Категория – Кавказ

Соседи Чеченской Республики

Великая Болгария — держава Кубрата

Болгарские племена обитали на Северном Кавказе начиная со II в. до н. э. Этот факт вытекает из того, что отмечено в письменных документах, но, учитывая, что в письменные источники различные племена попадают не в тот же момент, как появляются на данной территории, а значительно позже, в силу каких-то исторических событий, следует признать и более древнее обитание болгар на Кавказе.

С III по VI в. на Северо-Восточном Кавказе, в Приморском Дагестане существовала гуннская государственность, в недрах которой зарождался Хазарский каганат, включивший позднее в свою среду почти все тюркские племена Северного Кавказа и Юга России. В V-VI вв. на Северо-Западном Кавказе, особенно в Прикубанье, формируется древнее болгарское госу­дарство, называвшееся в византийских письменных документах «Великой Болгарией» (ил. 10). Таким образом, Северный Кавказ в III-VI вв. контроли­ровался двумя тюркскими государственными объединениями: гуннским на северо-востоке, и болгарским на северо-западе Предкавказья.

Весь степной Евразийский континент в V-VI вв. был охвачен постоянны­ми войнами двух крупнейших объединений тюркских племен: Восточного каганата в глубинах Центральной и Средней Азии и Западно-Тюркского каганата на западе от Сырдарьи и Приуралья до Придунавья и Северного Кавказа.

Но и внутри каждого из этих каганатов постоянно шли междоусобные войны за первенство между различными ведущими родами. В Западно­тюркском каганате такими родами были Ашина и Дуло. Разразившаяся между ними война 630-631 гг. сильно пошатнула мощь этой державы и дала возможность некоторым племенам освободиться из-под власти кага­ната. Одними из первых такой возможностью воспользовались болгары и, уже начиная с 582-584 гг., стали вести себя как самостоятельное племен­ное объединение.

Во главе их встал весьма дальновидный вождь, князь Кубрат. Он был крещен и воспитывался долгие годы в Византии, тесно был связан с Кон­стантинопольским двором и в качестве болгарского государя осущест­влял свою политику, которая оберегала его от нарастающего хазарского могущества. Константинополю также необходимо было иметь надежный буферный заслон от тех же хазар на восточных своих границах.

Кубрат объединил все приазовские и предкавказские болгарские пле­мена в единую Великую Болгарию в 635 году. Вообще же период правле­ния Кубрата падает на 584-642 гг. Письменные источники, исходящие из Византии, где Кубрат всегда имел теплый и радушный прием, сообщают, что он правил почти 60 лет.

В самом начале VII в. мощное хазарское объединение подчинило себе и болгар. После смерти Кубрата его сыновья Батбай, Котраг и Аспарух раз­делились, и каждый со своими подвластными племенами обосновался в различных местах: Аспарух на Дунае, на территории бывшей Малой Ски­фии и территории, где когда-то господствовал Аттила; Котраг ушел вверх по Дону, а оттуда на Волгу, на древнюю территорию, где когда-то в глубине тысячелетий формировалась древняя кочевническая культура пратюрк — ских племен. Старший сын Кубрата — Батбай (Батиан, Басиан) остался на родине отцов и вскоре подчинился хазарам (ил. 11).

Сами хазары, ученые-специалисты по истории хазар, сведения визан­тийских и восточных авторов говорят, что хазары и болгары были почти одним народом, говорили на одном языке. Средневековые письменные источники сообщают, что среди кавказских, или прикубанских, болгар выделялись четыре колена: Купи-болгар, Дучи-болгар, Огхондор-болгар, Чдар-болгар. Исходя из того, что древние тюркские племена часто име­новали себя по названиям рек, ученые полагают, что и в данном случае эта традиция имеет место. Но дальше того, что под Купи-болгар они ви­дят кубанских болгар, их предположения не дают ничего убедительного, и остальные термины остаются пока еще не разъясненными. По нашему мнению, Огхондор-болгар — это некие тюрские племена, обитавшие на реке Орхон и влившиеся в состав болгар. Дучи-болгар некоторые авторы читают как Кучи-булгар. В таком случае их название объединяет тюркские племена, обитавшие на берегах реки Ку-Лебедь и реки Чу. Это могли быть, вероятно, племена Ку-киши и Чу-киши, т. е. люди с реки Ку и Чу.

Некоторые авторы связывают название болгарского племени утигор с этнонимом дигор, которые, по словам восточных ученых Рашида ад-Дина и Махмуда Кашгарского, являлись составной частью огузских тюрков. На цо­кающем диалекте карачаево-балкарского и дигорского языков термин Чдар будет звучать как Цдар (или Стар, Стур). А это слово означает «большой» (как в названии дигорского селения «Стур-Дигора» — Большая Дигора). Значит, название Чдар-булгар означает «Большая Болгария», равнозначное терми­ну «Уллу Малкъар», т. е. Большой Малкар (Большая Балкария).

Гунны в Европе. Держава Аттилы

Вторжение гуннов в Южно-Русские степи и европейские просторы по­трясло весь мир древних разноплеменных этнических образований этого региона. Эти события получили в истории вполне оправданное название «Великое переселение народов» (ил. 9). Нашествие гуннов послужило одной из причин распада некогда великой Римской империи, господство­вавшей над всем миром. При характеристике гуннских походов конца IV в. (375) в истории господствует представление о них римского обыва­теля, который видел в гуннах «диких варваров». Надо иметь в виду, что к тому времени Древнеримская империя была жестоко раздираема вну­тренними раздорами.

Доевропейский период истории гуннов изучен плохо, хотя и привле­кал внимание ученых на протяжении XVII-XIX вв. Несомненным является то, что гунны проникли в Европу с востока из-за Дона и Азовского моря, и что язык их был тюркским.

В Придунайских степях, на территории бывшей Малой Скифии, гун­ны образовали свое новое государство во главе с легендарным вождем Аттилой, имя которого ученые возводят к тюркскому слову «ата» — отец. На протяжении всего V в. Аттила вел в Европе самую активную политику, удерживая под своей властью множество европейских племен и народов, и никто не мог ему перечить в решении сложных международных вопро­сов этого времени.

В престарелом возрасте Аттила женился на молодой красавице и умер в брачную ночь. Его сыновья не стали соблюдать установленные отцом правила, и каждый из них со своими подданными народами стал претен­довать на верховную власть. Это привело их к взаимным войнам, а в конце концов к распаду созданной их отцом великой державы, перед которой содрогалась вся Европа.

Потомки гуннов на Северном Кавказе

Один из авторитетов византийской исторической науки Прокопий Ке­сарийский (V в.) писал, что по берегам Азовского моря и Дона живут пле­мена, которые «в древности назывались киммерийцами, а теперь зовутся утигурами». Об этих последних племенах надо сказать, что у одного из государей гуннов было два сына — Утигур и Кутургур. После смерти отца они (каждый из них со своими подвластными племенами) образовали но­вые племена — утигуров и кутургуров, которые явились составными этни­ческими частями древних болгар. Многие ученые разделяют это мнение и считают, что болгары представляли собой одно из подразделений гун­нов, которые после распада державы Аттилы поселились в Малой Скифии между Дунаем и Днестром под начальством любимого сына Аттилы — Ир — ника, известного в «Именнике болгарских князей» IX в.

Болгары известны были не только в степях Западного Причерноморья, но и в Предкавказье, и в Поволжье.

Древнейшее упоминание о кавказских болгарах (булкарах) встречает­ся в древнеармянских письменных источниках. В них повествуется о том, что армянский царь Вахаршак (царствовал между 149-м и 127 г. до н. э.) созывает племена, «живущие на северном склоне у подошвы великой Кав­казской горы, в долинах, в глубоких продольных ущельях, простирающих­ся с Южной горы до устьев Великой равнины, и приказывает им не зани­маться разбоем и угоном скота и людей…».

При сыне Вахаршака — Аршаке (127-114 гг. до н. э.), продолжает источ­ник, «возникли большие смуты в цепи великой Кавказской горы в земле булгаров, из которых многие, отделившись, пришли в нашу землю и на долгое время поселились на юге от Коха, в плодородных и хлебородных местах». В местах расселения тех болгар до сих пор сохранилось название реки «Болгар-чайе» — Болгарская река.

Таким образом, армянские источники, хорошо знавшие окрестные Ар­мении земли, этнополитическую и географическую ситуацию, убеждают в том, что древние кавказские болгары обитали в горах и ущельях, приле­гающих предгорьях уже во II в. до н. э. и земли в горах Кавказа назывались «землей булгаров».

Эти сведения подтверждаются тем обстоятельством, что уже в III в., как отмечалось выше, гунны представляли собой сильное политическое госу­дарственное образование на Северном Кавказе, а в V в., по свидетельству Прокопия Кесарийского, гунны под предводительством Базука («Базык» — толстый, мощный) и Амбазука («эмбазык» — самый толстый, самый мощный) владели Дарьяльским проходом в Закавказье. А по свидетельству сирий­ского автора VI в. Захария Ритора, на месте бывшей гуннской государствен­ности, севернее Дербента, обитали те же потомки гуннов — болгары.

ГУННО-БОЛГАРСКИЙ ЭТАП ФОРМИРОВАНИЯ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ

Наследниками скифов по культурным и кровно-родственным призна­кам являются гунно-болгарские племена. Основной этнический признак — погребальный обряд скифов и гуннов — чрезвычайно однотипен. Это те же курганные насыпи, погребальные срубы из бревен и толстых плах, погре­бальные колоды, жертвенные лошади и пр. Погребальные памятники гун­нов хорошо известны на всем протяжении древней скифской территории в Причерноморье, Подунавье — так называемой Малой Скифии, на Север­ном Кавказе и других областях. Весьма выразительные памятники гуннов раскопаны и на территории Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии.

Очень интересными являются находки археологов в окрестностях сел. Кишпек в долине реки Баксан, в урочище Байтал-Чапкан в Карачае и др.

Гунны Северного Кавказа

По сведениям ранних средневековых авторов, на Северном Кавказе, особенно в Приморском Дагестане сложилось мощное государственное объединение тюркских племен, возглавляемых гуннами. Царство гун­нов оказывало огромное влияние на весь ход исторического и военно­политического развития на Кавказе, в Закавказье и на Ближнем Востоке.

В науке утвердилось мнение, что гунны — это азиатские племена, из­вестные в III в. до н. э. по китайским источникам под названием «сюнну». Но в Центрально-Азиатских степях нет никаких источников формирова­ния этнокультурного облика гуннов ни во II, ни в III тыс. до н. э., а гунны появляются неожиданно в III в. до н. э., уже в виде вполне сформировавше­гося государственного объединения во главе с царем, военачальниками, административно-военными структурами. А если таковых истоков здесь не наблюдается, значит, утверждение о том, что гунны произошли и сфор­мировались как этнос (народ) на центрально-азиатских просторах, звучит не вполне оправданно.

Скорее всего гунны сформировались на базе тех самых древних ямно — афанасьевских племен, проникавших в глубины Центральной Азии с Волго-Уральского междуречья. Именно поэтому они позднее так часто направляли свои военные походы именно в эти районы, т. е. на древнюю прародину.

Иначе трудно научно оправдать тот молниеносный скачок гуннов III в. до н. э. через всю пестронаселенную евразийскую зону и уже в I в. до н. э. властвовать над всем Прикаспием, как повествует Дионисий Периегет, а тем более образовать государство в Приморском Дагестане, распростра­ниться вплоть до Дуная, организовать и там державу Аттилы, громить Римскую империю. Все эти вопросы порождают множество сомнений и не позволяют считать отмеченное выше утверждение о прародине гуннов в Центральной Азии обоснованным. История ранних гуннов и их проис­хождение нуждается в дальнейших исследованиях.

Для истории карачаево-балкарского народа большое значение име­ет упоминание о так называемых «кавказских гуннах» Прикаспия. Уже в 60-х гг. III в. кавказские гунны служили в персидской армии, а в 90-х годах того же века армянские источники пишут о гунских войнах в Предкавка­зье. Более того, в одной из сасанидских (персидских) надписей 293 г. от­мечено имя одного из тюркских хаканов на Кавказе. В 363 г. армянские, римские и персидские авторы пишут о необходимости укрепления кавказ­ских проходов, особенно Дербентского, от гуннских полчищ, постоянно со­вершавших набеги и походы на персов, армян и ближневосточные народы. Эти события и вынудили сасанидский Иран построить Дербентские укре­пления, называющиеся у тюрков «Темир-капу» — Железные ворота.

Таким образом, еще до эпохи, предшествовавшей появлению гуннов в Европе, в качестве наемных солдат или враждебных отрядов они уже оседают и создают на Северном Кавказе свое государство. Столицей этого государства арабские и персидские авторы называют город Варачан, или Беленджер, в долине реки Сулак у сел. Верхний Чир-юрт в Дагестане. Не­которые авторы позднее этот город или страну Баланджар называют ро­диной хазар. И действительно, среди гуннских племен были предки хазар, именовавшиеся басилами («Бас» — голова, «ил» — «эль» — народ, т. е. глав­ный народ).

Источники описывают гуннов как всадников, «приросших к своим ко­ням». Они, по словам античных писателей и историков, «скачут врассып­ную, без всякого порядка, с неожиданными обратными набегами…», «сра­жаются копьями с острыми костяными наконечниками, а в рукопашном бою дерутся очертя голову мечами и, сами уклоняясь от ударов, набрасы­вают на врагов крепкие витые арканы». В письменных источниках гунны отождествляются со скифами и киммерийцами, особенно их сопостав­ляют с так называемыми царскими скифами. Такое отождествление под­крепляется и тем фактом, что этноним скифов «ас-киши», или его основа «ас» сохраняется в письменных источниках, особенно в древнегрузинских документах, в «названии гуннов, как «овс», «ос». Так именуются гунны в V в. при набегах на Грузию при царе Вахтанге. Термин «овс» грузинских источников — это и есть несколько видоизмененное тюркское название племени «ас».

Борьба скифского царя Атея с Филиппом Македонским

Наиболее известным событием из области скифской истории на запад­ных границах является деятельность выдающегося скифского царя Атея, который считается основателем скифского рабовладельческого государ­ства. Уже в середине IV в. до н. э. Атей довольно прочно обосновался на правом берегу Дуная. Эта территория известна у древних авторов под на­званием Малой Скифии в отличии от основной Скифии на берегах Днепра и в степях Северного Причерноморья. В этом районе Атей вел активную политику. В письменных источниках сохранились известия о том, что Атей в своем обращении к гражданам греческого города Византия грозился на­поить своих лошадей у стен этого города. Известна и его замечательная победа над племенами этого региона. Важноеместо в военно-политической истории скифов занимает война Атея с Филиппом II Македонским, отцом знаменитого Александра Македонского.

По завершению одного из эпизодов войны скифов с сопредельными племенами, когда обстоятельства складывались не в пользу скифов, Атей обратился к Филиппу. Он откликнулся на просьбу Атея, но оговорил усло­вия: Атей должен был сделать Филиппа своим наследником, и, следова­тельно, Филипп должен был после смерти Атея получить Скифию. Атею в это время было уже около 90 лет. Однако Атей отказался от этого условия и заявил, что у него есть свой наследник. После этого отношения между ними обострились и Филипп пошел войной на скифов. В крупнейшем сра­жении сам Атей руководил армией, но скифы проиграли бой и Атей пал на поле сражения.

Борьба Атея удивительно напоминает сюжет карачаево-балкарского нартского эпоса о борьбе эпического героя князя Ачея с враждебными нартам племенами. Имена Атей и Ачей, безусловно, идентичны.

Время правления Атея было временем наивысшего расцвета скифской державы, наибольшего его могущества. Смерть Атея и поражение в войне с Филиппом — это и есть начало упадка Скифии, как одного из мощных го­сударств I тыс. до н. э. Сражение, в котором погиб Атей, произошло в 339 г. до н. э. Через восемь лет Македония нанесла Скифии еще один сокруши­тельный удар. Господство скифов в Причерноморье катилось к закату и в конце концов завершилось разгромом. Во II в. до н. э. на арену истории выходят наследники скифов. Среди этих наследников были прежде все­го гунно-болгары и сарматы. С распадом скифской державы завершается второй этап процесса этногенеза балкарцев и карачаевцев.

Вывод невесты

При выводе невесты из отчего дома стреляли вверх из ружей, чтобы отпугнуть злые силы. При этом представители каждой из сторон стре­мились опередить выстрелами другую сторону (дескать, чья взяла!). Стреляли и при вводе невесты в дом жениха. На руки невесте давали мальчика, что символизировало пожелание многодетной семьи, в кото­рой преимущественно рождались бы мальчики. Здесь вновь придется сделать отступление.

Пожелание иметь больше мальчиков никак не означало проявление пренебрежитель­ного отношения к женскому полу. Напротив, у ингушей бы­тует давнее поверие, что отец, у которого много девочек, непре­менно попадет в рай. Но в пе­риод почти полного отсутствия должной социальной защи­щенности со стороны государ­ства приходилось полагаться на свои собственные силы, а это означало: силен (и прав) тот, кто может защитить свои семьи и род, может способ­ствовать укреплению их эконо­мической и военной мощи. Для всего этого нужны были сильные мужские руки, а их в те отдаленные времена всегда не хватало, ибо немало мужчин погибало или вдали от отчего края, или в различных междоусобицах. В более отдаленные вре­мена для мужчин даже считалось более почетным погибнуть в бою, чем умереть дома на кровати. Тогда-то и родилась пословица: «Гордый пес не умер на своем дворе» («Яхь йола пхьу ший коа беннабац»).

Не случайным было пожелание невесте: «Да будешь ты облагоде­тельствована семью сыновьями» («ВорхI воЫ фарал йойла хьо»). Мо­лодой паре желали: «Да будут у вас семеро сыновей и одна дочь!» Если рождалась девочка, произносилось пожелание: «Пусть она долго живет и здравствует и станет сестрою семи братьев!».

Мальчику, взятому на руки, невеста давала деньги и, слегка прила­скав его, возвращала. Бывало, что мальчик не желал отходить от нее, тогда он оставался при ней во все дни смотрин невесты.

При выводе невесты из отчего дома, при вводе ее в дом жениха де­вушки часто исполняли следующего содержания песни-пожелания:

«Да будешь ты в новом доме, как потолочная балка,

На которой держится крыша дома,

Да будешь в согласии со всеми так,

Словно масло, растворившееся в молоке!

Да благословит тебя Всевышний!

Чтоб никто с двух сторон в этом родстве Не усомнился бы и не раскаялся,

Чтобы все твои блага приумножались так,

Как множится пепел в очаге.

Чтоб тобою озарялся весь дом,

Как кресало озаряет камин.

Да благословит тебя Всевышний!

Радостно хозяйствуй в чистом доме,

В котором хозяйствовала свекровь.

Красиво хозяйствуй за железными воротами,

Где хозяйствовал твой свекор.

Будь ты уживчива И со своими хорошими деверями,

И со всей любезной мужней родней…

Как серебряная рукоять с богатырской саблей,

Ты будешь едина с семьей сокола.

Так, в единстве, любезно живи с белым соколом,

Как благодатный мед в плетеном пчелином улье,

Так же сладко живи с семьею сокола». (2, 288)

В доме жениха невесту ставят в красный угол за импровизированной

занавеской или же у нее на лицо опущена прозрачная вуаль. Родствен­ники и все, кто явился на свадьбу, проявляют живой интерес к неве­сте. Тут устраиваются своеобразные смотрины. Одни, чтобы доставить приятное невесте, отмечают, как она хороша собой. Иногда притворно, особенно если невеста красавица, говорят, что ничего особенного в ней нет и что загубили парня, женивши его на недостойной его особе. Неве­ста, еще загодя зная о таком притворстве, никак не высказывает своего неудовольствия, а, как и положено, смущено улыбается, потупив взор. Все, кто участвует в этих «смотринах», обязательно произносят разного рода благопожелания, типа:

«Дай, бог Дяла, счастья тебе и благополучия!»,

«Сколько б ни жила, да не будь ты униженной и обиженной; сколько б ни жила, да не познаешь ты вкуса слез!»,

«Пусть Дяла благословит вашу невесту. Пусть будет она вам по душе, пусть брак этот будет таким, каким его хотят видеть обе стороны (родные жениха и невесты)!».

Делали иногда разного рода наставления и поучения. Вот одно из них: «Пусть не подумают, что вдали от людей под мельницею выросла ты; лопату и вилы в руки бери (будь работящей); характером будь, как масло, приятной; будь сладка в обращении, словно мед; твои девери схожи с факелами и резвыми барсами. Ты должна в молоке содержать (хорошо обхаживать) своих золовок. Ты должна относиться к деверям, как к кня­зьям. Да будешь ты всегда, словно солнце, прекрасной и сияющей!».

У жениха на ингушской свадьбе роль пассивная и довольно приятная. Он не участвует во всей этой свадебной обрядности (все, что надо, он сделал заранее). Правда, иногда бывает, что он, тайно, не выдавая себя, участвует в обряде привоза невесты. В день свадьбы жених находится в каком-нибудь из соседних домов, там сидят с ним его близкие друзья. Им на стол приносят все лучшее. Друзья временами уходят на свадьбу и, повеселившись, возвращаются. Тяжелее приходится невесте: все три дня свадьбы она должна была стоять, «словно свечка». Со временем, уже ближе к нашим дням, свадьба стала обычно заканчиваться одним днем.

В прежние времена на свадьбах обязательно играла гармонь, беспре­рывно танцевали, устав, слушали «мелодию для слуха» («ладувгїа йиш») или исполняли песни. Все это постепенно стало исчезать.

В то время еще рудиментарно продолжал сохраняться и следующий небольшой ритуал: по завершении свадьбы жених и невеста тайно ели приготовленные для них почки, что символизировало: как две почки по­стоянно находятся рядом, так и вы будьте вовек неразлучными.

Заканчивались свадебные торжества очень поздно, практически к утру, и затем начинались снова.

В комнате молодоженов сидит невеста. Молодежь — друзья и братья ведут жениха к невесте. И тут начинался, на первый взгляд, весьма стран­ный, но очень веселый и забавный обычай: всеми силами шутить над женихом и невестой. Молодая пара должна была все это стоически пере­носить. Жених делал вид, что переживает, и весело отшучивался. Щедро откупался от этой веселой и назойливой братии, неоднократно вынося им небольшие пиршественные угощения.

Через небольшое время после свадьбы родственники, отец жениха или дядя, старший брат, шли в дом невесты погостить и пообщаться с новой родней. Это означало, что невеста пришлась им ко двору и они довольны новыми родственниками. Также проводился очень красивый и торжественный обряд «Первого вывода невесты по воду» («Нускал хи гіа дакхар»).

Невеста с кувшином (или, позднее, ведрами) шла к источнику, из ко­торого семья обычно черпала воду. Сопровождали невесту девушки (зо­ловки, соседки и др.), подростки, несколько молодых людей на конях и с винтовкой.

«Когда она, — пишет о невесте Н. Яковлев, — зачерпнет воды, в колодезь или источник бросают новую иглу и яйцо — «для матери воды и природы», а женщины в это время приговаривают: «Пошли нам счастливой жизни» и другие пожелания. Возвратившись домой и по-праздничному отужинав, молодая становится рядовым членом своей новой семьи». (37, 230)

Называемые здесь известным ученым Н. Яковлевым «матери воды и природы» — это древнейшие две ингушские богини «Мать вод» («Хи — нана») и «Мать страны» («Мехка-нана»). По древнему поверью, невеста этими символическими подарками хотела снискать благосклонное и до­брожелательное отношение к себе со стороны могучих богинь. Бросаемое в воду яйцо должно было обязательно разбиться. Известно, что у многих народов яйцо символизировало жизнь, плодовитость, деторождение. Во время всей этой церемонии молодежь стреляла из ружья, — считалось, что выстрелы отпугивают нечистую силу.

Невеста обязана была табуизировать имена родителей, братьев, сестер жениха. Проще было с родителями: она называла их «папа» и «мама». Сложнее было с деверями, да к тому же, если их было немало. Легче было назвать старшего и младшего из них: часто их просто так и называ­ли: «Старшой» — «Воаккхагїавар», «Меньшой» — {вамаПавар». По этому поводу Н. Яковлев писал:

«По обычаю, замужняя женщина не должна называть по имени род­ственников — однофамильцев мужа, в особенности его отца, мать и братьев. Этим она выказывает свое «уважение» к ним… со своей стороны, и муж при родителях и старших братьях стыдится говорить с женой, а по отношению

ко всей родне жены, к ее «фамилии», он до конца жизни сохраняет извест­ную, хотя бы показную услужливость и почтительность». (37, 230)

По поводу табуизации имен существует такая народная притча.

«Полюбили друг друга парень и девушка. Пришли сваты. За раз­говорами отец девушки полюбопытствовал, как зовут братьев того юноши. Ему назвали их имена: Месяц («бутт»), Туча («морх»), Прут («саьрг»), Кол («хьокха»), Волк («бордз»), Ягненок («!аьхар»). Старик тут же сказал сватам: «Не сможет моя дочка переиначить такие слож­ные имена. Скажут, что она глупа». Отказал он сватам. Но уж очень хотелось девушке выйти замуж за любимого. Всю ночь она проду­мала, а утром как бы между прочим сказала отцу: «Видела я ночью удивительный сон: когда темно-коричневая «Моакхааьр» закрыла сияющее «Лирдоагар», раздвинув торчащие «Ялларгіаш» и сплетаю­щиеся «Ювцаргїаш», сырое едящий «Бийда дуар» унес нашу колюч­ку «БаЬ>. Понял отец, что она нашла иносказательные имена: Месяц — «Лирдоагар», Туча — «Моакхавар», Прут — «Ювцаргіа», Кол — «Ялларгіа», Волк — «Бийдадуар», Ягненок — «БаЪ>. Старик велел позвать сватов и дал свое согласие на брак».

Назвать человека его полным именем означало встать вровень с ним, чего невестка позволить себе никак не могла. Называлось такое поведе­ние «Ц1и кхабар» — «затаить имя».

Невестка на первых порах вообще не разговаривала ни со свекром и свекровью, ни с братьями и другими близкими родственниками же­ниха.

По завершении свадебных трех дней проводился небольшой обряд «мотт бастар» — «развязать язык». Это игровое действие совершалось обычно так: свекор просил принести ему воды попить, невестка с со­судом в руках подходила к нему и протягивала его старику, взяв сосуд в руки, старик не пил, и невестка была «вынуждена» сказать ему: «Выпей воды». Свекор благодарил, выпивал воду и одаривал невестку деньгами или телком и пр. Нечто подобное совершалось и с другими членами семьи. Этот обряд сохраняется и по настоящее время.

А то, что мужчина при людях не любезничал с женою и не назы­вал ее по имени, что прилюдно не ласкал своих детей (чужих — можно, можно и одаривать), был воздержан в разговоре со старшими, не имел права никоим образом выказывать свои эмоции (громкий смех, расте­рянность, печаль…), не имел права быть суетливым и тем более испу­ганным, несомненно, обусловливалось суровой, полувоенной жизнью спартанского типа.

Походы Дария на скифов

Разрушив и разорив многие города и государства Передней Азии, ски­фы возвратились обратно в свои земли в Предкавказье и Причерноморье. Но возвращение скифов не было слишком радостным. В государственном масштабе в Скифии разыгралась крупная междоусобная война, вызванная тем обстоятельством, что жены скифских воинов, вследствие продолжи­тельного отсутствия своих мужей, вступили в связь с рабами. От этих ра­бов и скифских жен произошла молодежь, решившая воспротивиться ски­фам при их возвращении из Мидии. Они отрезали свою землю, отгородив ее широким рвом. При всякой попытке скифов вторгнуться, они выходили против них и вступали в битву. Неоднократные попытки скифов не увенча­лись успехом, но, в конце концов, изменив тактику атаки, скифы одолели своих рабов и их потомков.

В это время Скифия представляла собой большое политическое объ­единение со значительной самостоятельностью отдельных ее частей, между которыми очень часто возникали жестокие войны.

В конце VI в. до н. э. Скифия вновь оказывается втянутой в орбиту ми­ровой политики. Самая могучая в то время держава, объединенная под властью персов, простирающаяся от Передней и Малой Азии до Индии, поднялась на скифов войной. Во главе огромной персидской армии сто­ял Дарий, который провел большую подготовительную работу по орга­низации и мобилизации сил для вторжения в Скифию, якобы за то, что те 150 лет тому назад разорили Переднюю Азию при своем вторжении и гос­подстве там на протяжении указанных 28 лет.

Около 513 г. до н. э. многочисленное войско Дария начало свой поход на скифов. По словам Геродота, войско Дария состояло из 700 тыс. человек и 600 кораблей.

Переправившись через Дунай (Истр) по мосту, построенному для Да­рия малоазийскими греками, Дарий вступил в пределы Скифии. Отдавая себе отчет в том, что в открытом бою они не смогут одолеть такое огром­ное войско, скифы стали прибегать к своим старинным «партизанским» методам ведения войн. Совершив молниеносные набеги на отдельные отряды персов, они тут же исчезали в безграничных степях, избегая от­крытого боя.

Персы не смогли выиграть ни одного сражения и потеряли много вой­ска и добычи. Разгневанный Дарий послал к скифскому царю Идантирсу послов со словами: «…если ты считаешь себя в силах противостоять моему могуществу, то зачем ты все убегаешь, прекрати свое блуждание и сразись со мной…». На этот упрек скифский царь передал: «Если персам необходи­мо ускорить сражение, то пусть они посмеют найти и разрушить гробни­цы наших предков, и тогда персы увидят, на что способны в бою скифские воины… А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты еще поплатишься».

Вскоре персидская и скифская армии выстроились друг против друга для решительного сражения. В это время, рассказывает Геродот, между рядами скифов пробежал заяц. Скифы, побросав свое оружие, и не обра­щая никакого внимания на персов, готовых к бою, побежали догонять и ловить этого зайца. Узнав об этом, Дарий заметил: «Эти люди относятся к нам с большим пренебрежением, и мне теперь ясно, что в сражении ски­фов нам не одолеть». С наступлением ночи, оставив лагерь ослабевших воинов, Дарий вынужден был покинуть Скифию. Таким образом провали­лось предпринятое Дарием намерение покорить скифов (ил. 4).

Применительно к историко-культурному наследию скифов в культу­ре карачаево-балекарцев, уместно отметить, что в 1885 г., выдающийся ученый-социолог, известный всему миру как специалист по законам и обычаям кавказских народов XIX в., М. М. Ковалевский, проводил раскоп­ки древних захоронений у селения Былым в Балкарии. Во время работы балкарцы-рабочие увидели пробежавшего зайца, и побросав свои орудия труда, бросились ловить этого зайца, поймали, поиграли с ним и отпусти­ли. Эта сцена произвела на известного ученого такое сильное впечатле­ние, что он не смог найти этому факту никакой аналогии в кавказской сре­де и закономерно сопоставил его с игрой с зайцем из скифской истории.

Указанный эпизод с зайцем, а также отмеченные выше скифо-балкаро­карачаевские параллели дополняются и другими фактами. Так, например, можно отметить, что у многих тюркских народов, в т. ч. у карачаевцев и балкарцев большое распространение имеет игра в альчики (австрагалы). Как известно, археологи часто обнаруживают эти игральные кости во мно­гих древних ямных погребениях пастухов-овцеводов. Позднее, в захоро­нениях II тыс. до н. э. в могилах детей археологи обнаруживали игральные альчики, например, в кургане у сел. Кишпек и в других местах Кабардино — Балкарии. Такие же альчики — частая находка в памятниках бронзового века и в Средней Азии. Интересно, что игральные альчики, изготовленные из горного хрусталя, найдены в шумерском городе Уре в памятниках III тыс. до н. э. В связи с этими фактами важно иметь в виду, что в скифских курга­нах Кабардино-Балкарии археологи находили отлитые в бронзе играль­ные альчики VI в. до н. э. Подобные параллели имеют важное значение в освещении истории и культуры балкарцев и карачаевцев.

Походы скифов в Переднюю Азию

Судьба древней цивилизации стран Ближнего Востока и Передней Азии тесно связана со скифами. Эти процессы, безусловно, отражались и на развитии европейской цивилизации. С течением времени в них актив­но включались и другие страны Средиземноморья, степей Подунавья и Украины, Северного Кавказа и Закавказья.

Скифские вожди и военные отряды с жадностью смотрели на богатей­шие страны и крупные культурные центры Передней Азии. Для осущест­вления своих целей скифы через Северный Кавказ и по Черноморскому побережью двинулись на юг. В своем движении они, возможно, включали в свой состав многие северокавказские племена.

Геродот довольно точно определяет пути движения скифов в Перед­нюю Азию: «…имея Кавказ по правую руку». Существует и другое мнение — что скифы пользовались дорогой вдоль западного побережья Кавказа. Ар­хеологические исследования могильников Северного Кавказа (у станицы Нестеровской, сел. Нартан, Каменномостского, Нижний Чегем и др.), а также в Закавказье, относящихся к I тыс. до н. э., подтверждают эти сообщения Геродота, так как в этих могильниках обнаруживаются скифские вещи — оружие, части конского убранства, украшения и др. — и погребения, отра­жающие скифский погребальный обряд. В Закавказье к таким памятникам можно отнести могильник у сел. Куданурха близ Гудауты. Скифы при этих походах разрушили центральную крепость государства Урарту — Тейшеба- ини, Каркемиш в Северной Сирии, крепости около озера Урмия и др. В За­кавказье скифы создали мощное политическое образование, сыгравшее большую роль в политической жизни края в VII в. до н. э. В «Книге пророка Иеремии», который более других библейских авторов склонен к истори­зму, скифы характеризуются как народ жестокий и неумолимый, пришед­ший с севера. Нашествию скифов на Израиль он уделил много внимания.

Вот что он писал: «Вот приведу на вас — дом Израилев, народ издалека, народ сильный, народ древний, народ, которого языка ты не знаешь и не будешь понимать, что он говорит. Колчан его как открытый гроб, все они люди храбрые. И съедят они жатву твою и хлеб твой, съедят сыновей твоих и дочерей твоих, съедят овец твоих и волов твоих, съедят виноград твой и смоквы твои, разрушат мечом укрепленные города твои, на которые ты надеешься». И все эти предсказания скифы исполнили сполна, разорив и разрушив многие города Передней Азии. В 70-х гг. VII в. до н. э. скифы во главе с царем Ишпаком напали на Ассирию. Ассархадону, царю Ассирии, удалось заключить со скифами мир. Он согласился даже отдать за Парта — туа (Партутая), царя скифов, свою дочь. Чтобы в полной мере оценить этот исторический факт, надо учесть, что Ассирия в то время была крупнейшей и сильнейшей державой. Вскоре после этого скифы двинулись дальше на юг и достигли Палестинской Сирии. Отсюда они намеревались двинуться на Египет, но фараон Псаметих I (663-616 гг. до н. э.) вышел им навстречу и дарами «отклонил их от дальнейшего движения». Скифы, по сообщению Геродота, оставались в Азии 28 лет и все опустошили своим буйством и излишествами. Ибо, кроме того, что они взымали «с каждого народа нало­женную ими на каждого дань, они еще и совершали набеги и грабили, что было у каждого народа». Сопоставляя сроки пребывания скифов в Азии, по Геродоту, со сведениями восточных документов, с политической исто­рией, известной по античной традиции, некоторые ученые считают, что скифы могли пребывать в Азии значительно больше, чем 28 лет. Весьма вероятно, что часть скифов могла остаться в пределах Передней Азии. На­родам Передней Азии было известно, что они пришли с севера, с терри­тории Северного Причерноморья, через степи Северного Кавказа и вдоль западного побережья Кавказа. Пребывание скифов в Передней Азии не могло не отразиться на культуре и языке и скифов, и народов, с которыми они сталкивались.

Военно-политическая история скифов — предков карачаево — балкарцев

Собственно говоря, вся история скифов в европейских степях связана с военно-политическими событиями в этих регионах с первого их появле­ния и почти до самого конца скифской эпохи. В скифскую эпоху на безгра­ничных просторах Евразийских степей господствовали три родственных племени — киммерийцы, массагеты, скифы. Как отмечает Геродот, скифы вынуждены были продвинуться в Причерноморье под натиском своих азиатских сородичей-массагетов, в результате этого столкнулись с другими сородичами-киммерийцами, обитавшими в степях Причерноморья и При­кубанья, включая территорию современного Карачая. Вместе с тем скифы постоянно вынуждены были вступать в военные столкновения с древни­ми обитателями Причерноморских степей, с оседлыми племенами этих областей. Многие из них были подчинены скифам, испытывали огромное влияние скифской культуры, быта и нравов. Именно поэтому древнегре­ческие авторы называли их скифами с добавлением к их имени различных определительных кличек «пахари», «кочевники» и т. п. (ил. 3-7).

На кровно-родственные связи киммерийцев и скифов указывает и Биб­лия, где родоначальник киммерийцев Гомер и родоначальник скифов Ашкуз названы родными братьями — сыновьями Тагарма, имя которого есть искаженное имя общетюркского божества Тангри (Тейри). Сразу же отметим, что Тагарма считали родоначальником и средневековые тюрк­ские племена — хазары. Таким образом, источники указывают на родство киммерийцев, скифов и хазар. Этот момент чрезвычайно важен для пони­мания этнической истории многих тюркских племен и народов.

Быт и устройство скифского общества

Бытовой уклад жизни и хозяйственную деятельность скифских племен достаточно подробно описали древнегреческие писатели. Геродот насчи­тывает около 15 скифских племен, среди которых были скифы-пахари, т. е. земледельцы, скифы-кочевники, царские скифы и т. д. Ученые единодуш­ны в мнении, что скифами-пахарями греки-эллины называли подвластные скифам-кочевникам и царским скифам племена оседлого причерномор­ского мира, к которым название «скифы» относилось чисто условно. Что же касается действительно этнических скифов, то таковыми были скифы — кочевники, царские скифы, считавшие прочих своими рабами.

Настоящие скифы почти всю свою жизнь проводили в войлочных шатрах-повозках, здесь рождались их дети, здесь они росли и жили. Муж­ского пола дети сызмальства приучались ездить верхом и всю жизнь про­водили в седле, в набегах и войнах. В искусстве наездничества и коневод­ства скифы достигли наивысшего уровня во всем Древнем мире.

Основным видом хозяйственной деятельности скифов было разведе­ние скота, преимущественно лошадей и овец. Значительным дополнени­ем их экономики были постоянные набеги и разорение соседних племен, а также походы в соседние с Причерноморьем государства и города — колонии Греции на побережье Черного моря. Высоко были развиты раз­личного рода ремесла, промыслы, охота и обмен.

Скифское общество было первым в истории подвижным, высоко ор­ганизованным военно-патриархальным обществом, во главе которого стояли вожди, племенная аристократия, военачальники и предводители отдельных боевых дружин. В этом обществе строго соблюдались нормы и порядок субординации и соподчинения низших высшим представителям военно-аристократической власти. Скифское общество являлось первым в истории Северного Причерноморья и прилегающих областей, Крыма, Приуралья, Средней Азии, Алтая, Северного Кавказа и Закавказья госу­дарственным объединением со своими специфическими внутренними за­конами и обычным правом.

Большое место в скифском обществе занимало жречество, объединяв­шее в своих рядах всевозможных гадателей и гадальщиц, предсказателей, которые искуссно владели навыками предугадывать будущее по солнцу, звездам, явлениям природы и т. д.

Скифское общество было обществом рабовладельческим. Вместе с умершим вождем племени или крупным военным предводителем хоро­нили их рабов, наложниц, пленных и т. п.

Скифы были первым племенем, которое разработало свои методы ве­дения коротких и длительных военных действий, набегов на укрепленные города и крепости оседлых народов.

Ответ девушки

Одному юноше посоветовали жениться на некоей девушке, сказав, что, помимо красоты, она обладает еще и умом и благородным пове­дением.

«Я проверю, насколько все это верно», — ответил юноша и пошел на вечеринку, где была и эта девушка.

Когда юноша пришел, вечеринка была в самом разгаре, и юноши, по обычаю, стали девушкам загадывать разные загадки. В свою очередь этот юноша спросил у той девушки:

— Если знаешь, ответь, пожалуйста, что это такое, что было создано до сотворения Вселенной и исчезнет только после того, как Вселенная перестанет существовать?

— По моему разумению, — ответила девушка, — это благородство и добрые дела.

Понял юноша, что девушка умна, и вскоре засватал ее.

Йо1о денна жоп

Хьаькъал долаш я, г1улакх-эздел долаш я, хозахилар совнаг1а, аь — нна, цхьа йо1 могаяь хиннай з1амигача сага. Из г1улакх аз тохкаргда, аьнна, ловзарга вахав з1амига саг. Цу к1ала йо1 а хиннай. Сакъердо — ош мехкарашка цхьацца х1ама хоатташ хиннаб кагий нах. Цу з1амигача саго хаьттад цу йо1ага:

— Хьайна хой, хьаалал фуд из, Дуне кхоллалехьа кхелла а долаш, Дуне дехачул т1ехьаг1а мара д1адарг а доацаш дар?

— Сога хаьттача, из да, аьннад йо1о, — эхь-эздели хоза г1улукхи.

Немалое значение придавалось физическим достоинствам и внеш­ним данным. К достоинствам девушки относили ее умение вести хо-

зяйство и быть умелой рукодельницей. Большое внимание уделялось и материальным возмож­ностям жениха, и все же на первое место выходи­ли его наследственные качества. Высоко чти­лись семьи, отличавшие­ся традиционной имени­тостью и родовитостью.

Существовала даже та­кая поговорка: «Благо­родный человек девять своих дурных поступ­ков исправляет одним благородным делом; не­благородный же — одним дурным поступком пере­черкивает девять ранее им сделанных хороших дел». (25, 170) Самое пристальное внимание уделялось личным каче­

ствам жениха (благородство, мужество, доброта и др.).

На рубеже XIX — XX веков отмечает исследователь Ф. Кудусова: «Обязательным было соблюдение возрастной очередности заключения брака со стороны братьев и сестер. Часто неустроенность старшей до­чери или сына являлась помехой своевременному вступлению в брак их младших сестер и братьев». (22, 38) Отметим, что в особенности этот запрет был чувствителен для младших сестер, которые никак не жела­ли попасть в разряд «засидевшихся девиц» («яьг1а йо1»). Со временем этот запрет относительно девушек стал нарушаться, но в отношении мужской половины он живуч и сегодня.

Если сватовство все же не состоялось, хотя девушка и была согласна выйти замуж, юноша бросал эту затею или же начинал с друзьями ис­кать благоприятный случай для ее похищения. Зная это, родители на­чинали всячески оберегать свою дочь — она становилась затворницей. Видимо, тогда и появились слова девичьей песни:

Пусть скажут: «Сама вышла замуж!»

Пусть скажут: «Замуж сама побежала!»

• 1 Г’*-‘.3""

Ответ девушки

(«Ше яьхар», — алийта вай!

Едда яьхар», — алийта вай!»)

Бывало, что родители были бы не против выдать свою дочь, но этому мешала какая-то застаревшая вражда двух родов. В таких случаях ро­дители могли на все закрыть глаза, а после «похищения» дочери перед своими родственниками в недоумении развести руки, как бы говоря: «Видите, мы-то были против, да вот парень оказался чрезмерно настыр­ным, да и дочь теперь оказалась в безвыходном положении». Из этого примера наглядно видно, что похищение похищению рознь.

Как видим, процесс ингушского сватовства довольно усложненный и длительный. В этом деле принимает участие немалый круг родствен­ников с двух сторон. Но, что дорого достается, то дороже и ценится.

Сейчас промежуток между сватовством и свадьбой составляет всего один или несколько месяцев. Но лет сто назад этот промежуток дости­гал года, а иногда и более. За это время готовилось приданое невесты, а заодно как бы проверялась «на прочность» сторона жениха. Она долж­на была всячески показывать свои приязненные отношения к семье и родственникам невесты, которых уже называли «захалаш».

Ответ девушки

ал

Теперь обратимся к так называемому «урдув» — калыму. Тут сделана оговорка (так называемый) потому, что укоренившееся в этнографии понимание калыма совершенно не соответствует ингушскому понятию «урдув». Традиционно понимаемый калым в ряде исламских стран — это материальное возмещение родителям девушки, или, проще говоря, плата за невесту.

У ингушей невест не покупают и не продают.

Чтобы лучше понять основу ингушского «урдув», обратимся к по­нятию «приданое». У русских, индусов и целого ряда других народов калыма, в подлинном смысле этого слова, нет. Но есть «приданое», ко­торое невеста несет в дом жениха. Несчастной являлась девушка, кото­рую называли «бесприданницей». Не каждый отваживался жениться на такой. Приданое сколачивалось всей семьей в течение длительного вре­мени и наносило ей немалый материальный ущерб. Так вот, ингушское «урдув» можно приравнять к «приданому», но с одной важной оговор­кой: ингушское приданое («урдув») готовит не сама невеста (ее семья), а сам жених (его семья и родственники). Родители жениха в качестве «ур­дув» передают определенную сумму родителям невесты. При этом «ур­дув» предназначается не им, а непосредственно самой невесте. Отныне «урдув» — это ее личная собственность, но с двумя условиями. Первое: она обязана принести в дом жениха все необходимое для их совместной жизни (кое-что из мебели, постельные и прочие принадлежности, свой гардероб и пр.), а также подарки для свекра, свекрови, деверей, золовок. Все это приносимое в дом жениха приданое, приобретенное за счет его «урдув», называется «поартал» и часто его стоимость превышает сумму выданного «урдув». Второе условие: отныне весь этот «поартал» явля­ется личной собственностью невесты, и, если она будет разведена, она весь этот «поартал» как свою личную собственность увозит с собою. Как видим, невестина сторона тут материально ничего не выигрывает; считается постыдным привезти с собою «поартал» стоимостью ниже суммы самого «урдув». Чтобы не прослыть скрягами и людьми, желав­шими поживиться за счет своей дочери, ее родители, по мере возмож­ности, стараются не ударить в грязь лицом и идут на расходы, превы­шающие сумму самого «урдув». В обязанности жениха входит иметь хотя бы отдельную комнату, а уж обставить ее всем необходимым (с собою привезенным) является обязанностью невесты. По этому поводу имеется краткая заметка Н. Яковлева:

«Калым обычно идет на расходы по закупке и заготовке приданого, состоящего из носильного и постельного белья, платья, зеркала и мед­ных тазов, кувшина для ношения воды и большого таза для очиститель­ных омовений». (37, 228)

Картина вроде бы складывается идиллическая — материальные расходы на «урдув», понесенные стороною жениха, возвращаются к нему в дом. Однако тут возникает сложность: где взять деньги на это самое «урдув», если крестьянская семья кое-как поддерживает свое существование? А ведь такие хозяйства и составляли основную мас­су населения. Конечно, какая-то материальная поддержка посту­пала от близких родственников, но ее было далеко не доста­точно, в связи с чем порой бедные юноши вынуждаемы были становиться на скользкий путь.

Ответ девушки

Накир Озиев. Уродника

К чему это вело,
можно судить из
ниже следующего
случая, приведен-
ного Н. Яковле-
вым:

«Старик — ее
(девушки, которую
сватали) отец, из-
вестный своей ску-
постью, заломил
невозможный «ка-
лым» и запер дочь
в четырех стенах.
Наш молодец со-
брал своих моло-
дых родственников
и поехал добывать
«калым». Им уда-
лось ночью угнать
целый табун коней,
которого хватило
бы на уплату «ка-
лыма». Но в самую
последнюю минуту
жених был ранен
пулей в живот. Без
звука склонился он
на гриву коня, ото-
рвал зубами кусок
черкески, заткнул
им рану, чтобы не

текла кровь, обнял шею лошади и приказал товарищам ехать домой,
зорко следя за добытыми конями. Когда всадники вместе с желанным
«калымом» добрались до аула, уже мертвым сняли они жениха с седла.
Этот случай горячо обсуждался моими знакомыми, молодыми ингуша-
ми, и ни один из них не был на стороне отца, своей скупостью погубив-
шего и счастье дочери, и «настоящего» человека». (37, 227-228)

В этом отрывке звучит заслуженный упрек в адрес отца девушки.
Однако нередко в этом бывала виновата и мать, которая обычно заявля-
ла: «Моя дочь не выйдет замуж, имея приданое хуже, чем у других!»

Попутно заметим, что в приведенных фрагментах из труда Н. Яков­лева везде слово «калым» им взято в кавычки. Видимо, его «знакомые молодые ингуши» (по его замечанию) растолковали ему особенности ингушского «урдув».

С одной стороны, стоимость «урдув», вернувшаяся в дом жениха, закладывала материальные основы молодой семьи, что во многом га­рантировало ее прочность. Однако, с другой стороны, собрать необхо­димую сумму «урдув» далеко не всем было под силу. Именно поэтому: «Большой размер калыма и отрицательные последствия, связанные с необходимостью его уплаты, вызвали беспокойство прогрессивных людей того времени (рубежа ХК и ХХ вв.), выступавших за полную отмену калыма или его сокращение до минимума». (20, 509)

Официальные власти, видя в калыме один из источников кримина­литета в крае, также были обеспокоены этой проблемой. Зная, что пол­ная отмена калыма совершенно нереальна, власть сделала решитель­ные шаги в сторону его ограничения. О том, как это было реализовано, мы находим известие у Н. Грабовского:

«До 1863 года калым за невесту в Ингушском округе определялся 18 коровами, считая за каждую средним числом по 10 рублей, — 180 рублей. Так как подобная плата, при экономических условиях ингушей, для большинства была обременительна, то в названном году сделано предложение народному суду, при предполагавшемся изменении неко­торых обычаев, изменить и настоящий. Тогда суд постановил: вместо существовавшего калыма вносить только 25 рублей и 80 рублей назна­чил собственно в обеспечение выходящей замуж на случай смерти мужа или развода с ним. Первые деньги должны вноситься при заключении условий, а последние, т. е. 80 рублей, предоставляются девушке при вы­ходе замуж или впоследствии, когда она найдет это нужным». (15, 120) Этой оговоренной народным судом суммы в 105 рублей ингуши при­держивались вплоть до октябрьского переворота 1917 года, когда стали часто меняться как сама валюта, так и ее стоимостное содержание. Об­ращает на себя внимание то, что до 1863 года мера калыма исчислялась в коровах. Тут необходимо внести следующее пояснение: данный факт не означал, что плата должна быть именно в коровах. Правильнее было бы писать «в скотине», по-ингушски — «бежан». Корова — скотина («бе — жан») являлась своего рода валютной единицей, которую могли по сто­имости приравнять к деньгам, овцам, мануфактуре, оружию, одежде и т. д. К примеру, одно ружье могло бы быть приравнено к нескольким ко­ровам и т. д. Идентифицировать стоимостное выражение разных вещей относительно одной к другой было делом довольно запутанным. Чтобы избежать этой сумятицы, народный суд и отменил идущую издревле

Ответ девушки

оплату в исчислении стоимости в одну «скотину» и ввел счет на денеж­ный курс того времени. Но, хотя 105 рублей было значительно меньше, чем 180 рублей, все же и эта плата для многих оставалась непосильной. Без родовой (родственной) помощи трудно было собрать необходимую сумму, а такую помощь всегда и во всем родственники обязаны были оказывать друг другу.

В описываемое время между сватовством и свадьбой лежал довольно длительный отрезок времени, иногда продолжительностью до двух лет. Время это отводилось для приготовления невестою своего приданого. В это же время проходил и обряд «найц гучаваккхар» — «представление зятя»: с товарищами и с соответствующими подарками зять являлся в дом невесты. Молодые люди общались с ее сестрами и подружками. Устраи­валось пиршество и веселье. Уходя, молодые люди оставляли на столе определенную сумму денег в подарок невесте. Так же ее, уже отдельно, навещали братья (родные, двоюродные…) жениха, привозили соответ­ствующие подарки, общались с невестой, ее сестрами и подругами.

Все эти посещения, сопровождавшиеся подарками и весельем, были призваны служить укреплению взаимоотношений между родственни­ками наметившейся молодой семьи.

«Свадьба отмечалась весьма торжественно, с участием всех род­ственников, со строгим соблюдением обрядов, могущих, по представ­лению народа, оказать магическое действие на исход дела, на создание крепкой, многодетной, счастливой семьи». (20, 231)

Народ относился к свадебному обряду со всей серьезностью. Это событие должно было всенародно освятить крепость уз заключаемого родства, должно было запомниться на многие годы. В деле подготов­ки к свадьбе участие принимали обе стороны. К ним подключались родственники, которые брали на себя некоторую долю материальных расходов.

Свадьбы обычно проходили осенью, после завершения хозяйствен­ных работ. В это время люди были более свободными и к тому же имели убранный урожай и откормленный скот. Свадьбы могли про­ходить и в другое время, но никогда в «месяц кукушки» (конец апре­ля и месяц май). Как известно, кукушка не выводит свое потомство и не имеет своей «семьи». Народ, издревле подверженный разным суевериям и магическим свойствам, считал, что брак, заключенный в «месяц кукушки», распадется и девушку-невесту постигнет судьба одинокой кукушки.

tta рубеже столетии

Назначение дня свадьбы чаще всего зависело от невестиной сторо­ны, часто из-за того, что приданое не до конца бывало готовым. При­нято было двум сторонам назначать первый день свадьбы, но он не под­лежал оглашению, видимо, это делалось для скорейшего завершения всей свадебной подготовки. Затем уже назначался второй, но уже конеч­ный срок проведения праздничных торжеств. Обе стороны посылали рассыльных по всем адресам близких и не столь в родстве отдаленных родственников, близких друзей, соседей. У ингушей никогда не гово­рят «приглашаем тебя» (форма на «вы» вообще отсутствует), а говорят: «Просили известить тебя». Обычно на ингушскую свадьбу неопове — щенные не являются, полагая, что с ними не посчитались.

Свадебные торжества проходят раздельно в доме жениха и в доме невесты, так как у обеих сторон имеется свой круг родственников и зна­комых. С другой стороны, это объясняется и тем, что если бы обе сто­роны проводили свадьбу вместе, то она просто стала бы неуправляемой из-за чрезмерно большого количества явившихся на свадьбу. Обычно за день-два до свадебного дня женихова сторона посылает в дом невесты так называемый «хьоалчаП» — угощения, которые состоят из одного — двух баранов, бычков, сахара, муки, чая и пр. «ХьоалчаП» — это, с одной стороны, оказание внимания и уважения к невестиной родне и, с другой стороны, своеобразная помощь ей в предстоящих больших свадебных

Ответ девушки

Ответ девушки

расходах. Полностью отказаться от этого «подарка» нельзя, чтобы не обидеть дарителей, но в то же время часто бараны отсылаются назад с благодарностью.

Девушки, ближайшие родственницы, уже за неделю являются в дом, где состоится свадьба, и помогают, чем могут. За три дня до свадьбы то же самое делает близкородственная молодежь. За день-два до предстоя­щих торжеств подключаются люди старшего возраста, которые обычно, кроме своего личного присутствия, ничего особенного не делают. По­мощь деньгами, скотом и прочим близкими родственниками уже была заранее оказана.

Большой интерес для молодежи представляет обряд «замаьлха ва — хар». Он схож по функции с некогда бывшим русским обрядом «по — езжание» за невестой. У ингушей женихова сторона снаряжает этот свадебный поезд — «замаьлха вахар». Его возглавляла небольшая группа стариков, которые контролировали этот свадебный поезд, по прибытии, уже на месте, они осуществляли обряд заключения брака. Основную массу этого «поезда» составляла молодежь. Юноши обыч­но гарцевали на своих конях, и тут присутствовало молчаливое сопер­ничество: чей конь и его снаряжение лучше. Для стариков и девушек использовали все имеющиеся бидарки и фаэтоны. Жители Владикав­каза и близлежащих сел иногда дополнительно нанимали городских ямщиков. Один из самых близких (брат жениха) назначался ответ­ственным. В его обязанности входило соблюдение порядка на всем пути следования свадебного поезда. Уже на месте ответственность за группу юношей и за группу девушек несли избираемые в каждой груп­пе тамады. Отдельно выстраивалась группа прибывших молодых лю­дей и выведенная навстречу им группа девушек невестиной стороны. Была и такая же группа, но уже с противоположным представитель-

ством (к прибывшим девуш-
кам навстречу выходили юно-
ши со стороны невесты). Та и
другая группы отдельно про-
водили обряд «бегашха зоаха-
лол» — шуточного сватовства,
перемежавшийся танцами, то
есть обряд этот в своих основ-
ных чертах напоминал ранее
приведенный обряд «ловзар» —
вечеринка. Весь он был весь-
ма развлекательным и являлся
прекрасным и ярким зрелищем
для многих присутствующих на
свадьбе. Также он давал юно-
шам и девушками хорошую
возможность познакомиться и
лучше узнать друг друга. Тем
временем приезжие и местные
старики общались за богато на-
крытым праздничным столом.

Встав из-за него, они нередко

подключались к общему веселью, могли принять участие и в танцах.

В конце XIX — начале XX века произошли изменения и в обряде
вывода невесты из родительского дома и передачи ее свадебному «по-
езду». Так, к концу XIX века в горах еще существовал старинный об-
ряд прощания невесты с родительским домом. До прихода свадебного
поезда выдаваемая замуж должна была изображать печаль, чаще всего
притворную, но и подлинную, если бывала выдаваема замуж насиль-
но. Ее подружки при этом пели песни как бы от лица невесты. Даже
если она выходила замуж со своего согласия, все же могла звучать
приблизительно такая песня, в 1902 году записанная Магометом Джа-
багиевым и опубликованная в следующем подстрочном переводе:

«Зачем меня создал Бог? Зачем меня родила мать? В ту ночь, когда
мать меня родила, валялась на сырой земле разъяренная медведица; над
курганом выл голодный волк, лев был гоним метелью, олень растерзан
волками. Оленя растерзали голодные волки, лев был гоним холодом ме-
тели, медведица валялась на сырой земле, стеная о своем раненом мед-
вежонке. Зачем меня создал мой бог? Зачем меня родила моя мать? С
огнем в руке, с соломой под мышкою, будто я сожгла мечеть, как будто
я поклялась Кораном ложно? Зачем такой несчастной создал меня мой

Ответ девушки

бог? Да умрет та, кому щебень Сунжи, цветы лугов оказались прекрас­ными, пусты о нем слова! Сама же я, сама ошиблась в нем». (2. 286) Выходящая замуж ни в коем случае не должна была выказывать свое хорошее расположение духа по поводу предстоящей свадьбы; родные и близкие как бы должны были видеть ее горе по разлучению с ними. Опережая события, скажем, что, уже придя в дом жениха, она всячески должна была давать понять, что для нее это радостный день, когда она стала невестой столь славных людей. Также существовал, уже затухав­ший ко времени нашего повествования, обряд «Прощание невесты с очагом». По сути, это был обряд прощания с родным домом. В горах у хорошей хозяйки всегда сохранялся огонь. Предварительно его раз­дували. Родственник невесты брал ее за руку и, обводя вокруг очага, речитативом пропевал молитву:

«О-о великие цувны (духи дома-огня),

Ваша дочь и сестра,

Что любила, кормила вас,

Уходит вить новое гнездо.

Дочь и сестра наша,

Что сердцем была с нами,

Пока жила и хозяйствовала В нашем доме и во дворе,

Покидает сегодня нас.

Просит она прощенья у вас За все то, что сделала не так.

Дочери и сестре вашей,

Что чистый огонь в очаге содержала,

Хорошее благопожелание скажите,

Она уходит от нас не потому,

Что дом наш возненавидела, — По божьей ведь воле уходит она.

Скажите: пусть замужество ее будет хорошим,

Скажите: пусть путь у нее будет мирным,

Скажите: пусть живет она в благодати,

Скажите: пусть, не забывая отчий дом,

Всегда она его навещает.

Скажите: пусть в замужестве здравствует,

Пусть счастливо живет наша дочь и сестра.

Аминь! О-о Дяла!»

Несколько в отдалении от очага стоят домочадцы, близкие и род­ственники. Произносящий молитву временами делает паузу. Тем вре­менем присутствующие восклицают: «Аминь! О-о Дяла!»

Затем эта же пара шла к родовому склепу, где проходил уже обряд прощания с предками, лежащими в нем.

С укреплением позиций ислама вывод невесты из родительского дома стал проводиться совсем иначе. Теперь невесту, взяв правой ру­кою, за правую руку выводил юноша. Он должен быть из близких род­ственников жениха, но не родной брат, холостым, из хорошей и благо­родной семьи, с доброй репутацией, иметь живых родителей, пригож лицом и крепок здоровьем. Когда общее веселье подходило к концу, избранный юноша в сопровождении двух-трех дружков шел выводить невесту. При проведении этого небольшого обряда сохранился глухой отзвук старины, а именно, отношение к юноше, выводящему невесту, напоминало обращение с ее «похитителем»: женщины дергали его за черкеску, отрывали пуговицы, иногда ножницами могли отрезать кусок от полы черкески. Однако, чтобы избежать всего этого, юноша направо и налево раздавал небольшие «откупные» деньги. К прибывшему сва­дебному поезду («замеш») свою «агрессивность» проявляли подрост­ки: они издали кидали в прибывших небольшие комья земли, хлестали прутьями по крупу их коней, перегораживали дорогу веревкой, требуя откупа от «похитителей» их сестры…

В исследуемый период на свадьбах устраивалось своеобразное пе­сенное драматическое представление. Проводилось оно следующим образом: после шуточного сватовства и танцев, напротив друг друга, становились с одной стороны — группа девушек со стороны невесты, а с другой, напротив, — группа девушек со стороны жениха. Между ними начинался песенный диалог. Вот некоторые его фрагменты:

Девушка Байрак с невестиной стороны:

«Едут, едут, говорили,

От жениха девушки,

Приехали-прибыли Же манницы — кокетки.

Едут, едут, говорили,

Чистые князья.

Приехали-прибыли

Под вьючными седлами ослы».

Девушка Хажиха с жениховой стороны:

«Благородные князья Спешились у тебя,

Накрыть стол князьям Сумеешь ли ты?

Светлые княгини Прибыли к тебе — Княгиням чашу поставить Сумеешь ли ты?»

Байрак:

«Стол обильный накрой,

Наш хозяин Гази, — Стол когтями скребущие Гости приехали к нам.

Чашу полную налей,

Наша хозяйка Хяди, — Чашу челом бьющие Гости приехали к нам».

Хажиха, обращаясь к невесте:

«Не плачь, не причитай,

Да умру за тебя я, сестра твоя».

tta рубеже столетии

Байрак:

«Как ей не плакать,

Как ей не причитать,

Когда за труп

Живая девушка замуж выходит…

Твой отец бросил тебя В горящий огонь,

Покуда огонь горит,

Чтобы ты, мол, горела…

Со звуком «шарх-шарх»,

Шубу сбросив,

К очагу привалится

Увалень (про жениха), чтоб ему умереть! Широкую чашу слюнями он мажет, Рыжие усы соплями мажет…

О жесткий плетень бока чешет…»

Хажиха:

«Если б такой, как у тебя,

Сокол был у меня,

На египетской игле Танцевала бы я…

Ранее месяца восходящая Сияющая звезда В полную руку идет к тебе.

Прежде солнца идущие Лучи солнца

В полное объятье даются тебе».

Байрак:

«Овечьими курдюками Вскормленная голубка На вашем кислом рассоле Останется ли?

На молочной каше Вскормленная голубка К вашему жесткому чуреку Привыкнет ли?»

Хажиха:

«…Спереди если взглянуть,

Ответ девушки

Грубыми кажемся мы.

Твой сокол поставит тебе Шелковое приданое.

Твой сокол поставит тебе Двойные ткани…»

Байрак:

«Мало ли, что в камышах Широкая жаба влачится,

Мало ли, что в камышах Необученный конь хаживает.

В нашем медном доме Игравшая голубка В вашем плетеном доме Приобвыкнет ли?»

Хажиха:

«Жить будет она В медном доме,

Прясть будет она Шелка узорчатые…

Вперед не посмотрев,

Ноги не ставь.

Назад не оглянувшись,

Слова не молви…

Пока мы не выедем из аула,

Да живите вы благополучно.

Когда же выедем из аула — За селом торчащие Осиновые пни,

Превратившись в заразы,

Да набросятся на вас!»

Байрак:

«Пока не выедете из нашего аула,

Да едете благополучно.

Когда да выедете из аула,

Да умрет у вас старший.

На саван старшему Да продадите вы младшего.

На саван младшему

Козу да продадите вы!..» (2, 269-276)

Тут приведены только некоторые наиболее характерные фрагменты этих песенных диалогов. По расска­зам долгожителей, эти песенные пере­палки иногда достигали такой остро­ты, что спорщицы могли рассориться. Девушек вовсю подбадривали с двух сторон. Выиграть или проиграть в словесно-песенном споре станови­лось делом чести. Как видно из тек­стов, наибольшей агрессивностью отличается сторона невесты. Более умеренно ведет себя сторона жениха. Во всем этом также проглядывают древнейшие корни, восходящие к пе­риоду умыкания невест — древнейшей форме брака народов мира.

Это любимое театрализованное действо в начале ХХ века стало за­прещаться как остаточное явление языческих времен.

Обратный путь свадебного поезда был значительно веселее. Если он проезжал через какое-либо село, поезд могли попросить задер­жаться на какой-нибудь площади, где вновь устраивались танцы. Во время пути юноши на конях подъезжали к подводе (линейке, фаэтону) с девушками, шутили, обменивались символическими подарками. На­пример, влюбленный в какую-то девушку парень мог через кого-то передать ей в подарок что-то из сладостей, даже какую-нибудь без­делушку. Если девушка отвечала взаимностью, она в ответ передавала обычно носовой платочек. На всякий случай девушки всегда имели их при себе.

При существовавших в то время транспортных возможностях и, к тому же, если невеста была из дальнего села, на всю процедуру привоза невесты уходил весь световой день. По рассказам, если не­веста была из очень отдаленного села, свадебному поезду приходи­лось ночевать в каком-нибудь промежуточном селе у какого-нибудь родственника жениха, который должен был для всей этой процессии приготовить ужин. Молодежь же веселилась до глубокой ночи. Тем не менее, поезд отправлялся в путь с утра как можно раньше. Правда, такая остановка случалась не часто. Как отмечал Н. Грабовский:

«Во время этого переезда девушки поют песни, а молодежь занима­ется джигитовкою. По прибытии в дом жениха начинается настоящее

Ответ девушки

веселье, пляшут, поют, едят и пьют. Все это продолжается в течение трех суток». (15, 120)

Свою обрядность имел и ввод невесты в дом жениха. Основной его смысл заключался в приобщении невесты к новой семье: невеста долж­на была отложить в сторону положенный на пороге веник, завернутый в коврик, что символизировало принятие ею на себя забот по дому. Перед очагом (печью) сидела свекровь, держа в руках очажные щипцы, тем самым она перед невестою символизировала, что она продолжает оста­ваться в роли «цкн нана» — хозяйки дома-очага. Вошедшую невесту об­сыпали различного рода сладостями и чайной ложкой дважды подава­ли ей масло и мед, при этом приговаривали: «Да будь ты приветливой, словно масло; да будь ты сладкой, словно мед!» («Даьтта сана хьанала хийла хьо, модз сана мерза хийла хьо!»). (37, 229)