ИЗ РЕЛИГИОЗНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ И МИФОЛОГИИ СКИФОВ

Мировоззрение скифов, выразившееся, главным образом, в их религи­озных верованиях и мифах, весьма устойчиво и долговременно, поэтому оно должно помочь найти суть изучаемой проблемы.

Чтобы доказать иноязычность скифов, иранисты опираются именно на этот аспект проблемы. Специальные работы ему посвятили Д. С. Раев­ский (1977), А. М. Хазанов (1975). Этот же вопрос частично исследован в книге «Скифия и Кавказ» (Киев, 1980), работах ряда ученых — Ж. Дюмезиля,

В. И. Абаева, В. П. Окладникова, Л. Р. Кызласова и др.

Изучением мировоззрения древних людей, в том числе скифов, зани­мался академик А. П. Окладников. Вместе с Е. А. Окладниковой он доско­нально изучил древние наскальные рисунки Горного Алтая, в частности, рисунки Елангашской долины, и сделал важные научные выводы в книге «Древние рисунки Кызыл-Келя» (1985).

Авторы книги пишут, что рисунки на камнях Елангаша создавались в течение долгого времени, начиная с III тыс. до н. э. и до скифского периода. Они указывают: «К рисункам эпохи бронзы относятся изображения колес­ниц, быков, яков; к скифскому времени — изображение оленей-пигалиц, символических фигур лучников. Эпиграфические рисунки (петроглифы; исполненные в технике граффити, а также выбивки) в основном представ­лены изображениями алтайцев в национальных костюмах» (с. 8). По мне­нию исследователей, наскальное искусство было связано с культом кам­ней и гор, а «культ гор сложился под влиянием древних представлений о высоких вершинах гор как местах скопления влаги, необходимой для скотоводов и земледельцев, обитания божеств, а также представлений о горах как о местах, наиболее приближенных к небу». «Что касается культа камней, то он связан с представлениями древних людей о долговечности камней, с мечтами людей о долговечности человеческой жизни. До насто­ящего времени сохранились легенды тюрок-алтайцев о связи наскального искусства с культом гор и камней» (с. 8-9).

Пятна на наскальных рисунках символизируют солнце, звезды и имеют астральное значение (с. 4).

Древние мастера особо выделяли изображения козлов, оленей, быков, яков, лошадей. Почитание дикого козла уходит корнями в каменный век. Ка­мень с изображением козла алтайцы называют «Теке таш» (по-тюркски «Коз­линый камень». — Авт). Круглые крупные пятна или небольшие точки, нари­сованные рядом с головами козлов, могут символизировать солнце (с. 5).

На скалах изображены быки, тянущие повозки, яки, груженные покла­жей. Быками были запряжены погребальные повозки, обнаруженные при раскопках ямной афанасьевской культуры на Днепре (с. 5-6).

В скифское время появились наскальные рисунки, изображающие оле­ней, которые были тотемными животными скифов. Сохранились изобра­жения оленей, имеющих рога с солярными завершениями (в виде кругов с отростками). Авторы отмечают: «Корни представлений о космогоническом образе оленя — солнца, как известно, уходят в культуру племен сибирской тайги эпохи бронзы и раннего железа… На рисунках Алтая сохранились два значительных скифских сюжета: олень с древовидными рогами и человек с поднятыми над головой рогами оленя. Оба эти сюжета могут быть сопо­ставлены с образом Мирового дерева, таким, каким его сохранили мифы скифов, — как об опоре неба и солнца, о пути, по которому осуществлялась сверхъестественная связь трех миров: нижнего (подземного), среднего (земного), верхнего (небесного)» (с. 7). Примерно в таком же плане рас­сматривает этот вопрос и Д. С. Раевский (1977, с. 46).

Что касается идейной основы наскального искусства Восточного Алтая, то, по мнению авторов, «она отразила в себе житейский опыт и богатый духовный мир древнего человека. Среди петроглифов Еленгаша можно выделить рисунки, сюжет которых порожден представлениями о восходя­щем и умирающем звере, об изобилии и плодородии, мифами о великих предках. Иными словами, здесь отразились формы мышления людей эпо­хи бронзы, раннего железа» (Окладников, Окладникова, 1985, с. 8).

В главе «Мировоззрение и мировосприятие тазминцев» книги «Древ­нейшая Хакасия» (с. 188-241) Л. Р. Кызласов весьма подробно и научно обоснованно пишет о семантике тазминских изваяний и писаниц, о пред­ставлениях древних людей о Вселенной и божествах, о жизни и смерти, о солнце, небесных богах и духах.

По его словам, в основе культовых представлений далеких предков тюрок-хакасов находилось охотничье мировосприятие (изображение ло­сей, горных баранов-аргали (архаров), хищников, которое было осложне­но идеологией пришлых скотоводов, принесших с собой культуру людей, связанных с производящей экономикой (культ Коровы-матери, изображе­ние быков и т. п.) (с. 239). В результате «как синтез различных в своих ис­токах мировосприятий сложился и расцвел неожиданный для Сибири и

Центральной Азии феномен — культ монументальных древнейших в Евра­зийских степях каменных изваяний, стел и менгиров» (Там же). Автор счи­тает, что все это произошло в эпоху неолита и что «сибирский шаманизм сохранил в значительном объеме многие реалии культовой практики юж­носибирских племен, восходящие к глубокой древности, к началу III тыс. до н. э.» (с. 240).

Исследователь подчеркивает, что «Южная Сибирь уже в глубокой древ­ности являлась крупным и важным культурным центром, центром актив­ности неолитических племен, распространявшим, в свою очередь, пере­довые по тому времени идеологические и культурные импульсы в глубины глухой сибирской тайги, к обитателям суровых просторов тундры, вплоть до берегов Ледовитого океана» (с. 241).

Весомый вклад в изучение идеологии первобытных людей, отражен­ной в искусстве древнего населения Сибири, особенно Алтая, вносит Институт истории, филологии и философии Сибирского отделения Ака­демии наук, в частности, его сотрудники А. П. Окладников, Е. А. Окладни­кова, В. Д. Кубарев, З. А. Абрамова, Ю. С. Худяков и др.

В сборнике статей «Антропоморфные изображения», изданном Инсти­тутом в 1987 г., представлены почти все регионы Сибири и Урала.

В нем помещены также статьи Н. Л. Членовой «Северокавказские олен — ные камни и новомордовские стелы» и Л. М. Мосоловой «Древнейшие ан­тропоморфные изображения Киргизии».

В книге в целом идет речь об изображениях, начиная с времен палео­лита, а особенно периодов неолита и бронзового века. Все эти изображе­ния имеют смысловое значение и выражают миропонимания первобыт­ных людей.

«Своеобразное восприятие окружающего мира у племен и племенных объединений кочевников Евразийских степей, для которого характерен культ патриархальных богов и героев, находит отражение в многочис­ленных памятниках зоны Великой степи. Это и наскальные изображения, и антропоморфные каменные изваяния, и стелы» (Антропоморфные изо­бражения, 1987, с. 6).

По словам Е. А. Окладниковой, «наскальные рисунки, в составе кото­рых большое место занимают антропоморфные образы, являются истори­ческими источниками, которые с особой степенью достоверности позво­ляют реконструировать мир прошлого» (Там же, с. 180).

Известный археолог и этнограф В. Д. Кубарев, изучивший большое количество наскальных изображений на Алтае, написал несколько инте­ресных книг по этой тематике. Он прямо говорит, что создателями этого вида искусства явились предки нынешних тюркских народов, жившие на огромных пространствах Евразийских степей от Забайкалья до Централь­ной Европы. Об этом говорит само название одной из его книг — «Древне­тюркские изваяния Алтая» (1984).

В одной из своих последних работ — «Древние россыпи Каракола» (1988) — ученый реконструирует идеологические представления энеоли- тического населения Алтая и сопредельных регионов Центральной Азии, которое было носителем древнеямной афанасьевской культуры. На кам­нях Каракола (плиты из могильников, стелы и т. д.) чаще всего изображены «солнцеголовые», «быкоголовые» и «птицеголовые» существа, которые имеют свои аналогии в Хакасии, Казахстане, Туве, Монголии. После Солнца в зверином пантеоне древних людей значительное место занимал могу­чий бык. Образы солнечного божества и лунного бога сливаются воедино в образе быка. В стелах имеются чашечные углубления, которые являлись изображениями небесных светил и звезд (с. 106-107).

Основные персонажи на стелах подтверждают предположение о раз­витом культе солнца, быка и хищной птицы. Рисунки одного из погребаль­ных камней изображают сцену борьбы красных «духов» с черными «демо­нами», «символизируя противостояние добра и зла, борьбу между светом и тьмой, извечную борьбу жизни и смерти. Первобытные люди считали, что человек, покидая мир живых и уходя в мир мертвых, нуждался в помо­щи против опасностей, грозивших ему в потустороннем мире» (с. 118).

Искусству древних жителей Сибири можно найти аналогии в искусстве древних жителей Урала, Поволжья, Кавказа и Северного Причерноморья. Примером могут служить обнаруженные в Карачае и Балкарии наскаль­ные изображения, росписи на камнях, стелах, менгирах и т. д., исследован­ные С. Я. Байчоровым (1987, с. 5-26; 1988, с. 96-141), а также описанный У. Ю. Элькановым солнечный каменный круг в бывшей столице Алании — Нижне-Архызском городище (Эльканов, 1988, с. 142-150).

На скале в балке Сутул, в верховьях реки Уруп, С. Я. Байчоров обнару­жил 75 рисунков. На них запечатлены верховые и пешие люди, птицы, хищ­ные звери, олень, собака, волк, курдючные овцы, ягненок, медведь, лось, соха, плуги, лук со стрелой, копье, аркан, меч, щиты, геометрические фигу­ры с разным количеством точек (пятнышек) внутри, круги с десятью спи­цами и с 4 спицами, древнетюркские рунические надписи. Интересно, что один из рисунков изображает мужчину крепкого телосложения, ловящего арканом зверя, у некоторых мужчин на голове широкие шляпы, некото­рые одеты в боевые доспехи. Параллели от этих фигур можно провести к сибирским антропоморфным изображениям, в которых люди в шляпах изображают мифических животных (Байчоров, 1987, с. 17-18).

Подобные изображения встречаются в ущелье Хасаута (около Кисло­водска), в Горном Дагестане. Изображения геометрических фигур с точка­ми (пятнышками) внутри, как и в Сибири, обнаружены в могилах или при них и имеют ритуальное значение. Среди них находятся изображения, по­хожие на скифские и аланские колесики-амулеты. Все наскальные рисунки

С. Я. Байчоров считает булгарскими (с. 21), но рисунки, опубликованные им, больше похожи на скифские и аланские.

Петроглифы, найденные в местности Бичесын (у самого подножия Эль­бруса) также напоминают скифские, но С. Я. Байчоров считает их принад­лежностью майкопской культуры (1988, с. 117).

Описание исследователем менгиров в Бичесыне совпадает с описа­нием древних сибирских и скифских менгиров. Как известно, они имели культовое предназначение, как и камни (их 23) с чашечными углубления­ми, солнечные круги с розетками внутри (Там же, с. 104-105).

Весьма показательно то, что внутри средневекового карачаевского надмогильного сооружения — Камгут-кешене (в Баксанском ущелье около города Тырныауза) — до сих пор сохранилось изображение оленя, тотем­ного животного скифов (Там же, 113).

Выше мы подчеркивали, что Южная Сибирь с, прилегающими района­ми явилась одним из регионов формирования многих тюркских этниче­ских групп. В их числе были и скифские племена, часть предков которых испокон веков жила в Волго-Уралье и прилегающих к нему регионах, а другая часть из этого региона и из Сибири прибыла на Северный Кавказ и в Северное Причерноморье в VII в. до н. э., а может быть, и раньше (Иессен, 1953, с. 109; Погребова, Раевский, 1992, с. 35-37).

Нет сомнения в том, что и азиатские, и европейские скифы были двумя ветвями некогда единого этноса. Поэтому у них очень сходна материаль­ная и духовная культура, а также идеологические воззрения, особенно ре­лигиозные (Грязнов, 1980, с. 58-60; Тереножкин, 1976, с. 211).

В книге «Дохристианская религия аланов» В. И. Абаев ведет речь о ре­лигии скифов, но он не нашел у них даже следов религиозных обрядов, присущих ираноязычным народам. Как известно, в далеком прошлом иранские племена исповедовали зороастризм. В древности и раннем Средневековье эта религия была распространена на Юге Средней Азии, среди предков таджиков, а также среди ираноязычных племен Афгани­стана, Ирана, Азербайджана, Северо-Западной Индии и ряда других стран Ближнего и Среднего Востока. Священным каноном зороастризма явля­ется Авеста (как Библия для христиан и Коран для мусульман), но скифы, саки, массагеты, сарматы, аланы остались до конца чуждыми зороастризму.

В. А. Абаев справедливо отмечает: «Дошедшие до нас сведения о ре­лигии скифов, массагетов, аланов не заключают даже намека на что-либо зороастрийское (Абаев, 1960, с. 3). Но, поскольку религиозные верования скифов, сарматов и аланов противоречат теории об их иранском проис­хождении, автор сразу оговаривается: «Исторические сведения о религии аланов очень скудны. И мы намерены опираться не на них, а на данные язы­ка, мифологии, религиозных представлений современных осетин» (Там же).

А вот между верованиями скифов и тюркских народов можно провести определенные параллели. Тюрколог М. А. Хабичев утверждает: «Полное совпадение названий скифских и карачаево-балкарских божеств свиде­тельствует о том, что скифская мифология была унаследована предками карачаевцев и балкарцев, и как промежуточное явление многие прису­щие ей черты сохранились в народной памяти до наших дней» (Хабичев, 1987, с. 37-38).

Если не полностью, то в основном совпадают имена скифских и карачаево-балкарских языческих богов и их функции. Это явствует из при­веденной ниже таблицы.

тейри — бог неба, аланский — Уран — бог неба тегри, хазарский — тагарма, гуннский — тангры-хан, ха­касский — тиигир тай, тир — гимтай

таргитай — сын Зевса, бог неба. По-древнетюркски тагри (таг/ри) — небо+тай (сойти, упасть), т. е. со­шедший, упавший с неба (ДТС, с. 527)

табити — богиня до­машнего очага. По — древнетюркски таб (там) — дом + ити (иди, ийе) — владелица дома, хозяйка (ДТС, с. 203, 529).

тоба, табу, табыг, тай-бат — Гестия — богиня до — богиня домашнего очага. машнего очага (там/таб — дом + ити/ийе —

хозяйка. там еще имеет зна­чение «разводить огонь».

Отсюда — хозяйка очага. В тюркских языках глухие со­гласные предшествовали звонким: т-д-й (ити-иди-ийе)

папай (Бабай)

ма и молнии

бог гро — папай (Бабай) — бог грома, Зевс — бог грома и молнии, града. Дословно: молнии бабай — дед, предок, по — русски — отец

Апи — животворное земное божество. По — древнетюркски апа, аба, ана — мать, прародитель­ница (ДТС, с. 1, 47). Апи, Аби, Апу — собственное имя у древних тюрчанок (Кашгарский Махмуд.

ДТС, с. 2)

Гойтосир — бог солнца. От гой/гей, кюй, — го­реть + тосир (тос — дух, ир/эр — мужчина)

Аргимпаса — богиня люб­ви, цветов, садов, рощ и весны (аргим — моя кра­савица + псак/согдий — ское) — цветок или венок из цветов (ДТС, с. 298)

Фагимасак — бог моря, воды

Орей, Орий — бог войны

Гея — животворное земное божество

Алий (А6ий, Амма) — пра­родительница, дающая жиз­ненное начало. Алий, А6ий,

Апу — собственные имена и в настоящее время. По- чувашски: апи — мать, апа — бабушка (Чувашско-русский словарь. М., 1956. С. 35-36)

къантейриси (Къайнар) — Аполлон — бог солн — бог солнца, света ца, света, целитель и

прорицатель, покро­витель искусств

Ариуум — богиня красо — Афродита — богиня ты, прелести (от аргим + любви и красоты паса/ цветок по-согдийски), т. е. красивый цветок (ДТС, с. 298)

Фукмашакъ, пукмашакъ — посейдон — бог моря, бог воды, дождя, стихийных воды бедствий

Орий — бог войны (видимо, Арес (Арей) — бог отсюда и клич «Орийда!», войны «Орайда!»

До настоящего времени карачаево-балкарские женщины клянутся именем богини очага Табити: «Тобады!», а мужчины — именем верховного бога: «Тейри!» В обыденной речи сейчас оба теонима имеют значение «кля­нусь», «ей-богу» (ДТС, с. 1-2, 203, 259, 298, 527 и др; Хабичев, 1987, с. 22-23; 1982, с. 13-15; Боргояков, 1975, с. 110-120; Лайпанов, 1992, с. 131; Мизиев, 1986, с. 45-46).

Знаменитый датский тюрколог М. Томсен, расшифровавший древне­тюркские Орхоно-Енисейские рунические надписи и обнаруживший в них культ Тенгри, академик В. В. Радлов, некоторые другие тюркологи указа­ли, что Тенгри, означающий «бог» и «небо», издавна бытовал у тюркских и монгольских племен. Он считался у них верховным божеством (Радлов, 1905, т. 3, ч. 1, с. 832, 1043-1044).

Археолог Е. П. Алексеева, давно занимавшаяся этногенезом карачаев­цев и балкарцев, считает, что культ Тенгри/Тейри был занесен на Северный Кавказ булгарами (Алексеева, 1971, с. 169). Этнограф И. М. Шаманов и фоль­клорист М. Ч. Джуртубаев доказали, что корни Тейри надо искать еще у скифов. Тейри, будучи верховным богом и богом неба, одновременно вы­ступает как источник и податель добра и радости, вершитель людских су­деб (Шаманов, 1982, с. 155-167; Джуртубаев, 1991, с. 162-176).

Интересно отметить, что из числа живших и живущих на Кавказе тюрк­ских народов (азербайджанцы, турки-месхетинцы, карачаевцы, балкарцы, кумыки, ногайцы, трухмены/туркмены) культ Тегри/Тейри бытовал только среди карачаевцев и балкарцев (Чурсин, 1926, с. 73).

Болгарские ученые отмечают, что и после принятия болгарами христи­анства древнетюркский верховный бог Тенгри (в форме Тангри) продол­жал бытовать у болгар еще несколько веков (Бешевлиев, 1939, с. 34).

Карачаево-балкарский Тейри, по мнению Ф. А. Урусбиевой, «не полу­чил ни зооморфного, ни антроморфного облика и наделен универсальны­ми космическими функциями» (Урусбиева, 1979, с. 10). В настоящее время культ Тейри вытеснен культом Аллаха, но еще в начале XIX в. верховный бог почитался карачаево-балкарцами. Г. Ю. Клапрот, совершивший в 1807-1808 гг. путешествие по Кавказу, писал о карачаевцах: «Они почита­ют бога, называемого не Аллах, а Тегри, который является творцом блага» (Клапрот, 1974, с. 245).

Теоним «Тейри» и культ Тейри карачаево-балкарцами были унаследо­ваны, а не заимствованы, и корни Тейри (скифский «Таргитай») и других карачаево-балкарских языческих богов нужно искать в пантеоне древней­ших богов пратюрок, носителей ямной, срубной, скифской культур. Тейри, видимо, первоначально почитался как герой, а с течением времени (с на­чалом разложения первобытно-общинного строя) постепенно превратил­ся в могущественного верховного бога древних пратюрок (Джуртубаев, 1991, с. 164, 172).

Приведенная выше сравнительная таблица богов у скифов и карачаево — балкарцев наглядно показывает, что скифы — одни из далеких предков по­следних. При сопоставлении же религиозных верований скифов и осетин ученым ничего подобного обнаружить не удалось. Поэтому иранистам едва ли целесообразно писать о «прямом наследовании» осетинами ду­ховной культуры скифов. Но такие попытки делаются и сегодня.

Видный французский ученый-индоевропеист Жорж Дюмезиль, написав­ший ряд книг об осетинском фольклоре, в последней своей книге «Скифы и нарты» (М., 1990) пытается, причем явно неудачно, проводить параллели между скифскими богами и осетинскими нартами. В частности, он совер­шенно необоснованно находит аналогию между скифским богом Аресом и нартскими богатырями Батразом и Тыхостом. Ученый утвеждает, что осетин­ский «Тыхост — дух коренной, местный; он, безусловно, прямой, остепенив­шийся наследник скифского Ареса — и в своих обязанностях распорядителя грозы (тут он замещает святого Илью), и как защитник селения» (с. 13).

Общие мотивы можно найти в фольклоре почти всех народов. В карачаево-балкарском фольклоре, как сказано выше, есть что сравнить со скифами, но уже конкретно, вплоть до аналогичных или сходных имен и функций богов у тех и других.

В названной выше книге М. Ч. Джуртубаева приводятся многочисленные аналогии между героями скифских и карачаево-балкарских легенд и сказа­ний. Для нас особое значение имеет следующее научное открытие автора.

Как известно, Геродот (кн. 4, с. 5) передал скифскую легенду о том, как на землю скифов упали с неба золотые плуг, ярмо, секира и чаша (Ге­родот, 1978, с. 188). Эту легенду пытались истолковать многие ученые — индоевропеисты, в их числе и Ж. Дюмезиль, однако до сих пор в астрони — мах индоевропейских народов никто не обнаружил указанных предметов, так как прежде чем упасть с неба, там должны были пребывать прообразы золотых предметов из легенды. М. Ч. Джуртубаев открыл астрологическую суть скифского сказания.

Карачаево-балкарцы именуют созвездие Малой Медведицы Мырыт джулдузла, или Мырытла. М ы р ы т — это лемех, сошник (на карачаево — балкарском языке). Созвездие Ориона именуется Гида джулдузла, или Гидала. Г и д а — обоюдоострый топор, секира, боевое оружие скифов и карачаево-балкарцев (много таких топоров найдено в археологических памятниках скифов). Группа из семи звезд в созвездии Северной Короны, внешне напоминающая чашу, называется Чемюч джулдузла, или Чемючле. Ч е м ю ч — это чаша. Созвездие Весов карачаево-балкарцы именуют Бо — юнсха (Боюнса) джулдузла, или Боюнсхала. Б о ю н с х а — ярмо.

Таким образом, в карачаево-балкарских астронимах автор впервые об­наружил единственные прообразы легендарных скифских святынь.

Он пишет: «Полагаем, что эти четыре созвездия символизировали для скифов год, почему и считалось, что человек, заснувший при охране зо­лотых предметов, не проживет и года, «уснет». Объезд же на коне участка земли, видимо, символизировал движение Солнца, его годичный цикл, а сам страж — Колаксая, образ которого сохранился в культе солнечного бога Голлу… Мы уже приводили и приведем далее доказательства того, что в образе нартов в карачаево-балкарском эпосе фигурируют скифы. Поэто­му полагаем, что эти предметы, по скифской мифологии, были сброшены на землю именно кузнецом Дебетом» (Джуртубаев, 1991, с. 137).

Чтобы смысл приведенной цитаты был ясен до конца, скажем несколь­ко слов о Дебете. В разделе книги «Дебет и Кайнар» М. Ч. Джуртубаев пишет, что покровитель кузнечного дела Дебет Златоликий — Алтынбет Дебет — создан Тейри из кусочка его сердца. Видимо, имеется в виду Солнце. Боги земли и огня дают ему разумение языка камня и огня, и Дебет сразу рас­познает, что содержится в том или ином куске камня, в земле, в горе и т. п. Ему приписывается изобретение наковальни, клещей, молота (до этого он ковал железо кулаком). Дебет (Дауэт) впервые на земле подковывает коня, он же обучает людей кузнечному ремеслу. Когда он начинал ковать ору­жие, частицы раскаленного металла, вылетая из-под его тяжелого молота, прилипали к небесному своду, превращаясь в звезды. Тогда рассеялась тьма, ночи стали светлыми, и нарты, овладев оружием, выкованным чудо — кузнецом, стали побеждать чудовищ и диких зверей. После того как Дебет изготовил достаточно оружия, он смастерил крылатую колесницу и улетел в небо, где продолжает ковать железо для небесных жителей, а падающие звезды — осколки раскаленного металла, вылетающие из-под молота.

В карачаево-балкарском нартском сказании о Дебете говорится, что главным именем Тейри-Солнца было «Къайнар-Тейри» («Кипящий Тейри») (скифский бог Гойтосир). Къайнар-Тейри сотворил землю, горы, воды и звезды. Когда он сотворил землю, она дрожала и тряслась, а моря бушева­ли, поэтому люди целых семь лет били поклоны Къайнар-Тейри, плакали умоляя: «Землю сотворил ты — не дай ей трястись. Воды явил ты — не дай им качаться!».

Тогда бог сотворил горы и вбил их в землю, как клинья, после чего зем­летрясения и штормы прекратились. Къайнар-Тейри извергал на землю желтые камни — золотые самородки (къусукъ — изрыгнутое), серебро — его замерзшие слезы, железо — его испражнения, бронзу — родную сестру зо­лота. Когда же нарт Дебет отделил железо от камней и выковал из него боевое оружие, нарты истребили своих врагов, так называемых харра, че­ловекообразных безобразных существ, покрытых красной шерстью.

Имя нартского кузнеца состоит из слов дып/тып (огонь, огненный) + бет (лицо; следовательно, дыпбет означет «огненноликий», т. е. Солнце. Возмож­но, в какое-то время слово «Дебет» («Дыпбет») само было эпитетом к имени солнечного божества, а затем стало именем нартского кузнеца. «Къайнар» же так и осталось именем бога Солнца. Выстраивается целая цепь: Къай­нар — Дыпбет Къайнар (Огненноликий Къайнар) — Дебет — Алтынбет Дебет (Златоликий Дебет) — Къайнар-Тейри (Джуртубаев, 1991, с. 155, 157).

М. Ч. Джуртубаев, М. А. Хабичев и некоторые другие ученые считают, что нартскйй эпос ряда северокавказских народов и абхазцев берет на­чало от тюрок-скифов. Эта гипотеза подтверждается многочисленными фактами, прежде всего тем, что большинство имен нартских героев этимо­логизируется из тюркских языков, в частности из карачаево-балкарского: Дебет — Огненноликий, Батраз — богатырь + ас, Алауган — Ал + оглан — пер­вый сын и т. д.

О первоначальной идентичности Къайнара и Дебета говорит при­сутствие первого теонима в нартском эпосе абхазцев — кузнеца Айнара. Айнар здесь не бог-кузнец, а просто искусный мастер. Богом кузнечного дела у абхазцев был Шашпа, которого абхазцы не отождествляют с Ай — наром. Это свидетельствует о том, что Айнар был заимствован у предков карачаево-балкарцев, и подтверждается исследованиями Ш. X. Салакая (1966, с. 57, 72).

Об идентичности Къайнара и Дебета красноречиво говорит и другой факт. Если абхазцы позаимствовали у предков карачаевцев и балкарцев первое имя солнечного божества (Къайнар), то адыги переняли второе имя, Дебет, в форме Дабеч. Ни первое, ни второе имя божества карачаевцев и балкарцев не этимологизируется с абхазского и адыгского языков. В адыг­ском сказании старый кузнец Дабеч выступает в роли истинно адыгского божества кузнечного ремесла Тлепша (Нарты, 1974, с. 308).

Бог-кузнец Дебет дублируется также в осетинской мифологии и эпосе. Как пишет В. И. Абаев, в некоторых обрядах и сказаниях бог очага и надочаж — ной цепи выступает как бог-кузнец, заменяя Курдалагона. Имя этого боже­ства — Сафа (Абаев, 1982, с. 9).

Осетинский фольклорист Г. Шанаев пишет, что Курдалагон был вторым небесным кузнецом после Сафа (Памятники народного творчества осетин, 1925, вып. 1, с. 62). А Сафа, как утверждает В. И. Абаев, являлся христиан­ским святым Саввой, вошедшим в языческий пантеон осетин (Абаев, 1979, с. 9). По его мнению, Курдалагон состоит из курд (кузнец) + ала (аланский), уарх — старое осетинское название волка, новое — бираг (от тюркского берю) и суффикса он, означающего принадлежность к известному роду (Абаев, 1949, с. 592, 594).

М. Ч. Джуртубаев справедливо считает подобную этимологию ошибоч­ной и неубедительной. Разгадка же имени Курд + Алагон лежит на поверх­ности и легко объяснима. Это имя старшего сына Дебета, Алаугана. Нарт — ский эпос повествует о том, что у Дебета было 19 сыновей, самым могучим среди них был старший сын. Причина, по которой карачаево-балкарские Къайнар, Дебет и Алауган дублируют Шашпы, Тлепша и Сафа, вероятно, в том, что наиболее развитая культура железного века на территории СССР, сложившаяся в VII в. до н. э. и достигшая расцвета в V-IV вв. до н. э., при­надлежала скифским племенам Северного Причерноморья (Першиц, Мон — гайт, Алексеев, 1982, с. 169).

Нартский эпос, как доказано наукой, — сложился в Причерноморье и на Кавказе, где происходили длительные контакты предков карачаево — балкарцев, абхазов, адыгов, осетин, ингушей, кумыков. Будь скифы ира­ноязычными предками осетин, как принято считать сейчас, имена богов кузни у абхазцев и адыгов были бы не тюркскими, а иранскими (Джурту­баев, 1991, с. 160).

Главная героиня нартского эпоса Сатанай (Сатаней), считающаяся ма­терью нартов, легко этимологизируется с карачаево-балкарского языка: Сат (священная) + анай (мать), или же Сатан (прекрасная) + ай (луна) (Джуртубаев, 1991, с. 25).

В сказаниях говорится о том, что Сатанай-бийче была дочерью Луны и Солнца (Джуртубаев, 1991, с. 160-161; Къарачай-малкъар нарт таурухла, 1966, с. 28).

Во многих нартских сказаниях говорится, что нарты — сыновья Солнца (Дебета) и Луны (Сатанай). Отсюда объясняется, почему у Дебета 19 сы­новей. Речь идет о так называемом Метановом цикле, известном многим народам древности, когда люди пытались совместить число дней лунного месяца и число дней солнечного года. Выход был найден: оказалось, что 19 солнечных лет равны 235 лунным месяцам.

«Таким образом, независимо от того, открыли ли предки балкарцев и ка­рачаевцев этот цикл самостоятельно или позаимствовали у другого народа, 19 лет лунного солнечного цикла стали олицетворяться ими в образах 19 сы­новей Солнца (Дебета) и Луны (Сатанай). Когда основа олицетворения была забыта, стало казаться естественным, что первая по красоте и мудрости жен­щина должна быть женой Ёрюзмека, а не мирного труженика Дебета, живу­щего отрешенно и не участвующего в повседневных заботах своих потомков, которые, в свою очередь, обращаются к нему только в самых затруднитель­ных ситуациях. Но, разумеется, такая перестановка произошла постепенно, медленно, а не в результате замысла какого-либо сказителя… Образы Дебета и Сатанай — соединительное звено между мифологией карачаево-балкарцев и их эпосом, не единственное, разумеется, но очень важное, подтверждаю­щее со всей наглядностью непрерывность традиций их духовной культуры с глубокой древности до наших дней» (Джуртубаев, с. 162).