Е. Крупнов отмечал, что охота имела большое значение в хозяйственной жизни ингушей: «Многие племена и народы Кавказа вплоть до позднесредневекового периода занимались охотой как значительным подспорьем к основным занятиям — скотоводству и земледелию». (21, 129) К началу прошлого века значение охоты хотя и ослабло, но все же еще продолжало сохраняться. Одним из главных объектов охоты в древности был олень. Так, в сказках герой часто возвращается с охоты с двумя убитыми оленями, которых он держит под мышками. Но к новому времени олени были почти истреблены. Однако еще довольно широко сохранялась охота на диких козлов — туров («хьагЬ>), серн («мосар»), медведей («ча»), лис («цогал»), волков («борз») и на мелких животных: зайца («пхагал»), барсука («борсакх»), белку («тарсал») и других. Охотились и на птиц: глухаря («довха»), фазана («сарсал»), куропатку («моата»), перепелку («лекъ»). Ружья («топ») привозились из Грузии, а позднее и из сопредельных регионов России. Вплоть до ХХ века некоторые ингушские охотники предпочитали кремневые ружья («мажар топ», «моакхаза топ»), имевшие хорошие прицельные качества. Большое значение придавалось чистке и смазке оружия, изготовлению свинцовых пуль. Порох был частично местного производства, но более качественным считался заводской порох, русский. Не всякий горец мог быть охотником. Этот промысел требовал физической закалки, сноровки и сметливости, терпения, хорошего умения в обращении с оружием, знания повадок животных и т. д. К при- |
меру, охотники за турами, словно заправские альпинисты, лазили по скалам и осыпям у самых ледников, куда добирались лишь туры и преследовавшие их снежные барсы. Кстати, охотники барсов не убивали, если в этом не возникала необходимость, скажем — в целях самообороны. Трупы барсов, включая умерших естественной смертью, хоронили с определенными почестями. С охотой было связано немало запретов и магических обрядов, например, люди избегали чрезмерного уничтожения животных, так как считалось, что, погибая, зверь проклинает охотника, потому-то после удачного выстрела охотник обязан был произнести определенное заклинание, оберегающее его от этого проклятия. На примере вышеприведенной молитвы божеству Елте видно, что в языке охотника широко применялась табуизация (запрет — табу), скрывающая истинные намерения и действия, например, говорили «иду исследовать» — вместо «иду на охоту», диких животных называли «рогатое» (олень, тур, серна) и т. д. Все должно было быть предельно засекречено, чтобы об охоте как-то не узнали ни звери, ни их «хозяин» — божество Елта. Охотники употребляли и свой потайной язык криков, который назывался «языком ворона» («хьаргіий мотт»). Были периоды, когда охота строжайше запрещалась, например, когда самки находились на сносях. Охотник, возвращающийся с добычей, обязан был поделиться ею с другим охотником, встретившимся на его пути. Обычно в таких случаях дарили переднюю ногу с лопаткой убитого животного. Охота в жизни горца играла огромную роль, что неоднократно подчеркивали ученые-этнографы: «Немаловажное хозяйственное значение для народов Северного Кавказа имела охота. Горы и ущелья были богаты медведями и турами, оленями и козами, зайцами и куницами, лисицами и множеством птиц. Шкуры диких животных использовались для изготовления обуви и одежды, бурдюков, ружейных чехлов и других предметов. Шерсть диких коз шла для набивки седел. Большое количество пушнины продавалось в Россию. Среди товаров, допускаемых к беспошлинному пропуску в Россию через Кавказскую линию, на одном из первых мест стояли лисьи, заячьи, куньи, выдровые, хорьковые, медвежьи, волчьи, барсовые и другие меха». (20, 67) Шкуры промысловых животных охотники продавали или обменивали на необходимые в семье и хозяйстве предметы у лоточников и коробейников, кроме того шкуры вывозились на продажу в город Владикавказ. Натуральное хозяйство тех лет было основным видом хозяйственной деятельности ингушей. Лишь в конце XIX и особенно с начала ХХ |
века излишки своего внутреннего продукта ингуши стали сбывать на рынке Владикавказа, а иногда и на сельских ярмарках. Продавали строевой лес и дрова на топку; липовую кору, применявшуюся вместо черепицы; кожевенные и шерстяные изделия; мясомолочные продукты; паласы и аппликативные ковры, кукурузу и другое. В ингушских селах некоторые зажиточные хозяйства открывали лавки, в которых продавались привозные предметы хозяйственной и первой необходимости. Как видим, в тот период ингуши активно втягивались в систему товарноденежных отношений развивающегося в России капитализма. В целом, ингуши являлись трудолюбивыми и рачительными хозяевами. Свидетельством тому служат и некоторые, весьма известные в народе пословицы и поговорки, такие, как: «Трудно сколотить хозяйство, но легко его разбазарить», «Упаси нас от того, чтобы наше хозяйство обратилось в деньги», «Кто летом отсиживается, тот зимою шустро бегает», «У кого летом голова варила, у того зимой котел варился», «Трудолюбив хозяин — трудолюбива и его семья», «Чурек, а не золото насыщает человека», «Беспутно проведенное время до добра не доводит», «Отложи то, что легче сделать, и сделай то, что сделать труднее», «Штаны протираются у того, кто много сидит без дела», «Легко чужими руками крапиву рвать», «Сами собою галушки в рот не залетают», «Глаза боятся, а руки делают», «Жизнь любит тот, кто любит труд» и другие. Наши мудрые предки говорили о важности целостного наполнения времени, особенно дневного, благородными делами. В беседах люди старшего поколения всегда повторяют, что: «Если человек днем или за день не преподнес радостное человеку, не сделал что-нибудь доброе, не накормил животное или птицу; выйдя и возвратившись с улицы или с дороги, не убрал с пути то, что мешало людям на ней (если таковое имело место), — не сделав такую милость перед Всевышним и перед собою, то такой человек бесследно и впустую потерял свой день, дарованный ему Всевышним в первый и последний раз в его жизни». |
— |