Фольклор

Большое развитие у ингушей получило искусство слова — устное на­родное творчество. Термин «фольклор» часто употребляют не совсем верно, если подходить со строгих научных позиций. В понятие «фоль­клор» входит все народное искусство (прикладное, хореографическое, музыкальное…), в составе которого и устное творчество. Но понятие термина «фольклор» в советское и постсоветское время настолько ста­ло ассоциироваться именно (и прежде всего, а иногда и исключитель­но) с народным словесным искусством, что и мы вынуждены следовать этой сложившейся традиции.

А. Даурбекова. Дочь Кавказа

(Миф

В этой книге фоль- клор привлекался не- однократно, особенно пословицы, поговорки и притчи. Но устное на- родное творчество ин- гушей намного шире и весьма значимо, как вид народного искусства, и потому заслуживает более обстоятельного изучения. Интерес к ингушско- му фольклору был впер- вые проявлен просве- тителем и этнографом Чахом Ахриевым. Мно- го сделал в этом плане и даргинец по нацио- нальности Башир Дал- гат, профессиональный этнограф, живший во Владикавказе. С пере- менным успехом работа по записи и изучению ингушского фольклора со второй половины XIX века продолжается и по сей день. Накоплено уже немало публикаций как самих текстов, так и материалов их изучения. В обозримый исторический период у ингушей, как и у многих дру- гих народов Северного Кавказа, своей письменности не было. Мы не будем останавливаться на том, что предки ингушей некогда пользова- лись грузинской письменностью, что в новое время имелись довольно успешные попытки создания ингушской письменности. Непреложным остается факт, что в описываемый период грамотных (и то по-русски) среди ингушей было всего несколько процентов. Несомненно, что в таких условиях именно устное творчество было искусством, удовлет- воряющим мировоззренческие, морально-этические и эстетические взгляды и потребности народа. На рубеже XIX — ХХ веков в ингушской среде фольклор имел самое широкое распространение. Он пронизывал все сферы жизнедеятельно- сти народа, начиная от колыбельной песни и кончая песней похоронного плача. Истоки фольклора уходят в глубь веков и тысячелетий, и в то же

ы К ХХ веку в Ингушетии ислам утвердился повсеместно, но пережит- ки доисламских верований еще продолжали сохраняться. Так, будучи мусульманами, горцы продолжали чтить богиню Тушоли, при засухе ходили к древним святилищам и приносили жертвы и т. д. И после при- нятия ислама в сознании народа продолжали сохраняться мифы дале- ких времен. Их впервые зафиксировали Чах Ахриев и Башир Далгат, но даже уже в ХХ веке в народе еще можно было услышать какое-нибудь древнее мифическое сказание. Ингушские мифы являются наследием языческо-христианского периода. Доисламские верования ингушей — это причудливая смесь их древнейшей языческой религии, бывшей тес- но связанной с подобными религиями древних народов Передней Азии, а затем и привнесенными в эту среду элементами христианства, шед- шего из Византии транзитом через Армению и Грузию. Древнейшими ингушскими божествами, еще сохранившимися к ХХ веку, явля- лись могучие богини «Мехка-нана» — Мать страны, «Дардза-нана» — Мать вьюг, буранов, «Хи-нана» — Мать вод, «Миха-нана» — Мать ве- тров, «У-нана» — Мать эпиде- мических болезней. Древним был бог Елта (первоначально бог охоты, а затем — земледе- лия). К местным же и древней- шим относился могуществен- ный бог грома и молнии Села. Накир Озиев. Блюдо «Илли»

время он на всем протяжении, естественно, подвергаясь историческим изменениям, оставался живым, интимно родным и любимым видом на­родного искусства. Вполне понятно, что такая большая эстетическая система, как устное народное творчество, за длительный исторический период своего развития нашла свое выражение в целой системе жанров. Вот их основной перечень, данный в их стадиальном развитии: мифы, календарные и семейно-бытовые обряды, нартские сказания, сказки о животных, героико-волшебные сказки, бытовые сказки, героико­эпические песни, лирические песни, легенды, предания, пословицы и поговорки, детский фольклор (загадки, считалки и др.). (14, 67)

Богинею неба и искусств чтилась его дочь Села Сата, ставшая одно­временно и главной героиней нартского эпоса народов центральной и западной части Северного Кавказа. Отразились в древней мифологии и сохранились вплоть до наших дней элементы поклонения небесным светилам и звездам, в особенности это относится к Солнцу («Малх»). Абсолютно не владея научными знаниями об окружающем мире, земном и небесном, не понимая происходящих в нем явлений и многое другое, человек, обуреваемый жаждой познания и объяснения сущности всего непонятного, начинал выдумывать фантастические объяснения. При­чем в сознании далекого предка это был не вымысел, а реальность. Тут к месту будет привести миф «Как произошли солнце, луна и звезды»:

«Был один юноша, красивый, как картинка, знаменитый мастер — кузнец. Говорят, когда он работал, огонь, зажженный в его кузнице, освещал весь мир. От удара его волчьего молота сверкали молнии, и весь мир содрогался от грома.

В то же время жила одна девушка. Она жила в большой башне, в ко­торой не было ни одного окна. Девушка никогда не выходила из башни, но она была так красива, что сияние от ее лица было видно издали.

— Я посватаю ее, — твердо решил молодой человек и послал сватов.

Юноша не знал, что эта девушка была его сестрой, но она знала об

этом, но не могла сказать.

‘

Ища причину для отказа, девушка ответила:

— От его огня и золы померкнут мое сияние, и лицо мое состарится. Не пойду за него замуж!

Такой ответ огорчил юношу. Он раскалил золотую палицу, которую целую неделю держал в огне, взял ее в руки и темной ночью пошел к девушке. Увидев его и боясь встречи с братом, девушка бросилась бе­жать. Он побежал за ней, но никак не мог ее догнать. И так они бежали, пока не умерли.

— *

Искры, летевшие от раскаленной золотой палицы, превратились в звезды. От девушки же осталось яркое сияние. Юноша превратился в Солнце, девушка — в Луну. Говорят, что и поныне он стремится догнать ее, пробегая круг за кругом». (2, 14)

В этом мифе ярко выражен антропоформизм, т. е. человекоподобие. И это вполне понятно: человек видел весь мир и его явления прежде всего через себя, человека. На другое объяснение он еще не был спосо­бен. Отразилась в мифе и эпоха появления в человеческой деятельности металла. А также в мифе отразился древнейший отголосок — появление экзогамии — запрета на заключение брака с близкими родственниками. К эпохе матриархата нас уводит и то, что в этом мифе именно женщина знает родственные связи, а мужчине они еще не известны. Названная в

мифе девушка, скорее всего, позднее преобразилась в «Маьлха Азу» — Солнечную Азу, героиню мифов и нартского эпоса.

К космогоническим относится и миф о появлении «Млечного пути» («Ча токхадаь моттиг») — «места, по которому проволокли солому». Яко­бы знаменитая Села Сата пошла по небу к своему мужу Хало («Х! ало»), прихватив для брачной постели солому. По пути солома осыпалась, и получилось созвездие из огромного скопления звезд. С этой же богиней Села Сатой связано и созвездие «Сатин божолг» — «Сатин хлебец»: ухо­дя из дому, Села Сата положила в угли печь «ольг» — хлебную треуголь­ной формы лепешку. Когда она вернулась, то обнаружила, что два угла лепешки подгорели, а один уцелел, потому и получилось, что в этом созвездии из трех звезд одна яркая, а две другие более тусклые. Иногда это созвездие просто называют «Треножник» («Кхоког»).

О созвездии Большая Медведица имеется несколько мифов. Наибо­лее примечательный из них повествует, что у древнего верховного бога Ткъа и его жены Матери вьюг ( Дардза-наны ) было семеро сыновей; как-то они ослушались отца, поверив посулам нарта Курка, за что отец превратил их в звезды и прямо с вершины своей тронной горы Казбека отправил на небо. Потому-то это созвездие называется то «Звезды семи братьев» («Ворх! веший седкъа»), то «Сыновья вьюги» («Дарца къон-

Т’ОТТТЧЧ

Имелись мифические повествования о Малой Медведице (Чухьий гіаьр), Полярной звезде (Къулба седкъа), Венере — Предрассветной звезде (Са хула седкъа). Есть созвездия, связанные с именами предводи­теля нартов Сеска Солсы, жестокого завоевателя Тамерлана («Астагїа Темарк» — «Хромой Тимур»).

Не только созвездия, но и целиком все небо, как таковое, было из­древле обожествляемо. Его владельцем признавался бог — «XI&rc». В Ингушетии богу Халу в древности был посвящен и храм под названи­ем Хал-ерды, в литературе более известный как Гальерды. Так, этим именем в 1810 году клялись на верность России назрановские ингуши. Это была вторая клятва, подтверждавшая первую, данную в 1770 году в селе Ангушт — древней ингушской «столице». О высоком почитании неба говорит и рудиментарно сохранившаяся клятва: «Клянусь во-он тем небом!» («ДГа — арча Сигалора дув буъ аз!»).

Представляет интерес следующее наблюдение:

«В песнях для вызывания дождя, — пишет И. Дахкильгов, — вайнахи обращались к богам Ра — «Ло», Хал — «О». С этими именами созвучны египетский Ра, урартский Халди (основа — Хал). Бог подземного мира вай — нахов Эштр (по Ч. Ахриеву) созвучен с именем вавилонской богини Иш — тар, которая также увязывалась с подземным миром, а переход богов из женской ипостаси в мужскую и наоборот был не редкостью. Урартские (и других народов) Ал и Бел соотносимы с вайнахскими Алла и Белла. Созву­чие видно и в именах местной Тушоли и урартского Ташуба». (13, 11)

В другом месте исследователь отмечает, что местное название вер­ховного бога («Даьла») весьма схоже с соответствующими названиями и некоторых индоевропейских народов: «Дьяус» (древнеиндийский), «Зевс-Дий» (древнегреческий), «Деус» (латинский), боги литовцев и прусов «Диевас», «Диевс», «Дейвс». И тут же следует вывод: «Из со­поставления с вайнахским «Даьла» напрашивается тождество и в функ­ции бога, и в его имени. Не беря на себя смелость выводить вайнахское имя из индоевропейского корня, ограничимся предположением, что имя этого бога появилось в праностратические времена. Древнеиндий­ский «Дьяус» обозначает не только бога и «сияющее дневное небо», а и «день», но ведь у вайнахов «день» тоже называется «ди». (13, 26)

Кстати, тут будет уместно вставить, что и у цыган, по языку — индо­европейцев и по вере — христиан, верховный бог, как и у вайнахов, на­зывается Дяла.

Представляется, что имя этого божества идет с незапамятных вре­мен. У вайнахов оно пережило период язычества, период христианско­го влияния и активно продолжает бытовать и в современный исламский период.

Еще в доисламское время у ингушей являлся верховным бог Дяла. Он не имел никаких конкретных, свойственных языческим богам функ­ций. Он просто являлся абстрактным Вседержителем и главою всех и вся. Таким образом, у ингушей еще в те времена существовало понятие о едином боге, и это уже говорит о монотеизме, и потому называть древ­нюю ингушскую религию чисто языческой будет не совсем верно.

М. М. Зя^иков

Грозный бог Села повелевал молнией, громом. От его воли зависели погода и война. Обитает он, согласно мифам, на вершине священной горы Цай-лам. Иногда летает по небу в облике орла.

■ ‘

Тушоли преимущественно считалась женской богиней. Ее атрибу­том являлась птица удод. От богини зависело деторождение, размно­жение домашних животных. Справлялся ее праздник в дни весеннего равноденствия. Будучи мусульманами, ингуши вплоть до ХХ века по­клонялись ей.

Елта имел две функции: божества охоты и божества урожая. Кстати, заметим, что и сам урожай зерновых у ингушей до сего дня называется «ялат». Это божество по своему желанию могло приобретать то облик человека, то облик оленя или тура. К концу ХК века по инерции ему

еще продолжали, на всякий случай, поклоняться охотники за турами. Ч. Ахриевым была записана интересная легенда о Елте, содержание которой восходит к христианской религии, но главным действующим лицом выступает Елта, а не святые угодники Михаил и Николай. (13, 34)

При соответствующем анализе доисламских местных верований в них обнаруживаются и другие черты, свидетельствующие о древнем христианском влиянии. Приведем некоторые примеры. Богиня Тушоли стала ассоциироваться с девой Марией. По сведениям, ее изображение имелось в теперь разрушившемся христианском храме Алби-Ерды. Из Грузии завозились иконы богоматери, которой ингуши поклонялись, как богине Тушоли. Приведем некоторые ингушские слова, заимство­ванные из грузинского языка в период христианского влияния: «ж^р», «джвари» — крест, «марха» — пост, «мозгіар» — священник, «кШра», «йвири» — неделя, «оршот», «оршубади» — понедельник, «гіаьрска», «гіараскви» — пятница, день святой Прасковьи, «шоатта», «шабути» — суббота, «аьлгац», «эглиси» — храм (из греческого) и др. Все эти слова активно бытуют в ингушском языке и по сей день.

В ингушской мифологии имеются условно называемые прометеев­ские мотивы, восходящие к весьма отдаленным временам. О том, что произведения такого типа еще в начале ХХ века бытовали в ингушской среде, свидетельствует запись В. Светлова «Семь сыновей вьюги», опу­бликованная им в 1910 году. (13, 51) Текст этот настолько примечате­лен, что будет небезынтересным ознакомиться хотя бы с кратким его содержанием.

В тексте «Семь сыновей вьюги» человеческое общество поделено на добрых и злых нартов». Произведение доносит до нас древнейшие времена человеческих жертвоприношений… В мифе представлена бо­жественная семья: верховный бог «Ткъа» — глава семейства, богиня вьюг — «Дардза-нана», его жена, у них семеро сыновей, из которых образовалось созвездие «Сыновья вьюги» — Большая Медведица. Люди бедствуют. «Ткъа» живет в свое удовольствие. Обреченный на жертвоприношение юноша Курка сумел перехитрить сыновей «Ткъа» и «Дардза-нана», похитил у бога овец и камыш, чем и облагодетельство­вал людей. «Ткъа» наказывает всех: в горных глубинах закован Курка, и периодически его сердце клюет орел; за то, что не уберегли горы от пришельца, сыновья превращены в созвездие, а их мать разделяет вину сыновей и потому обречена вечно быть при закованном и страдающем герое».(13, 51-52)

Еще исследователь Б. Далгат отмечал, что ингушам присущ альтру­изм — готовность жертвовать собою ради счастья людей. (5, 136) Имен­но таким альтруистом предстает Курка, принявший на себя муки, чтобы

тем самым избавить людей от страданий. Это произведение можно при­знать и мифом, и нартским сказанием, но важна сама по себе высокая гуманистическая идея, нашедшая здесь свое выражение. Трудно пере­оценить воспитательное воздействие таких произведений, служащих сокращению идеалов эгоизма.

Из далеких глубин веков вплоть до ХХ века дошли замечательные этиологические (о происхождении чего-либо), эсхатологические (о конце света, мировых катаклизмах) мифы, в которых, помимо местных особенностей, видны некоторые черты христианской, а позднее и ис­ламской религии.