Роль тайпа1 в общественном устройстве вайнахов

В данном очерке представляется чрезвычайно важным и актуальным проанализировать, что же из себя представлял на самом деле в реальности (т. е. на практике) в ХУШ — начале XIX вв. институт чеченского тайпа, какую роль и место занимал он в общественно-экономическом и политическом положении вайнахского общества?

До последнего времени в исторической литературе по Чечне и Ингушетии господствовала порочная теория, утверждавшая о существовании якобы у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время родо-племенных отношений. «Чечня конца XVIII столетия страна дофеодальной патриархально-родовой демократии»2 — писал М. Н. Покровский в начале 20-х годов XX века. Некоторыми местными авторами в начале 30-х годов XX столетия также предпринимались попытки назвать общественно-экономический строй вайнахов этого периода тайпизмом или тайповым строем.3 В русле этих же взглядов написаны работы Е. Н. Кушевой в начале 60- х годов XX века, делающей вывод о том, что в горных районах Чечни и Ингушетии в XVI — XVII веках население жило «родо — племенны-ми образованиями»4

Данное обстоятельство послужило, видимо, достаточным основанием для того, чтобы потом надолго запустить в официальной исторической науке лженаучный, антиисторический пропагандистский тезис о бытовании якобы у вайнахов вплоть до Октябрьской революции 1917 г. и после нее родовых, тай-повых отношений. Поэтому неслучайно в 30-ые годы XX столетия, когда данная теория стала официально внедряться в историческую науку, местный исследователь М. А. Мамакаев написал свою знаменитую работу о чеченском тайпе, в которой он окончательно развенчивает миф о родовом единстве вайнахов накануне революции 1917 года, а также о том, что чеченская народность якобы не знала внутри себя ни сословного деления, ни общественного антагонизма. М. А. Мамакаев доказывает, что чеченский тайп, пройдя многовековую ис­торию, пережил последний, принципиально важный этап эволюции, «характеризующийся явственным распадом прежнего родового единства…, а уже в XVI — XIX вв. чеченский тайп отнюдь не являлся той чудесной организацией, где все были равны».5

Известный ученый-кавказовед М. А. Косвен в свое время указывал на большую сложность и запутанность проблемы родовых групп и родовых отношений у народов Кавказа в прошлом. Он, в частности, отмечал, «что у многих кавказских родов для обозначения этих группировок употребляется иног­да целый ряд терминов, как местных, так и заимствованных из других языков».6

Одним из таких институтов родовых отношений у чеченцев в рассматриваемое время был институт «тайпа». В 30-х годах XX столетия начинающий исследователь М. А. Мамакаев написал свою знаменитую работу о так называемом чеченском тайпе, дважды переиздававшуюся в 60-70-х гг. XX в. и ставшую очень популярной, как говорится, на все последующие времена. Как указывает известный чеченский этнограф С. А. Хасиев, М. А. Мамакаев ошибочно отождествлял некоторые стороны чеченского тайпа с понятиями классического рода у древнего иракезского народа (по Л. Мооргану).7

В 60-80-х годах XX века ряд известных исследователей истории и этнографии Чечни и Ингушетии А. А. Саламов, А. И. Шамилев, К.

3. Чокаев, И. М. Саидов, А. С. Сулейманов и др. прямо или косвенно затрагивали в своих работах проблему чеченского тайпа. Однако и по сей день, как отмечают известные чеченские исследователи Т. А. Исаева, С. А. Хасиев, Л. Ильясов, Т. Мазаева8 и др., история чеченского тайпа вызывает жаркие споры и дискуссии, остается до конца не понятой широкому читателю, а тем более неисследованной в монографическом плане. Безусловно, для глубокого и всестороннего освещения данной проблемы требуется комплексный подход специалистов.

От упрощенного подхода анализа содержания термина «тайп, как такового и, в частности, общественного института чеченского тайпа в его социальном и конфессиональном понимании в прошлом предостерегает исследователь С. А. Хасиев. Он, в частности отмечает, что чеченский тайп — это далеко не род, хотя по внешним признакам он напоминает его; здесь не распространяется кровная месть на всех его членов, отсутствует экзогамность, хозяйственная и имущественная общность; о чеченском тайпе до середины XIX века якобы не упоминают русские источники. Более того, «тайп» несет на себе отпечаток разноэтнического, сословного, географического и производственного характера, а потому в разных районах Чечни данный термин воспринимается по-разному». На основании всего этого С. А. Хасиев приходит к выводу о том, что термин «тайп» с его социальным содержанием среди равнин­ных жителей Чечни возник недавно. Основной причиной и питательной средой данного общественного института, — ука­зывает автор, — явилась антифеодальная борьба вайнахского крестьянства против феодалов, как своих (чеченских), так и пришлых (соседних), начало которой выходили за рамки не только XIX, но и XVI века. «Чеченский институт «тайго в ус­ловиях его первоначального возникновения, — заключает С. А. Хасиев, — это искусственная общность (наподобие адыгских «братств» («тлеух»), возможно, и дагестанских «тухумов») низших слоев населения, призванная сплотить их в социальной борьбе за свои права и закрепить достигнутые успехи в этом противоборстве. «Тайп» как социальный институт возник в период классового общества как пережиточное явление».9

Этнограф С. А. Хасиев отмечает также в работе о том, что в пору переиздания монографии М. А. Мамакаева о чеченском тайпе некоторыми местными «исследователями высказывались опасения по поводу отождествления тайпа с этнографическим родом…».10 В частности, большой знаток вайнах-ской истории и этнографии А. А. Саламов по этому поводу писал следующее: «Считаю незакономерным перевод на русский язык значение слова «тайпа» как род (если под этим словом имеется в виду «род» как социально-экономическая категория). Да и в разных районах Чечено-Ингушетии в слово «тайпа» вкладывают разные понятия».11 В 60-х годах XX века из­вестный этнограф А. И. Шамилев в категоричной форме за­являл о том, что «…никакого рода как такового (как это при­нято понимать в науке) у чеченцев (или вообще на Кавказе) не было не только в XIX, но даже и в XV веке»-12 Профессор К. 3. Чокаев, который также касался в своей работе проблемы про­исхождения наименований отдельных тайпов в Чечне и Ингу­шетии в прошлом, приходит к выводу о том, что некоторые тайповые названия связаны с их местом жительства и родом занятий, другие же — с их прошлым социальным положением в обществе, как, например, «белгатой» — «те, кто работают на кого-то»; «ялхой» — выплачивающие подать, ясак».

Проанализировав социальное содержание института че­ченского тайпа в XIX — начале XX вв., исследователь С. А. Хасиев высказал убеждение о том, что «в свое время с поняти­ем «тайп» активно конкурировал термин «вирд» с его конфес­сиональной нагрузкой. Известны неоднократные случаи, когда кровный брат, ставя вирдовое родство («вирда ваша») выше кровного, убивал своего брата».14

Определенное понимание в понятие чеченского тайпа вно­сит также местный этнограф Тамара Мазаева. В своем пре­дисловии книги исследователя Д. Хожаева «Чеченцы в русско- кавказской войне» она, в частности, указывает, что «тайп» (его более древнее название «ваар») — кровнородственное объе­динение семей по отцовской линии. В Чечне (Нохчийчоь) в разное время насчитывалось до 160 тайпов и 11 тукхумов. Тайпы насчитывали от 30 до 40 поколений. Они имели своего полумифического предка, имя которого зачастую носили такие тайпы, как, например, гендаргеной, цонтарой, химой и др. Тайпы имели в прошлом свою собственную территорию, кладбища, боевые башни, храмы и святилища. На протяжении веков четко обозначилась и отшлифовалась внутренняя структура тайпа. «Отдельные семьи (доьзал) объединялись в ціа (дом) и назывались «люди одного дома», — указывает ав­тор, — ц1а объединялись в более крупные союзы — некъи, т. е. «люди одной дороги», далее следовали тары, т. е. «люди одной

ветви», и венчал эту пирамиду «таил».

В 90-х годах XX столетия после распада СССР в так назы­ваемой Чеченской республике Ичкерия была предпринята попытка возродить древние социальные институты (тайпов) с одновременной реанимацией древней правовой базы (адатов) и ее функционирования. Однако, как справедливо замечает исследователь Л. Ильясов, «реанимация тайповьгх структур должна была неизбежно привести к развалу государства в современном смысле этого слова». По-видимому, и сегодня многие российские и даже отдельные местные авторы не име­ют никакого представления о самом тайпе как о социальной категории, ни о его функции применительно к современному чеченскому обществу, отождествляя его с родом или фамилией и «делая на этой основе вывод о родоплеменной структуре чеченского общества». И уж совсем невозможно понять, а тем более поверить в это, когда «некоторые российские политики вслед за романтически настроенными чеченскими авторами

предлагают избрать тайповый парламент, тайповое правитель­ство, очень часто даже не понимая, о чем говорят».16

Исследователь Леча Ильясов указывает, что слово «тайп» арабского происхождения проникло в Чечню не ранее XVII века. Первоначально оно имело согдаально-административныц смысл. По существу, «тайп» являлся «сельской общиной, со­стоящей из одного или нескольких сел, и выполнял функции социальной самоорганизации». Однако чеченский тайп, — ука­зывает автор, — нельзя отождествлять ни с родовой, ни с пле­менной организацией, типологически его можно сравнить лишь с классической сельской общиной».17 Леча Ильясов счи­тает, что тайпово-тукхумная структура зародилась и стала функционировать во времена нашествия Тимура, когда были уничтожены всякого рода вайнахские государственные ин­ституты со своими правящими династиями и цивилизованны­ми навыками правления, наработанными предками чеченцев и ингушей в течение тысячелетий…18

Взгляды Л. Ильясова относительно эволюции развития чеченского тайпа на протяжении длительного времени как социальной структуры со всеми входившими в него кровно­родственными организациями представляются, на наш взгляд, продуктивными и перспективными в плане его дальнейшего углубленного анализа. Известно, что в период становления тайпа как социальной структуры в него входили различные кровнородственные организации, как, например, самая крупная из них «ваьр» — род. «Ваьр» стоит по своей структуре и содержаншо ближе к понятию рода. Кровнородственная орга­низация — это ваьр, все члены которой восходят к реально су­ществующему единому предку. Подтверждением этому служит реликтовые понятия выражения «Вари да — отец рода, праро­дитель», существующее в чеченском языке до сих пор, или же его переосмысленная этимология в «ворхи да — отец семерых» (имеется в виду семь поколений)», где «вар» — род и «варх» — семь — понятия одного корня. Автор считает, что мамакаевс-кое определение тайпа как «патриархальной экзогамной группы людей, происходящих от одного общего предка», более со­ответствует понятию «вар».

И еще одну важную деталь в родословной всех коренных вайнахских тайпов подчеркивает Л. Ильясов — это их общее утверждение о миграции чеченцев с юга и расселении затем с запада на восток. Перевальным же пунктом миграции вайна­хов, согласно легендам, была историческая область Нашх. В период становления тайпа как социальной структуры в него входили и кровнородственные организации, самой крупной из которых была «вар» — род. Со временем «вар» вышел у че­ченцев из употребления в связи с тем, что более широкие со­циальные функции «вар» перешли к тайпу, а более узкие — к мелким кровнородственным организациям — «некъи» — объе­динению родственных патронимии и «ц1а» — патронимиии. Более того, указывает далее автор, тайпы возникали на основе военных поселений, военной и профессиональной специа­лизации, что подтверждает названием многих чеченских тай­пов, напр. ср. «ширдой — прашники», «лаыпкарой — резервные войска», «біавлой — строители башен» и т. д.20 Автор называет несколько способов образования тайповых образований, а именно:

а) объединение территориальных общин (в том числе воєн ных поселений, ремесленных общин);

б) разрастание кровнородственных организаций и прида ние им социальных функций, т. е. функций тайпа;

в) становление тайпа на базе компактно расселившихся групп чужеземцев.

Таким образом, заключает Л. Ильясов, — тайп, т. е. сельская община, был единственно возможной моделью социальной организации при низком уровне развития производительных сил и отсутствия классовой дифференциации общества в условиях послевоенного политического и экономического упадка, когда чеченцы под натиском мощного врага вынуж­дены были уходить из плодородных долин в дикие и суровые ущелья гор и т. д. «Классический чеченский тайп можно опре­делить как институт, выполняющий социально организующие функции (т. е. функции государства на примитивном уровне) и имеющий единую территорию общую экономическую, пра­вовую и идеологическую базу».21

Особо следует сказать о последней, переизданной в 60-х годах XX столетия и упомянутой нами выше работе исследо­вателя М. А. Мамакаева, специально посвященной истории чеченского тайпа, в которой автор после тщательного изуче­ния им новых источников (главным образом, фольклорных и археологических), предпринял «хорошо мотивированные по­пытки всесторонне исследовать структуру и особенности че­ченского тайпа последних трех столетий дореволюционной истории, выявить специфику его, осмыслить общественные противоречия этого периода в жизни чеченского народа…»22

Остановимся несколько подробнее на суждениях автора М. А. Мамакаева о социальной сущности и общественной зна­чимости чеченского тайпа в рассматриваемое время в свете новых материалов (фольклорных и археологических) и его кон­цептуального подхода в связи с этим к данной проблеме.

В XVIII — начале XIX века вайнахский тайп — это, по-ви­димому, совокупность родственных групп людей или семейств, ггооисшедших от одного общего предка и сформировавшихся на основе примитивных производственных отношений. Члены тайпа, имея одинаковые личные права, были связаны между собой кровным родством по отцовской линии. Таким образом, в понимании чеченца и ингуша тайп — это патриархальная, экзогамная группа людей, которая происходит от одного общего предка.

С незапамятных времен у вайнахов наравне с родом (тай — пом) существовало еще четыре термина — ваьр, гар, некъми и ціа (доьзал), образовавшиеся в результате сегментации тайпа. Будучи крупными родственными группами, они представляли собой определенное общественное, территориальное и, самое главное, кровнородственное единство. «Однако только первый из них — ваьр — многозначен, и он более других выражает кровнородственное отношение и точно определяет понятие род — тайп»,24 — указывает М. А. Мамакаев.

В рассматриваемое время в целом вайнахское общество, если исходить из общего числа тайпов, зафиксированных ме­стными источниками, составляло более 135 (160) и соответ­ственно столько же, если не больше, надо полагать, вольных сельских обществ. Впоследствии из этого общего количества тайпов более 100 тайпов объединились в 9 крупных союзов обществ (фратрии) — тукхумы — Аьккхий, Маьлхий, Нохчмах — кой, Чіебарлой, Шарой, Шотой, Эрштхой, Чіаьнтий, Тіерлой.25

Однако в Чечне в это время были тайпы, — как утверждает М. А. Мамакаев, — которые не входили в тукхумы и жили са­

мостоятельно, как, например, Зурзакъхой, Міайстой, Пешхой, Сад ой и др.

В то же время исследователь М. А. Мамакаев замечает, что из общего числа тайпов более 20 тайпов являются не корен­ными, а образовавшимися от опредставителей других народов, давно и прочно вошедших в состав чеченского общества и ассимилировавшихся с чеченцами в разное время и при раз­личных обстоятельствах. Одни народы пришли в Чечню доб­ровольно, в поисках удобных земель и лучшей доли, а других привели сюда внутриполитические обстоятельства. Однако и те, и другие пришлые народы вынуждены были перенять чу­жой для них язык, другие обычаи, нравы и верования. Безус­ловно, пришлые люди не имели здесь, в Чечне, ни тайповых гор, ни общинных, ни пастбищных, ни покосных земель, ни родовых каменных склепов и т. д. «Но по примеру аборигенов этого края, — указывает далее М. А. Мамакаев, — они сплоти­лись в кровные родства, оказывали помощь членам своей об­щины, объявляли кровную месть за убийство своего сородича, придерживались и других общественно-обязательных принципов правового института тайпизма».27

В XVIII — начале XIX века в чеченском обществе происхо­дил и обратный процесс, когда, например, такие крупные ин­гушские фамилии (некъий), как Ахриевы, Льяновы и Боровы вышли из чеченского тайпа Дышний, а фамилии (некъий) Дарцыговы, Буз^ртановы из Насыр-Корта и Хаутиевы вышли из тайпа Терлой и т. д.

В рассматриваемое время каждое вайнахское общество состояло из всех жителей селений или аулов данного обще­ства. Сельское общество (село или аул) имело свою террито­рию и население в пределах данного общества (села). Населе­ние внутри сельского общества (села) распадалось на отдель­ные тайпы. Тайп в свою очередь выступал в качестве состав­ной части сельского общества (общины) вайнахов.

В качестве примера обратимся к некоторым вайнахским обществам, как, например, Чіебарлой и Аьккхий. Общество Чіебарлой состояло из 6 тайпов: ДЕай; Макажой, Сад ой, Сан — дахой, Сикхой и Сирхой. Общество Аьккхий состояло из 7 тай­пов: Барчахой, Жевой, Зіогой, Ноккхой, Пхьарчхой, Пхарчой и Ваьппий.29 Безусловно, во всех вайнахских обществах в за­висимости от количества тайпов в них существовало соответ­ствующее число хозяйственных дворов или семей. Внутри каж­дого тайпа было несколько малых семей. Тайп являлся хозяй­ственным и общественным коллективом, состоявшим из не­скольких поколений одной семьи, а позже — из родственных семей. Каждая семья в тайпе, как правило, вела свое самосто­ятельное, индивидуальное хозяйство.

Как известно, одной из характерных черт части вайнахс-ких сельских обществ являлось наличие в них нескольких тайпов или семейных общин, ведущих свою родословную от разных предков. В другой же группе сельских обществ, например, один предок являлся родоначальником всех крупных кровнородственных групп людей (ваьр, гар, некъий и ц1а), происходивших в прошлом от одного тайпа и являвшихся ее боковой ветвью.

Судя по имеющимся материалам, по всей вероятности, в прошлом, вайнахские сельские общества (общины), могли со­стоять также чисто из представителей одного тайпа. Кроме того, представляется, что ни тайп, ни сельская община не мог­ли в прошлом изолированно развиваться, тем более, что все члены тайпа, как составляющие сельскую общину, в равной мере являлись активными производителями материальных благ в том или ином обществе в целом.

Говоря о сущности вайнахского тайпа до XVIII века, отме­тим, что в прошлом в первоначальном виде он выступал, по — видимому, так же как и у дагестанских народов, в частности у аварцев, в качестве семейной общины или большой патриар­хальной семьи. Чеченский тайп представлял из себя тогда, видимо, как и у аварцев «организованный хозяйственный и общественный коллектив с главой семьи… внутри сельской общины».30 Кроме того, в прошлом вайнахский тайп объеди­няли люди нескольких поколений потомков одного предка. Все члены тайпа в прошлом жили вместе под одной крышей, вместе трудились и также сообща потребляли произведенные продукты.

В рассматриваемое время в такой архаичной форме, как мы отмечали выше, в Чечне и Ингушетии тайпы уже не сохра­нились. Большинство из них к этому времени «потеряли свое первоначальное поземельное экономическое положение» в сельской общине. Во всяком случае представители большого тайпа или большой патриархальной семьи уже не могли «так же как и в Дагестане, да и не были в состоянии вести сообща или вместе экономическое хозяйство».31

В то же время нельзя отрицать того факта, что в рассмат­риваемое время внутри вайнахского тайпа еще сохранялись и использовались давние традиции хозяйственной и семейной помощи. Выражением этой древней трацидии являлась их со­вместная трудовая помощь под названием «белхи», оказывае­мая членами тайпа друг другу. Совместная помощь между членами тайпа выражалась также в сохранении коллективной собственности всех членов тайпа на пастбищные и покосные земли.

Однако, как замечает профессор Р. М. Магомедов, харак­терной особенностью для дагестанского «тлибила» являлось наличие индивидуального хозяйства у членов. В большинстве своем члены вайнахского тайпа также вели свое индивиду­альное хозяйство. В целом не тайп являлся социально-эконо­мической ячейкой в сельской общине, а малая индивидуальная семья тайпа. Хотя, надо отметить, что глава малой семьи, как индивидуальный собственник, был еще зависим и крепко связан со своей общиной33 (в данном случае «тайпом» — Ш. А ).

В Чечне и Ингушетии были факторы, способствовавшие к внутритайповому тяготению каждого общинника, а именно: общехозяйственное использование пастбищных и сенокосных земель; общие загоны для скота; общее родственное происхож­дение с остальными членами тайпа; общие культовые учреж­дения тайпа и т. д. В то же время чеченский тайп по отноше­нию к своим общинникам, как, например, в Дагестане, должен был соблюдать некоторые обязательства: защищать имущества и личности членов тайпа; нести ответственность перед сельской общиной за поступки и дела своих членов; оказывать помощь членам общины (тайпа — Ш. А.) п^эи их хозяйственном затруднении; участвовать в кровомщении ) и т. д.

В сельских общинах тайпы делились по своему имуществен­ному и социальному положению. В каждой общине были тай­пы богатые, состоятельные и тайпы бедные, несостоятельные. Богатые тайпы и его члены имели в своем распоряжении па­хотные и пастбищные земли и скот.

Социальное и имущественное положение членов каждого тайна было далеко не одинаковым. Среди членов одного и того же тайпа были люди очень богатые и очень бедные. В состав тайпа входили наряду со свободными общинниками и зависимая категория людей — рабы (лай), холопы, ясыры (пленные), «работные люди» и т. д. Последними владели старшины, богатые уздени и т. д.

В рассматриваемое время тайпы в Чечне и Ингушетии, как носители древних кровнородственных семейных отношений, были еще сильны. Поэтому не случайно, что они пустили глубокие корни в жизни вайнахского народа. Корни эти оказались настолько глубокими, что некоторые пережитки тайпы мы ощущаем даже в наши дни.

Кроме того, в Чечне и Ингушетии встречались такие эко­номически сильные тайпы, которые выступали против целой соседней сельской общины. Вполне естественно, что роль таких тайпов была весьма значительной. Экономическая, а точнее сказать, имущественное неравенство в сельских общинах между различными членами тайпов порождали часто весьма сложные взаимоотношения между ними. Экономически сильные тайпы стремились принизить роль и значимость других тайпов, нарушая их поземельные права. На этой почве в сельских общинах происходили частые столкновения между тай — пами.

Так же, как и у отдельных дагестанских народов, по суще­ствовавшему у вайнахов обычаю каждый тайп посылал на собрание сельского общества несколько человек самых авторитетных и влиятельных своих представителей. Получалось, что представитель тайпа выступал на собрании сельского общества в качестве второго лица. Однако на самом деле в сельских обществах на собрании ни один вопрос не решался без непосредственного участия авторитетных представителей (членов) тайпа. Наиболее значимые дела, касающиеся всего сельского общества, как правило, рассматривались на собрании глав тайпов, входивших в состав сельской общины. При решении особо важных и ответственных дел тайпы посылали на собрание несколько своих авторитетных представителей. Такое собрание из авторитетных представителей разных тайпов вайнахов, входивших в состав сельского общества, называлось собственно собранием сельской общины («тайпанан къанойн гулам»), а у дагестанских народов — джамаатом.35

Следует особо сказать о роли вайнахского тайпа в жизни сельского общества. Здесь основной тон при решении любого вопроса, касающегося жизни всего сельского общества, задавали не отдельные члены общины, а весь тайп. Роль отдельных членов общины вне тайпа была весьма незначительна. В повседневной жизни управление сельским обществом осуществлялось как со стороны светских, так и духовных лиц. Каждый тайп выделял из своей среды по одному представителю — авторитетного и влиятельного старейшину (тайпанан тхама-да). Для вновь избранного старейшины каждый тайп выделял участок пахотной земли. Все старейшины общества в процессе управления руководствовались адатами36 вайнахов. За нарушение адата и использование их в личных и корыстных целях, так же, как и у дагестанских народов, общее собрание членов общины (тайпа — Ш. А.) имело право освобождать от своих обязанностей такого старейшину.37

Однако уже в конце XVIII — начале XIX века духовное управление в сельском обществе вайнахов осуществляли кадии, муллы, хаджии и муфтии.

Говоря же о главах сельской общины, отметим, что они и их помощники выбирались на собрании общества на определенный срок. Количество старейшин села (юьртан къаной — Ш. А.) в зависимости от того, большое или маленькое сельское общество, было разное. В частности, в Чечне и Ингушетии, по-видимому, были сельские общества, как с одним, так и с двумя и более старейшинами, т. е. каждый тайп, представленный в сельском обществе, должен был выбирать по одному старейшине и т. д.