Земля и воля

утверждать, что это так называемое «хищничество» являлось основой жизнедеятельности всех кавказских горцев. Эти искусники пера, в силу своей настроенности, не могли, да и не хотели видеть, что некая часть горцев была вынуждаема становиться на этот очень скользкий путь в силу своей экономической безысходности. И, тем не менее, официаль­ная статистика говорит, что преступность в Терской области была ниже, чем в среднем по империи, за исключением одной графы: «Умышлен­ное убийство». Главным мотивом убийств служила среди ингушей, как и среди других горцев Кавказа, кровная месть — подлинный бич обще­ства, втягивающий сотни и тысячи семейств в кровавую вендетту.

Наиболее ущемленными на Северном Кавказе оказались ингуши, остро страдавшие от малоземелья. Известный ученый Н. Яковлев отме­чал: «Часть ингушских земель была несправедливо отобрана, и жизнь ингуша сделалась очень тяжелой. Земли, годной для обработки, стало меньше, а кормиться на ней должно было то же число ингушей, что и прежде». (37, 196) Голод и нищета, доводившие людей до последней черты, обусловили то обстоятельство, что некоторая часть молодежи, хотя и редко, но уходила в абреки. Эти люди становились изгоями в обществе, отсюда, видимо, и пошла пословица: «Абреки никогда села не создают» («Эбаргаша юрт йиллаяц»).

Н. Ф. Грабовский в своей работе «Экономический и домашний быт жителей горского участка Ингушского округа» отмечал следующее:

«Вблизи жилищ встречаются искусственно устроенные террасы для посева хлебов. Нужно видеть эти террасы, чтобы судить о громадности труда, потребовавшегося на устройство их; они находятся обыкновен­но на таких местах, где сама природа отказалась дать что-либо. Чтобы устроить площадку в 10-12 аршин длины и в 5 ширины (приблизитель­но 7-8 метров на 3-4 метра), необходимо было горку расчистить и срав­нять выбранную для этого местность; но так как и после этого пло­щадка, кроме камня, ничего другого не представляла, то понадобилось натаскать туда земли и вообще удобрить ее настолько, чтобы она могла приносить желаемую пользу…» «Человеку, первый раз попав­шему в горы, придется бесконечно удивляться тем нечеловеческим усилиям, которые прилагал горец для того, чтобы находящиеся в его распоряжении скудные клочки земли служили ему подмогою в средствах для жизни.

Приготовить покосное место в горах и потом собрать с него сено так же трудно, как и приспособление полей для посевов». (15, 112­113)

Позднее Н. Грабовского, уже в самом конце XIX века, Г. Вертепов в статье «Ингуши. Историко-статистический очерк» приводит данные о размерах земельных владений ингушей равнинной и горной ее частей:

«Для 20344 душ мужского пола, принимая высшую рабочую норму, т. е. по 11 десятин на душу, требуется 223784 десятин зем­ли, между тем как действительный надел всех ингушских селений, горных и плоскостных, достигает всего лишь 76189. Таким образом, все население ингушей терпит недостаток земли в количестве 147595 десятин, т. е. недостаток земли почти в 2 раза превышает действитель­ный надел.

В частности, горные ингуши терпят более значительный недо­статок земли, чем плоскостные. Для 3418 душ мужского пола горных ингушей требуется 37598 десятин земли, а наличный зе­мельный надел их простирается всего на 6462 десятины, т. е. все на­селение горных ингушей терпит недостаток земли в количестве 31136 десятин. Таким образом, недостаток земли у горных ингушей почти в 5 раз превышает наличный их надел». (10, 170-171)

Статистика со всей своей беспристрастностью свидетельствует об ужасающем земельном голоде. При этом надо помнить, что фабрик и заводов в Ингушетии не было, что кустарные промыслы не могли уже конкурировать с фабрично-заводскими изделиями и едва лишь покры­вали внутренние потребности. Единственной кормилицей ингушей была земля. Естественно, что результатом крайне бедственного поло­жения с землей являлось предельное обнищание населения. Как бы

глотком воздуха из этого безыс­ходного состояния представала для горцев аренда земли, ранее являвшейся их собственностью и отобранной царской админи­страцией.

Некоторой материальной подмогой для ингушей явля­лось их добровольное и очень успешное участие в войнах Рос­сии: в 1877-1878 гг. — на Балка­нах против Османской империи, в 1903-1904 гг. — в Манчжурии против японских милитари­стов, в 1914-1917 гг. — в Пер­вой мировой войне. Многие Хаджимурат Местоев, полный Георгиев — ингуши стали Георгиевскими

ский кавалер (слева) и Асланбек Зязиков, кавалерами, ингушские полки

общественный деятель награждались Георгиевскими

штандартами и личными благодарственными посланиями государя им­ператора. О храбрости и мужестве ингушей в самом конце XIX века писал и Г. Вертепов: «Вообще галгаевцы (ингуши) были очень воин­ственны, и соседи нанимали их часто на военную службу или платили им дань за защиту своих владений от неприятеля». (10, 159) Особенно эта национальная черта ярко проявила себя в период падения царизма и установления на Северном Кавказе основ нового государственного устройства.

Самое активное участие в этих делах ингушей, конечно же, объясня­ется тем, что они были самыми обездоленными среди других народов, ге­роическая борьба ингушей за сохранение себя как самобытного этноса в итоге обусловила и создание самостоятельной (в рамках России) государ­ственности в виде национальной автономии. С предельной точностью об этом писал тот же Н. Яковлев: «И надо им (ингушам) отдать справедли­вость, своей упорной волей к жизни в течение многих десятилетий они сами добились этого, такая необычайная энергия, такое упорство в борь­бе за поставленные цели и выдвинули ингушей на одно из первых мест в ряду превосходящих их численностью и отчасти и уровнем культурного развития соседей (тут автор имеет в виду образование). Остается только пожелать, чтобы героическая борьба этого народа за лучшее будущее на­шла своего добросовестного историка-летописца». (37, 199)