказа за­метно оживилась.

4 марта 1906 года были утверждены “Временные правила об обще­ствах и союзах”, на основании которых Терское областное по делам об открытии, регистрации, воспрещении и закрытии обществ и союзов При­сутствие должно было произвести регистрацию всех обществ. Проце­дура была простой: каждое общество обязывалось представить свой Устав и уплатить взнос. Причиной для отказа в регистрации станови­лось только несоблюдение этих требований.

Правительственное постановление 1906 года значительно активи­зировало общественно-культурную жизнь города, где в течение трех­четырех лет были зарегистрированы самые разнообразные общества, союзы, комитеты, кружки, имевшие культурно-просветительские, спортивные, познавательные цели.

Было учреждено Владикавказское эсперантское общество “Казбек” с целью изучения и распространения вспомогательного международно­го языка “Эсперанто”. Считалось, что это могло облегчить “научные, литературные, торговые и иные сношения между всеми культурными народами”, способствовать взаимному сближению живущих на Кавказе лиц, интересующихся вопросом о вспомогательном международном язы­ке”. Деятельность общества “Казбек” предполагала устройство практи­ческих, литературных и художественных бесед, организацию курсов, издание газет, журналов, книг, брошюр, устройство специальной биб­лиотеки506.

Молодежь города отличалась высокой социальной активностью, участвовала в деятельности многих клубов и обществ, пыталась обра­зовать “Владикавказское студенческое общество” с целью оказания ма­териальной поддержки нуждающимся студентам, проведения дискур­сов по научным и общественным проблемам, организации музыкаль­ных и литературных вечеров, драматических представлений, лекций. Администрация отказала студентам в просьбе, ссылаясь на неправиль­ное оформление Устава507.

Было основано общество любителей французского языка “Alliance Francaise”. Оно имело свою школу, клуб, библиотеку, детский сад по ул. Сергеевской508.

В 1909 году было основано политехническое общество. Его Пред­седателем был военный инженер, подполковник Н. А. Шлейснер. Ак­тивно работали А. И. Духовский-Штейнгерь, директор Девдаракского ледника, известный в городе своими статьями о ледниках, врач И. С. Исакович, магистр формации И. С. Ткешелашвили, присяжный поверен­ный Башир Далгат, управляющий городским банком Д. Батюшков. Об­щество организовывало экскурсии и лекции509.

Повысилась социальная активность национальных общин города. Их представители стали работать в общегородских обществах, о чем говорят списки их членов. Стали открываться и национальные обще­ственные и культурно-просветительские организации.

В сентябре 1906 года было зарегистрировано осетинское издательс­кое общество “Ир”, которое получило право издавать на осетинском и других языках периодику, книги, брошюры, художественные произве­дения, иметь свою типографию, книжный магазин и киоски, проводить культурно-просветительские мероприятия510.

В 1907 году прошло регистрацию благотворительное общество “Химмат”, организованное по инициативе персидского вице-консула с целью “доставления средств к улучшению материального и нравствен­ного состояния бедных персидско-подданных”. Часть доходов оно по­лучало за счет организации литературных чтений, лекций, концертов511. В том же году было основано мусульманское благотворительное обще­ство “Муруват” русско-подданными персами. Оно имело аналогичные цели, а к перечню культурно-массовых мероприятий в своем Уставе до­бавляло маскарады, спектакли, лотерею и народные гулянья512. В 1907 году было внесено в реестр городских “общество Владикавказских мо­локан”, основанное с целью “поднятия культурного, духовно-нравствен­ного уровня и экономического благосостояния”. Оно намеревалось стро­ить школы, библиотеки, читальни, оказывать помощь нуждающимся513.

В 1909 году вместо существовавшего Попечительного Комитета Владикавказского грузинского училища было открыто местное отделе­ние Тифлисского общества распространения грамотности среди грузин, которое действовало по Уставу Тифлисского общества514. В том же году вместо существовавшего “Общества пособия бедным армянам города Владикавказа” было открыто “Владикавказское отделение армянского благотворительного общества на Кавказе”515.

В 1909 году был зарегистрирован Устав “Общества любителей каза­чьей старины”, созданного с целью “разработки казачьей истории вооб­ще, а Терского войска, в частности”. Предполагалось “всестороннее ис­следование казачьего быта, распространение достоверных сведений о казачестве в его прошлом и настоящем”, снаряжение экспедиций и экс­курсий, сбор коллекций, книг, рукописей, издательская деятельность, устройство публичных лекций, бесед и диспутов516.

Городская интеллигенция, в основном, осетинская, старалась про­явить заботу об ингушах. Когда слободка Шалдон, где они приобрели садовые участки, была включена в городское пространство, ингуши нео­жиданно получили статус горожан, но оказались на периферии влади­кавказского культурного процесса. В 1908 году при активной помощи горожан они основали “Общество просвещения ингушского народа” под председательством есаула К. Козлова517. Местная пресса отмечала, что о просвещении ингушей заботились “посторонние лица”, призывавшие оказывать им всяческую поддержку. Осетины Джантемир Шанаев, Ас­ланбек Хутиев, абхазцы Кази и Асултан Маршани ходатайствовали пе­ред администрацией Терской области об образовании “Общества помо­щи бедным студентам-ингушам”518. Видные люди города Владикавказа даже устроили для него несколько благотворительных вечеров. Но в связи с обострением криминогенной ситуации, инспирированным ингушами, эти общества были закрыты519.

Многие этнические группы подготовили проекты Уставов различ­ных обществ, призванных содействовать развитию городской националь­ной культуры. Эти вопросы находились на стадии активного обсужде­ния.

Но 20 января 1910 года вышел циркуляр Министерства Внутренних дел, в котором указывалось, что “с изданием высочайше утвержденных 4 марта 1906 года Временных правил об обществах и союзах среди ино­родческих элементов, населяющих Россию, стало наблюдаться особое движение к культурно-просветительному развитию отдельных народ­ностей на почве пробуждения узкого национально-политического само­сознания и образование для этой цели ряда обществ под самыми разно­образными наименованиями, имеющих целью объединение инородчес­ких элементов на почве их исключительно национальных интересов… Такие общества несомненно ведут к усугублению начал национальной обособленности и розни и потому должны быть признаны угрожающи­ми общественному спокойствию и безопасности”520.

Местному по делам об обществах и союзах Присутствию было пред­писано при обсуждении ходатайств о регистрации каких бы то ни было инородческих обществ независимо от преследуемых ими целей выяс­нять, “… не преследует ли такое общество вышеуказанных задач и в утвердительном случае неукоснительно отказывать в регистрации их уставов на точном основании приведенных указаний Правительствую­щего Сената”521.

В 1910 году владикавказские евреи представили к регистрации об­щество еврейской драмы, литературы и музыки. Устав определял целью этого общества изучение еврейской музыки, литературы, распростране­ние музыкального образования. Предполагалась организация хоровых коллективов, оркестра, трио, квартета, драматических и музыкальных вечеров, лекций по истории музыки, драмы, литературы, сбор еврейс­ких песен и синагогальных мотивов, устройство библиотеки. Еврейско­му обществу было решительно отказано в регистрации. Позднее, в 1915 году директор народных училищ Терской области потребовал, чтобы материальную заботу о Владикавказском русско-еврейском училище взяло на себя попечительство. Но когда евреи подали к регистрации Устав “Попечительства о Владикавказском русско-еврейском училище”, им было отказано522.

В 1911 году в местное по делам об обществах и союзах Присутствие поступило заявление от осетин — С. Такоева, А. Канукова, К. Дигурова и А. Джанаева-Хетагурова — о регистрации Владикавказского осетинс­кого литературно-музыкального драматического кружка, который дол­жен был стать “центром для сближения осетин — литераторов, любите­лей музыки и осетинского драматического искусства”, содействовать развитию осетинской литературы, музыки, драмы. Городские осетины готовы были проводить литературные вечера, музыкально-драматичес — кие собрания, публичные концерты, драматические представления, се­мейные вечера523. Местная администрация, вооруженная циркуляром МВД, отказала обществу в регистрации, определив, что оно “… имеет целью развитие исключительно осетинской национальности”, “направ­лено к обособлению осетинских национальных интересов”, “… послу­жит усугублению национальной розни между осетинами и другим насе­лением”524.

Аналогичной была ситуация с греческим благотворительным обще­ством, которое намеревалось взять на себя заботу о бедных греках-горо — жанах: снабжать нуждающихся приютом, одеждой, пищей, выдавать де­нежные пособия нетрудоспособным, содействовать трудоустройству, рас­пространять грамотность путем открытия школ, библиотек, читален и других просветительных учреждений525. После многочисленных бюрок­ратических придирок к уставу общество так и не было внесено в реестр городских организаций. Очевидно, благотворительность тоже призна­валась угрозой общественному спокойствию, если исходила от “ино­родцев”526.

Городские армяне в феврале 1910 года хотели открыть “Владикав­казское армянское литературно-художественное общество” с целью изу­чать армянскую литературу, музыку, драму и искусство, оказывать со­действие людям, посвятившим себя изучению армянской литературы и искусству. Устав предполагал организацию публичных лекций, лите­ратурных, музыкально-художественных вечеров, драматических спек­таклей, издание популярных произведений и т. п. Отказ был оформлен в соответствии с правительственным постановлением: "… при таком ха­рактере деятельности, направленной к обособлению армянских нацио­нальных интересов, общество несомненно послужит только усугубле­нию национальной розни между армянами и прочим населением в ущерб общественному спокойствию и безопасности”.

В июне 1913 года армяне просили открыть в городе филиал “Кав­казского Армянского издательского общества”, но получили отказ с той же формулировкой527.

Циркуляр МВД предписывал не только запрет на регистрацию но­вых обществ, но и "… тщательно ознакомиться с деятельностью уже существующих инородческих обществ и в подлежащих случаях возбу­дить установленным порядком вопрос об их закрытии”. Владикавказс­кий полицмейстер получил специальное указание от начальника Терс­кой области генерал-майора Степанкова проверить осетинское издатель­ское общество “Ир”. Полицмейстер доносил, что “по собранным не­гласным сведениям” “движения от указанного общества с целью про­буждения узкого национально-политического самосознания не замеча­лось”, что “за отсутствием средств к существованию оно в данное вре­мя приходит в упадок и за последнее время издало лишь несколько бро­шюр с переводными стихотворениями и мелкими рассказами на осе­тинском языке”. Тем не менее местной администрации было рекомен­довано продолжать негласное наблюдение за деятельностью общества, потому что во главе его стояли люди “не вполне безупречные в полити­ческом отношении”, примыкающие к партии социал-демократов. Речь шла о лучших представителях осетинской интеллигенции — Симоне Та — коеве, Алмахсите Канукове, Харитоне Уруймагове, Саукудзе Тхостове, Махарбеке Туганове528.

Гораздо больше пострадала грузинская община, открывшая в 1909 году Владикавказское отделение “Общества распространения грамот­ности среди грузинского населения”. В ходе проверки его работы выяс­нилось, что учителя Владикавказского грузинского училища препода­вали на грузинском языке. Это вовсе не противоречило уставу Тифлис­ского общества, но приговор, вынесенный Терским областным по де­лам об обществах и союзах Присутствием, гласил, что устав не соответ­ствует законам Российской империи, а деятельность общества направ­лена на обособление грузинского населения “в угрозу общественному спокойствию и безопасности”529.

Французское общество в 1910 году всего лишь просило внести из­менения в Устав, дающие ему право оказывать помощь иностранцам, родным языком которых был французский, но тоже получило отказ530.

Более благосклонно областная администрация отнеслась к местным полякам, которые в 1915 году просили образовать при Владикавказском обществе филиал “Петроградского общества всепомоществования бед­ным семействам поляков, участвовавших в войне и пострадавших от военных действий”. Такие филиалы были открыты в Пятигорске, Гроз­ном, Владикавказе, но с условием строжайшего надзора за их деятель­ностью531. В 1916 году польское общество провело несколько музыкаль­ных благотворительных вечеров532.

Национальная политика правительства стала серьезным препятстви­ем в развитии городских общин, но не могла прервать интенсивно раз­вивающийся культурный процесс. Когда “инородческие” общества ока­зались вне закона, формирующаяся национальная интеллигенция стала приобщаться к деятельности общегородских культурно-просветительс — ких учреждений.

Гораздо легче было зарегистрировать общество или комитет, не име­ющие этнической маркировки и не связанные с политической деятель­ностью.

В июле 1910 года был поставлен вопрос об открытии “Комитета Российского общества туристов в городе Владикавказе”. Отделения этого общества (Русского Туринг-Клуба) действовали во многих городах, но учредителям пришлось доказывать, что они чужды всякой политичес­кой деятельности и имели одну цель — развитие туризма на Кавказе. Несмотря на донос о политической неблагонадежности некоторых чле­нов общества, оно после долгих переговоров было открыто. Учредите­лями его были известные в городе люди — владельцы магазинов и оте­лей Дж. Чиячич, П. Морозов, К. Отаров, Д. Шульц, А. Никитин, С. Вар — тазаров, Г. Бурдули, М. Кереселидзе, И. Андреев, фотограф А. Джанаев — Хетагуров, инженер В. Грозмани и другие533.

В октябре 1910 года было основано еще одно “Владикавказское об­щество туристов”, учредителями которого были отставные военные — подполковник Боков, полковник Ленский и другие. Общество предпо­лагало “организацию экскурсий по Кавказскому краю с осмотром и изу­чением местной горной природы, растительных и животных видов, ми­неральных ископаемых, фабрик, заводов, кустарных промыслов, озна­комление с бытом и нравами населяющих Кавказ народностей”, уст­ройство съездов и выставок, публичных лекций, бесед. После много­численных придирок к Уставу общество было официально открыто, но Владикавказский полицмейстер обязывался учредить за ними строгий надзор534.

В мае 1912 года было разрешено открытие во Владикавказе филиа­ла “Русского горного общества”. Его учредителями выступили упомя­нутый выше А. И. Духовской-Штейнгерь, врач Я. Рискин, ветеринар Ен — држеевский, преподаватели Кадетского корпуса Н. Златовратский и К. Проскура, журналист М. Спичкин, топограф П. Цирюльников. Обще­ство обязывалось содействовать массовым экскурсиям учащихся из Рос­сии, а также объединять исследователей гор и любителей горных путе­шествий, изучать горы. По Уставу оно могло проводить научные иссле­дования, экскурсии, чтения, выставки, музеи, съезды535.

При Владикавказском Кадетском корпусе тоже был Горный кружок, цель которого заключалась в том, чтобы “путем экскурсий, чтения ре­фератов, образовательных бесед по вопросам географии, народоведе­ния, фауны, флоры, разных открытий в области природных богатств, будить у кадетов Владикавказского корпуса живое чувство любви к Оте­честву вообще и к Кавказу в частности536.

По инициативе одного из преподавателей местной гимназии в горо­де действовало общество, организовывавшее экскурсии для учащихся. Экскурсиям пытались придать такой характер, чтобы вместе с развлече­ниями дети получали и полезные знания. Проводились экскурсии на Грозненские нефтяные источники, на Кавминводы и т. д537.

В 1914 году во Владикавказе появилось еще одно общество — “Се­мейно-педагогическое собрание”, имевшее следующие цели: объедине­ние учащихся и учивших города Владикавказа и его окрестностей на почве научно-педагогических и художественных интересов, предостав­ление возможности с пользою проводить время лицам, причастным к педагогическому делу и их семействам, оказание членам общества мо­ральной, научной и материальной помощи. Общество намеревалось организовывать лекции, спектакли, литературно-музыкальные вечера, утренники, занятия по гимнастике, экскурсии по стране, открывать дет­ские сады, библиотеки, книжные магазины, педагогические музеи538.

Деятельность всех перечисленных обществ была направлена не толь­ко на реализацию их конкретных целей и задач. Она способствовала развитию культурной жизни города и во многом определяла структуру досуга горожан.

Большую часть денежных средств общественные организации за­рабатывали устройством массовых увеселительных мероприятий — бла­готворительных вечеров, розыгрышей, маскарадов, карнавалов, народ­ных гуляний. К этим же формам массовой культуры прибегали городс­кие национальные общества и комитеты.

Народное гулянье — уникальный культурно-исторический феномен, характерный для крупных российских городов. Центром традиционно­го гулянья был балаган, но в связи с введением строгих цензурных огра­ничений в середине XIX века он постепенно исчезал. Происходила транс­формация народного гулянья, которое превращалось в организованное мероприятие с современными видами художественного творчества и формами массовой культуры. Такой вариант народного гулянья был вос­принят в старовладикавказской культурной среде. Структура этого дей­ства была довольно динамичной, время вносило в нее новые элементы. Уже в начале 1880-х годов гулянья проходили с иллюминацией, воздуш­ными шарами, бенгальскими огнями и фейерверками разных видов (“Фонтан царя Давидова”, “Звезды Кавказа”, “Телеграф”). Именитые пиротехники Шаталович и Николаев принимали заказы на устройство фейерверков. В 1889 году народное гулянье включало лотерею-аллегри и “живые картины” (кинематограф). Например, грузинское общество устраивало в городском саду гулянье с лотереей-аллегри и “живыми картинами” в пользу грузинской школы. Предметами розыгрыша была швейная машина и жеребец539. В летнее время в город на каникулы съез­жалось много молодежи из разных городов России. Они устраивали благотворительные мероприятия, чтобы помочь своим малоимущим то­варищам оплатить обучение, и привозили с собой новые столичные эле­менты массовой культуры540. Местная пресса отмечала: “Гулянье, дос­тавляя удовольствие простому народу, дают и хорошую помощь в делах благотворительности, почему весьма желательно возможно частое их повторение”541.

В 1894 году председатель местного Благотворительного общества, супруга начальника области Ю. А. Каханова устроила гулянье с лотере — ей-аллегри в пользу детского приюта. Дети получили занимательные игрушки по лотерейным билетам. Был приглашен оркестр, песенники Сунженско-Владикавказского полка пели под аккомпанемент “неиз­менного рожка, всегдашнего спутника песен”. Вечер закончился лез­гинкой, пускали ракеты542. Владикавказское Благотворительное обще­ство устраивало костюмированные вечера с танцами, конфетти, серпан­тином, шоколадными фигурами с сюрпризами. Из Петербурга выписы­вались ноты котильонных туров (французских бальных танцев, объеди­няющих вальс, мазурку, польку и др. — З. К.)543.

Общество попечения о сиротах и бедных детях устраивало гулянья с благотворительными базарами с целью оказания помощи дневному убежищу. На продажу выставлялись изящные работы владикавказских дам и детей, живущих в убежище. В 1897 году общество ввело в струк­туру гулянья новый для горожан элемент под названием “почта”. В осо­бых пакетиках заготавливались письма для раздачи желающим за сим­волическую плату. Письма сортировали сообразно содержанию на не­сколько групп, учитывая пол, возраст, общественное положение участ­ников игры. “… Симпатическая цель базара и оригинальная, еще не бывалая во Владикавказе особенность его, привлекали в этот вечер много посетителей”544.

В начале XX века программа народного гулянья включала выступ­ления хоровых коллективов из сада “Фантазия”, малорусской капеллы, клоунады с дрессированными собаками. Позднее в структуру гулянья вошли концертные отделения. Приведем описание народного гулянья, устроенного в 1915 году в пользу семейств запасных и ратников ополче­ния. Начиналось оно с симфонического концерта Терского казачьего войска, затем была разыграна лотерея-аллегри, детская игра “Веревоч­ка” с призами, метание колец на призы. Работал кинематограф, звучала “туземная” музыка, выступал “хор балалаечников”, кабаре. Горожане имели возможность получить “моментальную фотографию”, посмотреть театр ужасов с обозрением ада. Были организованы буфеты с горячими и холодными закусками, продажа цветов в киосках545.

Народные гулянья, устраиваемые национальными общинами, име­ли свою специфику, отражавшую духовную культуру этноса. Они были и своеобразной формой межэтнической коммуникации. Современники отмечали разнообразие национальных костюмов гуляющей публики, устройство национальных танцев, в которых участвовали “туземцы и туземные девицы” в костюмах, исполнение “азиатских” песен под бара­бан и т. п546. Грузинское общество в 1917 году устроило большое гулянье в городском саду в помощь Владикавказскому грузинскому бесплатно­му училищу. Сад был иллюминирован, играли румынский оркестр, ор­кестр Терского казачьего войска, грузинские “сазандари” (как правило, дудук, барабан и гитара), два грузинских хора — карталино-кахетинский и имеретино-рачинский. Национальные танцы и песни исполнялись на призы. Были устроены и такие современные развлечения как фейерверк и воздушные шары пиротехника Николаева547. Осетинские народные гу­лянья, организованные в пользу осетинского издательского общества “Ир” в 1917 году, также сочетали национальные и современные формы культуры: постановка оперетты “Фаризат” на осетинском и русском язы­ках, осетинские танцы, “летучая почта”, конфетти, продажа книг и цве­тов. Или другой вариант: пьеса “Ирэед” (Калым) А. Арисханова на осе­тинском языке, хор балалаечников, танцы европейские и азиатские, при­сутствие гостей из осетинских селений548.

Не только общественные организации, но и отдельные лица, зани­мающиеся благотворительностью, вносили свою лепту в формирова­ние структуры городского досуга. Следует отметить деятельность горо­жанок, свободное времяпрепровождение которых не ограничивалось домашней сферой — рукоделием, частными уроками “парижской” крой­ки и шитья, чтением и т. п. В 1915 году группа “интеллигентных дам” открыла заведение под названием “Чашка чая”, где посетителям за сим­волические цены предлагали чай, кофе, пирожные, горячие блюда. В зале чайной проводились музыкальные вечера, концерты с участием местных любителей. Это начинание получило поддержку городской публики, охотно посещавшей дамский кружок. Действительными чле­нами этого общества были только женщины. Мужчины могли претен­довать лишь на почетное членство и только за особые заслуги. В 1916 году кружок “Чашка чая” обратился в управу с просьбой о сдаче ему в аренду на летний срок места в городском саду для организации такого же заведения. Вырученные средства были использованы для оказания помощи беженцам, бедным и сиротам549.

Часто устраивались французские вечера. Описание одного из них сохранилось в прессе. Программа вечера включала два спектакля, кон­цертное отделение, парижское кабаре, лотерею-аллегри. На русском и французском языках были исполнены пьесы с участием любителей. Из них особо выделялись А. А. Туганов, Л. И. Огиннская, Е. О. Лилина. В программу входила и выставка картин местных художников, которые продавались с благотворительной целью оказания поддержки француз­ской школе550. Знание французского языка было признаком принадлеж­ности к “верхам” общества, показателем хорошего воспитания. Многие владикавказцы брали частные уроки.

Формой деятельности почти всех обществ были лекции, которые читали местные лекторы и приезжие специалисты. Городская интелли­генция охотно участвовала в этих мероприятиях. В 1913 году известный этнограф С. Н. Уваров прочел цикл лекций в Общественном собрании “Искусство и его воспитательное значение”551. Большой успех у горо­жан имели лекции приват-доцента Киевского университета А. Грень о спиритизме “Гипнотизм и психофизика”, “Исторические и социальные судьбы женщины”, “Зороастризм и Ницше”. По просьбе горожан А. Грень прочел и дополнительную лекцию по истории Армении, а также по урологическим заболеваниям”552.

Город посещали многие лекторы, но не все имели успех. Некто гос­подин Мураневич, выступая с докладом о равноправии женщин, пытал­ся убедить слушателей в том, что женщина по физическим и умствен­ным способностям гораздо ниже мужчины и потому способна лишь к воспроизводству и воспитанию детей. Эти суждения вызвали бурю не­годования не только среди присутствующих женщин, но и мужчин. Многие покинули зал, а оставшиеся развернули такую горячую дискус­сию, что пришлось вмешаться полиции553.

Городская интеллигенция проявляла заботу и о бедных детях. Об­щество народных чтений часто устраивало бесплатные лекции и беседы для малоимущих и неимущих детей, ставило пьесы по мотивам сказок А. С. Пушкина и других известных писателей и поэтов, привлекая местных ак- теров-любителей. Особой популярностью у детей пользовалась “Белоснеж­ка”, в постановке которой принимали участие любительский хор и детский балет554. Кинематограф “Патэ” бесплатно демонстрировал картины для де­тей Шалдона, Осетинской слободки, других городских окраин.

Общество по устройству народных чтений пыталось приобщить бедных детей к подвижным играм на воздухе. Для этой цели было выде­лено определенное место на территории будущего народного дома, на набережной Терека. Общество ходатайствовало перед городской упра­вой о приобретении качелей и другого инвентаря. Для детей устраивали гимнастические упражнения с музыкальным сопровождением оркест­ра, а также загородные прогулки.

При владикавказском обществе всепомоществования учащимся ра­ботал комитет по устройству детских танцевальных вечеров.

Анализ документации многочисленных городских обществ показы­вает, что их учредителями и участниками зачастую были одни и те же лица. Немногочисленная городская интеллигенция, несмотря на высо­кую социальную активность, не могла обеспечить их полноценную дея­тельность и даже ставила вопрос об объединении всех организаций в единую общегородскую структуру с расширенной программой.

§ 1. Образование

В гуманитарных исследованиях нередко встречается тезис о высо­кой социальной энергии полиэтничных обществ, их способности к об­щественному и культурному прогрессу. Старовладикавказская интелли­генция рассматривала полиэтничность своего города как залог “умствен­ного и нравственного прогресса” и считала, что в нем были сосредото­чены “… лучшие по уму, образованию и нравственным качествам люди военного и гражданского сословий, а также населения казачьего и горс­кого”432.

Общественно-культурная среда была самой активной зоной межэт­нического взаимодействия. Особую роль в этом процессе играло обра­зование. С возрастанием образовательного уровня расширяется пред­ставление о мире, о своем и других народах. Мышление образованного человека становится менее стереотипным, формируются дружествен­ные установки по отношению к другим этносам, происходит взаимооб­мен достижениями культуры.

История городского образования начинается с сентября 1836 года, когда были открыты уездное и приходское духовные училища. Духо­венство стояло у истоков просвещения. Экзарх Грузии Высокопреосвя­щенный Евгений предписывал протоиерею Шио Двалиеву открыть во Владикавказе училище для детей “осетинских владельцев, старшин и некоторых сирот”. В училище принимали детей и на казенное содержа­ние, если они по окончанию принимали духовный сан. Если родители не давали письменного обязательства о вступлении ребенка в духовное звание, обучение становилось платным. Экзарх Грузии требовал от бла­гочинных привлекать горцев к обучению за “казенный кошт”. Но со вре­менем стало ясно, что письменные обещания родителей не были гаран­тией перехода в духовное звание. Получив образование, горцы уклоня­лись от церкви. Это стало причиной отмены для них казенного содер­жания. Численность учащихся резко сократилась, что вынудило Экзар-

8 Заказ № 1611

ха ввести “казеннокоштные” стипендии для горцев. Но по окончании училища они все-таки старались поступать в кадетские корпуса и дру­гие светские учебные заведения. В 1862 году училище было закрыто433.

В повседневной жизни система светского городского образования создавала условия для интенсивного межэтнического общения. Учеб­ные заведения были этнически неоднородны по составу учащихся и пе­дагогов. Система совместного обучения русских детей с “инородцами” была официально оговорена с Министерством народного просвещения при выработке программы обучения в национальных окраинах страны. Администрация старалась установить дружественные контакты с при­вилегированными сословиями горцев, поэтому прежде всего заботилась об образовании их детей. Для них в 1848 году во Владикавказе была основана Навагинская школа.

Командир отдельного Кавказского корпуса, генерал-адъютант барон Г. В. Розен еще в 1836 году стал ходатайствовать об открытии школ при войсках отдельного Кавказского корпуса, где вместе с кантонистами обу­чались бы дети бедных дворян и других почетных сословий кавказских народов. Но только 1 мая 1*848 года при Навагинском пехотном полку была открыта школа для 50 военных воспитанников. Командир полка барон И. А. Вревский просил объявить об открытии школы по всему Владикавказскому военному округу, чтобы привлечь детей бедных дво­рян и почетных сословий. Для них было предоставлено 30 мест, а для детей русских чиновников — 20 мест. Навагинская школа стала очень популярной. Многие горцы годами ждали очереди, записывались в спис­ки кандидатов. Дети до 17 лет обучались за казенный счет. По оконча­нии школы они поступали на военную или гражданскую службу. С 1848 по 1853 год в Навагинской школе училось 90 человек. В программу вхо­дили русская грамматика, немецкий или французский язык, арифмети­ка, история и география. С уходом Навагинского полка из Владикавказа школа перешла в ведение Тенгинского полка, а в 1861 году была преоб­разована в Горское окружное училище434.

20 октября 1859 года был утвержден “Устав о горских школах”, ко­торые должны были распространять “гражданственность и образова­ние между горцами”, и давать образование детям “служащих на Кавка­зе семейных офицеров и чиновников”435. Во Владикавказе была откры­та первая горская школа для детей русских военно-гражданских чинов­ников и детей из знатных фамилий Военно-осетинского округа. В то время горские школы еще оставались в ведении военного управления и открывались им на базе военных школ. Владикавказская школа была открыта на средства, предназначавшиеся ранее для школы военных вос­питанников Тенгинского полка. В учебную программу входили Закон божий, русский язык, математика, география, история, чистописание, черчение, немецкий, французский, “татарский” и осетинский языки, пение и музыка. Занятия музыкой проводились в качестве поощрения с успевающими учениками. Например, в 1869 году 18 воспитанников за­нимались игрой на скрипке, 6 — на фортепиано, 6 — на флейте, 4 — на кларнете, 4 — на виолончели.

При школе существовал Горский пансион, а при нем — ремесленные мастерские. Воспитанники подготовительного класса по вечерам зани­мались ремеслами — башмачным, портняжным, переплетным, по 2 раза в неделю каждым. Пансионеров обучали также столярному, токарному, резному, слесарному ремеслам, по их желанию и выбору.

Попечителем пансиона был полковник Эглау, инспектором — над­ворный советник Стоянов, надзирателями были духовные лица и педа­гоги — представители разных национальностей. Среди них — русские Руднев, Соколовский, Червинский, грузин Мамацев, осетин Георгий Кантемиров, окончивший Тифлисскую духовную семинарию и другие. В сохранившихся списках учащихся значатся русские, осетины, кумы­ки, кабардинцы, чеченцы, армяне, поляки, татары, грузины и другие436.

Горские школы сыграли большую роль в просвещении, в формиро­вании городской интеллигенции, в развитии межэтнических контактов. Но вскоре правительство отказалось от практики учреждения горских школ. Некоторые исследователи объясняют это явление социальной пе­реориентацией имперской политики в Наместничестве после оконча­ния Кавказской войны, когда российская власть не видела особой необ­ходимости в заигрывании с феодальными верхами, для детей которых в первую очередь предназначались эти школы437.

Горская школа претерпела несколько реорганизаций. В 1870 году она была преобразована в реальную прогимназию. За 2 года существо­вания число учащихся в ней достигло 300 человек и учебное заведение уже не вмещало всех желающих. Терское казачье войско согласилось взять на себя половину расходов по содержанию, при условии преобра­зования прогимназии в полную гимназию. Правительство дало разре­шение на такое преобразование. Вторую половину расходов по содер­жанию гимназии взяла на себя казна.

В 1872 году вышел устав, по которому все реальные гимназии дол­жны были быть преобразованы в реальные училища. Главным источни­ком содержания реальных училищ стали средства, выделяемые госу­дарственным казначейством, пособия городских обществ, деньги, со­биравшиеся от платы за учение. В 1876 году Владикавказская гимназия стала реальным училищем, содержалось оно на городские средства. Гор­ский пансион был преобразован в пансион реального училища.

Обучение было рассчитано на 8 лет, программа состояла из общеоб­разовательных и естественных дисциплин, а также предполагала овла­дение навыками отдельных видов служебной деятельности.

Горожане проявляли большую заботу о женском образовании. Для дочерей “нижних чинов” и горских влиятельных сословий было откры­то Елизаветинское училище.

В 1861 году в городе была открыта благотворительная элементар­ная женская школа, которую в 1867 году преобразовали в женское учи­лище второго разряда и назвали Ольгинской, в честь Великой княгини Ольги Федоровны, жены наместника Кавказа Великого князя Михаила Николаевича. Оно было в 1874 году преобразовано в гимназию, в кото­рой в 1893 году были открыты педагогические классы. Начальницами гимназии были Е. К. Соболева, а в 1900-1916 годах — JI. M. Дударова438.

В честь Великой княгини была названа и другая школа — Осетинс­кая. Следует отметить особую активность осетин в вопросах женского образования. Первые женские школы появились в осетинских селениях в 50-х годах XIX века. Широко известен факт основания во Владикавка­зе в 1862 году первой школы для осетинских девочек священником Аксо Колиевым. В 1866 году она перешла в ведение общества восстановле­ния православного христианства на Кавказе, а в 1916 году стала учи­тельской женской школой439.

В октябре 1865 года горожане ходатайствовали об открытии рус­ской женской школы. В 1869 году появилась частная элементарная шко­ла для девочек, открытая дворянкой Виталией Ломнинской. Позднее в городе были основаны 2-я и 3-я женские гимназии. По инициативе В. Г. Шредере двухклассное женское училище было преобразовано в трех­классную женскую гимназию, при которой был открыт педагогический класс. В 1916 году прогимназия была преобразована в 3-ю женскую гим­назию440. Женское образование развивалось быстрыми темпами: в 1874 году в городских учебных заведениях обучалось 196, а в 1898 году — 469 девочек. Обучение велось по принципу полового разделения.

В 1868 году во Владикавказе было открыто Лорис-Меликовское ре­месленное училище, в котором получали профессиональное образова­ние представители многих этнических групп. Училище готовило кадры для развития городской экономики.

Общество Владикавказских ремесленников в 1875 году открыло для своих детей начальное училище. В нем обучались и осетины. Ремеслен­ное училище сыграло большую роль в адаптации к городскому хозяй­ству этнических групп, которые в своем большинстве были носителями аграрной культуры.

Городское общество проявляло заботу о бедных детях. В мае 1871 года было основано бесплатное Константиновское училище для обуче­ния их грамоте и письму. Оно было учреждено в память о знаменатель­ном событии — проезде через Владикавказ в июле 1870 года Его Импе­раторского Высочества Великого князя Константина Николаевича441.

В 1874 году была создана единая система начального образования. В ведение Кавказского учебного округа перешли школы, действовав-

шие по линии общества восстановления православного христианства. В том же году было основано Николаевское училище, названное в честь Великого князя Николая Михайловича. До 1897 года оно было четырех­классным, затем его преобразовали в шестиклассное. Один из классов стал почтово-телеграфным442.

В сентябре 1875 года из Тифлиса во Владикавказ была переведена военная прогимназия, в которой несколько мест было предоставлено в распоряжение начальника Владикавказского округа и занято осетина­ми.

К 1877 году кроме перечисленных учебных заведений существова­ло еще 3 частные школы, всего же во Владикавказе к этому времени было 1309 учащихся443.

В 1880 году была открыта Владикавказская мужская прогимназия. Вначале это было частное заведение, им заведовал М. Н. Шимановский — преподаватель латыни и географии. В 188S году оно было преобразо­вано в классическую гимназию, а в 1889 году для нее было построено здание на городские средства444.

В том же году одна из начальных приходских одноклассных школ была преобразована в Пушкинское начальное училище, рассчитанное на 120 человек. В постановлении городской думы была отмечена острая потребность школы в Затеречной части города445. В 1889 году во Вла­дикавказе существовало уже 21 учебное заведение, в том числе 3 сред­них, тогда как на все остальные города Терской области приходилось всего 19 учебных заведений. Но город продолжал расти и по-прежнему нуждался в новых школах. В 1901 году был открыт Кадетский корпус. Для детей казачества были основаны 2 учебных заведения — войсковое реальное училище и войсковая женская гимназия.

В 1891 году в городе были открыты две (мужская и женская) вос­кресные школы с программой городских училищ. Обучение в них было бесплатным. Желающих учиться оказалось так много, что Терское об­ластное управление 12 июля 1895 года приняло решение об открытии вечерних классов для взрослых и воскресных — для детей при всех сель­ских и городских училищах. Одновременно был рассмотрен вопрос об организации библиотек для учащихся446. Воскресно-праздничные шко­лы были открыты при 6 училищах. При Владикавказском женском трех­классном училище воскресная школа приняла 261 человека, при Нико­лаевском — 30 человек447.

К концу XIX — началу XX века относится резкий рост численности школьных заведений. В 1897 году в городе было 32 мужских и 12 женс­ких начальных и средних учебных заведений.

В городской системе образования прослеживается социальный прин­цип. Ремесленные и реальные училища были уделом основной массы “инородцев” и городских простолюдин, а в гимназиях и прогимназиях Кавказского учебного округа учились, как правило, дети “достаточных” горожан.

Отношение к образованию у горожан различных национальностей было неодинаковым. Чрезвычайно высокую активность в этом вопросе проявляли осетины. Интерес их к светскому образованию обнаружился еще в 30-х годах XIX века. Многие воспитанники Владикавказского духовного училища продолжали образование в военных или гражданс­ких учебных заведениях. В 80-90-х годах XIX века стремление к школь­ному образованию стало в Осетии “важным политическим полем… в борьбе против колониального режима”, “глубоко национальным дви­жением”, в котором участвовали все слои осетинского общества448. Оно выражалось в активном строительстве школ и распространении грамот­ности. Даже официальная газета “Терские ведомости” в юбилейном очерке, посвященном 50-летию Владикавказа, признавала, что осетинс­кий народ “в стремлении к образованию опередил русское население”449. В 1889 году только в средних учебных заведениях города и ремеслен­ном училище обучалось 106 осетин, а в 1898 году — 164 осетина. Особое предпочтение отдавали реальному училищу и военной прогимназии450.

Распространение светского образования сказалось и на гендерных отношениях. В традиционном осетинском обществе женщина всегда за­нимала достойное место. Она отстояла его и в городской среде. Широко известны имена осетинских учительниц — Е. Такоевой, С. и О. Абаевых,

Е. Дзугаевой, М. Каировой, Е. Амбаловой, Т. Дзахсоровой, А. Туаевой, О. Бицоевой, А. Гардановой, О. Газдановой, Н. Газдановой, А. Дзахо — вой, В. Караевой, С. Тхостовой и других. Они занимались не только школьным образованием, но и проявляли высокую социальную актив­ность и в других сферах культурной жизни.

Анализ некоторых сохранившихся списков учеников городских учеб­ных заведений, мужских и женских, позволяет утверждать, что основ­ная их масса была представлена прежде всего русскими, затем осетина­ми, а численность представителей других этнических групп была го­раздо скромнее. Очевидно, в ментальных установках этой части горо­жан получение образования не было столь значимым явлением.

Но в процесс развития общественно-культурной среды, в том числе и в становление системы образования, были вовлечены все без исклю­чения этнические группы. Об этом свидетельствует наличие у каждой из них своей школы или училища, в основном духовных. Немцы осно­вали евангелическо-лютеранское училище, поляки и литовцы — римско- католическое, греки и армяне — церковно-приходские, персы — магоме­танское новометодное училище “Навруз”, у евреев была школа при си­нагоге, у татар и кумыков при суннитской мечети.

Но в городе были основаны и светские национальные школы. Пра­вительство считало их крайне нежелательными для своих политичес­ких целей, опасаясь, что их существование “может устранить для ино­родцев необходимость прохождения русской школы, которая только одна и может содействовать русскому культурному воздействию на них”451. Согласно правительственному положению “О туземных школах” 1881 года, они строились и содержались на средства попечителей, без госу­дарственной поддержки. В роли попечителей часто выступали церкви, консолидирующие городские национальные общины.

В ноябре 1888 года состоялось торжественное открытие грузинской школы. Она была основана по инициативе Михаила Кипиани, ставшего горожанином Владикавказа в 1871 году. Он заручился поддержкой Тиф­лиса, выразившейся в небольшой денежной сумме (200 рублей) и учеб­ной литературе. Первое время школа располагалась в арендованном доме инженера Уптона. Грузинское общество очень сочувственно относилось к идее открытия своей школы, помогало решать проблемы. А их было немало: нехватка денег, учебных пособий, преподавателей. Не было свя­щенника, который бы преподавал Закон Божий на грузинском языке. Чинила препятствия и местная администрация, требовавшая, чтобы чис­ленность учащихся была не меньше 60 человек. В арендованном же зда­нии помещалось только 40. Тифлисское общество знаний прислало учи­теля Ивана Беделадзе. Управляющим стал учитель гимназии Тите Ка — хидзе. Попечительский комитет часто устраивал благотворительные акции, в основном, народные гулянья, сборы от которых поступали на счет школы. Активное участие в судьбе школы принимали благотвори­тели, местные предприниматели. Владелец кирпичного завода Сарад — жев (Сараджешвили) ежегодно выделял на нужды школы 100 рублей, оказывал материальную поддержку и во время различных школьных мероприятий, открыл воскресную школу на территории своего завода. У грузинского училища было много друзей. Пресса зафиксировала мас­су фактов бескорыстной помощи ученикам. Она поступала не только от богатых горожан. Сам М. Кипиани водил учащихся на экскурсии в зоо­парк на свои деньги.

В 90-х годах XIX века национальные школы стали объектом напа­док со стороны начальства Терской области. Каханов вводил в школах полицейские порядки, пытался закрыть осетинскую женскую школу. В грузинском училище была проведена ревизия и вынесено решение о том, что дети достаточно овладели русским языком и преподавание должно проводиться не на грузинском, а на русском языке. М. Кипиани, поддер­жанный городской интеллигенцией, отстоял право грузинской общины на свою школу. Со временем было построено школьное здание с боль­шим актовым залом, где проводились не только грузинские, но и осе­тинские, еврейские и другие культурно-просветительские мероприятия. В 1895 году открылась воскресная школа на 42 ученика. Для девочек были основаны двухгодичные курсы кройки и шитья. При школе дей­ствовало немало кружков — танцевальных, песенных. Для городских грузин она была не только образовательным учреждением, но и нацио­нально-культурным центром. В праздничные дни грузины надевали на­циональную одежду и шли в школу, в зале которой устраивались кон­церты, спектакли, гулянья452. В 1909 году в грузинской школе обучалось 250 мальчиков453. В том же году Попечительский комитет был преобра­зован во Владикавказское общество распространения грамотности сре­ди грузин, которое с 1910 года вместе с остальными национально-куль — турными обществами попало под жесткий контроль администрации. По­страдала и школа. Правительство вновь настаивало на том, что препо­давание на “туземном” языке противоречило законам Российской импе­рии454. К 1914 году сократилась численность учеников, ухудшилось ка­чество их подготовки, что привело к увольнению педагогического со­става и назначению нового.

Аналогичные проблемы переживали и другие национальные шко­лы. В 1894 году стараниями греческой общины было основано одно­классное училище. Дети изучали правописание, арифметику, чтение, музыку, Закон Божий и греческий язык. Одним из основателей и пер­вым заведующим был преподаватель греческого языка Грамматипуло. Училище существовало на пожертвования греческой общины. В 1912 году директор народных училищ Терской области Беляев, известный своими реакционными взглядами, пытался исключить из программы училища греческий язык. Но греческая интеллигенция проявила упор­ство в борьбе за родной язык. Его стал преподавать священник Аристид Какулиди455.

Армянская община тоже имела проблемы с национальной школой. При церкви было два церковно-приходских училища — мужское и женс­кое. Затем было основано одноклассное мужское училище. В результате неоднократных запретов и реорганизаций было образовано начальное училище под руководством Д. Нониянца. Попечителем была церковь, которая имела большие полномочия. Например, в 1914 году когда меж­ду преподавателями произошел конфликт, попечительский совет, по сво­ему усмотрению уволил весь педагогический состав и пригласил новых учителей. При этом совет не счел нужным посоветоваться с родителями учеников. Но, очевидно, попечители имели не только большие права, но и хорошо справлялись с обязанностями — в 1915 году было построе­но новое школьное здание и приобретена библиотека.

Не все городские общины проявляли интерес к национальным шко­лам. Например, персидское новометодное училище “Навруз”, открытое для местных персов, было единственным на всем Северном Кавказе. Кроме основ шиитского вероисповедания оно давало и знания по свет­ским предметам — географии, арифметики. Но местная пресса отмечала в течение нескольких лет отсутствие интереса к училищу со стороны персов, небольшое число учащихся.

Отношение национальных общин к своим школам не было безого­ворочно благосклонным: разные социальные слои воспринимали их по — своему. Определенная часть интеллигенции — осетинской, армянской, грузинской и другой не отдавала своих детей в национальные школы. Это явление хорошо определил в интервью газете “Терская жизнь” Д. Нониянц: “Большинство образованных армян не знает ни армянской жизни, ни литературы, а детей своих они не отдают в армянскую школу. Набитая же золотом мошна, буржуазность и положение в обществе еще не дают права именоваться интеллигентами. Ведь вся заслуга нашей “интеллигенции” только и заключается в том, что они везде и всюду трясут свои карманы и хвастаются тем, что содержат школу. А духов­ные стороны колонии их не интересуют… Это не интеллигенция, а бур­жуазия”456.

Аналогичные процессы происходили и в среде грузинской интелли­генции. “За последний год общественная жизнь владикавказских гру­зин начала прихрамывать, а объясняется это главным образом отсут­ствием интеллигентных сил, которые бы были проникнуты национальны­ми идеями”, — сетовал представитель грузинской общины. Прежде “весь центр тяжести интеллектуально-общественных работ… выносили на своих плечах педагоги грузинского школы… За последнее же время дела грузинского общества значительно изменились и изменились в худшую сторону”457. Речь шла о сокращении численности учащихся в школе, об ослаблении интереса к ее проблемам.

Оторванность от национальных интересов ставилась в упрек и час­ти осетинской интеллигенции. Корреспондент “Терской жизни” отме­чал: “Не требует доказательств, что осетины в смысле культурного раз­вития опередили своих соседей — горские племена Северного Кавказа. Осетины из более культурных стран приносят на родную почву лучшее из сокровищ человеческой жизни — знание. Но знания они приносят не для родины, а для самих себя. Для осетинского народа чрезвычайно важ­но слово “интеллигент”. И действительно, интеллигентов у осетин мно­го, но едва ли у осетин мы найдем интеллигенцию… Может показаться странным, как могут передать свои знания другим те, которые сами не знают осетинского языка. Как могут обогатить знаниями осетинский народ люди, которые всю свою жизнь провели вне Осетии — в русской (а, может быть, в немецкой или французской школе), и позабыли род­ной язык?!”458

Приведенный материал характеризует определенное состояние в процессе формирования национальной интеллигенции, когда одна ее часть придерживалась “почвы” — традиционной культуры, а другая стре­милась к “цивилизации” — европейской культуре. Именно это стремле­ние приводило к отказу от национальной школы, от обучения детей на родном языке, к ослаблению интереса к жизни национальной общины. При этом городская интеллигенция дискутировала проблему сочетания европейских форм культуры с этнической самобытностью и призывала к достижению разумного баланса.

Развитие капитализма, расширение местного рынка и торгово-эко- номических контактов с другими областями России, втягивание в об­щероссийский рынок активно влияли на материальную культуру. Соот­ношение принесенных в город традиций с процессами европеизации и урбанизации определяло динамику развития этнических структур по­вседневности — городских домов, одежды, пищи и других.

Городские дома. Имеющиеся источники не сохранили информацию ни о деталях конструкции домов, ни об их планировке. Поэтому мы можем определять типологию городского жилища только одним пока­зателем — строительным материалом. Во Владикавказской крепости пер­вым типом жилища был деревянный дом, “строения из бревен, огоро­женные дворами”. Их описал Штедер в 1781 году290. Несколько позднее Г. Ю. Клапрот указывал, что жители селения Саурова все живут в дере­вянных домах291. Из рапорта шефа Владикавказского гарнизонного пол­ка генерал-майора Ивелича Главнокомандующему войсками Кавказс­кой линии фельдмаршалу И. В. Гудовичу явствует, что в крепости был только один деревянный дом коменданта, а офицеры жили в землянках, отчего часто болели. Это обстоятельство вынудило коменданта постро­ить полковой лазарет для больных. Офицеры не могли сами строить дома, не делали этого и торгующие в крепости купцы, устанавливавшие толь­ко торговые лавки, чтобы избежать “постоя” военных. Генерал-майор Ивелич начал обустраивать крепость, выкупал дома выбывших офице­ров, не угрожал постоем торгующим купцам. В 1808 году в крепости были следующие постройки: 2-х этажный дом на каменном фундамен­те, покрытый черепицей, для проезжающих господ генералитетов и по­чтового двора, солдатская казарма, караульная кордегардия, кухня к ко­мендантскому дому для унтер-офицеров, полковая канцелярия, дом для лекаря и аптеки, мастерская изба на 20 ремесленников, полковой цейх­гауз, кордегардия при воротах укрепления, кухня для временного поле­вого госпиталя, 21 жилой дом292. По источникам конца 1820-х годов внут­ри крепости были каменные казармы, церковь, “много других деревян­ных казенных зданий”, вне крепости — форштадт из 25-30 домиков офи­церов и 2 нижних чинов женатой роты”293. По наблюдению современ­ников, строения во Владикавказе были “довольно красивой наружнос­ти”, но “в общем устройстве” походили на малороссийские мазанки, часто окруженные садами294.

В 1880-х годах распространенным типом жилища был турлучный дом, с соломенной или лубковой крышей. Такие дома строили осетины, а также “женатые нижние чины”. Турлучные постройки часто белили известью. Расположение домов было хаотичным. Вот как выглядела лучшая в городе улица (Дворянская): “…небольшие турлучные домики, крытые соломой и лубком, стояли в таком положении, как будто им ско­мандовано было “вольно, ребята”, они выходили и лицом, и спиной, и боком на улицу; одни из них выглядывали из-за плетня, другие из-за частокола, третьи из-за досчатого забора; ни одна хата не выставлялась открыто в линию улицы, напротив, большая их часть пряталась вглубь двора”295.

В 1837 году крепость Владикавказ была перенесена на правый бе­рег Терека. Кроме цитадели там расположились старый и новый форд — штаты, штаб-квартиры военных команд, а на левом берегу Терека рас­полагалась станица Владикавказского казачьего полка, штаб-квартира Тенгинского пехотного полка, поселения военных команд. С расшире­нием пределов предместий крепости, с ростом ее населения стала раз­виваться торговля, поселялось “множество торгующего и промышлен­ного люда”, строившего дома красивой архитектуры296. В 1859 году в крепости насчитывалось 558 деревянных и каменных домов, а в 1867 году стало 900 домов и 125 лавок, расположенных на 25 улицах297.

Преобразование крепости в город, быстрый рост населения, фаб­рично-заводской промышленности привели к интенсивному строитель­ству. Лубок, саман и дерево уступали место черепице, железу, кирпичу. Александровский проспект стал застраиваться двухэтажными кирпич­ными и каменными домами. В1869 году корреспонденты местной прес­сы отмечали крупные изменения во внешнем виде города: "… где преж­де были одни часто лубком и соломой крытые лачуги или оставались совершенно незастроенные участки, теперь красуются весьма ценные и видные здания”298. В городе широко развернулось строительство кир­пичных домов. Наметилась тенденция к приспособлению части жилого дома под магазин или торговую лавку. Это объяснялось стремлением многих горожан заниматься мелкой торговлей.

К январю 1876 года местная администрация обещала отпраздновать окончательное преобладание в городе железа и черепицы299. Реально к этому времени во Владикавказе было 460 каменных и кирпичных до­мов (27% всех строений), 1978 деревянных, только 6 турлучных, и ни одного саманного дома300. Уменьшилось число домов, крытых соломой.

Первыми монументальными зданиями были Осетинская церковь (1815 год), комплекс строений военного госпиталя, располагавшихся в районе улиц Титова-Чкалова-Зортова-Камалова (середина XIX века), дворец Начальника Терской области по улице Церетели (1865 год), Оль- гинская женская гимназия (около 1875 года) — одно из крупнейших зда­ний города по улице Маркуса, с куполом-навершием, большим актовым залом и домовой церковью, в котором позднее разместился Горский институт народного образования. В 1876 году было построено здание духовного училища (улица Бутырина), пивоваренный завод братьев Прохаско по улице Пашковского и др.

К 1885 году в городе было уже 894 каменных и 1713 деревянных домов301. Появились здания с круглыми колоннами, балконами, среди них дом для призрения престарелых и увечных по улице Кирова. К кон­цу XIX века было построено крупное двухэтажное здание Кадетского корпуса по проекту военного архитектора Томашевского (проспект Ко­ста), здания женской прогимназии по улице Карла Маркса, епархиаль­ного женского училища по улице Церетели, здание Госбанка по проекту архитектора П. П. Шмидта по улице Куйбышева, здание грузинского учи­лища по улице Церетели, персидское консульство по улице М. Горького, Николаевское училище по Темирязевскому переулку, особняк Татузова по улице Г. Баева, где размещался филиал Азова-Донского коммерчес­кого банка. Одним из красивейших зданий на всем Северном Кавказе считался дворец барона Штейнгеля, построенный в 1892 году на углу улиц Ленина и Церетели. Для его строительства были приглашены ар­хитектор и художники из Италии. Роскошный по своей архитектуре дво­рец барона привлекал внимание современников, отмечавших, что “та­кое здание-дворец можно встретить в Царском селе или Петергофе”302.

К этому времени в городе уже были построены здания гостиниц “Бри­столь” (улица Ленина), “Гранд-Отель”, “Европа”, “Империал”, “Нью — Йорк”, “Париж”, здание Русского драматического театра и др.

В начале XX века во Владикавказе строились новые общественные здания и особняки состоятельных горожан. По проекту архитектора П. П. Шмидта в 1902 году было построено здание “Общества взаимного кре­дита” на Александровском проспекте. По проекту архитектора Е. И. Дес — кубеса в начале XX века был построен двухэтажный торговый дом Ки- ракозова-Оганова. По улице Вахтангова в 1903 году были построены Пушкинская школа, торговый дом К. К. Канаплиной. К этому же време­ни относится появление особняка К. Хуцистова по улице Ростовской. Это был один из немногих осетин, занимающихся подрядными работа­ми. Другой осетин В. П. Дзахов был подрядчиком в строительстве Горс — ко-Пушкинского общежития по улице Церетели. В городе появились красивые здания художественного музея им. М. С. Туганова по Алексан­дровскому проспекту (архитектор И. В. Рябикин), двухэтажное “зеркаль­ное” здание торгового дома Киракозова-Оганова (архитектор П. П. Шмидт), Русско-азиатского банка по улице Миллера (архитектор В. В. Грозмани). Интересными в архитектурном отношении были особняк адвоката Б. Р. Беме по Павловскому переулку (архитектор П. П. Шмидт), особняк А. В. Замкового по улице Черноглаза (архитектор В. В. Грозма­ни), особняк Г. В. Баева, построенный по его собственному проекту при консультации В. В. Грозмани и при участии греческих мастеров по ули­це Ленина, особняк Б. К. Далгата по улице Горького (архитектор Е. И. Дескубес), особняк Штейнгеля в городском парке, особняк Ястремско — го по улице Миллера (архитектор И. В. Рябикин), особняк самого архи­тектора Шмидта по улице Горького и др303.

Кирпичные и каменные дома стали многокомнатными, появились лестничные клетки, веранды, коридоры. В воспоминаниях путешествен­ников в середине 1880-х годов зафиксированы дома с верандами, окра­шенные в белый цвет.. Зажиточная часть горожан выделяла в структуре своего дома “покои”, столовые и детские комнаты, кабинеты, хозяйствен — но-гигиенические помещения. Вот как выглядел городской дом, выс­тавленный на продажу в 1889 году: “отделан внутри масляными краска­ми, имеет теплый ватерклозет, электрические звонки и следующие служ­бы: баня с ванной и летними купальнями, кладовые, конюшня, карет­ный сарай, общий водопровод”304.

Значительное увеличение численности городского населения при­водило к стихийному строительству. Городские власти не успевали кон­тролировать самовольное строительство. Городская Дума издавала спе­циальные “постановления по строительной части”, где напоминала, что на основании 114 статьи Городового Положения 1870 года утверждение планов и фасадов частных зданий, выдача разрешений на перестройки и наблюдение за правильным исполнением построек принадлежала го­родской управе, которая руководствовалась правилами Строительного Устава. Городские здания должны были строиться только по Высочаи-

6 Заказ № 1611 81 ше утвержденному плану305. Ветхие и некрасивые постройки или сно­сились, или приводились в благообразный вид, в санитарном и архитек­турном отношении. Желающих получить статус горожанина городские власти обязывали иметь дома “правильной архитектуры”.

Затеречная часть города долгое время не обустраивалась, жилья ка­тастрофически не хватало. Поэтому местные власти, исходя из опыта других российских городов, призывали состоятельных горожан, стро­ивших дома, приспосабливать часть их не под торговые лавки, а под квартиры для семейных и холостых. Развитие городских усадеб шло по линии уменьшения числа надворных построек и увеличения площади жилых. Это объяснялось ростом нужды в жилище и развитием практи­ки найма жилых помещений.

Стали строиться “доходные дома”, специально для сдачи в наем. Они были двух типов. К первому относились доходные дома с многокомнат­ными квартирами и максимумом возможных удобств. Они были рас­считаны на состоятельных квартиросъемщиков. Ко второму типу отно­сились дома с двух-, трехкомнатными квартирами с минимальными удоб­ствами, с дворами — “колодцами”, в которых периферия была застроена домами, и незначительная площадь оставлялась для прохода и проезда. Иногда несколько дворов — “колодцев” примыкали друг к другу, а выход вел на другую улицу. Было немало квартир, располагавшихся в полу­подвалах306.

В 1890 году был построен доходный дом Проханова (улица Лени­на), в 1895 году — доходный дом Д. В. Носкова — единственное в городе здание, украшенное атлантами (угол улиц Маяковского и Революции). Известен доходный дом Воробьева, рассчитанный на состоятельных квартиросъемщиков. Это трехэтажное здание было построено в начале XX века в стиле “модерн”. Его отличали такие украшения как металли­ческие вензеля, лепные вставки, балконные ограждения. Цоколь здания был выполнен из естественного, хорошо обработанного камня, стены возведены из кирпича. Дом был рассчитан всего на 6 семей. Для состо­ятельных квартиросъемщиков под комфортабельные квартиры был от­веден 2-й этаж “Персидского дома”, здание которого было построено в 1909 году по проекту архитектора В. В. Грозмани (улица Куйбышева). В 1912 году был построен доходный дом Духиева по проекту архитектора ЕИ. Дескубес (улица Тамаева)307.

Роль доходных выполняли и старые дома, в которых выгоражива­лись “квартиры” — ячейки из нескольких комнат. Городская беднота сни­мала “углы” и “койки”, отгороженные мебелью или легкими перегород­ками. Для этой цели использовались и коридоры.

Представители этнических групп, поселяясь в городе, приносили с собой отдельные технические приемы, конструкции, свойственные тра­диционному жилищу в местах прежнего обитания. Но попытки их при­менения корректировались реальными условиями городского жизнеус­тройства.

Большие проблемы с жильем испытывали армянские беженцы. При­надлежавшие армянскому обществу дома на Краснорядской и Вревской улицах беспокоили своим ветхим состоянием городскую управу, кото­рая обращалась с этим вопросом к полицмейстеру города308. Состоятель­ные греки строили себе дома-особняки, люди более скромного достатка брали жилье в аренду, снимали квартиры и даже жили в казармах. Осе — тины-сельчане вынуждены были самовольно возводить сакли, пристрой­ки к городской стене на Осетинской слободке.

Этническая специфика прослеживается в интерьере городских до­мов.

Состоятельный грузин старался приобрести дом с балконом, лест­ницами, украшенными деревянными фигурами. В интерьере особое место занимал стул — кресло для старшего, главы семейства “савардзе- ли”. Длительное время бытовал стол на трех ножках “супра”, за кото­рым принимали гостей. Из традиционной мебели городские грузины долго сохраняли длинные скамьи со спинками, кровати со спинками, сундуки для хранения одежды “сата-лавре”, сундуки для хранения муки и зерна “кидобани”. Мебель была богато орнаментирована. Заметным элементом внутреннего убранства был камин.

Греки предпочитали высокие потолки, ажурные перила, балконы. Одна из комнат именовалась залом и была предназначена для приема гостей. Из традиционных элементов интерьера городские греки сохра­няли “красный угол” — стол, покрытый красной скатертью, на котором расставляли иконы и свечи. Новый дом обязательно освящал священ­ник. Жилое помещение зачастую отапливали жаровней с углями.

В традиционном интерьере русских центральное место занимала печь, а по диагонали от нее, в переднем углу находилось ритуальное место для икон. Во многих русских домах долго сохранялась неподвиж­ная мебель — лавки. Интерьер городского жилища поляков отличался расположением места для икон. Их развешивали вдоль всей торцовой стены, к улице. Поляки и украинцы украшали стены своих домов деко­ративными полотенцами с вышивкой, орнаментом.

Жилой дом немцев не имел особой этнической специфики. Он от­личался отсутствием икон. Самым престижным элементом внутренне­го убранства был шкаф с хорошей посудой, которой пользовались толь­ко при приеме гостей. Деревянную мебель (кровати, скамьи, сундуки) принято было окрашивать в яркие цвета. Комнаты украшали кружевны­ми занавесками, картинами, куклами в национальной одежде, свечами, которые немцы сами отливали из сала.

Армяне сохраняли традицию выделять одну из комнат в качестве главной — “ацатун”. В ней располагалась традиционная печь “тандыр”, установленная, как правило, на небольшой возвышенности, отделенной ступенями. Это место было центром общения всей семьи, служило для приема гостей. Зачастую здесь же располагались постельные принад­лежности домашнего производства — матрацы, одеяла из шерсти, пухо­вые подушки. Армянский дом отличался наличием ковров. Из традици­онных элементов интерьера долго сохранялись сундуки для хранения одежды, иногда кованные.

Жилище татар, персов отличалось обилием ковров на стенах и по­лах. Небольшие по размерам ковры были предназначены для соверше­ния молитвы — намаза. Мусульмане долго сохраняли в быту различные кувшины, необходимые для предмолитвенного ритуального омовения. Они не разводили в домах цветы и не держали в них домашних живот­ных.

Осетины сохраняли функциональное назначение отдельных поме­щений — “хадзар”, как место для приема гостей и внутрисемейного об­щения, “уат” для размещения брачных пар, различные хозяйственные постройки. Во внутреннем убранстве городского дома сохранялись тра­диционные элементы мебели — длинные скамьи со спинками, постель­ные принадлежности домашнего производства, кухонная утварь309.

Бытовая культура горожан подвергалась мощному воздействию рын­ка. Этнические традиции вытеснялись новационными элементами, в корне менявшими интерьер городского дома. Состоятельные владикав­казцы могли приобрести в магазине Гейтена газовые печи из Берлина. Фирма “Гулье-Блоншард” предлагала печи “Юнкер и РУ” с беспрерыв­ным огнем, оконцами из слюды и циркулированием тепла, вентиляци­онные печи с предохранительным кожухом, обшивкой из рефленного железа, чугунным корпусом310. Английский магазин “Вулкан” реализо­вывал печи, ванны, холодильники, трубы, клозеты311. Магазин А. Ф. Крей — чи уже в 1880-х годах предлагал ватерклозеты Биде, умывальники, а в магазине С. Копфшталя можно было оформить заказ на устройство элек­трических звонков, телефонов, водопроводов, ванн с согревательным аппаратом, железных кухонных печей и каминов фирмы Луи Гезелиу- са312. В 1880-х годах получили распространение спиртовые лампы с двой­ным горением, термометры для стен и окон, а позднее — бензино-ка — лильные лампы “Фея”313.

В 1870-1880-х годах в городе можно было приобрести разнообраз­ную мебель. Мебельная фабрика Маевского изготавливала гостиные, бу­дуарные, столовые и кабинетные наборы мебели, а также продавала в своих магазинах привезенную мебель314. Мебельный магазин А. Ф. Крей- чи торговал венской мебелью: гардеробными и буфетными шкафами, комодами, обеденными и письменными столами, стульями и креслами315. В магазине И. М. Ладыженского предлагали железные кровати, прово­лочные матрацы, тюфяки, бархатные матрацы, ковры, половики316. Боль­шой выбор готовой мебели был в мебельном магазине К. Теплова317. Были популярны английские железные кровати, в том числе складные, которы­ми торговал магазин Гейтена. Горожане могли оформить заказ на метал­лическую и гнутую мебель венской фабрики братьев Тонет и Кон, кото­рая изготавливала ее как по своим, так и по эскизам заказчиков318.

Мебельно-паркетная фабрика А. Ф. Крейчи в начале 80-х годов реа­лизовывала паркет разных пород дерева, изготавливала комнатные и па­радные двери, оконные рамы, переплеты, панели, плинтуса319. В те же годы местные магазины предлагали горожанам широкий выбор обоев: финские можно было приобрести в магазине господина Белло, отече­ственными торговали в лавке Д. Л. Новикова, в магазине З. П. Карыпи — на320. Малярная и живописная мастерская Яна Карловича Креслина про­изводила роспись потолков и стен в разных стилях321.

Традиционные постельные принадлежности вытеснялись новыми товарами: ярославским полотном для белья, простынь, полотенец, тка­невыми покрывалами, мебельными тканями. Фабрика непромокаемой одежды торгового дома Фельнштейн и Розенберг города Двинска раз­вернула компанию “Долой пух и перья” и предлагала надувающиеся подушки из английского сатина и шелка322. Городские магазины предла­гали зеркала, картины, багеты, витражи для окон, изящные японские вещи, бумажные фонари, золотые, серебряные, бронзовые и мрамор­ные изделия для кабинетов, подсвечники, настольные и настенные лам­пы. Торговая фирма “Коджоянц” изготавливала монограммы и портре­ты на золоте и серебре323.

Традиционная кухонная утварь конкурировала с эмалированной, фаянсовой, хрустальной, серебряной. Берндорфский металлический за­вод Артура Круппа в Москве поставлял в город кухонную утварь, по­крытую густым слоем чистого серебра, никелированную посуду324. По­лучили распространение ножи, вилки и ложки из мельхиора Фраже, мя­сорубки и др325. В магазине Гейтена продавали вазы из фарфора и майо­лики, чайные сервизы326. Московское стеклопромышленное общество реализовывало во Владикавказе изделия из зеркального стекла327. Были мастерские по изготовлению балконных решеток и ворот, замков, чу­гунных и винтовых лестниц328.

Городской рынок способствовал развитию гигиены жилого дома. Агентство “Экссикатор” предлагало средство против сырости в домах, предохранявшее дерево от гниения и грибков. Появились быстровысы- хающие масляные краски, разные сорта олифы, разнообразные “кра­сильные” принадлежности. Фирма “Келер и К” предлагала порошки для мытья деревянных полов, лестниц, окон, санокрезоль — жидкость для дезинфекции от клопов и тараканов, “долматскую ромашку” — порошок от насекомых. Аналогичным товаром торговали провизоры московских фирм329. “Келер и К” предлагала масло, глянц-крахмал, синьку и поро­

шок для чистки медных и деревянных предметов, средства для отбели­вания постельного белья и т. п.330

В интерьер городского дома входили пальмы, фикусы, лимонные деревья и другие цветы331. Востребованность новационных элементов в повседневной культуре горожан определялась уже не этнической, а со­циальной принадлежностью.

Одежда. Как структура повседневности одежда является зримым отражением происходивших в городе этнокультурных процессов. Эт­ническое многообразие городской одежды отмечали многие путеше­ственники и бытоописатели. “Здесь встречаются представители “пле­мен”, населяющих Терскую область и весь Северный Кавказ в своих национальных костюмах… Особенно почетное место занимает среди туземных нарядов черкеска, украшенная тонкой работы серебряными газырями и бешмет, бараньего меха шапка, а у пояса — кинжал, отделан­ный серебром, эмалированным затейливо-своеобразными узорами”,- это впечатление путешественника зафиксировано в газете “Терские ведо­мости”332. Побывавший во Владикавказе М. Владыкин удивлялся этни­ческой пестроте одежды горожан: “… по бульвару идут дамы и мужчи­ны, одетые по европейски, солдаты, офицеры в военной форме”. Далее перечисляются персы, татары, грузины, армяне в национальных костю­мах. М. Владыкин приходит к заключению, что “в смеси одежды преоб­ладают военные и горские костюмы”. Он описал и кавказский вариант мусульманского мужского одеяния: “как сейчас помню одного хаджи, в папахе, обвитой белой кисией, на подобие чалмы, и в красной чухе”333. Мужчины-персы и азербайджанцы носили архалук, подпоясанный ку­шаком, шальвары, бурки, низкие войлочные шапки, остроконечные па­пахи из черной или рыжеватой овчины. Перса можно было отличить еще по одной характерной детали: его борода была окрашена хной в огненно-рыжий цвет. Во многих источниках зафиксированы “персияне с крашенными красными бородами”334. В женском костюме сохранялась широкая присборенная длинная юбка, короткий архалук, верхняя рас­пашная одежда с разрезами по рукавам. Ее, как правило, шили из барха­та и украшали галуном.

Элементы национальной одежды долго бытовали у грузин. Мужчи­ны сохраняли “чоху” белого, черного, бордового цветов, бурку “наба — ди”, рубаху с высоким воротом и множеством мелких близко посажен­ных пуговиц, шерстяные и шелковые пояса с серебряными пряжками. Самой консервативной частью одежды, как известно, является голов­ной убор, менее всего реагирующий на изменения моды. Грузины носи­ли высокие остроконечные папахи из черной овчины, позднее — из кара­куля, войлочные шапки круглой формы. Мохевцы предпочитали неболь­шие шапки из войлока “куди”, зимой — меховые папахи. Из традицион­

ной обуви горожане сохранили кожаные сапоги. Основу женской одеж­ды составляло платье “къаба”, которое имело верхнюю часть с треу­гольной вставкой на груди, украшенной орнаментом из блестящих ни­ток. Пожилые женщины носили “къаба” темных цветов, обязательно с косынками или платками. Молодые женщины носили небольшие плат­ки, а девушки — шапки “чихти-копи”. Неотъемлемой частью националь­ной одежды были шерстяные носки. В грузинских домах долго сохра­нялись прялки, чесалки и другие необходимые принадлежности для вя­зания носок. Девушек учили вязать носки, считая это умение одним из самых важных. Национальная обувь встречалась редко. Ее вязали, а по­дошву плели из кожаных ремешков (“татеби”). В городе были мастера по изготовлению грузинских чувяк из мягкой кожи335.

Из элементов традиционной армянской мужской одежды сохра­нялась рубаха с низким воротником и боковой застежкой, темных тонов шерстяные или хлопчатобумажные штаны, которые было при­нято заправлять в носки или сапоги, верхняя одежда с низким во­ротником-стойкой, архалук, шерстяная чуха типа черкески. Женщи­ны предпочитали яркие тона тканей для традиционных рубах, длин­ных платьев с вырезом на груди и разрезами по бокам. Такое платье подпоясывали длинными шелковыми шарфами или дорогими сереб­ряными и золотыми поясами. Армянский костюм отличался обили­ем украшений, на голову в торжественных ситуациях надевали обод­ки с монетами. Женщины носили маленькие шапочки, богато рас­шитые бисером или украшенные бусами. Серебряные, золотые или простые монеты нашивали на платьях. Реже встречалась традици­онная обувь на кожаной подошве с матерчатым верхом, украшен­ным вышивкой.

Гораздо меньше элементов традиционной одежды принесли с собой в город греки, поляки, татары, русские, украинцы.

Понтийские греки носили фабричную одежду европейского образ­ца. В женской греческой одежде престижным элементом считался пере­дник, украшенный орнаментом, и туника, которую больше использова­ли в качестве домашней одежды. Фрагментом национальной одежды считался бархатный жилет, распашная куртка. Вариантом греческой одежды было приталенное платье или сарафан с круглым воротом. Сши­тые из современных тканей, эти вещи вполне походили на европейскую одежду. Гречанки носили шерстяные платки с бахромой, вязаную одеж­ду. Долго сохранялась понтийская традиционная кожаная обувь “чару- ши”. Греки-мужчины сохраняли как фрагмент традиционного костюма короткие куртки, теплые жилеты “гелании”, а в основном носили “го­родской” костюм — пиджак и брюки.

Татары носили национальные головные уборы: мужчины — тюбе­тейки “кепеч”, женщины — чалмообразные повязки и платки. Многие

женщины хранили фартуки — элемент праздничной одежды, украшен­ный вышивкой.

Одежда русских, украинцев и поляков не сохраняла этнической спе­цифики. Исключения составляли молокане-мужчины, носившие сукон­ные поддевки, картузы. Мужской городской костюм в указанных этни­ческих группах состоял из элементов европейской и военной одежды336.

Городскую одежду отличали симбиотичные, паллиативные вариан­ты. Европейские наряды сочетались с элементами традиционных. По­явление “гуртовой” одежды вовсе не означало забвения национальной, некоторые фрагменты которой, напротив, приобретали престижно-зна- ковое содержание. В семьях представителей высших слоев общества они бережно хранились как символ этнической принадлежности. У осе­тинской, армянской, грузинской городской интеллигенции сложилась традиция фотографироваться в национальной одежде, выходившей из повседневного употребления. Для городских праздничных, увеселитель­ных мероприятий многие горожане также предпочитали национальную одежду. В 1900 году корреспонденты местной прессы отмечали, что на народных гуляньях в городском саду “часто мелькали в толпе мужские и женские национальные костюмы горцев”337. У грузин было принято посещать спектакли грузинского драматического кружка, концерты и вечера, проводимые, как правило, в здании грузинской школы, в нацио­нальных костюмах. Армянская элита долго сохраняла национальную одежду, особенно женскую. Анализ фотоматериала и местной прессы свидетельствует, что и армяне предпочитали на городские праздники, вечерние прогулки надевать дорогую национальную одежду. В повсед­невном быту средних и малоимущих горожан сохранялись лишь отдель­ные фрагменты народного костюма и манера их ношения в различных возрастных группах. Пожилые люди носили национальные головные уборы, обувь, одежду темных тонов.

Масса паллиативных форм сложилась в одежде городских осетин. Они прослеживаются по фотоматериалу. Для мужской одежды было ха­рактерно сочетание европейских пиджаков, жилетов, рубашек и галсту­ков с каракулевой шапкой, осетинскими сапогами. Европейские брюки заправлялись в сапоги. Плащ европейского покроя, шляпа с полями или военная фуражка сочетались с осетинской рубашкой, отличающейся воротником-стойкой и застежкой на ряд мелких, обтянутых тканью пу­говиц. Популярным видом мужской одежды была тужурка — военная двубортная куртка. Ее могли носить с осетинским головным убором, сапогами. Престижным элементом европейской мужской одежды были галстуки, жилеты. Мужчин из высшего общества выделяла и такая де­таль как часы на цепочке, прикрепленной к одежде. Гораздо больше паллиативных форм сложилось в женской одежде. Основой традицион­ной одежды осетинок было платье “къаба”. Оно состояло из иагрудни —

ка, нижней юбки и надеваемого поверх них халата с треугольным выре­зом на груди и распахивающимся к низу подолом. Горожанки стали де­лать верхнюю юбку цельной, оставляя вырез только на груди. Это при­близило “къаба” к европейскому платью. При этом сохранялся тради­ционный пояс и платок. Пожилые женщины носили платье темных то­нов, молодые — пастельных. Традиционный костюм молодых осетинок подвергался большей модификации. В нем появились такие новации как сильно присборенный рукав, велюровые отделки — воротники и манже­ты. Вместо традиционных нагрудных украшений из серебра или железа стали делать защипы на ткани. Эта модная деталь появилась также на рукавах и юбке традиционного костюма. Его стали шить из современ­ных цветастых дорогих тканей. Вместо орнамента многие горожанки предпочитали вышивку по образцам из журналов мод. Наряду с осетин­скими платками стали появляться яркие шелковые косынки. Европейс­кое платье носили с осетинскими платками, осетинским поясом. Среди молодых женщин распространилась манера ношения традиционного костюма без головного убора, но с веером, зонтом, перчатками. В город­ской одежде прослеживается тенденция, вызванная появлением эман­сипированных женщин из мещан и интеллигенции — работающих, уча­щихся. Социальной активностью отличались, в основном, русские и осетинки. Они отвергли пышные платья, корсеты, многослойную одеж­ду, традиционные головные уборы. Эти женщины предпочитали про­стые в крое и практичные вещи — платья с воротником-стойкой, без го­ловного убора, блузы с отложными воротниками или воротниками, пе­реходящими в галстук, расклешенные и присборенные юбки. Вошли в моду ткани в клетку и в полоску. Особую популярность приобрели кос­тюмы с юбками, расклешенными книзу (тайоры), жакеты. Курсистки стали носить кашемировые платья коричневых тонов. Обращают на себя внимание фотографии первых осетинских учительниц, носивших евро­пейскую одежду с осетинским платком на плечах. Женщины-работни — цы носили “парочки” — сарафаны и кофты из одной ткани, юбки на бре­тельках, блузы с басками, свободного покроя платья из ситца, сатина, бумазеи. Нарядная одежда горожанок включала меховые воротники и муфты, которые носили не только зимой. Их надевали на атласные или шелковые платья и блузы с рюшами и оборками. Девочек наряжали в светлые однотонные платья с оборками, рюшами и бантами.4 Мальчиков часто фотографировали в матросках, в национальной одежде338.

Основной тенденцией в развитии городской одежды была ее евро­пеизация. Подъем экономики, расцвет торговли и промышленности ока­зали прямое воздействие на одежду горожан. Качественные изменения городской одежды были связаны с большим открытием в истории ми­рового швейного дела — появлением швейной машины, которая получи­ла распространение с середины XIX века. Ее усовершенствованный ва­риант, созданный И. Зингером, приобрел мировую славу. В Россию швей­ные машины импортировались из США и Германии. На рубеже XIX — XX веков их количество исчислялось сотнями тысяч, распространились они в основном в городах. Во Владикавказе тоже функционировал ма­газин “Зингер”. Его здание было облицовано зеленой плиткой, что счи­талось отличительным знаком этой компании. В магазине не только про­давали машинки, но сдавали их в прокат и бесплатно обучали шитью и модным вышивкам на ней. Машины “Зингер” рекламировались на стра­ницах местной прессы в течение многих лет.

Не менее важным событием, обусловившим развитие городской одежды, стало изобретение “жаккардовой” техники производства тка­ней, позволявшей получать полотно с любыми переплетениями нитей и сложным орнаментом339.

В 1880-х годах во Владикавказе был специализированный магазин Савельева по реализации тканей лучших российских фабрик. Магазин предлагал широкий выбор сукна — привиен, сатин-сукно, полусукно, драдедам. Текст рекламы местных компаний дает информацию о быто­вавших видах касторовой ткани — энектораль, империал, корд, элястин, сатин-трико, репс, диагональ, а также о видах драпа — экстрофан, элек — тор&ль, бивер, трико, мельтон, твин. В этом магазине можно было при­обрести “самородковое” и “гвардейское” сукно, “солдатский” твин. Эти­ми услугами пользовались воспитанники многочисленных учебных за­ведений города и военные. Пользовались спросом “партикулярные”, “форменные” ткани, тюфель, корд и другие340. Сукно, драп, шелковые, шерстяные, полотняные и бумажные ткани предлагал магазин С. М. Ка­ракозова и Б. Г. Оганова на Александровском проспекте341. Магазин Пе — ралова торговал ситцем, коленкорами, рюшами, кружевами, лентами, различными отделками, фурнитурой342. Как правило, магазины, торго­вавшие тканями, принимали заказы на пошив одежды или ее раскрой. В 1880-х — 1890-х годах в городе открывались новые белошвейные мас­терские, принимающие заказы на пошив белья, помеченного гладью343. Магазин “Центральное депо” принимал заказы на пошив изделий из сукна и трико344. На углу Александровского проспекта и Петровского переулка находилась галстучная мастерская, где принимали заказы на пошив галстуков. Малоимущим горожанам предлагалась и такая услуга как перелицовка и переделка старых галстуков345. В 1902 году был от­крыт мануфактурный магазин И. Г. Швилева, где продавали ткани — шел­ковые, шерстяные, полотняные, бумажные и парчовые, а также прини­мали заказы на пошив военной, гражданской, штатской и ученической одежды346. В магазине 3. Дейкарханова также проводился прием зака­зов на пошив мужской, женской и детской одежды347. Такие же услуги оказывал магазин Савельева. Открывались “модные дамские мастерс­кие”, развивалась система индивидуального пошива на дому. В 1903 году был открыт “Трудовой пункт”, где принимались заказы на изготовление дамских и детских нарядов, мужского и женского белья по самым уме­ренным ценам348. Горожане имели возможность заказывать ткани по по­чте. В 1908 году товарищество “А. Шлезингер и К” высылало из города Лодзь ткани — трико, шевиоты, тук-крепы на сюртуки и фраки, кастор для форменной одежды, отрезы на блузы — батист, шелк, полубархат, чесучу, ткани для дамских платьев — трико с рисунком, шерсть, сатин, сукно349.

Непосредственное воздействие на развитие городской одежды ока­зало издание и появление в городе журналов мод, формирующих вкус и умение одеваться. В 1890-х годах были популярны парижский журнал мод “Предмет”, иллюстрированные журналы для дам “Модный свет”, “Модный магазин”, “Модные выкройки”.

По отчетам отделения готового платья товарищества на паях “С. М. Киракозов и Б. Г. Оганов” за 1912-1914 годы можно составить представ­ление о видах одежды, выполненной этим обществом на заказ. Женщи­ны заказывали в эти годы манто — вельветовые, шелковые, репсовые, драповые, трикотажные, жакеты из сукна, кимоно, юбки, блузы и кор — сажы. Мужчины заказывали в этом товариществе пиджаки, жилеты, плащи, тужурки, рейтузы, халаты. Товарищество специализировалось и на пошиве архиерейского облаченья350.

В 1880-х годах во Владикавказе появилось немало магазинов гото­вой одежды. Магазин С. М. Киракозова и Б. Г. Оганова в течение многих лет предлагал большой выбор готового дамского платья “самых новей­ших фасонов”351. “Модный магазин” Лекаревой предлагал разнообраз­ные дамские манто и шляпы парижских моделей, муфты, английские костюмы, корсеты, перчатки, чулки, головные уборы на все сезоны352. В магазине Ладыженского можно было приобрести шведские куртки353. Магазин “Центральное депо” также торговал готовой одеждой354.

Варшавский магазин готового платья И. Ф. Колдрасинского предла­гал горожанам осенние и зимние дамские и мужские вещи, костюмы и брюки из английского трико, сюртуки и костюмы “черные комгарновые элегантного покроя, красиво сделанные”355. Большой выбор мануфак­турных товаров был в магазине Ганжумова356. В магазине Отиева горо­жане могли приобрести французские корсеты, головные уборы различ­ных фасонов, бижутерию, веера, шелковые и бумажные рюши, украше­ния из цветов357. Другие городские магазины предлагали горожанкам растягивающиеся кушаки из золотой проволоки с шелком, корсеты по моделям лучших домов Парижа и Санкт-Петербурга358.

В городе был открыт даже специальный магазин саратовских сар­пинок “И. Я. Секаев и К”. Сарпинками (или сартинками), “сорти-де-баль” называли специальные накидки из дорогой ткани или меха. По прави­лам хорошего тона этот вид женской одежды был необходим для выхо­да “в свет” — на праздники, визиты и пр. В конце 1890-х годов магазин торговал не только традиционными шелковыми сарпинками, но и пред­лагал новинку — батистовые “сорти-де-баль”, а также сарпинский каше­мир359.

В начале XX века жители крупных российских городов имели воз­можность ощутить преимущества прорезиненных пальто и плащей360. А горожане Владикавказа уже в 1890-х годах могли приобрести резино­вую и викситиновую непромокаемую одежду высокого качества. Бес­платно прилагался специальный ремень для носки одежды через плечо. В 1899 году появилась новинка — непромокаемое платье из “вулканизи- рованно-прорезиненной” шерстяной ткани361.

Горожане со средним достатком и малоимущие тоже могли приоб­ретать готовую одежду. Магазин Пералова часто объявлял “дешевки” — распродажи по сниженным ценам362. В “Парижском магазине” Д. Джа­паридзе проходила распродажа по сниженным ценам по 10 дней ежеме­сячно363. Магазин 3. Дейкарханова торговал дешевой готовой одеждой365. На базаре было несколько лавок, в которых продавали поношенные вещи, а также принимали под залог за определенный процент одежду, обувь и другое. Заложенные вещи (или отобранные у нетрезвых лиц) можно было выкупить, но гораздо дороже. Такие лавки держали, главным образом, евреи365.

Самыми распространенными аксессуарами модной женской одеж­ды были перчатки, веера и зонты. В магазинах Отиева, Пералова и дру­гих можно было приобрести замшевые, шелковые, кружевные, иногда без пальцев, перчатки-митенки, а также зимние шерстяные. Зонт кроме непосредственного функционального назначения выполнял роль изящ­ного дополнения к платью или костюму. Ручки зонтов могли быть очень дорогими, их делали из кости, панциря черепах, из драгоценных метал­лов, из дерева. У горожан появилось обыкновение фотографироваться с зонтами, с веерами, в перчатках.

Несколько городских магазинов специализировались на продаже обуви. В 1880-х годах магазин Н. А. Гейтена предлагал женскую, мужс­кую и детскую обувь, в том числе вышитые бальные туфли. Такую обувь — бальные атласные или лайковые башмачки — носили только в боль­ших городах и только по праздникам366. Во Владикавказе они были до­вольно популярны, их носили с белыми ажурными чулками из тонкой бумажной нити. Фотоматериал свидетельствует о бытовании бархатных сапожек, отороченных мехом, бот и высоких ботинок со шнуровкой367. Обувной магазин А. И. Шошиева торговал венской, варшавской, петер­бургской обувью368. Магазин Пералова предлагал варшавскую обувь, ре­зиновые сапоги369. Магазин И. П. Лукьянова рекламировал “изящную, доступную и прочную обувь”370. В 1899 году был открыт новый магазин обуви Н. К. и В. К. Багдасаровых371. В городе была популярна варшавс­кая обувь от поставщика Яна Каменского, который за качественную про-

«

Владикавказские грузины-рсмсслснники (ссдслыцики) (ОРФ СОИГСИ)

Владикавказские грузины (ОРФ СОИГСИ)

дукцию был удостоен бриллиантовыми подарками и заказами впрок “от их императорских Величеств”372.

Городские магазины предлагали и средства по уходу за обувью — глянцевый лак А. Венцеля, келерскую гибкую кожевенную аппретуру (крем для обуви) для придания коже черного и прочного блеска и не­промокаемое™. “Незаменимо для дамской обуви, так как не пачкает платья. Превосходно обновляет и сберегает всякие кожаные изделия”, — гласила реклама373. В городе существовал сапожный цех, а также рабо­тали отдельные мастера, в основном армяне. Сшитая ими обувь была доступна по цене многим горожанам.

Представление о городской женской одежде дополняет информация о ювелирных украшениях. Прослеживается определенная этническая специфика в практике их ношения. Осетинки предпочитали носить зо­лотые или серебряные цепочки и кольца в умеренном количестве, реже серьги и другие изделия. Грузинки носили “чапрази” — серебряные, мед­ные, золотые серьги, бусы, колье. Большой популярностью у молодых девушек пользовались длинные бусы, особенно белого цвета. В то вре­мя не носили крестов или носили их под одеждой. Армянки и азербайд­жанки носили различные украшения в большом количестве, мужчины также носили массивные золотые или серебряные перстни374. Городс­кой рынок ювелирных украшений нивелировал эту специфику, особен­но среди молодых женщин. Ювелирные магазины предлагали широкий выбор изделий из золота, серебра, мельхиора. Магазин часов А. Тар­ноградского торговал, кроме часов, золотыми, бриллиантовыми и се­ребряными украшениями, очками, пенсне, биноклями375. В местных ма­газинах Шихмана, Коджоянца и других можно было приобрести мод­ные венецианские броши из серебра с каменьями и эмалью, с мозаи­кой376. В торговой фирме Коджоянц работали граверы, ювелиры, чекан­щики, у которых можно было заказать кулоны, колье, броши377. В мага­зине часов С. А. Дорошинского был также большой выбор золотых и серебряных вещей, часов378. В городе были известны мастера-ювелиры, выполнявшие заказы на дому, в основном евреи и армяне. Ювелирные изделия современного дизайна вытесняли традиционные украшения.

Для социальных, этнических и половозрастных групп горожан была характерна различная степень интенсивности в развитии одежды. Боль­шей трансформации подвергалась одежда (обувь, аксессуары) городс­кой элиты, особенно женщин. Мужская одежда была более консерва­тивной, а в молодежной были менее всего заметны сословные разли­чия.

Парфюмерия. Как правило, отечественные исследователи матери­альной культуры не рассматривают такие структуры как парфюмерия и косметика. Но они тоже характеризуют повседневность и определяют уровень бытовой культуры горожан. В 1880-х годах жительницы города активно пользовались средствами по уходу за кожей лица. Популярным средством был рафанистроль — редичное масло от угрей, лишая, весну­шек, сыпи, от увядания лица, от морщин. Березовым кремом пользова­лись как средством для отбеливания кожи лица. В 1890-х годах новин­кой в парфюмерии стал колд-крем Альдехид химика Бладио, который смягчал, отбеливал и предохранял от морщин, не оставляя жирных пя­тен и не содержав вредных веществ379. Товарищество “Брокарь и К” пред­лагало глицериновые сливки для смягчения кожи рук и лица. Известная массажистка мадам Шавердова учила массажу и сохранению лица от морщин, избавлению от веснушек и угрей380. Горожанам было известно множество сортов мыла: гигиеническое борно-тимоловое против зага­ра, веснушек, пигментных пятен, излишней потливости, травяное “Мыло Венеры”, подсолнечное мыло из цветов подсолнуха, бензоевое, глице­риновое, “мыло бухарских эмиров”, детское мыло из травы череды, ту­алетное жирное мыло “тридаст”, турецкое розовое, “жокей клуб”, фи­алковое в красивых упаковках из фиолетового картона. “Брокарь и К” реализовывал туалетное мыло “высшего достоинства”: “парижская роза”, “белая сирень”, “кавказская лилия”, “ландыш”, “русская резеда”, семен­ное, вазелиновое, лечебно-туалетное381.

Большое внимание придавалось уходу за волосами. Для укрепления волос пользовались касторовой хной, редичным маслом. Магазин “Все­общий европейский базар” предлагал “элеопат” — шведский бальзам для роста волос, мыльную эссенцию для мытья головы, эссенцию для унич­тожения перхоти, предохранения волос от выпадения, укрепления кор­ней волос, резорцино-салицило-серно-дегтярное мыло против перхоти, эссенцию О-де-Совер аналогичного действия. Активно рекламировалась косметическая вода для волос Captol, единственным фабрикантом кото­рой был известный в России Ферд Мюльгенс Кельн из Риги382. Были доступны красящие средства для волос: французская моментальная крас­ка доктора Ричардса для быстрого крашения волос и бороды, одобрен­ная Варшавским врачебным управлением в ноябре 1896 года, краска Купчинского для седых волос, капиллярин — средство, возвращающее седым волосам прежний цвет383.

Важной частью парфюмерии и гигиены считались средства по ухо­ду за полостью рта. Местная пресса рекламировала эликсир О. О. Бене­диктов аббатство в Сулях, изобретенный в 1373 году приором Петро Бурсо, награжденный золотыми медалями в Брюсселе в 1880 году и в Лондоне в 1884 году, который предохранял зубы от порчи, придавал им “белизну алебастра” и укреплял десна384. Провизор Л. Э. Адельгейм ре­ализовывал средства для укрепления и сохранения зубов, уничтожения неприятных запахов, а в магазине Отиева продавали аннезин, зубной эликсир, зубные капли доктора Ипполита Маевского, анатериновый элик­сир Доктора Поппа — всемирно известного австрийского придворного зубного врача. Аптекарский склад М. Пугачева продавал массу гигие­нических средств, в том числе зубной эликсир “Одоль”385.

Городские магазины были переполнены французскими и английс­кими духами “разного запаха”, в импортных флаконах и “на разновес”. Были известны духи Аткинсона, Пина, Бейле, Любен, “рейнские буке­ты”: подснежник, жасмин, ландыш, резеда, рейнская роза, фиалка. Это были дешевые духи для платков в небольших флаконах. Духами “выс­шего качества” считались “ Шпир”, “Гелиотроп”, “Белая сирень”. “Мод­ный парфюм великосветских кругов” выпускала первая русская парфю­мерная фабрика “Северная флора”. В магазине Отиева был широкий выбор туалетной воды: “Придворная вода”, “Делис-де-Никон”, “Рафа­эль Маркус”, “Одалиск”, “Вера Виолетта”, цветочных одеколонов риж­ской фабрики Кельна386.

Не столь разнообразной была косметика, представленная в местных магазинах лишь пудрой и помадой. Пользовались популярностью пуд­ры “Делис-де-Никон”, “Лафериор”, “Секрет молодости”, “Велютин”, ри­совая, а товарищество “Брокарь и К” предлагали свое изобретение — глицериновую пудру387. Новацией стало средство “Венус”, заменяющее белила и румяна, усовершенствованная губная помада от Келера388. В интеллигентных слоях городского общества активное использование кос­метики воспринималось как проявление плохого вкуса. В мещанской среде не было столь строгих ограничений, женщины не боялись зло­употребить белилами, румянами. Сохранялись и этнические обыкнове­ния: например, у армянок было принято сильно красить глаза и брови, осетинки не пользовались косметикой. Степень потребления новацион­ных элементов личной гигиены и парфюмерии зависела от материаль­ного достатка горожан.

В 1899 году Владикавказское общество потребителей заключило договоры о приобретении товаров по минимальным ценам с 8 фирмами города — мануфактурным магазином И. А. Ганжумова, галантерейным магазином Е. С. Зипалова, модным магазином “A la Cognette” Е. Г. Ра­менской, мастерской портного В. В. Гурьева, магазином белья Кузнецо­вым, обувным магазином Багдасаровых, аптекарским магазином М. В. Пугачевского, магазином часов, золотых и серебряных изделий и опти­ческих товаров Тарноградского389. Эта акция сделала товары указанных фирм доступными по цене многим горожанам.

Пища. Пища является важным компонентом культуры жизнеобес­печения, который по определению Ф. Броделя отражает социальный ранг человека и окружающую его цивилизацию390. На фоне всеобщей стан­дартизации и нивелировки городской бытовой культуры сохранялись эт­нические модели питания и производство традиционных продуктов.

Городские осетины сохраняли национальную кухню. Повседневную пищу составляли продукты собственного хозяйства. На Осетинской сло­бодке подсобные хозяйства имели почти все ее жители. Как правило, они держали коров, домашнюю птицу, обрабатывали небольшой при­усадебный участок или арендовали его у городской управы. Сыр, кис­лое молоко, яйца, куры и другие продукты производили не только для собственного потребления, но и для продажи на рынке. Повседневной пищей был домашний хлеб, выпекаемый из кукурузной, пшеничной или ячменной муки, а также каша — супы. Городские магазины, лавки и ба­зар вносили изменения в пищевой рацион. Низкие цены на многие про­дукты питания делали их доступными для жителей слободки и вытес­няли необходимость производства некоторых традиционных продуктов. Сохранности элементов традиционного питания способствовала связь городских семей с селом. Ритуальная пища практически не претерпева­ла изменений и состояла из отварного мяса жертвенных животных (бы­ков, баранов) и пирогов с начинками из сыра и мяса, которые рассмат­риваются как пищевое воплощение комплексного развития земледель­ческо-скотоводческих традиций. Все остальные начинки из картофеля, капусты, листьев свеклы, тыквы, фасоли являются новацией, результа­том межэтнического взаимодействия и квалифицируются специалиста­ми как суперстратный пласт традиционной пищи391. Фрукты и овощи все больше входили в пищевой рацион. Традиционные пироги с начин­кой из овощей со временем заняли свое место в ритуально-престижной трапезе, что говорит об их адаптированное™ к местным вкусам. Жите­ли Осетинской слободки продолжали изготовление в домашних усло­виях традиционного напитка араки и тем самым входили в конфликт с законом. Производство араки было запрещено по всей Осетии, прави­тельство устанавливало штрафы, размеры которых доходили от 25 руб­лей до 800 и выше. Во Владикавказском окружном суде было множе­ство дел по обвинению осетин в незаконном производстве араки392. Но оно было неотъемлемой частью обрядовой жизни, поэтому борьба пра­вительства с этим и другими элементами традиционной культуры была безуспешной. В 1916 году Начальник Терской области продолжал хода­тайствовать об издании специального постановления, воспрещающего производство араки393.

Городские армяне во многом сохраняли этническую специфику в питании. Из пшеничной муки они выпекали в тонире — круглом глиня­ном очаге — хлеб-лаваш, очень тонкий, овальной формы, сохраняющий свои вкусовые качества в течение нескольких месяцев. Из пшеничной муки готовили различные виды печенья, лапшу. Важное место в пита­нии армян занимали молочные продукты — разные сорта сыра, масла, кислое молоко, “мацун” кисломолочный суп с пшеничной крупой. Ар­мяне жарили шашлыки с овощами, из баранины готовили “толму” в виноградных, а позднее и в капустных листьях. Из говядины готовили “минджрум” (рубленое мясо), “хашпама” (вареное мясо), тушили ее со шпинатом. Мясо заготавливали впрок: вареную баранину или говядину заливали топленым маслом и хранили в герметически закупоренных кувшинах. Широко использовались различные виды пряной зелени, ово­щи и фрукты. Шиповник и некоторые другие виды душистых трав зава­ривали кипятком и употребляли в качестве повседневного напитка. Из винограда и тутовых ягод делали вино, водку и уваренный сладкий сок. Из сладких блюд чаще всего пекли пироги “гата” (слоеное тесто, пере­сыпанное смесью сахара и масла). Сохранялся и своеобразный режим питания. Прием основной пищи приходился на обед и ужин, причем ужин составлял 50-60% всего дневного рациона394. Сохранялась обря­довая, особенно праздничная пища395.

Повседневной пищей грузин были традиционными лепешки “мча — ди”, схожие с осетинским чуреком. Их употребляли в пищу с молоком, мацони (кислым молоком), сыром “сулугуни”. Бедные мохевцы пекли ячменный хлеб, кукурузные лепешки, делали сыр. Праздничным блю­дом считались пироги с сыром “хачапури” и отварное мясо баранины. Под влиянием осетин они стали печь пироги с начинкой из рубленого мяса. Традиционные хинкали стали готовить не только из баранины, но и из говяжьего, свиного и смешанного фарша. Распространенным блю­дом была фасоль, заправленная специями и зеленью, сациви — мясо с соусом из грецких орехов и пряностей, кукурузная каша в качестве са­мостоятельного блюда и гарнира. Городские грузины долго сохраняли такие сладкие блюда как “пеламуши” — кукурузный кисель из виноград­ного сока, “чурчхела” — орехи в сладком густом киселе, “када” — слоеный пирог. В повседневном быту грузин долго сохранялась традиционная выпечка — лаваш.

Греки тоже сохраняли многие элементы традиционной пищи. Ши­роко были распространены “кушендю” — поджаренная мука, обданная кипятком и залитая растопленным сливочным маслом, “сирон” — пышки из теста, залитые кислым молоком с чесноком, “тиняхта” — отварная фасоль, приправленная оливковым маслом, лимоном, чесноком и зеле­нью, лаваш, “мировияс” — крапива, отваренная с рисом, “хавиц” — каша из кукурузной муки, овощные рагу, фаршированные баклажаны, поми­доры, голубцы с овощными и мясными начинками. Часто греки готови­ли “кешкек” — пшеничную кашу с куриным мясом. Из заимствованных блюд греки сохраняли турецкий плов.

Повседневная пища татар состояла из различных каш — ржаной, ов­сяной. Из овощей более всего употреблялись тыква, редька, морковь. Пекли пироги с начинкой из пшена или риса с изюмом, жарили мелкие оладьи, варили маленькие по размеру пельмени с начинкой из мяса, смешанного с овощами, в основном, с тыквой. Из мяса готовили до­машнюю колбасу “казы”. Пшеничный хлеб выпекали в форме каравая. Такой хлеб считался престижно-знаковым элементом, обязательным атрибутом обрядовой жизни. Празднично-свадебным блюдом был варе­ный гусь, тонкие сдобные лепешки, лапша из пресного теста, залитая медом “тош”. Из напитков были распространены отвары из сухофрук­тов, реже — медовуха396.

Городские немцы, в отличие от колонистов, сохраняли немного тра­диционных элементов в питании. Они готовили супы из свиных ножек, тушили овощи, из мяса готовили “трудели” (мясные рулеты), пекли ри­совые пудинги. Свадебным блюдом считались сладкие пироги “кухе — ны”, вафли, пряники, сладкие супы из сушеных фруктов, “гусиный снег” — сладкое блюдо из теста и сахара397. У колонистов покупали домаш­нюю колбасу и ветчину.

Персы и азербайджанцы главным ритуальным блюдом считали плов. Его готовили с мясом, как правило, с бараниной, изюмом, курагой и различными специями. Другая разновидность плова — сладкий, с кори­цей, шафраном. Обязательным напитком на престижных трапезах был щербет. Сохранялась традиционная выпечка кондитерских изделий.

Сохраненные этническими группами элементы традиционной пищи входили в систему городского общественного питания. В середине 1880- х годов ресторан “Иверия”, в котором верхний этаж предназначался для “благородной публики”, а нижний — для “сброда”, предлагал посетите­лям блюда грузинской кухни398. Гостиница “Гранд-Отель” принимавшая заказы на организацию обедов, ужинов, свадебных вечеров, предлагала наряду с европейскими и национальные блюда, а в гостинице “Европа” ежедневно пекли русские блины399. Кавказские блюда готовили в город­ских столовых, духанах. В воспоминаниях О. Д! Григоровой-Менделее — вой, дочери Д. И. Менделеева, упоминается ужин из кавказских блюд — плова и чахохбили, поданный в “общей столовой”400. В систему общего­родского питания вошло грузинское, особенно кахетинское, вино, гру­зинские и армянские лаваши, русские и украинские щи и борщи, пель­мени, блины и оладьи, персидская халва разных сортов, осетинский и грузинский сыр, кислое молоко “мацони” и другие блюда.

Поступление продуктов питания в дома горожан осуществлялось главным образом через базар, магазины и торговые лавки. К концу XIX века на городском базаре значительно увеличилось число приезжих ху­торян, колонистов, станичников и туземцев, привозивших “разного рода съестные припасы и продукты”401.

В городских магазинах и лавках можно было приобрести говяжье мясо, баранину, телятину, свиное сало, кур. Популярный среди горожан магазин “Колбасная либава” предлагал различные сорта колбасы, вет­чины — варенную, копченную, вяленную402. В колбасном заведении

А. А. Басиева также торговали окороками, колбасой, ветчиной из свинины403.

.В рацион горожан входила и рыба, ее привозили из Ростова и Одес­сы. В “Магазине общества потребителей” всегда были балык, керченс­кие и “королевские” сельди. В других магазинах продавали икру, сарди­ны, рыбные маринады, копченые рыбцы, пузанки, маринованные и со­леные сельди, тресковый рыбий жир404.

Значительное место в питании горожан занимали крупы. В магази­нах можно было приобрести овсяную, пшенную, пшеничную, рисовую, перловую, манную и яичную крупы, а также персидский рис, горох405.

Важным компонентом системы питания были молочные продукты. Кроме собственного домашнего молока к концу XIX века стало извест­но “сгущенное, стерильное, цельное молоко Майера, без сахара, по швей­царской методе”, сгущенное и сухое молоко фирмы “Нестле”, которым торговал магазин Энкеля и Климовского406. Кроме местных домашних сыров горожанам стали известны сорта швейцарского сыра, которые привозили из Тифлиса и Кирша в 1880-1890 годах. К началу XX века в городских магазинах были разные сорта сыра407. Чрезвычайно разнооб­разными были сорта масла, получаемого из коровьего, овечьего и буй­волиного молока. Горожане отдавали предпочтение сливочному и “си­бирскому” топленому маслу. Были известны многие сорта растительно­го масла: подсолнечное, конопляное, маковое, ореховое, кунжутное, льня­ное, горчичное. Его можно было приобрести в городских магазинах, получавших значительную часть масла с Московского аптекарского скла­да К. С. Рымовича408. В дорогих магазинах можно было купить келерс — кое прованское масло, “приготовленное в Ницце по особому указанию… прессуется только в мае и только из свежесобранных, вполне спелых и отборных оливок”409.

Овощи можно было приобрести не только на базаре, но и в магази­нах, торговавших отборным картофелем, свеклой, морковью, луком реп­чатым и зеленым, грибами, хреном, чесноком410.

Городские магазины предлагали широкий выбор самых изысканных пряностей: миндаль, корицу, гвоздику, имбирь, шалфей, горчицу, лавро­вый лист, перец, мяту, мятное масло, винный и хлебный уксус. Извест­ная фирма “Келер и К” продавала черный и белый молотый перец в жестяных коробках с просевающей крышкой, а также в изящных гра­ненных флаконах для стола. Отличалась и келерская соль — “химически чистая, не гигроскопичная и потому не образующая в солонке комков”. Келерская горчица в порошке, “вполне готовая для мгновенного приго­товления из нее горчицы, превосходит все подобные произведения по тонкости вкуса, ароматности и дешевизне”. Со склада К. С Рымовича поступал натуральный виноградный уксус “Рококо”411.

Среди напитков основное место в повседневном употреблении за­нимали молоко, чай, а в привилегированных слоях города — кофе и шо­колад. В начале 1880-х годов можно было приобрести шоколад и какао барона фон Либиха, приготовленные на паровой фабрике конфет, шоко­лада и чайных печений “Эйнем” в Москве. Местные провизоры актив­но рекламировали мальто-легуминозный шоколад и какао как “отлич­ный питательный и вкусный напиток для лиц, страдающих слабым пи­щеварением, для золотушных и малокровных детей, для женщин, кор­мящих грудью, для слабых девушек”. Горожанам был известен пепто­новый шоколад А. Лемана, шоколад “Ретаблиер С. СІУ и К” в жестяных упаковках, рассчитанных на 20 чашек, какао Ван-Гутена, из одного фунта которого получалось 100 чашек густого шоколада, какао без масла “ми­нутного приготовления”412. Потреблялось кофе разных сортов. В мага­зине И. Ф. Яворского продавали кофе из отборного кавказского ячменя, в дорогих магазинах — жженый кофе в зернах (жжение способом Ле — тюрг де Розье), со временем появились его модификации — добавлялось больше ароматических веществ413. Чай поступал в престижные магази­ны со складов “придворных поставщиков Василия Перлова и его сыно­вей”. Ценился гамбургский чай, изобретателем и единственным постав­щиком которого был фабрикант Фрезе, организовавший прямые постав­ки из Гамбурга414. Для приготовления в домашних условиях сладких на­питков пользовались ягодными экстрактами Келера и Гартье, “ситрона — дом” и “оранжатом” Р. Келера — концентрированными соками лимонов и апельсинов “ с вполне сохраненным ароматом этих фруктов”. Они по­явились в городских магазинах в начале 1880-х годов, ими пользова­лись для приготовления лимонадов, мороженого, желе, пунша415. В ма­газине Рогозинского продавали минеральную воду “Боржоми”, приве­зенную из Москвы. Филиал Московского аптекарского склада К. С. Ры — мовича во Владикавказе также реализовывал минеральную воду416.

Эти напитки употребляли привилегированные слои горожан, а бо­лее простая публика посещала многочисленные пивные лавки, предпо­читала квас — “суровец”, квас “красный”, дешевые сорта вина, самогон. Пивоваренный завод Г. Везера находился на Осетинской слободке, а заказы на пиво (ящиками) принимались в магазинах Бондаренко в цен­тре города, так как слободка казалась горожанам очень отдаленным ме­стом. Владикавказский пивоваренный завод “Надежда” И. И. Тертерова выпускал “Черное пиво”417.

Из алкогольных напитков самое широкое бытование получило вино. В городе было множество винных погребов. А. Киракозов торговал ка­хетинским вином, купленным “непосредственно у лучших садовладель­цев Кахетии”. Предприниматели Ушверидзе и Хангулов имели в городе оптово-розничный склад кахетинских вин. Известный в городе торго­вец А. Сахиев держал винный погреб на базаре. У него горожане поку­пали недорогое кахетинское, кизлярское и дагестанское вино. Белые и красные дагестанские вина продавались в магазине Г. П. Бондаренко. Фирма “Алазань” делала большие скидки на натуральное кахетинское вино “ввиду необычайно богатого урожая”. Владикавказское общество потребителей в 1899 году открыло собственный погреб натуральных виноградных вин, в котором не было подделок и фальсификаций. Счи­талось, что качественным кахетинским вином торговал А. Вартазаров. Оно называлось “Кровь земли”. Паровой водочный завод А. М. Шаура во Владикавказе установил усовершенствованный аппарат для очистки вина, позволяющий уничтожать сивушный запах и придавать вину мяг­кий и приятный вкус. С 1883 года такое вино продавали в бочонках418. Городская элита предпочитала более дорогое вино, французские конья­ки. Торговый дом Петра Арсеньевича Смирнова, поставщик Его Импе­раторского величества и Его Императорского величества Великого кня­зя Сергея Александровича предлагал импортные вина: портвейн, маде­ру, херес, лафит, коньяк419. Санкт-Петербургское общество “Беман и К” предлагало сладкие и сухие шампанские вина “Полярная звезда”, “Карт — бланш”, “Карт-дор”, “Силлери гран муссе”, “Гран Вин” и другие. Изве­стные французские и голландские заводы имели во Владикавказе своих провизоров, продававших коньяк, ром, “арак”. Паровой водочный завод торгового дома “Н. А. Шустов и сын” предлагал горожанам широкий ассортимент спиртных напитков: “северная настойка”, “мандариновая”, “горькая”, “крымский ликер”, “кавказский горный травный ликер”, “све­жая листовка” (из листьев смородины), “яблочная”, “зубровка”, “фрук­товый пунш”, “ананасная”, ликер “Виктория”, ягодные наливки в кра­сивых фигурных графинах420. На владикавказском предприятии Д. З. Са — раджева изготавливали ректифиновое столовое вино, водку, наливки, коньяк, ром, ликер, винный спирт. В 1899 году здесь был построен рек­тификационный завод, на котором получали чистый спирт. Все наливки и ликеры готовились из свежих кавказских фруктов и ягод на качествен­ном винном спирте421.

Определенное место в системе городского питания занимали фрук­ты. Основная масса горожан приобретала их на рынке, куда свозилась продукция из соседних регионов, из местных сел. Торговлю фруктами из алагирских садов организовал на рынке города Григорий Багдасаров. Фруктами, выращенными на арендованных земельных участках, торго­вали персы, главным образом в своих лавках. Персы скупали фрукты у местных садоводов и перепродавали, образовав своеобразную монопо­лию на этот вид торговли. Но не всех горожан устраивали дешевые и не всегда свежие фрукты. Поэтому “магазин общества потребителей” с 1900 года начал торговлю фруктами высоких сортов. Местные садоводы ста­ли поставлять этому магазину свежие фрукты и ягоды по умеренным ценам422.

Особый пласт в системе питания горожан составляли кондитерские изделия. Они были важной частью ритуально-обрядовой пищи многих этнических групп, а в условиях городской среды стали переходить из домашне-бытовой сферы в общественное питание. В конце 1870- нача­ле 1880-х годов магазин “Варшавская пекарня” принимал заказы на из­готовление тортов, пирожных, польских пончиков, куличей. Магазин Ивана Артемьевича Татузова на Александровском проспекте ежеднев­но предлагал свежие кондитерские товары: пирожные, печенье, желе, торты, мороженое. В магазине Н. А. Гейтена ежедневно готовили све­жие “конфекты”, торты, пирожные, бабы, куличи. В кондитерской Ва­силия Петровича Хасиева пекли пирожные “Наполеон”, торты “Патрие”, печенье “Сенаторское”, слоеные булки, пончики с кремом, подавали какао по-варшавски с куриным желтком и сливками. В персидских ма­газинах и лавках продавали национальные сладости: халву, “рахат-лу — кум” и другие. В грузинских и армянских пекарнях продавали кроме хлеба, лаваша традиционные сладкие слоеные пироги “гата”. Заказы на изготовление пасхальных баб и куличей принимали в частных до­мах, а также в магазине Гейтена423.

Городской новацией были импортные кондитерские изделия: фран­цузские печенья, конфеты фабрики “принцессы Ольденбургской”, елоч­ные “конфекты”, карамель из трав “Кетти босс”, келерские сгущенные желе, кисели, мороженое, ароматические лепешки фабрики Глешке и Виднер в Санкт-Петербурге. Их подавали к крепким напиткам и лимо­надам424. Эти изделия стоили дорого, они были доступны немногим го­рожанам.

Представители социальных низов города довольствовались домаш­ней выпечкой, покупали на рынке патоку, мед разных сортов. Многие бытоописатели отмечали дешевизну продуктов во Владикавказе. Этим обстоятельством объяснялось и нежелание отставных военных покидать город.

Развивалась система внедомашнего питания — характерная черта городской жизни. В 1860-е годы в эту систему входили клубы, обед в которых обходился очень дорого, и кухермейстерские, где, по описа­нию очевидцев, готовили некачественно425. Со временем в структуру об­щественного питания стали входить рестораны, столовые, духаны, бары, кафе, чайные. Существовала и такая альтернатива общественному пи­танию: в частных домах готовили обеды и ужины, которые можно было брать “на вынос”426.

В структуре городского хозяйства значительное место занимали эт­нические группы, имевшие в нем определенные ниши. Залогом делово­го успеха была их корпоративность. В литературе распространено мне­ние о том, что общинность в условиях городской среды обречена на рудиментное состояние. Этот тезис представляется слишком категорич­ным427. Во Владикавказе даже в XX веке этнические группы находили способы укрепления общинности. Одним из них было создание нацио­нальных благотворительных обществ, которые наряду с обычными фун­кциями по оказанию материальной помощи нуждающимся, предпола­гали и экономическую солидарность. Например, персидское благотво­рительное общество “Химмат”, созданное в 1906 году с целью “достав­ления средств к улучшению материального и нравственного состояния бедных персидско-подданных” обязывалось не только оказывать помощь бедным и сиротам, но и содействовать “к приисканию нуждающимися занятий или службы, к приобретению им для работы материалов и ин­струментов и к выгодному сбыту изделий бедных тружеников”428. Ана­логичные задачи ставили перед собой благотворительное общество рус — ско-подданных персов “Мурават” (1906 год), Владикавказское гречес­кое благотворительное общество (1913 год) и другие429.

Внутриэтническая солидарность достаточно эффективно проявля­лась и на межличностном уровне.

Вместе с тем, городское хозяйство было активной сферой межэтни­ческого общения. Взаимозависимость, обусловленная этнической спе­цификой хозяйства, определяла позитивную сторону межэтнического общения. Но, естественно, была и другая сторона. Интенсивное обще­ние носителей разных культурных систем и ментальных установок, к тому же в территориально ограниченном пространстве, сопровождалось столкновением интересов. На бытовом уровне активно действует харак­терный для соседствующих общностей социально-психологический механизм сравнения и противопоставления “своего” и “чужого”, кото­рый может вызывать этнические предубеждения. Например, когда ар­мяне, евреи, персы, грузины заняли основные доходные ниши в эконо­мике, менее предприимчивые русские горожане, упустившие свои шан­сы, активно высказывали свое недовольство даже в официальной прес­се. “Мы, русские, по нашей скромной натуре, очень чувствительны ко всяким возвышенным чувствам, как будто даже стесняемся своего гос­подствующего положения и всячески стараемся не обнаружить его. Пользуясь этим… армяне, евреи, персы забирают в свои цепкие руки все и становятся господами положения. Достаточно пройти по улицам, зайти в магазины, чтобы убедиться в этом”430. В местной прессе зафик­сированы и такие признаки этнофобии, как употребление вместо этно­нимов презрительных кличек, оскорбительных названий, унижающих национальное достоинство. “Разные оглы и аршаки позволяют себе глу­миться над россиянами”, — возмущался корреспондент “Терских ведо­мостей”, упрекая торговцев-кавказцев в невысоком качестве обслужи­вания покупателей431.

Но основное содержание межэтнического взаимодействия состав­ляли не бытовые конфликты и не складывавшиеся стереотипы, а пози­тивные тенденции, основанные на жизненно необходимых взаимосвя­зях. В условиях урбанизации принцип этнической специализации в эко­номике постепенно ослабевал. Ремесленные цехи, как и другие произ­водственные коллективы, становились полиэтничными, а представите­ли городских этнических групп активно приобщались к новым отрас­лям городской экономики, к нетрадиционным хозяйственным заняти­ям. В этом процессе большей мобильностью отличались русские и осе­тины. Очевидно, это следует объяснять отсутствием у них своих “наци­ональных” ниш в городской экономике, постоянным увеличением их численности за счет миграций из российских губерний и осетинских селений.

Социально-экономическое развитие города вызвало трансформаци­онные процессы в бытовой культуре. Традиционные национальные структуры повседневности постепенно уходили в прошлое. В быту го­родской элиты они сохранялись, главным образом, в качестве реликто — во-знаковых элементов. Материально-предметный мир владикавказцев во многом формировал городской рынок, а степень потребления евро­пейских форм бытовой культуры определялась не этнической, а соци­альной принадлежностью горожан. Основными носителями традици­онной культуры были средние и неимущие слои. Состояние материаль­ной культуры горожан характеризовалось сочетанием традиционных, паллиативных и новых, урбанизированных форм.

§ 1. Хозяйственные занятия

Преобразование Владикавказа в город по времени совпало с про­мышленным переворотом в России. Активный процесс буржуазного раз­вития затронул и окраины. Экономический подъём в Осетии и рост го­родского населения стали факторами капитализации городской эконо­мики.

Новым горожанам предстояло пройти хозяйственно-культурную адаптацию. Администрация была заинтересована в людях, способных обеспечить развитие городской экономики. При получении статуса го­рожанина предпочтение отдавалось лицам, имевшим навыки производ­ственно-ремесленной деятельности, занимавшимся торговлей или по­средничеством. Будущий горожанин оценивался с точки зрения полез­ности городу. Поэтому главной задачей основной массы мигрантов был поиск своего места в городском хозяйстве. Люди пытались определить­ся в соответствии с традиционными хозяйственными занятиями, навы­ками и традициями, принесенными с мест прежнего обитания. В разви­вавшейся городской экономике стали формироваться национальные “ниши”. Не вместившаяся в них часть переселенцев (в основном вы­ходцев из аграрных районов, традиционные навыки которых не были востребованы городом) осваивала новые отрасли хозяйства, не всегда доходные и престижные.

Ремесло. Основой экономики нового города была ремесленная дея­тельность.

В 30-х годах на одной из улиц Владикавказской крепости (Дворянс­кой) ютились все ремесленники. По описанию современников, они не имели никаких вывесок и “заказчикам приходилось бродить из хаты в хату и спрашивать, у кого можно было бы заказать или приобрести тот или иной предмет”173. Хозяйство крепости развивалось быстрыми тем­пами. Уже в 1852 году на главных улицах повсюду пестрели вывески ремесленников и мастеровых174. Их было 43 человека: каретных масте­ров — 2, столяров — 4, золотых дел мастер — 1, портных — 7, сапожников

— 6, слесарей — 2, кузнецов — 5, часовых дел мастеров — 3, кондитеров — 2, хлебников — II175.

21 февраля 1864 года группа ремесленников через Владикавказский городовой суд подала прошение об открытии “цехового ремесленного управления, на основании узаконений о цеховом обществе, на всем по­печении ремесленников”. К этому времени “вольных ремесленников” в городе было: 20 портных, 6 сапожников, 16 кузнецов, 2 лудильщика, 1 посудник, 1 седельщик, 1 эполетчик, 1 галунщик, 3 серебряка, 2 живо­писца, 2 слесаря, 1 столяр, 1 свечник, 1 стекольщик, 4 часовых дел мас­тера. Городское общественное управление, обращаясь к начальнику об­ласти, просило “в видах общей пользы, а также для увеличения городс­ких доходов, как равно в обеспечении их от подрыва ремесленниками, не знающими своего ремесла, учредить во Владикавказе ремесленную управу с упрощенным ремесленным устройством”. Суть его сводилась к тому, что ремесленники, не подразделяясь на цехи, могли заниматься одновременно несколькими видами ремесла и составлять одно ремес­ленное сословие во главе с управой. В апреле 1865 года на имя Влади­кавказского городского общественного управления поступило предпи­сание начальника области генерала Лорис-Меликова, в котором сооб­щалось о согласии Кавказского наместника учредить ремесленное уп­равление и предписывалось проверить всех мастеровых на предмет вла­дения своим ремеслом, провести выборы старшины и двух его товари­щей сроком на три года, собрать с ремесленников деньги для найма “пись­моводителя” и писаря. В августе 1865 года состоялось официальное уч­реждение Ремесленной управы, ее первым старшиной стал купец Фар — тунатус Верле176. Со временем у нее появились свои традиции. Соглас­но статье 308 XI т. II ч. Устава 1887 года Ремесленный голова должен был носить трость с гербом города. А во Владикавказе он вместо трос­ти носил на груди серебряный знак, на серебряной цепи с изображени­ем герба города и надписью “Владикавказский ремесленный голова”177. Каждый цех имел своего “покровителя” — христианского святого, свои производственные и праздничные традиции. Выходцы из российских губерний принесли во Владикавказ отголоски ремесленной обряднос­ти, характерной для русских феодальных городов178.

К 1876 году во Владикавказе ремесленной деятельностью занима­лись 1504 человека, из которых 759 были мастерами, 613 рабочими и 132 учениками. Ремесленники составляли 15,7% всего мужского насе­ления. Из них хлебников было 77 человек, булочников — 3, пряничников

— 4, кондитеров — 14, мясников — 52, трактирщиков и харчевников — 37, кухмистеров — 29, мельников — 5, колбасников — 6, портных — 142, са­пожников — 75, модисток — 15, эполетчиков — 2, шапочников — 34, перча­точников — 3, печников — 24, каменщиков — 42, столяров — 92, мебельщи­ков — 26, маляров — 12, живописцев — 3, кровельщиков — 12, стекольщи­ков — 12, плотников — 89, бондарей — 16, колесников — 30, пильщиков — 20, каретников — 23, обойщиков — 3, шорников — 3, кузнецов — 41, слеса­рей -11, медников — 5, лудильщиков — 12, извозчиков легковых — 220, грузовых — 77, часовщиков — 18, ювелиров — 8, золотых и серебряных дел — 17, золотошвей и галунщиков — 8, оружейник — 1, горшечников — 5, трубочистов — 7, водовозов — 94, седельщиков — 9, ламповщиков — 2, красильщиков — 4, типографщиков — 18, фотографов — 4, переплетчиков — 4, цирюльников — 5, парикмахеров — 7, коновалов — 2, свечников — З179. Только в 1876 году было выдано 82 свидетельства “на мещанские про­мысли”. Через два года к числу городских ремесленников прибавилось еще 37 трактирщиков и харчевников, 18 типографщиков и 7 трубочис­тов180. Это далеко не полный перечень лиц, занимающихся ремеслом.

Ремесленники во Владикавказе не составляли особого сословного общества, как это было в западных и юго-западных городах России. Они принадлежали к местному мещанскому обществу, подчинялись мещан­скому управлению, несли соответствующие повинности. Но официаль­но они признавались обществом владикавказских ремесленников, про­изводили по раскладке сборы на общественные нужды, имели общую недвижимую собственность, содержали два начальных училища — муж­ское и женское, участвовали по представительству в городских сослов­ных учреждениях181, то есть действовали как сословное городское об­щество.

В хозяйственной деятельности горожан четко прослеживалась эт­ническая специфика.

Среди евреев было много ремесленников — портных, часовых дел мастеров, ювелиров, сапожников, столяров, шапочников. Были также жестянщики, переплетчики, веревочники, чемоданщики. Большим спро­сом пользовался труд эполетчиков, к их услугам прибегали военные. Среди портных славились мастер Соболевский, известный фуражечник Брик. Ювелиры Шихман, Ладыженский и другие имели свои магазины. Горожанам были хорошо известны имена часовых мастеров — Кранцен — блюма и Тененбаума. По данным городской Ремесленной управы среди евреев было 35 портных, 8 часовых мастеров, 3 ювелира, 14 сапожни­ков, 4 столяра, 15 шапочников182. А по материалам Первой всеобщей переписи населения ювелирным делом, живописью и приготовлениям предметов роскоши и культа занималось 76 горожан-евреев183.

В городе был армянский ремесленный квартал, где можно было за­казать все предметы традиционного горского костюма. “Тут все так на­зываемые азиатские вещи — бурки, седла, башлыки, папахи, чувяки, но­говицы, саквы, ачкура, кинжалы и прочее”, — отмечал современник184.

В этом квартале было много Серебряков, оружейников, гончаров. В 1897 году во Владикавказе 89 армян были заняты ювелирным делом и изготовлением предметов культа и роскоши, 16 — приготовлением одеж­ды185. В начале XX века в городе была хорошо известна торговая фирма “Коджоянц”, где объединились армяне — ювелиры, граверы и чеканщи­ки, изделия которых пользовались широким спросом в городе и за его пределами. Армяне-мужчины занимались традиционной выпечкой хле­ба, лаваша.

Одним из традиционных ремесел было корзиноплетение. При ар­мянском обществе была создана корзиночная мастерская, в которой из­готавливали гнутую мебель, пользовавшуюся популярностью. К этой деятельности подключилось ремесленное училище графа Лорис-Мели — кова, имевшее столярно-ткацкую и слесарно-кузнечную мастерские. Попечитель Кавказского учебного округа, посетив училище, решил орга­низовать выпуск такой мебели во всех промышленных училищах окру­га и просил выслать для этой цели образцы186. Армяне заботились о пе­редаче традиционных ремесел молодому поколению. С этой задачей ус­пешно справлялось ремесленное училище и армянское общество. Оно арендовало землю под ивовую плантацию для получения сырья для своей продукции. Лорис-Меликовское училище часто устраивало выставки ученических работ, где были представлены образцы гнутой мебели, от­личающиеся изяществом и прочностью, железные письменные прибо­ры, пресс-папье в виде наковален, гирек, азиатские арбы из горного хру­сталя, модели паровых машин, а также предметы кузнечного ремесла187.

Армяне-беженцы тоже сумели занять свою нишу в городской эконо­мике. Они арендовали места у городской управы, чтобы заниматься по­чинкой и чисткой обуви. Так поступали группы беженцев из Карской области188.

Персы были мастерами по изготовлению кирпича, кладки стен, шту­катурами. Собственные кирпичные заводы имели русско-подданные пер­сы Молла Рахимов, Муштаба Исмайлов, Исмаил Ибрагимов и др. На этих заводах работали в основном персы. Другой “персидской” нишей в городском хозяйстве был базар, где они имели свои чайные и харчев­ни, а также служили сторожами. Долгие годы за работу сторожей-пер — сов нес ответственность Шеримбеков — “арендатор базарных карауль­щиков”189. Персы были известны в городе и как водовозы. Они работали “терщиками” и цирюльниками не только в персидской бане “Восток”, но и в других городских банях190. Во Владикавказе действовал персидс­кий ковровый цех, где женщины ткали ковры. Продавали их в магазине Симонова. Среди персов были и портные. Известная предприниматель­ница Нисса Ханум имела каретный двор, конюшню, право на почтовые перевозки Владикавказ-Тифлис191.

В 1897 году 49 персов было занято обработкой металлов, 37 — про­изводством напитков и “бродильных веществ”, 48 — ювелирным про­мыслом, 23 — приготовлением одежды, 48 — извозом192. Собственную пекарню имел Наги Алескеров.

Среди персов было немало “башмачников”, а горожане Али Фейзу — лаев и Ага Гасанов имели собственные сапожные193.

Городские грузины занимались выпечкой хлеба, лаваша, йзготовле — нием вина. Обработкой дерева было занято в 1897 году 19 человек, об­работкой металла — 9, керамическим производством — 18 человек. В грузинской профессиональной школе было два отделения: “белошвей­ные и изящные рукоделия” и “мастерская дамских нарядов”, где шили национальную грузинскую и европейскую одежду. К концу века изго­товлением одежды занималось 16 человек, строительными и ремонт­ными делами было занято — 75 человек, извозным промыслом — 31 че­ловек194.

Греки занимались во Владикавказе строительством домов, соборов, церквей, устройством улиц, тротуаров, площадей, бульваров. Они воз­двигали мосты, берегоукрепительные сооружения и другие объекты.

В марте 1862 года турецко-подданные греки братья Федор и Ермо — лай Есифандовы заключили с городскими властями договор на строи­тельство тротуаров на Александровском проспекте. Они вместе с армя­нами, персами, грузинами, осетинами и русскими строили здание Рус­ского театра, гостиницы “Империал”, городского клуба (“Дом офице­ров”). В мае 1876 года городская дума Владикавказа заключила контракт с турецко-подданным греком Константином Панаиотиди на мощение улиц. Он же по поручению городской управы строил каменный мост по улице Краснорядской (современной площади Штыба).

В 1881 году городские власти поручили греческим мастерам мос­тить улицу Московскую (современная Кирова), построить водосточные лотки, каменные спуски к реке. Греки приняли активное участие в стро­ительстве первого водопровода в 1881 году. А в феврале 1900 года Вла­дикавказская городская управа заключила с греческими мастерами, а именно, с концессионером Е. С. Скамаранги договор на устройство в городе электрического трамвая и освещения.

Среди греков были и мастера по изготовлению одежды (в 1897 году их было 36 человек)195.

Русские считались лучшими печниками, плотниками, столярами, кровельщиками, пильщиками. Обработкой дерева занималось 280 че­ловек, обработкой металлов — 263 человека, изготовлением одежды — 694 человека, строительными работами — 876 человек, извозом — 598196.

Немцев-ремесленников было немного, среди них — портные, масте­ра по традиционному литью свечей из сала. По данным переписи насе­ления 1897 года изготовлением одежды занималось 7 человек, ювелир­ным делом — 18197.

Особую группу ремесленников составляли “мусульмане-серебряки

и золотых дел мастера”. Они изготавливали разнообразные женские ук­рашения, предметы быта. Дагестанцы-лезгины (по источникам — тата­ры) занимались позолотой вещей сплавом, похожим на серебро. Обра­ботка металлов к концу XIX века было основным занятием для 45 лез­гин и 11 кумыков. Их изделия продавались во многих магазинах города. Татары шили сбрую, выделывали седла, занимались извозом (23 чело­века в 1894 году)198.

Некоторые ремесла долгое время сохраняли этническую специфи­ку, но цеха становились многонациональными. Это прослеживается по спискам цеховых старшин, их товарищей и гласных. В 1887 году золо­тосеребряный цех возглавлял азербайджанец Арон-Мусса-оглы, това­рищами были еврей Сальман и армянин Аванесов, гласными — татары. Шапочным цехом руководил русский М. Ковальский, товарищами были осетин Кумсиев, грузин Кайшаури, гласным — татарин Наримов. В хле­бопекарном цехе старшиной был грузин Спиридон Сирткладзе, товари­щами его были грек Макридис, азербайджанец Кешишь-оглы, гласны­ми — осетин Алексей Басиев и русский Николай Кузьмин. В сапожном цехе старшиной был русский — Колодзев, товарищами — еврей Мосике — вич и азербайджанец Ахмед Сафар-оглы. Парикмахерским цехом руко­водил армянин Артемов, товарищами были два грузина, портными ру­ководил старшина-русский, товарищами были русский и армянин, глас­ными — армянин и еврей. Кузнечный, каретный и кровельно-малярный цеха возглавляли русские, а мастерами были горожане других нацио­нальностей199.

Моноэтничность пытались сохранять дагестанские, армянские, ев­рейские ремесленные объединения. Но этому стали препятствовать пра­вительственные постановления: согласно ст. 58 Ремесленного Устава старшина вновь создаваемого цеха должен был исповедовать христиан­скую веру. Например, в 1878 году мастера золотых, серебряных и часо­вых дел и золотошвеи были причислены к кузнечному цеху, что не соот­ветствовало их хозяйственному профилю и желаниям. Все они были евреями: 5 человек — золотых дел мастера, 8 — часовщики, 4 — серебря — ки. Чтобы иметь свой цех, они вынуждены были пригласить двух масте­ров-русских и одного из них назначить старшиной200.

В 1904 году во Владикавказе было уже 715 ремесленных заведений. В них работало 715 мастеров, 556 подмастерьев, 314 учеников. Среди ремесленных занятий самым крупным было сапожное дело, насчиты­вавшее 139 заведений. Портняжное ремесло было сосредоточено в 32 мастерских, кузнечное — в 68, золотых и серебряных дел — в 61, маляр­ных — в 57, столярных — в 50, колесных — в 37, шапочных — в 26, слесар­ных — в 17, седельных — в 16, часовых дел — в 13, каретных и шорных — в 11, жестяных, переплетных, галунных, шляпных и других — от одного до десяти каждого вида201. В городе были и мастера, занимающиеся инди-

5 Заказ № 1611 65 видуально различными ремеслами, в том числе такими как изготовление вощины, ульев, пчеловодных принадлежностей, роспись потолков и стен, никелировка медных, железных, стальных и чугунных вещей202.

Процессы урбанизации и капиталистического развития предопре­деляли отход от традиционных хозяйственных занятий и приобщение к городской экономике.

Развивающееся коммунальное хозяйство обеспечивало массу рабо­чих мест. Большинство улиц города в 70-х годах XIX века освещалось уже не фатогеном, как прежде, а керосиновыми или керосинокалильны­ми фонарями, которые нуждались в периодическом ремонте. В связи с созданием в 1883 году водопроводной сети появились рабочие, обслу­живающие водостоки и водопроводы.

Немало горожан было занято в системе городского транспорта. Со­временники отмечали сохранность его этнической специфики: “Извоз — чий фаэтон лежащих рессорах перегоняет скрипучую арбу, запряжен­ную парой буйволов, а вслед за ней едет русский троечный извозчик; слышно глухое позвякивание колокольчиков (биль),- это тянется беско­нечный караван верблюдов, привязанных друг за дружкой”203. Реклам­ные страницы местных газет часто упоминали такие виды транспорта как фаэтоны, коляски, линейные пролетки, дрогги рессорные. В 90-х годах XIX века появился “городской” фаэтон — “легкий, низкого хода”. Сохранилось описание одного из бытовавших видов транспорта: “каре­та с очень длинным сиденьем около кучера спереди и сиденьем сзади, запряженная четырьмя лошадьми в дышло и двумя спереди”204. В горо­де работали мастерские по ремонту экипажей, а позднее и автомобилей, а также заведения, в которых можно было арендовать экипажи. Были востребованы держатели экипажей, мастера по их изготовлению и ре­монту, извозчики.

В 1904 году во Владикавказе появился трамвай. Это событие широ­ко освещалось в прессе: “6 августа 1904 года при огромном стечении горожан, под перезвон церковных колоколов, первый трамвай вышел из депо, пересек выстроенный для него мост и двинулся по маршруту”. По описанию современников, первый трамвай представлял собой полуотк­рытый вагончик с рекламным щитом “Зингер” на вогнутой крыше205. Одним из первых водителей трамвая был осетин Кибл Абаев.

Приобщению к новым хозяйственным занятиям способствовала си­стема профессионального образования, в частности, ремесленные учи­лища. Например, в Лорис-Меликовском училище осетины получали про­фессии слесарей, токарей, столяров, кузнецов. Некоторые из них на­правлялись на учебу в Московское железнодорожное училище206. К 1897 году на железной дороге работало 64 осетина207.

Важное место в городской инфраструктуре занимал извозный про­мысел. По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году извозом занималось 598 русских горожан, 12 украинцев, 15 поляков, 31 грузин, 23 татарина208. По этим сведениям извозом занимался только один осетин. Но из других источников известно, что еще в 1830-х годах во Владикавказской крепости “множество осетинцев” предлагало про­езжим найм лошадей до завала, до Тифлиса и других мест. Этим ямщи­кам купечество поручало перевозить товары через Дарьяльское ущелье в Грузию209. Местная пресса отмечала, что при перевозке осетинами то­вары не портились и не пропадали210. Осетины развозили кирпич и че­репицу с заводов в различные части города.

В городе проходило становление системы бытового обслуживания, которая предоставляла горожанам довольно широкий выбор хозяйствен­ных занятий. Росло число бань, самые крупные из них — персидская, баня “Восток”, баня Басиевых по улице Евдокимовской, бани Дейкар — ханова, Иванова, Андреева. Андреевская баня считалась одной из луч­ших в городе. По описанию современников в предбанниках были мяг­кие диваны, на полах — ковры, на стенах — зеркала; ванны были цинко­вые, с термометрами и паровым отоплением. При банях открывались прачечные с машинной и ручной стиркой211. Масса горожан занималась в системе бытового обслуживания частной деятельностью в качестве прислуги, поденщиков и т. д. К 1897 году их численность достигала 2421 человек среди русских горожан, 84 —среди украинцев, 117 — среди по­ляков, 21 — среди немцев, 69 — среди армян, 78 — среди осетин, 211 — среди грузин, 15 — среди евреев, 5 — среди персов, 39 — среди татар, 59 — среди чеченцев212.

В городе развивалась культурно-информационная система, включав­шая почту, телеграф, телефон.

Своеобразная почтовая служба существовала во Владикавказской крепости в 30-х годах XIX века. Она доставляла в крепость служебные пакеты, частные письма, газеты и журналы. Во время Кавказской вой­ны связь крепости с Моздоком поддерживалась “оказиями”. Два раза в неделю отряд пехоты с пушками и “значительным количеством каза­ков” сопровождал правительственную почту213. Во второй половине XIX века почта в России стала средством распространения в провинции га­зет, журналов. Она облегчала коммерческие сделки, упрощала процесс пересылки денег, оформление кредитных операций.

В XIX веке появились новые средства информационной системы — электромагнитный телеграф и телефон. Первая телеграфная линия для общего пользования начала действовать между Москвой и Петербургом в начале 50-х годов. В пореформенное время выросла протяженность телеграфных линий. Во Владикавказе телеграф был установлен инже­нером К. А. Андреевым. Это была международная телеграфная станция третьего разряда с 5-ю круглосуточно работающими аппаратами. В 1876 году общее число телеграмм на этой станции было 90906, а годовой сбор за передачу денег составил 16510рублей41 копейку214. К 1884 году Владикавказ имел телеграфную связь с Дарьялом, Чир-Юртом, Моздо­ком, Ростовом. В городе действовало почтово-телеграфное управление.

В последние десятилетия XIX века в России появился и получил распространение телефон. В 80-х годах он уже был в губернских и не­которых уездных городах, а к концу XIX века — в 67 российских горо­дах. Во Владикавказе телефонная сеть была открыта 1 ноября 1897 года. Тогда было установлено 55 аппаратов: 4 служебных, 47 городских, 2 промежуточных и 2 загородных215. Позднее появился коммутатор.

Обслуживанием объектов культурно-информационной системы в основном занимались выходцы из городского мещанства, к концу XIX века их было 147 человек, из них 124 — русских, 11 поляков, 5 украин­цев, 2 армянина, 2 еврея, 1 грек, 1 осетин216.

Промышленность. В пореформенное время стала развиваться го­родская промышленность. Первые фабрики и заводы были мелкими предприятиями ремесленного типа, все работы на них производились вручную. В 1852 году в крепости был лишь один пивоваренный завод, два мыловаренных, два свечных, три кожевенных217. В 1871 году появи­лось 4 табачные фабрики, 2 водочных и канатно-прядильный завод218. Экономист Юдин отмечал, что Владикавказ, несмотря на свою юность, “обзаводился необходимыми в настоящее время фабриками и завода­ми”, в числе которых называл винокуренно-пивоваренный и кожевен­ный заводы Карганова, маслобойный завод Федорова, канатно-веревоч — ный завод Максимовой с сыновьями, хлопчатобумажные фабрики Пет­рова и Каврелина, воскопробойный и медоспускательный завод Токаре­ва, воскобелительный и свечный заводы Алехина, мыльно-свечный за­вод Егунова, водочный завод Шаура, 80 кирпично-черепичных заводов, на которых было занято до 1200 рабочих и служащих219. В 1874 году в городе было 194 промышленных предприятия: 11 — салотопенных, 3 ско­тобойных, 2 — вытапливающих воск, 10 свечных, 4 мыловаренных, 6 кожевенных, 2 выделывающих овчину, 64 кирпичных, 37 черепичных, 3 канатных, 3 пивомедоваренных, 2 известковых, 12 горшечных, 5 во­дочных, 2 табачных, 4 маслобойных и 5 хлопчатобумажных220. В 1875 году появилось еще 7 скотобойных предприятий и 7 оптовых складов вина и спирта221. В 1876 году количество промышленных предприятий сократилось до 145, стало меньше кирпичных и черепичных заводов (на 12 и 9 соответственно), что связано с возникновением процесса ук­рупнения предприятий. Вместе с тем увеличилось количество известко­вых заводов, появились новые фабрики222. К 1883 году было построено еще 2 уксусных завода, 2 красильных, 2 лесопильных, 3 завода мине­ральных вод, 2 конфетных и 1 чугунно-литейный223. К 1912 году были основаны 2 кукурузно-паточных завода224.

В 80-х годах продолжался процесс укрупнения промышленности, вытеснение мелких предприятий более крупными, такими как машин­ный завод барона Штейнгеля, сахарный завод Прохаско и другие. Мел­кие предприятия не выдерживали конкуренции. Создавались предприя­тия на паевых началах. Представители армянской общины города Кар — ганов, Кетхудов и Таиров создали Святотроицкий винокуренный завод. Это крупное комплексное предприятие состояло из пивоварни, мельни­цы, кузницы, слесарни, мастерской по выпуску медных винокуренных аппаратов, солодовни, скотобойни и кожевенного завода. Годовой до­ход его составлял 140 тысяч рублей225. Крупным предприятием была та­бачная фабрика Вахтангова с годовым оборотом в 1.300 тысяч рублей226. Остальные предприятия были небольшими.

Большая часть предприятий принадлежала русским, армянам, евре­ям. К числу значительных предприятий города относились кирпичные и черепичные заводы армян — С. Киракозова, X. Петросова, Г. Симоно­ва, А. Паргесова, О. Давидова, пивоваренный завод И. Тертерова, муко­мольная фабрика Ф. Ходякова, фабрика папиросных гильз X. Лисицева. Владельцами многих кирпичных заводов были персы. Осетины А. и X. Гутиевы и К. Тхостов строили кирпичный завод с гофмановскими печа­ми227. Армянин Б. С. Вахтангов, купец второй гильдии был владельцем табачной фабрики, Отиев — пивоваренного завода. Ж. Казаров — конди­терской фабрики. Евреи Резаковы имели в городе консервный завод (на перекрестке улиц Маркова и Джанаева). Осетин Хасиев — кондитерс­кую фабрику, азербайджанец Исмаил Алиев — кондитерскую и конфет­ную фабрику “Хуршид”, у греков было 9 пекарен228. В 1916 году греки Карагеоргопуло и Маруфов основали “Известково-промышленное то­варищество “Редант”, построили гофмановские печи229. Грекам П. Чи — хатарову и М. Станулису принадлежали известковые заводы в Балте.

В фабрично-заводской промышленности города одно из важных мест занимали мельницы: из 1.300 тысяч рублей общей производительности местных фабрик и заводов на мельницы приходилось 780 тысяч руб­лей230. Владельцем крупнейшей вальцовой мельницы был Я. О. Ходя- ков. К 1896 году насчитывалось 14 мельниц, их владельцами были азер­байджанцы братья Мурадовы — выходцы из Карабаха, осетин Павел Бай — матов, греки К. и Н. Лазаревы (Лазариди)231.

Многие горожане к концу XIX века были заняты в обрабатывающей промышленности. Обработкой растительной и животной продукции за­нимались 145 русских горожан, 7 украинцев, 6 поляков, 6 армян, 10 осе­тин, 60 грузин. В табачном производстве было задействовано 27 рус­ских, 15 евреев и др., в полиграфическом производстве — 82 русских, 14 евреев, 3 поляка и др. Значительная часть горожан имела занятия, свя­занные с железной дорогой, среди них — 187 русских, 19 украинцев, 45 поляков, 48 персов, 64 осетина, 4 грузина и др.

Особое место в городской экономике занимал гостиничный бизнес. Одна из первых гостиниц “Нью-Йорк” была открыта в 1875 году Архи — еписковым, который арендовал для нее часть первого в городе трехэ­тажного здания. Владельцем его был некто В. Л. Чеглак. Позднее гости­ницей стал управлять горожанин Мекеладзе232. В 1879 году была откры­та старейшая в городе гостиница “Гранд-Отель” на Александровском проспекте. Владельцем здания был горожанин Попков, а арендатором — Г. Г. Бурдули. На первом этаже располагались администрация гостини­цы и ресторан, на 2-ом — гостиничные номера. Позднее было основано еще 2 филиала “Гранд-Отель” на другой стороне Александровского про­спекта и в Казбеги.

Арендой гостиниц занималось немало грузин. В 1882 году была от­крыта гостиница “Европа”. Здание (на углу проспекта Мира и улицы Куйбышева) построил известный в городе предприниматель Е. С. Зипа- лов, а арендовал под гостиницу З. Н. Кереселидзе. В начале 1880-х го­дов была основана гостиница “Бристоль”. Здание было построено по инициативе Общественного (Дворянского) собрания Владикавказа для проведения различных культурных мероприятий, а со временем часть его была арендована под гостиницу И. И. Борисовым. “Бристоль” отли­чалась от других городских гостиниц наличием ночного кафешантана с кордебалетом — редкого по тем временам развлечения.

В 1880-х годах была построена гостиница “Париж” (угол проспекта Мира и улицы Горького) на средства горожанина Аликперта Амир-Али — ева. Христофор Андреев был владельцем гостиницы “Коммерческая”, где при номерах имелись ванны с горячей и холодной водой, буфеты, различные развлечения. Отель “Империал”, которым в разное время владели В. И. Римкевич и П. Е. Марандов, славился роскошным ресто­раном с европейской и кавказской кухней233. Гостиницей “Центральной” владел осетин Цораев, “Купеческой” — грек Михайлов, “Европейской” — грек Попандопуло, “Малороссией” — армянин И. Аракелов, гостиницей “Кавказ” — армянин Ж. Казаров, меблированными комнатами “Эльбрус” — армянин Г. Тер-Антонианц234. Многие горожане были заняты в гости­ничном бизнесе, где требовались горничные, швейцары, курьеры, элек­трики, слесари и т. д. К 1897 году в гостиницах, меблированных комна­тах, трактирах и клубах работало около 270 человек, среди них 145 рус­ских, 82 армянина, 22 грузина235.

Торговля. Еще в 1811 году, описывая население крепости, современ­ники отмечали наличие в ней нескольких “мелочных торговцев”236. В 1826 году жители крепости вынуждены были довольствоваться одним духаном, “где со сбытом вина и водки продавались товары самой пер­вой потребности”237. По заметкам бытоописателей, в 1834 году появи­лись лавки с товаром первой необходимости и даже предметами роско­ши238. В крепости действовал базар, где совершались основные торго­вые сделки. В 1851 году торговали 9 купцов 2-ой гильдии и 30 купцов 3- ей гильдии, было уже много “средней руки торговцев, которым принад­лежало 125 торговых лавок”239.

Путешественников удивляла смесь европейских и восточных эле­ментов жизнеобеспечивающей культуры. Е. Вердеревский, будучи во Владикавказе, писал: “В одном из лучших духанов нашел я следующую выставку местной коммерции: рыбу, ремни, купорос, бурки, финики, папахи, гвозди, горчицу и… шампанское. По этому образчику можете судить об изяществе капкайских магазинов”240. В 1852 году в крепости было уже 56 купцов 2-й гильдии241.

Владикавказская крепость была основной базой торговли с Закав­казьем и странами Ближнего Востока. В течение XIX века, в связи с периодически обострявшейся военно-политической ситуацией через Владикавказ по Военно-грузинской дороге, стягивались войска к гра­нице с Турцией. Прохождение войск через крепость требовало большо­го количества фуража, провианта и перевязочных средств — все это по­ставлялось для нужд армии местным населением. Возросшие доходы от военных подрядов и от перевозки товаров из России в Грузию спо­собствовали развитию экономики крепости242. Наместник Кавказский в своем отношении к председателю Кавказского комитета о преобразова­нии крепости в город указывал: “По мере успехов нашего оружия в кре­пости Владикавказ начала быстро развиваться торговля, привлекшая туда как из Закавказского края, так и из внутренних губерний России разно­го звания промышленных людей. Находя для себя выгоды свободной торговли, они стали в крепости оседлостью, строя там дома, лавки, за­воды и другие промышленные заведения”243. В 1850-х годах предмета­ми торговли были бумажные и шелковые ткани, сукно, металлические изделия, галантерея, сахар, чай, кофе, заграничные напитки. За исклю­чением табака, фруктов и кахетинских вин, привозимых из Тифлиса, остальные товары закупались на Нижегородской ярмарке, доставлялись во Владикавказ и оттуда сбывались в ближайшие укрепления. В 1859 году оборотный капитал крепости доходил до 800 тысяч рублей сереб­ром. Из 76 торговцев только 18 человек были русскими, остальные — армяне и грузины244. Жители крепости занимались торговлей “всех ро­дов”, особенно подрядами на перевозку в Грузию и Россию товаров.

Исследователи отмечают оживление коммерческой деятельности во всех городах Северного Кавказа к середине XIX века245. Это явление отмечали и современники: “Кто посещает Кавказ — с приездом в Став­рополь, Пятигорск, Кисловодск, Владикавказ, Грозную и пр. — видит города, оживленные торговлей и русской жизнью”246. В середине 1860-х годов внутренняя торговля велась в 150 лавках, 20 магазинах, на база­рах и ярмарках. “Положение” о городе Владикавказе предоставляло льго­ты лицам, вступившим в купеческое сословие, что обусловило рост их численности. На 1 января 1864 года в городе проживало 570 купцов 1 и 2 гильдии247.

В июле 1872 года был утвержден Устав акционерного общества Ро — стово-Владикавказской железной дороги, а в августе 1875 года было от­крыто движение первых поездов, соединившее Владикавказ с другими городами Северного Кавказа и России, а позднее — с портами Черного и Каспийского морей. Город превратился из военной базы в пункт ожив­ленной торговли России с Кавказом и Закавказьем. Количество завози­мых в него товаров достигало 3 миллионов пудов248. Владикавказ был проводником привозных продуктов, этим объясняется обилие в нем раз­нородных торговых заведений, значительно превышающих спрос мест­ного городского населения. В 1876 году здесь было 414 частных лавок, а всех торговых заведений — 627, из них магазинов и лавок с бакалейны­ми товарами — 38, лавок с мелочным товаром — 69, мясных лавок — 11, рыбных — 9, пекарных заведений — 64, фруктовых погребов и лавок — 6, магазинов и лавок с мануфактурными товарами — 31, с галантерейными

— 7, с железными и чугунными — 9, с кожевенными — 6, с посудой и стеклом — 3, с золотыми и серебряными товарами — 9, с карманными и настенными часами — 8, с готовой одеждой — 2, модных магазинов — 3, магазинов обуви — 4, магазин швейных машин — 1, табачных лавок — 10, мучных — 4, чайных магазинов — 1, магазинов сукон — 2, лавок с персид­скими и азиатскими товарами — 15, аптек и аптечных лавок — 2, мебель­ных магазинов — 3, оптический — 1, горшечных лавок — 7, лавок с извес­тью — 2, типографий — 2, литография — 1, фотографий — 3, оптовых скла­дов спирта — 8, ренсковых погребов — 40, погребов закавказских вин — 34, питейных заведений — 79, пивных лавок — 8, лимонадных заведений

— 4, трактирных заведений — 33, 3 харчевни, 15 постоялых дворов, 10 гостиниц, 7 съестных лавок, 10 квасных столов, 8 колбасных заведений, 4 кондитерских, 3 буфета, 10 бань, 3 транспортные конторы, 5 страхо­вых агентств, контора дилижансов и почтовая станция249.

Городское купечество было организовано в три общества — армянс­кое, грузинское и русское. Но не менее важные позиции в торговле за­нимали евреи и персы. С. И. Ковалевский писал о евреях: “Главное заня­тие — торговля. Одни торгуют на базаре, другие в разность. Последние обычно полезны женщинам, постоянно сидящим дома. Евреи и еврейки ничего не оставляют без внимания. Еврейки разносят по домам нюха­тельный табак и прочую мелочь. Между ними, как всегда, много рос­товщиков. Они дают деньги под большие проценты, — сверх того, сколь­ко еще приберут у должника кур, пшеницы, фруктов”250. По данным пер­вой всеобщей переписи населения по Терской области 37,7% евреев было занято торговлей. Во Владикавказе они имели магазины, в том числе крупные ювелирные.

Армяне и персы, составляли 7,85% всего городского населения, “в преобладающем числе держали в своих руках торговлю”251. Еще в кре­пости, в 1840-х годах армянские купцы торговали “красным и бака­лейным товаром”. В 1877 году в городе было 15 магазинов и лавок с “персидским и азиатским” товаром252. Современники отмечали, что пер­сы занимались торговлей в самых разных видах, от продажи фруктов и зелени на базаре, до больших магазинов на лучших улицах города. Один из первых магазинов по продаже персидских ковров распола­гался в конце 1880-х годов в центре города (улица Куйбышева, 6). Круп­нейший магазин находился в “Персидском доме”, здание которого было построено на той же улице в 1909 году, по проекту архитектора Гроз — мани. Персы привозили ткани, ковры, пряности, сухофрукты. Они имели и бакалейные магазины в центре города. Очевидно, персы были главными поставщиками сахара: когда наступали мусульманские праз­дники и закрывались магазины, местные газеты именно этим обстоя­тельством объясняли отсутствие в городе сахара, а городская управа просила персов — владельцев бакалейных магазинов, заблаговремен­но предупреждать горожан о режиме своей работы через местную прес­су253. Персы изготавливали и продавали национальные кондитерские изделия. “На многих улицах города можно ежедневно видеть как пер­сияне-торговцы на подставных столиках продают разные сласти до­машней фабрикации, окрашенные во всевозможные цвета”254. Эта про­дукция пользовалась особым спросом у городской детворы, а взрос­лые горожане высказывали озабоченность качеством персидских кон­дитерских изделий. Персов-торговцев часто упрекали и в низком ка­честве фруктов. Они владели чайными и харчевнями в оживленных местах города. Собственные торговые лавки имели русско-подданные персы Салах Захарбеков, Рустам Ахмедов, Гаджи Асанов, Коджи Алес­керов, братья Бабабековы, Даргахов и др255.

Грузины держали винные лавки, предлагая горожанам кахетинские вина, фрукты, продукты сельского хозяйства. Они были владельцами многочисленных духанов.

Определенную нишу в торговле занимали греки. Им принадлежало 28 торговых лавок, торговавших хлебом и кондитерско-булочными из­делиями, 4 лавки, торговавшие мукой и зерном, 2 табачные, 9 бакалей­ных. Были торговые заведения со смешанным товаром, а также лавки, продававшие известь. В разное время к купцам 2 гильдии были причис­лены 9 человек256.

Осетины также вовлекались в городскую торговлю. Еще в 1858 году, когда в крепости было только 84 торговца, двое из них были осетинами — Каспулат Кусов и Дмитрий Базров257. Крупным купцом был Федор Баев, торговавший рогатым скотом и имевший многочисленные табуны ло­шадей. Осетины продавали вещи из домашнего сукна, бурки, овечью шерсть, мед, кожу, меха, бычьи и турьи рога, продукты сельского хозяй­ства — домашнюю птицу, сыр, яйца.

Часть города (современные улицы Джанаева, Маркова, Гостиева, Куйбышева) была занята торговыми рядами, лавками, духанами, пекар­нями, создававшими атмосферу восточного базара258.

Росло число частных торговых лавок. Городская управа сдавала в аренду будки для торговли в городском саду, на Александровском про­спекте, на Московском бульваре, требуя при этом соблюдать порядок: “никаких выносных столиков, подставок, чтобы не стеснять движения публики на бульварах”259. К началу XX века появились магазины на го­родских слободках. На Осетинской слободке были открыты бакалей­ные и мясные магазины Борисом Ногаевым, Григорием Симоновым, Захаром Отиевым, Аделаидой Шимкевич. В целом, число торгующих заведений во Владикавказе увеличилось с 223 в 1894 году до 1131 в 1910 году260. В 1915-16 годах горуправа выдала массу разрешений на открытие столовых и кафе.

Особое место в городской жизнедеятельности занимала ярмарка. В середине 1870-х годов действовало две ярмарки — Константиновская с 20 мая по 28 мая и Михайловская с 8 по 14 ноября. Дважды в год горцы привозили в город сукно, кожевенные изделия, головные уборы, чувя­ки, ноговицы, бурки. Из Моздока и казачьих станиц везли на продажу муку, мед, виноград, арбузы, дыни, фрукты, овощи, домашнюю птицу. Ногайцы торговали мелким скотом и лошадьми. Ярмарка была актив­ной зоной межэтнического общения. “Тут толпятся казаки, в черкесках и папахах; оборванные и грязные татары; бойкие великорусские кула­ки; красивые кабардинцы, в бурках, верхом на прекрасных лошадях; в кое-как сколоченных лавчонках, образующих так называемые ряды, продаются чай, сахар, мыло, свечи, бумажные московские материи и тульские железные вещи; великорусские кулаки обделывают приезжих с гор, выманивая привезенные ими звериные шкуры на свои товары; на площади стоят воза с яблоками; продаются деготь, сено, волы и про­чее”,-так описывал владикавказскую ярмарку путешествующий по Кав­казу М. Владыкин261. Ярмарки придавали городу особый колорит и со­здавали приподнятую праздничную атмосферу. Они были желанным со­бытием для мещан, купцов, ремесленников, солдат, многих горожан. Бойкая торговля, где почти каждый продавец был еще и покупателем, сопровождалась всевозможными ярмарочными развлечениями. Высту­пали дрессировщики, фокусники, акробаты, шарманщики, владельцы подвижных “панорам” с видами гор и увеселительными картинками. “Книгоноши” продавали лубочные издания с картинками и плакаты со стихами к ним Пушкина, Лермонтова, Кольцова и Некрасова. Кустари торговали детскими игрушками — лошадками, куклами, дудками, свист­ками и пр. “Не смолкая звучала многоязычная речь продацов и покупа­телей. Они шумно торговались, и заключая крупные сделки, бились об заклад. Пронзительно кричал Петрушка, разыгрывая сцены с чертом или со смертью. Смех, пение, монотонные звуки органа не стихали до вече­ра”, — так описывали современники городскую ярмарку262. Устраивали качели, различные игры. Ярмарки оживляли размеренный ритм жизни владикавказцев.

Но главным содержанием ярмарки была торговля, а ее результаты со временем перестали устраивать город. Если в отчете за 1876 год, ког­да годовой оборот с обеих ярмарок составил 26 тысяч 665 рублей, сдер­жанно было отмечено, что “причин, препятствующих развитию какой- либо отрасли торговли и обстоятельств, увеличивающих ее на упомяну­тых ярмарках не встречалось”263, то к середине 1880-х годов ситуация заметно ухудшилась. В 1884 году “Терские ведомости” отмечали: “Вла — . дикавказские ярмарки уже отжили свой век и теперь являются анахро­низмом. Раньше они имели значение для торговых сношений с горца­ми, которые пригоняли на продажу свой лишний скот, свозили свои из­делия и разное сырье и взамен запасались красным товаром, привози­мым сюда на ярмарки из Георгиевска и Ростова. А с появлением желез­ной дороги базар заменил ярмарки, горцы могут приезжать в любое вре­мя”264. Действительно, оборот ярмарок падал с каждым годом. Если в начале 1870-х годов общий оборот одной лишь Константиновской яр­марки достигал 80 тысяч, то к 1890 году он упал до 42 тысяч рублей265.

К этому времени городские базары, проводившиеся три раза в неде­лю, превосходили своими оборотами многие ярмарки в других городах области, а ценность продуктов среднего годового привоза на владикав­казские базары превышала 1 миллион рублей266. Владикавказские база­ры снабжали Тионетский уезд Тифлисской губернии зерновым хлебом, горским сукном, бурками, рогатым скотом, лошадьми и местными ре­месленными изделиями. С владикавказских базаров в Ростов отправля­лось громадное количество кукурузы, пшеницы. На Харьковскую, Пол­тавскую и Нижегородскую ярмарки увозили кожи, овчины, меха и воск267.

Владикавказ был естественным и ближайшим рынком сбыта кус­тарной продукции горцев, которая с каждым годом увеличивалась и со­вершенствовалась. Но сбыт кустарных изделий был убыточным, пото­му что находился в руках посредников, многократно снижающих их реальную стоимость. Известно, что К. Хетагуров призывал туземную интеллигенцию “без различия национальностей” учредить “Общество покровительства кустарному производству в Терской области” и нала­дить систему сбыта этой продукции по приемлемым ценам268.

По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году тор­говлей занимались очень многие горожане. Продуктами сельского хо­зяйства торговали 811 человек, в основном русские (281 человек), армя­не (96 человек), персы (164 человека), грузины (142 человека). Строи­тельными материалами и топливом торговали 36 человек, в основном русские; торговлю металлами, машинами и оружием вели 190 человек, (из них 102 человека — армяне); тканями и предметами одежды торгова­ли 188 человек, в основном русские (78 человек) и грузины (96 чело­век); “разносносной” и “развозной” торговлей занималось 83 человека, большей частью грузины, армяне, персы и осетины. Монополию на пи­тейную торговлю имели грузины (123 человека из 192). Торговым по­средничеством занимались 56 человек, в основном евреи (12 человек), армяне (13 человек), персы (10 человек)269.

Сельское хозяйство. Некоторые исследователи рассматривают сель­скохозяйственные занятия горожан не как подсобные, а как важнейшие промыслы, которые наряду с ремеслом и торговлей, составляют “про­изводство для обмена”, то есть приобретают товарный характер270. Сель­ским хозяйством занималась значительная часть горожан — осетины, гру­зины, русские, немцы и другие. “Это владикавказские мещане, перенес­шие с собой из деревни всю деревенскую обстановку, приемы и обы­чаи. В большинстве случаев сельское хозяйство служит для удовлетво­рения собственного обихода, но немало занимаются им с промышлен­ной целью: сеют в больших размерах кукурузу, подсолнечник, карто­фель”271. Под полевые посевы, огороды и сады горожане арендовали землю у городской управы. В 1905 году количество арендованной зем­ли составляло 1.369 десятин272. Владикавказцы занимались огородни­чеством, садоводством, пчеловодством, частично и хлебопашеством. Ад­министрация продавала жителям сенокосные участки на восточном и западном выгонах. Как правило, в отчетах городских властей состояние огородных посевов, картофеля и хлеба оценивалось как хорошее273. По данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи за 1897 год земледелием занимались 299 русских горожан, 16 малороссов, 14 поляков, 55 грузин. В материалах переписи не указана численность осетин, занятых в земледелии. Но из других источников известно, что оно было одним из основных занятий осетин-горожан, особенно на Осе­тинской и Владимирской слободках. Всего в сельском хозяйстве Влади­кавказа было занято 33,4% всего городского населения274.

Важное место в городском хозяйстве занимало скотоводство. В 1876 году в городе насчитывалось 5684 лошади, 7928 волов, 6432 коровы, 5983 теленка, 485 коз, 8032 овцы, 6238 свиней, 132 осла и мула275. Осе­тины, грузины, армяне, греки, немцы, русские и другие в большинстве были горожанами первого поколения, выходцами из аграрных районов, они пытались и в городских условиях не терять традиционных спосо­бов жизнеобеспечения. Город создавал условия для усовершенствова­ния сельскохозяйственных занятий. “Общество распространения обра­зования и технических сведений среди горцев Терской области” знако­мило “с лучшими и наиболее удобными и применимыми сельскохозяй­ственными орудиями и машинами, а особенно с новейшими усовершен­ствованными плугами”276. В 1884 году общество провело ряд экспери­ментов по использованию сельскохозяйственных машин на городской земле. В результате многие горожане обрели плуги и умение обращать­ся с ними. В 1894 году во Владикавказе было образовано “Терское об­щество сельского хозяйства и сельскохозяйственной промышленности” с целью усовершенствования всех отраслей сельскохозяйственной и ку­старной промышленности.

В городе активно действовало общество птицеводов А. Б. Ленарто — вича277. Оно часто устраивало выставки на Александровском проспек­те. Как правило, они состояли из нескольких отделов: домашней птицы и кроликов, продуктов птицеводства, принадлежностей птицеводческо­го хозяйства, а также бывали представлены птицы декоративные, пев­чие, голуби278.

При Владикавказской паровой лесопильне был образован склад зем­ледельческих машин, где продавали косилки, жатки, молотилки, мель­ницы, локомобили, куплеотборники279.

Состоятельные горожане в начале XX века имели возможность сде­лать заказы по каталогу Берлинскому заводу сельскохозяйственных ма­шин й орудий Карла Беермана, который предлагал патентованные сеял­ки, конные грабли, одно — и многолемешные плуги, конные приводы, веялки, соломорезки, молотилки280. Известная фирма Гулье-Бландшард предлагала косилки, легкие жатки, сноповязалки, дробилки, давилки281. Ростовский склад фирмы Генрих Лапц на льготных условиях предлагал соломорезки, корнерезки, дробилки и пр282. Контора “Перкунъ” через своего единственного в Терской области представителя А. Б. Текстера в городе Екатеринограде предлагала нефтяные, керосиновые и спирто­вые двигатели и локомотивы, пожарные и колодезные насосы, кузнеч­ные и слесарные инструменты283. Владикавказский склад машин и ору­дий Терского общества сельского хозяйства и сельскохозяйственной про­мышленности реализовывал оригинальные плуги Р. Сакка и других за­водов, бороны, крюмеры, жатвенные и сноповязальные машины, ма­нильский шпагат, плодосушилки, зернодробилки, сепараторы “корона”, садовые инструменты, пульверизаторы, маслобойки гольштинские и ле — фельдовские, брезенты, мешки, ремни и др284. Английский магазин Коп — фшталь закупал за границей овощные и цветочные семена, луковицы285.

К сожалению, нет источников, позволяющих определить степень востребованности этой продукции и ее влияние на хозяйство горожан. Но с уверенностью можно утверждать, что в начале XX века сельскохо­зяйственные занятия горожан успешно развивались. Осетины просили городскую управу расширить площадь для своих пастбищ, брали в арен­ду новые участки земли, активно торговали сельскохозяйственной про­дукцией286. Персы арендовали сады и выращивали фрукты на продажу (большие сады были у братьев Мурадовых в районе улицы Шмулеви — ча)287. Грузины выращивали фрукты, зелень, торговали домашней пти­цей и продуктами скотоводства. В декабре 1915 года они даже ставили вопрос об открытии мелкорайонного сельскохозяйственного общества, обращались с ходатайством о созыве собрания учредителей и организа­торов общества к правительственному агроному Терской области А. Каменецкому288. Немцы выращивали на продажу цветы, оформляя их в оригинальные букеты круглой формы. Большие скотоводческие хозяй­ства были у татар. Горожанин Якубов разводил кабардинских скакунов, на его подворье содержалось около 100 кобылиц. Он организовал про­изводство кумыса289. Представители классических диаспоральных групп — армяне, евреи — не занимались сельским хозяйством. Их хозяйствен­ные традиции сложились исторически: в традиционных аграрных обще­ствах с жесткой системой землевладения чужаки не могли претендовать на землю и связанные с ней занятия. Принимающие общества диктовали свои законы, позволяя им занимать определенные позиции в торговле, посредничестве и т. д. Материалы переписи населения за 1897 год под­тверждают эти тенденции. Армяне, евреи и персы не были заняты в сель­ском хозяйстве, но торговлей живым скотом, зерном и другими продукта­ми сельского хозяйства занимались 115 армян, 164 перса, 36 евреев.