Семья: мир и согласие

В жизни человека семья всегда является колыбелью культуры. Через семью, ее устои и традиции формируется носитель культуры, впиты­вающий с самого рождения сказки и легенды своих предков, традиции отношений между старшими и млад­шими, между от­цом и матерью.

Именно здесь че­ловек становится членом своего на­рода, именно се­мья закладывает моральные устои и открывает чело­веку глаза на окру­жающий мир…

У ингушей много пословиц, поговорок и по­желаний, посвя­щенных семье и внутрисемейным отношениям. Вот некоторые из них:

«Двор без семьи (большой), что мельница без помола»,

«Бездетный дом — тюрьма для души»,

«Выросший в большой семье уживчив с людьми»,

«Хороша семья, много благодати в доме»,

«Семья без надзора — свора бродячих собак»,

«Огонь гаснет, если не подкладывать дров: родство угасает, если его не поддерживать»,

«Да не вырастут у нас непослушные сын и брат и неуживчивые в за­мужестве дочь или сестра»,

«Сиротское сердце всегда ущемленное»,

«На том свете жернова будут молоть голову мачехи»,

«Пусть у нас будет лучше погибший, но хороший сын, чем живой, но плохой»,

«Брату нужен брат, так же, как и сестре сестра»,

«Ничто не может быть хуже плохого потомства»,

«И брат твой тебе не брат, если к тому же он еще не друг тебе»,

«В рай не пустили того, кто не чтил своих родителей»,

«Сыну достались фрукты от дерева, которое посадил его отец»,

«Кто плох со своими родителями, у того вырастет жестокосердное потомство»,

«Хорошая жена — рай на земле; плохая — ад на земле»,

«Нет ничего лучше хорошей жены и нет ничего хуже плохой жены, но, какая бы ни была, все же она должна быть»,

«Плохая жена — дом без фундамента»,

«Плохой муж в своей семье урядник, а на людях базарник»,

«Из никчемного мужчины хорошая жена сделала достойного мужа, плохая же жена обесславила достойного мужчину».

Большое значение в народе придавалось взаимному единству и согла­сию членов семьи. В народе говорили: «Не дай нам быть главою семьи, в которой царит разлад». Видимо, будет уместным привести здесь люби­мую в народе притчу «Возвращение Благодати».

«Некто проснулся утром, вышел во двор и увидел, что по свежевыпав­шему снегу идут следы из его дома, но во двор следы не вели. Задумался он и стал гадать: что бы это могло быть?

Решив выяснить, отправился по следу, который и привел его к пещере. Он крикнул в нее:

— Не оставляя следов к моему дому, но оставляя их, покидая мой дом, кто-то ушел. Кто же он?

Какой-то голос ему ответил:

— Это я, Благодать, которая рассердилась на тебя и покинула твой дом. Зря ты трудился и пришел за мною.

Тогда человек начал просить ее вернуться, говоря, что он обездолен­ный человек и без Благодати пропадет. Благодать ответила:

— За то, что ты потрудился и пришел за мною, я дам тебе что-нибудь одно: золото, большое хозяйство, здоровье или что-нибудь другое, что пожелаешь сам или твоя семья, но не проси меня вернуться к тебе.

Подумал человек и сказал:

— У меня мало ума. Если ты позволишь, я посоветуюсь дома.

Благодать согласилась. Он вернулся домой и все рассказал. Ему стали советовать попросить кто золота, кто зерна. Младшая же сноха сказала: «Попроси нашей семье согласия («барт»): там, где его нет, ничего не будет». Послушал он ее и пошел в пещеру, где у Благодати попросил согласия своей семье. И тогда Благодать сказала:

— Обхитрили вы меня. Даю вам согласие, а где согласие, там должна быть и я, поэтому возвращаюсь к вам.

Благодати не бывает там, где между людьми нет согласия». (25, 215) По другой притче, «Вопросы Шамиля», народ, считая большим не-

Ингушская женщина, начало XX века

счастьем смерть родных, самым боль­шим несчастьем считает смерть жены, что, по притче, равносильно распаду всей семьи. Вопросам взаимного со­гласия членов семьи посвящено спе­циальное нартское сказание «Сеска Солса и волк».

«Как-то юный Сеска Солса пас семейную отару. Тут подошел к нему волк и сказал:

— Дай овечку, состарился я, а не то и просить бы не стал. За одну овечку сделаю для тебя три хороших дела.

— Без отцовского позволения я не могу тебе дать овечку, — ответил Се­ска Солса.

— Пойди к отцу и попроси у него, я тем временем постерегу ваших овец, — предложил волк.

— Как я могу волку доверить овец?

— Да быть мне отцом семейства, которое не чтит своих родителей; да буду я главою семьи, в которой царит разлад, если я трону ваших овец, — поклялся волк.

Пошел домой Сеска Солса и сказал отцу, что, так-то и так-то, при­шел волк и просит овечку, что волк произнес такую-то клятву. И тут отец воскликнул:

— Вернись и всех овец отдай волку, пока он свою клятву не превратил в проклятие!

Но волк взял всего одну овечку». (5, 113-114)

Г 8,

Не зря в текст этого сказания введен именно предводитель нартов Сеска Солса — высокочтимый божественный герой ингушского эпоса. Введение в нравоучительные народные повествования имен проро­ков, героев эпоса, известных исторических личностей призвано воз­величить саму главную идею, которой это повествование посвяще­но. В примечании к приведенному тексту (5, 114) дается пояснение к словам отца Сеска Солсы «…пока он свою клятву не превратил в проклятие» следующего содержания: «Ингушские благопожела- ния и проклятия часто предстают взаимной антитезой. Приведенная здесь волчья клятва могла бы быть легко переиначена в проклятие: «Чтоб тебе быть отцом семейства, которое не чтит своих родителей; да быть тебе главою семейства, в котором царит разлад!».

У народа отношение к проклятиям самое суеверное. Не зря в ска­зании отец Сеска Солсы предстает настолько встревоженным, что готов незамедлительно всех своих овец отдать волку.

Почтительное отношение к родителям считается едва ли не пер­вым качеством благородного человека — «эзди». Так, в народной среде бытует легенда, в которой повествуется, что Юсуп (библей­ский Иосиф), сын пророка Якуба (библейский Яков), став царедвор­цем при фараоне, не встал со своего места, когда вошел его отец, и потому-то Юсупу не достался сан пророка, хотя изначально он ему и был предназначен. (25, 198) Эта библейская легенда стала почи­таемой в ингушской среде именно благодаря тому, что ярко, доход­чиво и убедительно преподносит идею о том, что потомки обязаны с особым почтением относиться к своим родителям. А в том, что библейский сюжет является равноправным среди ингушских легенд, нет ничего удивительного, поскольку в исламе, как и в иудаизме и христианстве, чтится Библия (по-ингушски — «Товрат», т. е. Тора).

Благодаря тому, что в народе высоко превозносится крепость се­мейных уз, взаимное согласие членов семьи, возвеличивается роль родителей, разводы были крайне редки, и почти не было случаев, чтобы старые родители или немощный член семьи остался неза­щищенным или брошенным. Развод считался большим несчастьем,

Ингушская семья. 30-годы ХХ века

особенно это касалось женщин, у которых было мало надежд об­завестись новой семьей. Лишь изредка разведенная могла быть за­сватана вдовцом или взята замуж в качестве второй-третьей жены многоженца.

В давние времена из-за кровной мести, вражды и войн мужская по­ловина населения была в меньшинстве. Ликвидации нарушения балан­са полов служило практиковавшееся еще в доисламский период много­женство. Ислам же его узаконил, позволяя мужчине иметь до четырех жен. Но при этом должны были соблюдаться следующие предписания: мужчина мог себе позволить иметь нескольких жен лишь при условии, что он имел материальные возможности их содержать; к тому же много­женец был обязан уделять во всем равное внимание всем женам. Мно­гоженство в то время было более распространенным. Оно не являлось прихотью мужчин, часто объяснялось бездетностью первой жены или ее болезненным состоянием. Бездетность, особенно отсутствие наслед­ников мужского пола, считались большим несчастьем. «Чтоб ты остался без потомства!» («Фу хадалда хьа!») — таково было одно из самых тяже­лых проклятий. В бездетности чаще всего обвиняли жену, хотя нередко в этом был виноват и сам муж. Предыдущую жену (или жен) оставляли в семье, чтобы они не испытывали горькой доли одинокой женщины. Довольно низкий экономический уровень не способствовал широкому распространению многоженства. В основе ингушского общества нахо­дилась семья моногамная. О многоженстве в народе складывались ве­селые песни:

«Зачем двоеженцу идти на базар — Ведь большой базар царит в его доме!

Зачем троеженцу идти воевать — Ведь большая война идет в его доме!»

Вместе с тем в повседневной жизни ингушей много примеров благополучия и согласия в подобных семьях.

Наряду с некоторыми фактами многоженства той поры имели ме­сто случаи, когда мужчина иногда до преклонных лет оставался хо­лостым из-за отсутствия материальных возможностей.

Весьма специфической особенностью внутрисемейных отношений у ингушей является полное взаимное избегание зятя и тещи. Хотя эт­нографы трактуют этот обычай тем, что он якобы восходит к отда­ленным временам, когда происходили половозрастные и родственные запреты, призванные регулировать брачные взаимоотношения людей, в народном понятии этот запрет будто бы был введен предками в ин­тересах сохранения целостности семьи. Об этом народная память гла-

г»

Имагожев Х.-А. А.-С. Девушка в курхарсе

сит: некогда на общенародном совете («мехка кхел») было вынесено решение — мужчина не может быть полновластным хозяином в доме, в котором находится теща, и потому она и зять обязаны избегать взаим- ного общения. Впрочем, этот довольно строгий запрет и в наше время имеет силу.