§ 1. Торговля и торговые связи чеченцев и ингушей в первой половине XVHI века

Одной из важных проблем социально-экономического развития Чечни и Ингушетии в XVTH — нач. XIX в. является изучение развития торговли и торговых связей как внутри края (между горными и равнинными обществами), так и за его пределами — с Россией и соседними северокавказскими и закавказскими народами.

В работах некоторых современных местных исследователей (Скитский Б. В., Фадеев А. В., Калоев Б. А., Гриценко Н. П., Саламов А. А., Тотоев Ф. В., Исаева Т. А., Ахмадов Ш. Б., Ахмадов Я. 3., Умаров С. Ц.), касающихся отчасти политических, экономических и культурных связей чеченцев и ингушей с Россией и народами Северного Кавказа и Закавказья, внешние и внутренние торгово-экономические связи рассматриваются преимущественно как обмен товаров и изделий между различными горными и равнинными обществами, или же как обмен и торговля с русским населением в гребенских городках по Тереку и Сунже.1

Что же касается внешних торгово-экономических связей Чечни и Ингушетии с Россией и соседними северокавказскими народами, то о них приходится говорить, к сожалению, вскользь. Надо полагать, что Чечня и Ингушетия в рассматриваемое время поддерживали торгово-экономические связи с западными и восточными рынками через торговых посредников (купцов-тезиков). Однако почти полное отсутствие прямых свидетельств по этому периоду не дает возможности бо­лее зримо и детально рассмотреть характер этой торговли даже в самых общих чертах.

В истории внешних торгово-экономических связей XVIII век предстает новым этапом — этапом выхода населения Чечни и Ингушетии к рынкам Российского государства, а также к торговле со странами Востока. Торговые связи Чечни и Ингушетии с Россией, завязавшиеся в XVI-XVII вв., приобретают в этот период постоянный характер, отличаются сравнительно возросшей интенсивностью товарообмена и начинают играть в общем внешнем товарообороте Чечни и Ингушетии немаловажную роль.

В XVIII веке в хозяйственном быту вайнахов товары восточных стран имели значительно более широкое распространение, нежели товары западные. В то же время торговля вайнахов в XVIII веке с Россией, народами Северного Кавказа и Закавказья, в частности в городах Астрахань, Терки, Святой Крест, Кизляр, Моздок, Владикавказ и т. д. имела несравненно большее значение для экономического развития Чечни и Ингушетии, нежели торговля с восточными и западными странами.

Определенную роль играли торговые связи чеченцев и ингушей в XVIII веке с соседними народами Дагестана, Кабар-ды, Осетии, Балкарии и т. д.

Развитие производительных сил в регионе указывает на то, что вывоз сельскохозяйственного инвентаря и хлеба к соседним народам и даже за границу — в Персию,2 имел важное значение для расширения отечественного производства. Он не только способствовал росту производству сельскохозяйственных продуктов и изделий ремесла, но и вел к географическому разделению труда. Известно, что производство зерна и изготовление некоторых изделий ремесла, которые вывозились в российские города и даже на восточные рынки, постепенно определяли районы, специализировавшиеся на выработке этих изделий и сырья.

В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии, как и на всем Северном Кавказе, интенсивно развивалась также контрабандная торговля. Причиной тому были различного рода запреты царизма на товары, особенно на металлы, золото, се-

В г. Терки постоянно проживали царские воеводы, здесь был сосредоточен большой военный гарнизон, хранились военные и продовольственные запасы. Сюда приезжали послы из Закавказья, князья и мурзы Северного Кавказа.8

Начало XVIII века открывает новую страницу в истории терского казачества: с этого времени оно вошло в общий со­став вооруженных сил России. Петр I считал, что Северный Кавказ сыграет большую роль не только в усилении военного могущества России, но и в развитии торговли на Ближнем Востоке.

Экономические, политические и культурные связи народов Северного Кавказа с Россией расширяются после того, как Петр I побывал здесь во время Персидского похода в 1722 году. Он установил личные контакты со многими местными владетелями и князьями. Об этом свидетельствуют многочис­ленные документальные источники. Так, например, в своих письмах за 1722 год на имя царя Петра I горский владелец просит разрешить его торговым людям проезд в г. г. Астрахань и Терки для покупки свинца, пороха, кремней, ружей и др.9 Чрезвычайно интересным представляется содержание другого документа, датированного 19 сентября 1722 года, в котором кумыкский Шамхал Адиль-Гирей обращается с просьбой к Петру I "о заплате деньги за арбы, верблюдов и бьжов, дабы оные ныне заплачены были, а именно за 616 арб посланные, да еще губернаторам отправленные за 20 арб." А на второй день, 20 сентября 1722 года, в специальной грамоте Петр I отвечает шамхалу Адиль-Гирею по этому поводу следующее: "… за арбы и бьжов взятые у вас в нашу армию деньги тысячу триста восемь рублей вам (Адиль-Гирею — Ш. А.) заплачены". По — видимому, речь идет о транспорте, приобретенном у горцев для перевозки грузов из районов Северного Кавказа в Астрахань после пребывания здесь Петра I.

Таким образом, для царской армии в общей сложности было вывезено из Терского города в г. Астрахань 636 арб, за которые тарковский шамхал Адиль-Гирей получил тысячу триста восемь рублей. Надо полагать, что горский владелец приобрел эти арбы у периодически выполнявших их заказ чеченских мастеров, которые в XVIII веке славились своим ремеслом и искусством изготовления различных горских телег и арб. Более того, в данном случае Адиль-Гирей выступает и как крупный торговый посредник. Он, видимо, закупая или обменивая на свои товары арбы у горских мастеров, затем перепродавал их царской администрации втридорога, получая за них тысячи рублей чистой прибыли.

К концу 20-х годов XVIII века торговые связи чеченцев и ингушей с Россией и народами Северного Кавказа и Закавка­зья принимают систематический характер. Благодаря этому укрепляются прежде всего культурные и политические связи вайнахов с соседними народами и Россией.

Обратимся к материалам, характеризующим торговые свя­зи чеченцев и ингушей с жителями Аксая (Дагестан) и гре — бенских городков (станиц). Так, судя по документам, дошед­шим до нас из архива Терского коменданта, между окочанс — кими жителями этого города и аксайскими жителями шла оживленная торговля. Так, в документе архива Терского ко­менданта от 15 февраля 1726 года сообщается, что с терских окочан Сур кая Усманова с двумя его работниками и Умара Минкишиева с одним его работником, которые были пропу­щены в Аксай "для покупки запасов", также были взяты по­шлины.11 Можно было бы продолжить перечень материалов, характеризующих динамично развивающиеся торговые связи окочанских жителей с жителями Аксая.

Село Аксай располагалось на правом берегу р. Аксай при выходе ее из гор. Оно было меньше, чем село Андреевское (Эн — дери), и насчитывалось в нем около 800 домов. "Производи­мый в оном (с. Аксай — Ш. А.) торг, — повествует документ, — привлекает туда многих соседственных чеченцев, относитель­но коих также весьма важно сие место".12

Вполне естественно также, что горцам было под силу уп­лачивать таможенные пошлины и получать у царской адми­нистрации соответствующие билеты на право свободной тор­говли в российских городах. Кроме того, горские владельцы чаще участвовали в торговых операциях, нежели простые гор­цы. Стремление феодализирующейся верхушки Чечни и Ин­гушетии к политическому и экономическому сближению с Россией объективно отвечало интересам народов Чечни и Ингушетии и было положительным моментом в их истории.

В 1722 году в 20 километрах от устья реки Сулак, где от основного русла отделяется приток реки Аграхани, была за­ложена русскими властями новая крепость — Святой Крест, которая с этого времени стала новым экономическим и адми­нистративным центром на Северном Кавказе и в Прикаспии.

Так же, как и вокруг Терского городка, рядом с крепостью Святого Креста очень быстро стали возникать слободки, населенные черкесами, чеченцами, ингушами, кабардинцами и др. Численность населения этих слободок стала быстро рас­ти.13 Таким образом, крепость Святого Креста быстро стано­вится средоточием торговли на Кавказе между горцами, Рос­сией и Закавказьем.

Судя по некоторым известиям первой четверти XVTII века и, в частности автора И. Г. Гербера о народах, проживавших вдоль западного берега Каспийского моря, за крепостной сте­ной Святого Креста имелись торговые заведения, куда приез­жали для торговых операций российские купцы, армяне, гор­ные чеченцы, татары и др.14 Однако торговля чеченцев и ингу­шей с жителями Терского города и крепости Святого Креста в пору их существования в первой трети XVIII в. была незна­чительной по объему.

В 1735 году была упразднена крепость Святой Крест, и в том же году основан город Кизляр, как главный администра­тивный и торговый центр на Северо-Восточном Кавказе.

В Кизлярском округе проживало до 5223 купцов, мещан, цеховых, отставных солдат, государственных и помещичьих крестьян, дворовых людей, грузин, аАмян, горцев и татар.15 В конце XVIII в. в Кизляре возникают 3 гостиных-купеческих дома: русский, армянский и татарский (азербайджанский) — и, кроме того, небольшое число лавок, рынков и лабазов.

Среди других городов Северного Кавказа Кизляр в рас­сматриваемое время был самым крупным торговым центром. "Кизляр долгое время, — указывает известный кавказовед А. В. Фадеев, — оставался единственным во всем Предкавказье го­родом".16 О большом торговом значении Кизляра для Север­ного Кавказа, центральных районов страны и Закавказья пи­сали современники в самом начале XIX века. "Торг по север­ной сухопутной границе с Россией, — отмечает С. Броневский, — главнейшее стечение имеет в Кизляре, потому что через сею таможню привозят персидские товары и отпускают оные в Персию".17 Из селения Брагунское горцы вывозили в Кизляр бурки, горское сукно, овчины, шкуры домашних и диких жи­вотных, шелк-сырец, лошадей и скот. С Кизляром поддер­живали тесные торговые связи и такие крупные чеченские села, как, например, Большой Чечен, Старый-Юрт, Урус-Мар — тан, Старые Атаги, Аллы, Шали и другие. В Кизляре находи­лись целые улицы, заселенные выходцами из различных об­ластей Северного Кавказа, в том числе и чеченцами и ингу­шами.

Как известно, на аробные колеса чеченского производства со стороны русских был настолько большой спрос, что власти обложили их высокой пошлиной. В 1771 году казаки подали ходатайство в Сенат об освобождении выпозимых из Чечни колес от таможенных пошлин. Ходатайство казаков Сенат отклонил, мотивируя отказ тем, что он "не находит прямых причин, для которых бы необходимо должно было сделанное до ныне о взятье пошлин при вымене казаками у татар ароб — ных колес таможенное положение уничтожить… и чрез то подавать способ к уменьшению пошлинного сбора".19

Кроме перечисленных выше товаров, горцы получали от казаков через Кизляр соль, бумажные и шелковые ткани не­высокого качества, шелк-сырец, канитель для художественной вышивки, холст, разноцветный сафьян, войлок, посуду, сундуки и мыло. Кроме того, казаки и горцы довольно часто встречались на ярмарках, которые систематически устраива­лись в казачьих станицах, нередко и в больших горских аулах.20

Как известно, пользуясь близостью Северного Дагестана и Чечни, из Кизляра отправлялись большие группы торговцев мелким товаром, которые по словам Платона Зубова, "изучась различным наречьям горцев, проникают в самые отдаленные ущелья и, пользуясь святостью гостеприимства, производят торговлю с выгодами, едва вероятными, доставляя горцам предметы, делающиеся для них уже необходимостью".21

Бывали случаи, когда приезжие российские купцы в тор­говле с чеченцами и ингушами не всегда соблюдали принцип

эквивалентности и взаимовыгоды. Используя некоторую отсталость

и безграмотность горцев, купцы сбывали им низкопробные товары,

причем втридорога. Купцы даже прибегали к спаиванию горцев ~ 22 водкой.

В своем рапорте генералу Тормасову от 19 января 1811 года генерал Дельпоццо сообщал, что кабардинцы, осетины, кумыки и мирные чеченцы более предпочитают сами привозить свои товары в Российские границы и продавать их по сходной цене, да и с русской стороны гораздо выгоднее покупать их из первых рук, нежели от перекупщиков армян и грузин, которые продают вымененные у горцев вещи русским переселенцам по двойной цене.

В Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время известны были различные виды домашних промыслов и ремесел. Отдельные дворянско-буржуазные исследователи ХУШ-ХІХ вв., включая и иностранных исследователей-путешественников, рассматривавшие в той или иной мере вопросы развития кустарных промыслов и ремесел вайнахов, утверждали о низком уровне социально — экономического развития народа, а отсюда, как закономерный результат этого — отсутствие у них якобы в качестве отдельного вида хозяйства такой важной отрасли производственной деятельности, как кустарные промыслы и ремесла. Однако в работах современных авторов Н. П. Гриценко, Е. И. Крупнова, А. И. Хасбулатова, Ш. Б. Ахмадо-ва, Я. 3. Ахмадова, С. А. Хасиева, Ф. В. Тотоева, Т. А. Исае­вой, Г. А. Горчхановой и др., касающихся проблемы развития кустарных промыслов и ремесел вайнахов в рассматриваемое время, полностью развенчивается этот лженаучный тезис и, напротив, доказывается об углублении процесса специализации селений Чечни и Ингушетии по различным видам ремесла, которое, однако, еще не отделилось от сельского хозяйства и носило в основном домашний характер.1

Говоря о развитии капитализма в России, В. И. Ленин оп­ределяет домашнюю кустарную промышленность, как "переработку сырых материалов в том самом хозяйстве (крестьянской семье), которое их добывает", при этом эта промышленность составляет "необходимую принадлежность натурального хозяйства, остатки которого почти всегда сохраняются там, где есть мелкое крестьянство".2 "Промышленности, как профессии, — указывает далее автор, — еще нет в этой форме: про — мысе л здесь неразрывно связан с земледелием в одно целое. Первой формой промышленности, отрываемой от патриархального земледелия, является ремесло, т. е. производство изделий по заказу потребителя" ,3

Как известно, свободное время крестьян-горцев, обусловленное краткостью сезона сельскохозяйственных работ, а также невозможностью занять всех трудоспособных членов семьи в земледелии или скотоводстве, становилось "естественной основой для соединения земледелия с подсобными сельскими промыслами…".4 Искусство изготовления изделий передавалось по традиции из поколения в поколение, приоритет оставался за той фамилией или человеком, который первым изобретал ту или иную вещь, называя впоследствии это изделие по имени того мастера, чьим трудом оно создано.5

Среди разнообразных домашних промыслов и ремесел вайнахов наибольшего развития достигли в рассматриваемое время такие виды, как обработка шерсти, кожи, а также металла, камня, глины, дерева, кости, шелка и других материалов, из которых изготовлялись необходимые для повседневной жизни горцев разнообразные предметы. Кроме того, местные мастера в подавляющей части удовлетворяли потребности простых горцев и феодальных верхов в одежде, обуви, орудиях труда, средствах передвижения, домашней утвари, мебели, конской сбруе и т. д.

Из шерсти кустарным способом, как известно, горцы изго­товляли различные домашние сукна, платки, бурки, войлоки, хурджины и т. д. Жилища убирались шерстяными коврами, паласами, войлоками. Горцы и казаки носили шерстяную одежду домашнего производства. Выезжая в дорогу, горцы брали бурку, башлык, хурджин, попону и т. д.6

Чеченцы и ингуши издавна занимались изготовлением до­машних сукон и тканей, которые пользовались большим спросом в крае. В одном из сообщений документа 1759 года говорится о том, как подвластные чеченского владельца Алисул-тана Казбулатова горцы пришли на переговоры с казаками Шадринской станицы и принесли с собой для возмещения убытков два конца сукна серого (подчеркнуто мною — Ш. А.), да несколько кошм малых.7

Иностранные исследователи-путешественники, посетившие в конце XVIII. — нач. XIX в., наряду с другими районами Кавказа, нынешнюю Чечню и Ингушетию, указывают, что домашние промыслы в экономике чеченцев и ингушей зани­мают важное место. Так, Я. Рейнеггс пишет в своих заметках: "Они (чеченские женщины — Ш. А.) ткут тонкую шерстяную материю, которую можно на платье употребить".8 Французс­кий путешественник Гамба замечает: "…очень трудолюбивые ингушские женщины выделывают некоторые ткани…".9 Русские авторы также единодушно отмечают, что в чеченском обществе Чабуртлы (Чеберлои — Ш. А.) из шерсти овец горцы выделывают изрядные сукна для домашнего обихода.10 Иссле­дователь кустарных промыслов народов Северного Кавказа

О. В.Маргграф подробно описывает ткацкий станок, на кото­ром вайнахские женщины выделывали так называемое горское сукно.11

В XVIII — нач. XIX века у чеченцев и ингушей широкое распространение получило на местном рынке так называемое "чеченское сукно". Из этого сукна женщины изготавливали черкески, башлыки и казачьи вицмундиры. В конце XIX века "чеченское сукно" изготовляли в Грозненском, Веденском, Назрановском и Хасав-Юртовском округах.12 По подсчету О. В. Маргграфа в указанных районах производилось на продажу 2000 кусков сукна в год на сумму 8000 рублей. Одновременно с чеченским сукном изготовлялось и казачье сукно, которое по качеству уступало первому и из него шили только рабочую одежду.13

Часто случалось и так, что те вайнахские семьи, которые изготовляли сукно, шили из него различные одежды и другие вещи специально на продажу, например, черкески, башлыки, шапки, шаровары и др.14 Так, в одном из донесений астра­ханского губернатора Н. А. Бекетова в ГКИД от 19 февраля 1764 г. сообщалось о том, что "весь торг (горских народов — Ш. А.) состоит из собственного их рукоделия, как-то: бурки, сукна серые, шитые кафтаны, шаровары, чулки, шапки, ов­чинные шубы, мед, воск, арбы и колеса аробные…".15 Сообщая сведения о мерах по развитию торговли с горскими народами через Кизлярскую таможню, кизлярский комендант

Н. А. Потапов в рапорте от 3 марта 1765 года в числе приво­зимых в Кизляр товаров называет изделия собственного про­изводства горцев: сукна, холсты, бурки, войлоки, кошмы, шел­ковые ткани и т. д.

Известно, что в горной части Чечни и Ингушетии получали много шерсти от овец, а излишки ее в значительном коли­честве сбывали в равнинные районы, где меньше занимались овцеводством и были развиты ремесла, а также на внешний рынок, в основном в Дагестан в необработанном виде.17

Как известно, дореволюционный исследователь О. В. Мар — гграф уделил большое внимание описанию домашних промыс­лов у вайнахов, и в частности обработке ими шерсти, являв­шейся, по его мнению, наиболее распространенным видом производственной деятельности всех горских народов. Автор, в частности, указывал, что ингуши среди прочих народов Се­верного Кавказа занимают восьмое место по обработке шер­сти. "Шерстяное производство ингушей, несмотря на то, что они населяют горную местность, ниже и в количественном и в качественном отношении, чем у некоторых жителей равнин", — отмечал он.18 Горный район Чечни Чеберлои (Чабуртлы), упоминаемый Р. Ф. Розеном, также славился производством, переработкой и продажей шерсти.19

Наряду с производством войлочных изделий, ткачество у чеченцев и ингушей являлось одним из основных видов женс­кого труда.20 Поэтому в производственной деятельности обра­батывающей домашней промышленности, наравне с мужчи­нами, были заняты и женщины. "Образ жизни горских народов довольно разъясняет, — писал С. Броневский, — что число ремесел должно быть ограничено необходимыми нуждами. Жены у них портные, ткачи, швеи, тесемщицы".21

Чечня и Ингушетия в рассматриваемое время, располагая "огромными естественными ресурсами для развития кустар­ной промышленности и хозяйственной специализации, рас­положенных рядом зон", занимались широким обменом и тор­говлей, связывая воедино хозяйственную деятельность горных и равнинных районов края.22 С давних пор чеченцы и ингуши изготовляли из различных кож мужскую и женскую обувь, конскую сбрую, турлуки (надувные кожаные мешки для пе­реправы на воде), походные вещевые мешки (таьлсаш-чеч.). Дореволюционный исследователь А. Берже отмечал, что че — ченцы-ламарои (горные жители) изготовляли из козьих шкур сапожную кожу — сафьян и сбывали ее жителям равнинной Чечни.

Особенно широкий сбыт изделий кустарных мастерских чеченцев и ингушей происходил на равнине, по Тереку и Сун — же, хотя в самом районе кустарные промыслы были распре­делены далеко неравномерно.

Важное место в домашней промышленности чеченцев и ингушей занимало изготовление из различных кож мужской и женской обуви. "Выделку шкур знают все туземцы Северного Кавказа, и для домашнего обихода она производится обыкновенно женщинами… У большинства туземных племен все женщины умеют шить обувь, и этот труд лежит на их обя­занности",24 — отмечает О. В. Маргграф.

Говоря о мужской обуви чеченцев и ингушей в рассматри­ваемое время, следует отметить, что по своему типу она имела много общего с обувью народов Северного Кавказа, и в част­ности у живущих в горных районах. Обувь горцев была при­способлена к конкретным природно-климатическим условиям края, соответствовала образу жизни народов и обращала на себя внимание всех посещавших Северный Кавказ иност­ранных исследователей-путешественников/0

В повседневной жизни вайнахов, как в горах, так и на рав­нине, весной, летом и осенью широко практиковалась мужская обувь нескольких видов, как, например: чувяки ("кхархаш") обычной формы, из козлиной или бараньей кожи, на мягкой, плетеной из ремней подошве, очень удобные при ходьбе, так как они были легки и не скользили. Такую обувь изготовляли сами горцы-мужчины не только из шкур домашних животных, но, по сведениям иностранного исследователя Ю. Клапрота, из шкур серны и косули.26

Наряду с повседневной легкой обувью — чувяки — вайнахи в зимнее время пользовались также и мужской рабочей обувью — "наьіаран мачаш" (наподобие поршней у русских), несколько грубой, но очень удобной в горах. Такую обувь изготовляли горцы из сыромятной буйволиной кожи, с плетеной

подошвой. Вовнутрь такой обуви укладывали мягкую траву или солому.

Кроме "наьіаран мачаш’ (поршней), у вайнахов в горах широко практиковалась в зимнее время и такая форма рабочей обуви, как "хулчеш" (наподобие русских поршней), также мягко набитые вовнутрь травой или соломой. В отличие от "наьіаран мачаш" для "хулчеш" использовались специальные железные подковы^лан), которые привязывались ремнями к середине подошвы.

Другой вид мужской обуви чеченцев — это сапоги кожаные (эткаш — чеч.) на каблуках с подковами и без них. Их шили сами горцы, как правило, из грубой сыромятной кожи и но­сили как в горах, так и на равнине в зависимости от времени года.

В рассматриваемое время чеченцы, как правило из богатых и знатных вайнахских семей изготовляли себе такую обувь, как "ичиги" — "маьхьсеш" (чеч.) из сафьяновой кожи с твердой подошвой и носили их как в теплое, так и в жаркое время года.

Безусловно, у вайнахов в XVIII — начале XIX в. был рас­пространен и такой вид зимней обуви, как "біоржамаш" (бур­ки — рус.) из особого войлока местного производства, на ко­жаной подошве с небольшими каблуками. По всей вероятнос­ти, "біоржамаш" носили и мужчины, и женщины.

Иностранные исследователи Л. Штедер, М. Энгельгардт и др., побывавшие в конце XVIII — нач. Х1Хв. в Чечне и Ингу­шетии, отмечали, что горцы изготовляли обувь из сыромятной кожи, с плетеной подошвой, и все виды мягкой обуви они изготовляли сами.28 Современный исследователь Л. П. Семенов также сообщает, что чеченцы и ингуши изготовляли обувь из сыромятной кожи, сафьяна и сапоги с подковами.29 У чеченцев чаще, чем у адыгов, использовалась обувь с твердой подошвой и каблуками, и это хозяйственную деятельность горных и равнинных районов края.30 С давних пор чеченцы и ингуши изготовляли из различных кож мужскую и женскую обувь, конскую сбрую, турлуки (надувные кожаные мешки для переправы на воде), походные вещевые мешки (таьлсаш-чеч.). Дореволюционный исследователь А. Берже отмечал, что че­ченцы-ламарои (горные жители) изготовляли из козьих шкур сапожную кожу — сафьян и сбывали ее жителям равнинной Чечни.

Особенно широкий сбыт изделий кустарных мастерских чеченцев и ингушей происходил на равнине, по Тереку и Сун — же, хотя в самом районе кустарные промыслы были распре­делены далеко не равномерно.

Важное место в домашней промышленности чеченцев и ингушей занимало изготовление из различных кож мужской и женской обуви. "Выделку шкур знают все туземцы Северного Кавказа, и для домашнего обихода она производится обыкновенно женщинами… У большинства туземных племен все женщины умеют шить обувь, и этот труд лежит на их обя­занности",32 — отмечает О. В. Маргграф.

Говоря о мужской обуви чеченцев и ингушей в рассматри­ваемое время, следует отметить, что по своему типу она имела много общего с обувью народов Северного Кавказа, и в част­ности у живущих в горных районах. Обувь горцев была при­способлена к конкретным природно-климатическим условиям края, соответствовала образу жизни народов и обращала на себя внимание всех посещавших Северный Кавказ иност­ранных исследователей-путешественников.33

В повседневной жизни вайнахов, как в горах, так и на рав­нине, весной, летом и осенью широко практиковалась мужская обувь нескольких видов, как, например: чувяки ("кіархаш") обычной формы, из козлиной или бараньей кожи, на мягкой, плетеной из ремней подошве, очень удобные при ходьбе, так как они были легки и не скользили. Такую обувь изготовляли сами горцы-мужчины не только из шкур домашних животных, но, по сведениям иностранного исследователя Ю. Клапрота, из шкур серны и косули.34

Наряду с повседневной легкой обувью — чувяки — вайнахи в зимнее время пользовались также и мужской рабочей обувью — "наьіаран мачаш" (наподобие поршней у русских), несколько грубой, но очень удобной в горах. Такую обувь изготовляли горцы из сыромятной буйволиной кожи, с плетеной подошвой. Вовнутрь такой обуви укладывали мягкую траву или солому.

Кроме "наьіаран мачаш’ (поршней), у вайнахов в горах широко практиковалась в зимнее время и такая форма рабочей обуви, как "хулчеш" (наподобие русских поршней), также мягко набитые вовнутрь травой или соломой. В отличие от "наьіаран мачаш" для "хулчеш" использовались специальные железные подковы (лан), которые привязывались ремнями к середине подошвы.35

Другой вид мужской обуви чеченцев — это сапоги кожаные (эткаш — чеч.) на каблуках с подковами и без них. Их шили сами горцы, как правило, из грубой сыромятной кожи и но­сили как в горах, так и на равнине в зависимости от времени года.

В рассматриваемое время чеченцы, как правило из богатых и знатных вайнахских семей изготовляли себе такую обувь, как "ичиги" — "маьхьсеш" (чеч.) из сафьяновой кожи с твердой подошвой и носили их как в теплое, так и в жаркое время года.

Безусловно, у вайнахов в XVIII — начале XIX в. был рас­пространен и такой вид зимней обуви, как "біоржамаш" (бур­ки — рус.) из особого войлока местного производства, на ко­жаной подошве с небольшими каблуками. По всей вероятнос­ти, "біоржамаш" носили и мужчины, и женщины.

Иностранные исследователи Л. Штедер, М. Энгельгардт и др., побывавшие в конце XVIII — нач. Х1Хв. в Чечне и Ингу­шетии, отмечали, что горцы изготовляли обувь из сыромятной кожи, с плетеной подошвой, и все виды мягкой обуви они изготовляли сами.36 Современный исследователь Л. П. Семе­нов также сообщает, что чеченцы и ингуши изготовляли обувь из сыромятной кожи, сафьяна и сапоги с подковами.37 У че­ченцев чаще, чем у адыгов, использовалась обувь с твердой подошвой и каблуками, и это изготавливала 15-25 бурок. Бу — рочным производством в среднем в Чечне занимались от 3 до 100 дворов, а в Старом Юрте производством бурок было ох­вачено до 25 дворов. Средний доход семьи, занимающейся изготовлением бурок в течение года, равнялся 67 рублям.38 В начале XX века в Чечне в течение года производилось до 2100 бурок стоимостью 5-7 рублей каждая.39

Вайнахам издавна известно было изготовление высокока­чественных тонких войлочных ковров (истангов) следующих

типов: къорза истанг (ковер с разноцветным орнаментом); кіинжа йолу истанг (ковер с бахромой), который может быть разноцветным и одноцветным, истанг (простой ковер) без ка­ких-либо разнообразных орнаментов. Иностранные авторы Я. Рейнеггс и Гамба единодушно отмечали, что чеченские и ин­гушские женщины искусно изготавливают ковры и покрыва­ла.40 Под коврами в данном случае надо подразумевать не вор­совые ковры, а декоративно оформленные войлочные ковры.

В рассматриваемое время среди множества ремесел у вай­нахов не последнее место, надо думать, занимало также и пор­тняжное ремесло — изготовление одежды, головных уборов для мужчин и женщин.

Образцы различной одежды, обнаруженной местными ар­хеологами в погребальных памятниках горной части Чечни и Ингушетии (в основном в склеповых гробницах XV — XVIII вв.), недвусмысленно говорят "О традиционном портняжном промысле вайнахов".41

Говоря о чеченской одежде мужчин конца XVIII века, ино­странный путешественник Якоб Рейнеггс, как очевидец сооб­щает, что в ней в качестве нового элемента появляются в это

42

время газыри на груди. Семен Броневский в начале XIX века замечал по этому поводу следующее: "Жены у них (горцев — Ш. А.) портные, ткачи, швеи, тесемщицы".43 О. В. Маргграф, не сообщая подробных сведений о портняжном ремесле вайнахов, отмечал, что горцы собственными средствами удовлетворяли все свои потребности в одежде, обуви и т. д.44 Более подробные и наиболее достоверные сведения о мужской и жен­ской одежде ингушей в прошлом сообщил профессор Л. П. Семенов. Обследовав во главе экспедиции в горной Ингуше­тии в 20-3 0-х годах нашего столетия отдельные склеповые памятники, он обнаружил большое разнообразие мужской и женской одежды у вайнахов в прошлом. "Старинное мужское одеяние — писал Л. П. Семенов, — состоит из холщевой рубахи, холщевых штанов со вздержкой (иногда с кожаными штрипками), цветного шелкового халата, спускающегося ниже колен, с длинными рукавами (часто длиннее кистей рук), второго, более короткого, цветного, стеганого халата с укоро­ченными рукавами, опоясанного белым холщевым кушаком или узким ремнем с медным или железным набором. На голо­ву надевались чаще — цветная стеганая шапка (иногда с кис­точкой), реже — меховая, с цветным верхом. Обувь составляли сафьяновые чувяки ( чаще красные, реже черные ),иногда — башмаки или сапоги, подбитые железными скобами».45 Далее исследователь Л. П. Семенов дает подробное описание женс­кого одеяния ингушей, которое состоит из холщевой или бу­мажной цветной рубахи, холщевых шаровар, цветного длин­ного халата, опоясанного кушаком; голова прикрыта куском холста (иногда им наглухо закрыто и лицо); нередко встреча­ется особого рода головной убор — подобие изогнутого рога, суживающегося кверху и загибающегося спереди, сделан он из тонкого войлока и загибающегося спереди, сделан он из тонкого войлока, обтянут красной тканью, украшен перекре­щивающейся перевязью и круглой выпуклой серебряной бля­хой; старинное название такого убора — "курхарс"… На ногах сафьяновые чувяки…46

Материалы свидетельствуют также, что в рассматриваемое время чеченцы наравне с ингушами достаточно хорошо осво­или домашнее ремесло, связанное с изготовлением различных видов как теплой, так и тонкой летней одежды.

Довольно распространенной формой теплой верхней одеж­ды у вайнахских мужчин являлись "гіавтальї" т. е. стеганые на шерсти или вате кафтаны, а также шубы из овчины или меха. Шубы шили чеченцы и ингуши не только из овчины, но также из шкур диких зверей. Во время дождя или мокрого снега такие шубы, как правило, выворачивались шерстью наружу. В целом же, короткая овчинная шуба надевалась мужчинами прямо на рубаху и подпоясывалась ремнем.47

В горных районах Чечни и Ингушетии, особенно в зимнее время, вайнахские женщины изготовляли себе для ношения теплую женскую одежду, наподобие мужского "гіавтала", сте­ганую на тонком слое ваты или шерсти, причем из толстого и теплого домотканного сукна или же из шелка и хлопчатобу­мажной ткани. Женский "гіавтал" плотно прилегал к талии, имел покрой черкески, с длинным узким или коротким до локтя рукавом. "Интересно отметить тот факт, что чеченские женщины, по сведениям очевидца С. Беляева, изготовляли для себя зимние белые шубы, которые надевались просто на тело с рубахой. В то же время женщины, шили для себя длинные покрытые тканью шубы, "распашные, с длинными узкими рукавами".48

Пожалуй, самой популярной и распространенной верхней одеждой, изготовляемой из сукна, у чеченцев и ингушей, как и у многих народов Северного Кавказа в XVIII — нач. XIX вв. была черкеска для мужчин. Простые обычные черкески (каф­таны) шили, как правило, вайнахские женщины из черного, бурого и серого домотканого сукна. Праздничные же, выход­ные черкески вайнахов, как и у адыгов, изготовлялись из по­купного сукна разных цветов и украшались галунами и даже вышивкой. Для шитья черкесок использовались как домотка­ные, так и привозные сукна, и даже холст.49 Исследователь Ян Потоцкий рассказывает об ингушской черкеске со стоячим воротником, которая якобы имеет некоторые сходства с адыг­ской.50 Другой исследователь Л. П. Семенов также рассказы­вает о мужской верхней одежде ингушей из шелковой или шерстяной ткани, которая называется еще и халатом. Шелко­вые халаты быяи длинные, ниже колен и с длинными рукава­ми, и служили в качестве верхней одежды, под которую наде­вали более короткую стеганую. "Халат" имел покрой черкески, но с более широкой (несмотря на то, что были подрезы у талии) спинкой.51

В специальной работе, посвященной Чечне конца XVIII — начала XIX вв., русский офицер Д. А. Милютин представил чеченца в короткой до колен черкеске с узким рукавом. Дру­гой исследователь С. Беггров также изобразил на картине че­ченца в короткой шубе с отдельной, висящей на ремне газыр — ницей. Газырницы иногда изготовлялись из кожи, и они на­шивались на черкеску по обеим сторонам груди. Под газыр — ницами ниже иногда нашивались карманы для хранения на­труски, кресала и др. По краям газьфницы обшивались часто галунами. Все это говорит о том, что они когда-то являлись основным атрибутом снаряжения война-горца. Позже газьф­ницы прочно закрепились на груди черкески, и их стали из­готавливать из той же ткани, что и черкеску. Количество га­зырей вместе с их гнетами стало расти с 4-5 иногда до 18 на каждой стороне груди.

Так же, как и для мужчин вайнахские женщины сами шили для себя один из видов верхней одежды, которую дореволю­ционные авторы называют "архалухом" (стеганый кафтан), и носили его, как правило, по торжественным дням не только девушки, но и молодые женщины. Так, царский офицер С. Бе — ляев, находившийся в начале Кавказской войны в плену у чеченцев, сообщает местное название верхней женской одеж­ды "архалуха" — гіавтал (стеганый кафтан). Он же отмечает, что данный женский гіавтал был притален, распашной и шили его "из хлопчатобумажных тканей или из шелка с серебряны­ми украшениями на груди".53 У богатых людей "гіавтальї" имели серебряные застежки и подвески, похожие на "желу­дей". Кроме того, С. Беляев указывает, что женский гіавтал был по своим размерам короче платья, доходил почти до ко­лен и имел довольно яркую разноцветную окраску. Другой царский офицер Д. А. Милютин изобразил на рисунке чеченку в короткой верхней одежде, которая доходит до колен. Она сшита в талию, и ее надевают поверх платья и штанов; подол, борта, ворот и рукава ее обшиты галуном^ а на каждой стороне груди изображена крупная круглая бляха.

Наряду с черкеской у вайнахов существовала в XVIII — нач. XIX вв. и другая верхняя мужская одежда, обычно именуемая бешметом. Так же, как и черкеску бешмет шили женщины, и он имел свои особенности. Выглядел бешмет несколько длиннее черкески, и надевался он, как правило, под нее. Внизу бешмет сидел свободно, иногда сборками, а верхняя часть его обтягивала фигуру. Кроме того, бешмет не имел стоячего воротника, поэтому шея мужчины, как правило, оставалась открытой. Рукава бешмета, как и у черкески, были узкие.55

Иностранные путешественники сообщают также некото­рые сведения о бешметах. В частности, они указывают, что под черкеской горцы носили еще одну одежду из шелка или дру­гой ткани, украшенную золотым или серебряным шитьем и галунами, и называют ее по-разному: жилет, камзол, туника, куртка. И только у исследователя-путешественника Ж. Ш. Бесса встречается совершенно новое название — каптал,56 ко­торое более точно соответствует бешмету почти у всех наро­дов Северного Кавказа. В определенных случаях бешмет но­сили без черкески, при этом даже и в праздничные дни, ибо черкеска была далеко не у всех и надевалась она по торже­ственным дням. Простые горцы шили бешмет из холста, по­лотна, бязи, и он служил верхней и единственной нательной одеждой. Однако бешметы надевали и на рубахи.57 Что каса­ется ингушей, иностранные путешественники-исследователи отмечали, что они носили бешметы, но они не были обязатель­ны, а черкески в отдельных случаях надевались прямо на ру­баху. Кроме того, эти же авторы сообщают, что бешметы у ингушей короче черкески и шьют они их из холста, бумажной материи, очень редко из шелка или шерстяной материи. По­скольку бешметы у горцев служили повседневной одеждой, то, как правило, их делали стегаными.58

Говоря о дальнейшем развитии портняжного мастерства у вайнахов в XVIII — нач. XIX в., следует заметить, что, как и многие народы Северо-Восточного Кавказа, ингуши весьма не­плохо изготавливали для своих нужд и такую верхнюю муж­скую одежду как накидки из сукна. Как отмечает специалист по обычному праву Б. Далгат, ингуши при найме работника обязаны были дать ему "одну черкеску, одни шаровары из сук­на азиатского и одно сукно (носили прежде вместо бурки)".59 Подобного рода накидка из сукна бытовала также и у чечен­цев.

В рассматриваемое время, кроме валяных бурок, чеченцы и ингуши изготовляли специальную, теплую одежду из шкур животных в виде накидки.

Как известно, в вайнахском костюме XVIII — нач. XIX в. присутствовала и такая форма одежды как мужская рубаха. Иностранные исследователи отмечают, что, как правило, муж­ские нательные рубахи шили вайнахские женщины и черкеска в ряде случаев надевалась на нее.61 В тоже время исследо­ватели отмечают, что бешметы также надевались на рубаху, которая, как правило, преобладала в большинстве случаев у людей богатых и состоятельных.

Пожалуй, самой важной и необходимой формой одежды у чеченцев в рассматриваемое время оставались мужские шта­ны, которые также шились вайнахскими женщинами. Авто­

ры, писавшие о мужских штанах чеченцев и ингушей, сходят­ся на том, что штаны горцев широкие вверху, постепенно су­живаются, начиная от колен. Как правило, вайнахские жен­щины шили штаны из холста, домотканого сукна и других тканей в большинстве своем темного цвета. Иногда штаны заправлялись в обувь в зависимости от благосостояния людей. В большинстве своем у простых горцев "широкие штаны свободно болтались", особенно в летнее время, когда они хо­дили босиком.62

Так же, как и у многих народов Северного Кавказа, у че­ченцев и ингушей в XVm — нач. XIX в. существовали ногови­цы, являвшиеся частью атрибута вайнахской мужской обуви. Ноговицы шили вайнахские женщины и мужчины из сукна и войлока, а парадные — из сафьяна. Ноговицы были весьма удобны не только наездникам, но и пешеходам в горных усло­виях. Часто ноговицы надевали поверх штанов, они плотно обхватывали ногу от щиколотки до самых колен и выше. Но­говицы предохраняли штаны горцев от лошадиного пота и от цепляния их за кустарники и камни.63

Так же как и для мужчин вайнахские женщины-мастера в рассматриваемое время шили для себя рубахи — платья. Чаще всего платья изготовлялись мастерами из холста или других простых тканей, а также из шелка разных цветов — синего, коричневого, темно-красного и черного. По утверждению Б. Далгата, черное платье надевалось в траур по умершему или убитому. Все платья женские застегивались у ворот се­ребряными пуговицами.64

Наравне с платьями штаны-шаровары были обязательной частью одежды вайнахских женщин. Как правило, женские штаны изготовлялись мастерами из холста и грубой шерстя­ной домотканой материи, а более нарядные из тканей, чаще всего красного цвета. Источники сообщают, что молодые жен­щины шили для себя красные штаны, замужние пожилые — голубые, а девочки — белые. Штаны надевались непосредствен­но на тело, под платье. "В связи с этим, — замечает исследова­тель Е. Н. Студенецкая, — обычно обшивка, в которую вдевался шнур, делалась из более мягкой ткани., а края ее загибали наружу, чтобы шов не раздражал кожу".

В рассматриваемое время у чеченцев так же, как и у севе­рокавказских народов, хорошо было развито и такое домашнее ремесло, как изготовление мужских и женских поясов из кожи и ткани. Как правило, изготовлением разных видов мужских поясов были заняты мастера из среды вайнахских мужчин. У вайнахов в XVIII — нач. XIX в. самыми распространенными были узкие кожаные пояса с небольшой железной или бронзовой пряжкой. "Такие пояса, — как отмечает известный кавказовед Е. И. Крупнов, — украшались серебряными и брон­зовыми наконечниками и бляшками".66 На кожаном поясе в качестве непременного атрибута национального костюма гор­цы "носили кинжал, мешочек с кресалом и трутом, пульницу и коробочку с жиром для смазывания оружия и т. д." Случалось также, что простые вайнахские крестьяне вместо кинжала на кожаном поясе носили нож в деревянных полу ножнах".67

Наряду с кожаными поясами вайнахи одновременно пользо­вались и матерчатыми поясами, изготовленными местными мастерами из широкой полосы ткани-холста или шелка. Такие пояса носили, как правило, сложенными в два-три раза или скрученными жгутом. А если матерчатый пояс был слишком длинным, то им "обвивали вокруг талии два раза".68 Так же, как и у мужчин, женский пояс входил в атрибут одежды вай­нахских женщин, хотя он, как указывает Е. Н. Студенецкая, вовсе не являлся ее обязательной частью.69 Изготовлением по­ясов к женской одежде были заняты как мужчины, так и жен­щины. Судя по дошедшим до нас сведениям, женские пояса — ремни изготовлялись из простой или шелковой ткани с бахро­мой и узорами, иногда с металлическими и серебряными пряж­ками и т. д. О серебряных украшениях на поясе некоторых вай­нахских женщин свидетельствует тот факт, что последние при­надлежали к представителям сословной верхушки.

В то же время среди определенной части простого населе­ния Чечни и Ингушетии практиковались женские пояса из ленты, полоски кожи или шнурка, которые, по-видимому, счи­тались достаточными в домашних условиях для ношения де­вушками поверх своего платья-рубахи, а также во время ра­боты. Кроме того, часть чеченских женщин носила платье-ру — баху вовсе без пояса.70

Издавна вайнахи занимались изготовлением для своих нужд различных видов головных уборов, причем по сезону. В XVIII — нач. XIX в. характерны были головные уборы для мужчин — шапки, сшитые одновременно из меха и ткани в нескольких вариантах. Археологические материалы свиде­тельствуют о том, что вайнахские мастера шили для себя шап­ки, как правило, из холста, реже из шерстяной ткани белого или другого цвета и простегивали ее нитками. Такие шапки в виде невысоких колпаков или шлемов позже были вытеснены меховыми и войлочными шапками горцев.71

В конце XVIII — нач. XIX в. чеченские мастера стали изго­тавливать папахи из каракуля с очень широким околышем и довольно выпуклым круглым верхом. Одновременно вайнахи из знатных фамилий шили к своим праздничным костюмам специальные шапки из ткани, похожие на митру и состоявшие из отдельных вертикальных долек, между которыми иногда размещались галуны, сходившиеся на макушке. По самому нижнему краю шапки, сшитой из сукна или какой-либо другой ткани, проходила широкая полоска галуна. Такие шапки тоже были высокие и глубоко не закрывали голову, оставляя открытым лоб.72

Кроме рассмотренных нами выше видов головных уборов, горцы занимались изготовлением для себя войлочных шляп в виде колпаков с небольшими поднятыми кверху полями.73

В рассматриваемое время у чеченцев существовал и такой вид головного убора, как "башлык" ("башлакх" — чеч.) — ка­пюшон от дождя. По всей вероятности, как и сам термин, дан­ный вид головного убора был заимствован вайнахами у со­седних северокавказских тюркских народов, например, у бал­карцев, карачаевцев и кумыков. Как правило, изготовлением башлыков занимались вайнахские женщины, удовлетворяя в основном внутренние потребности общества.

В XVIII — нач. XIX в. вайнахские женщины в качестве го­ловного убора из домотканого сукна (толстого и теплого) из­готовляли большие женские шали, которые в значительной мере заменяли им теплую одежду. Известный кавказовед Н. П. Гриценко сообщает о том, что чеченские женщины носили на голове белые платки, а иногда большие темные покры­

вала, которые изготовляли сами женщины и назывались они, по всей вероятности, по-чеченски — "кортали". Ингушские женщины, как повествует об этом фольклор, в качестве го­ловных уборов шили для себя пестрые шелковые платки — "гурмалай". 5

Иностранный исследователь Ю. Клапрот, побывавший в самом начале XIX веке в Чечне и Ингушетии, заметил, что вайнахские женщины шьют в качестве женского головного убора шапки, очень похожие на шапки черкешенок и носят их только чеченские девушки.76

В ряду вайнахских женских головных уборов следует особо сказать об ингушском парадном женском головном уборе "курхарс", который изготовляли для себя сами женщины. Он имел много общего с древней фригийской (греческой) шапкой (колпак), отличался простотой и изяществом, имел красный цвет. Внизу такая шапка расширялась и охватывала голову на уровне лба. Кверху она постепенно суживалась и завершалась круглым узлом, спадавшим спереди. Во многих энциклопедиях, как указывает Л. П. Семенов, данный голов­ной убор распространен в Греции и нашел свое отражение в античной литературе.77 О женском головном уборе своеобраз­ной формы впервые упомянули члены русского посольства, посетившие в 1638 г. ингушское общество проездом в Грузию. В своих отчетах, в частности, они пишут: "…дома в них каменные, выстроены в горах; мужчины одеты по-черкесски, а женщины носят на голове рога и пол-аршина".78

В 1807 г. в работе "Путешествие по горам Кавказа и в Гру­зию" иностранный путешественник Ю. Клапрот также отме­чает некоторые новые подробности этого головного убора. В частности, он указывает, что ингушские женщины носят го­ловной убор, который по своей форме напоминает рога серны, но согнутые вперед; убор сделан, как правило, из коры березы и покрыт сукном или шелком, шириной около двух больших пальцев, высотой в семь пальцев, украшен гирляндами и такой головной убор называется "чугул".79 По-ингушски, говорит Л. П.Семенов, «chuge» (чуге/чухе) означает "хохол", "петушиный гребень".80 Далее отмечает профессор Л. П. Семенов, что он также, будучи в научной экспедиции в горной

Ингушетии, в надземных склепах неоднократно находил осо­бый женский головной убор, назыпавшийся у здешних мест­ных стариков "курхарс". Это подобие изогнутого рога, кото­рый суживается кверху и загибается спереди. Сделан он из тонкого войлока, обтянут красной тканью, украшен перекре­щивающейся перевязью и круглой выпуклой серебряной бля­хой, и называется он по-старинному "курхарс". Определен­ное мнение существует относительно женского головного убора "курхарс" у известного кавказоведа Е. И. Крупнова, который посвятил не один десяток лет изучению средневековой исто­рии Ингушетии. В частности, он отмечает, что парадный го­ловной убор "курхарс" носили только богатые женщины. "Кур­харс" надевали женщины на голову так, что его конец прихо­дился на лицевую сторону. "Спускаясь на затылок плотным прямоугольником, расшитым шелком, "курхарс" закреплялся на шее лентами". Богатая отделка говорит о принадлежности его людям только состоятельным, богатым.82

Важное место среди прочих кустарных промыслов и реме­сел вайнахов занимало традиционное деревообделочное ре­месло, развитию которого способствовало наличие богатой сырьевой базы, а также все возрастающие потребности мест­ного населения и соседних народов в изделиях из дерева. Из различной породы деревьев изготавливались кухонная посуда, домашняя утварь, ульи, бочки, отдельные детали для домов, хозяйственных орудий, повозок и т. д. Убедительным примером высокого мастерства чеченских плотников или столяров служит, например, большой настенный шкаф, занимавший всю стену большой комнаты, обнаруженный в свое время иностранным исследователем-путешественником Б. Плеч-ке в высокогорной Чечне. На шкафу имелось рельефное изоб­ражение животных и резной орнамент. Сохранился фотосни­мок этого шкафа.83

Соседние терские, гребенские и моздокские казаки часто покупали или выменивали у чеченцев изделия их ремеслен­ного производства. В документе того времени сообщалось об обращении плоскостных чеченцев в Военную коллегию с просьбой разрешить им свободно продавать терским, гребен — ским и терским семейным, равно и переведенным с Волги и Дона моздокским казакам арбы и колеса к ним без пошлин.84

Дерево обрабатывали преимущественно мужчины. Горцы изготовляли из дерева много вещей, рассчитанных на внут­ренний и внешний рынок. И. И. Норденстамм сообщал, что чеченцы "получают хороший доход от продажи обручей и бо­чарных досок; за каждую тысячу таковых досок платили около тридцати рублей, их^оставляли в Кизляр весьма в значи­тельном количестве". Другой дореволюционный исследова­тель писал, что на деревянных изделиях делались разнообраз­ные украшения, которые служили для поднятия их рыночного спроса.86 Это свидетельствует о развитии у вайнахов резьбы по дереву.

В рассматриваемое время деревообделочное ремесло у ин­гушей получило значительное развитие, удовлетворяя не толь­ко собственные потребности. "Частые находки деревянных чаш, кубков и мисок, особенно в надземных склепах, причем сделанных уже на примитивном токарном станке, — указывал Е. И. Крупнов, — а также деревянных гребней (иногда из привозного самшита) подтверждают существование у ингушей в древности деревообделочного мастерства".87 Причем, как отмечал далее Е. И. Крупнов, многие деревянные изделия были богато орнаментированы разными рисунками.88

Большое количество посуды, извлеченной из надземных склепов Малхисты и Майсты (горная Чечня) в ХУШ — XIX в. (более 60 экземпляров), позволило ученым сделать вывод о том, что "в эпоху позднего средневековья наибольшее распростра­нение получила деревянная посуда, выточенная на токарном станке". Она составила 2/3 от общего количества предметов. К ним относятся миски, чашки, чаши, большинство бокалов, ста­кановидные сосуды и один ковш. Вручную изготавливались посуда и те же предметы, которые имели нестандартную фор­му и трудно поддавались станочной обработке (ковши, бока­лы, кружки, черпаки, половники, ложки, песты и т. д.). 89

Распространение аналогичной деревянной токарной посу­ды из Малхисты и Майсты отмечено также в Джейраховском ущелье и Горно-Ассинской котловине горной Ингушетии.90

Довольно хорошее развитие получила в Чечне в рассмат­риваемое время и металлообработка. Чеченские мастера из­готовляли разнообразные металлические изделия сельскохо­зяйственного и домашнего обихода, украшения, военные дос­пехи и снаряжения. Были такие села, в которых мастера-ре — месленники существовали только за счет обмена изделий сво­его ремесла на продукты земледелия и скотоводства другого общества. Таким селением, например, был Гаджи-Аул, суще­ствовавший на р. Аргун до 1816 г. Занимались металлооб­работкой, изготовлением предметов домашнего обихода не только для внутреннего удовлетворения, но и производством изделий своего ремесла на внешний рынок жители сел Дар-го, Ригаха, Атаги и др.92 К. Самойлов утверждал, что почти в каждом чеченском ауле изготавливают необходимые в хозяй-

93

стве металлоизделия, в том числе и огнестрельное оружие.

В Чечне были селения, в которых значительная часть жи­телей была оружейниками, но были и такие, как например, сел. Атаги, которые занималось исключительно только изго­товлением оружия.94

Некоторые иностранные авторы во второй половине ХУШ века отмечают, что народы Северного Кавказа, то есть мест­ные оружейники, изготавливают огнестрельное оружие.95 Русский офицер А. М. Буцковский в 1812 г. писал, что аухов — цы (чеченцы-аккинцы), живущие в верховьях рек Акташ и Ярык-Су по соседству с кумыками, являются весьма хороши­ми оружейниками.96

Искусство изготовления огнестрельного и холодного ору­жия у чеченцев и ингушей переходило из поколения в поко­ление. "В центре чеченского народа, — писал русский офицер Г. Властов, — сохранились оружейники, которые по обычаю своих отцов изготавливают шашки, называемые волчками, с

97

изображением волка". Эти шашки высоко ценились и у со­седних народов. Их охотно покупали и казаки. По свидетель­ству А. П. Игаюлитова, у чеченцев лучшими считались "терс — меймуль" (чеч. — "ревущая обезьяна") — клинки с изображением на них волчьих голов с двумя французскими буквами посередине.98 Изготовление клинков было делом непростым и требовало от мастера опыта и мастерства. С давних пор в Чечне и Ингушетии были известны шашки мастера Махьмада из сел. Джугурты и кинжалы мастера Мусы из сел. Дарго. Эти шашки отличались высоким качеством, и поэтому они свобод­

но сворачивались и укладывались в обыкновенное круглое домашнее сито для просеивания муки. "

Несмотря на то, что чеченские и ингушские мастера по из­готовлению шашек и кинжалов были хорошо известны, в народе славились также кинжалы, изготовленные дагестанскими ремесленниками. Одним из широко известных центров оружейного мастерства в Чечне были Большие Атаги, чьи мастера и их шашки прославились в песенном фольклоре терских казаков. 10°

Говоря о высоких качествах огнестрельного оружия чеченцев и ингушей, И. И. Норденстамм, в частности, отмечал, что "их ружья бьют гораздо дальше" ружей заводского производства. 101

На примере России В. И. Ленин замечал, что "при зачаточных формах товарного производства конкуренция между "кустарями" еще очень слаба, но по мере того, как рынок расширяется и охватывает широкие районы, эта конкуренция все сильнее, нарушая патриархальное благополучие мелкого промышленника, созидаемое на его фактически монопольном положении". 102

В чеченских и ингушских селах рядом с оружейниками работали мастера по драгоценным металлам и украшениям, что поднимало престиж данного ремесла и делало его более разнообразным. Мастера по серебру изготовляли разнообразные серебряные бляхи на пояса, драгоценные женские украшения, газыри, застежки, амулеты, трости, конскую сбрую, украшали оружие, изготовленное мастерами-оружейниками и т. д. 103

В рапорте бригадира Дебеуасобрия на имя Кизлярского коменданта от 3 марта 1751 г. сообщалось о том, что через Шадринский форпост были пропущены до Кизляра чеченский владелец Расланбек Айдемиров и с ним его уздень Аба-та Ильясов с товарами, в числе которых было ружье с серебряной оправой, два садака, в том числе у одного поясок с серебряной оправой, две сабли и поясок с серебряной оправой и т. д. 104

Говоря о драгоценных украшениях, изготавливаемых вай — нахскими мастерами, следует заметить, что в рассматривав-

как правило, по восемь, а иногда по семь или шесть. Посколь­ку такого вида украшения лишь в ограниченном числе встре­чаются в Чечне и Дагестане, автор считает, что подобные ук­рашения "можно считать этническим признаком и приписы­вать населению определенного района, в частности горной Ингушетии". 109

мое время они в большей степени были присущи чеченским женщинам. В материалах за 1809 г. сообщается о том, как одно из женских платьев было украшено из двух рядов серебряных пуговиц. Отдельные же украшения вайнахских женщин, которые они надевали на себя, составляли не только серьги, но и "серебряный ошейник, на котором висели большие монеты, особенно рубли, производящие большой звон при каждом их движении". 105

Русский офицер Л. Екельн, находившийся в плену у чеченцев в начале XIX века и лично наблюдавший быт вайна-хов, описывая женский девичий костюм со всеми его нарядами, отмечает, что верхнее распашное платье женщины состоит из множества застежек и рядов серебряных "желудей" — пуговиц-подвесок. Этот же офицер называет браслеты на обеих руках девушки, а также серьги, кольца с висящими шариками, целый ряд цепочек, лежащих на груди.106 Как видим, автор указывает на целый набор отдельно надеваемых женских украшений. О драгоценных женских украше­ниях чеченских мастеров говорит также другой русский офицер Д.

А. Милютин. Он, в частности, отмечает, что чеченские девушки носили на груди по обеим сторонам выпуклые круглые бляхи. 107 В XVIII — нач. XIX в. известны также ингушские мастера по изготовлению женских украшений. Материалы обследованных склепов XVIII века дают обилие разнообразных драгоценных женских украшений, в частности, называются серебряные и медные кольца, бляхи для головных уборов (кур-харс), пуговицы — бубенчики, фигурные подвески, бронзовые нашивки; на руках по нескольку колец и перстней, на шее — нитки самых разнообразных

г “ 108

бус из стекла, цветной пасты, а также сердолика.

Известный кавказовед Е. И. Крупнов, долгое время зани­мавшийся изучением средневековой истории ингушей, обратил внимание на искусство здешних мастеров по изготовлению женских украшений, и в частности височных колец, которые прикреплялись к волосам и пришивались к головным платкам и даже вдевались в уши. Особенностью таких височных колец являлось то, что они имели выступы-лопасти,

В горной Ингушетии были также мастера по цветным ме­таллам, знакомые с дагестанским искусством наносить чернь по серебру и т. д. Обнаруженные в надземных склепах ингу­шей серебряные височные кольца по своим некоторым орна­ментальным мотивам служили источником для племенного отличия горных ингушей. "Излюбленные орнаментальные узоры джераховцев и кистин, — указывает Е. И. Крупнов, — отличались от рисунков галгаевцев; они тщательно воспроиз­водились мастерами-ювелирами".110

Впоследствии у вайнахов появляется такое богатство и раз­нообразие украшений из цветных металлов со специфически­ми местными формами, которого нет у соседних северокавказ­ских и закавказских народов.

Было развито у чеченцев и ингушей и кузнечное ремесло. Чеченские кузнецы со вкусом изготовляли медную посуду и кувшины, из железа — орудия труда (плуга, косы, серпы, то­поры, подковы, ножницы для стрижки овец, гвозди, щипцы, ножи, цепи для очага, таганы, совки и др.) В письме чеченско­го владельца Расланбека Айдемирова на имя Кизлярского коменданта Н. А. Потапова от 10 марта 1768 года сообщалось о том, что переселившиеся на реку Сунжу жители Абае-ва кабака, неплохо владеют кузнечным мастерством, т. е. мастера охотно изготовляют топоры, косы, сабли, ружья и др. ш

Надо полагать, что наряду с другими изделиями, ружья, изготавляемые местными оружейниками, пользовались опре­деленным потребительским спросом внутри Чечни и Ингуше­тии. В другом письме Чахкеринского владельца Алихана Нур — маматова на имя Кизлярского коменданта А. М. Куроедова от 29 сентября 1782 года сообщалось о том, что он два года назад "продал переводчику Халиму Ибрагимову ружье за сорок рублей".112

Распространенным видом ремесла у вайнахов в XVIII —

нач. XIX вв. было и гончарное дело. Местные гончары из хо­рошо отмученной глины изготовляли большое количество ке­рамической посуды отличного обжига в виде различных кув­шинов, горшков, кружек и чаш, которые украшались своеоб­разным орнаментом. Причем керамика была черной, темно — коричневой, но, главным образом — красной. Тесто черной ке­рамики содержало большое количество песка и крупных бе­лых примесей, а серая керамика — мелкий речной песок. Ке­рамика красного цвета была изготовлена из отлично отму­ченной чистой глины и ^украшена характерным линейным и точечным орнаментом/ х

Гончарным производством занимались жители отдельных сел Чечни и Ингушетии, удовлетворявшие в основном хозяй­ственные и бытовые потребности жителей, и изделия их не выходили за пределы местного рынка. На нагл взгляд, гон­чарное производство здесь представляло ремесло, не получив­шее еще своего высокого расцвета.

Вайнахам издавна было известно и такое искусство ремес­ла, как строительство жилых, особенно боевых башен, замков, а также многочисленных склепов и святилищ. В средневековье в Чечне и Ингушетии строительство башен велось в широких масштабах. Большим искусством обладали майстин-цы, которые строили боевые и жилые башни не только в Чечне и Ингушетии, но и за ее пределами.114 Строительство и бытование боевых башен с пирамидальной, ступенчатой крышей являлось типичным явлением для горной Ингушетии. "Можно полагать, — писал Е. И. Крупнов, — что самый тип этих башен за]эо^ился и окончательно оформился на территории Ингушетии". г

Боевая башня имела 4—5, а иногда даже и 6 этажей, высота которой достигала 25 м. Эти памятники до сих пор поражают людей своей своеобразной конструкцией и искусством строителей.

Уже в наше время ученые-специалисты сходятся на том, что все строительные сооружения, — жилые и боевые башни, а также склепы и святилища являются образцами местного строительства и не имеют ничего общего от влияния якобы индийских пагод.

"По единодушному признанию всех исследователей, боевая башня является образцом местного строительного дела, ею завершается развитие средневекового мастерства кавказских горцев", — таково мнение профессора Е. И. Крупнова. И6

Большой знаток Кавказа Н. Ф. Яковлев, посетивший в 1925 году Ингушетию, отмечал, что в старое время в Ингушетии имелись целые роды, которые занимались строительством ба­шен из камня. К ним, например, относилась фамилия Баркин — хоевых, жителей селения Баркин в горной Ингушетии, кото­рые из поколения в поколение оставались хорошими масте­рами по камню, т. е. "искусниками камня".117

Сложное строительство боевых башен требовало высокого мастерства, многолетнего опыта, знаний и технических навы­ков. В позднее средневековье такие мастера были почти во всех ингушских фамилиях. При сооружении верха боевой башни, как правило, они использовали особые машины (вороты) и другие технические изобретения.118

Мастера строили широкие 2-3-этажные "гіальї", т. е. баш — ни-дома, в которых еще и в наше время кое-где продолжали жить ингуши. Они же сооружали высокие десятиэтажные 4— 5 ярусные, стройные боевые башни ("біов"), служившие убе­жищем при нападении врагов. Мастера строили маленькие «солнечные могильники-склепы» — "каши", в которых ингуши погребали своих предков; сооружались также многочисленные храмы ("цуу", "элгац" и др.).11

Известный кавказовед Е. И. Крупнов отмечал, что некото­рые исследователи, в том числе и он сам, побывавшие в 1934 и 1936 годах в горной Чечне, слышали от жителей, что в Чечне

гг 120

имеются башни, построенные ингушскими мастерами.

Мастерам предгорной части Чечни издавна были известны литье в формах, литье по восковой модели, ковка предметов и проковка после литья, выбивание украшений из тонкого листа на матрице, вытягивание проволоки ковкой, резьба тонкого листа, чеканка и резьба по готовому литому изделию. "Есть некоторые основания думать, что им была известна и сварка, — указывает известный археолог-кавказовед В. И. Козенкова, — поскольку на одной из бронзовых булавок имелись следы при­варенного к бронзовой петле кусочка железа. Каким образом это осуществлялось технически — остается неясным".121

При обследовании средневекового башенного поселения Цеча-ахк, расположенного на правом берегу р. Фортанги, ар­хеологами обнаружено большое количество предметов мате­риальной культуры, а также следы хозяйственной деятельно­сти средневековых вайнахов. Так, открыт цементированный подвал во дворе замка, найдены жернова, остатки горнов для плавки металла, литейная фо|зма, детали конской узды и дру­гие металлические предметы. Мастерство древних и средне­вековых вайнахов Чечни и Ингушетии, связанное с литьем, ковкой, выбиванием украшений на матрице, резьбой, чеканкой и т. д. вполне могло дойти до XVTII века и получить свое дальнейшее развитие.

Чеченцам и ингушам известно было и такое ремесло, как производство и обработка шелка. Архивные материалы сооб­щают, что в 1812 году горцами было продано в Кизляре 156 тюков и 77,5 фунта шелка-сырца, в том числе 18 фунтов — из двух селений — чеченского Кази-Юрт и кумыкского — Аксай. Некоторые селения Чечни, как, например, аул Гехи, ежегодно реализовывали шелк русским "на тысячи рублей".123

Чеченцы и ингуши занимались производством тростнико­вого и арбузного меда для внутренних потребностей и для продажи на внешний рынок. Этим занимались в основном притеречные чеченцы. Сахарный тростник возделывали в не­большом количестве в равнинной Чечне и Ингушетии. Про­изводством марены, изготовлением из нее красок, использо­ванием их для крашения шелковых нитей и шерстяных пря­жей, сукна и сафьяна занимались почти все вайнахские села по рекам Мичик, Гумс и другим рекам.124

Жители этих мест рассказывают, что кусты марены и сей­час встречаются в некоторых селениях. Однако со второй по­ловины XIX века марена утратила свое первоначальное при­менение как краситель, ибо на смену ей пришли более деше­вые искусственные химические краски из России.125

Таким образом, в рассматриваемое время в Чечне и Ингу­шетии в широком смысле отсутствует узкая специализация производства и разделения труда в массе вайнахских произ­водственников. Подавляющее большинство изделий произво­дится членами семей, преимущественно женщинами и, как правило, для внутреннего потребления. Производство тех или

иных предметов и изделии кустарной промышленности носит еще сезонный характер и обусловлено потребностями близ­лежащих сел. В то же время, следует заметить, что отдельные изделия чеченской и ингушской крестьянской, кустарной про­мышленности, наряду с удовлетворением внутренних, соб­ственных потребностей, поступали на внешний рынок к со­седним народам. Вайнахские бурки, холодное оружие, обручи, бочарные доски и другие изделия местных ремесленников, отличавшиеся высоким качеством, тонким вкусом и прекрасной отделкой, являлись уделом отдельных мастеров-профессионалов и пользовались спросом за пределами Чечни и Ингушетии. Отдельные отрасли ремесла и домашних крестьянских промыслов отчасти превращались в мелкотоварное производство. В. И. Ленин указывал, что развитие мелкого товарного производства в крестьянских промыслах шло параллельно с расширением рынка для сбыта их изделий, который постепенно охватывал целую область, страну, а "иногда даже и другие страны".126 Именно такой процесс шел в Чечне и Ингушетии в конце XVIII — нач. XIX в.

Наряду с основными отраслями хозяйства — земледелием и скотоводством — большим подспорьем в экономике чеченцев и ингушей в XVIII — начале XIX века являлись такие вспомогательные отрасли, как садоводство, пчеловодство, рыболовство, табаководство, охота, горный промысел и т. д.

В рассматриваемое время чеченцы и ингуши достигли оп­ределенных успехов в развитии садоводства. Русские офицеры, побывавшие в ХУШ — начале XIX века в Чечне и Ингушетии, отмечали о хорошем состоянии садоводства в крае: наличии больших площадей фруктовых садов, хорошем урожае фруктовых деревьев: яблонь, груш, вишен, слив, айвы, черешен, винограда и т. д. Так, например, барон Р. Ф.Розен, который будучи в Чечне, вел специальные записи в своем дневнике, сообщал, что у местных жителей в фруктовых садах растут яблоки, груши, дули, которых чеченцы "часть сухими запасают впрок".1 С каждым годом все большее количество разнообразных фруктов шло на обмен как внутри Чечни и Ингушетии (горной и равнинной), так и за пределы края — на продажу в Кизляр или на меновые дворы. Известно, что кизлярс-кие купцы закупали у местных народов сотни пудов сушеных и свежих фруктов и отправляли их в Центральные районы России.2 Исследователь И. И. Норденстамм, довольно разно­сторонне изучивший в свое время Чечню, также отмечал, что в крае много фруктовых деревьев, садов, а деревня Гордали, находящаяся в Ичкерийских горах недалеко от истоков р. Ак-сая, славится своими грецкими орехами, которые являются главным промыслом жителей этой деревни, и они торгуют ими как в Чечне, так и в кумыкских селах.3 Большое значение развитию садоводства, чеченцы и ингуши стали придавать в начале XIX века.

Местные жители как в горах, так и на равнине достаточно хорошо занимались огородничеством. Горцы разводили у себя такие огородные культуры как лук, чеснок, репу, редьку, морковь, тыкву, свеклу, капусту, арбузы и т. д. И. И. Норденстамм замечает, что местные жители имеют огороды везде на равнине, в которых они разводят или выращивают арбузы, дыни, тыквы, лук, огурцы, чеснок, черемшу.4 Вероятно, с широким освоением равнинных земель и развитием контактов горцев с терскими и Сунженскими казаками, следует связывать культивирование многих бахчевых и огородных культур в Чечне и Ингушетии, малоизвестных до этого вайнахам.

Развитие пчеловодства у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время самым тесным образом связано с садоводством. Большое разнообразие фруктовых деревьев, богатая горная растительность, обилие всевозможных цветов и диких ягод создавали исключительные условия для развития пчеловодства. Пчелы в свою очередь играли немаловажную роль для опыления фруктовых садов, от которого зависел будущий урожай фруктовых деревьев. Источники 10-20-х годов XVII века сообщают о том, что мичикизяне, жители чеченских селений, живущие по реке Мичик и находившиеся в зависимости от воевод Терского города, платили подать (ясак) медом.5 Исследователь Я. Штелин отмечал, что мед и воск чеченцы и ингуши добывали в огромном количестве.6 Некий вайнахский уздень А. Агаев, давая показания в Кизлярской гражданской канцелярии в 1748 году о положении дел в Чеберлоевском обществе, среди прочих моментов их экономического и общественного положения, в частности, отмечал, что горцы весьма богаты пчелами и т. д.7 Семен Броневский писал, что горцы Северного Кавказа, в том числе чеченцы и ингуши "пчел держат в плетеных ульях на подставках" и по необходимости "пе­ревозят их с одного места на другое со своими кошами. Воск и мед продают".8 Мед, добываемый чеченцами и ингушами в то время, отмечает царский офицер К. Самойлов, отличался превосходными качествами.9 Генерал Дельпоццо сообщал, что чеченцы и ингуши "пчеловодством занимаются рачительно и получаемый оттого в большом количестве мед отменно вку­сен".10 О широком и повсеместном развитии пчеловодства в Чечне и Ингушетии отмечали и исследователи XVIII-XIX вв. Р. Ф. Розен11, И. И. Норденстамм12, Н. Ф. Дубровин и др.13 Мед и воск пользовались большим спросом на рынке и составляли для чеченцев и ингушей один из твердых источников дохода. Они служили не только продуктами внутренней торговли вай­нахов, но и вывозились на продажу и обмен за пределы Чечни и Ингушетии.

В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии было много крупных и мелких рек и речушек, а также озер (в горах и на равнине), где имелись прекрасные условия для развития рыболовства. Рыбным промыслом занимались, — как отмечает

Н. П. Гриценко, — повсеместно и горцы, и казаки, и про­мысловые люди; одни в качестве дополнительного источника существования, а другие — для наживы.14 Материалы данного периода сообщают также о том, что чеченцы и кумыки, живу­щие в деревнях Костековской и Андреевской, успешно зани­мались рыболовством на р. Койсу, изобилующей рыбой.15 Дру­гие же источники повествуют о том, что окочане (чеченцы), жившие в городе Терки, часто приезжали в Чечню к своим соотечественникам для продажи рыбы.16

Известно также, что в середине XVIII века казачья вер­хушка прибрала к своим рукам рыбные места на р. Терек, а в конце этого века некие братья Всеволожские получили огром­ные рыбные дачи на Каспийском море. На реке Терек в это время ловилась рыба: белуга, осетр, севрюга, лосось и др.17 Однако при всем этом рыболовство в XVIII веке среди чечен­цев и ингушей еще не носило промышленного характера, и оно выполняло всего лишь роль подсобного промысла незна­чительной части населения.

В XVIII — начале XIX века чеченцы и ингуши занимались также табаководством. Иностранные исследователи-путеше­ственники Л. Л. Штедер, П. С. Паллас и др. отмечали о том^ что вайнахи повсеместно занимались выращиванием табака. Архивные материалы XIX века свидетельствуют также о том, что чеченцы и ингуши выращивали табак специально на про­дажу, и он среди прочих Табаков по своему качеству превос­ходил другие табаки и оценивался на рынке дороже. В специ­ально составленной в Кизлярской гражданской канцелярии в 1795 году "Ведомости…" среди прочих товаров, продавав­шихся в декабре этого же года, перечисляются разных сортов табаки, а именно: калмыцкий стоимостью 10 копеек за 1 фунт; саксонский — 8 копеек за 1 фунт; чеченский — 15 копеек за 1 фунт.19 Надо полагать, что местом продажи вайнахами своего табака в основном являлись российские города Кизляр, Ас­трахань и др.

Немаловажным занятием у чеченцев и ингушей в рассмат­риваемое время являлась и охота. Так же как и у многих на­родов Северного Кавказа вплоть до позднесредневекового периода охота у вайнахов оставалась существенным подспо­рьем к основным занятиям хозяйства — земледелию и ското­водству. Многочисленные археологические находки также свидетельствуют о том, что у предков вайнахов — носителей кобанской культуры — еще в 1-ом тысячелетии до н. э. очень популярна была в хозяйстве охота.20 Известно, что охота на различных диких животных и птиц в различные времена года обеспечивала горца самым необходимым: мясом, шерстью, теп­лыми меховыми шкурками и т. д. Так, в вайнахском фольклоре сохранилось множество преданий о занятиях горцев в про­шлом охотой (о Сеска-Солсе, об охотнике Ахмеде, который кормил охотой 300 человек и др.)21 Дореволюционный иссле­дователь П. Д.Головинский отмечал, что охота у горных жите­лей, лишенных возможности в полной мере заниматься хле­бопашеством, составляет иногда одно из главных средств к существованию. "22

В XVIII — начале XIX века часть населения Чечни и Ингу­шетии занималась горным промыслом, в частности нефтедо­бычей. Наиболее ранние сведения о наличии нефти на терри­тории Чечни и Ингушетии относятся к XVII веку. Известно, что в 1653 году, во время осады Сунженского острога персид­скими войсками, в качестве горючего средства была исполь­зована нефть, добытая, по-видимому, из источников недалеко от аула Мамакай-Юрт. Впоследствии недалеко от него были заложены крепость Грозная, сел. Брагуны и др.23 В 1718 г. по заданию Петра I доктор Готлиб Шобер обследовал на терри­тории нынешней Чечни и Ингушетии нефтяные и целебные, минеральные горячие источники. После него Чечню и Ингу­шетию посетили географ-экономист Иван Кириллов, акаде­мики И. Г. Гмелин, И. А. Гюльденштедт и др. Все они едино­душно отмечали, что выступающая на поверхность нефть ис­пользуется местными жителями — чеченцами и гребенскими казаками — прежде всего для хозяйственных нужд — в качестве осветительного, лечебного и смазочного материала. Как правило, нефтью смазывали горцы и казаки оси телег, сбруи, использовали ее для освещения и в качестве лечебного сред­ства для домашнего скота. В западной части края, на левом берегу р. Сунжи, — писал иностранный исследователь Якоб Рейнеггс, — находится несколько "изобильных черных ключей горного масла (нефти — Ш. А.), которые могут быть весьма полезны для доходов государственные".25

В середине XVIII века из брагу неких и черв ленских не­фтяных колодцев чеченцы и гребенские казаки добывали нефть как для собственного использования, так и на продажу. Исследователь Н. П. Гриценко отмечает, что до последней трети XVIII в. нефтяные источники находились в распоряже­нии чеченских и ингушских сельских обществ, затем они стали собственностью местных и пришлых феодалов, а также русского царизма.26 В конце XVIII века нефтяные источники, — пишет исследователь Л. Н. Колосов, — сделались собствен­ностью уже не жителей, а феодальной кумыцкой фамилии — князей Турловых, захвативших огромные массивы земель и нефтяные богатства на правом берегу р. Терека.27 В это же время нефтяными источниками владела чеченская феодальная верхушка.28 Так, владельцы нефтяных колодцев, распо­ложенных в 10 км от Мамакай-юрта, отдавали их откупщикам, которые платили в казну большие деньги.29

В рассматриваемое время Чечня и Ингушетия также были богаты различными полезными ископаемыми. Горцы издревле были знакомы с добычей всевозможных металлов. Известно, что еще в XVI веке русский офицер Девятко Савельев ездил из Терков покупать свинец в горах Чечни и Ингушетии. По свидетельству известного академика П. Г. Буткова, когда в 1769 г. Российская Берг-Коллегия направила экспедицию для разведки руды в горах, то "кистинцы предлагали свои услуги в сем предприятии".31 Другой исследователь — академик И. А. Гюльденштедт, также находившийся во главе научной экспедиции в 70-х годах XVIII в. в Чечне и Ингушетии, свидетельствует о том, что во время его поездки "показывали ему небольшие штуфы свинцового блеска, медной лазури и медной сини, со вкрапленною серою рудою, которые, по ут­верждению тамошних жителей, были выкопаны возле сего храма".32 Говоря об уезде (обществе — Ш. А.) Мереджой, он замечает, что здесь находятся медные прииски.33 "Свинцовое серебро, содержащее блески и серные колчеданы, появляются в сложной горной породе различными, а особливо четырьмя жилами в Кистинской провинции и в Галгаевском округе при реке Ассае, между деревнями Ассай и Хейрехи (Джейрах — Ш. А.)," — сообщает далее И. А. Гюльденштедт.34

Источники сообщают также, что жители некоторых кис­тинских селений и горной Чечни добывали в небольшом ко­личестве свинец и якобы всесторонние обследования края показали, что на границе Чечни, вблизи кистинской деревни Муцо, очень много серебряной, медной и свинцовой руды.35 По свидетельству исследователя С. Броневского в Ингушевс — ких горах известны следующие руды: свинцовый блеск, мед­ная синь, медная зелень с жилками поблеклой медной руды серебро содержащей, упоминаемые И. А. Гюльденштедтом. И далее этот же автор поясняет, что в "архивах якобы есть све­дения о том, что за несколько лет прежде (в 1767 г.) достав­ленные из Кистинских и Осетинских гор пробы руд в Госу­дарственную Берг-Коллегию признаны в свинце и серебре не уступающими Нерчинским рудам".36

Иностранный путешественник-исследователь Якоб Рей­неггс указывает, что "кистинские, ингушские горы состоят из дикого гранита и камней, покрытых железистой, глинистой и мергелевой землей; недалеко от кистинских границ находится отверстие шириною в 260 футов, наполненное серой и ока­менелой глиной. Из глины изготавливали всякого рода водя­ные и питейные сосуды… К востоку от Ингушетии имелись яшмовые пещеры, где встречались весьма хорошие яшмы с черными, зелеными и желтыми пятнами". Кроме того, извест­

но, что в Ингушетии исследователю Я. Рейнеггсу показывали свинцовую руду, вышедшую наружу.37 Что касается Чечни, то ее горы, по утверждению того же автора, содержат в себе чистую известь, а в длину по всей гористой цепи находятся весьма верные признаки твердого каменного угля. В 25 верстах от р. Сунжи, — утверждает далее Якоб Рейнеггс, — находится "весьма горячий серный ключ", имеется здесь также сера и т. д.38

На территории Чечни и Ингушетии в рассматриваемое время имелись также соляные копи. Вот что сообщает по этому поводу один из западноевропейских путешественников-исследователей П.

С. Паллас. "В землях ингушей, — указывает он, — есть очень мощный соляной источник; его вода, как говорят, столь насыщена солью, что два ведра воды из него дают ведро соли; этот источник небольшим ручейком впадает в р. Фор-тангу.39 Недалеко от чеченского села Даттых, расположенного на р. Мартан, в горах, также находились соляные колодцы, из которых горцы добывали соль" 40

Еще в начале XVHI века на территории Чечни были обнаружены большие запасы горячих минеральных источников, которыми пользовались местные жители. Целебные источники находились недалеко от деревни Девлетгирея (Старый-Юрт) и Исти-су 41

Большой известностью пользовались минеральные воды Горяче вод ского источника вблизи нынешнего селения Старый-Юрт. О лечении некоторых желудочных и простудных болезней этими источниками и минеральными водами в ХУШ в. писал Готлиб Шобер, который в 1717 году был специально командирован в г. г. Астрахань и Терки для изучения свойств воды реки Терека и теплых источников, расположенных в этом районе. По наблюдениям Г. Шобера в этом крае находилось очень много теплых минеральных источников, лечебными свойствами которых горцы пользовались с древнейших времен. Несколько преувеличивая действия данных источников, Г. Шобер пишет: "Приводят много примеров о хромых, слепых, ослабленных и глухих людях, которые употреблением сих теплиц пришли в прежнее здравие…" 42 Издавна предпринимались попытки сделать источники минеральных вод полезными и доступ­ными для всех. Кизлярский лекарь П. Шатилович в конце ХУШ века представил в медицинскую канцелярию проект создания приюта (лечебницы) "для больных желудком", лечащихся "кислыми водами". Но в условиях царской России ни этому, ни другим проектам по созданию минеральных лечебниц в этом крае не суждено было осуществиться.43

После земледелия скотоводство являлось у вайнахов основным занятием. В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии преобладало разведение крупного рогатого скота. Это было связано с оседлым типом земледельческо-скотоводчес-кого ведения хозяйства вайнахов, в том числе и всего населения Северного Кавказа. Скот являлся рабочей силой для обработки пахотной земли, перевозки грузов и людей и давал удобрение для полей. Наибольшее значение в хозяйственном отношении имели волы, являвшиеся у горцев основным видом рабочего скота. Кроме того, вайнахи содержали буйволов, особенно на равнение. Эти животные высоко ценятся в Чечне и Ингушетии, как и во всем Северном Кавказе, так как один буйвол заменяет в работе двух быков, а буйволиное молоко по жирности значительно превосходит коровье молоко.

Скотоводство обеспечивало сырьем большую часть обра­батывающей промышленности, изготовлявшей необходимую одежду, обувь, постельные принадлежности и т. д. К тому же продукты скотоводства имели хороший сбыт на рынке.

Скот в горных районах был, безусловно, местной породы — малорослый и малопродуктивный, что объяснялось суровыми климатическими условиями, бедностью покосов, нехваткой сена в зимнее время в горах и отсутствием правильной селекции. Горный скот был неприхотлив к кормам и прекрасно приживался к местным условия. Как правило, горная корова весила 100-150 кг и давала самое большое — 300-400 литров молока за лактационный пород.1 Несмотря на то, что местные коровы давали мало молока, оно отличалось высокой жирностью. Среди прочих молочных продуктов коровье молоко дополнялось овечьим и козьим молоком. Из молока получали масло и сыр.

Большое значение имело кожа крупного рогатого скота, из которой изготовлялось обувь, конская сбруя. Изделия из кожи крупного рогатого скота ( конская сбруя), а также сыромятную кожу вайнахи продавали за пределы своего района. Рога домашних животных вайнахи использовали для изготовления рукояток ножей, кинжалов, шашек и других костяных поделок.

Скот служил также мерилом стоимости и основной пла­тежной единицей при торговых сделках, уплате калыма, штра­фе за кровь, увечье, бесчестье и т. д. По чеченским и ингушс­ким а датам, как и по адатам других соседних горских народов, при торговых сделках или за преступление расплачивались скотом. Так, при выдаче девушки замуж платили "калым" от 12 до 21 коровы, в зависимости от принадлежности невесты к знатному (богатому) или же бедному роду. За убитого мужчину, если произошло примирение кровников, род­ственники убийцы платили 130 коров, а за женщину, хотя это бывало и редко — 90 коров. За легкое ранение головы виновник должен был платить пострадавшему 1 барана и "доктору" полагалась плата баранами за лечение пострадавшего. В пользу того, что в прошлом скотоводство играло весьма важ­ную роль в хозяйстве чеченцев и ингушей, говорят не только различные документальные источники, но и народный фоль­клор. Так, герои исторических легенд и преданий "или сами пасли стада, или так или иначе оказывались связанными со скотоводством" ,3

На развитие скотоводства у чеченцев и ингушей в рассмат­риваемое время указывают не только русские, но и иностран­ные исследователи-путешественники. Так, например, И. А. Гюльденштедт сообщал, что "занятие их (вайнахов — Ш. А.) состоит, как у всех северокавказских народов, в скотовод­стве".4 Другой иностранный исследователь Л. Штедер, побы­вавший в конце XVIII века в Чечне и Ингушетии, отмечал, что все население вокруг Назрани имело значительное количество скота. О карабулаках Л. Штедер также сообщал, что они разводят крупный рогатый скот и лошадей.5

В разных географических зонах — горной (высокогорной) и равнинной (предгорной) развитие скотоводства в чеченских и ингушских обществах шло неравномерно. Так, например, крупный рогатый скот местные жители разводили в горах меньше, чем мелкий рогатый скот. Быков содержали столько, сколько требовалось для полевых работ, и оценивались они высоко. С переселением на плоскость горцы стали широко использовать для развития скотоводства равнинные террито­рии по рекам Сунжа и Терек вплоть до самого Кизляра. Наряду с земледелием для развития скотоводства равнинные пастбища использовали и живущие в горах чеченцы и ингуши. Только в летние месяцы скот выпасался в горах, а все остальное время года его перегоняли на равнины. Эти пастбища являлись основной кормовой базой в развитии скотоводства местного населения.

Говоря о развитии скотоводства в Чечне и Ингушетии, по­чти все источники XVIII-XIX вв. единодушны в том, что в гор­ных обществах условия хозяйственной жизни вайнахов суще­ственно отличались от равнинных и основным занятием насе­ления являлось скотоводство.6

В документах конца XVIII — нач. XIX в. отмечалось, что многие чеченцы-кистинцы, живущие в Тушетии, занимаются скотоводством, изготавливают сыр и масло. В описании быто­вой и хозяйственной жизни общества Галгая отмечается, что из-за малоземелья, каменистого грунта и сурового климата они испытывали недостаток в хлебе и поэтому выменивали зерно на масло, мед и овец у равнинных жителей Ингушетии. Однако, как замечает далее автор, в целом жители Галгая за­нимались скотоводством, разводя крупный рогатый скот. Луч­шие свои пастбища галашевцы имели близ деревень на правой стороне р. Ассы. Зимой скот содержали на заготовленном фураже.7 Дореволюционный исследователь А. Зиссерман, рас­сказывая о горном селении Цахиль-Гой, общества Майсты, отмечает, что его жители не имели пастбищ.8 По всей вероят­ности, автор А. Зиссерман имел в виду недостаточное количе­ство пастбищ, а не полное отсутствие их в данном обществе.

Несмотря на то, что существует немало свидетельств о том, что скотоводство у жителей горной Чечни и Ингушетии в рас­сматриваемое время носило преобладающий характер, вместе с тем отдельные исследователи отмечали, что скотоводство

здесь не получило широкого развития из-за ограниченных площадей для покосов и пастбищ.9

Как известно, с переселением горцев на равнины создаются возможности для освоение свободных пастбищных земель и увеличения воспроизводства скота за счет расширения кор­мовой базы. Скотоводство на равнине также приносило из­лишки мяса, молока, мосла, сыра и т. д. а также кожу и шерсть для одежды. Развитие скотоводства явилось важным условием развития земледелия, поскольку для последнего крайне необходимо была тягловая сила, особенно ввиду применения в земледелии громоздкого деревянного передкового плуга.

С целью улучшения породности скота чеченцы и ингуши приобретали коров, быков и овец у соседних северокавказских народов, а также у терских и гребенских казаков на Чер- вленском меновом дворе.10

Ошибочно утверждение Я. Штелина о том, что чеченцы яко­бы ведут кочевой образ жизни, и оно никак не согласуется с сообщениями документальных источников XVIII-XIX вв.11 Известно, что в основе развития скотоводства у народов Се­верного Кавказа, в том числе у чеченцев и ингушей лежала отгонная система хозяйства, которая давала возможность эф­фективного использования кормовых ресурсов и климатичес­ких условий природных зон — степной, предгорный и горный. Годовой цикл отгонной системы начинался, как правило, вес­ной, когда скот выгоняли из зимних стоянок на пастбища. Степи Предкавказья представляли ценные пастбища в весен­ние, осенние и даже в зимние времена, так как в малоснежные теплые зимы скот мог добывать себе подножный корм до самого декабря месяца включительно.

Отдельные дореволюционные авторы дают самые разноре­чивые сведения о развитии скотоводства в плоскостной Чечне и Ингушетии. Так, если судить по личным наблюдениям ис­следователя Голеницева-Кутузова, то на тучных чеченских лугах паслись многочисленные стада, которые с каждым годом все увеличивались.12 Рост поголовья скота в первую очередь следует, по-видимому, связывать с расселением вайнахов на равнинной части Чечни и Ингушетии. Другой дореволю­ционный автор утверждает, что чеченцы до 1840 г. были бо­

гаты скотом. Исследователь А. И. Ахвердов о присунженских и притеречных чеченцах писал, что главное богатство их со­стоит в овечьих стадах.13 Об ингушах сообщалось, что все на­селение вокруг Назрани, проживавшие в 93 небольших селе­ниях, имели значительное скотоводство, в том числе и круп­ный рогатый скот, выпасаемый ими в окрестностях селений. Отмечалось также, что разведением крупного рогатого скота занимались и жители карабулакского общества — орстхойцы.14

Академик Фальк, побыпавгпий в 1773 г. в Кизляре, Брагу — нах, Новогладовской и других местах, отмечал, что жители Брагунов имеют много скота, а тем более хороших лошадей. Далее он же сообщает, что в деревне князя Девлет-Гирея Чер­касского (впоследствии с. Старый-Юрт ) у жителей также много скота. Последнее утверждение автора вполне подтвер­ждается и сведениями за 1-ую четверть XIX века.15 Кроме того, известно, что чеченцы и ингуши, жившие на равнинных земля, содержали в небольшом количестве буйволов. Это подтвер­ждает дореволюционный исследователь И. И. Норденстамм.16 Данные животные, как мы отмечали выше, высоко ценились в Чечне и Ишугнетии. В целом же, как видно, скотоводство на равнинной части Чечни и Ингушетии было развито значитель­но лучше, чем в горах.

Утверждение отдельных авторов о том, что жители Чечни и Ингушетии как в горах, так и на равнине имели у себя много скота, следует отнести, на наш взгляд, к имущему слою вай — нахского общества. Пастбища являлись общетайповой соб­ственностью чеченцев и ингушей. На этих пастбищах каждая семья могла выпасать неограниченное количество скота. Со временем общетайповые или общинные земли и пастбища переходили в преимущественное владение крупных скотов­ладельцев. Такая форма закрепления тайповых земель и пас­тбищ освящалась адатами горцев.17 Исследователь И. И. Нор­денстамм указывает, что равнинные чеченцы за пользование горными пастбищами уплачивали владельцам этих пастбищ — "ламараяль" хлебом и другими продуктами.18 В данном случае автор, по-видимому, имеет в виду время еще до захвата владельцами общетайповых пастбищ и земель.

Безусловно, наличие в Чечне и Ингушетии зимних и лет-

4. Ахмадов Л. Ш.

97 них пастбищ давало возможность горцам расширять отгонное животноводство. Горные пастбища зачастую принадлежали богатым скотовладельцам, живущим на равнине, и они в горах устраивали специальные пастбища для скота — кутаны. Так, исследователь А. П. Берже сообщает, что в летнее время стада рогатого скота, которые принадлежали Малой Чечне, паслись на пастбищных горах Ауховского общества. Мелкие скотовладельцы подпадали в зависимость от крупных, в руках которых в сущности и сосредотачивались пастбища и большое количество скота. В качестве платы за пастбища мелкие скотовладельцы отдавали свой третий приплод крупным ско­товладельцам.19

Для зимовки скота горцы-скотоводы, как правило, регу­лярно заготавливали сено в горах. О заготовке сена горцами указывает исследователи-современники. Заготовка сена в горных условиях нередко связана была с большими трудно­стями и опасностью. Горцы косили сено на высоких склонах гор, здесь же связывали его в снопы и скатывали вниз, а оттуда привозили домой на арбах. Сено косили железной косой длиной более 60 см и шириной лезвия около 3-х пальцев, слегка изогнутой и прикрепленной к специальной ровной палке длиной более 2-х метра, которая одновременно служила и ручкой.20 Заготовка фуража у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время служила необходимым дополнением к отгонной системе. Без этих условий развитие скотоводства в Чечне и Ингушетии не достигло бы такого относительно высокого уровня.

Дореволюционный исследователь Д. А. Милютин, который дает сведения о количестве крупного рогатого скота в различ­ных чеченских обществах, сообщает, что в лучшем положении находятся жители равнины, в частности, Надтеречные и присунженские районы. Так, например, только у Надтеречных чеченцев насчитывается более 10 тысяч голов крупного рогатого скота. Следовательно, на каждый двор приходилось, надо полагать, по 5 голов крупного рогатого скота. Здесь, по — видимому, необходимо учитывать, что Д. А. Милютин дает об­щую картину состояния наличия скота во всей Чечне, а сред­ние цифры, приводимые им, условны, тем более, что на боль­шей части Чечни считается, — как указывает автор, — богатым тот, у кого две пары быков и пара коров, а "вообще чеченцы очень бедны".21

Одной из самых древних, продуктивных и развитых отрас­лей хозяйства народов Северного Кавказа, в том числе чечен­цев и ингушей, наряду со скотоводством (крупный рогатый скот) являлось овцеводство.22 Овцеводство нашло у вайнахов массовый характер. Овцы требовали меньше ухода, чем круп­ный рогатый скот, были менее прихотливы к корму, их можно было пасти на склонах гор. В условиях Чечни и Ингушетии овцеводством занимались как жители предгорных, равнинных, так и горных, высокогорных районов. О благоприятных условиях горных районов Северного Кавказа для разведения овец в свое время указыпал и О. В. Маргграф.23 Условия Чечни и Ингушетии вполне способствовали широкому развитию овцеводства, нисколько не мешая земледелию.

Известно, что на протяжении столетий мелкий рогатый скот (овцы) давал горцам все необходимые мясомолочные продук­ты, а также шерсть и кожу для одежды и обуви. Из овечьего молока горцы делали сыр. Горский сыр был хорошего каче­ства, хотя и несколько соленоват. Овцы являлись у чеченцев и ингушей главным богатством. Они обменивали их у равнин­ных горцев и даже у соседних народов на различные хлопча­тобумажные ткани, полотно, ситец, медную и железную посу­ду, хозяйственные инструменты, соль, зерно и т. д.

О развитии овцеводства в горной и равнинной зонах Чечни и Ингушетии в прошлом подтверждают разнообразные источники и литература. Так, например, иностранный иссле­дователь — путешественник Ю. Клапрот, побыпавший в 1807- 1808 гг. в селении Балта недалеко от Больших Ингушей, от­мечал, что ниже селения Балта находится небольшая равнина, где ингуши выпасают летом своих овец и за это выплачивают небольшой налог старейшинам осетинской фамилии Темир — Султан-Илальди, которым принадлежит это селение.24 Представитель русской администрации на Кавказе в начале XIX века отмечал, что у горных чеченцев хорошо было разви­то овцеводство, причем "овец много и они хорошей породы".25 Другой иностранный исследователь-путешественник К. Кох, посетивший в начале прошлого столетия в числе других на­родов Северного Кавказа чеченцев и ингушей, указывал, что ингуши, живущие по одну сторону Конкура на красивом плос­когорье, летом спускаются в долину Терека, где пасут свои стада… И далее автор сообщал, что в 28 селениях и поселках живут ингуши и осетины, занимая все более или менее ровные места и выпасая в течении лета небольшие стада (овец — Ш. А.) на богатых травой горных лугах…26 Известный дорево­люционный исследователь С. Броневский отмечал, что на рав­нине по рекам Сунжа и Терек, "больше держат овец, нежели крупный рогатый скот".27

В рассматриваемое время среди местных жителей Чечни и Ингушетии славились черкесская и калмыцкая породы овец, их чеченцы и ингуши охотно разводили у себя. Заимствуя у русских поселенцев, а также у терских и гребенских казаков, чеченцы и ингуши разводили у себя овец тонкорунной поро­ды.28 Разводили они и менее ценные степные породы овец.

В конце XVIII — нач. XIX в. в чеченских и ингушских об­ществах были такие хозяйства, в которых насчитывалось до несколько сот и тысяч голов мелкого рогатого скота (овец). Так, по данным Д. А. Милютина у одних Надтеречных чечен­цев насчитывалось более 200 тысяч овец и, следовательно, на каждый двор в среднем приходилось около 100 овец.29 По со­общению А. И. Буцковского, чеченцы платили кумыкам дань овцами и основу пищи горцев составляли большей частью продукты животноводства.30 Судя по тому, что горцы должны были на землях своих князей и владельцев отрабатывать по одному дню во время сенокошения, посева и жатвы, надо по­лагать, что вайнахская имущая прослойка содержала в боль­шом количестве мелкий рогатый скот и имела в собственности пастбищные и пахотные земли.

В своих многочисленных рапортах и докладных царские офицеры в начале XIX века приводят разнообразные сведения о состоянии овцеводства как в горной, так и на равнинной части Чечни и Ингушетии. Кизлярский комендант А. И. Ахвердов в 1804 г. отмечал, что ичкеринцев основное хозяй­ственное занятие овцеводство. Относительно карабулаков, про­живавших в ХУШ веке ближе к горам, в верховьях реки Сун­жи, и горных ингушей, кистов А. И. Ахвердов сообщал, что они имели большие овечьи стада.31 Автор Р. Ф. Розен о чечен­цах, живущих на Тереке и на равнинах рек Сунжи и Аргуна, указывает, что они более занимаются овцеводством. Отмечая о занятии овцеводством ичкеринцев и жителей общества Ча — буртлы (Чеберлой — Ш. А.), русский офицер, барон Р. Ф. Розен сообщает, что они (общества) изобилуют пастбищами, как в летнее время, так и в зимнее время, пригодными для выпаса овец, которых горцы разводят довольно много.32 В одном из показаний узденя А. Агаева в Кизлярскую гражданскую кан­целярию в 1748 году о положении в Чеберлоевском обществе, в частности, сообщалось о том, что во многих горских усадь­бах жители весьма богаты скотом: "яко то овцами, коровами, пчелами и хлебом", и старожилы не припомнят случая, чтобы когда-либо был большой падеж скота.

Судя по источникам, в равнинных обществах Ингушетии овцеводство развивалось далеко неравномерно. Так, например, в начале XIX века население общества Галгая только отчасти занималось разведением овец. Десять галашевских селений Ингушетии, в числе которых были галгаевские селения Мужичи, Нижний Алкун и карабулакские селения (например, Верхний Алкун) занимались преимущественно овцеводством. Материалы конца XVIII — начала XIX века убеждают нас в том, что карабулаки (орстхойцы), спустившись с гор на равнину и в предгорья, стали заниматься разведением мелкого рогатого скота. В целом, горное овцеводство у чеченцев и ингушей по своему удельному весу среди других нагорных районов Северного Кавказа занимало значительное место. Это доминирующее положение стадного овцеводства в хозяйствах горных жителей Чечни и Ингушетии сохранилось и в XVIII — нач. XIX века. Кроме того, в рассматриваемое время как в горах, так и на равнине чеченцы и ингуши разводили также много коз.

Известно также, что чеченцы и ингуши также, как и другие народы Северного Кавказа, издавна занимались коневод­ством.35 Коневодство было развито у чеченцев и ингушей как в горах, так и на равнине. Судя по источникам, население гал- гаевского общества (горной Ингушетии) имело в личных хо­зяйствах лошадей. По сообщению того же источника, галга — евцы, куда входила часть галгаевских поселений (Мужичи,

Нижний Алкун), так же имели у себя в большом количестве лошадей.

В рассматриваемое время коневодство в Чечне и Ингушетии в основном носило экстенсивный характер — чеченцы и ингуши еще мало культивировали выведение новых пород лошадей. Дореволюционный исследователь И. И. Норденстамм отмечал, что чеченская порода лошадей не славится на Кавказе, а потому чеченцы-наездники предпочитают покупать лошадей в Кабарде или в других местах, а также чаще они приобретают их на Кавказской Линии и у кумыков.37 Профессор Н. П. Гриценко пишет, что чеченцы предпочитали лошадей черкесской породы.38 Использование чеченцами и ингушами лошадей кабардинской породы, акклиматизировавшихся в местных условиях Северного Кавказа, следует относить, на наш взгляд, к более раннему периоду, нежели к XVIII веку.

Известно, что лошади местной породы у чеченцев и ингушей были невелики ростом. Они постоянно передвигались по горам, хорошо преодолевали горные переходы и были очень выносливы. О развитии коневодства в Чечне указывает дореволюционный исследователь К. Самойлов. По его свидетельству равнинные чеченцы почти все имели лошадей, в то время как в горах лошадь являлась редкостью и ее могли иметь только люди богатые.39 По — видимому, утверждения К. Самойлова о наличии одной или двух лошадей в каждом хозяйстве относятся к жителям Надтеречных и присунженских вайнахских селений. Кроме того, наличие почти у всех равнинных чеченцев лошадей в рассматриваемое время объясняется, во-первых, расширившейся сферой торговой жизни вайнахов как внутри Чечни и Ингушетии, так и за их пределами, с соседними народами; во-вторых, происходившими в это время глубокими социально-экономическими процессами в вайнахском обществе, приводившие к имущественному неравенству.

Дореволюционный исследователь А. П. Берже указывает, что в летняя время большая часть табунов лошадей, принадлежавших жителям Малой Чечни, выпасалась на горных пастбищах Ауховского общества.40 Естественной базой расширения поголовья лошадей у чеченцев и ингушей являлось развитие кошевой системы коневодств. Профессор Е. И. Крупнов считает, что широко практиковавшаяся кошевая система ско­товодства у народов Северного Кавказа связана с развитием коневодства.41

В конце XVTII — начале XIX в. по сведениям иностранного исследователя-путешественника Ю. Клапрота у чеченцев и ингушей в горах большое место в хозяйственной жизни занимали такие животные, как ослы и мулы.42 Дореволюционный исследователь И. И. Норденстамм также указывает, что горные жители Чечни держат много ослов, а в некоторых местах имеют мул 43 Безусловно, ослы и мулы также как и волы, использовались горцами в качестве тягловой силы в хозяйстве.

В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии их жители разводили также и домашнюю птицу: на равнине и предгорьях — кур,

^ 44

гусей, уток и индеек, а в горах — кур.

Подводя итог, следует отметить, что наряду с земледелием у чеченцев и ингушей в указанный период относительно быстрыми темпами развивалось скотоводство и, в частности, овцеводство. Это стало возможным благодаря широкому освоению равнинных земель. Наличие зимних и летних пастбищ, а также заготовка фуража в летне-осенее время — все это создавало условия для относительного высокого уровня развития скотоводства у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время.

Однако при всем этом основная масса простых горцев, за­нимавшаяся скотоводством, продолжала испытывать большие потребности в продуктах животноводства. Объяснялось это, во — первых, отсутствием правильно организованных условий кормления и содержания скота, системы кочевки и перегона скота на летние пастбища; во-вторых, низкой продуктивностью рогатого скота (овцы в массе своей были здесь грубошерстные, давали небольшой приплод и мало шерсти); в-третьих, отсутствием в достаточном количестве зимних пастбищ и т. д.

В XVIII — нач. XIX в. сельская община у чеченцев и ингу­шей становится главной формой общественных отношений в вольных обществах Чечни и Ингушетии. Сельская община и тайп занимали в это время ведущую роль в системе обществен­но-политического устройства вайнахского общества. Практи­чески и сельская община, и тайп являлись основными облада­телями людских и материальных ресурсов в пределах вольных обществ Чечни и Ингушетии. Само существование вольных обществ было обусловлено прочностью тайповых отношений в сельских общинах. Сельская община у вайнахов возникла, естественно, задолго до XVIII века. Она существовала, безусловно, еще в период раннего средневековья. В рассмат­риваемое время сельская община чеченцев и ингушей состояла из представителей различных тайпов (группа кровнород­ственных семей).

Известный дореволюционный этнограф М. Ковалевский, изучавший дагестанский джамаат, пришел к выводу, что он (джамаат) состоял из родов, т. е. токхумов. На этой основе М. Ковалевский утверждает, что общественный строй в Дагестане в XIX веке является якобы совокупностью сельских родовых общин.32

В понимании некоторых дагестанских исследователей тер­мин "джамаат" в рассматриваемое время обозначает "сельская община". В Чечне и Ингушетии в XVIII веке термин "джамаат" с его социальным и общественным понятием вообще не существовал. Но зато здесь в это время с идентичным содер­жанием и понятием функционирует сельская община, состоя­щая из представителей различных тайпов (кровнородственных семей).

Однако, надо отметить, что М. Ковалевский ошибочно счи­тает, что род и тукхум одно и то же. Безусловно, его ошибоч­ные взгляды на этот счет не разделяет дагестанский ученый Р. М. Магомедов, замечая, что тукхум в своей основе был не родом, а семейной общиной.33

Отметим здесь также, что вайнахскому понятию рода соот­ветствует слово "ваьр"34 и арабский термин "тайфа" (чеч.) — тайп(а), а термин "тукхум" на вайнахском языке означает — союз или совокупность тайпов (родов). А что касается термина "джамаат", то он как термин сугубо религиозного содержания и понятия существует в вайнахском лексиконе, по-видимому, со времени окончательного утверждения ислама в Чечне и Ингушетии.

Поскольку мы говорим о том, что в рассматриваемое время вайнахская сельская община представляла тайповое объе­динение и состояла из представителей различных тайпов, то перед нами, естественно, встает вопрос, а какая же существо­вала в этих общинах форма земельной собственности на сред­ства производства?

Проанализированные нами материалы по проблеме соци­ально-экономического развития Чечни и Ингушетии в XVIII

— нач. XIX в. не дают нам никаких оснований находить в вай­нахских общинах этого периода каких-либо признаков суще ствования первобытнообщинного строя. Более того, нет сколь ко-нибудь даже косвенно подтверждающих материалов, не говоря уж о конкретных свидетельствах, доказыпающих, что вайнахская сельская община в рассматриваемое время явля лась родовой общиной, т. е. первобытно-родовой общиной. Поэтому на сегодняшний день нет никаких оснований назы вать вайнахскую сельскую общину первобытно-родовой об щиной.

Утверждая данный тезис, мы исходим из того, что в XVTII

— нач. XIX в. в вайнахских сельских общинах отсутствовала общественная собственность на средства производства. Основ ная часть общинных земель уже давно находилась в руках отдельных членов тайпа и отдельных тайповых семей. В рас сматриваемое время существовали следующие виды собствен ности на землю:

1. Общинные земли, которыми пользовались все члены об­щины. Такими землями являлись в первую очередь пахотные земли, леса, сенокосы и пастбища. Только в некоторых общи­нах в общей собственности находилась часть пахотных земель. Все земли общего пользования ежегодно перераспределялись по жребию между членами общины.35 В целом, в вайнахских общинах наблюдалось постоянное общее пользование пастби­щами, сенокосами и лесом.

2. Тайповые земли, которые являлись одним из видов соб­ственности внутри сельской общины. Каждый тайп имел свои пахотные и пастбищные земли. Эти земли у вайнахов называ­лись "тайпанан латташ" (тайповые земли), "тайпанан лаьм — наш" (тайповые горы) с пастбищными и сенокосными угодья­ми и т. д. Исследователь И. М. Смирнов в качестве таковых на­зывает: Щонтаройн лам, Белгіатойн лам, Эрсанойн лам, Бе — нойн лам, Билтойн лам, Зандакъойн лам, Ишхойн лам, Пордалойн лам и т. д., а также пастбища горных хребтов… Следы существования таких земель мы наблюдаем и в поздней­шее время.

3. Мечетские земли (вакуф). — маьждиган латта (чеч.) — со­ставлявшие пахотные и пастбищные земли, которые принад­лежали мечетям. Мечетские земли обрабатывали и убирали с них урожай члены сельской общины. Доходы с мечетских зе­мель в основном шли служителям сельских мечетей.

4. Земли отдельных членов сельской общины, находивши­еся в их личной собственности. Частновладельческие земли были разной величины по площади, и они не подлежали пе­рераспределению по жеребьевке. Члены сельской общины на своей территории имели право продавать, дарить, завещать, передавать по наследству свои земли и т. д.

Таким образом, существование в XVIII — нач. XIX в. на территории сельских общин различных форм земельной соб­ственности — свидетельство о далеко зашедших социально — экономических отношениях в вайнахских вольных обществах. В сельских обществах имелись разные формы земельной соб­ственности. Наряду с общественной и коллективной собствен­ностью существовала и частная. Вместо коллективного труда в обществе использовался индивидуальный труд. Каждый член сельского общества (общины) сам обрабатывал свой участок земли, причем отдельно. Совместная обработка земли всеми членами сельской общины не производилась. Исключением являлся существовавший у вайнахов, так же как и у других народов Северного Кавказа, один из видов коллективной помощи в сельских обществах — "белхи".37

В рассматриваемое время в вайнахской сельской общине мы не застаем ни экономического (имущественного), ни социального равенства, свойственного первобытному обществу. Поэтому мы не можем утверждать о том, что сельская община вайнахов являлась родовой общиной, т. е. первобытной общиной. Сельская община вайнахов, состоявшая из тайпов (группы кровнородственных семей), теперь выглядела иначе. В связи с изменениями в форме собственности на землю изменились в ней и экономические отношения. Одни таиповые семьи становились богатыми, а другие — бедными. Выделившаяся из нее сельская общинная знать (старейшины, баьччи, тамады, тайпов, кадии, муллы и т. д.) систематически расширяли свои земельные участки за счет ущемления прав и интересов основной массы вайнахских общинников — крестьян.

§ 1. Источники и литература о землевладении и землепользовании чеченцев и ингушей

Чрезвычайно сложным, но актуальным на сегодняшний день остается вопрос о формах землевладения и землепользования чеченцев и ингушей в рассматриваемое время. Ни в архивных материалах и опубликованных источниках, ни в исторической литературе по XVIII веку нет конкретных сведений о формах землевладения и землепользования вайнахов, а в дореволюционной историографии по данному вопросу существуют разнообразные суждения авторов Грабовского Н. Ф., Ковалевского М. М.1 и др. Однако они в большинстве своем весьма противоречивы и недостаточно убедительны в своих доводах.

Исключением в этом плане является научная работа совре­менного вайнахского этнографа И. М. Саидова по данной теме, опубликованная в Материалах научной сессии по вопросам развития истории дореволюционной Чечни и Ингушетии.2 Надо отметить, Саидов И. М. на протяжении многих лет скрупулезно собирал в республике полевые этнографические материалы по данной проблеме и, тщательно проанализировав и сопоставив их с разнообразными высказываниями дореволюционных авторов XIX — нач. XX в., впервые высказал свою особую точку зрения о формах землевладения вайнахов в XVIII-XIX вв.

В плане исследуемой темы большого внимания заслуживает также диссертационная работа другого известного в республике этнографа С. А. Хасиева, в которой рассматривается проблема развития земледелия вайнахов в XIX — нач. XX в.3

В начале 80-х годов XX столетия был создан обобщающий труд известного кавказоведа Б. А. Калоева, в котором рассмат­риваются также £юрмы землевладения вайнахов как в горах, так и на равнине.

Мы же ставим своей задачей, используя все доступные нам источники и литературу как дореволюционных, так и совре­менных авторов, показать существование разнообразных форм

собственности на землю у горных и равнинных вайнахов в XVIII — начале XIX века.

К сожалению, из-за отсутствия прямых источников и ли­тературы о формах землевладения и землепользования вай­нахов в XVIII — нач. ХЕХв. нам приходится прибегнуть к рет­роспективному методу анализа материалов XIX — нач. XX в. Как известно, еще в далеком прошлом чеченцы и ингуши, жившие в горах, успешно занимались земледелием и ското­водством. Большое внимание уделяли горцы развитию пашен­ного земледелия и отгонного животноводства. Это подтверж­дают и устные предания, и следы террасного земледелия, и археологические материалы (фигуры и рисунки домашних животных, их кости, специальная посуда, жернова и т. д.), а также топонимические и другие этнографические данные, которые сегодня позволяют безошибочно утверждать, что даже в довольно отдаленные времена пахотные участки земли, скот, сенокосы, основные пастбища и даже местами леса являлись частной собственностью малой семьи вайнахов.5

Говоря же о более позднем времени, т. е. о XVIII-XIX вв., известный этнограф И. М. Саидов замечает, что землю вайна — хи могли продать, дарить, давать в качестве приданого, отда­вать в залог, отнять в качестве штрафа и т. д. Горцы очень ра­чительно и бережно относились к каждому клочку земли; его вовремя пахали, удобряли, пололи; искусственно создавали террасы. На каменистые почвы горцы сами наносили в мешках землю, чтобы сделать их плодородными. И, естественно, в горах маленький клочок плодородной земли стоил очень до­рого. Как правило, большинство общих пастбищ горцев со-

ставляли расположенные далеко от населенных пунктов вы­сокогорные пастбища вайнахов, как, например: Щонтарой лам, Белгіатойн лам, Эрсанойн лам, Бенойн лам, Билтойн лам, Зандакъойн лам, Ищхойн лам, Садойн лам, ГЕордалойн лам и т. д., а также пастбища горных хребтов, которые неудобно было делить, поскольку на их склонах произрастала трава в разное время в зависимости от времени таяния снега здесь. Кроме того, недалеко от больших населенных пунктов иногда ос­тавлялись неплодородные, каменистые места в качестве вы­гона для небольшой части скота односельчан, в частности, для маленьких телят и немногих дойных коров. Согласно устано­вившемуся порядку богатым людям не дозволялось пользо­ваться общими пастбищами больше, чем другим жителям, кроме как за дополнительную плату, которая устанавливалась сельскими старейшинами. В Чечне и Ингушетии в рас­сматриваемое время известны случаи, когда во многих горных селениях или обществах, как, например, в Чеберлое, Га — ланчоже и т. д. все прилежащие земли, кроме священных рощ, были поделены между собой вайнахскими семьями. Каждая семья выпасала свой скот только на своем участке или же иног­да, как в XVII веке, создавала на сезон или на несколько лет соседское или родственное скотоводческое объединение "мат" (стадо, стоянка скота) в составе двух или трех семей. Жители этих селений даже на водопой водили свой скот через особый длинный коридор, огороженный с обеих сторон каменной или плетенной оградой, или же гнали скот по дну канавы. "Обы­чаи, связанные с частной собственностью на землю, — указы­вает далее И. М.Саидов,- запечатлены во многих преданиях".7 Заслуживает также внимания приводимое в работе И. М. Саидова предание вайнахов о существовании в прошлом в Чечне земельной реформы, т. е. о земельной переделке. По от­рывочным сведениям вайнахских старожилов в прошлом (надо полагать, в XVII-XVIII вв. — Ш. А.) между частными участками горцев границы проводились торжественно, с выполнением каких-то обрядов, которых они не помнят, и с принесением "тяжелых клятв". При этом, следует отметить, что по устанав­ливаемой новой границе участков земли носили огромный медный котел, в котором сразу можно было сварить двух бы-

ков. На каждой меже устраивался общественный пир (той — Ш. А.). Передел земли, по всей вероятности, организовывал и проводил Совет старейшин. По преданиям, записанным И. М. Саидовым в бывшем Галанчожском районе в 1961 г. ив Дже — раховском ущелье в 1962 г., каждый вайнах хорошо себе представлял и строго соблюдал священную границу земельного владения каждого собственника. Так, например, на землях темного цвета, как правило, в качестве межевого знака ставился светлый, белый камень, а на землях светлого цвета —

черный камень.8

В XVIII — нач. XIX в. чеченцы и ингуши в большинстве своем переселились на равнинные земли по Тереку, Сунже и Аргуну, образуя первоначально небольшие компактные села из отдельных более или менее известных одноименных тайпо — вых (родовых) обществ. Причем некоторые села на равнине сохранили за собой названия тех тайпов, родоначальники которых являлись основателями тех или иных сел в горах. Между прочим, каждое такое вновь образовавшееся село или общество само устанавливало между собой границы своего землевладения. Специальной общественной власти для уста­новления границ землевладения ранее не существовало. Точно также не существовало специального правила для отвода земли для вновь поселяющихся. "Всякий первоначальный поселенец, — указывает Н. С.Иваненков, — отделясь по какой — либо причине из существовавшего рода, занимал свободную землю в той мере, сколько ему нужно было для жизни вновь зародившегося рода, при существующей системе хозяйства".9 Как отмечают местные историки, у чеченцев, проживающих в Нагорной полосе, издавна существовали различные формы поземельных отношений. Здесь до окончательного ус­тановления царского колониального режима существовали еще старые землеустроительные традиции. "На протяжении веков у горцев существовал обычай, — пишет Н. П. Гриценко, — по которому пастбищные угодья являлись общинной соб­ственностью, а пахотные, усадебные и покосные земли были на правах частной собственности…, обработанные семьей и родом земли переходили из поколения в поколение на правах частной собственности, с чем не хотело считаться самодержа­

вие".10 Известный кавказовед Н. А. Тавакалян указывает, что испокон веков в Чечне и Ингушетии существовали две формы собственности на землю: тайпово-общинная и частная. Пос­ледняя форма собственности делилась на два вида: индивиду­ально-крестьянская, основанная на личном труде членов семьи крестьянина, и феодальная, где эксплуатировался труд всех феодально-зависимых категорий крестьян.11

Всесторонне изучив вопрос о развитии феодальных отно­шений в истории ингушского народа, профессор Б. В. Скитс­кий приходит к выводу о наличии в Ингушетии условий для раннего развития наследственного владения землей. "Право давности владения, как основы приобретения права владения землей или потери такого права, — указывает он, — обычное право горцев вообще и ингушей в частности не знает; владелец никогда не терял своего права на землю, как бы долго он ею не владел, и никто другой не имел права ее занять. Поэтому, когда двор или вяр переселялся в другую местность, члены его не теряли права собственности на оставленную землю, а отдавали ее в пользование оставшимся родственникам и получали от них плату (бер)".12

Точка зрения о наличии частной собственности на землю у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время разделяется и другими современными исследователями. Так, известный кав­казовед Б. А. Калоев в начале 60-х годов XX века писал о том, что у горцев в частном владении находились как пахотные, так и покосные земли, а общинное землевладение составляли пастбища и лесные угодья. Только во второй половине XIX века, — считает автор, — этот порядок был несколько изменен. Пахотные и покосные земли стали теперь делить периодичес­ки между жителями сельских обществ на подымные паи.13 В начале 80-х годов XX столетия профессор Б. А. Калоев в своем фундаментальном труде, специально посвященном развитию земледелия у северокавказских народов в дореволюционном прошлом, указывает, что у народов Северного Кавказа сложились две формы землевладения: частная — в горах и об­щинная — на равнине. Общинное землевладение появилось у горцев несколько позднее, в основном после их переселения на равнинные земли.14

Многие дореволюционные авторы также считали, что у чеченцев и ингушей существовали только две формы собственности на землю. Так, например, исследователь Н. Ф. Грабовс-кий, изучавший экономический быт горных ингушей, писал, что у них "земля в участке разделяется на частную и общественную собственность: К первой принадлежат пахотные участки, лесные дачи, а ко второй — выгоны и во многих местах покосные земли и леса".15 Солидарен с ним и другой дореволюционный автор Н. Н. Харузин, который считает, что только пастбища и леса "находились в общем владении", и "каждый двор может высылать на эти пастбища сколько ему угодно голов скота".16

Другой дореволюционный исследователь Н. С. Иваненков, изучив в основном экономический быт горной части Чечни, где, на наш взгляд, традиционные формы поземельных отно­шений к указанному времени сохранились почти в неизмен­ном виде, приходит к выводу, что право частной собственнос­ти на землю установилось у чеченцев и ингушей с давних вре­мен.17 Мы разделяем точку зрения Н. С. Иваненкова относи­тельно поземельных отношений у горных вайнахов в рассмат­риваемое время и считаем своим долгом подробно остановиться и проанализировать взгляды автора по данной проблеме. Прежде всего, автор отмечает, что в результате неимоверно большого и тяжелого "физического труда целой жизни главы семьи" и ее членов на заброшенных и диких местах горцами создавались искусственные пашни, которые, естественно, после смерти главы "переходили во владение к прямым продолжателям рода главы и притом, по мужской линии". Так возникло право исключительного владения занятыми участками земли. Данные земельные участки (пашни) назывались и являлись собственностью главы семьи или самого рода "до-лахь кха" (чеч.) — собственный загон и "долахь цана"(чеч.) -собственный покос. Такой вид землевладения существовал почти во всех горных вайнахских обществах.18

Наряду с исключительным правом бессрочного владения землей в рассматриваемое время у горцев существовало так­же право распоряжения ею. Это право в действительности существовало во всех обществах и возникло оно, "когда нача-

лось и самое исключительное пользование разработанными участками" земли. Если убийца, например, избегая кровной мести родственников убитого, уходил из общества куда-либо в другое общество, то остающейся свободной землей по суще­ствующему праву завладевали ближайшие родственники уби­того.19

Другим поводом возникновения права распоряжения зем­лей являлось свободное переселение из одной местности в дру­гую целой группы родственников или только части их. В этом случае родовые участки земли отдавались навсегда за услов­ленное вознаграждение другим каким-либо имуществом бли­жайшим родственником, а если никто из них не пожелает взять ее, то посторонним лицам из того же общества.

Следующей ступенью развития права распоряжения, как отмечает автор Н. С. Иваненков, являлась обязательство отда­чи земли "владельцам ее в бессрочное условное пользование другому лицу за взятие у него взамен какой-либо вещи из дви­жимого имущества, как, например: хлеб, скот, лошадь, одежда и пр. Такое обязательство у вайнахов называлось "караэц-на" и заключалось в том, что до тех пор, пока должник не вернет взятую вещь или деньги, заимодавец не возвращал землю и пользовался ею. Данное обязательство переходило к наслед­никам обеих сторон. Право распоряжения возникло у горцев в далекие времена, Причиной тому служила нужда одного человека в тех вещах или предметах, которых невозможно было приобрести за короткое время личным трудом, а также потребность в деньгах для разных надобностей; например, падеж скота мог сделать временно ненужным часть земли, и она отдавалась в залог за скот. Кроме того необходимость жениться также вынуждала заложить землю и приобрести средства на уплату за жену; неурожай в году также вынуждал закладывать землю за скот или хлеб; выбывание из общества главы семьи на некоторое время также становилось причиной отдачи земли другому человеку в бессрочное пользование за плату; бывали также случаи отдачи земли в залог в виде возмездия за совершенное злодеяние. Как замечает сам Н. С. Иваненков, в этом деле наблюдалось такое общее правило: кто уходит из общества на время, тот закладывает землю, а тот, кто уходит из общества навсегда, тот продает ее.20

Как известно, залог земли являлся только переходной сту­пенью к праву отчуждения ее навсегда. Первоначально право отчуждения было вызвано оставлением навсегда своего обще­ства владельцем земли. В этом случае хозяин земли мог при­бегнуть к купле-продаже ее, т. е. к свободной продаже, а в дру­гих случаях жизни, преимущественно таким, которые вызы­вали отдачу данной земли в залог. Трудно сказать, в какое время возникли среди вайнахов сделки купли-продажи земли. Не сохранились об этом какие-либо записи. Все сделки, по — видимому, совершались на словах. Однако несмотря на это, можно предположить, что данное право возникло у вайнахов очень давно.

Наряду с существовавшими в горных обществах Чечни правами распоряжения горцев своими земельными участками здесь были также ограничения в праве распоряжения ими. Обычай вайнахов требовал от продавцов участков земли, что­бы они сначала предложили своим родственникам купить их. Если они не согласятся купить, то продавец вправе был про­дать их лицам из своего же села. Как правило, большинство вайнахских обществ было против продажи земли посторонним лицам, а некоторые общества вынесли даже запретительные приговоры по этому поводу, т. е. старейшинами отдельных сел было принято постановление, запрещающие продавать родовые участки земли.21

Одним из ограничений в распоряжении участками земли являлось то, что женщины по обычному праву (адату) вайна­хов не могли приобрести их. Хотя по шариату женщина имела равные права в этом отношении с мужчиной. По обычному праву (адату) родовые участки земли должны были перейти в порядке наследования по мужской линии. Так, например, отец не мог распоряжаться участком земли по своему усмотрению, когда у него есть сыновья. По шариату же, напротив, он может этого сделать, особенно тогда, когда сыновья не достигли еще совершеннолетия, которое считалось в условиях Чечни и Ингушетии с 15-летнего возраста. С этого времени сыновья могли предъявлять свои права на родовые участки и родители считали свое право ограниченным. В то же время по обычаю вайнахов отец за непочтительное отношение к нему со стороны сына мог прогнать его, не дав ему участка земли во­обще.22

Во многих вайнахских обществах в рассматриваемое вре­мя, по-видимому, применялись в равной мере как адаты, так и шариат. Руководителями адатов в наследовании земельных участков являлись, как правило, старики, или старейшины сельского общества. Постановления же шариата в жизнь про­водили муллы. Вообще, надо сказать, что со временем распро­странением магометанства в Чечне шла непрерывная борьба между старым, народным законом — обычаем адатов и поста­новлениями шариата,23 указывает исследователь Н. С. Ива­ненков.

Рассмотрим теперь вопрос о том, как трактуется дорево­люционным автором Н. С. Иваненковым проблема существо­вания в Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время обще­ственного землевладения и землепользования. К обществен­ным землям автор относит: 1) горные пастбища; 2) выгоны; 3) сенокосы; 4)пашни. Все эти земли принадлежали целым зе­мельным обществам. Но в то время, как пахотными, сенокос­ными и пастбищными горными землями владели и распоря­жались исключительно ближайшие к этим землям селения, отселки и хутора. Право пользования выгонами принадлежало всем селениям данного общества. Под сенокосы в каждом обществе отводились преимущественно такие местности, на которых невозможно было производить распашки. Все сено­косы общества делились на несколько участков, которые на­зывались "купами" по числу групп селений, имеющих близкие хозяйственные или родовые интересы. Участки передавались особыми выборными людьми общества — "куповыми ста­риками". Эти "куповые старики" делили все покосы по селе­ниям, а в селениях — по домохозяйствам. Самое же распреде­ление по домохозяйствам производились по жеребьевке. Все покосы, выделяемые домохозяину, назывались "юьртан юкъ- ара цана". Говоря о пашни, автор отмечает, что существовал пай пахоты, называемый "юьртан юкъара кха". Площади об­щественных распашек были очень малы. Каждый житель стре­мился расширить свои родовые земли путем захвата смежных земель. Мерой пашни служил загон или "кха". "Вообще гово­ря, — замечает Н. С. Иваненков, — что было пережито другими человеческими обществами, то самое наблюдается и в горных обществах Чечни: в развитии права на земли здесь были, есть и теперь еще ступени, начиная от фазы общинных и обществен­ных и кончая формами личного владения и полного распоря­жения землею".24

Известные современные этнографы И. М. Саидов и С. А. Хасиев на основе анализа полевых этнографических матери­алов также приходят к выводу о том, что у чеченцев и ингушей в XVIII — XIX вв. существовали одинаковые формы зем­левладения как в горах, так и на равнине, т. е. частное и об­щинное владение пашнями, сенокосами и выгонами. В част­ности, И. М. Саидов отмечает, что в Чечне и Ингушетии до пре­вращения восточной части Кавказа в колонию царской России господствовала частная собственность на пахотные земли, сенокосы, часть пастбищ и лесов. Общими или запасными оставались в основном высокогорные пастбища, неудобные для использования места (скалистые берега и русла рек и т. д.), ограниченные участки, используемые для пастбищ части скота односельчан и некоторые участки леса. Использование этих общих или неудобных для деления мест регулировалось ста­рейшинами. Каждая малая семья имела право использовать свою долю пастбищ или же получать вознаграждение за пе­редачу своей земли в аренду. "Общинно-передельная система землевладения, — указывает И. М. Саидов, — и примитивная подымная система налогообложения были навязаны чеченцам и ингушам царской Россией (в XIX в. — Ш. А.) и встречала в народе сопротивление" 25

Говоря об освоении чеченцами и ингушами новых земель­ных площадей под искусственные пашни (террасы), С. А. Ха­сиев замечает, что все эти созданные еще до XIX века кропот­ливым трудом землепашца пашни являлись собственностью отдельных владельцев или общин. Этнографические исследо­вания автора позволили увидеть у вайнахов три формы вла­дения пашнями-террасами: 1) общинная (юкъара мохк); 2) частная (долахь мохк); 3) занятая (діалаьцна мохк). "Если бы вайнахам не была известна частная собственность на землю, — указывает С. А.Хасиев, — то не могло быть и речи о купле — продаже (мохк эцар-бохкар), дарении (белла мохк), закладке под залог (закъалтана белла мохк), отдаче земли под аренду на год, два и т. д. с определенной платой (юкъахь лелон белла мохк) 6 и т. д."

Однако есть и другая часть исследователей, в основном до­революционная, которая признает только общинную и совер­шенно отрицает частную собственность на землю. К ним отно­сятся, в частности, авторы Евг. Максимов, Г. Вертепов, Ф. Ле — онтович и т. д. Так, например, исследователь Ф. И. Леонтович говорит, что "право личной поземельной собственности доселе не существует в Чечне, но быстро возросшее народонаселение, показавши ценность пахотных мест, ограничило само собою общее право каждого владеть угодьями". Говоря о правилах и границах землевладения в различных вайнахских обществах или селах, расположенных рядом друг с другом, т. е. по соседству, автор Ф. И. Леонтович замечает, что земли разделялись между этими маленькими обществами или тоху — мами (токхумами), так называли их в Чечне, но однако они не раздроблялись на отдельные участки между членами их и про­должали по-прежнему быть общей, нераздельною собствен­ностью рода. Каждый год, когда наступало время пахать, все члены выходили на свои поля и делили их на столько равных частей, сколько домов насчитывалось в токхуме. Потом уже жребий распределял эти участки между ними. Получивший таким образом свой годовой участок земли делался полным его хозяином на целый год, разрабатывал его сам или отдавал другому на известных условиях или же, напротив, оставлял его неразработанным по своему усмотрению.28

Дореволюционный исследователь Евг. Максимов отмечает, что у чеченцев и ингушей до середины XIX века господ­ствовала общинно-передельная форма землевладения. Он, в частности, используя опубликованный вариант древнего вай­нахского предания о переселении аккинцев с гор на равнины, пишет: "Переселенцы (чеченцы) с благоговением приняли от Бога эти места по праву первого завладения. Первым делом старики сели и, обдумавши все, постановили правила, которые, как завет, перешли до нашего поколения. Относи­тельно владения землей постановлено было так: пастбищные горы, берега рек, выгоны объявлены были общими, недели­мыми (юкъара меттиг); все места, не покрытые лесом (в лес­ной полосе), разделить на разные части и разобрать для пахоты и покосов на один год, а затем ежегодно делить их по жребию, по числу дымов, эти земли будут общественные-делимые (куп)." И, наконец, каждой семье предоставлена была возмож­ность выбрать себе участок леса, по своим силам, и постепен­но валить его, чтобы счистить место для пахоты и покосов. Эти участки, по праву первого завладения, переходили в наслед­ственную собственность под названием "лаыша мохк". Таким образом, по происхождению права на владение землей все чеченское землевладение должно быть разделено на четыре категории, а именно:

1) пашенное старозаимочное землевладение в горной Чечне;

2) нагорно-лесное, основанное на заимке и разработке лес­ных пространств;

3) надельно-аульное, установленное царской администра­цией в соответствии с древнейшими формами общественной заимки земель;

4) собственно частновладельческое, впервые введенное цар­ским правительством с целью вознаграждения местной соци­альной верхушки.29

По мнению известного вайнахского этнографа С. А. Хаси — ева, к выделенной Евг. Максимовым 2-ой категории относи­лись пахотные участки, предоставляемые сельским обществом отдельным группам хозяйств ("купам^). Эти участки ежегодно перераспределялись между "купами".

Другой неизвестный дореволюционный автор Г. П…в, пи­савший до Евг. Максимова, несколько по-иному определяет категории землевладения вайнахов. По его словам, "каждое общество распространяет свои права на известное простран­ство лесов и гор и, защищая свое право, опирается на право завладения; так существуют: земли ауховские, зандаковские, беноевские и т. п. Вообще же, земли одного общества по его словам делятся:

1. на общие-нераздельные, к которым относятся горные пастбища, берега рек и выгоны;

2. общие места, издревле признаваемые общественными ("куп");

3. собственные по праву первого завладения лицами, или приобретенные покупкою;

4. собственные, приобретенные через очистку лесов, при­надлежавших другим фамилиям или общинам."31