В рассматриваемое время вопросами изучения истории экономического, политического, общественного и культурного развития вайнахов занимались как российские, так и иностранные исследователи. Как правило, иностранные ученые находились на русской службе и выполняли конкретное задание официальных властей или российских научных учреждений. Они работали в тесном контакте с известными русскими учеными, «опирались на предшествующие достижения русского кавказоведения» и «несмотря на то, что труды таких ученых печатались на иностранных языках, — пишет Г. И. Циби-ров, — их исследования шли в общем русле русской науки и становились ее органической частью»1.
Сведения о вайнахах в русской исторической науке до XVIII века весьма редкие, эпизодические, и они в большинстве своем фрагментарные. Однако со 2-ой половины XVIII в. появляются труды ученых, в которых сообщаются не только отрывочные, но даются несколько обобщенные и даже систематизированные сведения о некоторых сторонах экономического и общественно — политического положения вайнахов. Это было обусловлено главным образом тем, что в это время осуществлялось планомерное и целенаправленное изучение народов Кавказа, — указывает В. М. Аталиков, — а не случайное накопление сведений о горских народах, как это было до этого.2
Во второй половине XVIII в. в отдельных европейских источниках и литературе начинают печатать материалы о вайнахах, характеризующие их экономическое и социальное развитие, общественное и политическое положение, называют их относительную численность, указывают названия различных горных обществ (владений), этнических и политических объе-
динений и т. д. Со второй половины XVIII в. в европейских источниках впервые, можно сказать, затрагивается проблема происхождения северокавказских народов, и, в частности, чеченцев и ингушей.3 Конкретные сведения о материальной и духовной культуре вайнахов в XVIII — нач. XIX в. представлены в работах таких иностранных исследователей, как Ште-дер, Даллас, Гмелин, Гюльденштедт, Рейнеггс, Потоцкий, Клапрот, Кох и др.
Говоря об отношении передовых людей Чечни и Ингушетии к российской культуре и к ее отдельным выдающимся представителям — передовой интеллигенции — необходимо сказать и о тех русских исследователях и ученых, которые прямо или косвенно оказали влияние на развитие чеченского и ингушского языка, истории, этнографии и экономики. В данном случае речь идет о таких исследователях XIX в. как С. Броневский, В. Миллер, М. Ковалевский, Ф. Леонтович, Л. Лавров, Н. Пирогов, В. Голенищев-Кутузов, А. Берже, И. Бартоломей, П. Услар, И. Клингер и др.
Несмотря на то, что эти исследователи были буржуазными и их труды носили отпечаток идеологии своего времени, они все же проявили большой интерес к истории и культуре горских народов, и, в частности, чеченцев и ингушей, и оставили глубокий след в их истории. Некоторые из них действительно были с более передовыми и прогрессивными взглядами. Появление их научных трудов, в частности, по истории, этнографии, лингвистике, медицине и т. д. находилось в тесной связи с общим направлением развития буржуазной исторической науки в России. В них собран обширный фактический материал по истории и культуре вайнахов, которой и теперь успешно используется историками, этнографами, языковедами, медиками и др. современной Чечни и Ингушетии.
Историю изучения чеченцев и ингушей в XVIII — первой половине XIX в. условно можно разбить на три этапа: первый этап хронологически следует отнести к XVIII веку — время начала сбора в русской науке историко-этнографических и других сведений о вайнахах, что было связано с укреплением политических позиций России на Кавказе, особенно после Кючук-Кайнарджийского мирного договора (1774 г.). С 20-х
годов XVIII в. наблюдается поступательное развитие русско — вайнахских взаимоотношений. Это имело прогрессивное значение, кроме всего прочего, для более полного и стационарного изучения Русской академической наукой истории народов Чечни и Ингушетии.
Ко второму этапу можно отнести время начиная с XIX по 1834 г., т. е. до начала так называемой Кавказской войны под руководством Шамиля, когда русская наука более серьезно интересуется историей происхождения чеченцев и ингушей, географическими, историко-этнографическими и экономическими сведениями. Значительно больше работ появляется в это время, посвященных специальному изучению общественно-эко — номического и политического устройства чеченцев и ингушей. Третий этап изучения Чечни и Ингушетии охватывает, на наш взгляд, время начиная с 1834 по 1859 гг — ход Кавказской войны — (антифеодальная и антиколониальная борьба горцев Северо — Восточного Кавказа под предводительством Шамиля), когда в центре издается несравненно много специальной литературы русских ученых и офицеров, участвовавших непосредственно в военных действиях и отчасти находившихся в плену у горцев. Литература этого времени в основном посвящена описанию быта, нравов, обычаев, языка, формы правления, законов, образа жизни, пищи, образования, торговли, вооружения, происхождения чеченцев и ингушей и т. д. Определенное место отводится в это время изучению истории вайнахов в ряде исторических изданий этого времени (газета «Кавказ», журналы «Кавказ», «Русская старина», «Мос-ковитянин» и др.
В советское время по интересующей нас теме написан ряд работ известных ученых-кавказоведов М. С. Тотоева, Н. П. Гриленко, В. Г. Гаджиева, Т. X. Кумыкова, П. Б. Виноградова, Л. М. Васильевой, Г. И. Цибирова, X. В. Туркаева и др.4).
Большой вклад в начало становления вайнаховедения внесли историко-этнографические материалы, опубликованные в исследованиях середины и второй половины XVIII века. Так, например, на карте знаменитого «Атласа Российского» с названием «Положение мест между Черным и Каспийским морями, представляющее Кубань, Грузинскую землю и… часть
реки Волги с ее устьем» обозначены близкие нам этнические названия, как «Глихви» (Глигви — Ш. А.), «Тухети» (Тушети — IIL А.)5.
Первой попыткой этнографического изучения Кавказа являются исследования — «Краткое изображение лежащих между Черным и Каспийским морями земель и народов» и «Собрание сочинений, выбранных из месяцесловов на разные годы» (№ 3, 1789 г.) — которые также ценны тем, что перечисленные в них среди других этнических названий Кавказа также народы, как «глихви», «тухети», «кисты», «цурцуки» являются, как считает современная наука, предками современных чеченцев и ингушей.6
Огромный вклад в рассматриваемое время в изучение истории народов Кавказа, в том числе чеченцев и ингушей, внесла Российская Академия наук, организовавшая в 1768-1774 гг. и в 1793-1794 гг. ряд научных экспедиций с целью практического изучения вопросов экономического и культурного развития края. Руководителями и участниками южных научных экспедиций были И. А. Гюльдешптадт, С. Г. Гмелин, И. Г. Георги, П. С. Паллас, Я. Рейнеггс др., возглавлявшие «Астраханские экспедиции». Организованные ими экспедиции, в том числе и сами руководители экспедиций, побывали с 1770 г. по 1794 гг. на территории современной Чечни и Ингушетии.
В результате своих географических и физических наблюдений и исследований, будучи во главе научных экспедиций на Кавказе в 1770—1773 гг. академик И. А. Гюльденштедт подготовил научный труд, который явился первым и наиболее основательным описанием истории кавказских народов.7 В 1809 г, систематизированные материалы труда И. А. Гюльденштедта издал другой ученый — К. Ю. Герман.
Вначале работы И. А. Гюльденштедт подробно рассматривает историю Кистии или Кистетии, географию и границы расселения ее обществ, самоназвание народа, величину территории и историю, происхождения, общественное устройство горцев и т. д. Автор указывает, что грузины называют ваина — хов кистами, андийцы — бутурул — мичкизами, кумыки и черкесы — просто мичкизами, хотя грузины не все мичкизские общества относят к кистинским, а кумыки не все кистинские общества — к мичкизским.8
Интересны наблюдения автора относительно общественного устройства кистин. Так, И. А. Гюльденштедт указывает, что немногие из них имеют независимых князей, «другие не имеют дворянства, но выбирают между собою богатейших, а особливо имеющих большое родство в старшины, коим они однако не столько повинуются, сколько им угодно. Иные подвластны сильным своим соседям, коим частично платят дань; иногда свергают с себя сие иго, либо покоряются другим владетелям…» Как и у всех кавказских народов, — отмечает далее автор, — основное хозяйство кистин состоит в животноводстве и земледелии.9
Определенного внимания заслуживают высказывания И. А. Гюльденштедта об ингушах, называя и подразумевая под ними кистин-жителей отдельных горных округов (обществ — Ш. А.), расположенных между вершиною pp. Сунжи и Терека, на расстоянии 80 верст от Моздока по р. Камбилеевки, впадающей в р. Терек. На Севере ингуши граничат с Малою Кабардою, на западе — с осетинами, на востоке — с чеченцами, а на юге — со снежными горами.
В отличие от осетин, — указывает И. А. Гюльденштедт, — ингуши не имеют у себя дворянства, но зато имеют «истории знаменитых родов, как-то: Мацеки, Боза, Чев и Пшанув, из коих они, как независимый народ, выбирает себе старшину и судью, который управляет именем целого общества». Автор отмечает также, что так называемые ингуши или кисты при желании могут выставить до 5 тыс. воинов; народ этот «совершенно независим и никакому князю не подвластен, как все почти кавказские народы, но управляются собственными старшинами».10
До сих пор пользуются исследователи сведениями И. А. Гюльденштедта о религии и религиозных верованиях ингушей в XVTII веке. «Вера их (ингушей — Ш. А.) отменно проста, имеет однако же приметные следы христианства», — сообщает автор. «Они веруют в единого Бога, называемого ими Даила (Дела — Ш. А.), но не признают Святых; празднуют воскресные дни не богослужением, но отложением работы. Весною бывает у них великий пост, а летом меньший».11
Важное значение имеет сообщение автора о жителях
округа (общества) Чечен (по-видимому, с. Чечен-аул — Ш. А.), населявших в основном земли в нижнем течении p. p. Аргуна и Бистена (?), впадающих в р. Сунжу. Под названием жителей округа Чечен, а точнее общества Чечен, подразумевается, по — видимому, автором народ, проживавший на территории Чеченского феодального владения с центром Чечен-аул.
Об общественном устройстве чеченцев И. А. Гюльденштедт говорит, что они «имеют собственных своих князей. Царствующая фамилия называется Туркан, и находится в родстве с Ауар-Ханом (по-видимому, Авархан из Дагестана — Ш. А.). Здесь же отмечается, что из многочисленных деревень, принадлежавших обществу Чечен, И. А. Гюльденштедт смог узнать названия только некоторых. Среди перечисляемых автором чеченских деревень названа главная деревня Чечен (с. Чечен-аул — Ш. А.), расположенная в 20-ти верстах от устья р. Аргун.12
Большого внимания заслуживают, сведения автора о карабулакском народе, деревни которого были расположены в северных горах по р. Мартан. Слово карабулак «на кумыкском языке означает «черный источник». Черкесы называют «карабулаков» словом «бальсу» (медовая вода), чеченцы называют их словом «арыштой», а ингуши и сами карабулаки называют себя «арште». Разговаривают они на общем кистин — ском, чеченском или мичикском наречии. Что же касается общественного устройства карабулаков, то И. А. Гюльденштедт отмечает, что у них отсутствуют князья, но зато есть старшины, платят дань аксайским князьям. В 1772 г. карабулакский народ добровольно принял российское подданство. Так же как и у других наиболее крупных вайнахских обществ, среди карабулакских деревень находилось селение, называемое по имени влиятельной фамилии Боко (по-видимому, ингушская фамилия Боковы — Ш. А.), насчитьвзающее в себе около 40 семейств.13 Утверждения же И. А. Гюльденштедта о том, что «карабулаки суть кочевой народ», по всей вероятности, надо понимать не в буквальном смысле, а в том, что они в течение круглого года успешно занимались отгонным скотоводством, используя для этого имеющиеся горные альпийские пастбища (луга).
Другим участником академической экспедиции на Северный Кавказ, и, в частности, в Чечню и Ингушетию в 70-х годах XVTII века был доктор медицины, натуралист И. Г. Георги. При описании народов Чечни и Ингушетии он обобщил материалы путешествия своего предшественника И. А. Гюль — денштедта и издал сводный труд.14 Называя жителей края одним общим грузинским названием кисты или кистинцы, автор выделяет среди них четыре наиболее известные в то время этнические названия — чеченцы, ингуши, мичигаш и карабулаки. Указывая сведения об общественном строе вайнахов, И. Г. Георги отмечает, что они «имеют у себя князей и дворянство», а относительно хозяйственной деятельности сообщает, что чеченцы и ингуши «упражняются в хлебопашестве и скотоводстве так же, как черкесы и прочие кавказские народы».
Интересны наблюдения автора относительно того, что чеченцы и ингуши живут небольшими, неподалеку друг от друга лежащими деревнями, в которых насчитывается не более как двадцать дворов и во многих деревнях имеются каменные башни для укрытия женщин, детей и имущества.15
Большой научный и познавательный интерес представляют материалы о чеченцах и ингушах, собранные во время научной экспедиции на Кавказ, и в частности в Чечню и Ингушетию в 1770 — 1780-х го^ах доктором медицины Якобом Рейнеггсом. В его рукописи содержатся ценные сведения по истории, экономике, этнографии, лингвистике и географии местных народов. Описывая основные отрасли хозяйства вайнахов, Я. Рейнеггс отмечает, что горцы занимаются земледелием, скотоводством, садоводством и торговлей, разводят пчел, выращивают табак, редьку, лук и т. д.
Автор указывает также о бытовании у вайнахов элементов языческой и христианской религии, соблюдении ими религиозных ритуалов. С большой точностью описывает Я. Рейнеггс обряды и ритуалы совместного танца, плясок и пения вайнахских мужчин и женщин, их музыкальные инструменты (скрипки, свирели, волынки и т. д.)17
Еще одним участником академической экспедиции на Северный Кавказ в 1793-1794 гг. и написавшим свою научную работу был академик П. С. Паллас.18 Сведения о чеченцах и
ингушах составлены им на основании анализа литературных источников, а также из показаний сведущих лиц, одним из которых был подполковник Л. Л. Штедер. Первое знакомство ученого с чеченцами, ингушами и карабулаками дает основание для выводов как о народе, который «совершенно отличается от других кавказских народов по языку, облику и чертам лица». Так же как и его предшественники, П. С. Паллас отмечает, что чеченцы и ингуши, хотя и мало занимаются земледелием и скотоводством, но зато являются хорошими земледельцами.
Не менее ценны для специалистов сообщаемые П. С. Пал — ласом сведения о некоторых видах вооружения вайнахов конца XVIII века. По этому поводу П. С. Паллас пишет, что «это единственный народ Кавказа, у которого сохранился щит как часть оружия. Щиты эти изготовлены из дерева, покрытого кожей, и охвачены железными обручами овальной формы. Короткая сучковатая пика, являющаяся частью их вооружения, служит не только для обороны, но и в качестве подпорки для ружья, которое кладут между рогатками этой пики, укрепляя ее конец в земле, что дает возможность более точно стрелять в цель».19
П. С. Паллас дает несколько подробные сведения о локализации ингушей, указывает, что карабулаки происходят именно от них. Отталкиваясь от высказываний и выводов И. А. Гюльденштедта, П. С. Паллас относит карабулаков к мич — кизам или кистам, которых он считает « остатками реальных алан».
Ценный историко-этнографический материал о чеченцах и ингушах в рассматриваемое время, кроме ученых — членов Российской Академии наук, собран также состоявшими в это время на военной службе в России иностранцами Л. Л. Ште — дером, И. Штелиным, И. И. Германом, Я. Потоцким и др. Подполковник Л. Л. Штедер в 1781 г. совершил экспедицию по Кавказу, прошел расстояние от Моздока через кабардинцев, чеченцев, ингушей, карабулаков и осетин в Грузию. Он имел задание составить военно-топографическую карту, описать жителей гор Кавказа и степей и одновременно произвести геологическую разведку.
Работа Л. Л. Штедера называется «Дневник путешествия в 1781 году»21. Она была издана П. С. Далласом 1797 г. В «Дневнике…» Л. Л. Штедера приводятся подробные сведения о племенах и обществах горцев, их общественном строе, религии, пище, одежде, хозяйстве, поселениях и жилищах, семейных отношениях, обычаях аталычества и гостеприимства, кровной мести у ингушей, карабулаков и осетин, а также о взаимоотношениях горских народов внутри страны и с кабардинским народом. В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии Л. Л. Штедер называет наиболее крупные вайнахские общества — Четчен, Ингуш, Карабулак и Акки, а ингуши, по сведениям автора, разделялись в это время на 7 родов (тайпов) — Тер — гимха, Аги, Хамхой, Чартой, Цимкал-бох, Геулаву, Вапи и т. д. Развитие скотоводства у чеченцев, ингушей и карабулаков заключалось, по Л. Штедеру, в разведении крупного скота, лошадей, овец, коз, свиней, ослов и мулов. Л. Штедер отмечает также, что вайнахи строили свои башни высотой в 10-15 футов каждая. Эти башни предназначались не только для обороны, но и для жилья. Карабулаки, по утверждению Л. Л. Штедера, жили в высоких башнях, возведённых из необработанных камней; вход в башню осуществлялся только по лестнице и располагался посередине между основанием и верхом башни. Вместо крыши отверстие наверху перекрывалось досками. В стенах башен имелось несколько отверстий. Башни не имели фундамента. В центре жилой комнаты разводили огонь, который давал свет и тепло.22
Относительно торговли вайнахов Л. Штедер пишет, что к горцам приходят только армянские купцы с разнообразными товарами, а «иностранные купцы не посещают их, потому что они бедны и у них нечего взять»23. О пище ингушей, автор замечает, что они имеют мало пищи, и голод свой утоляют небольшим количеством просяного хлеба и сыром, и мало употребляют мяса. Говоря же о формах управления у вайнахов в рассматриваемое время, Л. Штедер указывает, что карабулаки, в частности, имеют «демократическую конституцию» и общественные дела решают голосованием на общих собраниях, но зато в частных делах у них господствует старейшина («фаустрех»), И далее о карабулаках и ингушах Л. Штедер пишет, что они, как и другие горские народы, соблюдают обычай гостеприимства и кровной мести, и гостю выставляют на стол все, что есть в их доме. Что касается религии, то карабулаки по Л. Штедеру, «имеют нечто вроде естественной религии», «они почитают высшее существо и верят в загробную жизнь».
Другой исследователь Ян Потоцкий, осенью 1797 г. совершил научное путешествие по Северному Кавказу. Свои изыскания о народах Кавказа он изложил в работах «Ранняя история народов России» и «Путешествие по Астраханским степям и по Кавказу».25 В своей первой книге Я. Потоцкий предпринял попытку рассмотреть проблему происхождения горских народов, в том числе и чеченцев (мичкизов, мишегов). Автор Я. Потоцкий привлек сочинения античных и византийских авторов и русские летописи. Ян Потоцкий повторяет также идею Палласа П. С. о том, что Г. Феодосия в Крыму назывался по алано-тавридски Аррауда, что означает у алан и киотов 7 богов: уар — 7, Дада — отец или бог, и приходит к выводу, что «нынешние» мичкизы или мишеги — это мишеги Ага-фия и мисимиане Менандра (Агафий и Менандр — историки Византии VI в), жившие в средние века между Кавказскими воротами и страной ажилиев, «нынешних шапсугов». Страбон не называет мисимиан среди других народов Кавказа. Как полагает Я. Потоцкий, они еще не переселились на Кавказ из Тавриды. Вообще же Я. Потоцкий приходит к выводу о том, что предки нынешних вайнахов в I — VI вв. н. э. Переселились из Крыма на Кавказ. Кроме того, судя по известиям Я. Потоцкого, чеченцы в рассматриваемое время были «ревностными» мусульманами, а ингуши и карабулаки продолжали оставаться полуязычниками и полухристианами.26
Несмотря на то, что работы зарубежных авторов XVIII века в целом содержат важные материалы по истории и этнографии чеченцев и ингушей, к сожалению эти же авторы «по различным причинам не всегда были или могли быть объективными в своих оценках и суждениях», а потому научная ценность некоторых сведений из нарративных источников весьма условна и требует к себе критического анализа.27
Еще более ранние сведения о социально-экономическом развитии и политическом положении вайнахов сообщаются также в некоторых источниках первой трети XVIII в. К ним относится, в частности,,, сочинение И. Гербера.28 В 1722 г. в чине артиллерийского офицера И. Гербер участвовал в походе русских войск (Персидский поход Петра I) на побережье Каспийского моря. В 1728 г. по заданию правительства И. Гербер составил описание местностей и населения побережья Каспийского моря между Астраханью и р. Курой, а также карту этого района. Сочинение И-Г. Гербера по достоверности сообщаемых сведений занимает особое место. Большая часть работы И-Г. Гербера, написана на фактах, собранных им на месте. При этом им широко использованы письменные и другие источники.29
В 1760 г. был опубликован полный текст И-Г. Гербера в переводе на русский язык с названием «Известия о находящихся с западной стороны Каспийского моря между Астраханью и рекою Курой народах и землях и о их состоянии в 1728 году.30 К сожалению, лично сам И-Г. Гербер в Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время не бывал. Поэтому вполне естественно, что он не мог оставить нам такие подробные известия а вайнахах, как, скажем, о Дагестане. Сообщаемые И — Г. Гербером сведения о Чечне и чеченцах очень кратки, и они касаются только той части вайнахов, которые проживали на равнине в нескольких деревнях вблизи кумыкского села Эндери и находились в зависимости от дагестанских феодалов и князей.31
Согласно источнику И-Г. Гербера эти чеченцы разговаривали не только на своем родном языке, но и на татарском (кумыкском — Ш. А.) и вера у них была магометанская. По всей вероятности, не только чеченцы, жившие по соседству с кумыками, владели кумыкским языком, но и наоборот, кумыки также владели чеченским языком.
Большой интерес представляют сообщаемые И-Г. Гербером сведения о хозяйственной жизни и социальных отношениях чеченцев. Основное хозяйство их состояло в занятиях земледелием, скотоводством, торговлей. «За городом Крепости (Святой Крест) имеется торгование с приездными туда купцами российскими, армянами, горскими чеченцами, татары и прочие»,32 — сообщает источник И-Г. Г ербера.
Указывая на политические отношения у чеченцев, И-Г. Гер — бер сообщает, что горцы имеют своих старшин, которые здесь осуществляют управление в качестве владетелей. «Чеченцы вместе со своими старшинами находились под властью шам — халов и ныне главнейший (князь — Ш. А.) у оных именем Каз — булат». Шамхалу платили зависимые чеченцы подать, которая, как правило, выражалась в крупном рогатом скоте и баранах.33
Среди сведений, сообщаемых И-Г. Гербером, определенного внимания заслуживает сообщение автора о том, что названная им в данном источнике часть чеченцев проживавшая вблизи кумыкского с. Эндери, состояла якобы в подданстве Российской империи с 1722 г. По всей вероятности, данное утверждение автора следует связывать с Персидским походом Петра I, когда, согласно источнику, когда восставшие горцы, противостоявшие царским войскам в Дагестан, были фактически разбиты и покорены.
Огромный вклад в исследование политической истории народов Кавказа во взаимоотношениях с Россией в XVIII веке внес академик П. Г. Бутков, служивший на Кавказе с 1791 по 1803 гг. Обглирный фактический материал по истории народов Кавказа опубликован им в обобщающем фундаментальном научно труде, состоящем из 3-х частей.34 Бутков П. Г. собрал из различных разрозненных архивов и источников наиболее ценные материалы цо Чечне и Ингушетии, глубоко проанализировав, изложил их в той хронологической последовательности, в какой фактически развивались политические события на Кавказе и в России. Однако при всем этом высказывания П. Г. Буткова относительно вайнахов порой носят тенденциозный характер и приводимые им материалы требуют к себе критического анализа.
В ряду других событий в первой части труда академик П. Г. Бутков, в частности, утверждает о том, что в 1747-1749 гг. чеченцы находились во власти кумыкских князей Айдемиро — вых и Чепаловых из с. Эндери, Казбулатовых из с. Аксая, Черкасских из Большой Кабарды и Терловых из аварских владений. Власть этих княжеских и других владетельных фамилий распространялась на вайнахские селения: Большая и Малая Чечня (по-видимому, Большой Чечен-аул и Малый Чечен-аул —
Ш. А.), Большая Атага, Шали, Герменчук, Горячевская (Нотису), Тошш и др.35
Вторая часть труда П. Г. Буткова содержит материалы, посвященные событиям в Чечне и Ингушетии в начале 80-х годов XVTTR века. Известно, что еще до начала движения имама Мансура здесь прокатилась волна крестьянских выступлений против местных феодалов и царской администрации. Согласно документальным сведениям, приводимым П. Г. Бутко — вым, Командующим Кавказским корпусом на Кавказе генерал — поручиком П. С. Потемкиным 3 марта 1783 г. была послана карательная экспедиция во главе с полковником Ке-ком против жителей Чечни и против восставших ингушей во главе с майором Риком. Говоря же о внутренней межэтнической политике, которую проводил царизм на Кавказе в это время, П. Г. Бутков указывает, что здесь «наблюдаемо было правило древних римлян, чтобы для пользы Кавказского края ссорить между собою разных кавказских народов, дабы они, ослабляя свои силы, оставляли нас больше в покое. Вследствие сего поссорены от нас разными образами чеченские народы с ингушами…»36
В последней, третьей, части обобщающего труда приводятся дневниковые записи П. Г. Букова о политических событиях на Кавказе и в Чечне с 1770 по 1791 гг., причем в строгой хронологической последовательности — по дням, месяцам и годам. В частности, автором перечислены здесь наиболее важные даты и места сражений шейха Мансура с царскими войсками на территории Чечни, Кабарды, Черкесии и Адыгеи.37
В самом начале XIX ‘века были опубликованы ценные кавказоведческие работы исследователей А И Ахвердова и А. М. Буцковского.38 Оригинальность работ А. И. Ахвердова И А. М. Буцковского, так же как и сочинения И.-Г. Гербера, заключается в том, что сообщаемые в них сведения собраны авторами из достоверных источников.
В 1801 — 1804 гг. А. И. Ахвердов состоял комендантом Кизлярской крепости. Будучи комендантом, он успешно вел переговоры с местными феодалами и ханами, владел несколькими языками, читал и писал по-русски и по-грузински, знал армянский, татарский (кумыкский — Ш. А.) и турецкий языки.
В отличие от И-Г. Гербера А. И. Ахвердов лично сам по долгу службы встречался со многими дагестанскими народами, в том числе с чеченцами, ингушами, карабулаками, кистами. В источнике А. И. Ахвердова дается краткое описание отдельных чеченских и ингушских владений, перечисляется количество деревень в них и общее число горных ингушей и чеченцев, называются имена вайнахских владельцев и князей, их основные отрасли хозяйства, указываются виды податей, выплачиваемых горцами своим владельцам и старшинам. Автор указывает о степени мусульманизации отдельных чеченских и ингушских обществ и т. д. По свидетельству А. И. Ахвердова шесть чеченских деревень, называемых качкалы — ковскими, в конце XVH-нач. XIX в. были расположены в непосредственной близости от деревни Аксаевской и подчинялись ее старшему владельцу Хасбулату Арсланбекову (Кас — булату Расланбекову — Ш. А.).40
В это же время другой исследователь А. М. Буцковский также находился здесь военной службе с 1789 г. В 1810 г. будучи в чине подполковника, А. М. Буцковский был командирован на Кавказскую Линию для описания некоторых горских областей. В подробной справке подготовленной А. М. Буцковским для администрации о кумыкском народе, сообщаются также сведения о чеченцах, которые в рассматриваемое время проживали либо в кумыкских селах, либо вайнах-ские деревни находились в непосредственной границе с кумыкскими. А. М. Буцковский отмечает также, что среди чеченцев, проживавших по pp. Сунжа и Терек, а также часть их назыпавшихся качкалыковскими, была переселена оттуда ак — саевскими князьями и размещена на землях между pp. Сун-жею и Аксаем на определенных условиях в шести деревнях. Однако со временем качкалыковцы, увеличившись за счет пришлых чеченцев, вышли из повиновения аксаевским владельцам и окончательно овладели землями между pp. Гудермесом и левой стороной р. Аксая, которые отныне стали называться уже чеченскими.41
Об ауховцах, или так называемых качкалыковских и части чеченских выходцах, автор сообщает, что они поселились и живут на кумыкских землях около верховьев pp. Акташа и Ярык-су, платят дань кумыкским князьям и обязаны при необходимости выделять им вспомогательных воинов. Основная пища качкалыковских чеченцев состоит из мяса. Главным занятием их является разведение мелкого и крупного рогатого скота. Весьма неплохо развито у них такое ремесло,- как изготовление ружей.42
Весьма ценной является приводимая в работе А. М. Буцковского таблица с указанием общего числа и названий чеченских селений, подвластных кумыкским князям и владельцам в начале XIX в. Данная таблица называет также количество дворов в этих селениях, так, например, из ауховских (качкалыковских) селений, находившихся под властью кумыкских князей, называются следующие: ее. Агташ (200 дворов), Юрт (50 дв.), Алмак (80 дв.), Ярухсу или Качилук (300 дв.), Кешень (200 дв.), Гилян (100 дв.), Зандак (100 дв.), Чючели (40 дв.), Даттах (30 дв.); из чеченских селений называются: ее. Хасса Мекент (70 дв.), Балчи (60 дв.), Герзели (50 дв.), Дада-юрт (87 дв.), Умараджи (45 дв.). Как отмечает А. М. Буцковс-кий жители пяти названных чеченских сел жили смешанно вместе с кумыками, князьям которых особенной дани не платили, «кроме поставки вспомогательных воинов и на один день с каждого двора рабочего к посеву, жатве и сенокошению». Из этого же числа такие селения, как Хасам-Кент, Балчи и Герзели вообще отклонилась от уплаты всех повинностей кумыкским князьям и владельцам.43
Ценные сведения по истории и этнографии Чечни и Ингушетии начала XIX в. содержатся в сочинении С. Броневско — го.44 Кроме личных наблюдений, при написании своего труда, как отмечает С. Броневский, им использованы историко-этнографические исследования его предшественников — А. Гюльденштедта, П. Далласа, Г. Гмелина и др. Поэтому не случайно, что многие сведения о чеченцах и ингушах, сообщаемые С. Броневским, дублируют материалы этих авторов, и в частности, А. И. Гюльденштедта и др.
Будучи буржуазно-дворянским историком С. М. Броневский, так же как и его предшественники, отдельные исторические события о вайнахах освещает тенденциозно. Работа С. М. Броневского является, пожалуй, одним из самых популярных и доступных широкому кругу читателей, в которой
предпринята попытка сообщить как можно больше новых сведений по истории, этнографии, культуре и экономике народов Кавказа. Приводимые С. М. Броневским сведения о вайнахах являются в основном исторического, этнографического и географического характера, а именно: дается описание географического положения края, происхождения народа, основных отраслей хозяйства, образа жизни, обычаев, нравов вайнахов и т. д.
В специальной главе С. Броневский рассматривает 4 основных, на его взгляд, этноса, являющихся предками вайнахов и проживающих на территории современной Чечни и Ингушетии. Заслуживает мнения мысли С Броневкого о происхождении ингушей. Опираясь на предложения П. С. Пал — ласа, он, например, указывает, что кистины являются потомками алан и в доказательство своих доводов приводит конкретный пример.
Позаимствовав у И. А. Гюльденштедта и П. С. Палласа термин «кистины», С. Броневский вложил в него собирательное название наиболее крупных 4-х обществ чеченцев и ингушей второй половины XVIII — нач. XIX в. (кисты, собственно так называемые; ингуши или ламарои; карабулаки или арштин-цы; чеченцы или мичкизы), которые не имели еще в это время общего государственного устройства и единства, но находились в тесных политических, экономических и культурных связях с Россией и соседними народами и придерживались российской ориентации.
Вслед за И. А. Гюльденштедтом С. Броневский упоминает ряд крупных обществ (округов) Чечни и Ингушетии. В Ингушетии, или, как называет ее автор, в Кистинской провинции находилось восемь обществ (округов), в то время как в Чечне их насчитывалось тринадцать. Причем к последним принадлежала часть Аксаевских округов (обществ) Эндери и Аксай под общим названием Качалых (шесть деревень. «Вероятно, что подобных округов или волостей должно быть гораздо более в Кистинских землях, — пишет С. Броневский, — ибо каждое колено разделяется на малые общества или союзы, заключающие в себе несколько деревень, из коих одна признается главою союза или сборным местом, и обыкновенно все общество называется по имени главной деревни.46
Исследователь С. Броневский указывает, что ингуши, которые называются кисты-галгаи, относятся к влиятельному кистинскому обществу и проживают в основном вдоль pp. Камбилеи и Сунжи и впадающих в них мелких речушек между Малою Кабардою и Чечней. Ингуши сами себя называют ламарои (горные жители), а своих соседей чеченцев — нахча. Ингуши черноволосы, смуглее кабардинцев и склад лица отличается от них. Они носят деревянные щиты, обтянутые кожей и снаружи скрепленные железными обручами, и короткий остроконечный железный дротик, который при необходимости может служить оборонительным оружием. Но чаще употребляется для меткого стреляния из ружья вместо сошки.47
В древние времена ингуши, как и все кисты, — отмечает С. Броневский, — были христианами и находились в подданстве грузинских царей. Затем они обратились к своему древнему богопочитателю, потом опять на короткое время, приняли христианство, и только наконец приняли ингуши религию ислам, хотя, «держатся еще совокупно языческих и христианских их обрядов; едят свинину, содержат посты, празднуют воскресенье и уважают опустевшие церкви».48
У С. Броневского находились некоторые сведения общественного устройства в ингушских обществах в начале XIX в. Ингуши делятся на малые независимые общества, — указывает автор, — управляются выборными старшинами, которые избираются из богатейших родов, и по причине частных выборов старшинские права, как правило, наследуют от отца к сыну. Жители прилежно занимаются хлебопашеством и довольно много имеют скота. Так же как и осетины, ингуши строят у себя каменные или деревянные дома, в середине деревни возводят каменную башню, для укрытия детей и женщин в случае нападения неприятеля.49
Об обществах Малых и Больших ингушей С. М. Броневский пишет, что они проживают в основном в верховьях р. Кам — билеевки и насчитывают около 25 деревень, называя 14 из них наиболее крупными. По Сунженской реке Шадгир или Оссае (р. Асса — Ш. А.), автор называет более 35 деревень ингушей, указывая 12 из них наиболее принадлежащих обществам Меести, Мереджи, Галашки и Дубан. Всего, согласно приводимому подсчету С. М. Броневским, ингушей было более 5 тысяч дворов.50
Относительно карабулакского народа автор работы С. М. Броневский сообщает, что в прошлом 200 семей карабулаков находилось в зависимости от чеченцев, имели своих старшин и разговаривали на кистинском, ингушском языке, близком чеченскому.51
В специальном разделе главы дается описание общества чеченцев, или, как их называют соседние народы, мичкизов, которые на севере граничили с гребенскими казаками, на западе — с брагунскими селами, Малою Кабардою, ингушами и карабулаками, на востоке — с андийскими и аварскими владениями и аксаевскими кумыками. Автор отмечает, что между кистинскими наречиями и чеченским диалектом есть определенные отличия. Чеченцев он делит на 3 категории: мирные, независимые и горные чеченцы (ичары мычкыз — кумык, ел.). К мирным чеченцам С. М. Броневский относит в основном тех, которые проживали по правому берегу р. Сунжи в 24 верстах, в таких больших деревнях как Новый Чечень, Гаджи-аул, Янгель-юрт (Энгель-юрт — Ш. А.), Джанты, Чабрило, Шабет. К этим мирным селениям автор причисляет еще шесть деревень.52
В конце 20-х — начале 30-х годов XIX в. сбором сведений и описанием истории чеченцев и ингушей на Кавказе в пору так называемой Кавказской войны занимались в основном русские офицеры. Таковыми являются в частности, исследования русских офицеров Р. Ф. Розена и И. И. Норденстамма. 3 Барон Р. Ф. Розен, будучи одновременно начальником 21-ой пехотной дивизии и левого фланга Кавказской Линии в 1830 г. произвел описание некоторых народов Чечни и Дагестана, входивших в это время в его правление. Основное внимание автор уделил анализу экономического состояния и политического положения горцев. Описывая общества вайнахов (карабулаков, качкалыковцев и ауховцев), живущих по pp. Терек и Сунжа, барон Р. Ф. Розен заметил, что «они составляют образованнейшую часть всей Чечни и разделены начальством под управление разных владельцев, живущих на Тереке». Все
эти названные вайнахские общества, — указывает далее автор, — имеют один язык, нет у них отличия в характере, наклонностях, обычаях, правах, законе, вере и принадлежат они одному обществу — чеченскому племени.
Высоко отзывался Р. Ф. Розен о тактике ведения войны и обороне горцами в горной, пересеченной местности. «Сражаются (горцы — Ш. А.) вообще в закрытых местах упорно, — указывает он, — умеют весьма пользоваться местными удобствами, искусно располагают засадами, неосторожности, малейшие замечают и мгновенно ими пользуются».55 Подробно описывает Р. Ф. Розен преимущества оборонительной тактики ведения военных действий чеченцев.
Говоря о хозяйственной деятельности, т. е. об основных отраслях хозяйства чеченцев, живущих ближе к горам и на равнине, Р. Ф. Розен указывает, что главные злаковые культуры их составляют — пшеница, просо, ячмень и кукуруза; огородные растения — лук, черемша, чеснок; фрукты — яблоки, груши и дули. При этом чеченцы, живущие на р. Терек и на равнинах по pp. Сунжа и Аргун, — согласно источнику, — более занимаясь хлебопашеством, скотоводством, рукоделием, …живут изобильнее, занимаются торговлей лесом, изготовлением домашнего горского сукна и звериною ловлею. Но зато чеченец, имеющий в горах две пары быков, одну или две коровы, — сообщает Р. Ф. Розен, — считается вполне зажиточным.
В отличие от равнинных чеченцев автор делит горных чеченцев на ичкеринцев и чабуртлинцев (чеберлоевцев — Ш. А ), совершенно сходных в нравах, обычаях, законах, вере, характере и управлении. Ичкеринцы живут разбросанно во многих маленьких деревнях, заселяют землю гористую, покрытую сплошными лесами и изобилующую множеством ключей и родников, занимаются разведением крупного и мелкого рогатого скота, особенно хорошо развито пчеловодство; основная торговля их состоит, — указывает далее Р. Ф. Розен, — в продаже воска, меда и бурок соседним андийцам и мирным чеченцам.57
Думается прав Р. Ф. Розен, когда он утверждает, что ичкеринцы (горные чеченцы — Ш. А.) дали начало чеченцам, ранее переселившимся и живущим ныне по Сунже и другим рекам на равнинах, и если последние по какой-либо причине лишались здесь своих земель, то имели неоспоримое право на земли, обитаемые их предками в горах. И в этом случае горные жители ни в коем случае не отказывали им. Одновременно отмечалось, что «недовольные (равнинные чеченцы — Ш. А.) разбирательством своих местных стариков в делах тяжбенных отдаются на суд ичкерийских и по решению сих стариков беспрекословно исполняют…»58
Чабуртлинцы (чеберлойцы — Ш. А.) живут по соседству с ичкеринцами и Андиею (Дагестан), — указывает Р. Ф. Розен, — и имеют 3 тыс. человек мужского пола. Край чеберлоевцев изобилует пастбищами, местами для летнего и зимнего выпаса скота; хорошо развито овцеводство и пчеловодство, значительно слабее развито хлебопашество. Питаются горцы хлебом ячменной муки и высевают у себя особый сорт пшеницы, называемой в России полбою. Кроме того, автор сообщает, что из шерсти овец чеберлоевцы изготавливают для домашних нужд довольно изрядные сукна, а из оставшейся шерсти делают бурки и продают их а небольшом количестве андийцам и соседним народам, а также в Грузию и в кумыкские владения. Вблизи одной их деревни Хаду находится озеро с тем же названием, имеющее в окружности 10 верст, неизмеримой глубины и отменно хорошего вкуса вода.59 Жители Чабуртлы — указывает далее Р. Ф. Розен, — почти не поддерживают никаких связей с другими чеченскими обществами.60
В начале 30-х годов XIX в., будучи капитаном Генерального штаба Российской армии на Кавказской Линии и одновременно участвуя в военных действиях против горцев, И. И. Норденстамм произвел краткое военно-статистическое описание Чечни, в основном экономического и этнографического характера. Говоря о развитии у чеченцев такой важной отрасли земледелия, как хлебопашество, автор отмечает, что Чечня производит урожая больше, чем нужно для прокормления ее населения и избытки его обменивают горцы всегда своим соседям — кистинцам и лезгинам, живущим в бесплодных горах, на шерсть, бурки, грубое сукно и т. д. Посевы чеченцев состоят из небольшого количества ганеницы и ячменя, но более всего из кукурузы и проса. Чеченцы Сунженские и терские очень
рачительно занимаются хлебопашеством, и они богаче других, — отмечает автор. Чеченцы занимаются также шелководством. И. И. Норденстамм отмечает также, что у чеченских земледельцев хорошо развита оросительная система, поскольку для получения высоких урожаев они весною и летом наводняют свои поля, для чего из речек повсюду выведены канавы.61
И. И. Норденстамм указывает, что хотя многие исследователи до него ошибочно считали, что горная Чечня бесплодна и мало обитаема, на самом же деле это прекрасная страна, которая для горца представляет много удобств, здесь достаточно населения, большие хорошие деревни, нисколько не уступающие деревням на равнине; из больших деревень в горах создаются небольшие выселки, и в «лесах везде видны недавно очищенные для хлебопашества места» (ирзо — Ш. А.). Автор подробно описывает также отрасли хозяйства чеченцев, как скотоводство разведения крупного и мелкого рогатого скота, коневодство; развитие садоводства, пчеловодства, табаководства, шелководства, огородничества, бахчеводства и т. д.62
Относительно размещения и добычи полезных ископаемых на территории Чечни, в рассматриваемое время И. И. Норденстамм замечает, что по рассказам старожилов «в некоторых местах земель кистинских и в горной Чечне жители добывают свинцу, но в весьма малом количестве»; еще раньше якобы добывали они серебро, но также в незначительном количестве. А на границе Чечни, вблизи кистинской деревни Муцо имеются весьма богатые серебряные, медные и свинцовые руды, обследованные якобы посланным туда в свое время коллежским секретарем Гордеевым.63
Большое место уделил И. И. Норденстамм в работе анализу торговой деятельности чеченцев. Автор подробно анализирует состояние торговли, как меновой, та и денежной, между равнинными и горными жителями, а также в селениях Брагу-ны, Гудурмес, Аксай Андреево (Эндери) и т. д. Автор указывает, что самой доходной частью торговли чеченцев с русскими являлся лес строевой и дровяной, который сплавлялся ежедневно по Тереку и Сунже до самого Кизляра для продажи. Ежедневно в Кизляр сплавлялось от 500 до 800 плотов строевого леса, за каждый такой плот платили от 30 до 50 руб. серебром, что составляло в целом около 25 тыс. рублей серебром. Другая, не менее важная и доходная отрасль торговли чеченцев — это доставка в Кизляр для садов таркалов (колья для виноградных лоз), за каждую арбу таркалов с доставкой в Кизляр платили от 3 до 5 руб. серебром и т. д. Кроме того, горцы со всего Восточного Кавказа осенью отправлялись в Кизляр и нанимались там на работы в садах. Как правило, горцы оставались зимовать в Кизляре и, работая здесь, получали в месяц от 10 до 15 руб. серебром.64
Таким образом, проанализировав первые два этапа историкоэтнографического изучения вайнахов российской академической наукой в XVIII — начале XIX века, мы наблюдаем тенденцию неуклонно развивающихся и углубляющихся культурных взаимоотношений чеченцев и ингушей с народами России и Северного Кавказа. Русско-вайнахские и вай-нахо-северокавказские экономические и культурные связи имели прогрессивное значение и последствия. Сближение народов Чечни и Ингушетии с Россией и народами Кавказа давало мощный толчок к более интенсивному развитию производственных сил и расширению экономических, политических и культурных связей их с соседними кавказскими народами и странами.
ла XVIII века и до 70-80-х годов через влияние пришлых кабардинских, кумыкских и аварских князей и феодалов на определенную часть равнинных чеченцев и ингушей. Политическое влияние князей и владельцев Кабарды и Дагестана на чеченские и ингушские народы достигалось не только военной силой не без помощи царской России, но и в известной мере сложившимися на данный момент социально-экономическими причинами.
Вассальные чечено-кабардино-дагестанские и ингушско — кабардинские отношения, которые имели место в Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время, носили в основном формальный характер. Суть этих отношений сводилась к тому, что чеченские и ингушские старшины и уздени получали в лице кабардинских и кумыкских князей и владельцев и их вассалов покровительство и защиту от притязаний соседних владельцев и царских властей. Кабардинские и кумыкские князья и владельцы по мере необходимости должны были присылать небольшие отряды для защиты чеченцев и ингушей от внешних врагов и добиваться разрешения от царской администрации на беспошлинный проезд горцев для торговли в Кизляр, Моздок, Астрахань и в соседние гребенские казачьи станицы.
Чеченские и ингушские старшины и уздени должны были нести перед кабардинскими и кумыкскими князьями и владельцами известные материальные и трудовые повинности. Разумеется, вся тяжесть этих обременительных податей и других видов повинностей ложилась на плечи простого горского народа.
Помогая укреплять господствующее положение вайнахс — кой знати среди своих соплеменников и ограждая их от внешних притеснителей, кабардинские и кумыкские князья и феодалы в то же время завладевали зимними пастбищами и сенокосными угодьями, которые были жизненно важными и необходимыми горским народам.
Грузинский исследователь Т. Д. Боцвадзе указывает, что интересы чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и осетин в определенной мере отличались от интересов Кабарды, Дагестана и Грузии. С одной стороны, эти народы, находившиеся в вассально-даннической зависимости от Кабарды, Да-
гестана и Грузии, стремились освободиться от этой зависимости с помощью России, что, безусловно, должно было отразиться на кабардино-русских, дагестано-русских и грузинорусских отношениях. С другой стороны, вступлением под покровительство России северокавказские народы хотели избавиться от угрозы порабощения их со стороны Турции, Ирана и Крымского ханства.
Было еще одно важное обстоятельство, которое стимулировало тяготение северокавказских народов к России. С ее помощью они стремились улучшить свое экономическое положение через разрешение беспрепятственно расселяться на равнинных землях, получение земельных наделов и сенокосных угодий, приобретение льготных прав на свободную торговлю в русских городах, крепостях и станицах.
В то же время кабардинских и дагестанских князей и владельцев не удовлетворяло стремление простых чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и осетин принять русское покровительство, ибо в этом случае они лишались своих феодальных доходов и привилегий. Поэтому кабардинские и дагестанские князья и владельцы стремились всячески лишать
установлению нормальных взаимоотношений между простыми горцами и России, считая, что северокавказские народы должны устанавливать свои контакты с Россией только с их ведома и разрешения.3
Политические противоречия между отдельными кабардинскими, дагестанскими князьями и феодалами и чеченскими и ингушскими обществами, получившими свое первоначальное развитие еще в начале XVII века в результате притязаний кабардинских и дагестанских князей на исконно чечено-ингушские земли, продолжают углубляться и в XVIII веке. Только после антифеодального и антиколониального движения горцев Чечни и Северного Кавказа под предводительством Ушурмы (шейха Мансура) в 1785-1791 гг. часть иноплеменных князей и владельцев была истреблена восставшими, а часть ушла за пределы Чечни и Ингушетии.
В первой четверти XVIII века эндерийские (кумыкские) владельцы старший Айдемир и Мусал Чепаловы, — сообщается в документах, — владели «знатною частью чеченцев». Кумыкский владелец Айдемир Бардыханов владел аулами Боль —
той Чечни и Большие Атаги. Кабардинский князь Девлет — Гирей Черкасский владел чеченскими селениями Шали, Гер — менчук и др. Во главе брагунских (с. Брагуны) чеченцев стоял Мудар. До 1779 г. (восстания кабардинцев против царской России) ингуши признавали, что являлись данниками кабардинских князей.4
В рассматриваемое время в Чечне и Ингуглетии, в отличие от Кабарды, Кумыкии, Осетии и других национальных районов, не было неограниченной власти князей и владельцев над подвластными горцами. Здесь не было также, как у соседних народов, купли и продажи крестьян и членов их семей, не соблюдалось и других чудовищных и унизительных форм насилия феодалов над земледельцами, как, например, у кумыков и кабардинцев. Зависимость чеченских и ингушских крестьян от своих хозяев выражалась чаще всего или в форме сдачи натурального налога за управление делами отдельного общества горцев, куда приглашались эти «варяги» и откуда нередко изгонялись, или в форме оплаты за земли, считавшиеся собственностью кабардинских или кумыкских владельцев.5
Таким образом, вассальная зависимость части чеченских и ингушских владельцев от иноплеменных князей и феодалов Кабарды и Дагестана не было прочной, постепенно становилась чисто формальной и к концу XVIII века перестала существовать. От нее остались лишь укрепившиеся здесь черты гражданского быта и общественного порядка, имевшие мно го общего с кабардинскими и кумыкскими, в частности — развитие и укрепление феодальных отношений внутри чеченского и ингушского народов.
Чеченские и Ингушские земледельцы неоднократно выступали против своих и иноплеменных (кабардинских и дагестанских) владетелей, требовавших больших податей, чрезмерного ясака. Путем совместных выступлений земледельцы пытались освободиться от ясака и сохранить за собой земли, где они поселились. Па кабардинских земледельцев, которые переселились в с. Шали сильное влияние оказывали их чеченские и ингушские собратья, находившиеся в более свободном положении, не испытывавшие жестокого гнета. Многие из чеченцев породнились с кабардинцами, постепенно крепла их дружба, теснее становились экономические взаимоотношения.
И когда кабардинские земледельцы, доведенные до отчаяния жестокостью и жадностью своих хозяев, восстали, их поддержали чеченские земледельцы. Согласно чеченскому преданию, горцы совместными усилиями сбросили с себя иго ненавистных угнетателей, готовивших жестокую расправу над восставшими.6
В вайнахском фольклоре достойное отражение нашла совместная борьба чеченцев и ингушей против притеснений кабардинских князей, дагестанских шамхалов и аварских ну- цалов. Этой героической борьбе посвящены две песни: «Свержение княжения Мусоста Алиевым Сурхо» и «Свержение княжения Кагермана вождем Балу». Песни воспевают героев этой борьбы.
Кабардинские и балкарские народы не только не поддержали князей и феодалов в их борьбе за сохранение власти над чеченцами и ингушами, но и сами вели активную борьбу против своих угнетателей.’
Вайнахские народы всегда оказывали братскую помощь своим соседям в их борьбе с внешним врагом. Вместе с кабардинцами вайнахи защищали пограничные рубежи российского государства от персидских, турецко-крымских агрессоров, участвовали в дипломатических миссиях по укреплению взаимоотношений с русским государством и другими народами. В XVIII веке чеченцы и ингуши вместе с кабардинцами вели освободительную борьбу против ногайских орд, совершавших набеги на Кабарду. В 1651 г. они совместно защищали Сунженский острог от персидских войск. В 1675 г. отряд из кабардинцев и окочан (чеченцев) участвовал в успешном походе русских войск против крымских татар.7
Однако случалось и так, что веками существовавшие между чеченцами, ингушами, кабардинцами, дагестанцами, балкарцами и осетинами дружественные отношения нарушались. И повинен в этом был царизм с его антинародной колониальной политикой, часто прибегавший к возбуждению и разжиганию межнациональной розни, натравливая одни народы на другие. «С начала моего командования на Линии (Кавказской — Ш. А.), — сообщал в своем рапорте на имя князя Г. А. Потемкина командующий на Кавказе генерал-поручик П. С. Потемкин, — старался я горские народы привести в несогла
сие с подгорными (равнинными — Ш. А.), дабы в удобных случаях употребить их в пользу на обуздание ближних к Линии. Такового правила держась, всемерно привлекал ингушей для чеченцев, карачаевцев для кабардинцев…»
Сооруженная в 1783 г. новая укрепленная линия между Моздоком и подошвой Главного Кавказского хребта так же способствовала разъединению живущих по Тереку северо — кавказских народов. Кавказская укрепленная Линия «…обеспечивая собщение с Грузией имела еще и другое важное значение: она отделяла Большую Кабарду от Малой и затрудняла возможность совместного действия их против нас (царских войск — Ш. А.) вместе с чеченцами и ингушам».9
И все же в решительный момент, когда затрагивались интересы народов, чеченцы, ингуши, кабардинцы, дагестанцы и другие народы совместно подымались на борьбу с колониальными властями. Так было и в 1785—1791 годах, когда на борьбу с царизмом и местными угнетателями дружно поднялись и чеченцы, и кабардинцы, и кумыки, и черкесы, и адыгейцы и т.
д. Благодаря их активным усилиям царское самодержавие не решилось открыть в 1785 году ранее намечавшееся по указу императрицы Екатерины II кавказское наместничество; оно было открыто только в 1786 году. Острие этого мощного антифеодального и антиколониального движения горцев Чечни и Северного Кавказа под предводительством Шейха Мансура было направлено на разрушение Кавказской укрепленной Линии, уничтожение крепостей и укреплений на ней, которые искусственно разъединяли горские народы. Эта стратегия сильно напугала царское правительство, стремившееся использовать наиболее лояльных к нему князей и владельцев против восставших горцев.
Если даже притязания пришлых кабардинских, дагестанских и грузинских князей и феодалов, а также колониальные захваты царизма вызывали отпор, то взаимное общение чеченцев и ингушей с трудовыми массами соседних феодальных владений были иными: между ними шел обмен производственными навыками, накопленным хозяйственным опытом, бытовыми привычками, обычаями, устанавливались брачные связи ит. д.
В рассматриваемое время, кроме политических связей, огромную роль в деле сближения чеченцев и ингушей с соседними народами Дагестана, Кабарды, Осетии, Балкарии и России играли торгово-экономические связи. Если на внешнем рынке с российскими городами главным образом преобладал спрос на изделие быта и ремесла, то с восточных рынков (Китай, Иран, Турция, Бухара) к горцам преимущественно поступали различные ткани, бухарские кожевенные изделия и т. д.
В свою очередь большим спросом у русского населения пользовался всякого рода сельскохозяйственный инвентарь чеченцев и ингушей. Известно также, что чеченский хлеб вывозился на продажу не только к соседним народам, но даже за границу — в Персию.10
В первой половине XVIII века преимущественно развивались торговые связи Чечни и Ингушетии с Терками, Святым Крестом, Кизляром, Астраханью, а со второй половины XVIII века — Моздоком. Особенно значительна была экономическая роль Кизляра, Моздока и Астрахани, где ежегодно собирались ярмарки и куда стекались купцы из России, Средней Азии, Иран, Закавказья, Индии и других мест.
В развитии и укреплении торгово-экономических связей одинаково были заинтересованы как народы Чечено-Ингуше — тии, так и России и всего Северного Кавказа. Поэтому торговые отношения между ними, возникшие значительно раньше, приобрели в XVIII веке постоянный характер. Вайнахские купцы регулярно посещали Кизляр, Астрахань, Моздок, берега Азовского и Каспийского морей, где они вели торговые операции не только с русским, но и иноземным купечеством. В свою очередь иранские и закавказские купцы, среди которых много грузин, армян и греков, являлись частыми посетителями торговых центров на Северном Кавказе.11
В начале XVIII века г. Астрахань продолжает оставаться главным узловым передаточным пунктом водных и сухопутных путей торговых связей народов Кавказа с Россией и Востоком. Кроме того, выгодное географическое положение и своеобразные условия экономического развития края обусловили важное место Астрахани во внутренней и внешней торговле как русского пограничного города, расположенного при выходе волжского пути в Каспийское море.
После сосредоточения всего волжского пути в руках России Астрахань приобретает крупное торговое значение. Через нее направлялись из Москвы торговые караваны и посольства в Закавказье, Иран, Бухару, Хиву и обратно; здесь же базировалась и основная коммерческая деятельность восточных купцов в Русском государстве. В Астрахань прибывали, наряду с русскими и татарскими купцами, бухарские, юрген-ские, кызылбашские, гилянские, шемахинские, ногайские, армянские и турецкие купцы, которые, пользуясь правом свободного приезда в пограничный город Русского государства, вели здесь постоянную торговлю в больших размерах.12
В первой четверти XVIII века Петр I выдвинул обширную программу укрепления экономических связей России с Востоком. Поэтому вполне естественно, что большое место в планах Петра I отводилось Астрахани, которая, вследствие своего выгодного географического положения, издревле была крупным центром восточной торговли. Судя по документальным сведениям таможенных выписей Астраханской таможни за 1718, 1723, 1724, 1725 гг., в г. Астрахань привозили из г. Терки окочанскими (вайнахскими) жителями различные товары и изделия чисто кавказского производства, и, наоборот, из г. Астрахани к горцам доставлялись товары российского, западноевропейского и восточного производства.13
Так, в ноябре 1718 г. терский окочанин (чеченец) Кюри Салманов вместе со всеми товарищами по совместной торговле из г. Астрахани вьвзез «…пятьдесят четыре фати; кож красных малых; восемьсот пятьдесят аршин холста; двадцать четыре меха заячьих; хребтов два пуда; сандалу синего; четыре зеркала простых; пять зеркал круглых московских; две овчинки бухарские; шесть овчинок калмыцких, белых; пять аршин стамеду; двадцать удил железных; двадцать четыре ножниц; московских рубашек; триста десять кувшинов муравленых малых и средних; пятьдесят чашек муравленных малых и средних; восемьсот десять аршин холста…»14
В декабре 1723 г. терский окочанин (чеченец) Курманали Богоматов вывез из г. Астрахани «…две тысячи аршин холста ровного; тридцать три фати, кож красных;двадцать семь коробок красных; сто семьдесят пять чаш красных; сто чашек малых; семьсот блюд красных; пятьсот аршин холста ровного; одиннадцать пуховников, заячьих мехов…»15
В это же время другой терский окочанин Мамак Алибеков вывез оттуда же «…сто иятьдесять кумачей красных; шестьсот сорок аршин крашенин; двести шестьдесят аршин крашенины битой; шестнадцать фатей; код красных; триста пятьдесят аршин холста; семьдесят аршин хрящу; пять мехов, красных двадцать белильниц; двадцать один мех заячий; черевей два меха заячьих, серых; две овчинки бухарские; четыре овчинки калмыцкие; четыре пуда сандалу; два аршина сукна ветешно-го; один кушак подшелковый…»16
Среди товаров, которые вывозились из Астрахани терскими окочанами (чеченцами), преобладают предметы одежды, хозяйственного быта и туалета — московские зеркала различных форм, московские рубашки, бухарские мерлушки, калмыцкие овчинки, китайские отрезы, т. е. Вывозили ассортимент тех же товаров, что и в XVII веке.17
Однако не только российские, западноевропейские и восточные товары, вывозимые из Астрахани в Терский городок и в другие горские селения, пользовались большим спросом у горцев, но и, по — видимому, вайнахские ремесленные изделия, в том числе и бурки, привозимые на астраханские базары терскими окочанами. Так, в ноябре 1725 г. терский окочанин Богамат Агаев вывез из города Терки в г. Астрахань «сто двадцать бурок черкасских».18 В это же время другой терский окочанин Агай Маметов привез на продажу в г. Астрахань товару: сорок пять сукон и сто двадцать бурок черкасских.19
Как видим, в лице Богамата Агаева и Агая Маметова перед нами предстают не простые жители г. Терки, а вполне сформировавшаяся богатая купеческая прослойка окочан, которая вывозит на астраханские базары большие партии горских бурок и сукон с целью извлечения денежно прибыли или для обмена их на товары российских, среднеазиатских или восточных купцов.
Однако по сравнению с XVII веком в XVIII веке значительно расширился ассортимент в основном промышленных товаров отечественного производства, которые вывозились из Астрахани индийскими и другими купцами в Закавказье и Иран. К ним относится разнообразный набор галантереи (платки, ленты, банты, тесьма, нитки, чулки, бисер и т. п.), мелкие металлические изделия (иглы, наперстки, булавки, пряжки и пр.),
а также мыло-ядро, посуда деревянная, оконное стекло, предметы хозяйственного обихода (сундуки, коробки, ларцы и пр.), свечи восковые и сальные, писчая бумаги «российских фабрик» и др. Кожи, сукна, меха, краски, полотно и холст также являлись основными предметами вывоза.20
Наряду с Астраханью в начале XVTH в. одним из главных связующих пунктов торгово-экономических связей России с народами Северного Кавказа, Закавказья становится город Терки (Терский городок).
В рассматриваемое время г. Терки является не только экономическим, но и главным военным и административным центром Северо-Восточного Кавказа. Через г. Терки Российское государство было связано с Ираном и другими странами. Терки был связан также торговыми путями с Дагестаном, Чечней, Ингушетией, Кабардой и Закавказьем. В Терском городе проживало смешанное население. К этому времени относится образование около Терского города Заречной, Черкасской и Новокрещенской слобод. В конце XVI в. здесь появились слободы Окоцкая и Татарсккая.
Казаки поддерживали дружеские, кунацкие связи с горцами. Горцы свободно ездили за Терек, а казаки — в горы. Казаки совместно с горцами участвовали в защите пограничных рубежей от песидских и турецко-крымских завоевателей.21 Терский город продолжал оставаться резиденцией царских воевод.
В первой четверти XVIII века, а точнее — до 1724 года, в город Терки продолжал оставаться важнейшим торговым и связующим пунктом между Россией, народами Северного Кавказа и Закавказья.
В Терский город в начале XVIII века приезжали торговать купцы из Ирана, Шемахи и Дербента.
Главными торговыми путями, по которым Чечня и Ингушетия в рассматриваемое время поддерживали торгово-экономические связи с Россией и соседними народами Северного Кавказа и Закавказья были сухопутные магистрали. Так, одним из торговых путей из г. Астрахань о котором мы говорили выше, пролегал через степь в Терский город, а оттуда в находящийся на земле кумыков город Терки. Этому отчасти
благоприятствовало то выгодное положение которое он занимал в то ~ 22 время на прикаспииском торговом пути.
Существовала другая торговая дорога, которая вела от г. Терки до Сунженского городка, затем шла вверх по р. Сунжа и через владения мелких феодалов (на территории Малой Кабарды) уходила по трассе современной Военно-Грузинской дороге, и далее поворачивала на Восток, в Кахетию (Восточная Грузия).23
Через южную часть Чечни также проходил торговый караванный путь «из восточной части Северного Кавказа в Дагестан и на восток».24 Правда, существовал еще старинный торговый путь, который проходил через земли мичкизям (чеченцев) и назывался «мичкиаской дорогой». Он связывал население Терского города с аулом Дарго и со всем Дагестаном.25
Среди множества торговых путей существовали также дороги, шедшие от берегов Черного моря и Генуазских колоний через земли адыгов, карачаевцев и далее по Тереку через территорию югу — западной Чечни в Дербент и страны Востока.26
Таким образом, судя по наличию множества торговых сухопутных дорог связывавших Чечню и Ишуглетию с Россией, Северным Кавказом, Закавказьем и Востоком, чеченцы и ингуши в XVIII веке имели все условия для развития как внутренней, так и внешней торговли. Содержание дошедшего до нас документа 1708 г. дает нам основание полагать, что между ногайцами, черкесами, терскими окочанами и гребенски-ми казаки, с одной стороны, и жителями Чечни, с другой стороны издавна существовали, а в XVIII
в. получили свое дальнейшее развитие торгово-экономические связи. Так в документе 1708 г. читаем: «из них же ногайцев Алды — Гирея и черкасского беглой уздень Лузан да 2 человека терских окочан (чеченцев — Ш. А.)… ездили с Терку для продажи в Чечню с рыбой».27
Об усилении экономических связей горцев с русскими городами, расположенными на Северном Кавказе и в самой центральной России, имеется также много документальных материалов известный Тарковский шамхал Адиль-Гирей просит разрешения у царя Петра I об определение его сына Кас-булата начальником над ауховцами (чеченцами), проживающими в Терках, и одновременно обращает внимание «во цар
ского величества » на то, чтобы горцев, проезжающих в Москву или в другие в российские города для покупки за свои деньги и потребного числа пороху, свинцу и оружия… везде с теми вышеописанными покупками на заставах не задерживая пропускать».28
Определенный интерес представляет прошение кумыкского шамхала Адиль-Гирея к Петру I от 23 января 1721 г.’В нем Адиль — Гирей просит, чтобы его горцам не запрещали покупать домашнюю птицу в российских городах (по-видимому, в г. Терки) и свободно разрешали им проезжать в городе для приобретения других необходимых товаров.29
Всесторонние связи народов Северного Кавказа с Россией усиливаются после того, как Петр I побывал здесь во время Персидского похода в 1722 г. Он установил личные контакты со многими здешними владетелями и князьями. Об этом свидетельствует множество документов.
В специальном письме за 1722 г. на имя царя Петра I горский владетель просил разрешить его торговым людям проезд в г. Астрахань и Терки для покупки свинца, пороха, кремней, ружей и др. «Прошу вашего величества, — обращается к царю кумыкский шамхал, — дабы дан был такой приказ, что ежели когда люди мои приедут в Астрахань и в г. Терки для покупки пороху и свинцу, то б покупали без всякого запрещения и свободно сюда вывозили».31 А уже 20 сентября 1722 г. в специальной грамоте, выданной кумыкскому шамхалу Адиль-Гирею, правительство разрешает свободно отпускать ему для продажи пороха и свинца Петр I подтверждает князю: «По требованию вашему порох и свинец отпускаться к вам будет из Астрахани или с Терку немедленно».32
К концу 20-х годов XVIII века торговые связи вайнахов с жителями Аксая (Дагестан) и гребенских городков (казаки) принимают систематический характер. Судя по документам, дошедшим до нас из архива Терского коменданта, между око — чанскими (чеченскими) жителями этого города и аксайскими жителями шла оживленная торговля. В специальной «Книге для учета пошлин, взимаемых с приезжих жителей» этого архива за 1726
г. читаем: «С проезжего письма с терского жителя окочанина Курмана Богоматова с женой его, Кихата Арас-ланбекова, да с работницей двое, да с работников двое человек, которые отпущены в Аксай для торгу, пошлин по указу 24 алтыни деньги взято».33 В другом документы архива Терского коменданта от 15 февраля 1726 г. сообщается о том, что с терских окочан Суркая Усманова с двумя его работником, которые были пропущены в Аксай «для покупки запасов, так-
были взяты пошлины».34
В аналогичных письмах от 13 и 14 марта 1726 г., фиксируемых в «Книге для учета пошлин…», указывается также, что окочане Махмуд Мусаев с двумя работниками и Исмаил Ба-матов с одним работником были пропущены в казачьи городки, в том числе в Червленный для торговых нужд и приобретения «запасов».35 Как видим, в торговых связях с жителями Дагестана и гребенских казачьих городков в основном участвуют представители местной верхушки Чечни и Ингушетии со своими зависимыми «работными людьми».
К 20-м годам XVIII века бывший торговый центр края г. Терки приходит в упадок, утрачивает свое значение. Приехавший сюда в 1722 г. Петр I находит расположение города Терки на весьма неудачном месте.
Для экономического развития края необходимо было построить новый крупный торговый центр. И вот в 1722 г. в 20-ти километрах от устья реки Сулак, где от основного русла отделяется приток реки Астрахани, была заложена новая крепость — Святой Крест, которая с этого времени стала новым экономическим и. административным центром на Северном Кавказе и в Прикаспии.
Царское правительство, в целях экономического освоения северокавказского края, всячески способствовало переселению на Терек армян, грузин, чеченцев и представителей других народов, занимавшихся садоводством, шелководством, ремеслом, торговлей и другими отраслями сельского хозяйства. Кавказские народы, переселившиеся на новые места, строили дома, обзаводились хозяйством, открывали лавки. Так же, как и около города Терки, вблизи крепости Святого Креста очень быстро стали возникать слободки, населенные черкесами, чеченцами, кабардинцами и др. Численность населения этих слободок стала быстро расти.36 Таким образом, крепость Святого Креста быстро становится средоточием торговли на Кавказе между горцами, Россией и Закавказьем.
В грамоте Петра I от декабря 1722 г. на имя кумыкского шамхала Адиль-Гирея по поводу отпуска из крепости Святого Креста ему пороха и свинца сказано: «…Пороху, свинцу и кремней велено к вам отпустить из крепости Святого Креста, что при Сулаке или от Астраханской…».37
В 1724 г. последовал специальный Указ Сената о беспошлинном провозе и свободной продаже вина, табака, всяких хлебных и мясных припасов и скота в Дербенте, Баку и в крепости Святого Креста.38
Однако заметим, что оставшиеся жители г. Терки и в частности окочане, торговали не только с народами Дагестана (Аксая) и гребенскими казаками, но и с жителями крепости Святого Креста. Так, в документальных сведениях за 28 февраля 1726 г. говорится о том, что с терских жителей, по-видимому, знатных людей — окочан Бамата Касканова и Ибрагима Гиреева с их работниками, которые были пропущены для торговли в крепость Святого Креста, администрацией города была взята соответствующая пошлина.
Судя по некоторым известиям первой четверти XVIII в. и, в частности, исследователя И. Г. Гербера о народах, проживавших вдоль западного берега Каспийского моря, за крепостной стеной Святого Креста, имелись торговые заведения, куда приезжали для торговых операций российские купцы, армяне, горные чеченцы, татары40 и др.
В 1735 г. была упразднена крепость Святой Крест, и в том же году основан был город Кизляр, как главный административный и торговый центр на Северо-Восточном Кавказе. Среди городов Северного Кавказа Кизляр являлся одним из старейших на Кавказе. Создавая и укрепляя город Кизляр, царская администрация рассматривала его как форпост на Северном Кавказе. Кизляр занимал в XVIII в. важное стратегическое положение между Северным Кавказом, Дагестаном и Закавказьем. Через Кизляр проходил путь, связыпавший Кавказскую Линию с Астраханью; город являлся военно-административным и важным экономическим центром Северного Кавказа.
Прежде всего Кизляр являлся основным торговым центром между русским населением и кавказскими народами. Уже в 30-е годы XVni в. устанавливаются тесные экономические
связи Кизляра с народами Дагестана, Чечни, Ингушетии и Кабарды.41
Кизляр быстро устанавливает торговые связи с Россией, Закавказьем и Ираном, являясь посредником между горцами и указанными странами. Обычно большая часть негромоздких товаров, предназначенных для Кавказа и Ирана, отправляясь с Нижегородской ярмарки водою до Астрахани, а оттуда сухим путем через Кизляр, Владикавказ и Тифлис.42
Кизляр имел тесные торгово-экономические связи с местными дагестанскими и чеченскими ремесленными и торговыми центрами. Среди них выгодное место занимали селения Андреевское (Эндери), Асаевское (Аксай), Костековское (Ко — стек), Тарковское (Тарки), Брагунское (Брагуны), Девлет-Ги — реевское (Новый-Юрт).
Второе место в торговле с Кизляром занимало селение Аксаевское, расположенное на границе с Чечней. Оно на своем рынке поглощало много продуктов и изделий, доставляемых из чеченских аулов, и в свою очередь эти товары перепродавали в Кизляр. По свидетельству очевидцев, там чеченцы променивали сырые кожи, меха, воск, мед, лошадей, рогатый скот, войлок на необходимые им вещи, как-то: порох, свинец, огнестрельное оружие, чугунные котлы, холст, юфть.43
Селения Брагунское, основанное еще в XVI веке на левом берегу р. Сунжи в 55-ти километрах от нынешнего г. Грозного, долгое время играло важную роль в экономических связях с гребенскими казаками и самим городом Кизляром.
Из селения Брагунское вывозили в Кизляр бурки, горское сукно, овчины, шкуры домашних и диких животных, шелк — сырец, лошадей и скот.44 С Кизляром имели торговые связи и такие большие чеченские селения, как Большой Чечен, старый Юрт, Урус-Мартан, Старые Атаги и др. В Кизляре находились целые улицы, заселенные выходцами с гор, в том числе чеченцами и ингушами.
Для горцев сбыт их товаров был насущной необходимостью, поэтому они собирались с товарами у русской границы по Тереку, Чеченцы и ингуши, так же как и другие северо — кавказские народы, торговали с казаками, русскими и армянскими купцами в пограничных городах (Кизляре, а позднее и в Моздоке). Казаки охотно приобретали у горцев черкесские
17. Ахмадов А. Ш. 497 бурки, шубы, шапки, а также продукты сельского хозяйства: просо, пшено, муку, воск, мед. В обмен на лошадей и волов казаки давали горцам рыбу, искру, соль.
Оживленная торговля происходила на Северо-Восточном Кавказе между гребенскими казаками и чеченцами и ингушами. Здесь так же как и на Западном Кавказе, особенно большой спрос со стороны горцев, занимавшихся главным образом скотоводством и земледелием, был на соль, фрукты, овощи, рыбу и холст кустарного производства. Русские в обмен на отпускаемые товары получали от чеченцев и ингушей лошадей, мелкий и крупный рогатый скот, чекмени, бурки, башлыки, но главным образом горские двухколесные арбы и ароб — ные колеса, которых казаки не умели изготавливать, ощущая в них в то же время острую необходимость.46
Кроме перечисленных выше товаров, горцы получали от казаков соль, бумажные и шелковые ткани невысокого качества, шелк-сырец, канитель для художественной вышивки, холст, разноцветный сафьян, войлок, посуду и мыло. Кроме того, казаки и горцы довольно часто встречались на ярмарках, которые систематически устраивались в казачьих станицах, нередко и в больших горских селах.47
Со второй половины XJ11111 века чеченцы и ингуши, так же как и другие народы Северного Кавказа, вплотную подходят к товарно-денежному хозяйству. Основной причиной этого было приближение почти вплотную русской границы к горам, что втягивало горцев, в том числе и чеченцев и ингушей, в торгово-экономические связи с Россией. Торговля с казачеством постепенно перерастала из меновой в денежную с русскими купцами; деньги становились средством расчету вытеснив холст, который служил раньше мерилом ценности.
Чеченцы и ингуши были крайне заинтересованы в усилении торговых сношений с русскими, для чего они настойчиво добивались свободного проезда в Кизляр и Моздок и снижения торговых пошлин. Из рапорта, поступившего с Шадринс — кого форпоста к кизлярскому коменданту от 18 февраля 1751 г., узнаем, что к Шадринской заставе прибыли едущие в Кизляр, видимо, для торговли чеченский владелец Алибек Касбула-тов вместе с узденями Музакаем Сунгуровым, Казыханомп Хазылевым, Али-Исхаком Бисакаевым, Юнусом Челчиком…, да вместе с ними князя Мудара уздень Амерхан Акаев, все вместе на четырех верховых лошадях и с четырьмя арбами товаров, с ними одна лошадь, шесть волов; при них ружей пять, серебряная оправа для патронниц; с одним колчаном, цоясок с серебряной оправой»49
Из другого рапорта того же Шадринского форпоста 3 марта 1751 г. сообщается, что через Шадринскую заставу был пропущен другой чеченский владелец Расланбек Айдемиров с его человека на трех верховых лошадях, при них ружье в серебряной оправе, 2 шт. поясов в серебряной оправе, две сабли, патронница и другое.50
Предметами торговли русских были также хлопчатобумажные изделия, холст, железо, из которого горцы изготовляли серпы и косы, а также свинец для изготовления пуль. О размерах торговли дает представление, например, прибытие из г. Кизляра в Кабарду караванов русских купцов в числе более 100 человек.51
В Чечню и Ингушетию поступали через Кизляр товары не только северокавказского производства, но и турецкие, персидские и даже западноевропейские. В одном из документов говорится^ что в Шеки приходят товары из Персии и Азербайджана, а из Шеки расходятся эти товары в Джары, Дагестан, Чечню, в Малую и Большую Кабарду.
Привозимые в Баку из Персии товары оттуда отправлялись во все области Северного Кавказа. Из Баку вывозили в большом количестве разные бумажные, персидские и шелковые материи к лезгинам в Большой Дагестан, и чеченцам и ингушам, а также в Малую и Большую Кабарду и Кизляр. Жители этих районов приезжали в торговые города за товарами и одновременно привозили свои изделия.54
Различные товары и изделия ремесла горцев поступали не только в города Кизляр, Астрахань и т. д., но и в отдаленные районы Центральной России. В свою очередь и изделия русских мануфактур, минуя таможни Кизляра, поступали к горцам. «Здешние купцы, — сообщает документ, — туда в горы отвозят (товары — III. А.) и тамо в розницу продают и на всячину меняют, в таком горцы не ездя в Кизляр там у оных, что кому надобно берут».55
Русские купцы из Центральной России привозили в Чечню и Ингушетию холсты,_^сукна, бумажные, шерстяные, льняные и шелковые материи.
Некоторые жители Чечни (с. Гехи) — надо полагать, что такие могли быть только из имущей части чеченского общества — добывали в большом количестве шелк-сырец, вывозили его в Кизляр и продавали на тысячи рублей.57 В то же время в одном из документов того времени читаем, что шелк составлял главный предмет торговли Кизляра с Персией.58
В рассматриваемое время между различными горскими, в том числе и вайнахскими обществами, Крымом и закубански — ми народами шла оживленная торговля, имевшая для них важное значение. Об этом говорят многие факты. Так, например, о том, что привозили товары из Западного Кавказа, видно из следующего документа: «А понеже к их владельцам (ко — стюковским, андреевским, брагунским — Ш. А.) в их владения приезжают из Крыму и из Кубани татары и привозят с собою холст, кумач, выбойки и тому подобные бумажные материи, тако же сабли, свинец, порох, фузеи, кремни и протчее огненное оружие, а сверх того и лошадей, в чем во всем они владельцы, а особливо лезгины крайний недостаток имеют».59
Среди коренных жителей Чечни и Ингушетии встречались и такие люди, которые вели свои торговые операции далеко за пределами Терека. Так, при допросе в Петербурге в 1791 г. один из сподвижников Ушурмы (шейха Мансура), чеченец Гасан-Хаджи, пятидесяти лет от рождения, на вопросы: «Чем занимался? В каких местах бывал?» Ответил: «Большую часть жизни своей провел в земледелии, а между тем бывал в многих дагестанских и чеченских селениях по разным надобностям, бывал также на Таманском острове для торгового промысла».60
Документы свидетельствуют о том, что чеченцы и ингуши в XVin веке поддерживали постоянные торговые связи со своими ближайшими западными соседями — жителями Малой и Большой Кабарды. Так в донесении узденей князя Эльмурзы Бековича Черкасского — Бамата Усеинова, Курман-Али Мень — кишиева — на имя Кизлярского коменданта отмечалось о том, что они в 1759 г. ездили для торговли в Малую иБолыпую Кабарду, имея при себе 24 рубашки из холста, перевозка которых вместе с пошлинами обошлась им в 12 рублей.61
Зарождение торговых центров в самой Чечне и Ингушетии в конце XVTH века было одним из основных условий развития торговли и роста товарно-денежных отношений. Местные торговые центры оказывали воздействие на экономическую жизнь окрестных поселений. Таким торговым центром стал в это время аул Чечень, который вел широкую торговлю, имея множество лавок. Торговали здесь в основном армяне, грузины и евреи.62 В конце XVIII — нач. XIX в. другим торговым центром в Чечне стал Старый Юрт, напоминающий настоящий город с лабиринтами улиц и закоулков. Крупными торговыми центрами являлись также Брагуны, Гудермес и другие, а вне Чечни и Ингушетии — Аксай и Эндери…
Со второй половины XVIII века большое значение для сближения горских народов с русским населением начинает играть Моздок, ставший крупным форпостом в центральной части Северного Кавказа и узловым пунктом дорог, связывавших юг Росси с Грузией. Приближение русской пограничной линии к Осетии в связи с основанием Моздока еще более способствовало укреплению русско-кавказских отношений. Город Моздок постепенно превращается в центр политической, экономической и культурной жизни Осетии. Вокруг Моздока и рядом с казачьими станицами отдельные осетинские фамилии образуют свои поселения. В Моздок, становившийся одним из торговых центров на Северном Кавказе, привозили свои товары русские купцы, армянские, грузинские, осетинские, кабардинские, чеченские, ингушские и другие торговцы.64
В последней четверти XVIII века Моздок стал одним из крупных торговых центров на Северном Кавказе. Проходившая через гор. Моздок Кавказская дорога во многом способствовала развитию торговли. Она связывала Северный Кавказ через Каспийский водный путь с Астраханью, Нижним Новгородом, Москвой и другими торговыми центрами России. В Моздоке было большое количество ларьков, магазинов и других торговых предприятий.65
С основанием крепости Моздок торгово-экономические связи чеченцев и ингушей, естественно, еще более расширились. Из специальной «Ведомости» пошлин, представленной в Моздокскую комендантскую канцелярию, видно, что в крепость Моздок из Большой и Малой Кабарды, Чечни и Ингушетии привозились разнообразные товары для торговли с терскими и гребенскими казаками, русскими переселенцами, торговцами из Грузии и Северного Кавказа. Однако и здесь, так же как и в Кизляре, объем торговли с соседними горцами, Россией и Закавказьем ограничивался таможенными запретами властей или же чрезмерно высокими пошлинами на привозимые ими предметы торговли для русских поселенцев и казаков.
В 1772 г. ингушские старшины и их народ выражали недовольство царским властям по поводу запрещения простым ингушам торговать в крепости Моздок. Это подтверждает следующий документ: «Много-де радовались как присланным для просвещения нашего российских священников видеть удостоились и из того заключили чрез оных непрерывное с Россией иметь знакомство, но и еще де смыслию нашего кажется быть не сходно, чего-де ждать более добра, когда-де и в Моздок въезд нам загражден».
Несмотря на всевозможные препоны царских властей, чеченцы и ингуши вели торговлю с осетинами и кабардинцами в Моздоке. Так, кизлярским жителем окочанином (чеченцем) Рамзаном Алабердыевым было продано в апреле 1776 г. в Моздоке осетину Алию Чичуеву: спинок севрюжьих 30 штук за 1 руб. 40 коп.; соли три сабы за 1 руб.; спины (рыбы) 14 штук за 1 руб.; мешину одну за 20 коп.; соли 4 сабы за 1 руб. Всего на 4 руб. 60 коп.67 В это же время им же Рамзаном Алабердыевым было продано в Моздоке жителю Малой Кабарды Балу Чеботукову спинок севрюжьих 48 штук за 3 руб. 85 коп. В этом же месяце другим кизлярским жителем окочанином Очаром Байбатовым было продано в Моздоке жителю Малой Кабарды Ацуке Плаузу спинок севрюжьих 100 штук за 6 руб.68
В рассматриваемое время отдельные жители чеченских деревень, главным образом из имущей части населения, постоянно занимались добычей нефти и ее продажей своим соседям, в том числе казакам. Так, например, в августе 1811 года моздокские казаки сообщали генералу Ртищеву, что они получают большую пользу от чеченцев, живущих на Тереке, поскольку те привозят к ним на продажу черную нефть, которая идет для мазания колес тележек и пользуется большим спросом.69
В XVIII веке в Чечне и Ингушетии наряду с политическими и торгово-экономическими связями происходит также дальнейшее укрепление и расширение связей вайнахов с Россией и народами Северного Кавказа. В это время в Чечне, Ингушетии, Дагестане, Осетии и Кабарде идет процесс образования поселений, в которых совместно проживали многие представители народов Северного Кавказа и России. Этому во многом способствовало начавшееся массовое переселение чеченцев и ингушей с гор на равнинные земли.
Соседями чеченцев и ингушей издавна являются кабардинцы. Культурные связи между ними установились, полагают, еще в XIV веке, когда чеченцы и ингуши в поисках свободных земель стали спускаться к Тереку и Сунже и основали здесь первые вайнахские селения Парчхой и Юрт-аул. А затем, с течением времени, в бассейне Терека стали появляться смешанные селения из чеченцев, ингушей, кабардинцев и других народов. Надтеречные бильтоевцы (несколько чеченских сел) называли себя «гебертой» (Кабарда). 0
Героическая вайнахская народная песня «О князе Мусосте и Сурхо Алиеве» сообщает о том, что кабардинский князь Му — сост, который переселился на правый берег Терека, «заложил аул на земле ингушей». Чеченцы и ингуши вместе с кабардинцами, кумыками и другими народами жили в деревнях Брагуны (основана в XVI в.), Герменчук, Шали, Девлетгиреевс — кой, Новой Юрте, расположенном недалеко от станицы Черв — ленной. В селении Шали преобладало в это время кабардинское население, куда в результате межфеодальной усобицы переселились отдельные князья Малой Кабарды вместе со своими подвластными крестьянами.71
В это же время определенная часть чеченцев и ингушей проживала в кабардинских селениях и, в частности, на землях князей Бековича-Черкасского и Таусултановых, владения которых были расположены между Эльхотовым и реками Курпом и Тереком. Вместе с ними в селах проживали дагестанцы, кабардинцы и осетины. Так, в селении Пседах проживало 664 чеченца (164 двора). В кабардинских и балкарских деревнях находили себе приют многие беглые крепостные крестьяне и кровники из Чечни и Ингушетии. Предки многих кабардинцев и балкарцев являются выходцами из Чечни и Ингушетии.72
«Кабардинское и балкарское крестьянство всегда видело в лице своих соседей — чеченцев и ингушей — надежных друзей, к которым они могут уйти в любое «время», — указывает один из авторов «истории Кабарды» профессор Г. X. Мамбе-тов. В начале XIX века 160 дворов и крепостных крестьян переселились из Кабарды в Чечню. А спустя несколько лет крестьяне из 6 сел Малой Кабарды, подвластных князю Беко- вичу-Черкасскому, из-за жестокой эксплуатации восстали и и стали угрожать переселением в Чечню.73
Горцы Дагестана, Кабарды, Балкарии, Чечни и Ингушетии не только не препятствовали расселению на Северном Кавказе беженцев из России, но и выделяли им хорошие угодья, помогали обзавестись хозяйством, поддерживали с ними добрососедские дружественные отношения. Встречая такой прием, беженцы даже отказывались возвращаться в пределы Российского государства. «Проходили годы и русские беженцы осваивались с окружающими условиями. В то время к ним в селения стали спускаться горцы Дагестана, Кабарды, Чечено — Ингушетии». 74
В сооружаемых царской администрацией укрепленных городках и крепостях для русских войск расселялись с ведома и поощрения царизма выходцы из влиятельной верхушки горцев Северо-Восточного Кавказа. Как правило, такие «мурзы» и их уздени… получали денежные и хлебные склады и селились за речкой (за рекой Тюменской) и Черкасской слободе, рядом со слободкой Окоцкой, заселенной выехавшими из Акков в конце XVI века частью общества Акко (окохи, общества Акко) служилыми окочанами (вайнахами).75
В XVII веке различные населенные пункты возникали, как правило, рядом с русскими городами-крепостями на Северном Кавказе, а также в слободах вблизи Святого Креста. Здесь проживали представители в слободах вблизи святого Креста. Здесь проживали представители народов Дагестана, чеченцы, грузины, осетины и другие. Большое количество горцев от различных народностей Северного Кавказа обосновались в слободах вокруг Кизляра, в Моздоке и казачьих станицах. К сожалению, в документах нет сведений о количестве горцев, поселившихся среди терско-гребенского казачества. Но, по всей вероятности, оно было значительным, ибо документы подтверждают, что среди гребенского казачества было много «иноверцев» и имелись «татарские слободы».76
Согласно описанию свидетеля тех времен Ф. Котова, напротив крепости Кизляра располагались большие слободы — Черкасская, Окоцкая и слобода новокрещенных черкасов 77
Образованию подобных поселений в основном способствовало бегство феодально-зависимых крестьян от гнета своих владельцев и князей. Кроме того, существовал в горах Кавказ тяжелый обычай кровной мести, которой также способствовал уходу крестьян к русскому населению.
Жившие в районе Терека разноязычные северокавказские народы прекрасно ладили между собой, не питали неприязни друг к другу, не притязали на господство одних над другими. «Этот этнический конгломерат не был простым механическим соединением различных этнических элементов, — указывает исследователь Гаджиев В. Г., — а являлся своего рода «интернациональным» союзом людей, находящихся на одинаковом социальном и правовом положении, союзом людей, преследуемых «власть имущими»; они различались по психическому складу и по языку, но их объединяла общность классовых интересов».78
В свою очередь, терско-гребенские казаки поддерживали дружбу не только с народами Кавказа, жившими в районе Кизляра и Моздока, но и со всеми народами Северо-Восточно — го Кавказа. Основой для укрепления политических и культурных связей между казаками и горцами являлась известная взаимозависимость и взаимозаинтересованность между ними.
Северокавказские народы сказали в определенной мере влияние на развитие материальной культуры русских переселенцев. Терско-гребенские казаки переняли у кавказских народов форму^ одежды, виды снаряжения и вооружения и многое другое. В свою очередь, русские переселенцы оказывали благотворное влияние на материальную и духовную горцев. Горские народы «усваивали и перенимали в свой быт культуру горцев. Горские народы «усваивали и перенимали в свой быт культуру гребенских казаков. Это усвоение шло в двух направлениях: по линии духовной и, значительно сильнее, по линии материальной культуры».80
В то же время в XVIII веке к народам Чечни и Ингушетии, Кабарды и Балкарии, а также Осетии стали переселяться из Дагестана кустари-ремесленники. Этот процесс, естественно, имел положительные последствия, так как он способствовал установлению дружественных связей и даже родственных отношений между дагестанцами, кабардинцами, чеченцами, ингушами и другими народами Северного Кавказа.
Таким образом, в рассматриваемое время между чеченцами, ингушами и соседними северокавказскими народами, а также Россией установились и стали развиваться весьма прочные разносторонние политические, экономические и культурные связи, способствовавшие укреплению взаимной дружбы, выработке общей культуры, развитию и укреплению их межнациональных взаимоотношений.
Огромную роль играли в экономике вайнахов также вспомогательные отрасли хозяйства, как садоводство, пчеловодство, рыболовство, табаководство, мареноводство, охота, гор-
В XVIII — нач. XIX в. население Чечни и Ингушетии в плане его географического размещения составляло две массивные группы: равнинную и горную. И равнинная, и горная группы населения в силу неравномерности их социально-экономического развития исторически также делились на две части — предгорную и высокогорную. Соответственно физико-географическому положению сложились четыре группы населения, размещавшиеся в четырех, отличных одна от другой, зонах Чечни и Ингушетии.
В хозяйственном развитии Чечня и Ингушетия были также разнообразны. В экономике чеченцев и ингушей переплетались различные социальные уклады. Различия в хозяйстве заключались в известном разделении земледельческих и скотоводческих районов.
Вся территория, населенная вайнахами на равнине по р. р. Сунжа и Терек, считалась наиболее благоприятной для земледелия. Земля здесь являлась основным средством производства и источником существования. Чеченская равнина по своему плодородию после Кахетии в Грузии, — писал академик А. П. Берже,
— являлась лучшим уголком на Кавказе и слыла житницей Дагестана.1 Таким образом, в равнинной части территории Чечни и Ингушетии основной отраслью хозяйства вай-нахов оставалось земледелие, а скотоводство играло подсобную роль.
В горной Чечне и Ингушетии население преимущественно занималось скотоводством, и в частности, овцеводством. О карабулаках, например, проживавших ближе к горам, в верховьях pp. Сунжи, и горных ингушах, кистах царский офицер А. И. Ахвердов сообщал, что они имели большие овечьи стада.2 Земледелие же здесь выполняло второстепенную роль, ный промысел и т. д.
Третьей отраслью хозяйства вайнахов являлось ремесленное производство и домашние промысли, занимавшие немалый удельный вес в экономике края. В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии еще не сложились специализированные районы ремесленного производства. Ремеслом и промыслом занимались вайнахи мало — помалу во всех земледельческих
и скотоводческих районах.
В целом же для экономики Чечни и Ингушетии в XVTH — нач. XIX в характерны две ведущие отрасли хозяйства — земледелие и скотоводство. Причем, для равнинных районов с ведущей отраслью земледелия свойственны были ярко выраженные феодальные отношения, а для горных районов с ведущей отраслью скотоводства — характерна была недоразвитость классовых, феодальных отношений.
Развитие экономики и ремесла приводит к укреплению и расширению торгово-экономических связей с соседними северокавказскими народами и с Россией. Через города Астрахань, Терки, Святой Крест, Кизляр и Моздок поступали российские, восточные и западноевропейские товары. С появлением новых городов на Северном Кавказе торговые связи вайнахов с Россией и Закавказьем еще более усиливаются.
Со второй половины ХУШ века в торговых связях Чечни и Ингушетии с Россией и народами Кавказа усиливается тенденция развития денежных отношений. Товарно-денежные отношения способствовали углублению разделения труда. Развитие внутренней торговли осуществлялась образованием торгово-ремесленных центров — Гудермес, Шали, Гермен-чук, Старые Атаги, Чечен-Аул, Алды и т. д.
В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии сформировались два противоположных социальных лагеря: на одном полюсе социально-имущие сословные верхи — князья, феодалы (владельцы), старшины, богатые уздени, чанки, торговцы, мусульманское духовенство и т. д., а на другом — социально зависимые сословные низы — лай (рабы), ясыри, холопы, аза
ты, работные люди, бедные свободные уздени и т. д. В то же время в вайнахском обществе относительно зажиточная часть узденей и старшин продолжала еще находится в вассальной зависимости от крупных и влиятельных князей и феодалов. Значительная часть вайнахских крестьян — общинников оставалась свободной.
Существенным источником доходов местных князей и владельцев являлись отработочная и продуктовая ренты. Документы свидетельствуют, что жители различных вайнахских сел по нескольку дней работали всенародно «по своим обычаям для пахания на владельца» и «посеяния хлеба», а живущие по правому берегу Терека вайнахи своим владельцам и князям дань платили баранами и от каждого двора должны были выделять рабочего на один день работы: к посеву, жатве, сенокошению в хозяйстве феодала.3
Наряду с отработочной и продуктовой повинностями вай — нахское население платило своим владельцам и князям и денежную ренту. По свидетельству одного из документов того времени ингуши, выселившиеся на равнину, должны были платить своему князю по одному рублю с хозяйства. Князь обязан был защищать их от внешних врагов. Другой документ сообщает, что ингуши должны были давать аманатов кабардинскому князю Батако Жанботову и одновременно приносить в его пользу с каждого двора по одному рублю серебром и по две мерки проса.4
В XVIII веке архивные материалы свидетельствуют о существовании на равнинной части Чечни и Ингушетии феодальных владений пришлых князей из Кабарды, Аварии, Кыми-кии, Грузии — Черкасских, Турловых, Айдемировых, Казбу-латовых, Бардыхановых и т. д. Здесь мы наблюдаем более высокую ступень развития феодальных отношений, чем в горах, а также распространение неюридической власти пришлых князей на многие равнинные и предгорные села вайнахов.
Население равнинных сел внешне придерживалось про — российской ориентации. Пришлые князя и феодалы вместе с их подвластными знатными узденями и старшинами находились на государственном жаловании и пользовались особыми привилегиями. Кроме того, пришлые князья и феодалы име — 513
ли в Чечне и Ингушетии ряд известных вайнахских узденс-ких и старшинских семей, связанных с ними вассальными отношениями. Сила местных князей заключалась в их поддержке верхушкой вайнахского узденства. Поэтому не случайно, что местные князья и владельцы стремились всегда и во всем опереться на знатных узденей, которые пользовались в обществе огромным влиянием и авторитетом. Другая, основная и беднейшая часть уздений выполняла договорные повинности в пользу местных князей и феодалов,
В рассматриваемое время в горах Чечни и Ингушетии продолжали сосуществовать так называемые «вольные» общества или союзы вольных обществ вайнахов, в которых шел интенсивный процесс социальной и имущественной дифференциации. Под вольными обществами в горах подразумевались многочисленные селения или аулы, не подверженные российскому административно-политическому влиянию и вайнахс-кому княжескому правлению. «Вольные» общества вайнахов назывались по имени того или иного тайпа (тукхума). Каждое вольное общество состояло из представителей нескольких близкородственных тайпов, составлявших объединения определенного числа сельских общин (обществ).
Союзы вольных обществ или, правильнее сказать, союзы сельских обществ, как правило, состояли из жителей различных тайпов, но одного тукхума. Каждый такой союз (тукхум) в качестве своего политического центра имел наиболее крупное село или аул.
В XVIII — нач. XIX в. в Чечне и Ингушетии существовала категория вольных обществ, которая продолжала развиваться как отдельная территориальная единица и не входила ни в какие другие сельские общества и не образовывала с ними никакого другого общего союза.
Политические центры имелись в союзах вольных обществ вайнахов. Вольные общества или союзы вольных обществ располагались близко друг от друга и управлялись самостоятельно или под руководством старшины главного селения.
Главное отличие союзов вольных обществ в Чечне и Ингушетии от княжеских или феодальных владений на равнине заключалось в том, что во главе них не стоял ни князь, ни феодал, и общественно-политические и экономические отношения в них регулировались обязательными для всех жителей нормами обычного права-адатами. Все союзы вольных обществ были равны между собой и никто в союзах не мог прямо, открыто навязать свою волю другим членам общества. Однако были и сильные союзы вольных обществ (тукхумы), которые могли повлиять на принятые обществами угодных им решений по различным вопросам.
Во всех вайнахских вольных обществах были свои политические органы — Совещательные, законодательные, исполнительные и судебные. Такими органами являлись «Советы старейшин» (Къанойн кхел) и Народное собрание (Халкъан гулам). Во время работы Народного собрания общества власть старейшин, кадиев, жрецов несколько ограничивалась. Ниже мы несколько подробнее остановимся на рассмотрении деятельности этих органов власти.
В рассматриваемое время происходило этническое смешение населения одного «вольного» общества вайнахов с другим, причем с представителями разных тайпов, диалектов или наречий. Кроме того, часть вайнахских вольных обществ находилась либо под руководством старшин (старейшин) главного селения, союза вольных обществ, либо под политическим влиянием феодализирующейся знати.
Говоря об органах власти «вольных» обществ вайнахов в XVIII — нач. XIX в., следует заметить, что в дореволюционной исторической литературе их руководителей называют либо предводителями общества («баьчча»), либо старшинами (старейшина).
Органы управления сельских общин, входивших в состав вольных обществ, состояли из старшин, судей (кхелахой), почетных людей, Совета старейшин и Народного собрания. Об этом говорят адаты вайнахов и устные исторические предания. Факты свидетельствуют, что в сельских общинах вольного общества старейшины или так называемые «почетные старики» занимали ведущее положение в общественно-политической жизни горцев.
В вайнахских адатах зафиксированы также некоторые обязанности, которые выполняли местные старейшины или почетные старики. В этих а датах старейшинам, которые одновременно выступают в качестве судей, отведено решающее место.
В рассматриваемое время, надо полагать, в некоторых вайнахских сельских обществах старейшины (старшины) выступали также в роли военачальников, т. е. предводителей военных походов.
По мере усиления ислама в горных районах Чечни и Ингушетии в конце XVIII — нач. XIX в. власть кадия и муллы наравне со старшиной ( старейшиной) начинает играть на территории «вольного» общества все более заметную роль. Со временем старейшины, кадии и муллы в обществе превращаются в настоящих феодальных владетелей.
Старейшины назывались у вайнахов словом «къаной». Жители сельских общин выбирали себе старейшин по своему усмотрению. В некоторых обществах избирали по одному старейшине, а в других — два и более.
В каждой сельской общине в отдельности существовали свои органы власти — Советы старейшин (Къанойн кхел) и Народное собрание (Юьртан гулам). В Советах старейшин сельского общества выбирали старейшин села, почетных стариков, судей и руководителей тайпа (тайпанан тамада). Советы старейшин решали все повседневные дела. Серьезным органом в обществе оставалось долгое время и Народное собрание, которое созывалось регулярно в каждом селе.
До утверждения ислама в каждой сельской общине действовал суд по адату, а с первой половины XIX в. — суд по шариату. На суде, где рассматривались дела лиц, совершавших преступления, большую роль играла присяга и соприся-га со стороны ответчика и его родственников.
В XVIII — нач. XIX в. во главе различных вайнахских «вольных» обществ стоял верховный законодательный орган «Мехк-кхел» (Суд страны или Совет страны). «Мехк-кхел» собирался регулярно, как правило, для обсуждения общенародных вопросов и разбора частных споров (чаще всего два раза в год) в условленном месте. В экстренных случаях созывалось внеочередное собрание «Мехк — кхела». В промежутках между собраниями «Мехк-кхела» полномочия его выполняли старейшины сел (къаной), духовные авторитеты, представители богатой и знатной части вайнахского общества.5
«Мехк-кхел» вайнахов обладал также и исполнительной властью. Решение его было для всех обязательным. В случае неповиновения граждан в выполнении постановления «Мехк-кхела» лица сурово наказывались и сжигались целые села. Об этом свидетельствуют письменные источники.
В рассматриваемое время основные нормы правовых отношений вайнахских «вольных» обществ и других политических образований определялись в адатах. Чеченцы и ингуши называют свои правовые обычаи (адаты) словом «эдиль» или «адиль». Под адатами подразумеваются у горцев древние обычаи, которыми управляются все дела.
В мусульманском праве адат как местный обычай горцев противопоставляется не только шариату, но и общему государственному закону, как закон местный, имеющий обязательное действие лишь в данной местности, т. е. во внутренних делах данной сельской общины или народа.
Источники дают ряд любопытных сведений о происхождении адата, формах его образования и развития. Главным органом образования адата кавказских народов истории являлось третейство, т. е. мировой суд посредников. Суд посредников, не находя в старом адате меры наказания или ответы на все новые случаи, должен был выносить решения еще небывалые, хотя и применявшиеся к общему духу адата. Выработанное таким образом решение называлось «маслаатом» (перемирие).
В рассматриваемое время внутритайповое устройство вайнахского общества было основано на соблюдении и выполнении всеми его членами основных юридических норм адатов, выражавшихся в вопросах уголовного характера, семейных и наследственных. Тайп как семейная община характеризовался правами, привилегиями и обязанностями, предусмотренными для его членов правовым институтом адатов. В свою очередь правовой институт вайнахского тайпа устанавливал для своих членов и в целом всему обществу 23 наиболее важных общественно обязательных принципа адатов.6
В XVIII — нач. XIX века в целом вайнахское общество, если исходить из общего числа тайпов (родов), зафиксированных местными источниками, составляло более 135 и соответственно столько же, если не больше, надо полагать, крупных вольных обществ. Впоследствии из этого общего количества тайпов, более 100 тайпов объединились в 9 крупных союзов обществ (фратрии) — тукхумы: Аьккхий, Маьлхий, Нохчмахкой, Чіебарлой, Шарой, Шотой, Эрштхой, Чіаьнтий, Тіерлой.
В XVIII — нач. XIX в. каждое сельское общество вайнахов состояло из всех жителей данного селения. Население внутри сельского общества распадалось на тайпы. Тайп входил в состав сельского общества (общины) как составная часть населения.
Как известно, одной из характерных черт части вайнахских сельских обществ являлось наличие в них нескольких тайпов или семейных общин, ведущих свою родословную от разных предков. Внутри вайнахского тайпа сохранялись и использовались давние традиции хозяйственной и семейной помощи. Выражением этой древней традиции являлось их совместная трудовая помощь под названием «белхи» (чеч. — болх (работа)), оказываемая членами тайпа друг другу.
В сельских общинах тайпы делились по своему имущественному и социальному положению. В каждой общине были тайпы богатые, состоятельные и тайпы бедные, несостоятельные. Богатые тайпы и его члены имели в своем распоряжении пахотные и пастбищные земли и скот.
По существовавшему у вайнахов обычаю каждый тайп обязан был посылать на собрание сельского общества по нескольку человек своих представителей. На собрании общества ни один вопрос не решался без непосредственного участия членов тайпа. Наиболее значимые дела, касающиеся всего сельского общества, как правило, рассматривались на собрании глав тайпов, входивших в состав сельской общины. При решении особо важных дел тайпы посылали на собрание по нескольку человек своих представителей разных тайпов вайнахов, входивших в состав сельского общества, называлось собранием сельской общины — Юьртан гулам (чеч.).
В повседневной жизни управление сельским обществом осуществлялось как со стороны светских, так и духовных лиц. Каждый тайп выделял из своей среды по одному представителю — известного старейшину.
В рассматриваемое время вайнахский тукхум представлял «союз родов (тайпов — Ш. А.), объединившихся во фратрию по своему территориальному и диалектному единству. В пользу того, что понятия тукхум и тайп являются далеко не идентичными, говорит тот факт, что тайп в отличие от тукхума имел своего предка — родоначальника и сохранял кровнородственные, экзогамное единство членов своей общины, в то время, как в тукхуме строго соблюдалось территориальное и диалектное (языковое) единство.
В рассматриваемое время в отличие от тайпа, где отсутствовала кровная месть среди кровнородственных семей, внутри вайнахского тукхума закон кровной мести был обязателен.
В отличие от тайпа вайнахский тукхум не имел своего официального главы, равно как и своего военачальника (баьчча). Создание союза тайпов (тукхумов) представляло несомненный прогресс, происходящий на одной и той же территории как неуклонный процесс, ведущий к образованию нации…8
Материалы свидетельствуют о том, что в отличие от тайпов, где четко соблюдались правовые отношения, основанные на адатах вайнахов, и функционировали судебные и исполнительные органы власти, в тукхумах собирался Тукхумный Совет старейшин в качестве совещательного органа. Тукхумный Совет старейшин был наделен также большими полномочиями: в случае необходимости объявлять войну и заключать мир, вести переговоры с противником с помощью своих посредников и чужих послов и т. д. Кроме Тукхумного Совета старейшин существовал еще и Совет Страны (Мехк — Кхел), в который входили старейшины тайпов, старейшины сел, баьччи (вожди), жрецы или кадии и т. д.
Первые попытки государственного строительства на территории Чечни и Северного Кавказа в ходе народно-освобо — дительного движения горцев в 1785-1791 гг. были предприняты также имамом Мансуром, уроженцем из с. Аллы. Создание зачатков первых и главных атрибутов государственности являлось высшим достижением коллективного и творческого разума горских масс и их руководителя Мансура. Безусловно, в рассматриваемое время как в Чечне, так и в соседнем Дагестане, Осетии, Кабарде, Кумыкии и Адыгее имелись соответствующие для этого объективные и субъективные предпосылки. Прежде всего, необходимо было преодолеть существующую до этого среди горских народов межплеменную и межнациональную разобщенность, а также сепаратистские тенденции отдельных местных князей и владельцев, управлявших каждый в отдельности, изолированно, на основе ада-тов.
Складывание и функционирование государства Мансура происходило на фоне непрекращающихся военных действий кавказских народов против русского царизма и защиты их интересов от внешнего врага. Это определило военный характер государства Мансура. Огромное влияние на особенности и своеобразие государства, а также принципы его формирования оказала религия ислам, что также определило мусульманский характер государства.
В период военных действий в лице одного человека — Мансура — была сосредоточена административная, духовная (религиозная) и военная власть.
Самым авторитетным государственным органом имама Мансура являлся, по-видимому, Высший Совет государства. Он формировался сугубо из самых близких и доверенных лиц Мансура: из числа отдельных влиятельных князей (владельцев, старшин и узденей), авторитетных мулл (кадиев), высших богословов (алимов) и т. д.
В исключительных случаях, когда решалась судьба государства, созывались Съезды самых авторитетных и влиятельных представителей от различных сел и обществ Чечни, Дагестана, Ингушетии, Кабарды, Черкесии и Адыгии. В них также принимали участие члены Высшего Совета — кадии, муллы, князья, владетели, представители от различных сел (обществ) и соседних народов.
В рассматриваемое время на территории Чечни и Ингушетии прокатилась волна крестьянских выступлений. Почти во всех выступлениях крестьянских масс тесно переплетались мотивы антифеодальной и антиколониальной борьбы.
Так как феодализирующаяся знать в Чечне и Ингушетии была гораздо слабее, чем феодальная верхушка в Кабарде, Кумыкии, Осетии, Черкесии и в других районах Северного Кавказа, то антифеодальная и антиколониальная борьба в
Чечне и Ингушетии имела свои особенности. Как известно, в Кабарде, Кумыкии, Осетии и в других районах Северного Кавказа были весьма влиятельные и сильные князья и крупные феодальные владетели и там борьба горцев носила прежде всего ярко выраженный антифеодальный характер. В Чечне и Ингушетии же, напротив, наблюдается другая картина: фе-одализирующиеся верхи, чувствуя свою слабость и не имея сил самостоятельно подавить сопротивление народных масс, постоянно обращались за помощью к царским властям. Поэтому классовая борьба здесь приобретала более ярко выраженный антиколониальный характер.
Отдельные вооруженные выступления крестьянских масс не превращались во всеобщее антифеодальное восстание, потому что феодальному гнету были подвержены не все вайнах-ские общества, а часть.
Выступления горцев были неоднородны. В них наблюдались два основных течения. Первому течению принадлежали крестьянские массы — «черный народ», второму — некоторые представители феодальной верхушки: князья, владельцы, старшины, богатые уздени и др., ущемленные царизмом в их социальных привилегиях. Последняя, как правило, являлись временными попутчиками восставших масс.
Отсутствие политического единства в Чечне и Ингушетии не только мешало сплочению горцев и координации их усилий во время восстаний, но давало возможность царским властям, используя в своих интересах вражду и родовую рознь различных племенных вайнахских обществ, направлять отдельных владельцев и старшин с их подвластными против восставших горцев.
В марте 1785 г. на территории Чечни вспыхивает первое в истории Северного Кавказа мощное народно-освободительное движение во главе с шейхом Мансуром, чеченцем из с. Аллы по имени Ушурма. За короткое время движение охватило почти все соседние районы: Кумыкию, Дагестан, Кабарду, Чер-кесию, Адыгею и т. д.
Движение горцев 1785-1791 гг. было направлено против царизма и местной феодальной верхушки. В силу объективных причин в объединении горцев на борьбу определенную роль сыграла религия ислам.
Движение Мансура было направлено против непрекращающихся феодальных и княжеских междоусобиц, тормозивших дальнейшему развитию Чечни и соседних районов. Совместная борьба горцев способствовала сближению горцев, их сплочению и росту самосознания. Движение горцев было направлено также против родовых пережитков — адатов, племенной замкнутости и пережитков феодального сепаратизма. Оно явилось толчком к ускорению процесса объединения различных горских обществ на пути к формированию вайнахского этноса.
Движение Мансура в течение многих лет звало горцев против царизма, а предводитель его — имам Мансур — надолго остался в памяти потомков кавказских народов как национальный герой.
Говоря о, развитии материальной культуры вайнахов в рассматриваемое время, следует заметить, что XVHI век характеризуется расцветом памятников архитектуры и зодчества вайнахов, их влиянием на зодчество соседних народов. Несмотря на некоторые общие черты, свойственные архитектурным памятникам народов Кавказа, необходимо отметить и отличительные особенности вайнахской материальной культуры, характерные сугубо для Чечни и Ингушетии. Происходит эволюция в развитии типологии и планировке вайнахского жилища.
В развитии духовной культуры вайнахов наблюдается некоторое оживление общественной мысли, связанные с социально — экономическим подъемом и обострением социальной борьбы, ускоряется процесс накопления народных знаний в различных сферах общественной жизни, делаются первые шаги в развитии письменности народа, углубляется также процесс исламизации вайнахского общества и т. д.
Высшим достижением духовной культуры вайнахов является создание историко-эпических песен и своеобразного памятника устного народного творчества — нарт-орстхойского эпоса.
Во второй половине XVIII в. появляются труды ученых, в которых печатаются материалы о вайнахах, характеризующие их экономическое и социальное развитие, общественное и политическое положение т. д.
В рассматриваемое время между чеченцами, ингушами и соседними северокавказскими народами, а также Россией ус
тановились и динамично развивались весьма прочные разносторонние, политические, экономические и культурные связи, способствующие укреплению взаимной дружбы, выработке общей культуры, развитию и укреплению их межнациональных взаимоотношений.
[1] Ахмадов Л. Ш
