Первое по времени крупное и организованное крестьянское выступление в Чечне в XVIII в. относится к 1708 г. В это время едва закончилось Астраханское восстание (1705-1706 гг.) городских и крестьянских масс, как началось мощное народное движение на Дону в (1707-1708 гг.), Слободской Украине и в Поволжье. Главным очагом восстания стал Дон, куда в этот период устремился один из основных потоков русских беженцев — крестьян, пытавшихся таким путем спастись от усиливающегося крепостного гнета.

Следует отметить, что в это же время в Поволжье и При — уралье прокатилась волна восстаний башкир, марийцев, татар, чувашей, которые участвовали в народном движении 1707 — 1708 гг. Кроме общих причин, вызвавших эти восстания, сле­дует назвать и такие, как установление там крепостнических порядков и учреждений, расширение помещичьего землевла­дения, рост государственных налогов и повинностей и насиль­ственная христианизация. Самым значительным из них было восстание башкир, которое длилось с 1705 до 1711гг. Несмотря на участие в нем отдельных феодалов, оно объективно было борьбой башкирского народа против колонизаторской поли­тики царизма и резкого роста налогового гнета. .з2

Характеризуя типичную для начала XVIII в. политику ца­ризма и в связи с этим обстановку на окраинах России среди различных народностей, дореволюционный историк В. А. Потто писал: «Происшествия в пограничных областях, беспо­рядки во внутреннем управлении, подкупность и взяточниче­ство воевод, позволявших себе большие злоупотребления, — все это было явлением далеко не новым». Ненависть к местным эксплуататорским элементам усугублялась тем, что различные дискриминационные препоны царской администрации, действовавшей вкупе с горскими верхами, подавляли хо­зяйственную инициативу крестьянина-труженика. Например, окочане (чеченцы — аккинцы), проживавшие в городе Терки, должны были в обязательном порядке платить пошлину за различные товары и изделия, вывозимые ими на продажу к своим соотечественникам в Чечню и Ингушетию. зз Как видим, экономическое общение вайнахов с Россией и другими наро­дами Кавказа было практически парализовано.

Эти и подобные им причины привели к недовольству и протесту простых горцев, в том числе чеченцев и ингушей про­живавших по pp. Терек и Сунжа.

Крестьянские выступления значительно усилились и здесь, на Тереке, как о том повествует документ начала 18 в., с при­ходом к горским народам, проживавшим в это время близ города Терки, участника башкирского восстания в 1707-1708 гг. уфимского феодала Мурата Кучукова. Подробной био­графии Кучукова мы не знаем. О нем имеются весьма отры­вочные сведения. Вероятно, Кучуков был одним из активных участников башкирского восстания 1707-1708 гг., после по­ражения которого перебрался к соседним народам, в частно­сти, к чеченцам и ингушам. В одном из донесении астраханс­кого воеводы П. М. Апраксина царю Петру Алексеевичу от 20 марта 1708 г. говорится: «…В прошлом 1707 г. уфимский башкирец, который назвал себя салтаном, был в Цареграде и в Крыму о башкирской измене и прибежав с Кубани, явился в горских народах, которые близ Терека, называются чеченцы, мичкизы — (кумыкское название чеченцев — Ш. А.), аксайцы; и те народы прельстя, называя себя прямым башкирским сал­таном и проклятова их закона басурманского святым, учинился над ними владельцем…»34

Безусловно, практические действия Мурата Кучукова сразу же за агитационной работой среди горских народов за Тереком не заставили себя долго ждать. За короткое время кре­стьянские массы различных народов Северного Кавказа от многих горских аулов и деревень объединились для вооружен­ной борьбы против местных князей и владельцев, а также сто­явшей за их спиной царской администрации в лице воеводской власти г. Терки. Основное ядро восставших крестьян со­ставляли чеченцы — окочане (ауховцы — Ш. А.), а также мич­кизы — чеченцы, аксайцы, кумыки, казаки — раскольники с Кубани, тавлинцы ногайцы, татары и т. д.35

«Захватив Терский город и городки низовых казаков, в этом восстании приняли активное участие многи нерусские жите­ли этого края, в том числе и жители селения Кизляр», — пишет исследователь Д. Васильев. Хотя это восстание затем было подавлено, но жителям Кизляра удалось избавиться от при­тязаний кабардинских князей.35а

За короткое время руководитель восставших Мурат Кучу — ков собрал вокруг себя 1600 человек вооруженных. Интересно заметить, что в лагерь повстанцев стекались даже кочевые племена вместе с их баями, мурзами, султанами и другими владельцами, недовольные действиями терских воевод и их администрацией.

Известно, что два терских окочанина — чеченцы (имена которых, к сожалению, не называет документ) и беглый чер­касский уздень по имени Лузан, принадлежавший знатному ногайцу Алды-Гирею, которые ездили из г. Терки в Чечню для продажи рыбы, подробно ознакомил восставших с распо­ложением военно-административных властей города Терки, обстановкой внутри крепости и ее обороноспособностью.

Знатные окочане и уздень Лузан посоветовали восставшим горцам идти войною на город Терки, ибо «де город весь обва­лился» и солдат в нем в настоящее время «малое число», а «ко­торые ратные люди были, и те взяты на службу и стрелять де из ружья некому, а которые и есть люди, и те худы…»36 Вос­пользовавшись подробными сведениями, сообщенными око — чанами и узденем Лузан, восставшие решили в данной ситуа­ции без промедления начать боевые действия против терской администрации. С этой целью они во главе с Муратом Кучу — ковым, в лагере которого находились чеченцы, мичкизы, ак — сацы, тавлинцы, кумыки Андреевской деревни, кочевые но­гайцы, заречный мурза Салтан-Мурат и другие мурзы, всего более 1600 человек, атаковали город и крепость Терки.

12 февраля 1708 г. за два часа до рассвета восставшие гор­цы подошли к городу Терки и расположились в окрестных садах, выбрав для себя здесь удобную позицию. Впереди вос­ставших во главе с Муратом Кучуковым шли уздень Лузан и два чеченца, показывая путь к крепости. Под покровом ночи восставшие незаметным образом проникли в город Терки. Город состоял из деревянных строений и укреплений. Разго­релось сражение между восставшими и военным гарнизоном

города. Борьба длилась до четырех часов следующего дня. Первое сражение восставших с царскими войсками закончи­лось победой горцев. Восставшими были сожжено много стро­ений и укреплений терской администрации; много было уби­тых, раненых и взятых в плен. Кроме того, восставшие захва­тили в Терках 7 медных и 3 чугунных пушки.37

После этого случая царская администрация стала в спеш­ном порядке дополнительно укреплять боевые позиции в го­роде Терки. Терский воевода Р. Вельяминов перебросил сюда пушки и подкрепления. Поэтому повстанцы, несмотря на их частые атаки, в дальнейшем не смогли овладеть крепостью. Сказывалось отсутствие у горцев опыта овладения крепостями приступом. Восставшие на этот раз намерены были единым порывом полностью разгромить войска терского воеводы. Они со всех сторон окружили крепость и стали ждать, пока не иссякнут в городе хлебные припасы.^ которых было в крепости не боле 600 мешков, да и те гнилые.

Восставшие решили не ждать добровольной сдачи царской администрацией города Терки, а, напротив, посовещавшись, на следующий день «учинили над городом со всех сто-рон приступ крепкий…»

Когда восставшие вновь атаковали крепость и оцепили весь город, астраханский воевода П. М. Апраксин срочно послал несколько военных отрядов на помощь терским воеводам: от­ряд в 1200 солдат во главе с полковником, наемное войско из «татар юртовских» 250 человек, из «астраханских же мурз и татар» 400 человек. Верноподданный царский слуга-калмыц — кий Аюка-хан прислал своего внука с восьмитысячным отря­дом калмыков.40 Как видим, против восставших горцев астра­ханским воеводой был брошен боевой отряд в 9850 человек.

Один из документов того периода повествует о том, как на протяжении февраля 1708 г. происходят частые и небольшие стычки между горцами и войсками терского воеводы. Но еще до прихода астраханских войск 26 февраля разразилось силь­ное сражение у крепости Терки и в ее окрестностях. Это про­изошло, видимо, до того, как астраханский воевода Апраксин успел уведомить царя Петра Алексеевича 20 марта 1708 г. о посылке им в город Терки военной помощи.41

Подробности данного сражения у крепости Терки документы нам не сообщают. Известно только, что восставшие были разгромлены, а их предводитель Мурат Кучуков схвачен в плен и отправлен на допрос к царским властям. «…Неприяте­лей под Терком побили, — сообщает документ, — и того злодея самого владетеля их салтана (Кучукова — Ш. А.) взяли, ранена лехкою раною жива, и ныне в наших руках; а как того злодея (Мурата — Ш. А.) взяли, тотчас неприятели от Терка отошли.42

Несмотря на большие усилия восставших, им все же не уда­лось овладеть Терками. Силы противника во много раз пре­восходили силы восставших. Кроме того, царские войска были хорошо вооружены и обучены. Горцы действовали стихийно, и естественно, не могли им противостоять и потерпели пора­жение. •

К сожалению, в документах не сообщаются какие-либо сведения о дальнейшей судьбе участников восстания: об их военных действиях; о социальном составе участников и соци­альной направленности восстания.

В своем пространном донесении царю Петру 1 астраханс­кий воевода П. М. Апраскин не сообщает о первоначальных успехах восставших, не говорит о слабом вооружении горцев, их мужестве и стойкости. И это вполне естественно.

Наряду с местной горской верхушкой для подавления вос­ставших, царизм привлек своего сторонника — калмыцкого хана Аюка, который безжалостно расправлялся со всеми уча­стниками восстания.

В 1708 г. Апраксин писал царю, что по его личной просьбе Аюка-хан готовится к усмирению восставших народов Баш­кирии и окончательному разгрому восстания,43 которое с но­вой силой там разгорелось. О том, какие большие надежды возлагал царизм на Аюка-хана, можно судить из следующего документа: «…В здешней стране (Нижнем Поволжье — Ш. А.) без него (Аюка-хана — Ш. А.) трудно быть, только б ныне ему от злодейства донских казаков прешкоды не было, о которых слышим, что идут многим собранием к Волге на калмык…»

Безусловно, борьба северокавказских народов за город Терки в 1708 г. имела в своей основе те же общие причины,

цели и задачи, что и восстания башкир, марийцев, татар, чу­вашей, Кондратия Булавина в 1707-1708 гг. и явилась прямым отголоском выступлений народов Поволжья и Дона. Восстание беднейших слоев казачества и крестьянства под пред­водительством Кондратия Булавина, которое в 1707-1708 гг. приняло широкий размах, безусловно, отразилось на Тереке, и, в частности, среди горского населения. Это подтверждается тем, что Булавин в то время заявил всенародно: «Не бойтесь! Я начал дело не просто. Я был в Астрахани и на Терках, и аст­раханцы и теречане дали мне присягу, чтобы им на вспоможе­ние и в товарищи быть и стоять с нами за казацкие вольно­сти».45

Таким образом, первое организованное выступление гор­цев, которое по существу носило не только антифеодальный, но и антиколониальный характер, потерпело поражение. Со­циальная база восстания была пестрой: здесь были и обездо­ленные горцы-бедняки, и уздени состоятельные, владельцы, мурзы, беи и т. д. ущемленные в своих правах и недовольные колониальными действиями царизма. Кроме того, выступле­нию горцев 1708 г. чужды были религиозные лозунги и, во­обще, какие-либо религиозные мотивы, хотя многие горские народы уже были мусульманизированы, а предводитель вос­ставших — Мурат Кучуков — назывался даже мусульманским святым.46

В 1722 году произошло другое сражение между восстав­шими горцами и войсками коменданта крепости Святой Крест генерала Ветерани. Основной причиной «недовольства» царс­кой администрации на Кавказе и наказания за это восставших горцев явилось, якобы, то, что чеченские и эндерийские владельцы и их подвластные отказались присягнуть в покор­ности царским властям. В свою очередь, горские народы по — прежнему мотивировали свое недовольство дискриминацион­ными мерами администрации города Терки по отношению к торгующим горцам и т. д. Поэтому вооруженные отряды гор­цев продолжали беспокоить власти г. Терки. Все это побудило царизм наказать «непокорных» чеченцев, а с ними и под­властных людей эндерийских (с. Эндери — Ш. А.) владельцев Айдемира и Мусала Чапаловых.

Восставшие чеченцы и эндерийцы ждали подхода карательных войск царской администрации и соответственно готовились к обороне: жители Эндери, где насчитывалось тогда до 3 тысяч дворов, и соседних чеченских сел отослали семьи и имение свое в горы, а в самой Эндери сделали засеки по улицам и

47

окрестным проходам.

Военные действия начались в июле 1722 года. Для усмире­ния «непокорных горцев был послан конный корпус под ко­мандой бригадира Ветерани. Ветерани было предписано: ата­ковать и захватить Андреевскую (Эндерийскую) деревню.48 В отряде Ветерани насчитывалось три драгунских полка, чис­ленностью до 2 тыс. человек и 400 вооруженных казаков.

Когда 23 июля 1722 г. царский отряд во главе с генералом Ветерани пройдя прямым путем от г. Терки к р. Койсу, при­близился к с. Эндери и вышел к ущелью, в это время одновре­менно и с высоких круч, и из леса, встретили его вооруженные горцы, число которых, по сообщению источников, достигало от 5 до 6 тыс. человек.49 Надо полагать, что отряд полковника Ветерани попал в окружение: восставшие чеченцы и

андреевцы, вооруженные стрелами, кинжалами, шашками и ружьями, выбегать со всех сторон из лесу и почти в упор по­ражали противника. Застигнутые врасплох царские войска были в панике и не могли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления наступавшим горцам. Бригадир Ветерани не стал атаковать ближайшие деревни, а стал медлить и обдумы­вать планы дальнейшей борьбы с восставшими. Его подчинен­ный подполковник Наумов, оставив небольшое число солдат для сдерживания натиска восставших горцев, вместе со своим отрядом, преодолевая сопротивление восставших, пришел к Эндери и полностью его разорил и сжег, оставив после себя только пепел.00 В этом сражении (23 июля 1722 г.), как яв­ствуют царские источники, было убито не более 80 драгун, si Были потери также со стороны чеченцев и андреевцев, многие попали в плен. Царские войска разграбили все имущество горцев и угнали с собой их скот.

4 августа 1722 г. по указу самого царя Петра Алексеевича повторно совершена была карательная экспедиция против восставших чеченцев и андреевцев. В состав военной экспеди­

ции входили боевые силы поручика Кудрявцева, а также воо­руженный отряд калмыков, посланный Аюка-ханом по просьбе царя, в количестве 3730 чел. «Калмыки действительно в том же в августе произвели опустошение эндерийцам, — говорится в «Материалах…», — и простирая оное, по обыкно­вению, далее пределов, отбили баранов, быков и лошадей не только у эндерийского владельца Чопала Чопалова, но и у аксайского султана Магмута, людей приверженных России».52

Как и прежде, калмыцкий Аюка-хан не пожалел своего усердия для оказания помощи царизму в окончательном раз­громе «непокорных» горцев. За свое усердие калмыцкому хану, кроме награбленного им у горцев имущества и скота, было пожаловано государем 10 тыс. руб., не считая того, что при организации первого похода против горцев ему также было пожаловано 10 тыс. рублей.53

Только после 4 августа 1722 г., когда дважды обрушились царские каратели на восставших горцев, последние вынуж­дены был согласиться «дать присягу» и выразить «свое под­данство» государю, причем, надо отметить, что восставшие чеченцы впервые были здесь включены в составе эндерийцев, принесших присягу царским властям. Только после этого гор­цам разрешено было вновь селиться в с. Эндери, но при усло­вии, что они не будут делать никаких укреплений вблизи сво­их селений.54

После экспедиции бригадира Ветерани против восставших чеченцев, — указывает Г. А. Ткачев, — калмыцкие отряды нео­днократно посылались против жителей Аксая и на Качка­лык, а также в горы Дагестана. С 1722 года укрепления цар­ской администарции (редуты) и прилежащие к ним гребенс — кие станицы постоянно находились под охраной калмыцкого а. Такая охрана продолжалась и при генерале Де-Меде — ме.

Через 10 лет, в 1732 году, жители аула Чечень (село Чечен — аул — Ш. А.) и Эндери вновь вышли из повиновения своим владельцам и старшинам и стали выражать недовольство дей­ствиями царской администрации. Для усмирения восставших 4 июля 1732 г. царские власти снарядили в Чечню военный отряд во главе с командовавшим войсками в крепости Святой
1732 года у деревни Чечень стали собираться восставшие от различных деревень на равнине и, открыто выражая свое не­довольство действиями царских властей, начали угрожать нападением на их укрепления.

Генерал Дуглас, надо полагать, не без приглашения мест­ных владельцев и старшин, с отрядом 1200 солдат пехоты и 500 казаков 4 июля предпринял поход в Чечню. Когда отряд подошел к Андреевской деревне, генерал получил сообщение, что будто бы восставшие, узнав о приближении войск тут же разошлись. Обманутый ложными сведениями, Дуглас ограни­чился тем, что послал против деревни Чечень отряд под ко­мандованием полковника Коха, состоявший из 300 солдат и 200 казаков. Сам же он с частью войск остался ждать у Анд­реевской деревни. Полковник Кох 7 июля вступил в деревню Чечень, полностью сжег ее и стал спешно отходить назад. Но при отступлении выяснилось, что его отряд окружен восстав­шими чеченцами. В происшедшем между ними сражении было убито 125 и ранено 75 солдат.

Здесь уместно сообщить и такой факт из истории борьбы в Чечне в 1732 г, когда восставшими горцами был убит в этом сражении местный князь Казбулат, который привел отряд царских войск во главе с Дугласом в селение Чечен-аул для подавления выступления горцев.58

«Должно думать, во-первых, — писал А. Зиссерман, — гене­рал Дуглас поддался фальшивому слуху о бегстве неприятель­ского скопища, во-вторых, — что он не имел никакого понятия о характере лесной войны с чеченцами, решившись послать 500 человек, вместо того, чтобы идти со всею колонною, в-третьих, при отступлении произошел какой-нибудь беспорядок, иначе трудно объяснить себе такую, относительно значительную потерю. Сообщая о тактике восставших чеченцев, А. Зиссерман далее отмечал, что они «держались своей системы: отступать при нашем наступлении и зло наседать при нашем отступлении».59

Говоря потерях царских войск в 1732 г., необходимо обра­тить внимание на сообщения и других официальных источни­ков того времени. Так, в одном из своих представлений в 1757 г. сделанном в Коллегию Иностранных дел, асессор Давыд Абазаце также отмечал о большой неудаче, постигшей царские войска во главе с Дугласом.60 Источники того времени не называют потери со стороны восставших горцев. Можно пред­положить, что они были незначительными, ибо восставшие вели войну с царскими войсками в условиях пересеченной местности.

Если военные походы царских войск против восставших горцев в первой половине XVIII в. носили в основном эпизо­дический характер, то этого никак нельзя сказать относительно второй половины этого столетия. В этот период царизм уже ведет борьбу за покорение северокавказских народов. Расши­рение сферы колонизации, колониальные разбои, грабежи, военные экспедиции царских властей против мирных жителей принимают систематический характер.

Карательные экспедиции царских властей лишь усиливали ненависть к ним горцев. Широкие массы выходят из пови­новения своим владельцам, поддерживающим власти, совер­шают нападения на военные укрепления и посты, а также на казачьи станицы, устраивают засады на дорогах и т. д.

Так как феодализирующаяся знать в Чечне была гораздо слабее, чем феодальная верхушка в Кабарде, Кумыкии, Чер­кесии и других районах, то антифеодальная и антиколониаль­ная борьба в Чечне имела свои особенности. Если в Кабарде и Кумыкии ввиду мощи, организованности и многочисленности местных феодалов борьба горцев носила, прежде всего, ярко вьгоаженный антифеодальный характер, то в Чечне феодали- зирующиеся верхи, чувствуя свою слабость и не имея сил са­мостоятельно оказать народным массам сопротивление, немед­ленно обращались к царским генералам за помощью, и че­ченцы сразу же сталкивались со спешившими на помощь фе­одалам царскими властями. Поэтому классовая борьба здесь приобретала более ярко выраженный антиколониальный ха­рактер.

Относительная слабость и малочисленность феодализиру — ющихся верхов облегчили здесь переплетение антифеодаль­ной борьбы с борьбой антиколониальной.

Вооруженные выступления крестьян не превращались во всеобщее антифеодальное восстание. Это объяснялось, по-ви­димому, тем, что феодальному гнету были подвержены не все вайнахские общества, а только часть из них. Некоторые обще

ства сохраняли свою былую вольность и не испытывали фео­дального гнета, хотя имущественная и социальная дифферен­циация задела и их. Ярким подтверждением сказанного яв­ляется восстание 1757 года. О его характере имеются разные суждения авторов. Остановимся несколько подробнее на ана­лизе движения горцев 1757-1758 гг.

Дореволюционный историк П. Г. Бутков пишет о нем сле­дующее: «В 1757 году чеченцы вышли из должного повинове­ния своим владельцам и совсем оказались противными рос­сийской стороне».61 Жители селений Чечни и Горячевских (Исти-су) в том же 1757 г. изгнали своих владельцев,62 указы­вает далее он. Местный историк Н. П. Гриценко, следуя сооб­щениям П. Г. Буткова, отмечают, что «в 1757 году чеченцы восстали против пришлых феодалов и прогнали их со своей территории. Русский царизм, верный своей политике, наказал «непокорных» чеченцев и снова заставил принять кумыкских, кабардинских и других феодалов.63 Об этом же фактически пишет и М. Мамакаев.64 Несколько иной подход видится нам у другого исследователя Ф. В. Тотоева в этом вопросе. Изучив фактический материал по этому движению, он приходит к выводу, что «события 1757 года были не феодальной борьбой, а ранним антиколониальным выступлением, в котором принимали участие и чеченские владельцы, чьи интересы были ущемлены наметившимися в 50-е годы XVIII веке изме­нениями в политике военно-колониальных властей России на Северном Кавказе»65 Говоря о движении горцев 1757-1758 гг. современный исследователь Ахмадов Я. 3. отмечает, что характер его определяется, прежде всего, антифеодальной направленностью., хотя вместе с тем он трактует его и как ан­тиколониальное.

На антиколониальную сторону этого восстания проливает свет и официальный документ, исходящий из Государственной Коллегии Иностранных дел. В нем мы читаем: «в 1757 г. от

захвачения одного чеченцев за отогнанных лошадей из-под 356

Червленского редута, весь чеченский народ приходил в дви­жение, что нужно было усмирить оной движением войска». И действительно, как свидетельствует другой документ, «ге- нерал-майор Фрауендорф ходил на… чеченцев в числе 2196 человек… войска», и несмотря на сопротивление повстанцев, «в сем походе» было «побито чеченцев до 200 человек, а «жили­ще их, которые ими пред тем были уже оставлены, выжжены,

и посеянные ими при оных хлебы вытоптаны, также и в добы-

68

чу получено много скота и протчего». Из этого же документа явствует, что предводителем жестоко подавленного восстания был брат «задержанного» в Кизляре узденя Бекей.69 Вышепри­веденные данные, как видим, дополняют друг друга и создают в целом правильное представление о восстании 1757-1758 гг., как об антиколониальном, так и антифеодальном выступлении горцев.

Основное острие антифеодальной классовой борьбы было направлено, в основном, против иноплеменных феодалов и князей, хозяйничавших в Чечне. Эти феодалы были более зре­лыми в классовом отношении, обладали большой экономичес — кой и политической мощью, чем нарождающаяся ваинахская

цев и царских властей явилось: все возрастающие тяжелые обременительные повинности со стороны местных князей и владельцев и колониальные мероприятия царской админист­рации, стоявшей на страже местной знати. Эти моменты, соб­ственно, и обусловили антифеодальную и антиколониальную направленность выступления горцев в 1757-1758 гг.

Обратимся к самому движению 1757-1758 гг. и материалам по нему. Так, в рапорте Кизлярского коменданта Фрау — ендорфа в Государственную Коллегию от 13 июня 1757 г. со­общалось о том, что 26 марта этого же года Шедринский ата­ман захватил в плен Шамирзу Тамарзоева, знатного чеченца из фамилии Цонтарлы (Цонтарой — Ш. А.) и держал его под караулом. Приехавший 28 марта в построенный на той стороне при червленских теплых водах редут чеченский владелец Альбек Казбулатов объявил, что в отместку за плененного узденя Шамирзу Тамарзоева его братья собираются учинить нападение на казачьи городки.70

1 мая того же года житель Брагунской деревни армянин Юсуп Айвазов доносил царским властям об этом же. В част­ности, он сообщил, что «чеченцы с протчими дальних гор на­родами собравшись намерение имеют подступить в построен­ный при Червленских теплых водах редут…» А уже 3 мая рано утром восставшие горцы, человек до 300-сот, совершили на­падение и обстреляли Червленскии редут. В завязавшейся

феодальная знать. Ее представители иногда выступали против иноплеменных феодалов. При этом они преследовали также сугубо свои корыстные классовые цели: с помощью народных масс разбить иноплеменных конкурентов и занять их место.

Что же касается царских властей, то они, заинтересованные в сооружении на землях горцев своих крепостей и укреплений, стремятся вытеснить горцев в горы. На противодействия чеченцев и ингушей власти отвечают карательными экспеди­циями в вайнахские селения, связанные с сожжением аулов, уничтожением посевов урожая, а также запасов хлеба, истреб­лением садов и пр.

Из документальных источников видно, что крестьянские массы Чечни и Ингушетии во второй половине XVIII века не­редко выходили из повиновения владельцам, и последние для усмирения восставших горцев приглашали царские войска. Наиболее крупное выступление произошло в 1757-1758 гг. на равнинной части Чечни. Основной причиной недовольства и последующего выступления горцев против местных владель-

перестрелке между горцами и солдатами редута один горец был убит и несколько человек взято в плен (6 брагунцев и 2 мичкиза). Оправдываясь перед Кизлярским комендантом о непричастности местных владельцев в подстрекательстве к нападению на казачьи редуты подвластных им горцев, чечен­ский владелец Альбек Казбулатов, брагунский уздень Эйка-дар и брагунская владелица Кичибики отмечали что «…чеченцы владельцам своим состоят в непослушании и чинить про­тивности замышляют…»71

Далее в рапорте отмечалось, что «…чеченцы явно от под­данства ее императорского величества отложились и от вла­дельцев своих отстали (отошли — Ш. А.) и ни в чем их не слу­шают…» и, кроме тех немногих горцев и с ними узденей, кото­рые переселились на новые места по р. Сунже, все остальные

местные жители ежедневно совершают нападения «под гре­бенские городки».72

Здесь же в рапорте Фрауендорф указывал, что «чеченские владельцы все единственно по непослушанию оных злодеев чеченцев (восставших — Ш. А.) бессилием своим отговарива­ются и беспрестанно просят оных чеченцев наказать…»?з

Поводом для всеобщего недовольства горцев послужило также удержание в начале 1757 г. в Кизляре «знатного и силь­ного узденя» чеченского владельца Расланбека Айдемирова — Шабая Ахлова за «непослушание чеченцев», главным образом гребенчиковцев и чебуклинцев.

В рапорте Кизлярского коменданта Фрауендорфа в Госу­дарственную военную коллегию от 31 января 1757 г. отмеча­лось о том, что князь Эльмурза Черкасский и майоры Шейдя- ков и Татаров признают в качестве лучшего способа «его Шабая содержать под караулом, дабы чрез него возможно было трех знатных чеченских узденских детей Аджиханова, Чепалова и Арабова в аманаты полечить, почему и чеченцев содержать себя могут спокойнее…» Это обстоятельство ука­зывает на тот факт, что уздень Шабай Ахлов был незаконно задержан в Кизляре.

Присланный в Кизляр от князя Девлет-Гирея Черкасско го его холоп представил в Кизлярскую комендантскую кан целярию «писанные от него Шабая к горскому народу возму тительные к воровству (в данном случае к восстанию — Ш. А.) письма», в котором он (уздень) действительно признался, что эти письма касались до побегов к российским жилищам…» Сам же Шабай Ахлов, хотя и считался формально узденем чеченского владельца Арасланбека Айдемирова, фак­

тически признался в Кизляре, что он владельца по великому его родству не слушает…»76

В это время на имя Кизлярского коменданта стали посту­пать письма от чеченских владельцев с явным недовольством и требованием «что ежели содержащийся у вас в Кизляре уз­день Шабай, и находящийся при Девлет-Гирее их чеченец не возвратятся, то ни поступят на противности…77

Между тем, Аксайский владелец Каплан-Гирей сообщал царским властям в Кизляре, что восставшие чеченцы действи­

тельно намерены выступить против русской администрации «под предводительством чеченского узденя Шабая, брата Би — кея…»78

В ноябре 1767 г. асессор Коллегии Иностранных дел сооб­щил, что согласно полученным на этих днях известиям из Киз­ляре, восставшие чеченцы вновь совершили нападения «на казачье городки» и разорили не только многие жилища, но и тамошние редуты и другие укрепления… ‘а

Опасения царской администрации по поводу того, что вме­сте с восставшими чеченцами могут подняться и «другие горс­кие народы» и создастся, таким образом, реальная опасность «общего возмущения»,80 стала еще более усугубляться после перехода восставших горцев к более активным действиям.

В официальных кругах с целью предупреждения могущего быть всеобщего возмущения восставших горцев, решено было направить в Чечню экспедицию царских войск во главе с комендантом Кизлярской крепости генерал-майором фон Фрауендорфом.

Коллегия Иностранных дел, одобряя инициативу Кизляр­ского коменданта фон Фрауендорфа и астраханского губер­натора генерал-майора Жилина о наказании восставших че­ченцев, в специальном постановлении от 24 сентября 1757 г. отмечала, что она в свою очередь в «наказании чеченцев за учиненные ими ныне явные противности весьма согласна, ибо подлинно, что далее, то они больше про дерзости производить не оставят, а притом и другие горские народы к ним приста­вать могут»81

Позже, 19 апреля 1781 г., в рапорте на имя князя Г. А. Потемкина уже другой Кизлярский комендант Куроедов по поводу экспедиции в Чечню во главе с генералом Фрауендор­фом скажет, что в 1757 г. во время отправления должности коменданта Кизлярской крепости генерал-майором фон Фра­уендорфом чеченцы «совершенно вышли из повиновения сво­им владельцам» и «совсем оказались противными Российской стороне», за таковые дерзости того лее году октября 23 дня велено было их наказать и привесть к должному повиновению. И генерал-майор фон Фрауендорф в 1758 г. совершил экспедицию в Чечню против ее жителей.82

Экспедиция во главе с генералом Фрауендорфом в Чечню была, пожалуй, самой продолжительной. Она длилась не­сколько месяцев. В представленной в Коллегию Иностранных дел докладной по поводу причин, которые, якобы, настоятель­но требовали наказать восставших чеченцев, Кизлярский ко­мендант фон Фрауендорф указывал, что «чеченцы явно от под­данства ее Императорского Величества отложились и от вла­дельцев своих отстали и ничем их не слушают и, кроме всего вышеописанного, под гребенские городки почти ежедневно чинят подбеги и наводят беспрестанное беспокойство и вся­чески ищут убивать, пленить и воровать и казачьи городки выжигать хваляться…, а владельцы чеченские по непослуша­нию тех злодеев бессилием отговариваются и о наказании их просят». Поэтому просил в своей докладной Кизлярский ко­мендант, «чеченцам всемерно надлежит учинить наказание».83

В экспедицию решено было пригласить калмыцкие войска, а также кабардинцев, так как последние, — как указывают документы, — по причиняемым им от чеченцев обидам о том просят и охоту имеют.84

Вот что сообщал о требовании кабардинских феодалов рот­мистр Мещеряков: «кабардинские владельцы, — говорил он, — жаловались, каким образом чеченцы им, кабардинцам, не дают проезду, убивают людей, лошадей и скот крадут, а они, ка­бардинцы, их чеченцев, без позволения Российской империи укрочать (укрощать — Ш. А.) и разорять не смеют, а в случае посылки на них казаков и калмык, совокупясь с оными, и они, кабардинцы, итти желают».85

В экспедиции против восставших горцев участвовали: ка­зачьи войска-гребенское и Терское семейное, Кизлярская не­регулярная команда князя Эльмурзы Черкасского, грузинский и армянский эскадроны, калмыцкие отряды под начальством Яндыка и Ерембия и не менее 500 человек пехоты от двух гарнизонных полков с полковыми пушками.86

О точном количестве всех царских отрядов, участвовавших в этой экспедиции, мы не имеем сведений. Войска были рас­положены лагерями по обоим берегам р. Сунжи — калмыцкие отряды на правом, а царские войска — на левом.

Согласно утверждениям официальных источников, кото­рые исходят, видимо, из опыта предшествующих военных по­ходов царских генералов против горцев, например, в 1722-1732 гг., восставшие равнинные чеченцы могли и на этот раз выставить против экспедиции Фрауендорфа до двух тысяч воинов.

К восставшим горцам присоединились и некоторые сосед­ние народы чебуклинцы, чубутцы, ащгийцы и отовсюду мич — кизцы; из Аксайской деревни и Исти-Су, из Гикеху и Ерки, а также живущие вверх по Сунже горцы и подвластные Андрев — ским владетелям жители селений Аух…88 В ответ на призью восставших горцев и их руководителей к селению Чечен-аул, очагу восстания, стали стекаться вооруженные отряды горцев» из гребенчиковцев, шалинцев, мичкизцев, и с Качкалык…, ке — хинцев, чебуклинцев, чубутцев, гунбетцев, андицов, нохчума — кинцов, голонданцов…» Из Дагестана, кроме андийцев и авар­цев, прибыли еще эндерийские и аксайские кумыки.8э

Говоря о социальной базе участников движения, следует отметить, что в основном преобладал в нем бедняцко-батрац — кий люд, который с переходом царских войск на территорию восставших, увлек за собой своего ближайшего соседа, наи­более лояльно настроенных к восставшим горцам отдельных узденей и владетелей, чем в значительной мере расширил базу движения и сделал его опасным для царской администрации.

В движении 1757-1758 гг восставших горцев поддержали некоторые владельцы и уздени, которые с усилением влияния царизма на Северном Кавказе, боялись потерять свое гос­подство в общественном положении и свои феодальные при­вилегии и враждовали с царской Россией из-за того, что в ее пределы уходили зависимые их крестьяне, которых админис­трация неохотно возвращала своим владельцам.

Хотя в целом экспедиция длилась в течение нескольких месяцев, однако основные военные действия царских войск ограничились одним сражением с восставшими горцами, про­исшедшем 24 апреля 1758 г. войска генерал-майора Фрауен­дорфа, овладев ущельем Хан-Кале, направились через р. Сун­жу, вышли на Чеченскую равнину и подожгли деревню Новые Чечни. Жители деревни, в основном, женщины и дети, успели уйти в горы, угнав с собой скот. Мужское население, видимо, осталось защищаться. Согласно сведениям, сообщен­ным генералом фон Фрауендорфом, потери со стороны горцев составили 120 человек.74

Имеющиеся в распоряжении материалы не дают точных сведений о ходе военных действий между царскими войсками и восставшими. Из донесения гребенского атамана явствует, что при столкновении 24 апреля было убито лишь 2 солдата; 26 апреля из числа раненых умерло 6 человек и 7 июня 1758 г. от ран умерло еще 2 человека. Из Терского Семейного войска один солдат был ранен.91 Что касается гребенских казаков, то они, по замечанию С. Ф. Головчанского, старались, как прави­ло, «скрыть свои потери от чеченцев».92 Из этих материалов мож­но судить, что большого сражения между восставшими и царс­кими войсками в 1758 г. на Сунже не произошло.

О последующих военных действиях этого похода войско­вой атаман Червленского городка от 26 мая 1758 г. доносил Кизлярскому коменданту, что 25 числа сего месяца калмыцкие отряды владетелей Яндыкова и Ерембиева, а также остальные войска, разделившись на три части и перейдя р. Терек, «потоптали выше городка в урочище на верхней изголовье Мертвой протоки и Аксиньиной немалое число сеяного озимого хлеба» пшеницы, который уже не поправится, и потоп-тали сенные покосы, где и лагерем ныне остановились».

Астраханский губернатор генерал-майор Жилин сообщал 19 июня 1758 г. Фрауендорфу, что после учиненной расправы над жителями деревни Новые Чечни дома их и хлеба под-

вер гнуты сожжению.

Сохраняя наружную лояльность, отдельные чеченские вла­дельцы и старшины Алдынской, Атагинской и других селений оказывали содействие царским властям во время данной экспедиции в Чечню. Поэтому вполне понятно, что в Коллегии Иностранных дел и Военной коллегии с пониманием от­неслись к Алдинским владельцам Альбеку и Алисултану Каз — булатовым во время экспедиции в Чечню в 1758 г. «Его, гене — рал-майора Фрауендорфа, попечению предоставить надобно, — писали в Коллегии, — и сбережение жилищ чеченских вла­дельцев (с. Аллы и Атаги — Ш. А.), ибо они по непременной их верности всемерно то заслужили, чтоб при разорении прот-чих чеченцев оному подвержены не были».95

В военной экспедиции против Чечни участвовали также гребенские казаки в количестве 200 человек. Об этом указывал в донесении Кизлярскому коменданту гребенскои атаман Иван Иванович 8 июня 1758 г.96 В целом, экспедиционные войска Фрауендорфа находились в боевых действиях против восставших горцев до конца мая 1758 года. Между горцами и царскими войсками не произошло более никаких столкнове­ний. 2 июня 1758 г. войска вернулись обратно в Кизляр. В своем донесении на имя высочайшего государя в Петербург генерал Фрауендорф не без сожаления признавал, что вос­ставшие горцы «в покорение не пришли».97

Говоря о причинах неудачи движения горцев 1757-1758 гг. в Чечне, исследователь Я. 3. Ахмадов указывает, что у вос­ставших отсутствовала четкая программа действий, не было признанного и авторитетного руководителя движения, а также «достаточных сил», чтобы вести военные действия против российской регулярной армии. Кроме того, отрицательно ска­залось на движении то, что «сословные верхи даже в период апогеи движения удерживали влиятельные позиции в поли­тической жизни Чечни».98

В 1760 году произшло также очередное выступление тру­довых чеченцев против кабардинского владельца Девлет-Ги — рея Черкасского, приведшее к изгнанию его вместе с подвла­стными горцами на равнинные земли ближе к царским властям под их защиту. После Девлет-Гирея восставшими чеченцами были изгнаны и другие припшые иноплеменные владельцы. Владелец Хасбулат из с. Атаги был убит восставшими. «Хотя затем остальные владельцы, кроме Девлет-Гирея, — сообщает дореволюционный исследователь, и были водворены русскими вновь на прежние места, однако, в 1783 г. возмущение (востаннє чеченцев — Ш. А.) повторилось и владельцы на этот

раз окончательно были изгнаны».

В семидесятые годы XVIII в. чеченцы не раз доказывали своим владельцам нежелание терпеть феодальный гнет. В 1770 году генерал-майор Де-Мед ем, назначенный в 1769 году Ко­мандующим войсками на Кавказской Линии и одновременно являвшийся инспектором, дважды ходил наказывать восстав­ших чеченцев, которые «никак своего буйства не оставляли».

О походе генерала Де-Медема против восставших в Чечню в 1770 году известный кавказовед П. Г. Бутков писал: «Сей первый поход чеченцев, в коем употребленная умеренность не могла их привести к раскаянию, но поощряла только к вящим преступлениям, и они от буйства своего не остали».102

В 1773 г. восставшими чеченцами был убит князь Дев лет — гирей Черкасский, еще в 1760 г. бежавший в результате воз­мущения подвластных горцев на равнинные земли к р. Терек под защиту царских властей.

Спустя несколько лет в Чечню было направлено еще не­сколько военных экспедиций генерала Де-Медема, которыми также были разорены многие равнинные аулы. Поход генерала Де-Медема, — писал Ф. Серов, — помнила вся Чечня. Не успели застроиться разрушенные аулы, не затихла горечь утраты по жертвам, по боли, причиненных царскими войсками. Чечня находилась под страшным впечатлением погрома, страха и ужаса, который был причинен завоевателями.!

В 1774 году чеченцы вновь восстали против своих феода­лов, и генерал-поручик Якоби, назначенный в это время ин­спектором Кавказской линии, жестоко подавил восстание горцев. Ю5 То же самое повторилось и в 1783 году при Коман­дующем войсками на Кавказе генерал-поручике П. С. Потем­кине, когда он двинул войска для усмирения чеченцев, вос­ставших против своих владельцев, б Так, для расправы над восставшими чеченцами и ингушами были посланы в 1783 г. различные военные отряды. Против сел. Атаги выступил полковник Кек, имея в своем распоряжении три батальона пехоты: 12 орудий, 2 эскадрона легионеров и 1150 линейных казаков. В Ингушетию был направлен майор Рик с батальоном пехоты, эскадроном драгун и сотней казаков. 3 марта полковник Кек со своим отрядом выступил против Атаги из станицы Наура. 4 марта он дошел до р. Сунжи, проделав расстояние в 50 верст. Перейдя через Сунжу Кек поставил у переправы две гренадерские роты, 100 егерей, 2 эскадрона драгун, 2 полка казаков и 2 пушки, которые были направлены сюда по личному указанию генерала П. С. Потемкина. В Ханкальском ущелье оставил Кек батальон с 3-мя пушками, а сам двинулся на Атаги. При подходе к селу отряд цар­

ских войск встретил сильное сопротивление восставших ата — гинцев и присоединившихся к ним алдинцев (с. Алды распо­ложено от ст. Атаги в 20 верстах). До подхода царских войск жители близлежащих сел покинули свои места. Полковник Кек сжег и полностью разрушил с. Атаги, а затем стал пре­следовать восставших. Горцы, видя объятые пожаром свои села решили отрезать обратный путь Кеку. Устремившись к Ханкальскому ущелью, где оставлен был царский батальон, восставшие обрушились на него со всех сторон^ рассчитывая тем самым прервать связь батальона с Кеком. У Ханкальс — кого ущелья произошло большое сражение между войсками Кека и восставшими, длившееся более 3-х часов. Горцы по­терпели поражение и понесли при этом, как сообщают царские источники, большие потери: было много убитых и раненных и два человека взяты в плен.108 Относительно потерь со стороны отряда полковника Кека царские источники ничего не сообщают.

В конце сентября 1783 г. генерал-поручик П. С. Потемкин снарядил в Чечню еще нескольких карательных экспедиций для «наказания» тех же восставших атагинцев, а также жите­лей близлежащих плоскостных сел, которые упорно не желали покориться царским властям и дать им аманатов (заложников). Так, генералу Самойлову И. В., находившемуся со своим отрядом в Малой Кабарде, приказано было выступить против восставших горцев с. Атаги через жилища карабулаков (чеченцев).109 Сам же генерал-получик П. С. Потемкин в это время со своим вооруженным отрядом выступил из Наура к Ханкальскому ущелью. В задачу П. С. Потемкина входило: отвлекая наступательным маневром восставших местных жи­телей, дать возможность и время отряду Самойлова незаме­ченным проникнуть в селение Атаги и сжечь его.

3 октября генерал П. С. Потемкин перешел р. Сунжу и ос­тановился у Ханкальского ущелья, ожидая подхода отряда Самойлова. Однако отряд Самойлова при приближении к го­рам был встречен отчаянным сопротивлением жителей с. Гехи. Вскоре Самойлов овладел с. Гехи и сжег его. 5 октября отряд генерала Самойлова подошел к с. Атаги. П. С. Потемкин в это время продолжал отвлекать восставших чеченцев в ущелье

Хан-Кала. Когда отряд Самойлова подошел к Атаги, генерал П. С. Потемкин решил атаковать горцев в самом ущелье Хан — Кала. 6 октября были введены в ущелье 2 батальона пехоты под командованием полковника Пиери. Сражение длилось 12 часов. Вскоре восставшие горцы отступили от ущелья. Отме­тим, что накануне сражения царскими войсками был вырублен в Хан-Кальском ущелье весь лес с тем, чтобы войска могли свободно передвигаться и вести боевые действия.110 После этого сражения генерал П. С. Потемкин посылает в ущелье для соединения с отрядом Самойлова еще 4 гренедерские роты и 300 казаков. Горцы, свободно пропустив вперед царские войска, внезапно напали с гор на отряд П. С. Потемкина, но были отбиты. Восставшие горцы всячески старались воспре­пятствовать соединению отряда П. С. Потемкина с Самойло­вым, но попытки был безуспешны. Самойлов полностью сжег селение Атаги (еще раньше в марте 1783 г. ее сжег полковник Кек) и, отбиваясь от наседавших горцев, пошел к Хан-Кале для соединения с П. С. Потемкиным. Согласно официальным источникам, восставшие понесли ощутимые потери, было много убитых. Со стороны царских войск было убито 18 и ранено 49 солдат.111

Военные действия царских генералов против восставших принимают еще более зловещий характер после начала ши­рокого антифеодального и антиколониального движения гор­цев Чечни и Северного Кавказа под предводительством шейха Мансура в 1785-1791 гг.112

О действиях одного из многочисленных военных отрядов в Чечне против восставших свидетельствуют выдержки из до­несений генерал-поручика П. С. Потемкина на имя князя Г. А. Потемкина от 29 января 1787 г., которые сообщают о жестоком обращении царских офицеров с восставшими гор­цами правобережной части Терека, в частности, с качкалы — ковскими чеченцами: «Жители, оставя свои дома, — говорится в донесении — выбрались с женами, детьми и имуществом в леса и за ними лежащие ущелья, и для того не почел я полезным разорить пустые дома, а хотел притеснить их самой стужею и отнятием у них снедения» (припасов — Ш. А.). На следующий день, 17 января 1787 г., войсками под командованием

полковника Савельева было отбито у тех же качкалыковских чеченцев около двух тысяч баранов. Жители же увидя отни­маемый у них скот и сено, выскочили из лесов и стали сопро­тивляться. В происшедшем между войсками и качкалыковца-ми кровополитии было убито до двадцати качкалыковцев, в числе которых был и их предводитель Ибба — мулла.113 19 января 1787 года полковник Ребиндер с гренадерским батальоном, имея в команде подполковников Кривцова и Рика, совершил новый военный поход против восставших качкалыковских, кумыкских, аксаевских, андреевских, черкеевских народов, живших также на правой стороне реки Терека. В этом сражении было убито около 80 человек и взято в плен 4 человека горца, захвачено в качестве добычи 800 баранов и 30 голов крупного рогатого скота, которые тут же были розданы войскам и т. д.114

Таким образом, мы сделали попытку рассмотреть выступ­ления крестьянских масс на территории Чечни и Ингушетии до начала широкого антифеодального и антиколониального выступления горцев Северного Кавказа под предводительством Ушурмы (шейха Мансура) в 1785-1792 гг.) При этом нас в равной мере интересовала и антифеодальная и антико­лониальная направленность этих выступлений. Имеющиеся в нашем распоряжении источники, к сожалению, не позволяют достаточно глубоко изучить отдельные стороны антифео­дальных выступлений горцев.

Несмотря на то, что восставшие на определенном этапе дви­жения одерживали временный успех, в конечном счете их дей­ствия были обречены на поражение. Так случалось на протя­жении всех классовых столкновений в XVHI веке. «Единствен­ная слабость Чечни в тот период, — указывает Ф. Серов, — со­стояла в неорганизованности, отсутствии скрепляющего, по­буждающего начала».115

В выступлениях горцев XVIII в не прослеживаются рели­гиозные лозунги, хотя многие горские народы были уже му — сульманизированы, а сам предводитель горцев 1708 г. Мурат Кучуков, как о том повествует документ, назывался даже му­сульманским святым.

Отдельные вооруженные выступления крестьян-горцев не

превращались во всеобщее антифеодальное восстание. Это объясняется, по-видимому, тем, что феодальному гнету были подвержены не все вайнахские общества, а часть их. Некото­рые общества сохраняли свою былую вольность и не испыты­вали феодального гнета, хотя имущественная и социальная дифференциация задела и их.116

При изучении причин поражения восстаний, необходимо считаться всегда с тем, что восставшим горцам противостояла одна из самых могущественных в то время держава. Матери­альные, технические и людские ресурсы России нельзя даже сравнить с горскими. Самодержавие располагало мощным государственным аппаратом, громадными людскими ресурса­ми, военначальниками, имевшими за плечами большой опыт ведения войн и подавления народных восстаний. С чисто во­енной точки зрения слабо вооруженным горским партизанам и ополченцам противостояли хорошо вооруженные регулярные войска с артиллерией.

В XVIII веке Чечня и Ингушетия (горная и равнинная) были политически раздроблены и не представляли (да и не* могли в то время представлять) единого целого, а были конгломератом, слабо связанных между собой мелких феодализирующих-ся обществ, находившихся между собою во враждебных отно­шениях. Отсутствие политического единства в Чечне и Ингу­шетии не только мешало сплочению горцев и координации их усилий во время восстаний, но давало возможность царским властям, используя в своих интересах вражду и родовую рознь различных племенных ваинахских обществ, направлять отдельных владельцев и старшин с их подвластными против восставших. В XVIII веке восставшие горцы в силу опреде­ленных условий развития не могли еще выдвинуть четкой по­литической программы; их требования не были достаточно ясными для всех горцев.

Несмотря на все это, выступления горцев имели большое значение, В результате борьбы горцев был нанесен удар мест­ным горским феодалам; быстрее пошла консолидация ваинах­ских обществ; укрепились традиции военной дружбы народов Северного Кавказа. В результате опыта, накопленного горцами в совместной борьбе в Чечне и Ингушетии, заметно возросло их активное стремление к сближению с народами Северного Кавказа и Россией. Это способствовало более ин­тенсивному развитию производительных сил и прогрессу всего социально-экономического уклада жизни горцев.

§1. Основные причины крестьянских восстаний в Чечне и Ингушетии

В дореволюционной исторической литературе история крестьянских выступлений в Чечне в Ингушетии не являлась предметом специального исследования, хотя она затрагивалась при освещении исторического прошлого отдельных народов Северного Кавказа.

Дворянско-буржуазные исследователи XIX — нач. XX вв, касавшиеся в своих работах мотивов выступления горских масс, следовали за офшшальными документами высших правительственных кругов и военных учреждений. Дореволюционной военно-исторической науке, всецело подчиненной интересам царского самодержавия, характерны были апология захватнической политики царизма и преувеличение религиозного фактора в борьбе горцев против царизма.

В советский период история борьбы горцев 18 века нашла свое отражение в работах М. Н. Покровского, Н. И. Покровского, 3. Д. Шерипова, С. К. Бушуева, Р. М. Магомедова, М. А. Абазатова, В. Б. Скитского, Н. А. Тавакаляна, А. И. Хасбулатова, Я. 3. Ахмадова и др. В трудах этих исследователей анти­феодальная и освободительная борьба горцев рассматривается как дореволюционное выступление масс.1

Как известно, крестьянские выступления в Чечне и Ингушетии носили не только антифеодальный, но и антиколониальный характер. Простые горцы, в силу объективных причин, не всегда могли видеть различия между проводниками колонизаторской политики царизма на Кавказе и русским народом в лице русских поселенцев и трудового казачества.

335

Поэтому, испытывая жестокие притеснения и преследования со стороны царских чиновников, проводивших здесь политику «разделяй и властвуй», «чеченцы и ингуши временно невольно поддавались антирусской пропаганде и, поднявшись на борьбу за свое социальное и национальное освобождение, нередко шли под флагом ислама, мюридизма и газавата»2.

В антиколониальную борьбу включались как представители трудового населения горских обществ, так и социальные верхи, которые более всех боялись потерять свои земли и феодальные права на крепостных крестьян.

Социальные верхи, как всегда, использовали в своих интересах недовольство простого народа, задавленного тяжелой нуждой и эксплуатацией. Но поскольку антиколониальная борьба горских народов тесно переплеталась с антифеодальной, то в своих выступлениях против местных феодалов и владельцев трудовое население часто надеялось получить у царских властей помощь в защите от угнетателей.3

Для того чтобы разобраться в сущности крестьянской борьбы XVIJH в, необходимо рассмотреть вкратце политическую обстановку и социально-экономические причины накануне выступления горцев Чечни и Ингушетии.

Как известно с начала XVII в, международная политическая обстановка на Кавказе принимает напряжений характер, На протяжении XVII — начала XVIII в. Кавказ становится объектом захватнических устремлений шахской Персии и султанской Турции. Несмотря на поражение в войне 1683— 1692 гг. с коалицией европейских держав, султанская Турция все же продолжала оставаться крупной державой, готовой взять реванш. После окончания войны в Европе ее взоры вновь были направлены на Кавказ. Вынашивая агрессивные планы захвата Северо-Восточного Кавказа, она стала усиленно засылать на Кавказ своих эмиссаров-агентов, главной задачей которых было привлечение на сторону Турции феодальных верхов Дагестана, Кабарды, Чечни, Ингушетии, Азербайджана. В 1707 г. подстрекательством Турции Крымский хан Каплан-Гирей вторгся в Кабарду, стремясь ее захватить и присоединить к Крыму. Аннексионистские устремления Турции особенно усилились после подписания невыгодного для Рос-

сии Прутского мира (1711 г.), по условиям которого Россия должна была возвратить Турции Азов и больше не держать своего флота на Азовском море. Стремление Турции завоевать Кавказ было продиктовано и попытками шахского Ирана также укрепить позиции на Кавказе и расширить тем самым свои владения.4

В этой чрезвычайно сложной международной обстановке Российское государство, хотя и выступало в роли освободителя народов Кавказа от вековых угнетателей — Турции и Ирана, тем не менее преследовало собственные политические и экономические цели. Оставив на время Черное море, «Россия сосредоточила свое внимание на бассейне Каспия, надеясь обратить к Каспийскому морю всю индоевропейскую торгов­лю и стать посредницей в торговле между Востоком и Европой».

Черное и Каспийское моря являлись для России естественным продолжением торговых путей в Азию и Южную Европу. Б течение 16-17 в. Русское государство развивало торговые связи с Ираном по Волге, а также с азербайджанцами и армянами в Закавказье. В то же время оно создавало себе политическую опору в центре Закавказья — в царствах Восточной и Западной Грузии — с целью укрепления своего полити­ческого влияния и отпора захватническим устремлениям Турции и Ирана.6

Обстановка этого периода складывалась так, что основное внимание России на Кавказе было обусловлено защитой и укреплением ею своих юго-восточных границ от постоянных нападений турок. Так же как Дагестан, Кабарда и другие северокавказские районы, Чечня и Ингушетия в рассматриваемое время в политическом отношении представляли области, раздробленные на ряд феодальных владений и феодализиру-ющихся обществ, находящихся в постоянной междоусобной борьбе. Какого-либо самостоятельного политического объединения с общим центром, либо в Чечне, либо в Ингушетии не было. Кроме того, они не располагали своими внутренними политическими силами и средствами, необходимыми для защиты и сохранения своей национальной самостоятельности и целостности в условиях внешней угрозы.

В рассматриваемое время часть чеченцев, ингушей, кара­чаевцев, балкарцев, а также осетин в отдельные периоды на­ходились в вассальной зависимости от князей, дагестанских феодалов и грузинских царей. В отношении чеченцев и ингу­шей соперниками кабардинских князей часто выступали также дагестанские феодалы и грузинские цари.7

Политические влияние Дагестана, Кабарды и Грузии на народы Северного Кавказа было обусловлено как военной силой, так и социально-экономическими причинами. «Кара­чаевцы, балкарцы, осетины, чеченцы и ингуши имели свои интересы, которые в известной мере отличались от интересов Кабарды, Дагестана и Грузии. Эти народы — отмечает Т. Д. Боцвадзе, — находившиеся в вассально-подданнической зави­симости от Кабарды, Дагестана и Грузии, в свою очередь стре­мились освободиться от этой зависимости при помощи России, что, конечно, вносило определенные коррективы в кабар-дино — русские, дагестано-русские и грузино-русские отношения. Кроме того, вступлением под покровительство России эти народы хотели избавиться от угрозы и порабощения со сто­роны Турции, Крымского ханства и Ирана».

Были и другие важные обстоятельства, склонявшие севе­рокавказские народы к России: с одной стороны, с помощью России они хотели улучшить свое экономическое положение путем получения права беспрепятственно расселяться на рав­нине с последующим населением их земельными участками и сенокосными угодьями, а с другой — приобрести льготные пра­ва для торговли с жителями русских городов, крепостей, тер­ских и гребенских станиц.9

В то же время кабардинских князей, которые получали подати от находившихся в вассальной зависимости чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и осетин, не удовлетворяло желание этих народов принять покровительство России, ибо в этом случае они лишались своих доходов. «Поэтому кабардинские князья всячески стремились помещать установ­лению непосредственных отношений между этими народами и Россией, считая, что они могли установить свои отношения с Россией лишь через их посредничество.10

С активизацией политики на Кавказе в 18 веке не слу — чайно совпало обострение социальных противоречий между князьями ( Кабарды и Кумыкии) и феодализирующейся знатью в Чечне и Ингушетии, с одной стороны, и с горской массой — с другой. Под влиянием развития торгово-экономических связей с Россией сословные верхи усиливали эксплуатацию зависимых горцев, захватывали земли крестьян и увеличивали размеры поборов и податей, стремясь к расширению своей власти, почти все горские феодалы (по старой терминологии «владельцы») — кабардинские, аварские, кумыкские, чеченские и др. — вели между собой ожесточенную борьбу за земли, вовлекая в свои кровавые распри подвластные им народы.11

Произвол со стороны царской администрации, строитель­ство укреплений и крепостей — все это создавало для горцев тяжелые условия жизни. Уместно отметить, что у местных вер­хов, как мы отмечали выше, также были свои причины недо­вольства некоторыми аспектами политики царских властей на Северном Кавказе. Прежде всего, горских владельцев сильно возмущало стремление царских властей взять под свой кон­троль горцев, а главное — их земли. Поэтому они иногда ста­новились в оппозицию к царским властям, а отдельные фео­далы вступали даже на путь прямой борьбы с царизмом. При этом горские владельцы были не прочь заигрывать с нахо­дившимися на Кавказе турецкими и Крымскими агентами, поскольку их правители не желали примириться с усилением на Кавказе влияния России.

Заметим, что от далеко не бескорыстных сделок местных владельцев с турецкими и иранскими агентами, с одной сто­роны, и царскими властями — с другой, больше всего страдали беднейшие горские массы.12

Всегда одним из самых животрепещущих для чеченцев и ингушей являлся земельный вопрос. Горцы сильно страдали от недостатка земли в горах, и еще с 16 века шло перманентное заселение ими плодородных равнинных земель. В связи с ростом численности населения и земельной теснотой чеченцы и ингуши в поисках новых мест для поселения стали спус­каться с гор на равнину (впоследствии ее стали называть Че­ченской равниной), образуя со временем ряд самостоятельных

обществ (тукумов), которые, судя по источникам, мало чем от­личались по своему внутреннему устройству от аварских «воль­ных» обществ.»13 Местный исследователь А. А. Саламов выс­казал мнение, что усиленное освоение чеченцами и ингушами равнинных земель с середины 17 века и особенно в 18 в. было обусловлено социально-экономическими причинами: земель­ной теснотой и тяжелыми условиями жизни в горах, соци­альной дифференциацией, начавшейся с развитием произво­дительных сил и захватом пахотных участков и пастбищ, от­почковавшимися в лице старшин феодальными элементами из своей среды, а также усиливающимся давлением со стороны кабардинских, кумыкских и аварских князей и ханов. Зачастую пособниками в поселении чеченцев, ингушей, кабардинцев на Притеречной и Кумыкской плоскостях выступали сами кабардинские и кумыкские и князья и феодалы в целях крепостнической эксплуатации их.14

В то же время расширение экономических связей с Россией и развитие торгово-денежных отношений приводили к обострению внутренних социальных противоречий среди че­ченцев и ингушей. В течение всего 18 в. в адрес царских вла­стей шли многочисленные письма с прошениями от чеченско­го, кумыкского и других народов на разрешение свободной торговли в Кизляре, Моздоке и в других местах. Частые жа­лобы поступали от чеченцев и ингушей на таможенные зап­реты властей или же на чрезмерно высокие пошлины на при­возимые ими предметы торговли для русских поселенцев и ка­заков. Так как с привозимых ими в Кизляр товаров, как-то: меду, воску, бурок и леса, писали жители Брагунов на имя Кизлярского коменданта в 1797г., равно как и с ввозимых в Бурканг (по-видимому, название села Брагуны — Ш. А.)15 то­варов берут подати и из Кизляра вывоз соли запрещен, «то просили бы исходатайствовать у ее величества о небрании с них подати и о вывозе соли из Кизляра «милостивого» дозво­ления ее…)16 Чтобы усилить свои таможенные выгоды в этом районе, царские власти расширяли пределы торгового обмена, причем часть чеченцев лишена была торговых привилегий. В то время как на некоторые продукты питания при торговле внутри России вообще не распространялась пошлина, с чеченцев же она взималась в больших размерах. «Когда мы удостоены, будем… принятия по-прежнему в вечное поддан­ство, — писали старейшины и трудовой народ Большой Чечни и Аджи-Аула на имя Кизлярского коменданта в 1781 г, — то это должно позволить нам невозбранно проезжать для торгу в Кизляр, Моздок и прочие Российские места и никаких обид не чинить, считать и принимать нас везде так, как вечно и вер­ноподданных…»17

Одной из серьезных причин недовольства горцев являлось то, что царские власти насильно заставляли влиятельных ме­стных феодалов и старшин отдавать своих детей или других ближайших родственников в качестве заложников — «амана­тов». Широко распространенный между Россией и кавказс­кими народами добровольный обычай аманатства, который считался первоначально признаком особого внимания со сто­роны московских царей к горским князьям, в период усиления влияния царизма на Кавказе сделался принудительным обычаем, а также орудием нейтрализаци горской организо­ванности против политики царизма.18

С начала 18 века царизм вынуждает горцев выдавать ама­натов которые, по существу, являлись заложниками и содер­жались в Терском городе, Кизляре, Моздоке в целом ряде тог­дашних пограничных крепостей. В одном из писем от алдып — ских жителей Больших и Малых селений на имя Кизлярского коменданта И. А. Потапова и князя Бековича-Черкасского от 25 мая. 1767 г. по поводу нежелания их давать властям ама­натов читаем следующее: «мы, алдынские народы, все покорно Вас просим аманатчика нашего выпустить из аманат и от­править к нам, как чеченские народы (по-видимому, с. Чечен — аул — Ш. А.) содержатся без аманат, дабы так им содержан были, ибо чрез того аманатчика могли люди наши из жилища выехать на другое место, а когда пред сим от нас не было взято аманат, и тогда от нас к стороны вашим никакие обиды не причинено, впрочем обо воем податель сего вам объявить может…»19

Боясь открытого недовольства и выступления горских масс, местные владельцы и старшины добивались у царских властей разрешения к переселению вместе со своими подвласт­ными на реки Сунжа и Терек. Так, на прошение Герменчукс — кого владельца Девлетгирея Черкасского о разрешении ему переселиться ближе к расположению царской администрации астраханский губернатор Брылкин в специальном донесении от 28 февраля 1750 г. указывал, что «согласно представления Кизлярского коменданта следовало бы все-таки переселить чеченцев (видимо, жителей с. Чечен-аул — Ш. А.) и герменчук — цев на реку Сунжу, поблизости казачьего Червленского го­родка и — Брагунской деревни или ещё в других местах для столь наилучшего воздержания и прекращения чинимых ими

of)

своевольства.

Постоянно растущая алчность князей, владельцев и стар­шин вызывала недовольство, и сопротивление крестьян, уси­ливалась «взаимная злоба и ненависть между» подвластными и их владельцами. По своему характеру это была социальная, антифеодальная борьба. Формы проявления социального про­теста носили различный характер: от индивидуального пас­сивного ропота и неповиновения до более или менее органи­зованных крупных массовых волнений и вооруженных стычек. В условиях Кавказа и, в частности, Чечни распространены были захват земли феодалов и убийства их, отказ от выплаты им ясака и выполнения других повинностей, потрава гос­подских посевов и пастбищ, поджоги владельческих имений, бегство крестьян в русские города, увод (кража) скота и. т. д. Поэтому не случайно официальные дореволюционные доку­менты пестрят выражениями о «наглостях» и «дерзостях» че­ченцев, которые не хотят слушаться своих владельцев.21

Усиление феодальной эксплуатации горского крестьянства встречало с его сторону растущее сопротивление, важнейшей формой которого, как мы отмечали выше, сделалось бегство его в пределы России. Бегство крестьян от своих господ было в период феодализма одной из самых распространенных форм крестьянской борьбы с гнетом и произволом. Убежищем кре­стьян становились русские города и укрепления, сыгравшие большую роль в социально-политической жизни кавказских народов того времени. Открывшаяся для горских крестьян возможность в случае недовольства своими владельцами уйти в русские города и крепости и таким образом получать сво­боду сделала их более решительными в борьбе с угнетателями

и еще больше обострила социальную борьбу в горской дерев-

не.

Поэтому уже с самого начала XVIII в. чеченские владельцы неоднократно просили царское правительство не принимать бежавших от них крепостных и холопов. Царские власти были заинтересованы в увеличении численности населения развивавшихся городов Северного Кавказа, поэтому они охотно принимали выходцев из Чечни и других горских обла­стей, предоставляя им земли для поселения и зачисляя их на военную службу. Так, горячевские и брагунские владельцы выражали свое недовольство тем, что бежавших от их гнета подвластных горцев принимали в гор. Кизляре.

Вайнахские крестьяне подвергались тяжелому гнету не только со стороны феодалов, но и старшин. Об этом красноре­чиво говорится в присяге старшин Большой Чечня и Аджи — Аула от 1781г. на имя Кизлярского коменданта Куроедова: «Ежели будут наши холопы магометанского закона от нас убе­гать и являться в российских границах, оных нам отдавать обратно..»

То обстоятельство, что местные старшины называют крес­тьян «холопами» и требуют у властей их выдачи, говорит о том, что они были лично зависимы от них и жестоко эксплуатиро­вались своими старшинами, а поэтому вынуждены были от них бежать в российские пределы.25

Отказ от выдачи беглых холопов мотивировался царскими властями обычно ссылкой на то, что они приняли христиан­ство. Горские же князья и владельцы утверждали, что приня­тие христианства происходило вовсе не по причине религиоз­ного характера, а лишь для того, чтобы избавиться от крепос­тного гнета. Владельцы просили, чтобы их рабов и слуг не кре­стили, а крещеных им возвратили. Бегство крестьян в россий­ские города не только непосредственно избавляло все более увеличивающуюся часть зависимых сословий от своих угне­тателей, но, что было еще более серьезным, вызывало массо­вое неповиновение им горского крестьянства, которое усмат­ривало в возможности уйти в соседние с горцами владения России гарантию своего полного освобождения.26

Ни в одном из районом Северного Кавказа князья и владельцы не чувствовали такой неуверенности своего положения, боязни перед подвластными крестьянами, как в Чечне. В переписке с царскими властями князья и владельцы постоянно выражали свое бессилие удержать в повиновении подвластных горцев, просили помощи в борьбе с восставшими крестьянами или разрешения переселиться вместе с подвластными под защиту царских властей ближе к крепостям и укреплениям Кавказской Линии. Так, в рапорте коменданта г. Кизляра Куроедова на имя князя: Г. А. Потемкина от 19 апреля 1781 г. сообщалось о том, что «чахкерин-ский владелец Алихан Нурмаматов, состоящий в родстве с чеченскими владельцами Алисолтаном Алибековым и Арас-ланбеком Айдамировым», доносил ему (коменданту) о том, что из подвластных ему чеченцев, насчитывающих в Чахке-ринской деревне около двухсот дворов, «некоторые по легкомыслию своему, смотря на другие народы, сообщаясь с без-дельническими людьми, к российской стороне до сего време-ни делают шалости»/’

Другие чеченские владельцы Казбулат Топлинский и Альбек Батырханов в 1784 г. обратились также к царским властям с просьбой разрешить им пересилиться вместе с под­властными людьми на плоскостные земли по Тереку, «где бы они были под ближней защитой российского начальства».28

Царские власти охотно пошли навстречу желаниям мест­ных владельцев. В своем рапорте по этому поводу генерал Те — келли указывает, что «лучшие способы удалить всех их непо­корных (горцев — Ш. А. ) от реки Сунжи и водворить (их — Ш. А.) против Моздокского казачьего полку». И далее в том же рапорте читаем: «…как между Сунжою и Тереком Девлет — гиреевская деревня владельца — Бамата незаменяющая нам ничем, но делающая вред связью со всеми деревнями чечен­скими, то предписал сию уговорить ласковостью и также пе­реселить к Тереку, хотя ниже Моздокского полку, надеясь

посему, что много зла прекратиться».

Часто случалось и так, что обездоленные крестьянские мац — сы становились невинными жертвами всевозможных споров и тяжб между чеченскими князьями и владельцами из-за тор­гово-экономических выгод. Особенно алчным и жестоким не только к своим подвластным, но и к другим владельцам, судя по документальным источникам, предстает чеченский владе­лец Девлет-Г ирей Черкасский, так, во время разбора в Кизляре ссоры между чеченскими владельцами Девлет-Г иреем Черкасским, с одной стороны, и Арасланбеком, Бардыханом и Маматом Айдемировыми — с другой, которая возникла из-за того, что Девлет-Гирей брал с их крестьян пошлины и чинил другие обиды, комендант Кизлярской крепости потребовал от горских владельцев слушаться во всем Девлет-Г ирея Черкасского, между тем, чеченские владельцы указывали поэтому в письме к Кизлярскому коменданту от 9 апреля 1763 г. на то, что Девлет-Гирей … через дорогу в урочище, называемое Келзели (по-видимому, нынешнее село Герзель — Ш. А.), их не допустил и от кунаков наших купцов с каждой лошади требует по 20 коп, а ездить нас через Червленскии городок не допустил

И еще один документ подтверждает факт тяжелого гнета, которому подвергал подвластных крестьян чеченский владелец Расланбек Айдемиров. Так, в письме кизлярскому коменданту чеченский владелец Девлет-Гирей Черкасский отмечал, что Расланбек Айдемиров просил его возвратить к нему «непослушных чеченцев», которые ушли от него якобы в Кабарду.31

Выдвигая свои укрепления в предгорную зону, царская администрация отрезала горцев от удобных для хлебопашества равнинных земель и степных пастбищ, которыми они пользовались в зимнее время, и таким образом, снова вытес­няла горцев в горы, что, естественно, подрывало их хозяйство. Одновременно в различных горских обществах происходило усиление социальных противоречий, вызванных требованием от крестьян тяжелых податей и повинностей. На противо­действия чеченцев и ингушей своим владельцам и старшинам царские власти отвечали разрушением и сожжением целых аулов, уничтожением посевов хлеба, садов и. т. д. в ходе карательной экспедиции.

Первые попытки государственного строительства на территории Чечни и Северного Кавказа в ходе народно — освободительного движения горцев в 1785 — 1791 гг. на основе ислама были предприняты имамом Мансуром, уроженцем из села Алды. Созданием зачатков первых и главных атрибутов государственности являлось высшим достижением коллективного и творческого разума горских масс и их руководителя Мансура. Безусловно, в рассматриваемое время как в Чечне, так и в соседнем Дагестане, Кумыкии, Осетии, Кабарде, Черкесии и Адыгее имелись соответствующие для этого объективные и субъективные предпосылки. Прежде всего, необходимо было преодолеть существовавшую до этого среди горских народов межплеменную и межнациональную разобщенность, а также сепаратистские тенденции отдельных местных князей и владельцев, управлявпшх каждый в отдельности, изолированно, на основе адатов. Более того, жившие небольшими обществами и племенами, большей частью замкнуто и оторвано друг от друга горцы, по словам профессора

Н. А. Смирнова, «не могли координировать свои действия и противостоять натиску царских войск».1

Мощным толчком на пути преодоления этих негативных явлений в горских обществах в рассматриваемое время явилась новая религия ислам, сыгравшая как стабилизирующий и консолидирующий фактор.

Идейно — организационное становление и развитие государ­ственного образования Мансура прошло несколько важных этапов:

Первый этап — с 1784 г. по июнь 1785 г. — характеризуется зарождением и началом распространения среди народов Чечни и Северного Кавказа новой для них объединительной исламской идеологии, базировавшейся на мусульманской религии; признанием простым народом Ушурмы шейхом и имамом Мансуром и принадлежности его секте и тарикату Накшбан-ди; началом его публичных выступлений перед односельчанами с религиозными проповедями.2

Второй этап — июль 1785 г. — начало воєнно — политичес-

кой деятельности Мансура; в это время весь Северный Кавказ от Каспийского до Черного морей охвачен восстанием; первые военные (4-6 июля 1785 г.) и организационно — политические успехи восставших на пути создания государственности в Чечне; Мансур в апогее своего могущетсва; попытки восстав­ших блокировать и захватить крепость Кизляр и другие воен­ные укрепления с целью разрыва связей Кавказа с Россией.3

Третий этап — ноябрь 1785 г. — декабрь 1788 г. — расширение района антиколониальной и антифеодальной борьбы горцев во главе с Мансуром на географически отдаленные от Чечни территории Кабарды, Черкесии и Адыгеи; попытки создания здесь Мансуром различных государственных структур и т. д.

Четвертый этап — январь 1789 г. — июнь 1791 г. — последний, завершающий этап, характеризующийся общим спадом народно — освободительного движения горцев, падением госу­дарства имама Мансура на всей территории Северного Кавказа и его пленением в крепости Анапа в 1791 г.

Известно, что территория государства Мансура в пору ак­тивной воєнно — политической деятельностью включала в себя в основном предгорные и равнинные земли Чечни, Ингушетии, Кумыкии, Дагестана, Кабарды, Черкесии и Адыгеи. По словам Ал. Беннигсена, накануне начала царской агрессии «горцы Кавказа представляли силу около 1 500 ООО человек, разде­ленных на 20 языковых групп».4 По видимому, Ал. Беннигсена имел в виду численность населения Северного Кавказа в конце XVIII века.

Кроме того, свое желание находиться под властью имама Мансура и перейти в любое время в его лагерь изъявили в самом начале войны татары, жившие вокруг города Астрахани, киргизо — кайсацкие (казахские) народы, проживавшие в районе Мангышлака (у северо — восточного побережья Кас­пийского моря), ногайские народы и их мурзы, часть осетин во главе с их владельцем Ахметом Дударовым5 и т. д.

В рассматриваемое время на территории Чечни админис­тративными и политическими центрами государства Мансура в период военных действий являлись селения Алды и отчасти Шали.

Основные органы управления государства. Известно, что складывание и функционирование государства имама Ман­сура происходило прежде всего на фоне непрекращающихся военных действий кавказских народов против русского ца­ризма и защиты их интересов от внешнего врага. Это опреде­лило военный характер государства Мансура. Огромное вли­яние на особенности и своеобразие государства, а также прин­ципы его формирования оказала религия ислам, что также определило мусульманский (исламский) характер государства. В государственном устройстве Мансура горцы видели отражение вековых чаяний народных масс о справедливом и равноправном обществе, в котором должно торжествовать не только социальное равенство народа, и равенство и ответ­ственность каждого мусульманина перед богом, религией и родиной. В государстве Мансура преобладали принципы и характер общенародного устройства, в котором защищались общенациональные интересы.

Вся полнота власти в государстве, как законодательная, так и исполнительная принадлежала имаму Мансуру. В период военных действий он совмещал в себе власть религиозного наставника и реформатора, а также руководителя военных действий. В лице одного человека — Мансура — была со­средоточена административная, духовная (религиозная) и во­енная власть. Поскольку на всей территории Северного Кав­каза шли военные действия, то в силу объективных обстоя­тельств и личных качеств Мансура данная власть в руках има­ма приобретала огромную популярность.

В рассматриваемое время имам Мансур стал большим ре­организатором общественно — политического устройства гор­ских народов. Созданные им органы и учреждения просуще­ствовали до конца движения горцев. Значительное влияние на проведение реформ в гражданской, религиозной и военной областях оказали самые авторитетные и почитаемые среди народов Чечни и Северного Кавказа князья, владельцы и духовные лидеры. Одним из таких в Чечне был известный мул­ла и хаджи из селения Шали Умар-Хаджи, наиболее образо­ванный и дальновидный наставник и помощник имама, кото­рый, будучи его главным советником и ведая всей перепиской его постоянно держал в курсе простой народ, к которому с письмами обращался сам Мамсур. Другими влиятельными советниками по религии у Мансура были также местные мул­лы: Ногай-Мирза-Хаджи, Бисултан-Хаджи и Хамби-Хаджи.6^ Огромным уважением пользовался у имама Мансура мулла из селения Алда — Али Исханов.

Самым авторитетным государственным органом имама Манскра являлся, по-видимому, Высший Совет. Он формиро­вался сугубо из самых близких и доверенных лиц Мансура: из числа отдельных влиятельных князей (владетелей, старшин и узденей), авторитетных мулл (кадиев), высших богословов (алимов) и т. д. Вот что повествует документ: Некий Яковлев, находившийся в это время по торговым делам в Дагестане, сообщал, что от Шамхала Тарковского были отправлены к Мансуру кадий его по имени Аджи (Хаджи — Ш. А.) с 30 чело­веками, и «Последние из них уже 7-й день как возвратились обратно в Тарки, а кадий и поныне находится у него. От даге­станских владетелей, — указал далее Яковлев, — постоянно присылаются к имаму (Мансуру — Ш. А.) старшины, муллы и ученые и вся Дагестания начала прославлять его, почитая за справедливого святого».7 В функции Высшего Совета входило рассмотрение вопросов военной организации и защиты страны от внешнего врага, хозяйственного развития, администра­тивного управления, судебного разбирательства в горских об­ществах и т. д. Решения на Высшем Совете принимались кол­легиально. Однако последнее, решающее слово оставалось за имамом Мансуром.

В исключительных случаях, когда решалась судьба госу­дарства, созывались Съезды самых авторитетных и влиятель­ных представителей от различных сел и обществ Чечни, Даге­стана, Ингушетии, Кабарды, Черкесии и Адыгеи. В них при­нимали участие также члены Высшего Совета — муллы, кадии, владетели, князья, представители от различных сел (обществ) и соседних народов. Так, например, в течение 1785-1786 гг., согласно архивным источникам, на территории Чечни (сел. Алды и Мартан), Кумыкии (сел. Горячевское или Исти-Су), Кабарды (на р. Баксан) собирались как Высшие Советы, так и Съезды народных представителей. Так, например, в марте 1786 г. имам Мансур предпринял попытку созвать Высший Совет алимов и князей из Чечни и Малой Кабарды (владелец Дол Мударов) в урочище с одноименным названием реки Мар — танка.^ Еще раньше, 17 февраля 1786 г., некий уадень Ас­лан-Гирей Бабуков из Черкесии сообщал генералу Н. С. Ше­мякину из Константиногорска о том, что к имаму Мансуру, находящемуся в это время в Чечне, прибавились также, как и он, шейхи: Арис, Магомет, а другого шейха имени он якобы не знает, которые прислали через своего нарочного к кабар­динскому эфенди Исаку письмо, предупреждающее кабардин­цев о том, чтобы они готовились к большому Собранию (съез­ду — Ш. А.), на котором будут присутствовать представители от различных мусульманских народов и которое состоится в апреле месяца этого года на реке Баксан.9) По всей вероятно­сти, на столь представительном и авторитетном Съезде наро­дов Северного Кавказа имам Мансур планировал обсудить вопрос о широкомасштабном, объединенном, выступлении горцев против царизма на всей территории Северного Кавказа.

В рассматриваемое время, надо полагать, кроме Съезда представителей народов Северного Кавказа и Высшего Совета в государстве Мансура существовал постоянно действующий исполнительный орган, который ежедневно занимался вопросами хозяйственной гражданской (общественное управ­ление), военной судебной, религиозной деятельности и т. д.

Законодательные акты в государстве Мансура создавались, по-видимому, на основе норм шариата. Шариат определял не только правовые нормы граждан, но и образ их жизни. В кон­кретных исторических условиях конца XVIII века шариат в государстве имама Мансура являлся не столько самоцелью, сколько важным средством объединения разноплеменных, разрозненных народов Северного Кавказа для эффективного отпора русского царизма. Поэтому религия ислам и шариат имели огромное значение в государстве Мансура. Не случайно, что из религиозных проповедей Мансура выводились 3 основные направления его программы:

1. Возвращение к исламу чистому и аскетическому.

2. Борьба против адатов и введение убеждением или силой закона шариата.

3. «Священная война» (газават) ведется сначала против со­блюдающих адаты, затем против «неверных» (иноверцев-гор — цев) и, наконец против русского царизма.

Надо полагать, что в целях соблюдения правовых норм в обществе, а также для четкого взаимодействия и функциони­рования различных административных органов в государстве Мансура существовал определенный свод постановлений и решений, основанный на правилах шариата. Это способство­вало уменьшению и предупреждению различного рода пра­вонарушений в уголовных и гражданских делах. Более того, основные положения свода постановлений по шариату явля­лись как бы отправным моментом в деятельности админист­ративных органов, решений финансовых вопросов, в военном устройстве государства и его армии. Источник сообщает о том, как имам Мансур, «наложив на страну трехдневный пост, с приближенными своими мюридами стал навещать аулы, со­провождаемый пением зикра. Жители выходили к нему на­встречу, каялись перед ним в грехах и обращались к тоба (по­каянию), обязывались не делать дурных поступков, как-то: не красть, не спорить, не курить табаку, не пить крепких напит­ков, но усердно молиться богу, не пропуская назначенных для этого сроков. Народ признал Мансура своим устазом, то есть ходатаем перед богом; целовал полы его одежды и так увле­кались религиозным настроением, что прощали друг другу долги, прекращали тяжбы и прощали даже самую кровь (кров­ную месть — Ш. А.)»11

Данный факт свидетельствует о том, что в рассматриваемое время в Чечне и в целом на Северном Кавказе должны были уменьшиться всякого рода преступления, связанные с убийством, воровством, насилием и т. д., что непременно надо связывать с введением наказания в обществе на основе шари­ата.

Административное устройство государства. В ходе воен­ных действий государство имама Мансура в плане админист­ративного устройства состояло из различных этнических об­ластей, географически отдаленных друг от друга — Чечня, Ингушетия, Карабулак, Авария, Кумыкия, Кабарда, Черке-сия и Адыгея, в каждой из который в большинстве своем про­должала сохраняться традиционная система управления. В то же время на территории государства официально админист­ративно-территориальной единицей являлось любое горское селение с мечетью, которое было поделено на соответствую­щие кварталы (купы-чен.)12

Во время военных действий на любой из территорий этни­ческих областей государства Мансура административно — тер­риториальные границы общества или княжества либо увели­чивалась, либо уменьшалась в зависимости от того, какое ко­личество горских сел во главе с их старшинами и князьями оказывались втянутыми в активную антиколониальную борьбу с царскими войсками. Отметим, что наибольшую активность в борьбе с царизмом проявляли предгорные и равнинные села Северного Кавказа.

Власть в горских селениях находилась в руках отдельных князей, владельцев и старшин, которые избирались народом, но утверждались в своих должностях, по-видимому, имамом Мансуром. В каждом горском селении с мечетью был мула, а в больших селах — мула и кадий, которые юридически были свободны и самостоятельны, но экономически зависели от князей, владельцев и старшин.

В крупных вайнахских селах или союзах горских обществ были также муфтии — духовные авторитеты, которые ведали судебными и правовыми делами граждан. Муфтиям подчиня­лись кадии и муллы, которые также выполняли различные функциональные обязанности в горских селениях.

В период народно-освободительной борьбы горцев на Се­верном Кавказе под руководством имама Мансура наиболее преданными его сподвижниками и помощниками, которые об­ладали, кроме всего прочего, и военными способностями, про­явившимися в ходе боевых действий с царскими войсками, были: князь Малой Кабарды — Дол Мударов и уздень Берд Хап — цугов; кумыкские князья Андреевской деревни — Али-Султан Камбулатов, Чапалов Аджи-Муртазалиев и уздень Казбек Умашев.13 Не только кабардинские и кумыкские князья, но и шамхал Тарковский — Мухамед14, владетель Казикумухский Мухамедхан15), владетель Табасаранский Кадий Ростум 6), уц — мий Каракайтагский17, осетинский алдар Ахмет Дударов, а также отдельные вожди чеченских тайповых кланов, которые активно поддержали и пошли за Мансуром.18^ Однако некото­рые из этих князей и владельцев впоследствии не без активной помощи царской администрации на Кавказе отошли от Мансура, поскольку, как известно, «очень многие материаль­ные выгоды связывали… кавказских владетелей с русским государством».19

Наиболее преданные и надежные князья и владельцы со­ставляли высшее звено гражданского и военного управления в государстве Мансура и каждый из них выполнял определенные административные функции на территории своего владения и участка. В ходе военных действий против царизма ближайшие сподвижники Мансура — князья, владельцы и кадии — назначались, как правило, на должности начальников или руководителей (тамада) какого-либо крупного участка. Они фактически располагали на своих участках судебной и исполнительной властью и обязаны были приводить в ис­полнение все распоряжения Мансура. Так, например, князь Андреевской деревни Темиров одновременно являлся и кадием села.20

Кроме того, ближайшие помощники Мансура обязаны были согласовывать с ним все свои дела на участках и во владениях, защищать их военным путем от царских войск, организовывать ополчения и начальство над ними, осуществлять сбор налогов на своих участках, следить за исполнением законов шариата, организовывать суд и наказание, рассмотрение жалоб, расследование преступлений и т. д.

С целью ужесточения соответствующих мер по выполне­нию своих постановлений и решений на основе норм шариата, Мансур стал приводить к присяге народ в подвластных ему деревнях и требовать от них неукоснительного его исполне­ния. Так, например, прийдя в Андреевскую деревню (с. Энде­ри или Андрей-аул), имам Мансур в начале 1786 г. собрал всех жителей, в том числе и аксаевцев, и привел их к присяге, потребовав от них:

1) к российской стороне никого не пропускать для причи­нения вреда (видимо, без его разрешения — Ш. А );

2) за причинение вреда российской стороне брать штраф;

3) наказывать за воровство;

4) никаких торговых караванов не грабить21 и т. д.

Налоговая система государства. В государстве Мансура

существовала система различных налогов для финансирования и продовольственного обеспечения государственных органов с целью успешного ведения войны против царской Рос­сии. Государственная казна также имела ряд стабильных ис­точников поступления, основным из которых был закят — про­цент, взимаемый с ежегодного урожая, приплода скота, а с денежных доходов.

Для содержания постоянного войска (армии) местное на­селение было обложено Мансуром специальной податью: от каждой мечети — купа (квартала), то есть с 20 дворов — по одной скотине и по сабе (мешку) муки с каждого двора (дома). Кроме того, ввиду продолжающейся войны с царскими войсками и тяжелыми экономическими условиями в армии, было принято на совете решение; собираемую помощниками Мансура с каждой деревни на содержание неимущих людей подать временно отдавать мобилизированным в армию горцам.22-*

В 1786 году по требованию имама Мансура жители каж дой городской деревни с мечетью должны были отдавать 9-ю часть хлеба и другого вида урожая, или же по 20 копеек ^е нег с каждого двора для содержания постоянной армии.

» Военная организация государства Мансура. Поскольку образование различных политических и общественных струк­тур шло накануне и в ходе борьбы горцев против царизма, то вполне естественно, что многие атрибуты будущего государ­ства имама Мансура носили военный характер. Все мужчины должны были владеть любым видом оружия и по первому зову идти на защиту Отечества. Молодой человек, достигший со­вершеннолетия, считался военнообязанным. Согласно справке, составленной Командующим Кавказским корпусом генералом П. С. Потемкиным 8 ноября 1785 г., общее количество вооруженных людей от различных народов Северного Кавказа составляло от 20-25 тысяч человек (конных и пеших). Из них чеченцы составляли до 4-х тысяч вооруженных человек.24

На территории Чечни существовало специальное войско имама Мансура из мобильных отрядов и ополченцев общей численностью до 1000 человек. За службу горцы пользовались различными привилегиями, получали бесплатное про­довольствие и фураж от населения. Данное войско одновре­менно охраняло Мансура везде и всюду, сопровождало его во всех поездках и служило важным орудием для распростране­ния его власти и влияния на всей территории Северного Кав­каза.

ные выгоды связывали… кавказских владетелей с русским государством».19

Наиболее преданные и надежные князья и владельцы со­ставляли высшее звено гражданского и военного управления в государстве Мансура и каждый из них выполнял определенные административные функции на территории своего владения и участка. В ходе военных действий против царизма ближайшие сподвижники Мансура — князья, владельцы и кадии — назначались, как правило, на должности начальников или руководителей (тамада) какого-либо крупного участка. Они фактически располагали на своих участках судебной и исполнительной властью и обязаны были приводить в ис­полнение все распоряжения Мансура. Так, например, князь Андреевской деревни Темиров одновременно являлся и кадием села.20

Кроме того, ближайшие помощники Мансура обязаны были согласовывать с ним все свои дела на участках и во владениях, защищать их военным путем от царских войск, организовывать ополчения и начальство над ними, осуществлять сбор налогов на своих участках, следить за исполнением законов шариата, организовывать суд и наказание, рассмотрение жалоб, расследование преступлений и т. д.

С целью ужесточения соответствующих мер по выполне­нию своих постановлений и решений на основе норм шариата, Мансур стал приводить к присяге народ в подвластных ему деревнях и требовать от них неукоснительного его исполне­ния. Так, например, прийдя в Андреевскую деревню (с. Энде­ри или Андрей-аул), имам Мансур в начале 1786 г. собрал всех жителей, в том числе и аксаевцев, и привел их к присяге, потребовав от них:

1) к российской стороне никого не пропускать для причи­нения вреда (видимо, без его разрешения — Ш. А );

2) за причинение вреда российской стороне брать штраф;

3) наказывать за воровство;

4) никаких торговых караванов не грабить21 и т. д.

Налоговая система государства. В государстве Мансура

существовала система различных налогов для финансирования и продовольственного обеспечения государственных органов с целью успешного ведения войны против царской Рос­сии. Государственная казна также имела ряд стабильных ис­точников поступления, основным из которых был закят — про­цент, взимаемый с ежегодного урожая, приплода скота, а с денежных доходов.

Для содержания постоянного войска (армии) местное на­селение было обложено Мансуром специальной податью: от каждой мечети — купа (квартала), то есть с 20 дворов — по одной скотине и по сабе (мешку) муки с каждого двора (дома). Кроме того, ввиду продолжающейся войны с царскими войсками и тяжелыми экономическими условиями в армии, было принято на совете решение; собираемую помощниками Мансура с каждой деревни на содержание неимущих людей подать временно отдавать мобилизированным в армию горцам.22-*

В 1786 году по требованию имама Мансура жители каж дой городской деревни с мечетью должны были отдавать 9-ю часть хлеба и другого вида урожая, или же по 20 копеек ^е нег с каждого двора для содержания постоянной армии.

» Военная организация государства Мансура. Поскольку образование различных политических и общественных струк­тур шло накануне и в ходе борьбы горцев против царизма, то вполне естественно, что многие атрибуты будущего государ­ства имама Мансура носили военный характер. Все мужчины должны были владеть любым видом оружия и по первому зову идти на защиту Отечества. Молодой человек, достигший со­вершеннолетия, считался военнообязанным. Согласно справке, составленной Командующим Кавказским корпусом генералом П. С. Потемкиным 8 ноября 1785 г., общее количество вооруженных людей от различных народов Северного Кавказа составляло от 20-25 тысяч человек (конных и пеших). Из них чеченцы составляли до 4-х тысяч вооруженных человек.24

На территории Чечни существовало специальное войско имама Мансура из мобильных отрядов и ополченцев общей численностью до 1000 человек. За службу горцы пользовались различными привилегиями, получали бесплатное про­довольствие и фураж от населения. Данное войско одновре­менно охраняло Мансура везде и всюду, сопровождало его во всех поездках и служило важным орудием для распростране­ния его власти и влияния на всей территории Северного Кав­каза.

вания. Ислам провозглашал в государстве Мансура справедливое и равноправное общество людей, в котором должно торжествовать не только социальное и национальное равенство, но и равенство и ответственность каждого правоверного мусульманина перед Богом.

Известно, что при Мансуре получила свое реальное воплощение идея национального и государственного единства как внутри вайнахского общества, так и в целом в пределах всего Северного Кавказа. Хотя объединение разноэтических народов Северного Кавказа на базе единой и новой религии ислам произошло объективно в период освободительной борьбы горцев, но оно было прочным в сравнительно недолгий исторический период, в условиях военного времени. По-другому и не могло быть. Хотя и ненадолго, но Мансур образовал сплоченное и боеспособное объединение народов Чечни и Северного Кавказа.

Говоря о социальной направленности государства Мансура, необходимо отметить, что с самого начала освободительной борьбы резко уменьшилось в нем число местной феодальной верхушки и почти полностью исчезли ранее приглашенные в Чечню князья и владельцы из Кумыкии, Аварии и Ка-барды.

В Государстве Мансура были ликвидированы феодальные повинности и изъяты пастбищные и пахотные земли у князей и владельцев. Главной социальной опорой Мансура были выходцы из беднейших слоев населения. Основное налоговое бремя в государстве Мансура ложилось на социально-имущую часть населения. Очень много делалось в государстве Мансура для оказания материальной помощи и правовой защиты бедных людей, вдов и сирот-малолеток.

История государства Мансура еще раз доказывает, что успех сопротивления царским агрессорам в первую очередь зависел от сплоченности и организованности народа, борющегося за свободу своей родины. Именно эти аспекты сохраняют и в наши дни актуальность и исследования истории народно-освободительного движения горцев Чечни и Северного Кавказа под руководством имама Мансура в 1785-1791 гг. и их государственного устройства.

Для характеристики общественно-политического устройства «вольных» обществ или союзов вольных обществ в Чечне и Ингушетии в XVIII — нач. XIX вв. большое значение имеет правильный анализ социального содержания, внутреннего устройства и основных функций вайнахского общественного инегатута «тукхум».

До последнего времени среди исследователей разных школ и направлений, как дореволюционных (буржуазных), так и советских, а также некоторых местных авторов существовали различные точки зрения относительно социального содержа — 314

ния и общественных функций общекавказского института «тухум» (тукхум). Судя по утверждению дагестанского ученого М. А. Агларова, впервые о тухуме, как о структуре джамаата джаро — белоканских аварцев из Дагестана, отметил в 40-х годах XIX в. исследователь И. О. Константинов.2 Несколько позже, в 80-90-х годах XIX в. известные дореволюционные исследователи-историки, этнографы и правоведы М. М. Ковалевский,3 Ф. И. Леонтович4 и др. относительно дагестанского тухума утверждали, что это род. В частности, М. М. Ковалевский подчеркивал, что семейная община в Дагестане — это позднейшее явление родовой общины.5

В советский период, т. е. в 50-х годах XX столетия, небольшая часть ученых поддержала этот ложный тезис буржуазных исследователей. Так, например, известный профессор С. В. Юшков утверждал о том, что тухумы на Кавказе — это родовые организации.6

За последние годы историческое кавказоведение преодолело этот перекос в науке, выражавшийся в крайней архаизации роли тухума в дагестанском обществе в XVIII — нач. XIX вв., и отказалось от далеко не научных взглядов М. М. Ковалевского, Ф. И. Леонтовича и их последователей. К сожалению, как нам представляется, среди ученых Дагестана и Чечни и сегодня нет единого мнения относительно общественного института тухума. По мнению профессора Р. М. Магоме-дова, «тухум в своей основе был не родом, а семейной общиной», а у даргинцев «тухум по своему происхождению — это патриархальная домашняя семья»,7 — заключает он. «Дагестанский тухум в XIX веке не был ни родовой, ни семейной общиной. Дагестанский тухум — узкая группа людей, связанных между собой или кровным родством, или местом проис­хождения»,8 — утверждает профессор Х-М. Хашаев. Профессор М. О. Косвен рассматривал тухум как патронимию.9 Изучив историю табасаранского общества в рассматриваемое время, профессор М. Р. Гасанов приходит к выводу, что «тухум -это семейная община, включавшая в себя широкий круг родственников, связанных кровными узами по отцовской линии».10

Такова точка зрения относительно института «тухума» да­гестанских исследователей.

Что же касается характеристики общественного института «тукхума» (тухум) вайнахов, данной местным ученым М. А. Мамакаевым, чеченский тукхум — это, в отличие от дагестанского «тухума», не кровнородственный союз, а союз или ассоциация нескольких тайпов (родов) одного и того же племени. Более того, чеченский тукхум, по мнению М. А. Мамакаева, «это своего рода военно-экономический союз определенной группы тайпов, не связанных между собой кровным родством, но объединившихся в более высокую ассоциацию для совместного решения общих задач. Защиты от нападения противника и экономического обмена».11 Местный исследователь Л. Ильясов также считает, что чеченский тукхум — это закономерный процесс объединения тайпов в более крупные и сложные социальные организации.12

Как видим, судя по тем характеристикам, которые даны дагестанскими и вайнахскими исследователями относительно понятия и социального содержания института «тухума» у дагестанцев и чеченцев, то «тухумы» этих народов мало что имеют общего, а, напротив, даже отличаются друг от друга. Но с другой стороны, при внимательном анализе содержания дагестанского «тухума» и чеченского «тайпа» (рода), обнаруживается весьма интересная деталь: дагестанский тухум и чеченский тайп почти идентичны по своему общественному положению и социальному содержанию. Более того, если сравним общественно-политическое и социальное положение вольного общества или союза обществ Чечни и Дагестана в рассматриваемое время, то здесь также обнаруживается, что между данными политическими объединениями этих народов много общего.

Среди определенной части местных исследователей существует мнение о том, что между тукхумом и тайпом якобы нет существенной разницы, кроме количественной, и что, как тукхум, так и тайп, если подходить к их рассмотрению в динамике, то они «могут в определенной последовательности выполнять фунции и рода (тайпа — Ш. А.), и фратрии, то есть союза родов».13

Однако на самом деле, хотя тукхум и означает в переводе (неизвестно, с какого языка — Ш. А.) семя, яйцо, он не был в представлении вайнахов группой кровнородственных семей (тайпом), а представлял собой «союз родов (тайпов — Ш. А.), объединившихся во фратрию по своему территориальному и диалектологическому единству».14 В дагестанский тухум могли входить, — по свидетельству Х-М. Хашаева, — не только кровнородственные члены общества, но и представители из других тухумов… Более того, в XIX веке тукхумы в Дагестане не знали ни общности производства, ни общности потребления.15

В рассматриваемое время вайнахский тукхум локализуется, как правило, на территории фактически им заселенной, где тайпы, входившие в него, занимались производительной деятельностью — земледелием, скотоводством, охотой, другими промыслами, ремеслом и торговлей. Каждый тукхум, а точнее его предствитель разговаривал на том или ином диалекте общего для всех тукхумов вайнахского языка. Так, например, жителям Чеберлоевского общества (тукхума) свойственно было аканье (аса алу, аса малу, аса дау), а жителям Аккинс-кого общества (тукхума) свойственно было оканье (ас олу, ас молу, ас доу) и т. д.16

В пользу того, что понятия «тукхум» и «тайп» у вайнахов являются далеко не идентичными, говорит тот факт, что тайп в отличие от тукхума имел своего предка-родоначальника и сохранял кровнородственное, экзогамное единство членов общины, в то время, как в тукхуме строго соблюдалось территориальное и диалектное (языковое) единство. Таким образом, тукхум, как видно из примеров, это не кровнородственный союз, а естественно образовавшееся братсво из тайповых организаций. Тукхумы складывались из союза или ассоциации нескольких тайпов одного и того же племени, имея перед собой вполне конкретные и реальные задачи. Но в Чечне и Ингушетии в это время были и союзы кровнородственных тайпов, образовавшиеся путем сегментации одного начального рода, как, например, чантийцы и терлоевцы. В состав тайпа терлоевцев входят такие кровнородственные группы, называвшиеся либо тарами, либо тайпами, как, например, Боыпни, Біавлой, Жерахой, Кхенахой, Маціарой, Никіарой, Оыпний, Санахой, Шуьндий, Элтпхьархой17и др.

В рассматриваемое время в отличие от тайпа, где отсутствовала кровная месть среди кровнородственных семей, внутри вайнахского тукхума закон кровной мести был обязателен. Брак между членами вайнахского тукхума также не воспрещался. Все это говорит в пользу того, что среди членов тукхума уже отсутствовала традиция или обычай кровного родства.18

В отличие от тайпа вайнахский тукхум не имел своего офи­циального главы, равно как и своего военачальника (баьчча). Отсюда можно предположить, что тукхум являлся не столько органом управления, сколько общественной организаций, в то время как тайп являлся «логической стадией прогресса в развитии идеи управления». В то же время создание союза тайпов (тукхумов) представляло несомненный прогресс, «происходящий на одной и той же территории как неуклонный процесс к возникновению нации…»1*

В конце XVIII — середине XIX века в целом вайнахское общество, если исходить из общего числа тайпов, зафиксированных местными источниками, составляло более 135 тайпов. Впоследствии из этого общего числа тайпов более 100 тайпов объединились в 9 крупных союзов обществ (фратрии) — тук-хумы: Аьккхий, Маьлхий,

Нохчмахкой, Чіебарлой, Шарой, Шотой, Эрштхой, Чіаьнтий, Тіерлой.20 Как видим, некоторые вольные общества объединились между собой и образовали союзы вольных обществ (тукхумы).

Источники свидетельствуют, что в рассматриваемое время такие крупные союзы обществ Чечни (тукхумы) — как Аьккхий состоял из 7 тайпов, Маьяхий — 12; Нохчмахкой — 20, Чіебарлой — 6; Шарой — 6; Шотой — 10; Эрштхой (Орстхой) -6; Чіаьнтий — 7; Тіерлой — 421 и более. Из приведенных данных видно, что по числу входивших в состав тукхумов больших и малых тайпов на первом месте находилось общество Нохчмахкой (20), за ним следовало общество Маьлхий (12) и на третьем месте стояло общество-тукхум Шотой (10).

В XVIII — нач. XIX вв. в горной Ингушетии также были сосредоточены такие крупные тукхумные объединения, как Джейрах, Цори, Галгай, Фяппий и др.,22 причем с идентичными названиями сел и обществ.

Какие же органы власти или органы управления существовали на территории вайнахских тукхумов в рассматриваемое время? Материалы свидетельствуют о том, что в отличие от тайпов, где четко соблюдались правовые отношения, основанные на адатах вайнахов, и функционировали судебные и исполнительные органы власти, в тукхумах собирался Тукхум-ный Совет старейшин в качестве совещательного органа. «Он состоял из представителей всех тайпов, входивших в данный тукхум, на равных по положению и почету правах. «Тукхум-ный совет собирался в случае необходимости для улаживания межтайповых споров и разногласий, а также для отстаивания внутренних интересов как отдельных тайпов, так и всего тукхума в целом.23

Кроме того, Тукхумный совет был наделен полномочиями в случае необходимости объявлять войну и заключать мир, вести переговоры с противником с помощью своих посредников и чужих послов, а также в зависимости от обстановки в целом заключать союзы с другими тукхумами и порывать их и т. д.

Кроме Тукхумного совета старейшин, существовал еще и Совет страны — «Мехк-кхел», в который входили старейшины тайпов, старейшины сел, баьччи, жрецы, кадии и муллы и т. д. Один из самых влиятельных для того времени «Мехк-кхел» функционировал в Ичкерии на священной горе Кхеташ-Корт, вблизи большого селения Цонтарой.24 На этом совете обсуждались вопросы политического положения и некоторые обычаи в различных областях горского общества и в зависимости от экономической и правовой необходимости и целесообразности они в дальнейшем получали одобрения центральных властей и т. д.

В рассматриваемое время внутритайповое устройство вай­нахского общества было основано на соблюдении и выполнении всеми его членами основных юридических норм адатов, выражавшихся в основном в вопросах уголовного характера, а также в семейных и наследственных делах. Тайп как семейная община характеризовался правами, привилегиями и обязанностями, предусмотренными для его членов правовым институтом адатов. В свою очередь првовой институт вайнахского тайпа устанавливал для своих членов, а также в целом всему обществу 23 наиболее важных общественно значимых и обязательных принципа.1

С данным количеством основополагающих принципов, лежащих в основе вайнахской тайповой структуры, предложенным М. А. Мамакаевым, категорически несогласен исследователь Леча Ильясов, который считает, что автор в своей работе «механически перенес правила, характерные для классического рода, например, римского, на тайп, «который является социальной, а не кровнородственной структурой и тем более не является классической родовой организацией». Некоторые из перечисленных принципов М. А. Мамакаева, — указыпает Л. Ильясов, — характерны для патронимии или для небольших тайпов (для ветви тайпа («гар»), образовавшихся за счет сегментации патронимии. Он же предлагает в свою очередь в качестве основополагающих для классического че­ченского тайпа 9 признаков,2 которые присутствуют среди 23 признаков, предложенных М. А. Мамакаевым.

Этнограф С. А. Хасиев считатет, что предложенные М. А. Мамакаевым все 23 «основных общественно обязательных Ігоинципа, характеризующих род, с таким же успехом, как и к вайнахским «тайпам», можно было бы формально перенести и к адыгским «братствам» («тлеух»).3 Это говорит об общности этих принципов у многих народов Северного Кавказа в ХУ1П — ХІХвв.

Остановимся несколько подробнее на анализе основных принципов вайнахской таиповой структуры, предложенных авторами М. А. Мамакаевым и Л. Ильясовым в свете новых материалов (фольклорных и этнографических) и концептуаль­ного подхода их в связи с этим к данной проблеме.

1. Первый принцип: Единство и незыблемость тайповых обычаев (законов) для каждого члена тайпа и его родственни­ка.

2. Второй: Право на общинное землевладение. Если в XVII веке мы наблюдаем в горной Чечне и Ингушетии общее вла­дение всем тайпом пахотными землями, то позже, в XVIII веке, происходит раздел земли между отдельными семьями, что по­рождает имущественную и социальную дифференциацию в обществе.4 Л. Ильясов считает, что земли таиповой общины делились на 3 вида:

а) общие нераздельные земли (горные пастбища, берега рек и выгоны);

б) общие делимые земли (пахотные и покосные земли из древле);

в) собственные земли по праву первого завладения через очистку лесов. В недрах таиповой общины зарождалась част ная собственность на землю или право исключительного вла дения, когда земля могла перейти к частным владельцам в бессрочный залог, либо продана или обменена и т. д.5

3. Третий: Объявление всем тайпом кровной мести друго му тайпу за убийство и общественную дискредитацию члена своего тайпа. В этом случае собирался Совет старейшин тай па погибшего члена и принимал решение об отмщении за убийство. Тайп убийцы также собирал свой Совет старейшин, который искал все способы и средства для достижения при мирения с тайпом погибшего. Если две стороны не приходили к согласию, то собирался Совет племени из нейтральных тай­пов и вырабатывал условия примирения. Условия были раз­личные, в зависимости от положения того или иного тайпа. В случае отказа от примирения пострадавшая сторона объявляла, кого она намеревается убить. Убийством виновника обычно заканчивалась кровная месть.

4. Четвертый: Безусловное запрещение брака между чле­нами одного тайпа. «Если вступающие в брак из одного тайпа, то у них не будет многочисленного и здорового потомства», — утверждали вайнахские старейшины, чьи наблюдения и опыт доказывали об отрицательном влиянии браков на потомство между родственниками внутри одного тайпа.6

5. Пятый: Оказание отдельным членам тайпа помощи в слу­чае бедствий или несчастий. Традицией тайповой помощи и сегодня являются так называются «белхи», сохранившиеся у вайнахов.

6. Шестой: В случае смерти члена тайпа — объявление тра­ура всем родом. Строгое воздержание от участия в увеселени­ях. Для близких родственников такой траур длился долго, а дальние же родственники снимали траур через определенный промежуток времени с разрешения ближайшего родственника умершего.

7. Седьмой: Тайп возглавлял предводитель тайпа или, как принято говорить, «тайпанан тхьамада».7 Тамада руководил Советом старейшин и участвовал во всех делах тайпа. Однако решающую роль в управлении тайпом играл не тамада, а Совет старейшин тайпа — демократическое собрание. Исследователь Л. Ильясов при этом замечает, что предводитель тайпа (тамада — Ш. А.) при принятии решений имел равный со всеми голос.8

8. Восьмой: Выбор предводителя, производивпшйся свобод­ной договоренностью членов Совета старейшин, который со­стоял из взрослых мужчин тайпа, не носил наследственного характера. Предводитель или военачальник (баьчча), имел свод дружину (rlepa), выбирался на эту должность за его личные качества — храбрость, мудрость и красноречие. Военачальник (баьчча) пользовался властью только во время войны.

9. Девятый: Каждый тайп имел свой представительный орган — Совет старейшин (Тайпанан кхел). Решение Совета старейшин было обязательным для всех членов данного тай­па. Также обязательным и беспрекословным было для каждого члена тайпа решение предводителя тайпа (тамады)9

10. Десятый: Совет старейшин тайпа избирался из числа мудрых и уважаемых людей пожилого возраста, но независимо от имущественного ценза. Хотя номинально должность члена Совета старейшин и была пожизненной, однако существовало правило, при котором его могли сместить.

11. Одиннадцатый: Совет старейшин тайпа заседал откры­то: каждый чеченец по своему желанию мог присутствовать на нем, получить слово и высказать свое мнение. После окон­чательного решения вопроса на Совете право голоса имели только выборные члены.

12. Двенадцатый: Все члены Совета старейшин имели рав­ные голоса.

13. Тринадцатый: Тайп имел право назначать и смешать своих предводителей (тайпанан тамада) и военачальников (баьчча). Хотя юридически закреплено было правило выбора и назначения собранием членов тайпа — предводителя тайпа, однако фактически он сам выдвигался на эту должность в силу его особых личных качеств. Предводитель тайпа нес полную ответственность за проступки своих членов и моральную от­ветственность за свое неправильное решение по отношению к ним. В свою очередь все члены тайпа должны были беспре­кословно слушаться своего руководителя. Для разбора любого вопроса собирался Совет старейшин во главе с предводителем. Его решению подчинялись все. Молодежь и женщины в решении данных вопросов участия не принимали.

14. Четырнадцатый: Бесправное положение женщины под­тверждалось при решении правовых вопросов. Женщина ли­шена была права голоса в общественно-политической жизни тайпа. С одной стороны, женщина в семье пользовалась боль­шим авторитетом, а с другой — она же была лишена граждан­ских прав.

В рассматриваемое время внутри тайпа хозяином отцовс­кого права являлся муж. Жена полностью подчинялась нео­граниченной власти мужа. Однако убийство женщины в про­шлом осуждалось и по сей день остается величайшим позором у вайнахов. Гражданские права женщины, кроме права голоса, оберегались наравне с мужчиной.11

15. Пятнадцатый: Право на усыновление посторонних лиц — принятие в состав своего тайпа нового члена. Тайп с большими торжествами принимал в свой состав нового человека. При этом вступающий обязан был в честь этого зарезать быка. Принятые в тайп не перенимали названия тайпа, никто не принуждал их к этому. Фамилии лиц, принятых в тайп, обра­зовывались по признакам их этнической принадлежности. Отчество этих лиц не произносили. Например, Суъйлин Аба, Іаьндин Исраил, Пумкин Муса и т. д. Фамилии вайнахов, как правило, образовывались от имени их ближайшего предка. Но были случаи, когда фамилии образовывались от названия тайпа.12

16. Шестнадцатый: Переход имущества умершего к членам тайпа. Имущество умершего после его смерти делили между собой члены его семьи и ближайшие родственники. И это право сохранялось среди вайнахов долго.

17. Семнадцатый: Каждый тайп имел свое определенное имя, — пишет М. А. Мамакаев, — полученное им от своего пред­полагаемого родоначальника или принадлежавшее исключи­тельно ему одному. Однако исследователь Л. Ильясов несколь­ко иного мнения по этому поводу. «На самом деле имена мно­гих чеченских тайпов связаны, во-первых, с названием селений или местности, например, Пхьамат-пхьамтой, во-вторых, с профессиональной специализацией, ср. Белгіатой — работные люди; біавлой — строители башен; в-третьих, с этничес-ким происхождением, ср. цадахарои — даргинцы/* — указывает он в своей работе.

18. Восемнадцатый: Тайп занимал особую территорию и имел свою тайповую гору, — указывает М. А. Мамакаев. Так, напр.: ДЕайн лам, Дишнийн лам, Тумсойн лам, Бенойн лам и т. д. По свидетельству Л. Ильясова коренными чеченскими тайнами считаются те, которые имеют свою гору. Хотя извес­тны случаи, когда те или иные тайпы вынуждены были усту­пать свои земли или горы в качестве платы за кровь в междо­усобных войнах.14

19. Девятнадцатый: Тайпу принадлежала и своя тайповая башня, возведенная его родоначальником. По местному адату коренные жители страны войнахов должны были иметь свои тайповые башни. Однако, надо полагать, эти башни принадлежали не всему тайпу, а его предводителю. К такому выводу приходит в своем исследовании местный археолог С. Ц. Ума-ров.15 Хотя известный этнограф — кавказовед М. О. Косвен утверждает о том, что в кавказских селениях было столько боевых башен, сколько патронимии,16 однако исследователь М. А. Мамакаев ему возражает, указывая, что владельцем боевой башни был глава небольшой группы кровно­родственных семей — тара, а не вся патронимия.17 Так, например, боевые башни в Чечне сохранили имена своих первоначальных владельцев: Унтин-гіала, Дугалин-гіала, Алдам-гіезин-гіала,

Зайтан-гіала18 и т. Д.

20. Двадцатый. В прошлом, надо полагать, каждый тайп имел свое божество с определенным обрядом религиозного культа. В данном случае имеется в виду период до утверждения ислама в горах Чечни и Ингушетии, т. е. до выступления горцев Чечни и всего Северного Кавказа под руководством шейха Мансура в 1785-1791 гг. и национально-освободительного движения на Сев. Кавказе в I половине XIX в. под руководством Шамиля и т. д. По-видимому, до принятия ислама религиозный культ вайнахов связывался с существованием мнимого божества у каждого тайпа, которому горцы поклонялись. Так, например, чеченцы припоминают такие выраже­ния в прошлом: кхенойн дела (бог кеноевцев), кіирдойн дела (бог кирдоевцев), тіерлойн дела (бог терлоевцев), міайстойн дела (бог майстинцев) и т. д.19

21. Двадцать первый. Каждый тайп справлял праздники, связанные с культом своего божества. Известно, что члены таила регулярно отмечали в прошлом праздники весны, праздники урожая и т. д. Торжества, как правило, устраивались на майданах перед храмом «цГу» и сопровождались обильной едой и выпивкой. По случаю таких праздников горцы варили специальное домашнее пиво (йий). Безусловно, это было время до принятия в Чечне и Ингушетии религии ислам.

22. Двадцать второй. Тайп имел отдельные тайповые кладбища. На таких кладбищах хоронили, как правило, толь­ко членов данного тайпа. Жену также хоронили на кладбище тайпа мужа. Обычай, связанный с тайповыми кладбищами, у вайнахов существовал давно и долго. Однако впоследствии в связи с малоземельем в горах и ростом численности населения данный обычай стал постепенно нарушаться и тайповые кладбища стали превращаться в межтайповые.

23. Двадцать третий принцип: Тайповое гостеприимство

вайнахов. Гостеприимство (хьошалла) — священный закон, обязательный для всех вайнахов. «Оно высоко ценилось у горцев. Гостеприимство входило как важнейшая черта в кодекс настоящего вайнаха»,20 — пишет Ш. М.-Х. Арсалиев. Плохое и неприветливое обращение с гостем вызывало общественное осуждение у вайнахов. Чтобы поднять авторитет и популярность своего тайпа, хозяин, он же член тайпа, жертвовал для гостя решительно всем самым дорогим. За оскорбление гостя виновник должен был нести самое суровое наказание. За убийство гостя убийца должен был платить хозяину дома 7 коров, наследнику убитого — 63 коровы, или же на общих основаниях он становился кровником хозяина дома.21

Безусловно, устои тайпа, опиравшиеся на общественно обя­зательные принципы правового института вайнахского тайпа, были очень крепки и нерушимы, и все вайнахи свое поведение и поступки строго подчиняли этим нравственным принципам и устоям. В работе за свое существование, в постоянных и довольно успешных сражениях с иноземными захватчиками вайнахи создали свои законы, обычаи и уклад жизни, которые воспитали у них сильное чувство национальной индивидуальности и целеустремленности. «Сила и устойчивость, появившиеся вследствие этих особенностей национального характера, — указывает М. А. Мамакаев, — помогли им (вай-нахам — Ш. А.) пронести все эти законы и обычаи сквозь века и

даже совмещать многие из них в наше время с новой дей-

22

ствите льностью».