Категория – Кавказ

Соседи Чеченской Республики

Походы Тимура и покорение асов

В войнах, которые вела Золотая Орда, Тохтамышу — золотоордынскому хану — оказывал всяческую поддержку завоеватель Тимур. Но, окрепнув, Тохтамыш неоднократно организовывал набеги на владения Тимура, ког­да тот был занят войнами в Азии и Индии. Терпение Тимура иссякло, и он предпринял поход против Тохтамыша, чтобы проучить его за неблагодар­ность.

В апреле 1395 г. войска Тимура прошли через Дербент и остановились перед решающей схваткой на берегу Терека (в районе современного го­рода Майского) у золотоордынского города Джулат. Область Джулат к тому времени была богатейшей провинцией Золотой Орды. Здесь огром­ная армия Тимура пополнила свой провиант, запаслась кормом для своей конницы.

На Тереке произошло крупнейшее сражение, и Тохтамыш, потерпев поражение, начал отступать в глубь степей по реке Куре и далее к Волге. Послав специальные отряды преследовать Тохтамыша, сам Тимур остано­вился в районе Бештау. Отсюда он совершил несколько походов против русских и черкесов на Кубань.

Далее летописцы Тимура сообщают: «Когда мысли Тимура успокоились от дел с областью русских и черкесов, то он со всем, подобным небосводу,

войском повернул к горе Эльбурз… В намерении покорить неверных зна­мя, мир завоевывающее, [войско] направилось на Буриберди и Бурихана, который был правителем народа асов. На этом пути находились леса. Вы­рубив деревья и проложив дорогу, Тимур оставил эмира Хаджи Сейф ад — Дина при обозе, а сам с целью джихада взошел на гору Эльбурз. В горных ущельях, укрепленных и защищенных, у него было много стычек с врагами веры, и во всех делах победоносное войско одержало победу, многих из тех неверных предав мечу джихада, разорило их крепости и захватило не­сметное богатство и бесчисленную добычу…»

Когда Тимур вернулся в Бештау, Хаджи Сейф-ад-Дин устроил ему рос­кошный пир в честь его победы. Однако Тимуру вновь пришлось идти на асов, которые поднялись на новую борьбу с завоевателем.

«Тимур, снова оставив обоз, двинулся оттуда к крепости Кулы и Тауса, они также принадлежали к племени обитателей Эльбурза. У тамошних жи­телей были крепости и укрепления на вершинах гор, и пройти туда было чрезвычайно трудно вследствие высоты их, которая была так высока, что у смотрящего мутился глаз и шапка валилась с головы, в особенности кре­пость Тауса, которая лежала на третьем уступе горы, как гнездо хищной птицы, на такой вершине, что пущенная стрела туда не долетала…».

Путем неимоверных трудностей и больших жертв в рядах своих войск Тимур одолел крепость Тауса, взял в плен и убил Кула и Тауса. «Оттуда Тимур двинулся на крепость Пулада, в которой укрылся Утурку — один из старших эмиров Джучиева улуса. Тимур написал Пуладу письмо: «Пришли Утурку, укрывшегося у тебя, если же нет, то я приду с бесчисленным войском, кото­рое все состоит из львов, поражающих врагов». Но Пулад ответил, уверен­ный в себе: «У меня хорошо защищенная крепость и средства для защиты приготовлены. Утурку нашел у меня убежище, и пока у меня душа будет в теле, я его не выдам и, пока смогу, буду защищать и оберегать его…».

Крепость находилась в чрезвычайно труднодоступном месте, и тамош­ние жители, заняв вход в ущелье и отрекшись от жизни, отчаянно начали сражаться. После многих усилий победоносное войско одолело их и овла­дело крепостью. Но Утурку смог убежать в ущелье горы Эльбурз. Войско Тимура разгромило и сожгло дома асов, взяло бесчисленную добычу. В это время кто-то принес известие, что три отряда неверных, убежав, взошли на склон горы и стоят там. Тимур двинулся против них, одержал победу, многих взял в плен и сжег этих обреченных в ад! С правого крыла мирза Миран-шах прислал известие: «Мы гонимся за Утурку и вошли в горы Эль­бурза в местность Аяса (Абаса?)» — так повествуют летописцы о походах Тимура в стране асов.

В местности Абаса (или Аяса) Тимур настиг Утурку и взял его в плен. Не­сколько дней он провел в местности Бештау.

Походы Тимура окончательно заперли в «каменный мешок» асов (бал­карцев и карачаевцев), основательно сократили их этническую террито­рию, которая некогда охватывала большую часть Северного Кавказа. Ко времени походов Тимура балкарцы и карачаевцы уже представляли со­бой сформировавшийся народ, сохранивший название своих предков — асов, аланов, болгар.

Поскольку топогидронимы в науке признаются за «этнический пас­порт» древних племен, то такие карачаево-балкарские названия, как Кобан (Кубань), Балыкъ (Малка), Баксан, Чегем, Черек, Терек (Терк), Азау, Кашхатау, Минги-тау, Кара-агач, Кызбурун, Акбаш, Кишпек (Киши-бек), Джулат (Джолты) или место слияния пяти рек у станицы Екатериноград — ской — «Беш-тамакъ» — Пять устьев, Бештау, Кизляр, Эльхот и многие другие подтверждают сказанное о древней этнической территории балкарцев и карачаевцев. Рассмотренные в этой главе события явились завершающи­ми в многовековом процессе происхождения карачаевцев и балкарцев.

Воспитание

Исследовательница Л. Шадиева отмечает: «В кодексе чести ингушей говорилось: «Почитай землю, ибо она лежит в основе творения Аллахом жизни. Охраняй природу, источники, реки, озера от загрязнений и вреда. Если наша первая мать — земля, то вторая — вода, а третья — это святая женщина, родившая тебя. Знай, что ее начало божественно…» «Да, мать — главный воспитатель в семье. От нее зависит будущее любой нации. Рас­сказывая народные сказки, легенды, мудрые притчи, мать вкладывала в ребенка красоту родной речи, учи­ла любить родную землю, различать добро и зло». (40,

44-45) Большая семья в народе

всегда считалась огромным богат­ством и божьим даром. Здесь будет уместна древняя молитва жреца под Новый год:

«…Пусть родни будет много. Стар­шими сказанное да будет потомками нашими сделано.

У порога всегда пусть посох у нас стоит, а в красном углу пусть всегда колыбелька стоит».

В народе гово­рили: «Мальчика

воспитывает мать, а мужчину из него делает отец». Де­вочка же всегда находилась под опекой матери, те­тушек, старших сестер.

Воспитание

Отец, старшие братья учили мальчи­ков верховой езде, владению оружием, как холодным, так и огнестрельным. Любимыми занятиями были борьба, со­ревнование в беге, поднятие тяжестей, фехтование, разные игры, развивающие ловкость и смекалку. Трудовое воспи­тание начиналось с малых лет. Лишь только мальчик приобретал физическую зрелость, он ездил со старшими в лес по дрова, сгребал сено на сенокосе, убирал камни с полей, полол, пас коней, бывал на посылках и т. д. Девочки во всем по­могали матери; они присматривали за малыми детьми, прибирали в доме, по­взрослев, учились готовить, чинить, а затем и шить одежду, вышивать, валять шерсть, изготавливать войлоки, обязательным для девушек было и умение играть на гармони.

Словно мед в пчелиных сотах, словно масло, содержащееся в мо­локе (ингушские фразеологизмы), народная педагогика пронизывает всю жизнь ингуша от малых лет до глубокой старости. Главными ме­тодами тут опять же служили словесное воздействие и пример пове­дения окружающих. Говорили: «Кто вырос в общении людей, тот на­брался ума; а кто рос среди овец, остался глупцом».

О значении воспитанности красноречивее всего говорят народные пословицы и поговорки:

«Теленок, выросший с ишаком, стал кричать по-ишачьи», «Жеребенок, вскормленный буйволицей, любит валяться в грязи», «Слушать людей — ума набираться»,

«Будь учтив со старшим и жалей младшего»,

«Старшего чти, младшего учи»,

«Не ошибается тот, кто слушается старших»,

«Отец и мать дурного не посоветуют».

Немало имеется народных изречений, посвященных учению.

«В детстве выученное — словно на камне высеченное»,

«Наука, постигнутая плохим человеком, — сабля в руках дурака», «Учение — напильник для ума»,

«Хоть в Китай поезжай, но ума прибавляй»,

«Пес не забывает того, чему научился, будучи щенком»,

«Мехи раздувают огонь, ученье развивает ум»,

«Человеку нужна учеба, как нужен дождь иссохшей земле»,

«Необученный всегда завидует ученому»,

«Даже дурак кажется умником, если он чему-то учился»,

«Как свет озаряет тьму, так ученье обостряет ум»,

«Ученье — меч эпохи»…

Большое значение в воспитании придавалось личным качествам человека. Прежде всего тут необходимо отметить самоуважение и гор­дость («курал»), но не высокомерие и чванство («сонтал»). Весьма зна­чимыми были также понятия:

«яхь» — как уже было сказано, стремление быть лучше других и до­стигать этого с помощью своих личных качеств;

«сии» — честь, незапятнанность,

«шиш» — уважение со стороны людей, почтение,

«эхь»- совесть и стыд, не позволяющие вести себя дурно,

«бехк» — ответственность за свои поступки,

«эздел» — благородство, начиная с одежды и кончая поведением, «Пулакх» — услужливость без холуйства, готовность прийти на по­мощь, проявить соучастие,

«сабар» — терпеливость, сюда же и «сатохар»,

«сатем» — спокойствие,

«денал» — мужество,

«майрал» — храбрость,

«къонахчал» — мужественное, храброе поведение,

«къахетам» — проявление милосердия,

«камаьршал» — щедрость,

«хьинар» — активность, сюда же «маькара»,

«фий» — бдительность,

«хьанала» — предрасположенный,

«дог цГена» — чистосердечный,

«воханза» — не теряющийся,

«тидаме» — замечающий, сюда же «теркаме»,

«безаме» — уважаемый, любимый другими,

«эйхье» — стеснительный,

«тешаме» — верный,

«ийна» — участливый.

В противоположность этим положительным свойствам осуждению подвергались дурные наклонности человека:

«хьагЬ> — черная зависть, вредоносность,

«сийсаза» — бесчестный,

«вирал» и «ж[алел» — буквально «подобный ослу или собаке», т. е. неблагородный,

«сихал» — торопливость, нетерпимость,

«писа» — ничтожество, сюда же «доастамал»,

«зовзал» — трусость,

«къизал» — жестокость,

«цаьрматал» — жадность,

«эсала» — слабый,

«Iовдала» — дурной,

«мекъа» — ленивый,

«дегаза» — отвратительный,

«эйхьаза» — бесстыжий,

«веха» — растерявшийся,

«кхетамза» — неразумный,

«бе-башха» — безразличный,

«тешамза» — ненадежный,

«оапашк» — лгун,

«тийшаболх» — предательство,

«охца» — грубость…

Все эти приведенные как положительные, так и отрицательные черты характера и поведения человека внушались ребенку с ранних лет. Приме­нялись тут разные методы: поощрение, порицание, пример и др. Одним из мощнейших средств воспитания являлся фольклор. Обратимся к одно­му его жанру — «кица». Этим термином ингуши обозначают пословицы и поговорки, притчи — откровенно назидательные произведения народной словесности. Приведем некоторые из них, имеющие ярко выраженный поучительный характер.

1. Пословицы, восхваляющие добро и осуждающие зло:

«Еще не бывало, чтобы добро приходило туда, откуда выходит зло», «Легко быть плохим, трудно быть хорошим»,

«Чем покупать хороший дом с плохим соседом, лучше купить плохой дом с хорошим соседом»,

«Чем жить в мире с плохим человеком, лучше жить во вражде с по­рядочным человеком»,

«Козла бойся спереди, коня — сзади, а плохого человека — со всех сто­рон»,

«Что любо глазу, то до вечера, что любо сердцу, то на всю жизнь», «Плохой человек всегда с тайной злостью завидует хорошему чело­веку»,

«Дерево хорошо плодами, а человек — делами»,

«Не задирай голову, когда дела идут хорошо; и не опускай ее, когда они идут плохо»,

«Пришло добро — цени его, случилось несчастье — терпи его», «Сделал добро — для себя, сделал зло — тоже тебе»,

«Если ты ехал по дороге и заодно чинил ее, дорога сгодится тебе на обратном пути»,

«Кто не думает о завтрашнем дне, у того нет дня сегодняшнего», «От добрых дел хороший след всегда останется»,

«Спеши делать добро, словно завтра умрешь; спеши жить в свое удовольствие, словно жить будешь вечно».

2. Пословицы, прославляющие ум и осуждающие глупость: «Легче осла поднять на крышу, нежели дурака вразумить»,

«Голова дурака тяжелее камней и песка»,

«Ум всегда свою дорогу найдет»,

«Сильный телом побеждает одного, а сильный умом побеждает де­сятерых»,

«Умная голова — золотая голова»,

«По речам узнаются умный и глупый»,

«Из ума и богатства выбирай ум, а с ним и богатство найдешь».

3. Быть предусмотрительным призывают пословицы:

«Прежде чем ступить ногою, посмотри вперед, прежде чем слово молвить, посмотри назад»,

«Пришедший туда, куда ему не положено, унес оттуда то, чего не хотел бы иметь»,

«Шея ломается не у того, кто призывает прыгать, а у того, кто пры­гает»,

«Не будет плакать мать человека осторожного» (иногда шуточно до­бавляют: «Но и смеяться особо не будет»; в этих словах звучит предо­стережение от чрезмерной осторожности).

4. Вопросов чести и бесчестия ранее уже касались, но, ду­мается, не будет лишним привести еще две знаменательные пословицы:

«Кто принародно лишился чести, тот живой мертвец»,

«Человек обязан свято оберегать две вещи — свою душу и свою честь».

5. Вопросам мира и войны посвящены пословицы:

«Враждовавший (воевавший) с людьми не вырастил ни сына, ни брата»,

«Легко начать вражду, трудно ее остановить»,

«Война сыновей не рождает — она их убивает»,

«Долго живет тот, кто ищет мир».

6. О том, что правда сильна, а кривда слаба, повествуют по­словицы:

«Пусть и горькая, но все же правда лучше»,

«Даже если клещами будут откручивать голову — правду режь»,

«Говори правду, даже если тебя на части будут рвать»,

«Рано или поздно, но правда свое берет».

7. Пословицы, славящие мужество и осуждающие трусость:

«Смерти бояться — героем не стать»,

«Мужественный человек жалостлив, трусливый человек жесток», «Голод и бедность — временная непогода; мужество и смелость — не­сокрушимый Казбек»,

«Где нет благородства, там нет и мужества; где нет мужества, там нет и благородства».

Пословицы и поговорки имеют свойство говорить сами за себя, по­этому без дальнейших их подразделений приведем еще несколько этих лаконичных, назидательных произведений народной мудрости:

«Не будь как лопата (рубанок), всегда «от себя», не будь и как тяп­ка, всегда «к себе»; а будь как грабли (пила), всегда и «к себе», и «от себя»,

Воспитание

«Кто ходит и ищет, тот всегда свое находит»,

«Не шути со старшим и не панибратствуй с младшим»,

«Не делай людям того, чего сам себе не пожела­ешь»,

«Отложи то, что легче сделать, и сделай то, что делать труднее»,

«Самый большой не­достаток — собирать чу­жие недостатки»,

«Не начинай варить кашу в расчете на чужое молоко»,

«Без туч на небе дождь не пойдет, без горя на сердце и слезы не поте­кут»,

«Прежде чем начать разговор, нужно запастись тремя вещами: уздечкой, путами и ногайкой (чтобы обуздывать речь)»,

«Если краснеть и белеть не умеет, значит, у него нет совести»,

«Только правдолюбец бывает настоящим другом»,

«Если кто-то тебя хвалит безмерно, значит, ему что-то от тебя нуж­но»,

«Мужчина, у которого выросла плохая семья, подобен соколу, у ко­торого разрушили гнездо»,

«Если в этом мире не будем петь и веселиться, то разве мы сможем петь и плясать в тесной могиле?»,

«Жизнь одна, и наши матери нас вторично не родят» (пословицы из: 25.6-180).

Поучая младшего, взрослый довольно часто пословицу и поговорку сопровождает или байкой, почерпнутой из какой-либо жизненной си­туации, или короткой нравоучительной притчей. Вот одна из них, непо­средственно адресованная младшим:

«Долг отца поучать своих детей, поэтому некий старик по разным случаям давал советы своему сыну, а ему это порядком надоело. Од­нажды отец сказал:

— Не водись с этими людьми, — тут он назвал какую-то семью, — я их хорошо знаю. Они способны на любую подлость.

Терпение сына иссякло, и он, рассердившись, сказал:

— Твои советы уже вылезли у меня из головы прямо на лоб!

Через какое-то время те плохие люди, о которых говорил отец, чем — то ударив по голове, убили юношу. Говорят, отец посмотрел на его раз­битую голову и вытекшие на лоб мозги, горестно сказал:

— Чем выводить мои советы на лоб, лучше бы ты их удержал в своей голове».(25, 196)

Подобные притчи не нуждаются в особом толковании, и, тем не ме­нее, поучающий считает себя обязанным прокомментировать сказанное примерно следующими словами: «Видишь, что получается, когда не слушают родителей или старших. Ведь они многое повидали на своем веку. Отец или кто другой из старших ведь не посоветует плохого. А значит, что тот, кто слушает старших, в беду не попадет» и т. д.

Большой назидательной и поучительной силой обладают и многие другие жанры ингушского фольклора, но о них разговор пойдет ниже в специальном разделе.

Необходимо несколько слов уделить аталычеству — обычаю, в преж­ние времена имевшему место прежде всего среди феодальной верхуш­ки адыгских народов и кумыков. По этому обычаю, мальчик отрывался от своей родной семьи и поступал на полное иждивение и воспитание в другую семью, обычно до 15-летнего возраста. С обычаем аталычества был связан целый ряд ритуалов. Некогда состоятельные ингушские се­

мьи переняли было этот обычай. Были некоторые случаи отдачи детей в кабардинские семьи. Однако со временем, как о том сообщают старо­жилы, ингуши решили отказаться от этого обычая. Главная причина была в том, что у воспитанника слабели родственные связи со своей родной семьей, родом. Своими родственными связями ингуши доро­жили более всего, и аталычество в местной среде так и не привилось. Зато в конце XIX — начале XX веков имеющий сносный достаток ин­гуш, желая вырастить своего сына в светском духе, часто отдавал его в русскую (в городе Владикавказе) или казачью (в станицах) семью на различных условиях договоренности. Основной целью было, прежде всего, научить ребенка русскому языку. Мальчики в меру своих сил по­могали по хозяйству наравне с другими детьми приемной семьи. По­мимо обучения русскому языку ингушские дети постигали и русские обычаи, знание которых им помогало в дальнейшей жизни и учебе. Ча­сто русские семьи брали такого мальчика на воспитание бескорыстно, лишь временами отец ребенка мог привозить что-либо из продуктов своей хозяйственной деятельности. Помимо обучения детей, в данном случае происходило и укрепление межнациональных связей.

Без знания русского языка невозможно было получить светского обра­зования. Именно знание русского языка обеспечило появление в ингуш­ской среде тех лет таких образованных людей, как Чах Ахриев, Бейсултан Зязиков, Асланбек Базоркин, Адел-Гирей Долгиев, Инал Бекбузаров, бра­тья Магомет и Висангирей Джабагиевы, Магомет Котиев и др. На рубеже двух веков у ингушей стала появляться и крепнуть военная элита в лице генералов Эльберда Нальгиева, Заурбека Борова, Сосламбека Бекбузаро — ва, Бунхо Базоркина, Тонта Укурова, Сафарбека Мальсагова, доблестных офицеров Ижи Джабагиева, братьев Султанбека и Исмаила Боровых, Идига Куриева, Керима Гойгова, Анзора Борова, Пшемахо Дахкильгова, Муссы Саутиева, Саида Тангиева, Мурцала Шадиева и многих других.

Монголо-татарское нашествие на алано-асов

Мощное Алано-асское государство в 20-х гг. XIII в. потерпело страшный погром от монголо-татарских полчищ. Их армия, покорившая страны Пе­редней Азии и Закавказья, для осуществления захвата Восточной Европы прежде всего должна была покончить с царством алано-асов, простирав­шимся от берегов Лабы до Сунжи, от высокогорий Кавказа до низовьев Терека и его притоков. Татаро-монголы, покорившие народы Дагестана, в 1222 году прошли Дербентские ворота и столкнулись с аланами, кото­рые привлекли на свою сторону кипчаков-половцев, обитавших в Южно­Русских степях, прилегающих к Пятигорью и Прикубанью (ил. 18, 19).

Тридцатитысячная армия монгольских полководцев Джебе и Субудея, столкнулась с алано-кипчакскими войсками. В результате жестокого сра­жения ни одна из сторон не смогла одержать верх.

Тогда монголы, прибегнув к своему испытанному методу разрушать обманным путем союзнические отношения своих противников, послали к кипчакам своих послов со словами: «Мы и вы одного рода, а эти аланы вам чужие, и вера ваша не похожа на веру аланов. Оставьте аланов нам, а мы вам за это дадим столько добра, сколько вы захотите… »

Поверив в эту уловку, кипчаки разошлись по своим областям, оста­вив аланов одних против грозного врага. Разгромив аланов, монголы не только не выполнили свои обещания, но и, догнав кипчаков, отняли у них вдвое больше того, что им прежде дали, и разгромили их самих. Уцелев­шие от этого побоища кипчаки отступили в Крым, там многие отошли в горы, другие по морю ушли в другие страны.

Северный Кавказ был включен в состав Золотой Орды, плодородные долины Предкавказья превратились в кочевья золотоордынских ханов. Золотая Орда строго следила за сохранностью этих угодий и своего ско­та. По свидетельству Гильома Рубрука (1254), каждый пятый из воинов зо­лотоордынского хана должен был охранять от аланов выходы из ущелий, чтобы горцы не сжигали пастбища и не угоняли скот. С этой же целью ор­дынские ханы строили города-крепости в предгорьях Кавказа. Такие горо­да были у входа в Эльхотовские ворота — Татартуп, у современного города Майского в Кабардино-Балкарии, такие же посты были у сел. Лечинкай, на реке Подкумок — город Маджары и т. п. И тем не менее аланы-горцы вели ожесточенные войны с отрядами завоевателей, нападали на них, угоняли их скот, сжигали посевы и пастбища. Но силы были неравными, и Север­ный Кавказ надолго оказался под властью Золотой Орды, которая с целью держать в повиновении покоренные народы, насаждала среди них новую религию — ислам, строила мусульманские мечети.

Военно-политическая история алано-асов — предков карачаево-балкарцев

Еще в первом веке аланы были известны на Северном Кавказе, в При­азовье и даже в Придунайских степях Европы, в Нижней Паннонии, где некогда размещалась Малая Скифия. В 378 г. подчиненные гуннам аланы вторглись в составе гуннских полчищ в пределы Римской империи. Девя­того августа 378 г. под Адрианополем объединенное войско аланов и гун­нов наголову разгромило римскую армию и положило конец всемирному господству империи. С этого исторического момента и гунны, и аланы без­раздельно господствуют во всей европейской политике вплоть до усиле­ния Хазарского каганата. Известны имена таких аланских каганов (ханов), как Гоар, Буюргур, Сарос, Кандак. В 50-х гг. V в. аланский хан Кандак поко­рил Малую Скифию (Добруджу). Очень важно отметить, что современник этих событий историк Иордан называет аланов Кандака термином «керти алан», т. е. «истинные аланы». Историки-алановеды не смогли объяснить этот термин, потому что не прибегали к помощи карачаево-балкарского языка. Аланские вожди неоднократно оказывали помощь Византии в ее борьбе с Ираном и другими варварскими племенами, — вандалами, готами и др. Мы уже говорили, что византийцы умело использовали аланов, как буферный заслон от азиатских кочевников — авар, хазар, половцев и т. д. (ил. 17).

Огромным полем раздора между Византией и Ираном был регион Кав­каза. И здесь начатые еще в первом веке походы аланов в Закавказье и на Ближний Восток с успехом продолжались позднее вплоть до X-XI вв. Ала­ны неоднократно помогали Армении, Грузии в их борьбе с иноземными захватчиками — арабами, персами и др. Очень интересно, что армянские письменные источники называли этих защитников аланами, а грузин­ские — овсами, осами. Таким образом, эти два этнонима ставились в один ряд и отождествлялись.

Однако нельзя считать, что аланы и асы не преследовали в этих похо­дах свои цели. Как и всякий другой кочевой народ, они, защищая осед­лых землевладельцев Закавказья от набегов персов и арабов, сами также обогащались за счет тех же народов. История их взаимоотношений полна кровавых столкновений и мирных культурно-экономических контактов. Взаимоотношения алано-асов с народами Закавказья и Ближнего Востока часто носили и кровно-родственный характер, обогащались взаимными династическими браками. Особенно активизируются взаимоотношения алано-асов и Закавказья при царях Дургул-эле и Худдане. Дочь Худдана — Бурдухан — была матерью грузинской царицы Тамар. Ее воспитательницей была сестра Бурдухан — Русудан, т. е. тетка Тамар. Таким образом, можно уверенно сказать о тесных родственных отношениях царствующих родов предков балкаро-карачаевцев — асов-аланов и Грузии.

Мощь алано-асского государства значительно упала с расцветом Хаза — рии и вновь возросла с середины X в., с падением Хазарского каганата в 965 г., после поражения от русских дружин.

Аланы — предки балкарцев и карачаевцев

По данным римских авторов, аланы — это «прежние массагеты», а совре­менная наука установила полное тождество массагетов и туркмен. Следо­вательно, аланы являлись тюркским племенем. Этот факт подтверждается тем обстоятельством, что среди современных туркмен как отдельная ро­довая группа сохранились аланы. Интересно напомнить родовые имена этих аланов: Мирши-кар, Болук-аул, Эшек, Аяк-чар, Кара-мугул, Токуз, Кер, Бельке и др. Родоплеменные группы аланов проживают и в Узбекистане, Таджикистане, на Алтае. Среди алтайцев существует родовая группа, име­нующаяся «Аландан келген», т. е. «пришедшие с равнин».

Кроме того, слово «алан» на многих тюркских языках означает понятие «равнина», «долина».

Ближайшие соседи карачаевцев — мегрелы и поныне называют кара­чаевцев аланами. Этот этноним на Кавказе не знает ни один народ, кроме балкарцев и карачаевцев. Термин «алан» у балкарцев и карачаевцев упо­требляется при обращении в смысле «сородич», «соплеменник». Кроме перечисленных фактов, о тождестве аланов и балкаро-карачаевцев гово­рят и письменные источники, исходящие из Византии, которые Аланией называли территорию Карачая. Традиция называть Аланией именно этот регион сохранилась и в географических картах Кавказа XVIII-XIX вв., даже в период строительства Военно-Грузинской дороги через Владикавказ.

Неоспоримыми аргументами в пользу мнения о тюркоязычности аланов и их ведущей роли в формировании карачаево-балкарского народа являет­ся так называемая Зеленчукская надпись XII в., найденная на карачаевском поселении Эски-Джурт (Верхний Архыз), и Аланское приветствие, зафикси­рованное византийским поэтом XII в. Иоаном Цецем. В Зеленчукской над­писи очень легко читаются общетюркские слова и термины: «Ата журт» — родина, отчизна; «Белюнюб» — отделившись; «зыл» — год; «де» — повествуй; «Тейри» — верховное божество тюрков Тенгри; «цахырыф» — призвав; «алан юртлагъа» — на равнинные поселения; «Багатар» — богатырь и мн. др. Одним словом, надпись повествует о том, что некогда, призвав бога, собравшись вместе, некоторые группы племен решили переселиться на равнину. Над­пись гласит о распаде племенного объединения.

В Аланском приветствии Иоанна Цеца также легко читаются балкаро­карачаевские выражения, ни у кого больше не встречающиеся (так назы­ваемые идиоматические выражения) типа «Ой юйюнге!», а также слова: «кюн» — день; «хош» — добрый; «каитыф» — вернувшись; «катын» — госпожа и др. Все иные попытки прочесть эти документы, вписывая не существующие в них буквы, переставляя слова и буквы и прочие насилия над текстами, не дают ничего утешительного, кроме бессмысленных нагромождений от­дельных слов или личных имен. Имеющиеся в историко-этнографической и лингвистической науке материалы однозначно говорят о том, что аланы были тюркоязычным племенем и являлись одним из основных компонен­тов в происхождении балкарцев и карачаевцев.

Кто такие асы

Термин «ас» на тюркских языках означает: «сбиваться с пути», «терять дорогу», «блуждать», что почти равнозначно понятию «кочевать». Имен­но исходя из этого термина древние греки называли первоначально «Азией» степи Прикубанья, где они впервые узнали древних кочевников — овцеводов, носителей ямной (курганной) культуры, позднее, с расселени­ем этих кочевников в различные регионы, название «Азия» распространи­лось на Среднюю, Переднюю и Малую Азии.

Термин «ас/аз» отразился в этнониме потомков древних курганников — скифов в виде «Ac-киши» («Ашку-зы»). Название Ac-киши сохранилось в позднейших названиях тюркских племен Крыма, Средней и Центральной Азии. Более того, есть достаточно прямые письменные свидетельства о том, что «асы» были тождественны скифам и сарматам (Птолемей — II в. н. э.; Стефан Византиец — VI в. н. э.).

Как одно из ведущих подразделений асы сохранились и в составе по­томков скифов — у древних болгар. На одной из представительниц асов- болгар был женат русский князь Андрей Боголюбский. Сын Андрея Бого — любского и ясыни-болгарки — Юрий — был женат на грузинской царице Тамар.

Одним из ведущих и почетных подразделений аланов были асы, име­новавшиеся «дагсас», т. е. «горный ас»,

В XIV в. тюркские племена асов были известны у Дарьяльского ущелья и в Крыму. С народом асы в конце XIV в. воевал в горах Центрального Кав­каза, на территории Балкарии и Карачая завоеватель Тимур.

Асами до сих пор называют балкарцев их ближайшие и исторические соседи — ираноязычные осетины. Более того, термином «Ассиаг» они на­зывают Балкарию, а Карачай именуют «Стур-Ассиаг», т. е. Большая Асия. Исходя из этих фактов, трудно верить в то, что асы являлись предками осе­тин. В истории нет народа, который своим именем называл бы других.

Приведенные нами факты базируются на том, что уже в VIII в. в древне­тюркских надписях упоминаются тюрки-асы. Очень часто их имя употре­бляется как часть тюргешей, киргизов и других тюрков в долине реки Чу. Среди тюркских народов называет асов и Махмуд Кашгарский, автор XI в. А древнерусский летописец, хорошо осведомленный о тюркских народах XII в., прямо пишет, что язык асов сродни языку печенегов. Подразделения асов известны до сих пор среди ногайцев, алтайцев, киргизов, казахов и других тюркских народов. Все сказанное свидетельствует о том, что древ­нейший этноним, относившийся более 5 тыс. лет тому назад к древнейшим кочевникам-овцеводам, через скифов, болгар и аланов сохранился до сих пор в названии балкарцев и карачаевцев. Асы были прямыми предками балкаро-карачаевцев.

Культура и быт аланских племен

Как потомки кочевников-скифов аланы традиционно сохранили в своем быту и культуре все основные элементы образа жизни и мировоз­зрения своих древних предков — ямников и сарматов. По словам древ­них авторов — современников аланов, последние, как истинные номады (кочевники) перекочевывали на огромные пространства вместе со всем своим скарбом, семьями и пр. Как пишет Аммиан Марцеллин, у них нет никаких шалашей, нет заботы о хлебопашестве, они питаются мясом и мо­локом, живут в кибитках с «изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям». «Почти все аланы высоки ро­стом, — продолжает он, — и красивы, с умеренно белокурыми волосами. Они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень подвижны вследствие легкости вооружения (лук, стрелы, копье, дротик и пр. — И. М.), и во всем похожи на гуннов, только с более легким и более культурным образом жизни… Они по варварскому (т. е. гуннскому. — И. М.) обычаю вты­кают меч в землю и поклоняются ему как Марсу-покровителю стран, по которым они кочуют… Гадают о будущем по ивовым прутьям, собранным в определенное время. Рабства не знают, будучи все одинаково благородно­го происхождения, в судьи, начальники, правители выбирают до сих пор лиц, долгое время отличавшихся в боях», — заключает Аммиан Марцеллин, один из римских знатоков истории и культуры кочевых племен.

Это кочевнический период истории аланов. С постепенным оседанием «на землю», с переходом к оседлой форме жизни, значительно меняется их культура и бытовой уклад. Они начинают строить сначала земляные рвы и валы вокруг своих оседлых поселений, затем переходят к каменно­му зодчеству, начинают строить дома на каменном цоколе, сооружать ка­менные погребальные сооружения — склепы, гробницы и т. д. Постепенно начинают заниматься хлебопашеством, земледелием, огородничеством, разведением крупного рогатого скота, обработкой земледельческого и скотоводческого продукта.

С падением Хазарского каганата (под ударами арабов и русов) усилива­ется роль аланов в международной политике. К ним начинает проникать христианство из Византии. Эта мировая религия у аланов тесно перепле­тается с пережитками языческих представлений. В этом отношении в их культуре находят прямое продолжение языческие обряды и представле­ния, как поклонение божественному мечу у скифов, как почитание меча у гуннов, воспринимавших его как божий дар Аттиле, как скифо-гуннский способ предсказывать будущее по гаданию на ивовых прутьях и т. д. Таким образом, аланы сохранили образ жизни, бытовые и культурные традиции своих предков-кочевников древней эпохи.

С падением Хазарского каганата аланские племена объединяются в мощное раннефеодальное государство, активно воздействующее на весь ход истории на Кавказе, в Крыму, Подунавье и Закавказье. В 20-х гг. X в. аланы принимают христианство, начинается в Алании мощный расцвет христианской культуры, строительство древнейших (старше новгород­ских) храмов на реке Архыз, на Зеленчуке, городище Эски-Джурт (Верхний Архыз), в других районах Карачая, Балкарии и прилегающих местностях (ил. 14, 15).

Христианство на Северном Кавказе развивалось и распространялось вплоть до утверждения Золотой Орды в этих областях. В XIV в. было начато строительство раннемусульманских мечетей на месте прежних христиан­ских церквей, у Эльхотовских ворот, в местности Татартуп, на городище Нижний Джулат у города Майского в Кабардино-Балкарии и других местах. Христианские церкви в Балкарии и Карачае функционировали вплоть до конца XVII в.

Необходимо иметь в виду, что как в Алании, так и в Балкарии и Карачае христианство сильно сочеталось с пережитками язычества.

Мощное развитие в Алании получило прикладное искусство, отобра­жающее различные сюжеты мифологических представлений и легенд. Археологические находки говорят о том, что небывалого расцвета полу­чили камнерезное, косторезное, кожевенное ремесло, обработка дерева, шерсти, горно-рудное дело, а также обработка драгоценных камней и ме­таллов, изготовление оружия: луков, стрел, копий, дротиков, ножей, кин­жалов и сабель.

Широко был развит в Алании и обмен. Торговали с Византией, арабски­ми странами, Грузией, Арменией, странами Восточной Европы, Средней и Центральной Азией.

АЛАНЫ И АСЫ — ПРЕДКИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ

Как и гунно-болгарские племена, алано-асы являлись этническими по­томками скифо-сарматских племен. Аланы, именовавшие себя, а также называвшиеся в некоторых письменных источниках асами, известны на Северном Кавказе с первых веков н. э. Но основное расселение их здесь начинается с IV в. Однако в IV-VII вв. они не играли особой политической роли в регионе, где господствовали племена гунно-болгар и хазар.

Только с полным развалом Хазарского каганата в середине IX в. от­крываются для аланов более благоприятные условия, и они вступают на арену истории как ведущая сила на Северном Кавказе, начинают играть активную роль в международных отношениях Византии, Кавказа, всего Юга России (ил. 8).

Расселение аланов на Северном Кавказе

Как мы уже говорили, аланы известны на Северном Кавказе еще в I в. н. э. Об их присутствии здесь писали и римские писатели, поэты и ученые. Но основное, массовое расселение аланов в пределах Северного Кавказа происходит в IV в. под напором гуннских племен. Современник тех собы­тий римский историк Аммиан Марцеллин писал о событиях 353-378 гг., что вокруг Азовского моря (Меотийского болота) живут разные по языку племена яксаматов, меотов, языгов, роксоланов, аланов, ме — ланхленов, гелонов, агафирсов. Гунны же, постепенно покоряя все из­вестные тогда племена Европейских степей, дошли до «аланов, прежних массагетов», уточняет автор. В науке прочно установлено, что массагеты — это предки туркмен. Это одно из свидетельств того, что аланы изначально были тюркоязычными.

Массовое распространение аланских археологических памятников на Северном Кавказе падает на период с VII по XII в., и особенно на террито­рии Центрального Предкавказья, хотя в этом регионе известны отдельные могильники аланов более раннего времени. Оттеснение аланов с Прику­банья, с территории нынешнего Карачая связано с усилением здесь бол­гарских, а затем и хазарских племен. Аланы были вынуждены сосредото­читься в верховьях Терека, особенно у Дарьяльского прохода и в Дигории. С VII по IX в. имя аланов почти исчезает со страниц древних письменных источников в связи с активными военно-политическими событиями меж­ду арабами, хазарами и Византией. В орбиту этих событий оказывались втянутыми и другие племена, исконно обитавшие на Северном Кавказе, т. е. потомки скифов, болгар, гуннов и др.

Археологические памятники аланов известны на территории Карачая в урочищах Байтал-Чапкан, в окрестностях грода Кисловодска, на берегах Баксана, Чегема, в окрестностях Нальчика, у Эльхотовских ворот, в верхо­вьях Терека, у Дарьяльского прохода, в Дигории, в среднем течении Тере­ка, у города Майского и т. д.

Наследие болгар в традиционной культуре балкарцев и карачаевцев

Судя по сооружениям на городище Хумара и других археологических объектах, древние болгары были великолепными мастерами каменного зодчества. Они умело обтесывали камень, изготавливали огромные ка­менные блоки и плотно подгоняли их один к другому в основании своих зданий. Это мастерство древних болгар, отраженное в памятниках Балка­рии и прилегающих районов, в достаточно полной мере сохранилось у современных балкарцев Черекского ущелья. Возможно, именно поэтому балкарцы других ущелий называют их «хуначы малкъарлыла», т. е. бал­карцы-каменщики.

Другой специфической чертой материальной культуры болгар явля­лось строительство срубных жилищ из цельных деревянных бревен. Эта специфика целиком сохранена в Карачае и является в современной этно­графии Кавказа особенностью исключительно карачаевцев, хотя в отдель­ных случаях срубные дома встречаются в соседнем с Карачаем Баксанском и в меньшей мере в Чегемском ущельях. Восточнее на Кавказе подобные жилища неизвестны.

Очень важной болгаро-карачаевской параллелью является тот факт, что аспаруховские болгары место своего первого поселения на Дунае на­звали «Эски-Джурт» — т. е. Старая Родина. Именно так же именовали кара­чаевцы поселение легендарного своего родоначальника Карчи в верхо­вьях реки Архыз (Эски-Джурт).

Традиционная культура карачаевцев и балкарцев насыщена и множе­ством других болгарских параллелей. Это относится и к войлочным из­делиям, элементам одежды: меховая оторочка кафтанов, широкие платья типа кимоно, рубашки, платки-пледы (джаулукъ), именующиеся так же, как и у карачаево-балкарцев, а также женские украшения — серьги в виде зна­ка вопроса и мн. др.

Много общего и в традиционной пище, например, кислое молоко — ай­ран и пр.

Гунно-болгары и хазары в генеалогических преданиях балкарцев и карачаевцев

В легенде о происхождении балкарцев говорится о том, как некий охотник по имени Малкар, будучи на охоте, в поисках оленей набрел на расположенное в прекрасной горной долине селение горцев-«таулу». Малкар мирно ужился с ними. Вскоре к ним из дагестанских равнин при­ходит некий Мисака (в этом имени легко читается этноним гуннов — мас — саха). Вероломно завладев сестрой братьев-малкаров, он приводит сюда и свое племя. Затем к ним приходят из Северо-Кавказских степей два род­ных брата Басиат и Бадинат.

Басиат остается в Балкарии и становится родоначальником балкарских князей, а Бадинат уходит в соседнюю Дигорию. Так складывается в итоге «малкъар эль», т. е. Балкарское общество.

В этом предании отражается вполне научно объяснимый процесс фор­мирования балкарского народа: смешение местных племен с болгарами, гуннами и хазарами. Последние видны здесь в имени легендарного Басиа — та («баси» — хазарское племя, «ат» — тюркский показатель множественно­сти).

Бадинат, ушедший в Дигорию, женился на карачаевской княжне из рода Крымшаухаловых, и от этого брака родилось семь сыновей: Кубат, Туган, Абисал, Кабан, Чегем, Караджай, Бетуй. Эти сыновья стали родоначальни­ками семи княжеских фамилий Дигории. Таким образом, получается, что балкарские, карачаевские и дигорские князья являются родственниками.

Все изложенные в этом разделе и другие материалы не оставляют со­мнения в том, что гунно-болгарские и хазарские племена являлись одной из составных частей в сложении карачаево-балкарского народа. С ними связан еще один и очень важный (третий) этап процесса происхождения балкарцев и карачаевцев.

Этнотопонимическое наследие гунно-болгар и хазар

Имя одного из подразделений гуннов и составной части болгар — пле­мя Кутургу — оставило память о себе в Балкарии в названии одного из са­мых древних селений Чегемского ущелья — Гюдюргю. Имя гуннов-масаха сохранилось в имени легендарного героя и родоначальника некоторых балкарских патронимических подразделений — Мисака.

Имя хазар сохранилось в Балкарии в названии средневекового горо­дища, исследованного в 30-х гг. у сел. Былым. Поселение или городище это называлось «Хазар-кала» (автор раскопок передает его как «Гацар-кала»). Хазарский царь Иосиф в IX в. писал, что на самом Юге Хазарии в смеж­ности с Грузией в высоких горах живут хазарские племена под названием «Баси» или «Бас». От имени этого племени происходит имя другого леген­дарного героя балкарцев — Басият, что, в свою очередь, дало название со­циальной, княжеской верхушке Балкарии — басият. Вероятно, по имени тех же басов происходит и грузинское название балкарцев — басиани. Имя самих болгар является до сих пор одним из самоназваний современных балкарцев. Это название «балкар» известно и всем соседним народам, а через них вошло и в русские документы начала XVII в. Термин «малкар» (что равнозначно термину «балкар») относится жителями других ущелий к жителям Черекского ущелья исключительно. Кроме того, некоторые язы­коведы утверждают, что языку болгар, как и диалекту балкарцев Черек­ского ущелья, было присуще цоканье.

Имена отдельных подразделений и родовых груп болгар сохранены в названиях карачаево-балкарских селений: Чылмас, Булунгу, Хурзук, Учку — лан, Биттургу Былым и мн. др.

Имя болгарского царя Аспаруха на карачаево-балкарском языке озна­чает «Гордый», «Величавый» (происходит от слова «оспар»). В Дунайской Болгарии также имеются, например, такие гидронимы, как: Кам-чай (Кам — чия), что означает «река Кам». Подобная же речка имеется в Верхнем Чеге­ме. В Болгарии имеется селение, называющееся Карноват, что идентично названию старинного балкарского селения в верховьях Черека — Курнаят. Название карачаевского селения Мара сохраняется в названии местности в Болгарии — Мара. А существующее в Болгарии название местности «Ка — рачала обасы» означает «Карачаевские могилы». Подобных фактов можно насчитать большое количество.

Археологическое наследие болгар в Балкарии и Карачае

Основным населением Хазарского каганата, объединявшего Южно­Русские и Предкавказские степи, были тюркоязычные племена болгар и аланов. Где-то в конце 30-х гг. VIII в. хазары перенесли свою столицу из Приморского Дагестана на Волгу. Вероятно, этот факт, наряду с внешними причинами хазаро-арабских войн, диктовался «зовом крови» на древнюю прародину пратюркских племен Волго-Уральского междуречья.

Крупнейшим археологическим памятником Хазарского каганата на Се­верном Кавказе является известный болгарский город Хумара на правом берегу Кубани у сел. Хумара. Этот город-крепость был обнесен мощной ка­менной стеной, толщина которой достигает от 3,5 до 6 м. Активная жизнь на этом городище протекала на протяжении VIII-X вв., хотя следы поселения на месте этого памятника прослеживаются с глубокой древности.

В Хумаре археологи раскопали многие разновидности жилищ от ка­менных и до кочевнических юрт и полуземлянок. Здесь же изучены различ­ные виды погребальных памятников — захоронений в каменных склепах, скальные захоронения, грунтовые могилы и др. Важно отметить, что во многих могилах дно было застлано войлоком, что напоминает такую же традицию погребений кочевников III тыс. до н. э. на Северном Кавказе.

В окрестностях Хумары обнаружено множество древних рунических тюркских надписей, весьма близких по своей фонетике к цокающему диа­лекту карачаево-балкарского языка.

Все известные находки и сведения письменных источников говорят о том, что Хумара являлась крупнейшим военно-политическим и культурно­экономическим центром кавказских болгар и всего Хазарского каганата.

Большое количество болгарских археологических памятников из­вестно в ближайших окрестностях Хумары. Здесь следует отметить более 10 болгарских поселений у города Кисловодска, памятники в местности Тамгацик, в верховьях реки Индыш (в местности Индыш-баши, Джашырын — кала и др.), у реки Уллу-кам (истоки Кубани) в Карачае.

Такое же разнообразие болгарских памятников известно и в Балкарии, например, поселение у сел. Нижний Чегем, сел. Лашкута, захоронения у сел. Кашхатау, поселения и могилы у сел. Верхний Чегем и др. Такие же памятники известны у так называемых Эльхотовских ворот на территории нынешней Северной Осетии, у сел. Аргудан, у города Майского на терри­тории современной Кабарды.

Рождение и наречение

Бездетность, естественно, считалась большим несчастьем. Само­утверждение в новой семье невесты-жены не в последнюю очередь зависе­ло от ее потомства. Имела хождение даже такая грубая поговорка: «Курица — несушка лучше бездетной женщины» («Бер доацача кхалсагал фуъ ду котам тол»). Если же любимая жена была бесплодной, с ее стороны считалось проявлением благородного поступка предложить мужу привести в дом вто­рую жену, но часто в этом и так не было надобности: родственники вся­чески побуждали бы мужчину жениться вторично. В доисламский период женщины высоко чтили богиню Тушоли — покровительницу деторождения и плодородия. При святилищах, посвященных ей, находились фаллические каменные изображения, вокруг которых совершались различные обряды.

В ингушской мифологии имелись персонажи, при обращении в молит­вах к которым считалось: могут родиться дети, особенно мальчики. Были знающие женщины, которые имели природный дар, они делали процедуры и лечили бездетных женщин. Рассказывают, что во многих случаях это по­могало, и они были очень уважаемы в народе. Также семейные пары, у кото­рых были проблемы с рождением детей, обращались к Тушоли с просьбой

Рождение и наречение

даровать им потомство, женщины приносили дары богине, стремились прикоснуться к ней, веря, что тактильный контакт со статуей будет способ­ствовать переходу репро­дуктивной энергии боги­ни к женщине. Молитву, произносимую Тушоли ингушскими женщина­ми, записал еще первый кавказский этнограф Б. К. Далгат в последней чет­верти XIX века. Богиня плодородия Тушоли — единственное божество, которое изображалось в скульптурной форме, причем в сохранившихся скульптурах явно отобра-

Рождение и наречение

Рождение и наречение

жается характер культа. Его можно охарактеризовать как достаточно типич­ный для большинства народов мира культ плодородия.

Раньше в некоторых горных аулах существовали отдельные дома «берий ^а» («детский дом»), куда водили роженицу, туда же приходила и повитуха. Чаще всего роженица рожала дома, а домочадцы-мужчины срочно приду­мывали «неотложные» дела и уходили из дома.

По замечанию Н. Грабовского, «рождение младенца мужского пола встречается всегда с большим торжеством. Появление на свет такого ребенка возвещается выстрелами…» (15, 119)

Отмечая то же самое, Н. Яковлев писал: «Для ингуша это торже­ственный случай, в особенности, если родится первенец. Девочке здесь радуются вообще гораздо меньше. Тотчас же ребятишки обегают всю фамильную родню отца и матери, живущую в этом селении, и получа­ют в награду за радостную весть сласти и другие подарки. Женщины, родственницы с подарками — бараном или курицей, пышками, сластями и рубашкой для новорожденного — приходят поздравить родителей. На третий-четвертый день родственницы матери приходят с люлькой, в ко­торую впервые торжественно укладывают новорожденного. Наконец, на десятый-двенадцатый день, когда роженица окончательно встает и приступает к работе, отец режет барана и устраивает торжественный пир для всей своей родни». (37, 223)

Высокая детская смертность породила многие магические обряды и ритуалы. Особенно боялись сглаза и порчи. В качестве оберегов при­менялись различные предметы (кусочек угля, что-то из железа, ладан­ки…). Над люлькой вешали разного рода талисманы. Все это должно было отпугнуть злую силу, отвратить чье-нибудь вредоносное магиче­ское воздействие. Ребенок должен был выглядеть не столь красивым: чтобы не сглазили и чтобы он не понравился какой-нибудь болезни, шайтану. Небольшие ритуалы и словесно-обереговые формы приме­няли при появлении первого зуба, при первых шагах и произнесенных словах.

«К числу распространенных обрядов, — отмечает исследовательница X. Яндиева, — относится первая стрижка ногтей и волос. Ингуши, подоб­но многим народам Кавказа, верили, что человеку можно причинить зло, погубить, используя его ногти и волосы, которые считают вместилищем некой магической силы. С этим поверьем связан обычай не выбрасывать ногти и волосы, особенно остриженные в первый раз, а прятать их. С остриженными ногтями поступают по-разному: прячут в любой музы­кальный инструмент, в швейную машинку, а если хотят, чтобы ребенок стал ученым, помещают их между страницами книг». (32, 21-22)

Это считалось своеобразным магическим действием.

Большое значение придавалось имени ребенка. Иногда могли автори­тетному человеку предложить наречь его. Чаще всего тут применялась жеребьевка. Проводилась она при помощи бросания помеченных неболь­ших палочек или костей — «бабок» («гїалгаш»). Кому выпадал жребий, тот и имел право дать имя ребенку. Часто он советовался с его родителя­ми и другими родственниками. При обсуждении имен часто говорили: «Такое-то имя имел такой-то известный человек, и можно бы его дать ребенку»; или говорили: «Это имя имеет такой-то плохой человек, и по­тому нецелесообразно его давать…». Насколько большое значение в на­роде придавали имени ребенка, можно проиллюстрировать следующей народной легендой:

«Жена одного горца родила долгожданного мальчика. Образованный отец решил наречь своего сына особенным именем и потому дал зарок в том, что его сыну даст имя только тот, кто является самым справедливым. В поисках такого человека он и отправился в путь.

Довольно долго блуждал горец в поисках безупречно справедливого человека, но все было тщетно. Как-то шел по лесу и услышал большой шум с неба и в кронах деревьев. Горец опешил, но тут же откуда-то сверху услышал человеческую речь.

— С тобою говорю я, твой бог! Присматриваю я за тобою и вижу, что ты находишься в заботах: не можешь найти человека, достойного наречь твоего сына. Позволь мне это сделать.

Испугался горец и предположил, что это проделки шайтана. Однако всеведающий бог, узнав мысли горца, сказал:

— То, что говорит шайтан, слышит только одно человеческое ухо, ты же слышишь мой голос обоими ушами. Спрашиваю тебя, согласен ли ты, чтобы я дал имя твоему сыну?

Понял горец, что к нему обратился не кто иной, как сам бог, набрался духу и ответил:

— Ты, любимый мною бог, и я не буду утаивать от тебя свои мысли. Все­вышний, ведь и ты не всегда бываешь справедливым. Одному ты даешь безмятежную, богатую и счастливую жизнь. Другого ты заставляешь рабо­тать на него и обрекаешь на все земные тяготы. Одному ты даешь телесные и умственные силы, красоту и благородство облика. Другой же рождается обиженным и телом, и умом, и счастьем.

Бог не стал возражать, и горец, вознеся молитву, пошел далее. Повстре­чался горцу грозный и страшный ангел, который без обиняков тут же спро­сил, согласен ли отец мальчика, чтобы он дал имя его сыну.

— Ты кто? — поинтересовался горец.

— Я ангел смерти, — был ответ.

— Вот тебе-то я и позволю наречь своего сына. Из всех существ на свете ты есть самый справедливый. Богач ли, бедняк ли, царь ли или самый пад­ший — никого ты не различаешь и никому не даешь даже малого лишнего мига сверх отведенного срока жизни. Дай имя моему сыну!». (13, 258)

Эта легенда интересна не только тем, что проповедует идею значи­мости наречения человека именем. Здесь видны глубокие размышления людей над проблемами справедливости, над жизнью и смертью.

В отдаленные времена у ингушей были свои имена, связанные с окружающим их миром, были и некоторые имена, заимствованные у соседних народов. Если проследить генеалогию ингушских родов, то где-то с середины XIX века в их ономастику начинают проникать за­имствованные вместе с исламом арабские имена. К ХХ веку они стали ведущими. В женский именник стали проникать и русские имена. Осо­бенно популярными стали Лида, Люба, Лиза и другие.

Давший ребенку имя обязан был купить ему рубашку, но чаще всего ребенка одаривали некоторой денежной суммой. Обычно детским име­нам придавали уменьшительно-ласкательное звучание: Землимхана называли Зями, Арсамака — Арсик. Бывало, что со временем имя ге­роя, скажем — Умар, забывалось, и до конца своей жизни звался Уми — своим детским ласкательным именем. Некогда был и такой ритуал: тя­жело заболевшему ребенку меняли имя, считая, что этим самым нечи­стая сила будет введена в заблуждение: скажем, она ищет Магомета, а его нет, на его месте лежит теперь какой-то Ахмет.

Рождение и наречение

У ингушей к детям существовало самое трепетное отношение. Бить детей считалось самым последним делом. В этнографии ингушей даже были зафиксированы случаи, когда побитый ребенок кончал жизнь са­моубийством, бросившись в пропасть. По представлениям тех лет сво­бодный человек никогда и никем не должен быть тронутым, перенести даже один удар. Идентично (а еще лучше с лихвой) ответ должен был поступить немедленно, ибо считалось, что побоям могут подвергаться и сносить их лишь люди рабского сословия. Была поговорка: «Если уда­рить ребенка, то тем самым ущемляется его гордость» («Бера х! ам теха — ча, дог эш цун»).

«Ребенок» по-ингушски «бер». По достижению мальчиком пятнадца­тилетнего возраста про него говорили: «Ему уже за пятнадцать» («Пхийт — тара ваьннав»), — и теперь его уже называли «баьре» — от слова «бер» — это уже не ребенок, но еще и не юноша (нет еще двадцати лет). Часто слово «баьре» и «всадник» представали синонимичными, поскольку пятнадца­тилетний отрок («баьре») уже мог иметь своего коня и свое оружие.

Древнейшим в ингушском языке является гнездо слов, обозначавших возрастные и социальные подразделения мужчин, в основе которых ле­жит корень («къо») — гортанно звук «о». Вот их перечень:

«къонг» — сын (устаревшее),

«къона» — молодой,

«къонах» — мужчина,

Рождение и наречение

Рождение и наречение

«къоано» — почетный старец,

«къай» — предводитель почетных старцев.

У народов, застигнутых цивилизацией на их патриархально­первобытном уровне развития, существовала «инициация» — от­рок должен был пройти через ряд испытаний (иногда мучительных), чтобы быть посвященным в мужчину. Эту стадию развития ингу­ши миновали уже не одну тысячу лет назад. А то, что Ф. Горепе — кин предположил, а писатель И. Базоркин описал в своем романе — «обряд посвящения в юноши», является авторским вымыслом. Ника­ких следов инициации древних времен у ингушей не обнаружено. Но отрок, перешедший в разряд «баьре», уже на равных мог участвовать в скачках, которым ингуши уделяли много внимания.

«Взрослым мальчик (ингуш) считается с 14-15 лет, когда он впервые берет в руки оружие, начинает ходить с винтовкою и кинжалом. Впрочем, возраст этот колеблется в зависимости от степени развития самого юноши. В прежние времена день совершеннолетия юноши справлялся с торже­ственностью, а дядя с материнской стороны дарил племяннику в знак его полной боеспособности оружие и коня с седлом. Теперь от этого обычая, кажется, осталось у молодых людей только шутливое обыкновение красть коней у своих дядьев (со стороны матери)». (37, 224)

Воспитанию детей уделялось самое пристальное и неослабное вни-
мание. Одна из особенностей местной народной педагогики состоит в
том, что в роли «педагога» и «воспитателя» выступали не только роди-

тели и близкие, а даже любой прохожий,
который по какому-то случаю посчитал
необходимым сделать какое-то замеча-
ние, наставление. Внимание и совет со
стороны старших являются основны-
ми методами воспитания. В народе не
зря говорили: «Да не будь ты настоль-
ко несчастен, чтобы не внять данному
тебе совету». И еще имеется поговорка:
«Хороший совет это тоже богоугодное
жертвоприношение». В сказках троим
братьям предлагают на выбор золото,
красавицу и хороший совет; выигрывает
из них избравший последнее, ибо с по-
мощью его он приобретает все прочее.