Вопрос об этнической принадлежности сарматов в науке еще не решен, хотя большинство ученых считают их ираноязычными, В подтверждение этой концепции иранисты приводят малоубедительные факты, ссылаясь в основном на сарматскую ономастику.

Гораздо больше фактов, к тому же более убедительных, можно приве­сти в пользу концепции о тюркоязычности сарматов, в то же время при­знавая наличие среди них не только тюркских, но славянских, иранских, финно-угорских и других племен.

Крупнейший сарматолог К. Ф. Смирнов утверждает, что сарматы были ираноязычными, и, по его словам, сарматы — это «общее обозначение ира­ноязычных кочевников Восточной Европы» (Смирнов, 1984, с. 18).

Этноним «сарматы» в переводе с иранского якобы означает «черново­лосые», «черношапочники», «смуглорукие», «обладатели серых лошадей» и т. д. (Абаев, 1949, с. 114, 142).

Трудно поверить в образование этнонимов с подобными значениями, если эти этнонимы являлись самоназванием. А вот на тюркских языках этимология этнонима «сармат» легко объясняется. По М. З. Закиеву, «сар­мат» восходит к слову «сарма» — «желтый», «рыжий» с аффиксом «т», обо­значающим множественное число, как, например, в этнониме «башкор-т» («башкир») (Закиев, 1986, с. 35).

Возможно, этот этноним состоит из тюркского «сэры» («желтый», «ры­жий») + «мат» (постпозитивная усилительно-выделительная частица) (ДТС, с. 338). П. Ф. Сум писал, что слово «сармат» означало, может быть, «то же, что и «рыжие люди», потому что они имели рыжие волосы, от сарматского слова «сар», что значит «рыжий» (Сум, 1948, с. 3).

Интересно отметить, что у современных кыргызов, енисейские пред­ки которых тесно общались с сарматами еще в I тыс. до н. э., сохранилась этническая группа под названием «шермат», которое, по всей видимости, связано с этнонимом «сармат» (Абрамзон, 1960, с. 112, 116, 135). Среди ка­ракалпаков имеется этническая группа «сармат», а среди казахов — «сар­мат телеу» («сарматское племя»). Кроме того, в Казахстане имеется селе­ние Сармат с казахским населением (Толстова, 1978, с. 9). И все это не случайно.

О многом говорят слова, оставшиеся от сарматов. Большинство из них — тюркские. Приведем рад сарматских этнонимов, топонимов и лич­ных имен.

«сирак» (крупное сарматское племя). По-ирански будто бы означа­ет «идущий, танцующий плавно, иноходец» (Абаев, 1982, с. 342). «Сирак»/ «чырак» — по-тюркски «лучина», в смысле «дающая свет», или «светящая­ся». Если частица «ак» в иранских языках имеет уменьшительное или ла­скательное значение, то в тюркских она обозначает принадлежность — кыпчак, кимак, казак и т. д. В то же время «ак» является словом в значении «белый». В Кумыкии (Дагестан) есть селение Чирак, в Узбекистане — Катта — Сирак (Большой Сирак), в Туркменистане — село Чиракчы (Толстова, 1978, с. 9-10, 285). В Карачае (под Эльбрусом) есть плато Чырак-Сырты (Чырак — ское плато).

«Басил» (сарматское племя). От «бас»/«баш» («голова») + «ил»/«эл» («племя») = «головное, главное племя».

«Аорс» (сарматское племя). От искаженного тюркского этнонима «орус»/ «урус». Среди сарматов были также тюркские племена — турки, гар — гары, онгары, дондары, камаки (кимаки, кумыки) и др. (Гейбуллаев, 1991, с. 336).

Из сарматских топонимов наиболее важным является, наверное, на­звание большого по тем временам города в Европейской Сарматии — «Та­марак». Это слово образовано от тюркского «там» («дом», «стена») + «орек» («крепость», «сооружение») в значении «город-крепость». Другой город — Каракент — «великий город» (от «кара» — «великий» + «кент» — «город») и др.

«Амаг» (сарматская царица II в. до н. э.). Это имя иранисты возводят к аве­стийскому «ама» — «сильный», «могучий», но едва ли девочку могли назвать столь грозным именем. По-тюркски, «амак»/«омак» означает «симпатичный», «красиво одетый» или «бодрый», «живой», «веселый» (ЭСТЯ, т. 1, с. 452).

«Зорсин»/«чорсин» (царь кубанских сираков). Образовано от «чор» («витязь», «герой») + «син»/«чин» (возможно, от «Син»/«Чин» — так называ­ли Китай) = «китайский витязь».

«Абеак»/«Обак» (сиракский царь). От древнетюркского «абак» («дядя по отцу», «брат отца») (ЭСТЯ, т. 1, с. 64-65). Возможно, и это имя Абак/Аббак (дословно — «белым-бело»), которое бытует сейчас у чувашей, татар, кумы­ков, ногайцев, карачаево-балкарцев и некоторых других тюрок.

О тюркоязычности сарматов свидетельствует и сарматская ономасти­ка, восходящая в своей основе к тюркским корневым словам.

Ниже даются имена некоторых сарматских вождей:

«Зизаис». Напоминает патриархальное имя Зиза-улу.

«арагар». От тюркского слова «середина», «промежуток». Вполне воз­можно употребление в смысле «союзник» (ДТС, с. 50).

«Усафар». Древнетюркское «усаг» — «жажда» (ДТС, с. 616).

«Баса». От «сила», «мощь» — «сильный», «мощный».

«агилимунд». От «агила» — «щедрый» (ДТС, с. 48).

«Видуар». От «видгар» — «разведчик» (ДТС, с. 98).

Этнографические и антропологические данные также подтверждают гипотезу о том, что сарматы принадлежали к тюркскому этносу. Древние авторы, которые были знакомы с их жизнью и писали о них, в один голос говорят, что сарматы были кочевниками-скотоводами, ели конину, пили кумыс, широко использовали аркан.

Очень важно следующее сообщение античных историков и географов. Страбон (I в. до н. э.), побывав на Кавказе, писал, что скифское племя сар­матов «употребляло в пищу не только мясо вообще, но в особенности ко­нину, а также сыр из кумыса, свежее и кислое молоко; последнее, особым образом приготовленное, служит у них лакомством» (Страбон, кн. 4, с. 6; АИСК, 1990, с. 63-64). Не вызывает сомнения то, что здесь речь идет о на­циональном напитке карачаево-балкарцев и некоторых других тюркских народов — айране.

Плиний и Мела (I в. н. э.) особо подчеркивали, что «вместо домов им (сарматам. — Авт.) служат повозки», что является одной из характерных особенностей быта кочевых тюрских племен (Плиний, кн. 4. с. 80; Помпо- ний Мела, кн. 2, с. 2).

Что касается антропологических признаков сарматов, то они совпада­ют со скифскими, гуннскими и признаками других древнетюркских племен. Некоторые антропологи считают, что; наличие монголоидных черт у части скифов и сарматов говорит о принадлежности их к тюрскому этносу.

На статуэтке из сарматского погребения I в. н. э. изображен мужчина с раскосыми глазами, приплюснутым носом и скрещенными ногами. Антро­пологические исследования черепов из европейских сарматских могиль­ников и сравнение их с черепами азиатских скифов из горно-алтайского Пазырыкского кургана подтверждает этническую близость сарматов к древним тюркам (Тот, Фирнштейн, 1970).

Сарматы и гунны еще в Прибайкалье и на Енисее жили в тесном контак­те. У них сложилась единая материальная и духовная культура. Что касает­ся языка, то он, по нашему убеждению, и у тех и у других был древнетюрк­ским. Во всяком случае, язык сарматов и других, живших в Южной Сибири, никак не мог быть иранским, так как, как сказано выше, ученым не удалось найти там даже следов иранства. В III в. до н. э. гунны стали объединяться в племенные союзы и постепенно в поисках пастбищ для скота вместе с сарматами и некоторыми другими родственными племенами начали дви­жение на юг, в сторону Китая, и покорили часть страны. Основная масса гуннов и сарматов двинулась на запад. Спустя короткое время, гунны завоевали почти всю степную зону Сибири, Алтая и Средней Азии и в I в. до н. э. оказались на Урале и Поволжье, откуда совершали набеги на Северо­Западный Прикаспий, Северный Кавказ и Северное Причерноморье.

В азиатский период жизни их называли «хунну» или «хунны», а в Европе называли «гуннами». Этот и другие тюркские народы сознательно или ин­туитивно тянулись к Восточной Европе, прародине всех тюрок.

История гуннов, как и летописание других тюрок, можно сказать, еще не разработана. Те авторы, которые писали о них, показали гуннов толь­ко как разрушителей культуры. Действительно, они были жестокими за­воевателями, но при этом, нанося удары по рабовладельческим государ­ствам, способствовали разрушению реакционной общественной системы, поэтому их завоевания носили объективно-исторически прогрессивный характер. Кроме того, другие народы позаимствовали у гуннов в это вре­мя передовые достижения их культуры: организацию скотоводческого хо­зяйства, технику ведения боя в конном строю, удобную и теплую одежду, особенно меховую, и т. д.

Начавшееся накануне Великой Отечественной войны глубокое исследо­вание истории гуннов известным археологом и историком А. Н. Бернштамом было прервано в начале 50-х гг. Ученого необоснованно обвинили в не­объективном освещении истории этого крупнейшего и мощнейшего племени. Стали даже утверждать, что у гуннов-кочевников был низкий культурный уровень, а известный всему миру гуннский памятник I в. до н. э. — Кенкольский могильник, расположенный в Таласской долине Кир­гизии и исследованный А. Н. Бернштамом в 1938 г. вместе с археологиче­ской экспедицией Ленинградского университета, объявили негуннским.

Но «Кенкольский могильник» (Л., 1940), «Очерк истории гуннов» (Л., 1951) и другие книги ученого сыграли огромную роль в изучении истории гуннских племен. В наше время археологи и историки вновь признали цен­ность научного наследия А. Н. Бернштама и стали ссылаться на его труды. Кстати скажем: археологическая культура раскопанного и описанного им Кенкольского могильника, судя по материалам М. П. Абрамовой, содер­жащимся в ее книге «Подкумский могильник» (М., 1987), по существенным признакам схожа с культурой сарматов того же времени, которые жили в ущелье Подкумки около Кисловодска. Это еще раз доказывает этническое и культурное родство гуннов и сарматов.

Позитивное влияние культуры гуннов и их непосредственных потом­ков булгар и хазар на культуру многих народов бесспорно, поэтому вкрат­це остановимся на ее значении. Как известно, в создании устойчивых эт­носов огромна роль письменности, так как она, «пусть даже примитивная, доступная вначале лишь немногим, служит знаком подъема коммуника­ционной структуры общества на качественно новую ступень. Благодаря появлению профессиональных писцов и чтецов речь, запечатленная на камне, звучит вновь и вновь для новых слушателей, для новых поколений слушателей» (Арутюнов, 1989, с. 76).

Одними из первых среди народов многоплеменной Азии гунны, кото­рых в свое время европейцы считали чуть ли не дикарями, создали свою письменность. Уже в 30-х гг I в. н. э. у них уже была оригинальная руниче­ская письменность, о чем сказано выше.

Описавший пайцзу (грамоту, удостоверение) монгольский ученый Кар — жаубай Сарткожа улы пишет, что в центре пайцзы изображена голова муж­чины с густой бородой и усами (европеоида), а вокруг головы отчеканена древнетюркская руническая надпись: «Ой-сенгир, Елшигыты», что означает «Ой-сенгира посла пайцза». Гунны хана (кагана) первоначально называли «ой-сенгиром» (дословно: «высший»), а китайцы именовали его «шань-юй».

Эта надпись красноречиво свидетельствует о том, что гунны, во-первых, говорили на тюркском языке, что и древние тюрки, и тюркский язык был у них государственным; во-вторых, часть гуннов относилась к европеоид­ной расе (Сарткожа улы Каржаубай, 1991, с. 440-441).

Л. Н. Гумилев также указывает на то, что гунны, покорившие северную часть Китая в 316 г., «были представителями белой расы, бородатыми и горбоносыми» (Гумилев, 1990, с. 142).

Отдельные группы гуннов, как пишет Клавдий Птолемей (I в. н. э.), стали из-за Волги проникать в Причерноморье и на Северный Кавказ (Птолемей, кн. 4, с. 12, 14; 1942, с. 238). Оттуда они в союзе с аланами и другими северо­кавказскими племенами совершали набеги на Армению и Переднюю Азию.

Иранисты не только избегают упоминания таких скифо-тюркских лич­ных имен, как «Папай» («Бабай» — предок, «Апи» («Апай») — мать, матушка, «Атей» («Ата») — отец, но и не могут правдоподобно объяснить этимоло­гию имен легендарных скифов — Таргитай, Липоксай, Арпоксай, Колаксай и других, которые имеют весьма прозрачные поныне бытующие тюркские значения (Мизиев, 1986, с. 45).

С позиций иранских языков до сих пор остаются необъяснимыми основные скифские этнонимы: «ашкузы», «скуты», «скифы», «сколоты» и др. В то же время эти этнонимы являются тюркскими терминами, полно­стью отвечающими скифским значениям.

Как известно, среди тюркских племен в древности одним из распро­страненных колен было «Ас-киши» или «Ас-кизи». Нет сомнений, что би­блейское название скифов, «Ашкузы» — тот самый тюркский этноним. По широко распространенной в тюркских языках закономерности перехода з/с в д/т интересующий нас термин в чужеродной среде легко мог пре­вратиться в «ашкут». Такому переходу звуков множество примеров из ка­захского, татарского, башкирского, карачаево-балкарского и других язы­ков: «тарка»/«сарка», «тын»/«сын», «казыр»/«кадыр», «барзым»/«бардым», «ыргыз»/«ыргыт» и т. п. . Подобный переход не был чужд и греческому языку: «фазис»/«фазид», «гиппанис»/«гиппанид», «танаис»/«танаид» и др. При отсутствии шипящих звуков греки не могли произносить «ашкут» иначе, как «аскут». Начальный звук «а» варварского термина мог потерять­ся в иноязычной среде, как, например, «Ыстамбул»/«Стамбул», «Ысхау — ат»/«Схауат», «Ышканты»/«Шканты» и др.

Таким образом, этноним «Ашкут»/«Аскут» легко превращается в «Скут», что в русском переводе звучит как «скиф». Следовательно, термин «скут» является порождением греко-римской книжной традиции в результате искажения тюркского «Ашкуз»/«Ашкут». Тем самым мы находим подтверж­дение словам Ф. Г. Мищенко, что термин «скут» может быть искажением туземного слова.

А вот предпринятая В. И. Абаевым попытка объяснить термин «скут» как германское слово «скут» — «стрелок из лука», «стрелять», лингвистами не принята (Абаев, 1865, с. 25).

Известно, что скифы-кочевники, или царские скифы, называли себя «сколоты», или «сколты». До сих пор этот термин не нашел разъяснения ни в одном из языков. Возможно, он тождествен карачаево-балкарскому тер­мину «ысхылты», или «схылты», означающему высшую социальную знать общества (Мизиев, 1986, с. 48).

В «Декрете в честь Протогена» (III в. до н. э.) царские скифы названы скиф­ским термином «сай». До сей поры необъясненный термин «сай»/«сый» — не что иное, как половецко-караимское и карачаево-балкарское слово, озна­чающее «почет», «уважение». Отсюда происходят слова «сайгьа»/«сыйла» — почтенный, почетный, почитаемый, уважаемый; «сайла» — выбор, избран­ный, выборный и т. п. (Там же).

Имеют место и другие толкования термина «сколот» (см. ниже). Геродот указывал, что сами скифы именуют себя «сколот». Сколотов, которые управ­ляли всеми разноязычными «скифскими» племенами, древние авторы назы­вают «царскими скифами». Именно из их среды вышли все скифские цари, в их числе и знаменитый Атей/Ачей, который в IV в. до н. э. объединил все три части Скифии в единое мощное государство и который погиб в 90-летнем возрасте в 339 г. до н. э. в битве с войсками Филиппа II, отца Александра Ма­кедонского, пытавшегося завоевать Скифию. Б. Н. Граков сколотов называет собственно скифами-кочевниками (Граков, 1977, с. 120).

Сколоты, или царские скифы (они же собственно скифы), состояли из четырех этнических близкородственных племен — «авхат», «катиар», «тра — спи» и «паралат». По некоторым признакам, прежде всего по их тюркско­му самоназванию, именно эти скифские племена многие ученые считают тюркоязычными. Согласно скифской легенде, они произошли от сыновей родоначальника скифов — Таргитая.

Геродот (кн. 4, с. 6) пишет: «Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произо­шло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата — племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев — царя — племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т. е. царскими. Эллины же зо­вут их скифами» (Геродот, 1972, с. 188).

Названия упомянутых выше племен, как и имена Таргитая и его сы­новей, иранисты неоднократно пытались этимологизировать, исходя из иранских языков. Чтобы получить желаемый результат, они изменяли и переставляли буквы и даже целые слоги в слове, иногда даже целый этно­ним, антроним, а затем делали далеко идущие выводы.

К примеру, возьмем термин «паралат». В. И. Абаев, Э. А. Грантовский, другие видные языковеды-иранисты этимологизировали это слово, исхо­дя из древнеиранского языка. По их утверждению, в древности оно про­износилось как «парадата», что в переводе с персидского якобы означает «поставленные во главе», «предустановленный», «исконно назначенный» (Абаев, 1974, с. 298). На основании этого весьма сомнительного объясне­ния построена легковесная концепция в отношении всех скифов и их язы­ка (как иранского), которую большинство скифологов взяло на вооруже­ние как научную установку.

На самом деле названия сколотских (скифских) племен, а также мно­гих других племен, которые античные авторы именуют «скифскими», легко объяснимы на тюркских языках. Приведем примеры.

«Авхат». От тюркского слова «абак» («дядя по отцу» + соединительная фонема а + суффикс мужественности т, характерный для общей тюрко­монгольской лексики (ЭСТЯ, 1978, т. 11, с. 10-11; Малов, 1951, с. 51).

«Катиар». От тюркского «каты» («твердый», «стойкий») + «ар»/«эр» = «стойкие мужчины» («люди») (этимология наша. — Авт.).

«Траспи». От тюркского «тар» («узкий») + «сепи»/«спи» («глаз») = «узкогла­зый». Подобную этимологию давал и сам Геродот (кн. 4, с. 27; 1972, с. 193).

«Паралат». От тюркского «бор»/«берю» («серый» в значении «волк») + «олот»/«элет» = «волчье племя». Волк, как известно, был тотемным живот­ным древних тюрок (Гордлевский, 1947, вып. 4).

«сколот» (самоназвание скифов). М. А. Хабичев этимологизирует из тюркского «сак» + «олот» («племя») = «осторожное племя». Само слово «сак» означает «осторожный» (Хабичев, 1987, с. 18).

Г. А. Гейбуллаев считает, что «сколот» образовано от «иск»/«эски» («ста­рый», «древний» + «ел» («племя» = «древнее племя». «Скол» схож с древне­тюркским этнонимом «эскил», «ешкил» (племя древних булгар). В настоящее время этноним «ешкил» бытует среди части каракалпаков, узбеков, кыргы — зов. Типологически он стоит рядом с тюркскими этнонимами скифских и сарматских племен «басил»/«барсил» — от «бас»/«баш» («голова» + «ил»/«эл» («племя», «народ») = «главное племя»; «кергил» «чигил» и др. В них есть тюрк­ский корень «эл»/«ил» («племя», «народ») (Гейбуллаев, 1991, с. 310, 314).

«акацир». М. З. Закиев пишет, что среди скифских слов много этнони­мов с тюркским корнем <ор-ир»/«эрк»-«эркек» («муж», «мужчина», «люди», «мужественный»), а также с окончаниями — лы, — ты, характерными для тюркских языков. Крупное скифское племя, жившее в лесистой местности на Дону, частично на Северном Кавказе, называлось «акацир» («акачир») (греки писали тюркское ч как ц). Слово «акачир» состоит из «агач»/«акач» («лес» + «эр» («мужчина», «люди») = «лесные люди») (Закиев, 1986, с. 24, 29). Об акачирах писал в 442 г. Приск Панийский, который был послом у гуннского царя Аттилы, и готский историк Иордан (IV в. н. э.). М. З. Заки­ев полагает, что «хазары идентифицируются с акацирами» (Там же, с. 25). В качестве гипотезы можно предположить: хазары являются потомками скифов-акациров. Некоторые ученые считают, что этноним «хазар» состо­ит из «хаз»/«каз» («гусь») + «ар»/«эр», т. е. «гуси-люди». Видимо, этноним «казак»/«казах» связан с тотемной птицей — гусем («каз» — «гусь» + «ак» — «белый» = «белый гусь»).

«Агафирс». Этноним «акацир» греческие авторы чаще всего писали как «агафирс». При этом буква с является обычным греческим дополне­нием к слову, а звук ф передает изначальное т, т. е. «агатир». Это слово является фонетическим производным от тюркского «агачир». В I-IV вв. н. э. агафирсов упоминают Плиний, Помпоний Мела, Клавдий Птолемей, Юлий Солин, Аммиан Марцеллин. Птолемей помещает их выше тюркоязычных саваров (суваров), которые были родственны савроматам (Гейбуллаев, 1991, с. 293-294).

«савромат». Это слово образуется от этнонима «савар»/«сувар» + «эр» («водные люди») + компонент «мат».

Этноним «Агаджеры» сохранился в Азербайджане как топоним «Агаджеры-даг» («Агаджеры» + «гора»). Такой же топоним имеется в Иран­ском Азербайджане (Гейбуллаев, 1991, с. 294).

«Аримаспи». Это скифское племя, жившее в Северном Причерномо­рье, было тюркским. Основываясь на сведениях Геродота, называющего их «одноглазыми», М. З. Закиев пришел к заключению, что под этим этно­нимом подразумеваются люди с «наполовину закрытым глазом»: от тюрк­ского «йарым» («половина») + «сепи» («глаз») = «полуоткрытый глаз», в смысле «узкоглазый» (Закиев, 1986, с. 17).

«Арим» происходит от «йарым», так как для огузской группы языков характерно, что некогда слово «йарым» имело форму «арим».

Г. Д. Филипс считал аримаспов тюрками, а В. Томашек — предками гун­нов и тюрок (Доватур и др., 1982, с. 256),

«Будины». От тюркского «буд» («волк») + «ин»/«йан» («дух) = «волчий дух». Возможно, «будин» означает «племя», «народ», «население» (ДТС, с. 108). У карачаевцев существует древний род «будиан», в который входят Боташ, Байрамук, Акбай, Элкан, Теке, Чотча и другие фамилии — всего 10.

«исседон» — это тоже тюркское племя: от «ич»/«ис» («подкладка» + «одежда») = «имеющий одежду с подкладкой». Так считает Г. А. Гейбуллаев (с. 296), но данную этимологию нельзя признать убедительной. Скорее все­го, с древнетюркского языка надо переводить не «ич»/«ис», а «исси»/«иссе» («горячий») + «дон» («река») = «горячая река», в смысле «живущие у горя­чей реки», вернее, «у горячих источников», а таковые с древнейших вре­мен известны в районе Пятигорья. Карачаево-балкарцы, древнейшие жи­тели Пятигорья, до сих пор эту местность называют, «Иссисуу» — «Горячая вода». Отсюда и русские казаки назвали свою станицу Горячеводская. Она расположена рядом с Пятигорском, где много горячих минеральных ис­точников.

«иирки» («тюрки»). Это тюркоязычное скифское племя (о нем сказа­но выше). Многие ученые (П. И. Шафарик, З. И. Ямпольский и др.) иирков Геродота отождествляют с тюрками. Помпоний Мела и Плиний Старший (I в. н. э.), как уже говорилось, прямо писали именно о тюрках (турках, тир — ках), проживавших в Северном Причерноморье (АИСК, 1990, с. 100, 108).

«саки». Многие авторы отождествляют их со скифами и савроматами, а также с их потомками — сарматами. Большинство специалистов считает, что саки были исконными жителями Казахстана и Средней Азии и явились прямыми потомками племен бронзового века (Литвинский, 1972, с. 156).

Со своей исконной территории они не позже VII в. до н. э. проникли в Иран, Переднюю и Малую Азию, Закавказье, в том числе в Кавказскую Албанию, где с давних пор жили отдельные тюркские племена. Геродот пи­сал, что йерсы называют скифов «саками» (Геродот, 1972, с. 333). Многие античные и современные авторы отождествляют эти родственные племе­на, что дает основание утверждать, что саки, как и скифы, были тюркоязыч­ными, хотя среди среднеазиатских саков ираноязычных племен, видимо, было больше, чем среди скифов. Некоторые исследователи предполагали, что саки перовоначально не были иранцами, а переняли иранский язык от окружающего населения или что, по крайней мере, верхний слой саков был тюркским или монгольским (Доватур, Каллистов, Шишова, 1982, с. 394).

В. И. Абаев полагает, что слово «сак» восходит к осетинскому «сак» («олень»). Если бы на самом деле саки были ираноязычным племенем, то этот этноним сохранился бы хотя бы у одного ираноязычного народа. Таких фактов нет, но зато у тюркских народов этот термин бытует с не­большими фонетическими изменениями: этнические группы «шага» — у казахов, «шагай» — у узбеков, «саке» — у кыргызов, «шаклер» — у туркмен, «шаукай» — у ногайцев, «сакай» — у хакасов (Гейбуллаев, 1991, с. 84-90). Кстати, сакайский язык — это диалект хакасского языка. Якуты не случайно называют себя и свою страну термином «Саха». У некоторых тюркских на­родов, в частности, карачаево-балкарцев, сохранилось собственное имя «Шакай», «Шакман», «Шамай», «Сакинат».

Скифов-тиссагетов, массагетов Эйхвальд, Хансен и некоторые другие ученые считают тюрками (Доватур и др., 1982, с. 227).

«агриппеи». Геродот сообщает, что они были лысыми (и мужчины, и женщины). По всей вероятности, они сбривали волосы. Одни ученые по­лагают, что эти племена жили в горах Кавказа, другие же считают их пред­ками нынешних башкир и древнейшими жителями Урала. По мнению М. З. Закиева, термин «агриппей» образовался от «эр»/«ар» + «ат» («конь»). Коня греки называют «гиппос», отсюда и «агриппей» (Закиев, 1986, с. 27).

«Эорпата». Геродот переводит этот этноним как «мужеубийца» (от тюркского «эор»/«эр» — «муж» + греческое «пата» — «убивать») (кн. 4, с. 110) называли амазонок — женщин, которые участвовали в войнах наравне с мужчинами.

«Энареи». М. З. Закиев полагает, что это слово образовано от тюркско­го «ана»/«эне» («мать», «женщина») + «эр» («муж», «мужчина») с общим зна­чением «женоподобный мужчина» (Закиев, 1986, с. 27). По-видимому, это были евнухи, ставшие таковыми, как писал Гиппократ, из-за долгой езды на лошадях (Гиппократ, 1990, гл. 29).

«Меоты». От тюркского слова «мете» («глина», «ил») (Закиев, 1986, с. 27). Есть другая этимология этого слова из адыгского языка: «ме» («вонь») + «нате» («болото»), т. е. «вонючее болото».

«тур»/«турк». Крупное сакское племенное объединение в Средней Азии. Термин «туран» выводится из слова «тур» и означает «страна туров/ тюрок». Впоследствии Туран стали называть «Туркестан». По мнению не­которых исследователей, Тюрк был сыном библейского Яфета. С этим сло­вом связан один из прародителей тюрок — Афрасиаб. В древнеиранском трактате «Города Ирана» говорится о том, что город Ганзак в древнем го­сударстве Атропатена построил туранец Афрасиаб (Касумова, 1985, с. 22). Афрасиаб был тюркским героем, и в иранском эпосе он выступает как главный враг Ирана. Его имя несколько раз упоминается в Авесте, где он также представлен как главный противник иранцев. В иранских источни­ках туры именуются также «саками», характерной особенностью которых было то, что они ездили на лошадях. В Авесте говорится: «Туры с быстрыми конями» (Короглы, 1970, с. 104; Фрай, 1972, с. 67-68).

Приведенные факты говорят о том, что скифы и саки в своей основной массе были тюркоязычными племенами. Мы сознательно не обостряем во­просы, связанные с попытками доказать ираноязычность названных пле­мен. Однако следует отметить, что иранисты самым невероятным образом пытаются объяснить скифо-сакские термины из иранских языков, хотя, как известно, видный лингвист-иранист В. Ф. Миллер утверждал, что «апи», «папай» и многие другие скифские термины, в частности имена скифских богов и многие этнонимы, не были иранскими (Миллер, 1987, с. 132).

Топонимика Древней Скифии и Древнего Турана также подтверждает правильность теории тюркоязычности скифов и саков.

Здесь необходимо прежде всего остановиться на названиях рек Ски­фии, которые иранисты толкуют как иранские, что является главным ко­зырем теории ираноязычности скифов. По их мнению, самым веским до­казательством являются названия рек Дон, Днепр, Днестр, Дунай. Если это иранские гидронимы, возникает естественный вопрос: почему же назва­ния многочисленных притоков этих рек не являются иранскими, а прито­ки Дона носят в основном тюркские названия? Ответ на этот вопрос аргу­ментированно дает М. З. Закиев, считающий вышеупомянутые гидронимы тюркскими. Аргументы в пользу этого мнения приведены ниже.

«дон». От тюркского «тын» — «тихий». Недаром русские называют Дон «Тихим Доном». В скифское время эту реку именовали «Танаис», что напо­минает тюркское «тыныс»/«тынч» («тихий», «спокойный»). Слова «тын» и «тыныс» затем могли быть восприняты вообще в смысле «река», ибо они встречаются в других гидронимах (Закиев, 1986, с. 27).

«днестр». «Тыныч» + «тыр» — «тынчыстыр» («успокойся»).

«днепр» — «Борисфен» (вернее, «Борисден»). «Борис» от «борыс» / «бо — рыш» («извилистая», «поворачивать», «повернуть») + «ден» (видимо, вос­ходит к слову «дон» («тын»), в целом «извилистая река». Получается «Дын — борус», сокращенно «Дыныбор» и «Дынепр».

«истр». Так называли Дунай при скифах. Современное название реки происходит от тюркского «тынай» в значении «успокоиться», «сделаться тихим» (Там же).

М. З. Закиев считает, что «в Скифии названием одной реки «Тын» или «Тыныс» (Дон или Танаис) в смысле «тихий» стали называть и другие ти­хие, т. е. негорные реки». По его мнению, тюркское слово «ыдан» («тропин­ка», «межа», «путь») могло означать «реку», и слово «ыдан» («дан» — «дон») вполне могло означать не только тропинку /дорогу, путь, но и реку (Заки­ев, 1986, с. 29-30).

Профессор М. А. Хабичев пришел к подобным же выводам: он также считает, что в древнетюркском языке слово «тан» означало «река». Отсюда и тюркские гидронимы Дон, Днепр, Днестр, Дунай, названия многих других рек Причерноморья и Северного Кавказа (Хабичев, 1982, с. 32, 36, 40-44).

«сиваш». Искаженное тюркское «сайбаш»: «сай» («мелкий») + «баш» («сторона») — «мелкая сторона».

«кавказ». Это слово образовалось от тюркского «капу» («дверь»/«про — ход») + этноним «кас» с общим значением «проход сасов». Древние каспии жили в Закавказье, главным образом на западном берегу Каспийского моря, в том числе в районе Дербента. В древности Дербентские ворота назывались «воротами касов» («Кавказ»). Потом это название распростра­нилось на весь регион. Арабы называли Кавказ «Каб»/«Габг», а персы — «Каф»/«Гаф». Эти термины восходят к тюркскому «Капу»/«Капыг». Плиний писал, что скифы называли Кавказские горы «Кроукас», т. е. «белые от сне­га». Этот термин состоит из «къырау» («изморозь», «снег») + «кас» («екала»), т. е. «снежная скала» (Гейбуллаев, 1991, с. 300). «Кас» имеет также значение «бровь», «вал», «возвышенность», «высокий гребень» (Мизиев, 1991, с. 47).

«яксарт». От древнетюркского «силик» («чистый», «благородный») (ДТС, с. 500). Древние греки называли эту реку ближе к тюркскому значе­нию — «Силис».

Тюркскими были имена почти всех скифских богов и царей, скифские слова, обозначающие кровное родство, и т. д.

«апи»/«аби» — «прабабушка», «прародительница» (ЭСТЯ, т. 1, с. 220­221).

«апа»/«аба» — «мать», «предок», «отец» (ДТС, с. 644). По Г. И. Рамстедту, слово «аба» в урало-алтайских языках означало «отец», «высокопостав­ленный», «достопочтенный» (Рамстедт, 1957, с. 184).

«Бити». От древнетюркского «бит»/«вид» — «лицо», «физиономия» (ДТС, с. 103).

«Баба» — «предок», «прадед», «родоначальник» (ЭСТЯ, т. 2, 1978, с. 10-11). «иркин» — «дождь» (ДТС, с. 212).

Имена почти всех известных науке скифских царей тюркские.

«Атей» — «отец» (по-татарски «атий»).

«Ада» — «отец», «старший брат», «господин», «хозяин».

«Аспак» — от «ас» («ласка», «польза», «выгода», «радовать», «нравиться»); или от «ее» («ум», «разум»); или от «еш» («товарищ», «опора», «поддержка») + «бак»/«баг»/«бег» — («предводитель», «князь», «вождь»).

«испакай» — второе имя скифского, царя Мадия (Матая). Это имя мож­но читать и как «Ашпакай» (Дьяконов, 1957, с. 65). Имя этого царя, скорее всего, было «Исбакай», или «Эспакай» от тюркского «ис» («благовоние», «слава») или «ее» («разум», «ум») + «бак»/«бек» («князь», «предводитель») (ЭСТЯ, т. 1, с. 38; т. 2, с. 38-40).

«таксак» — от древнетюркского «танг» («чудо», «удивительный», «изуми­тельный», «крепкий», «сильный») + «усак» («маленький», «ребенок», «дитя», «мальчик») = «удивительный мальчик» (Гейбуллаев, 1991, с. 304).

«скопас» — от «Эскопас» («предводитель»). Компонент «бас»/«баш» характерен для тюркских антронимов: «Айбас» — «луноголовый», «Кара — баш» — «черноголовый» и т. д. (Авт.).

«спаргапиф» (Геродот, кн. 4, с. 76) — скифский царь из Северного Причер­номорья; такое же имя было у сына сакской царицы Томарис (Тамарис). Оно, видимо (по Г. А. Гейбуллаеву), звучало по-скифски как «Есбирокбит» — от тюрк­ского «ее» («ум», «разум») + «бирок» («только один»+«бит» — «вырасти») — с об­щим значением «расти только умным» (Там же, с. 305; ЭСТЯ, т. 2, с. 151, 154).

«ханахис». От «хонак»/«конак» + греческое окончание «ис». Это слово

В. И. Абаев объясняет из осетинского «хонек» («приглашающий» (Абаев, 1965, с. 168), а Э. А. Грантовский выводит это слово к индийскому «капака» («копатель», «копающий»). Скорее всего, оно восходит к древнетюркскому «хунак» («опора»). Личное имя «Конак»/«Кунак» бытовало также у аваров, булгар, хазар (Феофилакт Симокатта, 1957, с. 161). Слово «конак» в значении «гость» и «опора» бытует у карачаево-балкарцев и в настоящее время.

«таргитай». По В. И. Абаеву — от иранского «долгомощный» (Абаев, 1982, с. 306). В последнее время некоторые этимологи имя родоначаль­ника сколотов выводят из тюркского «тарга»/«таруге» — «здоровый», «шу­стрый», «ловкий», «подвижный», «поворотливый» (ЭСТЯ, 1980, т. 3, с. 240). Предлагают и другие толкования этого антронима, например, от тюркско­го «торага» («хищная птица») + компонент «тай» («подобный») — «птицепо­добный» и т. д.

«липоксай». От тюркского «липок»/«лыппык» («плоский») + «сай» («река») = «плоская река» в значении «разливающаяся река».

«Арпоксай». От тюркского «арпа» («ячмень») + «сай» («река»), до­словно — «ячменная река». Возможно, это слово образовалось от «ар» («рыжий», «бурый», «красноватый») (ДТС, с. 50) + «пок»/«бокъ» («навоз», «грязный» (ДТС, с. 111) + «сай» («река») = «бурая, грязная река», в смысле «мутная река». Над этимологией этого слова надо еще поразмыслить, но вторая часть имен всех трех братьев «сай»/«чай»/«суу», несомненно, озна­чает «река», «вода». Ведь в легенде о происхождении скифов говорится, что их матерью была река.

«колаксай». От «кулак» («рукав») (ДТС, с. 465) + «сай» («река») = «рукав реки», в смысле «приток».

«скифарб». От тюркского «ее» («ум»), «кут» («счастье») + «ар»/«эр» («мужчина», «герой») с общим значением «умный, счастливый герой».

«Олкаба». От «улуг» («большой», «великий», «сильный», «гордый») + «бай» («богатый») в смысле «большой богач».

«телестра» (царица амазонок). От тюркского «теле»/«дала» («дерзкий», «смелый» + «шат» («принц») + «ар» («герой») в значении «смелая принцесса — героиня».

«давкет». От «дай»/«тай» («жеребенок» + «кет»/«кед» («сильный», «крепкий») = «сильный жеребенок» (ДТС, с. 292).

«Марсагет». От древнетюркского «барс» («тигр») (ДТС, с. 84)+«кет»/«кед» — «сильный барс». У хазарского кагана был сын по имени Барсбек: «Барс» + «князь». Древнетюркское слово «кед» имело значение «сильный».

«тамар (ис)» (сакская или массагетская царица). От тюркского «тамар»/«тамыр» («жила» (кровеносная) + «ис» (окончание, добавленное греческими авторами).

«Басил». От «бас»/«баш» («голова») + «ил» («племя») = «главное племя». «Башир». От «баш» («голова») + «ир»/«эр» («мужчина») в значении «мужчина с головой».

«скил» (V в. до н. э.), «скилур» (II в. до н. э.) — скифские цари. Видимо, их имена образованы от «эс» («ум», «разум») + «кол»/«кул» («правитель», «хан») = «умный хан».

«сколопит». От «эскол» («умный хан») + «бит» («вырасти») в значении «расти умным ханом».

«поллак» (сын царя Скилура). Известен и гуннский вождь по име­ни Болтах. Видимо, от древнетюркского «болак» («дар», «подарок») (ДТС, с. 117).

«партату»/«Бартату» (скифский царь VII в. до н. э.). По мнению Г. А. Гей — буллаева, это искаженное «Барсатай»/«Парсатай» от «барс» («тигр», «пан­тера») + «тай» = «барсоподобный», или «словно барс» (Гейбуллаев, 1991, с. 315).

«Мади»/«Мадай» (скифский царь, сын Партату/Бартату). Как и имя вождя гуннов III в. Модэ/Матэ, восходит к тюркскому «маты» («прекрас­ный») или «мат» («верный», «степенный»), а возможно, к древнеуйгурскому «батук»/«батык» («сильный», «крепкий»).

«танай»/«тана» (скифский царь в Средней Азии). Это имя часто встре­чается у тюркских народов. «Тана» имеет значение «теленок», «перламутр», «миленький», а также «рассвет», «утренняя звезда» («танг»/«данг») (ЭСТЯ, т. 3, с. 145).

«теушпа» (киммерийский царь). От тюркского «туш» («золотое украше­ние») + «бай» («богатый»). Возможно, это слово произошло от «тюз» («спра­ведливый») + «бай» = «справедливый бай» (ЭСТЯ, т. 3, с. 310).

«тугдамме» (киммерийский царь в середине VII в. до н. э.). Иранисты переводят это имя как «украшающий силой» (Абаев, 1965, с. 126). Видимо, оно звучало как «Тугтомай» — от тюркского «тук»/«тюк» («знамя») + «томай» («шить»), или «тома» («украшать») (ДТС, с. 515).

«сандакшатру». От «сан» («почет», «уважение») + «даг» («подобный») + «шат» («принц») + «эр»/«ир» («мужчина», «герой») = «уважаемый принц, герой».

«сандапур». От «сан» + суффикс «ды»/«лы» + «кур»/«кюр» («смелый», «отважный» = «смелый герой» (Гейбуллаев, 1991, с. 319-321).

Не все приведенные этимологии бесспорны, но, думается, они явно свидетельствуют о тюркоязычности скифов, во всяком случае их значи­тельной части.

По словам В. И. Абаева, «не случайно, что у самого раннего автора, Ге­родота, мы находим наибольший процент терминов и слов, не имеющих удовлетворительного иранского объяснения» (Абаев, 1949, с. 244). К таким он относит упоминавшийся термин «сколот»; к этому можно прибавить слово «сай», а также имя самого Таргитая — родоначальника всех скифов — кочевников, или царских скифов, и многие другие скифские имена.

При толковании имени «Таргитай» нельзя не вспомнить аварского посла, направленного в 583 г. к римскому императору Маврикию, которого, в пе­редаче Феофилакта Симокатты, звали Таргитий, или же имя старшего сына вождя тюрок из рода Арпад, которое у Константина Порфиродного звучит как Таргапуй. Сюда же можно отнести имя Тарагай, принадлежавшее сыну золотоордынского хана Хулагу. Кроме всего прочего, имя Таргитай стоит в длинном ряду тюркских имен XIII в., которые приведены в летописи Рашид ад-Дина: Актай, Ашиктай, Гуруштай, Бурунтай, Даритай, Оиратай, Камтай, Кутай, Кутуктай, Кяхтай, Субектай, Тубтай, Уйгуртай, Усутай и др. По сво­ей структуре эти имена очень близки к таким тюркским словам, как «Ку­рултай», топонимам — Алтай, Чагатай, Маматай, Тарбагатай, Джегетей, Джеметей и др. Учеными высказывалось мнение о том, что частица тай в этих именах и терминах означает принадлежность к чему-то: какому-либо народу, обществу или государству, а также выступает в роли аффикса упо­добления. М. З. Закиев и М. А. Хабичев считают, что «тай» восходит к древ­нетюркскому «тан» — «река», «вода» (Проблемы тюркологии, 1964, с. 145; Хабичев, 1982, с. 38).

При разъяснении этого имени надо учитывать и тот факт, что в биб­лейской «Таблице народов» эпоним «Ашкуз» и родоначальник хазар Та­тар названы родными братьями. Очень важно замечание В. И. Абаева: «В скифском языке самый распространенный вид метатеза с участием «Р»: в группе из согласных «Р» не мирится с положением на втором месте и перескакивает на первое» (Абаев, 1949).

О подобной метатезе в трудах древних авторов лингвисты писали не раз. Учитывая эту закономерность, мы можем с полным основанием го­ворить о переходе «Таргы» в «Тагры». А если к сказанному добавить, что в греческом языке буква «гамма» передавала звуки «Г» и гортанный «Гъ» и особенно «НГ», как в слове «фаланга», то наше предположение о переходе «Тагры» или «Тангри» в «Таргы» получает дополнительную аргументацию.

Итак, можно заключить: скифское божество Таргитай — не что иное, как общетюркское языческое божество Тангри, Тагри, Тагры, вернее, Тагъры (гъ — гортанный звук).

И наконец, при объяснении имени Таргитай важно учитывать, что сло­во «тарх»/«тарг» на тюркских языках означает: «кровный родственник», «единокровный», «соплеменник».

Таким же образом из тюркских языков объясняется большинство скиф­ских этнонимов, топонимов и собственных имен.

Все вышеизложенные факты из языка, археологии, этнографии, этно­нимики, топонимики, ономастики скифов свидетельствуют о том, что зна­чительная часть скифов, по крайней мере, сколоты, или царские скифы, были тюркоязычными племенами.

Мы уже отмечали, что ни один из древних или средневековых авторов ни словом не обмолвился о том, что язык скифов был иранским. Видный иранист В. И. Абаев и его последователи в один голос говорят, что язык скифов известен нам по отдельным данным ономастики (Абаев, 1949, с. 239). Версия об ираноязычности скифов в основном строится на этом весьма шатком материале.

Многие ученые не придавали особого значения ономастике при опре­делении этнического облика скифов, так как скифские имена, тождествен­ные фракийским и персидским, просто заимствованы из этих языков, и поэтому не имеют никакой доказательной силы в вопросе этнической принадлежности скифов, тем более те, которые взяты с надгробных кам­ней греческих городов Причерноморья, где могли быть похоронены, на­пример, приезжие купцы.

При исследовании вопросов этногенеза необходимо использовать ономастику, но следует при этом учесть, что, если судить по семантике имен нынешних мусульман-тюрок на основе почти исключительного упо­требления у них арабских личных имен, их можно причислить к семитам.

«Преобладание иранских собственных имен не является достаточным доказательством, если имена нарицательные скифского языка не под­тверждают иранских или индоевропейских этимологий, как, например, для обозначения кочевой повозки и шатра, предметов очень важных для кочевых народов. Более чем сомнительно рассматривать скифов как иранцев», — пишет выдающийся американский востоковед и славист про­фессор К. Г. Менгес (1979, с. 29).

И действительно, нетрудно представить себе, в какие дебри уведет ученого тюркоязычная ономастика у русских или арабо-персидская у вос­точных народов. Нельзя также определить национальность, скажем, осе­тин или карачаево-балкарцев по их личным именам, так как у первых они греческие, у вторых — арабские.

Ф. Брун, Ф. Мищенко и некоторые другие российские скифологи весьма сожалели о том, что главный авторитет по утверждению ираноязычности скифов профессор К. Мюлленгоф в своих этимологиях личных имен игно­рировал тот факт, что многие разбираемые им имена легко объясняются материалом тюркских языков. Не придавали никакого значения этимоло­гиям Мюлленгофа и ученые 30-х гг., считая их «устаревшими и ничего не дающими для восстановления реального языка скифов и сарматов» (Коло­бова, 1933, с. 416).

Хотя многие иранисты-скифологи сожалеют, что о языке скифов при­ходится судить только по ономастике, некоторые из них и этот материал, содержащийся в первоисточниках — произведениях Геродота, Страбона, Плиния и других древних авторов, — сознательно игнорируют, чтобы явно тюркские значения скифских имен не разрушали хрупкую теорию ира­ноязычности скифов. Достаточно упомянуть такие скифские имена, как «Таргитай», «Колаксай», «Липоксай», «Арпоксай», «Папай», «Апи», «Орей», «Мадий», («Мадай», «Матай»), «Партатуа», которые легко этимологизиру­ются с тюркских языков. Что же касается нарицательных скифских слов, содержащихся в источниках, то их иранисты вообще не принимают в рас­чет. Даже Мюлленгоф не мог отрицать, например, то, что скифское слово «асхи» («ачы») является тюркским и означает «горький». Тождество этих слов признали Томашек, Шафарик, Стратановский, Лурье и другие ученые (Доватур, Каллистов, Шишова, 1986, с. 27).

Приведенные факты подтверждают следующий вывод: «Скифский язык как нечто единое, цельное и монолитное для всех племен, извест­ных у греков и римлян под именем «скифские», есть фикция» (Колобова, 1933, с. 433). О том, что это действительно фикция, свидетельствует и Геро­дот, переводя скифское слово «ойор» как «мужчина» (на тюркских языках «мужчина» — «эйр», «эр» (Закиев, с. 26). Подтверждает эту мысль и автор XII в. Иоан Цец, по утверждению которого скифы называли Азовское море «Карбалык» (по-тюркски «Гигантская рыба»). Признавая и используя сло­ва Иоана Цеца, многие ученые не задумываются над тем, что приведен­ный термин состоит из двух общетюркских слов: «кар» («кара») — могучий, обильный, крупный, мощный, «балык» — рыба (ДТС, с. 80). Уместно напом­нить, что у половцев-кипчаков один из самых влиятельных родов имено­вался «Карбалык», а по мифологии саяно-алтайских тюрок, Земля покоит­ся на трех громадных рыбоподобных существах — «Кербалык».

Один из современных авторитетнейших сторонников теории ираноязыч — ности скифов, В. И. Абаев, в книге «Осетинский язык и фольклор» (1949) привел 196 лексических скифо-осетинских схождений. Его труд с востор­гом был принят многими индоевропеистами. На самом же деле, оказыва­ется, как признает сам ученый, 41 слово «не оставило в осетинском ни­какого следа». Тогда закономерен вопрос: на каком основании эти слова учитываются как скифо-осетинские параллели? Из оставшихся 101 слово имеет прозрачные тюркские значения, не требующие никаких измене­ний. Объяснение последних 47 слов В. И. Абаевым крайне неубедительно («Смуглый созир»?), «Варазмак с Дона»?), «Волкоплечий», «Супоед», «В нем нет дыхания жизни», «Имеющий здоровую жену», «Невредимый утром», «Находящий шерсть оленей» и т. п.).

Далеко от действительности утверждение о наличии у скифов таких якобы иранских слов, как «ману», «вира», «нар» в значении «муж», тогда как Геродот (кн. 4, с. 110) прямо говорит о том, что скифы обозначали понятие «муж» словом «ойр». Подобных примеров множество, но и приведенных, ду­мается, вполне достаточно, чтобы, показать их научную несостоятельность.

Кстати, еще в 1960 г. И. Г. Алиев писал, что среди собранных В. Ф. Мил­лером 425 скифско-сарматских слов лишь 167 можно считать иранскими, а 258 наверняка таковыми не были. Л. Згуста из 613 собранных им скифских имен иранскими считал лишь 286 (Алиев, 1960, с. 102).

Ряд антропологов утверждает, что черепа из Средней Азии не похожи на скифские. Отсюда делается вывод о маловероятности прихода скифов из Азии. Всех скифов эти исследователи считают европеоидами.

Эту позицию занимает академик В. П. Алексеев. В своем последнем на­учном труде он пишет: «Если не принимать во внимание работы, посвя­щенные краниологии скифов, выпущенные еще в прошлом веке и уста­ревшие по своей методике, то первым исследователем этого комплекса был Г. Ф. Дебец, высказавший гипотезу о его формировании на основе еще более древнего протоморфного комплекса, исходного для европеоидной расы вообще. Не обсуждая последней части этой гипотезы, подчеркну ее высокую вероятность в отношении генезиса самой скифской комбинации признаков. Исходный протокомплекс зафиксирован на той же территории в эпоху неолита и бронзы многими материалами.

Какой этногенетический вывод вытекает из генетических связей скифов с населением эпохи бронзы, проживавшим на той же территории? Он со­стоит в том, что скифы не появились в Южно-Русских степях с юго-востока, как можно думать в соответствии с археологическими и лингвистически­ми наблюдениями; не появились они и с юго-запада, как заставляет думать приводимая у Геродота легенда об их происхождении, а сложились они на том же месте, где их застает история. Антропологический материал не исключает инородных этнических включений в состав скифов, но преи­мущественное значение придает все же местным истокам их этногенеза» (Алексеев, 1989, с. 177).

На этой же позиции стоял и выдающийся скифолог археолог Б. Н. Граков (1977, с. 153-154), считавший предками киммерийцев и причерноморских скифов носителей срубной культуры. Но несомненно, что среди скифов было много пришлого из Азии населения, а среди него были и монголои­ды, хотя и в незначительном количестве (Акишев, 1973).

По вопросу об антропологическом типе скифов ученые не пришли к еди­ному мнению: одни считают всех скифов европеоидами, другие утвержда­ют, что среди них, в частности не собственно скифов, были и монголоид­ные племена. Мы считаем верной вторую точку зрения, так как сам Геродот прямо указывал, как отмечалось выше, что среди племен, которые счита­лись скифскими, были монголоиды (Герасимова и др., 1987, с. 25, 238).

Изучая черепа древнейших жителей Поволжья, М. Н. Герасимов обна­ружил монголоидность, скорее всего лапаноидность, у части населения региона, жившей еще в эпоху неолита.

Греческие писатели, знакомые со скифами, писали, что это красивые люди крепкого телосложения. Скифы, изображенные на предметах, най­денных в скифских курганах, — тоже европеоиды. Это подтверждает вер­сию о том, что монголоидов среди скифов было немного, но они все же были. Знаменитый Гиппократ в своем сочинении «О воздухе, водах и мест­ностях» описал внешний вид скифов. Прежде всего он отмечает их длин — ноголовость, обусловленную тем, что «лишь только родится ребенок, пока еще его кости мягки, неотвердевшую головку его выправляют руками и принуждают расти в длину посредством бандажей и других подходящих приспособлений…» (гл. 21). Далее он пишет: «Все скифское племя — рыжее, вследствие холодного климата, так как солнце не действует с достаточною силою, и белый цвет как бы выжигается от холода и переходит в рыжий (гл. 28) (АИСК, 1990, с. 34-35).

В. Ю. Мурзин, ссылаясь на антрополога С. И. Куц, пишет, что «об антропо­логической однородности населения Северо-Причерноморских степей в скифское время говорить не приходится» (1990, с. 13). Он пришел к заклю­чению: скифы как этнос сформировались «в результате взаимодействия родственных по языку местных и пришлых кочевых племен, генетические истоки которых следует искать среди различных групп населения культур срубного (местная линия) и андроновского (восточный компонент) круга, носители которых, судя по всему, были ираноязычны» (Там же, с. 14).

С этим выводом можно согласиться вполне, если опустить концовку об ираноязычности скифов, так как мы убеждены, что, «судя по всему», в том числе и по данным языка, собственно скифы — сколоты — наверняка были тюрками, хотя среди скифов встречались и другие этнические груп­пы. По своим антропологическим признакам нынешние тюркоязычные карачаево-балкарцы довольно близки к древним скифам.

В. П. Алексеев относит северокавказские горские народы — карача­евцев, балкарцев, осетин-дигорцев — к кавказскому типу европеоидной расы. Людям этого типа присущи, по его словам, «высокий рост, массив­ность черепа, большие размеры головы и лица, сближающие кавкасион — ские народы с древними представителями европеоидной расы… Широко­лицый тип фиксируется на Северном Кавказе в палеоантропологических материалах бронзы и раннего железа» (Алексеев, 1974, с. 137).

Эти же антропологические данные присущи и скифам. В. П. Алексеев пишет о европейских скифах: «Это были классические европеоиды, отли­чавшиеся… удлиненной формой головы, относительно низким и широким лицом, довольно массивным скелетом и сравнительно высоким ростом» (Алексеев, 1989, с. 176-177).

Следовательно, из северокавказских народов больше всех унаследо­вали скифский антропологический тип карачаевцы и балкарцы, а также осетины-дигорцы, которых многие ученые считали иранизированными тюрками, так как в их языке очень много тюркизмов. Они резко отличают­ся от остальных осетин не только по антропологическим признакам, но и по языку, о чем будет сказано ниже.

Мировоззрение скифов, выразившееся, главным образом, в их религи­озных верованиях и мифах, весьма устойчиво и долговременно, поэтому оно должно помочь найти суть изучаемой проблемы.

Чтобы доказать иноязычность скифов, иранисты опираются именно на этот аспект проблемы. Специальные работы ему посвятили Д. С. Раев­ский (1977), А. М. Хазанов (1975). Этот же вопрос частично исследован в книге «Скифия и Кавказ» (Киев, 1980), работах ряда ученых — Ж. Дюмезиля,

В. И. Абаева, В. П. Окладникова, Л. Р. Кызласова и др.

Изучением мировоззрения древних людей, в том числе скифов, зани­мался академик А. П. Окладников. Вместе с Е. А. Окладниковой он доско­нально изучил древние наскальные рисунки Горного Алтая, в частности, рисунки Елангашской долины, и сделал важные научные выводы в книге «Древние рисунки Кызыл-Келя» (1985).

Авторы книги пишут, что рисунки на камнях Елангаша создавались в течение долгого времени, начиная с III тыс. до н. э. и до скифского периода. Они указывают: «К рисункам эпохи бронзы относятся изображения колес­ниц, быков, яков; к скифскому времени — изображение оленей-пигалиц, символических фигур лучников. Эпиграфические рисунки (петроглифы; исполненные в технике граффити, а также выбивки) в основном представ­лены изображениями алтайцев в национальных костюмах» (с. 8). По мне­нию исследователей, наскальное искусство было связано с культом кам­ней и гор, а «культ гор сложился под влиянием древних представлений о высоких вершинах гор как местах скопления влаги, необходимой для скотоводов и земледельцев, обитания божеств, а также представлений о горах как о местах, наиболее приближенных к небу». «Что касается культа камней, то он связан с представлениями древних людей о долговечности камней, с мечтами людей о долговечности человеческой жизни. До насто­ящего времени сохранились легенды тюрок-алтайцев о связи наскального искусства с культом гор и камней» (с. 8-9).

Пятна на наскальных рисунках символизируют солнце, звезды и имеют астральное значение (с. 4).

Древние мастера особо выделяли изображения козлов, оленей, быков, яков, лошадей. Почитание дикого козла уходит корнями в каменный век. Ка­мень с изображением козла алтайцы называют «Теке таш» (по-тюркски «Коз­линый камень». — Авт). Круглые крупные пятна или небольшие точки, нари­сованные рядом с головами козлов, могут символизировать солнце (с. 5).

На скалах изображены быки, тянущие повозки, яки, груженные покла­жей. Быками были запряжены погребальные повозки, обнаруженные при раскопках ямной афанасьевской культуры на Днепре (с. 5-6).

В скифское время появились наскальные рисунки, изображающие оле­ней, которые были тотемными животными скифов. Сохранились изобра­жения оленей, имеющих рога с солярными завершениями (в виде кругов с отростками). Авторы отмечают: «Корни представлений о космогоническом образе оленя — солнца, как известно, уходят в культуру племен сибирской тайги эпохи бронзы и раннего железа… На рисунках Алтая сохранились два значительных скифских сюжета: олень с древовидными рогами и человек с поднятыми над головой рогами оленя. Оба эти сюжета могут быть сопо­ставлены с образом Мирового дерева, таким, каким его сохранили мифы скифов, — как об опоре неба и солнца, о пути, по которому осуществлялась сверхъестественная связь трех миров: нижнего (подземного), среднего (земного), верхнего (небесного)» (с. 7). Примерно в таком же плане рас­сматривает этот вопрос и Д. С. Раевский (1977, с. 46).

Что касается идейной основы наскального искусства Восточного Алтая, то, по мнению авторов, «она отразила в себе житейский опыт и богатый духовный мир древнего человека. Среди петроглифов Еленгаша можно выделить рисунки, сюжет которых порожден представлениями о восходя­щем и умирающем звере, об изобилии и плодородии, мифами о великих предках. Иными словами, здесь отразились формы мышления людей эпо­хи бронзы, раннего железа» (Окладников, Окладникова, 1985, с. 8).

В главе «Мировоззрение и мировосприятие тазминцев» книги «Древ­нейшая Хакасия» (с. 188-241) Л. Р. Кызласов весьма подробно и научно обоснованно пишет о семантике тазминских изваяний и писаниц, о пред­ставлениях древних людей о Вселенной и божествах, о жизни и смерти, о солнце, небесных богах и духах.

По его словам, в основе культовых представлений далеких предков тюрок-хакасов находилось охотничье мировосприятие (изображение ло­сей, горных баранов-аргали (архаров), хищников, которое было осложне­но идеологией пришлых скотоводов, принесших с собой культуру людей, связанных с производящей экономикой (культ Коровы-матери, изображе­ние быков и т. п.) (с. 239). В результате «как синтез различных в своих ис­токах мировосприятий сложился и расцвел неожиданный для Сибири и

Центральной Азии феномен — культ монументальных древнейших в Евра­зийских степях каменных изваяний, стел и менгиров» (Там же). Автор счи­тает, что все это произошло в эпоху неолита и что «сибирский шаманизм сохранил в значительном объеме многие реалии культовой практики юж­носибирских племен, восходящие к глубокой древности, к началу III тыс. до н. э.» (с. 240).

Исследователь подчеркивает, что «Южная Сибирь уже в глубокой древ­ности являлась крупным и важным культурным центром, центром актив­ности неолитических племен, распространявшим, в свою очередь, пере­довые по тому времени идеологические и культурные импульсы в глубины глухой сибирской тайги, к обитателям суровых просторов тундры, вплоть до берегов Ледовитого океана» (с. 241).

Весомый вклад в изучение идеологии первобытных людей, отражен­ной в искусстве древнего населения Сибири, особенно Алтая, вносит Институт истории, филологии и философии Сибирского отделения Ака­демии наук, в частности, его сотрудники А. П. Окладников, Е. А. Окладни­кова, В. Д. Кубарев, З. А. Абрамова, Ю. С. Худяков и др.

В сборнике статей «Антропоморфные изображения», изданном Инсти­тутом в 1987 г., представлены почти все регионы Сибири и Урала.

В нем помещены также статьи Н. Л. Членовой «Северокавказские олен — ные камни и новомордовские стелы» и Л. М. Мосоловой «Древнейшие ан­тропоморфные изображения Киргизии».

В книге в целом идет речь об изображениях, начиная с времен палео­лита, а особенно периодов неолита и бронзового века. Все эти изображе­ния имеют смысловое значение и выражают миропонимания первобыт­ных людей.

«Своеобразное восприятие окружающего мира у племен и племенных объединений кочевников Евразийских степей, для которого характерен культ патриархальных богов и героев, находит отражение в многочис­ленных памятниках зоны Великой степи. Это и наскальные изображения, и антропоморфные каменные изваяния, и стелы» (Антропоморфные изо­бражения, 1987, с. 6).

По словам Е. А. Окладниковой, «наскальные рисунки, в составе кото­рых большое место занимают антропоморфные образы, являются истори­ческими источниками, которые с особой степенью достоверности позво­ляют реконструировать мир прошлого» (Там же, с. 180).

Известный археолог и этнограф В. Д. Кубарев, изучивший большое количество наскальных изображений на Алтае, написал несколько инте­ресных книг по этой тематике. Он прямо говорит, что создателями этого вида искусства явились предки нынешних тюркских народов, жившие на огромных пространствах Евразийских степей от Забайкалья до Централь­ной Европы. Об этом говорит само название одной из его книг — «Древне­тюркские изваяния Алтая» (1984).

В одной из своих последних работ — «Древние россыпи Каракола» (1988) — ученый реконструирует идеологические представления энеоли- тического населения Алтая и сопредельных регионов Центральной Азии, которое было носителем древнеямной афанасьевской культуры. На кам­нях Каракола (плиты из могильников, стелы и т. д.) чаще всего изображены «солнцеголовые», «быкоголовые» и «птицеголовые» существа, которые имеют свои аналогии в Хакасии, Казахстане, Туве, Монголии. После Солнца в зверином пантеоне древних людей значительное место занимал могу­чий бык. Образы солнечного божества и лунного бога сливаются воедино в образе быка. В стелах имеются чашечные углубления, которые являлись изображениями небесных светил и звезд (с. 106-107).

Основные персонажи на стелах подтверждают предположение о раз­витом культе солнца, быка и хищной птицы. Рисунки одного из погребаль­ных камней изображают сцену борьбы красных «духов» с черными «демо­нами», «символизируя противостояние добра и зла, борьбу между светом и тьмой, извечную борьбу жизни и смерти. Первобытные люди считали, что человек, покидая мир живых и уходя в мир мертвых, нуждался в помо­щи против опасностей, грозивших ему в потустороннем мире» (с. 118).

Искусству древних жителей Сибири можно найти аналогии в искусстве древних жителей Урала, Поволжья, Кавказа и Северного Причерноморья. Примером могут служить обнаруженные в Карачае и Балкарии наскаль­ные изображения, росписи на камнях, стелах, менгирах и т. д., исследован­ные С. Я. Байчоровым (1987, с. 5-26; 1988, с. 96-141), а также описанный У. Ю. Элькановым солнечный каменный круг в бывшей столице Алании — Нижне-Архызском городище (Эльканов, 1988, с. 142-150).

На скале в балке Сутул, в верховьях реки Уруп, С. Я. Байчоров обнару­жил 75 рисунков. На них запечатлены верховые и пешие люди, птицы, хищ­ные звери, олень, собака, волк, курдючные овцы, ягненок, медведь, лось, соха, плуги, лук со стрелой, копье, аркан, меч, щиты, геометрические фигу­ры с разным количеством точек (пятнышек) внутри, круги с десятью спи­цами и с 4 спицами, древнетюркские рунические надписи. Интересно, что один из рисунков изображает мужчину крепкого телосложения, ловящего арканом зверя, у некоторых мужчин на голове широкие шляпы, некото­рые одеты в боевые доспехи. Параллели от этих фигур можно провести к сибирским антропоморфным изображениям, в которых люди в шляпах изображают мифических животных (Байчоров, 1987, с. 17-18).

Подобные изображения встречаются в ущелье Хасаута (около Кисло­водска), в Горном Дагестане. Изображения геометрических фигур с точка­ми (пятнышками) внутри, как и в Сибири, обнаружены в могилах или при них и имеют ритуальное значение. Среди них находятся изображения, по­хожие на скифские и аланские колесики-амулеты. Все наскальные рисунки

С. Я. Байчоров считает булгарскими (с. 21), но рисунки, опубликованные им, больше похожи на скифские и аланские.

Петроглифы, найденные в местности Бичесын (у самого подножия Эль­бруса) также напоминают скифские, но С. Я. Байчоров считает их принад­лежностью майкопской культуры (1988, с. 117).

Описание исследователем менгиров в Бичесыне совпадает с описа­нием древних сибирских и скифских менгиров. Как известно, они имели культовое предназначение, как и камни (их 23) с чашечными углубления­ми, солнечные круги с розетками внутри (Там же, с. 104-105).

Весьма показательно то, что внутри средневекового карачаевского надмогильного сооружения — Камгут-кешене (в Баксанском ущелье около города Тырныауза) — до сих пор сохранилось изображение оленя, тотем­ного животного скифов (Там же, 113).

Выше мы подчеркивали, что Южная Сибирь с, прилегающими района­ми явилась одним из регионов формирования многих тюркских этниче­ских групп. В их числе были и скифские племена, часть предков которых испокон веков жила в Волго-Уралье и прилегающих к нему регионах, а другая часть из этого региона и из Сибири прибыла на Северный Кавказ и в Северное Причерноморье в VII в. до н. э., а может быть, и раньше (Иессен, 1953, с. 109; Погребова, Раевский, 1992, с. 35-37).

Нет сомнения в том, что и азиатские, и европейские скифы были двумя ветвями некогда единого этноса. Поэтому у них очень сходна материаль­ная и духовная культура, а также идеологические воззрения, особенно ре­лигиозные (Грязнов, 1980, с. 58-60; Тереножкин, 1976, с. 211).

В книге «Дохристианская религия аланов» В. И. Абаев ведет речь о ре­лигии скифов, но он не нашел у них даже следов религиозных обрядов, присущих ираноязычным народам. Как известно, в далеком прошлом иранские племена исповедовали зороастризм. В древности и раннем Средневековье эта религия была распространена на Юге Средней Азии, среди предков таджиков, а также среди ираноязычных племен Афгани­стана, Ирана, Азербайджана, Северо-Западной Индии и ряда других стран Ближнего и Среднего Востока. Священным каноном зороастризма явля­ется Авеста (как Библия для христиан и Коран для мусульман), но скифы, саки, массагеты, сарматы, аланы остались до конца чуждыми зороастризму.

В. А. Абаев справедливо отмечает: «Дошедшие до нас сведения о ре­лигии скифов, массагетов, аланов не заключают даже намека на что-либо зороастрийское (Абаев, 1960, с. 3). Но, поскольку религиозные верования скифов, сарматов и аланов противоречат теории об их иранском проис­хождении, автор сразу оговаривается: «Исторические сведения о религии аланов очень скудны. И мы намерены опираться не на них, а на данные язы­ка, мифологии, религиозных представлений современных осетин» (Там же).

А вот между верованиями скифов и тюркских народов можно провести определенные параллели. Тюрколог М. А. Хабичев утверждает: «Полное совпадение названий скифских и карачаево-балкарских божеств свиде­тельствует о том, что скифская мифология была унаследована предками карачаевцев и балкарцев, и как промежуточное явление многие прису­щие ей черты сохранились в народной памяти до наших дней» (Хабичев, 1987, с. 37-38).

Если не полностью, то в основном совпадают имена скифских и карачаево-балкарских языческих богов и их функции. Это явствует из при­веденной ниже таблицы.

тейри — бог неба, аланский — Уран — бог неба тегри, хазарский — тагарма, гуннский — тангры-хан, ха­касский — тиигир тай, тир — гимтай

тоба, табу, табыг, тай-бат — Гестия — богиня до — богиня домашнего очага. машнего очага (там/таб — дом + ити/ийе —

хозяйка. там еще имеет зна­чение «разводить огонь».

Отсюда — хозяйка очага. В тюркских языках глухие со­гласные предшествовали звонким: т-д-й (ити-иди-ийе)

бог гро — папай (Бабай) — бог грома, Зевс — бог грома и молнии, града. Дословно: молнии бабай — дед, предок, по — русски — отец

Алий (А6ий, Амма) — пра­родительница, дающая жиз­ненное начало. Алий, А6ий,

Апу — собственные имена и в настоящее время. По- чувашски: апи — мать, апа — бабушка (Чувашско-русский словарь. М., 1956. С. 35-36)

къантейриси (Къайнар) — Аполлон — бог солн — бог солнца, света ца, света, целитель и

прорицатель, покро­витель искусств

Ариуум — богиня красо — Афродита — богиня ты, прелести (от аргим + любви и красоты паса/ цветок по-согдийски), т. е. красивый цветок (ДТС, с. 298)

Фукмашакъ, пукмашакъ — посейдон — бог моря, бог воды, дождя, стихийных воды бедствий

Орий — бог войны (видимо, Арес (Арей) — бог отсюда и клич «Орийда!», войны «Орайда!»

До настоящего времени карачаево-балкарские женщины клянутся именем богини очага Табити: «Тобады!», а мужчины — именем верховного бога: «Тейри!» В обыденной речи сейчас оба теонима имеют значение «кля­нусь», «ей-богу» (ДТС, с. 1-2, 203, 259, 298, 527 и др; Хабичев, 1987, с. 22-23; 1982, с. 13-15; Боргояков, 1975, с. 110-120; Лайпанов, 1992, с. 131; Мизиев, 1986, с. 45-46).

Знаменитый датский тюрколог М. Томсен, расшифровавший древне­тюркские Орхоно-Енисейские рунические надписи и обнаруживший в них культ Тенгри, академик В. В. Радлов, некоторые другие тюркологи указа­ли, что Тенгри, означающий «бог» и «небо», издавна бытовал у тюркских и монгольских племен. Он считался у них верховным божеством (Радлов, 1905, т. 3, ч. 1, с. 832, 1043-1044).

Археолог Е. П. Алексеева, давно занимавшаяся этногенезом карачаев­цев и балкарцев, считает, что культ Тенгри/Тейри был занесен на Северный Кавказ булгарами (Алексеева, 1971, с. 169). Этнограф И. М. Шаманов и фоль­клорист М. Ч. Джуртубаев доказали, что корни Тейри надо искать еще у скифов. Тейри, будучи верховным богом и богом неба, одновременно вы­ступает как источник и податель добра и радости, вершитель людских су­деб (Шаманов, 1982, с. 155-167; Джуртубаев, 1991, с. 162-176).

Интересно отметить, что из числа живших и живущих на Кавказе тюрк­ских народов (азербайджанцы, турки-месхетинцы, карачаевцы, балкарцы, кумыки, ногайцы, трухмены/туркмены) культ Тегри/Тейри бытовал только среди карачаевцев и балкарцев (Чурсин, 1926, с. 73).

Болгарские ученые отмечают, что и после принятия болгарами христи­анства древнетюркский верховный бог Тенгри (в форме Тангри) продол­жал бытовать у болгар еще несколько веков (Бешевлиев, 1939, с. 34).

Карачаево-балкарский Тейри, по мнению Ф. А. Урусбиевой, «не полу­чил ни зооморфного, ни антроморфного облика и наделен универсальны­ми космическими функциями» (Урусбиева, 1979, с. 10). В настоящее время культ Тейри вытеснен культом Аллаха, но еще в начале XIX в. верховный бог почитался карачаево-балкарцами. Г. Ю. Клапрот, совершивший в 1807-1808 гг. путешествие по Кавказу, писал о карачаевцах: «Они почита­ют бога, называемого не Аллах, а Тегри, который является творцом блага» (Клапрот, 1974, с. 245).

Теоним «Тейри» и культ Тейри карачаево-балкарцами были унаследо­ваны, а не заимствованы, и корни Тейри (скифский «Таргитай») и других карачаево-балкарских языческих богов нужно искать в пантеоне древней­ших богов пратюрок, носителей ямной, срубной, скифской культур. Тейри, видимо, первоначально почитался как герой, а с течением времени (с на­чалом разложения первобытно-общинного строя) постепенно превратил­ся в могущественного верховного бога древних пратюрок (Джуртубаев, 1991, с. 164, 172).

Приведенная выше сравнительная таблица богов у скифов и карачаево — балкарцев наглядно показывает, что скифы — одни из далеких предков по­следних. При сопоставлении же религиозных верований скифов и осетин ученым ничего подобного обнаружить не удалось. Поэтому иранистам едва ли целесообразно писать о «прямом наследовании» осетинами ду­ховной культуры скифов. Но такие попытки делаются и сегодня.

Видный французский ученый-индоевропеист Жорж Дюмезиль, написав­ший ряд книг об осетинском фольклоре, в последней своей книге «Скифы и нарты» (М., 1990) пытается, причем явно неудачно, проводить параллели между скифскими богами и осетинскими нартами. В частности, он совер­шенно необоснованно находит аналогию между скифским богом Аресом и нартскими богатырями Батразом и Тыхостом. Ученый утвеждает, что осетин­ский «Тыхост — дух коренной, местный; он, безусловно, прямой, остепенив­шийся наследник скифского Ареса — и в своих обязанностях распорядителя грозы (тут он замещает святого Илью), и как защитник селения» (с. 13).

Общие мотивы можно найти в фольклоре почти всех народов. В карачаево-балкарском фольклоре, как сказано выше, есть что сравнить со скифами, но уже конкретно, вплоть до аналогичных или сходных имен и функций богов у тех и других.

В названной выше книге М. Ч. Джуртубаева приводятся многочисленные аналогии между героями скифских и карачаево-балкарских легенд и сказа­ний. Для нас особое значение имеет следующее научное открытие автора.

Как известно, Геродот (кн. 4, с. 5) передал скифскую легенду о том, как на землю скифов упали с неба золотые плуг, ярмо, секира и чаша (Ге­родот, 1978, с. 188). Эту легенду пытались истолковать многие ученые — индоевропеисты, в их числе и Ж. Дюмезиль, однако до сих пор в астрони — мах индоевропейских народов никто не обнаружил указанных предметов, так как прежде чем упасть с неба, там должны были пребывать прообразы золотых предметов из легенды. М. Ч. Джуртубаев открыл астрологическую суть скифского сказания.

Карачаево-балкарцы именуют созвездие Малой Медведицы Мырыт джулдузла, или Мырытла. М ы р ы т — это лемех, сошник (на карачаево — балкарском языке). Созвездие Ориона именуется Гида джулдузла, или Гидала. Г и д а — обоюдоострый топор, секира, боевое оружие скифов и карачаево-балкарцев (много таких топоров найдено в археологических памятниках скифов). Группа из семи звезд в созвездии Северной Короны, внешне напоминающая чашу, называется Чемюч джулдузла, или Чемючле. Ч е м ю ч — это чаша. Созвездие Весов карачаево-балкарцы именуют Бо — юнсха (Боюнса) джулдузла, или Боюнсхала. Б о ю н с х а — ярмо.

Таким образом, в карачаево-балкарских астронимах автор впервые об­наружил единственные прообразы легендарных скифских святынь.

Он пишет: «Полагаем, что эти четыре созвездия символизировали для скифов год, почему и считалось, что человек, заснувший при охране зо­лотых предметов, не проживет и года, «уснет». Объезд же на коне участка земли, видимо, символизировал движение Солнца, его годичный цикл, а сам страж — Колаксая, образ которого сохранился в культе солнечного бога Голлу… Мы уже приводили и приведем далее доказательства того, что в образе нартов в карачаево-балкарском эпосе фигурируют скифы. Поэто­му полагаем, что эти предметы, по скифской мифологии, были сброшены на землю именно кузнецом Дебетом» (Джуртубаев, 1991, с. 137).

Чтобы смысл приведенной цитаты был ясен до конца, скажем несколь­ко слов о Дебете. В разделе книги «Дебет и Кайнар» М. Ч. Джуртубаев пишет, что покровитель кузнечного дела Дебет Златоликий — Алтынбет Дебет — создан Тейри из кусочка его сердца. Видимо, имеется в виду Солнце. Боги земли и огня дают ему разумение языка камня и огня, и Дебет сразу рас­познает, что содержится в том или ином куске камня, в земле, в горе и т. п. Ему приписывается изобретение наковальни, клещей, молота (до этого он ковал железо кулаком). Дебет (Дауэт) впервые на земле подковывает коня, он же обучает людей кузнечному ремеслу. Когда он начинал ковать ору­жие, частицы раскаленного металла, вылетая из-под его тяжелого молота, прилипали к небесному своду, превращаясь в звезды. Тогда рассеялась тьма, ночи стали светлыми, и нарты, овладев оружием, выкованным чудо — кузнецом, стали побеждать чудовищ и диких зверей. После того как Дебет изготовил достаточно оружия, он смастерил крылатую колесницу и улетел в небо, где продолжает ковать железо для небесных жителей, а падающие звезды — осколки раскаленного металла, вылетающие из-под молота.

В карачаево-балкарском нартском сказании о Дебете говорится, что главным именем Тейри-Солнца было «Къайнар-Тейри» («Кипящий Тейри») (скифский бог Гойтосир). Къайнар-Тейри сотворил землю, горы, воды и звезды. Когда он сотворил землю, она дрожала и тряслась, а моря бушева­ли, поэтому люди целых семь лет били поклоны Къайнар-Тейри, плакали умоляя: «Землю сотворил ты — не дай ей трястись. Воды явил ты — не дай им качаться!».

Тогда бог сотворил горы и вбил их в землю, как клинья, после чего зем­летрясения и штормы прекратились. Къайнар-Тейри извергал на землю желтые камни — золотые самородки (къусукъ — изрыгнутое), серебро — его замерзшие слезы, железо — его испражнения, бронзу — родную сестру зо­лота. Когда же нарт Дебет отделил железо от камней и выковал из него боевое оружие, нарты истребили своих врагов, так называемых харра, че­ловекообразных безобразных существ, покрытых красной шерстью.

Имя нартского кузнеца состоит из слов дып/тып (огонь, огненный) + бет (лицо; следовательно, дыпбет означет «огненноликий», т. е. Солнце. Возмож­но, в какое-то время слово «Дебет» («Дыпбет») само было эпитетом к имени солнечного божества, а затем стало именем нартского кузнеца. «Къайнар» же так и осталось именем бога Солнца. Выстраивается целая цепь: Къай­нар — Дыпбет Къайнар (Огненноликий Къайнар) — Дебет — Алтынбет Дебет (Златоликий Дебет) — Къайнар-Тейри (Джуртубаев, 1991, с. 155, 157).

М. Ч. Джуртубаев, М. А. Хабичев и некоторые другие ученые считают, что нартскйй эпос ряда северокавказских народов и абхазцев берет на­чало от тюрок-скифов. Эта гипотеза подтверждается многочисленными фактами, прежде всего тем, что большинство имен нартских героев этимо­логизируется из тюркских языков, в частности из карачаево-балкарского: Дебет — Огненноликий, Батраз — богатырь + ас, Алауган — Ал + оглан — пер­вый сын и т. д.

О первоначальной идентичности Къайнара и Дебета говорит при­сутствие первого теонима в нартском эпосе абхазцев — кузнеца Айнара. Айнар здесь не бог-кузнец, а просто искусный мастер. Богом кузнечного дела у абхазцев был Шашпа, которого абхазцы не отождествляют с Ай — наром. Это свидетельствует о том, что Айнар был заимствован у предков карачаево-балкарцев, и подтверждается исследованиями Ш. X. Салакая (1966, с. 57, 72).

Об идентичности Къайнара и Дебета красноречиво говорит и другой факт. Если абхазцы позаимствовали у предков карачаевцев и балкарцев первое имя солнечного божества (Къайнар), то адыги переняли второе имя, Дебет, в форме Дабеч. Ни первое, ни второе имя божества карачаевцев и балкарцев не этимологизируется с абхазского и адыгского языков. В адыг­ском сказании старый кузнец Дабеч выступает в роли истинно адыгского божества кузнечного ремесла Тлепша (Нарты, 1974, с. 308).

Бог-кузнец Дебет дублируется также в осетинской мифологии и эпосе. Как пишет В. И. Абаев, в некоторых обрядах и сказаниях бог очага и надочаж — ной цепи выступает как бог-кузнец, заменяя Курдалагона. Имя этого боже­ства — Сафа (Абаев, 1982, с. 9).

Осетинский фольклорист Г. Шанаев пишет, что Курдалагон был вторым небесным кузнецом после Сафа (Памятники народного творчества осетин, 1925, вып. 1, с. 62). А Сафа, как утверждает В. И. Абаев, являлся христиан­ским святым Саввой, вошедшим в языческий пантеон осетин (Абаев, 1979, с. 9). По его мнению, Курдалагон состоит из курд (кузнец) + ала (аланский), уарх — старое осетинское название волка, новое — бираг (от тюркского берю) и суффикса он, означающего принадлежность к известному роду (Абаев, 1949, с. 592, 594).

М. Ч. Джуртубаев справедливо считает подобную этимологию ошибоч­ной и неубедительной. Разгадка же имени Курд + Алагон лежит на поверх­ности и легко объяснима. Это имя старшего сына Дебета, Алаугана. Нарт — ский эпос повествует о том, что у Дебета было 19 сыновей, самым могучим среди них был старший сын. Причина, по которой карачаево-балкарские Къайнар, Дебет и Алауган дублируют Шашпы, Тлепша и Сафа, вероятно, в том, что наиболее развитая культура железного века на территории СССР, сложившаяся в VII в. до н. э. и достигшая расцвета в V-IV вв. до н. э., при­надлежала скифским племенам Северного Причерноморья (Першиц, Мон — гайт, Алексеев, 1982, с. 169).

Нартский эпос, как доказано наукой, — сложился в Причерноморье и на Кавказе, где происходили длительные контакты предков карачаево — балкарцев, абхазов, адыгов, осетин, ингушей, кумыков. Будь скифы ира­ноязычными предками осетин, как принято считать сейчас, имена богов кузни у абхазцев и адыгов были бы не тюркскими, а иранскими (Джурту­баев, 1991, с. 160).

Главная героиня нартского эпоса Сатанай (Сатаней), считающаяся ма­терью нартов, легко этимологизируется с карачаево-балкарского языка: Сат (священная) + анай (мать), или же Сатан (прекрасная) + ай (луна) (Джуртубаев, 1991, с. 25).

В сказаниях говорится о том, что Сатанай-бийче была дочерью Луны и Солнца (Джуртубаев, 1991, с. 160-161; Къарачай-малкъар нарт таурухла, 1966, с. 28).

Во многих нартских сказаниях говорится, что нарты — сыновья Солнца (Дебета) и Луны (Сатанай). Отсюда объясняется, почему у Дебета 19 сы­новей. Речь идет о так называемом Метановом цикле, известном многим народам древности, когда люди пытались совместить число дней лунного месяца и число дней солнечного года. Выход был найден: оказалось, что 19 солнечных лет равны 235 лунным месяцам.

«Таким образом, независимо от того, открыли ли предки балкарцев и ка­рачаевцев этот цикл самостоятельно или позаимствовали у другого народа, 19 лет лунного солнечного цикла стали олицетворяться ими в образах 19 сы­новей Солнца (Дебета) и Луны (Сатанай). Когда основа олицетворения была забыта, стало казаться естественным, что первая по красоте и мудрости жен­щина должна быть женой Ёрюзмека, а не мирного труженика Дебета, живу­щего отрешенно и не участвующего в повседневных заботах своих потомков, которые, в свою очередь, обращаются к нему только в самых затруднитель­ных ситуациях. Но, разумеется, такая перестановка произошла постепенно, медленно, а не в результате замысла какого-либо сказителя… Образы Дебета и Сатанай — соединительное звено между мифологией карачаево-балкарцев и их эпосом, не единственное, разумеется, но очень важное, подтверждаю­щее со всей наглядностью непрерывность традиций их духовной культуры с глубокой древности до наших дней» (Джуртубаев, с. 162).

А. П. Смирнов отмечал, что «типичные скифские вещи в своих исходных чертах связаны с Азией». Н. Л. Членова писала: «Татарская культура, рапро — страненная в южной части Красноярского края (Минусинская котловина) в VII-III вв. до н. э., — это одна из культур скифского круга», для которой типичны оружие — кинжалы, акинаки, наконечники стрел, — конский убор и звериный стиль. Они имеют большое сходство с теми же категориями культуры скифов Причерноморья, Поволжья и Приуралья, саков Сред­ней Азии и Казахстана (Членова, 1981, с. 80, 84). «Преемственность многих черт культуры древних тюрков от скифо-сибирских культур», — отмечает

А. И. Гоголев, считающий, что традиционная культура якутов (саха) имеет скифо-сибирские истоки (Гоголев, 1987, с. 143).

Новейшие данные по культуре и языку скифов и близких им народов приводит Г. А. Гейбуллаев. Он сообщает небезынтересный факт: на терри­тории Иранского Азербайджана, в сел. Зивийе, найден клад IX-VII вв. до н. э., в котором имеются предметы «скифского стиля» (Гейбуллаев, 1991, с. 291). Детальное исследование этих предметов, будем надеяться, помо­жет решению некоторых аспектов «скифской проблемы»

Весь комплекс этнографической культуры и быта скифов разительно совпадает с культурой и бытом тюркских народов.

1. Скифы обитали в войлочных шатрах (юртах), широко практиковали войлочные изделия в быту; употребляли в пищу конину, пили кислое мо­локо (айран), кумыс, из которого делали сыр и т. п.

Все перечисленные элементы являются специфической особенностью извечной, традиционной культуры исключительно тюркских племен и на­родов.

2. Скифы хоронили вместе с умершими десятки, а иногда и сотни жерт­венных лошадей, захоронение людей производили в деревянных срубах, колодах и т. п. Обряд захоронения гуннов, алтайских тюрок, хазар, печене­гов и половцев свидетельствует о том, что перечисленные элементы куль­туры скифов являются специфической особенностью тюркских племен.

3. Геродот описал оригинальный скифский способ гадания на ивовых прутьях и липовом мочале. По мнению многих ученых (Я. Гмелин, Ф. Г. Ми­щенко, А. И. Семенов, М. Ч. Джуртубаев и др.) и сведениям древней шама — нистской рунической «Книги гаданий», эти способы гаданий были широко распространены среди тюркских народов (Джуртубаев, 1991, с. 30).

4. Геродотом описан скифский способ скальпирования врагов: вокруг головы надрезали кожу на уровне ушей (кн. 4, с. 64), точно такой же способ скальпирования был обнаружен в Пазырыкском кургане алтайских тюрок V в. до н. э. (Грязнов, 1951; Руденко, 1953; 1960; Кызласов, 1979; Грач, 1980, с. 25-27).

5. По словам Геродота (кн. 6, с. 71), тела скифских вождей бальзамиро­вались. Для этого покойнику разрезали живот, вынимали внутренности, заполняли его толченым кипером, благовониями, семенами сельдерея и аниса, потом сшивали и покрывали воском (Геродот, 1972, с. 204). Во многих алтайских курганах обнаружен в деталях повторяющийся способ бальзамирования и мумификации трупов не только вождей, но и рядовых членов племени (Грязнов, 1950).

6. Геродот писал, что, если у скифов-кочевников не окажется под ру­кой ни котла, ни дров, то они варят мясо весьма оригинальным способом: мясо тщательно очищают от костей, складывают в желудок и варят на огне из костей (конечно, и из дров). «Таким образом, — пишет Геродот, — бык сам себя варит» (Геродот, 1972, с. 202). А. П. Смирнов писал, что подобный способ варки мяса никем из исследователей практически не зафиксиро­ван. Однако у многих тюркских народов, особенно у пастухов-алтайцев, балкарцев, карачаевцев, казахов он был весьма широко распространен. И вот как это делалось у них: вырывали неглубокую ямку и в ней разводи­ли огонь из очищенных от мяса костей, а также дров. Когда земля прогре­валась, в эту ямку вкладывали желудок, наполненный мясом, сверху его засыпали горячей золой и продолжали топить дровами и костями. Таким образом животное «само себя варило».

Можно было бы привести еще немало фактов из быта и обычаев ски­фов, но и приведенные выше, думается, дают основание видеть в совре­менных тюрках наследников скифов.