Городская жизнедеятельность

Городская жизнедеятельность формировалась под воздействием раз­личных социально-экономических и социально-политических факторов, важнейшими из которых были присоединение Осетии к России, рефор­мы 1860-х годов, развитие капитализма, преобразование крепости в го­род и обретение им статуса областного центра. Основной характеристи­кой1 городской жизни была полиэтничность изначально сложившаяся в крепости. “Крепостной” социум выступал в качестве принимающего общества, реципиента по отношению к мигрантам, численность кото­рых постоянно увеличивалась. Этот процесс активизировался во вто­рой половине XIX — начале XX века и был связан с высоким уровнем миграции из внутренних губерний России, из осетинских селений и других регионов. Большинство городского населения составляли рус­ские, а к концу XIX века значительно увеличилось число осетин. В струк­туре городского населения сформировались диаспорные группы армян, евреев, татар, грузин, персов, азербайджанцев, поляков, немцев, греков. Их формированию способствовали достаточная численность мигран­тов, характер расселения, сохранение контактов с родиной. В демогра­фическом отношении почти все диаспорные группы были самодоста­точны, о наличии связей с родным этносом свидетельствуют постоян­ный приток мигрантов. В характере расселения просматриваются раз­личия. Компактные поселения имели осетины, армяне, грузины, поля­ки, а остальные горожане были поселены дисперсно. Преобладающей формой расселения диаспорных групп было сочетание компактного и рассеянного. Дисперсность возрастала вместе с образовательным уров­нем, социальной мобильностью и степенью включенности в городскую жизнь. Этнические группы были разными по численности, времени про­живания в городе, по социальному составу, по степени сохранности тра­диционной кулыуры, по уровню инкорпорации в хозяйство и обществен — но-культурную среду, по наличию диаспоральных признаков. Рассмот­ренный материал хорошо иллюстрирует тезис С. А. Арутюнова о том, что “диаспора — это не только и не столько состояние, диаспора — это процесс развития от “еще не диаспоры” чеоез “собственно диспору” к “уже не диаспоре”927. Владикавказские группы к концу изучаемого пе­риода находились на разных стадиях этого процесса. Армяне, грузины, евреи, греки создали в своих общинах социальные институты, обеспе­чивавшие условия для сохранения этничности. К ним относились рели — гиозно-культовые учреждения, благотворительные и культурно-просве — тительские общества, национальные школы, которые кроме своих не­посредственных задач выполняли функцию внутриэтнической консоли­дации и манифестировали диаспоральное поведение. Самую сильную структуру создали армяне. Она включала кроме армяно-григорианской церкви несколько учебных заведений, в том числе и женских, издатель­ское общество, театрально-драматический кружок, комитет помощи бе­женцам, благотворительное общество. На фоне высокого диаспораль — ного самосознания обнаруживалась и тенденция, которую можно рас­сматривать как движение к “уже не диаспоре”: часть интеллигенции утрачивала интерес к делам общины, стремилась выйти за пределы ее структуры и участвовать в общегородском культурном процессе, пред­почитала обучать своих детей уже не в национальной, а в русской шко­ле. Грузинская община создала аналогичную структуру, но гораздо по­зднее армянской. Персы имели и мечеть, и училище, и благотворитель­ное общество, но это было результатом заботы о них консульства и не может рассматриваться какпоказатель диаспорального самосознания. Татары, немцы, поляки к концу XIX — началу XX века продолжали фор­мировать институты внутриэтнической консолидации, но этот процесс протекал медленно и не был завершен к концу изучаемого периода.

К числу факторов, определяющих развитие этнических групп, сле­дует отнести достаточную для воспроизводства численность, связь с ро­диной, пополнение новыми мигрантами, компактность расселения. Не­маловажное значение имело место общины в экономике, наличие мате­риальных возможностей для возведения храмов, содержания школ и т. п. В большей степени внутриэтническая консолидация была характерна для этноконфессиональных групп: еврейская община сохраняла корпо­ративность несмотря на небольшую численность и дисперсность посе­ления.

Развитие капиталистических отношений в городской экономике про­ходило быстрыми темпами, в ней формировались национальные ниши, которые вмещали далеко не всех переселенцев. Попытки приспособиться к хозяйству города, найти в нем свое место в соответствии с традицион­ными занятиями и навыками не всегда оказывались успешными. Адап­тационные процессы были особенно сложными для людей, занимавших­ся не востребованным в городе сельскохозяйственным трудом. Городс­кое население приобщалось к нетрадиционным, новым отраслям эко­номики, не всегда прибыльным и престижным. Большей мобильностью отличались русские и осетины, не имевшие своих национальных ниш. Крупные этнические группы армян, евреев, азербайджанцев, грузин имели своеобразную монополию в различных сферах торговли и про­изводства. В городе функционировали мононациональные ремесленные цехи, производственные и торговые кампании, сохранялась этническая специфика хозяйственных занятий. Но урбанизационные процессы рас­шатывали эту систему, разрушали корпоративность, превращали город­ское хозяйство в активную сферу межэтнического общения, позитив­ную сторону которого определяли взаимозависимость и взаимозаитере- сованность.

Многоликий традиционный материально-предметный мир горожан переживал трансформационные явления под воздействием промышлен­ности и торговли. Одни элементы традиционной бытовой культуры вы­теснялись рынком, другие, напротив, в условиях урбанизации обретали новую жизнь. Основными хранителями этнокультурных констант были неимущие и средние слои. Городская элита сохраняла их в качестве ре — ликтово-знаковых элементов быта. Степень потребления европейских форм бытовой культуры определялась не этнической, а социальной при­надлежностью горожан. В целом структуры повседневности представ­ляли собой синтез традиционных, паллиативных и новых урбанизиро­ванных форм.

Соотношение традиций и новаций во многом определяло и состоя­ние общественно-культурной среды города. Этнические группы сохра­няли традиционные структуры обыденности, их досуг во многом опре­делялся нормами обрядовой жизни, стремлением к внутриэтническому общению. Но социокультурное развитие города формировало нацио­нальную интеллигенцию, которая становилась проводником новой куль­туры. Система образования, культурно-просветительские, благотвори­тельные общества, периодическая печать и книгопечатание, театр, ки­нематограф, литературно-драматические кружки и т. п. были унифици­рованными формами городской культуры, но каждая этническая группа вкладывала в них свое содержание, свою духовную культуру. Система образования включала наряду с государственными школами нацио­нальные, среди культурно-просветительских и благотворительных уч­реждений также были национальные, основанные местными этничес­кими группами. Народная музыка перекладывалась на ноты, народные сказки, мифы, легенды, эпические произведения издавались в типогра­фиях, ставились на театральных, в том числе любительских сценах, пред­меты народного быта перемещались в городские музеи…

Основной тенденцией культурного развития была не внутриэтни — ческая коммуникация, а интеграционные процессы, порождавшие раз­личные формы межэтнического взаимодействия. Старовладикавказская интеллигенция была способна строить свои отношения с людьми дру­гой национальности, отказываясь от стереотипов массового сознания и узкоэтнических ценностей и интересов, о чем свидетельствует приве­денные выше факты культурного сотрудничества. Этноконтактные си­туации оказывали большое воздействие на формирование этнических стереотипов: сглаживали настороженность, недоверие, создавали усло­вия для культурного диалога.

Наряду с межэтнической интеграцией в общественно-культурной среде происходила и социальная. В городе сохранялись сословные клу­бы, элитные учреждения и формы культуры, но местная интеллигенция вела активную деятельность по приобщению к городской культуре про­стых людей, особенно молодежи: открывала воскресные школы, учреж­дала различные просветительские общества, ставила любительские спек­такли и т. п. Во многом благодаря этой деятельности появилась тенден­ция к росту духовных и эстетических потребностей горожан. Достаточ­но высокий уровень развития городской культуры, массовой и элитар­ной, материальное благосостояние, уровень образованности, а также эт­нические стереотипы были основными факторами, определявшими фор­мы досуга.

В социокультурной сфере городской жизнедеятельности особая роль принадлежала храмам, которые выполняли религиозно-культовую, ин­теграционную, регулятивную, благотворительную, культурно-просвети — тельскую, коммуникативную и другие функции. Храм как неотъемле­мая часть духовной культуры этноса был хранителем традиций и обы­чаев. В иноэтничном и иноконфессиональном окружении, когда рели­гиозная принадлежность становилась этноопределяющим признаком, храм был не только центром конфессиональной жизни, но и средством сохранения национальной самобытности, фактором внутриэтнической консолидации. Массовые формы участия горожан в конфессиональной жизни — строительство храмов, молебны, крестные ходы, праздничные действия и др. — создавали условия для межконфессиональных контак­тов. Между адептами различных религий сложились толерантные отно­шения. Храм был не только очагом традиционной жизни, но и прини­мал активное участие в распространении форм городской культуры — школьном строительстве, церковной литературы и журналистики. Кон­фессиональная сфера городской жизнедеятельности объединяла горо­жан всех сословий.

Для праздничной жизни Владикавказа была характерна насыщен­ность национальными (особенно в домашне-бытовой и торжествен­но-официальной сторонах праздничного действа) и этнически не мар­кированными явлениями. Реальная динамика этнокультурного разви­тия порождала синтез традиций и новаций, связанных с художествен­ным творчеством и достижениями техники. Происходило расслоение праздника на народный и элитный, связанный с формами высокой куль­туры — театром, концертами, музыкальными вечерами и т. п. В жизнь горожан входили новые праздники, но и в них прослеживались этни­ческие маркеры.

Показателем уровня социокультурного развития были и гендерные отношения, сложившиеся поло-ролевые стереотипы. Активность жен­щин, их совместная с мужчинами деятельность в системе образования, благотворительности, культурном просветительстве прослеживается у русских и осетинок. Социальная ментальность женщин в других этни­ческих группах проявлялась гораздо слабее или вовсе не обнаружива­лась.

Общинный конформизм не препятствовал социокультурной инкор­порации этнических групп. Он расшатывался не только урбанизацией, но и национальной политикой российского правительства, преследовав­шей “инородческие” культурно-просветительские и благотворительные общества. Социально и культурно доминирующей группой были рус­ские горожане, принесшие в Осетию традиции российской и европейс­кой культуры. Они основывали многочисленные организации и учреж­дения, создавали культурную инфраструктуру, к которой приобщались остальные горожане, особенно после запрета правительством нацио­нальных обществ, комитетов, кружков и т. п. Большую активность в этом процессе проявляли осетины. Конец XIX — начало XX века было для них временем интенсивного культурного развития.

В целом, исследование городской культуры позволяет оценить ее как гибкую и подвижную систему, в которой постоянно происходило отмирание старых и возникновение новых форм, их постоянное взаи­модействие, образующее сложные симбиотичные модели.

Группы горожан сохраняли свою внутреннюю этническую и куль­турную целостность, но они были толерантны, открыты для контактов.

Конечно, межэтническое общение характеризовалось не только по­зитивной тональностью. На обыденном уровне действовал характерный для менталитета соседствующих общностей социально-психологичес­кий механизм сравнения и противопоставления “своего” и “чужого”, который вызывал этнические предубеждения. Известно, что социальная неудовлетворенность часто переносится в плоскость межэтнического общения. Как указывалось выше, русские горожане были недовольны монополией армян, грузин, персов и евреев на торговлю и основные виды предпринимательства. Негативно сказывалось на межэтническом общении обострение криминогенной ситуации, связанной с “туземным элементом” и способствующий формированию туземофобии.

Владикавказ не был совершенно бесконфликтным социумом. Ин­тенсивное общение носителей разных традиционных культур, разных

ментальных установок во многих сферах городской жизнедеятельнос­ти, к тому же в территориально ограниченном пространстве, естествен­но, сопровождалось столкновением интересов, появлением конфликт­ных ситуаций. Но бытовой, первичный уровень. конфликтности редко переходил в межэтнические распри. Приведенный выше анализ спор­ных ситуаций показывает, что горожане освоили такую необходимую форму общения как диалог, поэтому, конфликтогенные факторы не по­лучали дальнейшего развития. Взаимодействие соседствующих культур, пластичность и устойчивость, высокая интеллигентность и коммуника­тивность определяли характер межэтнического общения и оптимизиро­вали межнациональные отношения.