Духовная культура вайнахов

В XVin веке у чеченцев и ингушей, как и у многих народов Северного Кавказа, продожала сохраняться семейная община, большая семья (патронимия), которой была характерна общинно-семейная собственность. Семейной общине (большой семье) вайнахов было присуще коллективное производство, потребление и совместное общинное управление. В большой семье (семейной общине) насчитывалось от 15 до 100 человек. Главой являлся самый старший в общине — отец не­разделенных братьев, руководивший всеми хозяйственными делами общины и опиравшийся на семейный совет, который состоял из взрослых мужчин. Вторым лицом, обладавшим авторитетом и властью в общине, являлась жена главы семьи, которая управляла женскими делами.73

По-видимому, в далеком прошлом, во всяком случае еще в XVI-XVII в. в. у чеченцев и ингушей патронимия (большая се­мья) была известна под названием «гара» (чеч.) или «ваьра» (инг). Патронимия (большая семья) создавалась у вайнахов на основе «большого круга родственных семей, объединенных общим происхождением от одного предка и связанных между собой экономическими и родственными отношениями».74 Не случайно, что и сегодня в семейных и родственных отношени­ях у вайнахов прочно сохранился и бытует такой термин, как «верас», производный, на наш взгляд, от слова «ваьра». Слово «верас» выступает ныне в значении старшего человека, кото­рый опекает или покровительствует над всеми членами боль­шой семьи, которые когда-то произошли от одного предка — патрона.

В рассматриваемое время, по всей вероятности, патрони­мия (большая семья) у вайнахов стала называться иноязыч­ными словами «тукхум» или «тайпа». Несколько тукхумов или тайпов вместе образовывали «общество», «джамаат».

Наряду с большой семьей (семейной общиной) у вайнахов в XVIII веке существовала и малая, или индивидуальная семья. Главой и соответственно полновластным хозяином семьи являлся отец и ему беспрекословно подчинялись все члены семьи. Личные взаимоотношения в малой семье, как и в боль­шой, «строились на строгом иерархическом принципе подчи­нения младших старшим.»76

Брак у чеченцев и ингушей был экзогамным. Обычай вай­нахов запрещал браки между мужчинами и женщинами одного и того же рода (тайпа) и распространялся он на род как со стороны отца, так и матери. По этому — обычаю даже дальние родственники не имели право вступать между собой в брак.

В семейном быту вайнахов широкое распространение имел адат (обычай) избегания. По этому обычаю мужчины и жен­щины в доме должны были находиться в разных комнатах. При родителях и старших в семье молодожен избегал встреч и разговоров с женой, а при посторонних делал вид, что будто бы он ее не замечает. В свою очередь, и жена также избегала встреч и разговоров с старшими родственниками мужа, не имела право ‘называть их имена. У вайнахов существовал так­же обычай избегания между родителями и детьми.77

Большое значение придавали вайнахи рождению ребенка, в особенности мальчика, соблюдению различных обрядов, связанньх с первым завязыванием дитя в люльку, прорезани­ем зубов, первым бритьем волос, первым шагом самостоятель­ной ходьбы, достижением 15 или 16 лет и т. д. В выполнении подобных обрядов у всех северокавказских народов существо­вали свои локальные особенности.

Процесс воспитания детей протекал под непосредственным влиянием всего уклада жизни, окружающей среды, трудовой деятельности, обычаев народа. В воспитании детей вайнахи брали за основу два рубежа, которые соответствовали при­близительно 6-8 и 10-12 годам. В этом возрасте девочек отде­ляли от мальчиков и привлекали к женскому труду. Девочка с раннего возраста становилась активной помощницей матери и её воспитание было заботой матери. Мальчики в крестьянских семьях помогали по хозяйству и их воспитанием занимались в основном мужчины. Характерной чертой семейно­бытовых отношений вайнахов с древнейших времен являлся обычай глубокого уважения и почитания родителей и старших, независимо от их социального и национального проис­хождения, пола и положения в обществе.78

До утверждения ислама в крае вайнахские женщины пользовались авторитетом и играли большую роль в обще­ственной жизни общества. Так, например, известна роль жен­щины в предотвращении кровной мести и вообще ссоры и драки между враждующими сторонами (мужчинами).

В XVIII у вайнахов, как и у других народов Северного Кав­каза, сильны были кровно-родственные связи. По обычаям горцев все члены фамилии и рода должны были оказывать друг другу всяческую помощь и оберегать от несчастных слу­чаев, а в случае убийства или оскорбления чести и достоинства своего члена отомстить, ибо считалось, что обида и ос­корбление нанесены всему роду. Иностранный путешествен­ник П. С. Паллас, посетивший Северный Кавказ и его народы в конце XVTII века, отмечал, что отступавшего от обычая кров­ной мести наказывали всеобщим презрением, а в некоторых случаях изгоняли даже из своего общества.79 Месть в это время считалась священной обязанностью каждого родственника убитого. Кровная месть иногда длилась целыми десятиле­тиями, уносила целые фамилии, наносила огромный ущерб народу и поэтому сельская община принимала все меры для примирения кровников.80

Самым распрастраненным обычаем среди чеченцев и ин­гушей в XVIII веке было гостеприимство. В основе зтого обы­чая лежали на протяжении многих веков испытанные вайна­хами общечеловеческие категории нравственности. Гостепри­имство играло огромную роль в общественной жизни народов Чечни и Игушетии. Оно было известно далеко за пределами Кавказа. Даже бедные горцы были рады приезду гостя. Обидевший гостя подвергался суровому наказанию. Для гостя вайнахи строили специальное помещение в доме — кунацкую (хьеша ц1а). Иностранный путешественник Ю. Клапрот, побывший в самом начале XIX века на Северном Кавказе, отмечал, что любой человек в качестве гостя может остано­виться в горском жилище, где его принимали с особым вни­манием. Даже убийца на почве кровной мести мог воспользо­ваться обычаями гостеприимства и найти приют в доме его кровного врага.81 Лица, вступившие в куначеские отношения, должны были взаимно поддерживать во всех житейских делах. Как правило, они обменивались оружием, другими, дорогими подарками и давали клятву (дуйбаа) быть на всю жизнь друзьями-кунаками.

Большое место в жизни вайнахов занимал институт побра­тимства, когда представители разных тайпов после соверше­ния определенного обряда становились кровными братьями (цхьана цвий вежарий).

В общественной жизни вайнахов немаловажную роль иг­рала такая форма крестьянской взаимопомощи, как «белхи» (от слова «болх» — работа). Эта традиция у горцев зародилась, по-видимому, еще в глубокой древности в силу необходимос­ти во взаимной хозяйственной помощи друг другу. Она сохра­нилась и бытует среди вайнахов и по сей день.

В рассматриваемое время у вайнахов существовал обычай, когда за нарушение норм адатов лица подлежали всенарод­ному осуждению на сходе. Как правило, данный сход за со­вершенное преступление против адатов выносил решение о сооружении «карлага» в знак осуждения данного человека, в «карлаги» (куча камней на обочине дороги) бросали камни люди разных селений, тайпов, тукхумов, выражая тем самым проклятия лицам, совершившим преступления.82

Как и у многих народов Северного Кавказа у чеченцев и ингушей в XVIII веке существовал своеобразный похоронный обряд. Надо полагать, что в это время чеченцы и ингуши в своем большинстве хоронили умерших по мусульманскому обряду. Однако часть горных жителей Чечни и Ингушетии в это время по традиции продолжала частично сочетать язычес­кие и христианские элементы в мусульманской обрядности. Как правило, в честь умершего горцы совершали поминки через 7 дней (неделю), на 40-й день и через год. Между про­чим, эти же элементы похоронных поминок сохранились у вайнахов и по сей день.

Духовную культуру вайнахов характеризуют также народ­ные знания в области метрологии, метеорологии, народной медицины, ветеринарии, составления народного календаря и т. д. Единицы счета, меры дины, емкости и объема, как и у многих народов, имели у вайнахов антропометрическое про­исхождение. Участки земли во дворе горцы измеряли тагами (гіулч), а большие пахотные участки, пашни и сенокосы — саженями (два шага), а позднее — десятинами. Размахом рук (пхьагіат) измеряли длину дома, скирды сена, дрова и т. д. Большое применение находили более мелкие меры длины, свя­занные с частями человеческого тела: ге — единица измерения между большим и указательным пальцем; ше — расстояние между большим пальцем и мизинцем; дол — расстояние от локтя до конца вытянутых пальцев. Древнейшей мерой изме­рения объема сыпучих тел являлись: тіара — ладонь и кана — пригорошня. Для измерения объемов вайнахи пользовались специальным деревянным ведром с ручкой — , мерка (емкость — 24 кг); использовались также деревянные гирды (12 кг), мазал (две гирды), деревянные чашки вместимостью в 8 при­горшней сахь (около 2 кг) и т. д.83

В качестве меры веса вайнахи использовали русский фунт — герку, заменявшие заранее взвешенные камни, чептар — чет­верть фунта, пунт — пуд (около 6 кг). Шерсть горцы измеряли пучками — тханка, чіаба; сено, солому, зерновые в колосьях, кукурузу в початках — снопами: 1 сноп —цЕов, 3 снопа — оьс и скирдами — гіама (4оьс). Как известно, многовековые наблю­дения горцев за погодой породили множество примет и пого­ворок, позволявших им подчас безошибочно предсказывать погоду. Существовали у горцев краткосрочные и долгосроч­ные приметы. Наиболее достоверными были приметы, связан­ные с наблюдениями за видом заходящего солнца, луны, за состоянием воздуха, движением ветра, облаков, за видом рас­тений, поведением различных животных и т. д.

В рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии были хо­рошо известны народные целители (лори — чеч.), которые ле­чили больных и раненых, делали операции, удаляли пули и т. д. Известны были также своим мастерством чеченские кос­топравы. Вайнахские мастера из поколения в поколение пе­редавали навыки вправления вывихов, лечения переломов костей и различных ран, кровопускания при головных болях, укусах змей, незаживающих язвах и даже выполнения такой сложной операции, как трепанация черепа. Народные лекари имели разные лечебные инструменты. Кроме того, при ле­чении различных заболеваний лекари использовали настои и отвары из трав и растений, жиры, масла^мази, бальзамы, не­которые неорганические составы и соли.

Издревле вайнахи для определения времени использовали разнообразные приметы, связанные со звездами, луной и солнцем. Так, например, по звездам и созвездиям горцы опре­деляли части света, время суток и сезонов, по луне — день ме­сяца, по солнцу — время суток и времена года, древнейшей единицей измерения времени являлись сутки, имевшие дроб­ное деление и т. д. Кроме того, одним из важных разделов на­родных знаний являлся календарь вайнахов, выработанный специально для хозяйственных занятий и опиравшийся сугубо на явления природы. В основе традиционного календаря лежали солнечные сутки и год, лунный месяц. По этому ка­лендарю год состоял из 365 дней с четвертью, делился на че­тыре времени года и двенадцать месяцев.

Очень торжественно отмечали вайнахи праздники в честь языческих богов Тушоли (Богиня весны, плодородия) и Селы (Бог грома и молнии). Широко праздновали вайнахи день лет­него солнцестояния, начало и окончание уборки урожая, се­нокос и т. д. Особое место в летне-осеннее время занимали об­ряды вызывания дождя и солнца. Для вызывания дождя ис­пользовались такие обряды как общественные моления, ма­нипуляции с костями и скелетами из склепов, камнями (ка­менные кресты, надгробные памятники, камни — гладыши и др.) ит. д.

С давних пор у чеченцев и ингушей существовали много­образные формы физического воспитания людей: игры, танцы, состязания, физическая тренировка, закаливание и т. д. У на­рода были популярны следующие игры: в мяч, в чиж, в пере­тягивание каната, прыжки через бурку, бег на дистанцию, бег в мешках, игра в «войну» и др. Очень популярна была игра в «конное поло», в «ручной мяч» и др. Широко распространено было у вайнахов фехтование; они умели отражать удар про­тивника и щитом, и шашкой. Своей массовостью и популяр-

ностью у горцев была известна борьба: боролись попарно на лошадях, игра на льду в волчок, катание на местных горских лыжах, распространена была борьба пешего горца со всадни­ком. Широко практиковались у горцев упражнения на канатах, преодоление различной крутизны, восхождение на вершины гор, скалолазание и т. д.

О высоком достижении древней культуры вайнахов в рас­сматриваемое время свидетельствует также богатый фольклор (устное народное творчество), который составляют песни, сказ­ки, предания, сказания, пословицы, поговорки, героико-ис — торические песни. При этом главенствующую роль в чечено­ингушском фольклоре занимают героико-исторические песни (илли), которые характеризуют важный этап в развитии художественно-эстетической мысли народа. Героико-истори­ческие песни вайнахов зародились в XVIQ-XIX вв. в пору ос­вободительной борьбы жителей равнинных земель от инозем­ных захватчиков.

Известно, что со второй половины XVIII века активизи­руется экспансия царизма на Северном Кавказе, и в частности — в Чечне и Ингушетии. Об этом свидетельствуют антифео­дальные и антиколониальные выступления горцев Чечни и Ингушетии в 1757-1758 гг., 1750-1760 гг., 1770-1780 гг. и, наконец, мощное антиколониальное движение горцев Чечни и Северного Кавказа под руководством имама Мансура в 1785- 1791 гг., а также выступления чеченцев и ингушей в последующие годы У чеченцев и ингушей растет националь­ное самосознание. В свое время, по свидетельству известного чеченского писателя и большого знатока местной истории, языка и литературы вайнахов X. Д. Ошаева, об имаме Мансу­ре были сложены в народе героические песни, которые распе­вались по всей Чечне и пользовались большой популярностью, как, например, Песня об Алдынском Шейх-Мансуре. О шейхе Мансуре было сложено в народе также множество легенд, преданий и сказаний.

Как известно, в героико-исторических песнях (илли) вос­певалась отвага горцев, способных пожертвовать всем, защи­щая свободу родного края, земли, свои честь и национальное достоинство народа. Для всех (илли) характерна одна черта:

мен борьбы вольных горцев с феодалами», «Песня защитников

все они учат мужеству и героической защите человеческой и национальной чести.88

Безусловно, героические песни горцев складывались, как правило, о подвигах, совершавшихся в кровавых сражениях, и герой берется за оружие лишь тогда, когда защищается его честь и достоинство. Именно на этом зиждется эстетический и этический закон рождения героической песни. Героической идеализации подвержены только лишь благородные рыцари, а не кровожадные убийцы.89

К таким произведениям относятся чеченские героические песни — «Некий сын и Солса», «Песня об Алхаштой Алхе», «О молодце из Тарки, казаке, вдовьем сыне и Джуми Актоле», «Песня о Шихмирзе, сыне Зайты» и др.90

Кроме героико-исторических и героико-эпических песен, в рассматриваемое время среди вайнахав существавали и другие разнообразные по своему жанру песни — обрядовые, трудовые, охотничьи, любовные, шуточные, бытовые, колыбельные, детские. Жизнь песни была не статична. Она создавалась во все времена, на все случаи жизни и являлась как бы отго­лоском на все поворотные вехи исторического развития вай­нахов на протяжении веков. Одни песни восходят к древним языческим обрядам и верованиям, другие относятся ко време­нам нашествия многочисленных кочевых племен, в том числе сарматов и савроматов, татаро-монголов, крымских ханов и т. д., третьи — к периоду усиления внутривайнахского общества феодальной раздробленности и междусобиц и четвертые — ко времени начала завоевания Северного Кавказа, в частности Чечни и Ингушетии и связанной с этим активизацией антиколониальной борьбы горцев против царизма во второй половине XVIII — первой половине XIX вв.

Как известно, в состав героических песен входят и так на­зываемые абреческие песни. Песни эти о горестной судьбе и героической борьбе людей, которые в одиночку осуществляли в форме индивидуального террора социальную власть по­рабощенного народа. Вайнахские песни об абреках — это ге­роические песни. О полной драматизма абреческой жизни и трагической напряженности переживания в песнях об абреках повествует чеченская «Песня абрека», а также «Песня вре — родного аула», «Я сражался с врагом» и др.92

Большое место в песенном фольклоре народов Северного Кавказа и в частности чеченцев и ингушей занимают песни о народной жизни, о крестьянской доле, о судьбе трудящегося человека, о его чаяниях и надеждах, о борьбе за лучшую жизнь, о радости и горе, о любви и ненависти и т. д. В чеченских пес­нях-жалобах «Олени», Ты лети скорее птица милая», «Мне при­носит вести небо синее…», «Шелестит ли трава», «Мать» и др. мы видим одиноких и обездоленных горцев.93

Интересно отметить тот факт, что в крестьянских песнях — жалобах есть также песни трагические, как, например, «Под горою укроет могила меня…», «Птица и девушка», «Песня на­сильно выданной замуж», «Девичья песня» и т. д., посвящен­ные горькой доле горской женщины. Как не тяжела была жизнь простого обездоленного горца, однако женская доля в

горской семье была самой невыносимой.

Говоря о разнообразных песнях чеченцев и ингушей в рассматриваемое время, следует особо сказать о песнях любви, занимавших большое место в жизни вайнахов. Такие песни, как «Песня горянки», «Не кори меня сурово», «Тебя любя плачу», «Девичья песня», «Альбика», «Сколько слез пролила» создавали сами молодые горцы и горянки, хотя слушать их любили все — от мала до велика. В этих песнях воспевается неразделенная и безнадежная любовь, в них, как правило, много печали и горя, а самое главное -«рыцарски благородное отношение к женщине, к ее красоте и сердечным порывам».95

В колыбельных песнях вайнахов так же, как и у многих народов Северного Кавказа выражалась невыразимая любовь, нежность и тревога матери за ребенка, (в песнях «Песенка о пчеле», «Черный жук», «Волки» и др,). В них ощущается не толь­ко любовь и тревога матери, но и чуткое «материнское сердце, которое вместило всю жалость и всё горе мира, всю нежность и все тревоги на земле».96

Большое распространение среди вайнахов имели разновид­ности героического эпоса — нарт-орстхойские сказания, вол­шебные сказки и предания. Нартский эпос у каждого народа

Северного Кавказа имеет свои особенности. Название вайнах­ского эпоса также своеобразно — нарт-орстхойский эпос. В древнем эпосе чеченцев и ингушей нарты наделены положи­тельными качествами. Главным героем в нартском сказании «Сеска Солса» выступает сам руководитель дружины Сеска Солса. Сеска Солее приписываются подвиги эпического ха­рактера. Несколько особняком стоит среди нартов герой Бот — кий Ширтка. Это древний мифический герой, который впос­ледствии вошел в нарт-орстхойский эпос.97

Положительными героями нартаторстхойского эпоса яв­ляются обобщенные мифические образы мирного пастуха и храброго воина Колой Канта и дочери бога грома и молнии Селы-Саты (в сказаниях «Колой Канта», «Нежнолюбимая Аль — бика» и др.). Села Сата является образцом женской красоты, доброты, чистоты и хорошей хозяйки. В образе мудрой Аль — бики в эпосе представлен идеал верной и мудрой жены про­славленного местного героя Охкарой Канта, друга нарта Сеска Солсы.98

Значительное место в фольклоре чеченцев и ингушей на­ряду с нарт-орстхойскими сказаниями занимают героико-вол- шебные сказки, например, «Три брата», «Черный Хожа», «Се­меро товарищей», «Князь и Жера-Баба», «Храбрый Пахтат», «Сын вдовы». Положительный герой героических сказок вай­нахов, как правило, является либо вдовий сын, либо презира­емый старшими товарищами младший брат — выходец из со­циальных низов.

Как правило, в сказках волшебных герой убивает трех дра­конов, попадает в три подземных мира, отбивает у злых сил свою любимую невесту.99

Подлинными произведениями устного народного творче­ства вайнахов являлись легенды и предания, в которых, как правило, сообщаются сведения о прошлой, древней истории народа, о его обычаях, чаяниях и надеждах!

В качестве примера приведем несколько легенд и преда­ний: «Богатырь Нохчо», «Предание о происхождении фамилии Барконхой», «Чабарло»«, «Башня Гоната», «Села Гардали, Дат — тах, Энган», «Основание села Алхан-Юрт», «Сестра семерых братьев», «Как женщины одолели врагов», «Девушка ищет су­женого», «Изгнание князей из Чечни», «Истребление коварных врагов», «Сын должен бьггь достойным своих родителей» и т.

Нашествие Тимура на Северный Кавказ, и в частности на Чечню и Ингушетию в XIV в. и его сражения на Тереке в 1395- 1396гг. с одним из золотоордынских ханов Тохтамы-шем и с местными жителями оставили значительный след в фольклоре вайнахов. В песнях, сказаниях и легендах вайна-хов «Канава Тимура Хромого», «Легенда 6 Хромом Темире (Астагіа — Темар) и его сыне», «Тамерлан на Кавказе» и других сообщается о походах Тимура на Северный Кавказ и его сражениях с горцами. Тимур преподносится горцами в фоль­клоре как реальный герой и называется кровавым завоева­телем.101

В рассматривоемое время в музыкальной культуре чечен­цев и ингушей, которая была представлена и вокальным, и инструментальным искусством, при всем своем своеобразии и отличии было много общего с соседними кавказскими наро­дами, обусловленного давними историческими и культурно­экономическими связями горцев.

В песенном фольклоре чеченцев и ингушей бытовали тру­довые, обрядовые, лирические (любовные) и другие песни. Ведущей формой вокального исполнительства вайнахов яв­лялось сольное (одноголосное), двухголосное и многоголосное пение с музыкальным сопровождением и без него. Так же как и у многих северокавказских народов, у вайнахов, по- види­мому, традиционное двухголосие и многоголосие создавалось «из основной, ведущей партии солиста и относительно само­стоятельного, обычно сдержанного хорового сопровождения, создававшего музыкальный фон» (как, например, у чеченцев — «Йиш Лакхар» «Эшар Алар», «Эшар Лакхар»), у адыгейцев («ежьу») и осетин («хоырнын»).102

Основными создателями, хранителями и распространите­лями музыкального искусства вайнахов были самородки на­родных певцов. Музыкальные инструменты вайнахов были также довольно разнообразны, основное назначение которых состояло в аккомпанировании народным песням и в исполне­нии танцевальной музыки наиболее распространенными му­зыкальными инструменты были двухструнная скрипка (чіондарг), горская балалайка (дечиг — пондар), эурна, барабан, шедаг (свирель), Іадхьокху пондар (скрипка), геманаш, шала — шедаг и др.103 По сведениям западноевропейского ученого путешественника Якоба Рейнеггса «музыка их (чеченцев — Ш. А.) состоит из двухструнной скрипки, свирели и во­лынки». 104

Танцы у вайнахов являлись самым распространенным ви­дом искусства, любимым развлечением и без них не обходи­лось ни одно общественное мероприятие и семейное торже­ство. Зародившись в глубокой древности, танцы народов Се­верного Кавказа создавались и оттачивались веками, привнося в свой колорит «множество интересных исполнительских форм и приемов». Лучшие черты характера — «стойкость духа и чувство достоинства, гордость и самообладание», — все это отразилось в танцах народов Кавказа.105

Как правило, женским танцам были присущи плавность и мягкость движений, грациозность и подчеркнутая скромность, а мужским танцам, напротив, были более присущи динамизм, ловкость, строгая красота, более резкие, порывистые движения и в то же время подчеркнутая почтительная обходительность с женщинами. Из множества танцев, бытовавших, по-видимому, в далеком прошлом у вайнахов, к XVIII веку дошли в более неизменном виде только те, в которых в большей мере сохранились, на наш взгляд, неповторимые элементы психологии и характера чеченцев и ингушей. У вайнахов, кстати, отсутствовали древние культовые и обрядовые танцы, как, например, у адыгов «уджи», карачаевцев и балкарцев — «абдзек», осетин — «симд,», в которых мужчины берут женщин за руки или под руки во время танца. Очень распространенным у чеченцев и ингушей в рассматриваемое время был народный танец, в котором участвовали одновременно и мужчина, и женщина. В нем сочетались элементы плавные со стороны женщины, но в то же время быстрые и темпераментные движения со стороны мужчины, требовавшие высокого хореографического мастерства (хел-хар (чеч) — танец). Западноевропейский ученый-путешественник Якоб Рейнеггс, побывавший в XVIII веке в Чечне и Ин­гушетии, имел возможность описать увиденный им танец вайнахов. Вот что он пишет по этому поводу: «Пляска же их (вайнахов — Ш. А.) начинается сперва всякого рода опасным прыганьем, потом, когда сие уже многими плясунами было повторено, хватают они за руки, поют в коротких и обрыви­стых словах и пляшут длинными рядами, иногда делают круг, который то разрывают, то опять соединяют, и, наконец, окан­чивают таким же опасным прыганьем каким начали свою 106

пляску.

Наряду с парным танцем не менее популярным был у че­ченцев и ингушей танец на носках (на подвернутых пальцах ног «бохь богіар», который назывался, как и у всех народов Северного Кавказа, одним общим названием «кавказская лез­гинка». Танец «лезгинка» обязательно сопровождался дина­мичной и темпераментной музыкой и звонкими ударами на барабане в такт танцующему, а также хлопаньем в ладоши всеми присутствующими мужчинами.

Язык также является одним из главных атрибутов духовной культуры народа. В рассматриваемое время чеченцы и ингуши в большинстве своем, как в горах, так и на равнине, говорили на своем родном, чеченском и ингушском языках. Однако часть вайнахов, проживавшая на равнинной части, в частности по Тереку и Сунже, по соседству и даже вместе с кумыками и казаками в некоторых кумыкских селах (Эндери, Аксай, Костек, Брагуны и т. д.) и в казачьих станицах, разговаривали на двух трех языках — русском, кумыкском и чеченском. О гребенских казаках второй половины XVIII века сообщается, что они посредством браков с кавказцами настолько смешались с ними, что их прежняя русская речь превратилась в ломаный язык, смешанный с кавказским. В архивном документе за 1744 г. говорится о том, что терские казаки вла­деют языками некоторых кавказских народов.107

Как и многие народы Северного Кавказа, чеченцы и ингу­ши в рассматриваемое время не имели своей письменности, «которая могла бы способствовать их языковой и этнической консолидации». Поэтому для внешних дипломатических сно­шений они вынуждены были прибегать к письменным языкам некоторых своих соседей. Известно, что в отдельных об­ществах горной Чечни и Ингушетии (особенно в их западной части) в XVI — XVII вв. бытовала грузинская письменность и грузинский язык. В то же время документальные источники убедительно доказывают, что в XVI — XVII вв. в дипломати­ческих сношениях с Москвой чеченцы и ингуши использовали русский язык и русскую письменность с помощью русских и местных толмачей (переводчиков) и писцов. Кроме того, ар­хивные материалы XVIII века свидетельствуют, что диплома­тическая переписка чеченцев с Россией параллельно осуще­ствлялась на арабском и кумыкском язьжах посредством араб­ской графики.108

Можно предположить также, что в рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии предпринимались попытки использовать арабский алфавит для передачи слов на вайнахских языках.

По свидетельству авторов учебника по Истории Чечено — Ингушетии многочисленные письменные источники XVIII века, исходившие из вайнахских сел, написаны на основе араб­ской графики на литературном язьже «тюрки». Причем, отме­чается, что тюркский язык являлся в это время на Северном Кавказе преимущественно языком межнационального общения.

В связи с этим не вызывает сомнения тот факт, что по мере распространения и укоренения религии ислам в некоторых наиболее крупных вайнахских селах на равнине создавались мечети, при которых открывались начальные школы (хьуь — жар) для обучения детей мусульманской грамоте. Как извес­тно, почти в каждом большом ауле были муллы и кадии, ко­торые занимались обучением детей в примечетских школах основам мусульманской религии и шариата. Такими селами (аулами) на равнинной и в предгорной части Чечни и Ингу­шетии являлись Чечен аыуул, Большие Атаги, Герменчук, Шали, Алды, Гехи, Ангушт и т. д. Для открытия примечетских школ не требовялось никакого разрешения властей и со­держались они на средства родителей и пожертвования веру­ющих. Как было отмечено выше, примечетские школы (хьуь — жар) давали в основном навьжи механического чтения Корана и элементарные навыки арабского письма110. До прихода

Шамиля, — замечает Ф. И. Леонтович, «было бедно и невеже­ственно; во всей Чечне не было ни одного ученого алима, мо­лодые люди, посвятившие себя изучению арабского языка Ко­рана (муталимы), ходили воспитываться (учиться — Ш. А.) в Черкей, в Акушу, или Кази-Кумык».ш

В то же время вполне реально, что в конце XVIII века в некоторых равнинных селах Чечни имелись религиозно-об- разованные люди, за плечами которых были школы медресе в Дагестане (средние духовные школы), в которых они изучали Коран, арабскую грамматику, логику, мусульманское право, географию, астрономию и другие науки ортодоксального ислама. В это время растет интерес у местных народов к руко­писной литературе по различным отраслям знаний, которая поступает из Ближнего Востока через Дагестан к народам Северного Кавказа, в том числе в Чечню и Ингушетию. От­дельные рукописи книги изготовляли и сами переписчики религиозной литературы. У отдельных образованных людей создавались свои небольшие домашние библиотеки, часть ру­кописей была сосредоточена при мечетях и примечетских школах.112 Говоря же о частных хранилищах в Чечне и Ингу­шетии в это время следует отметить, что такие библиотеки, в которых содержались рукописи по религиозной и другой те­матике, по всей вероятности, имелись у наиболее авторитет­ных и образованных мулл из сел. Шали — Умар-хаджи, Но — гай-мирза-хаджи, Бисултан — хаджи и Хамби-хаджи, совер­шивших в свое время паломничество (хадж) в Мекку, у муллы Али Исханова из сел. Алды и т. д.

На фоне обшего подъема арабоязычной науки на Северном Кавказе с XVI века, по словам выдающегося ориенталиста И. Ю. Крачковкого, идет процесс постепенного создания в Дагестане, Чечне, Ингушетии и отчасти в Кабарде и Черкесии местной оригинальной литературы на арабском языке113.

В рассматриваемое время некотороые образованные горцы занимались сбором и фиксацией адатов вайназов, как в горах, так и на равнине, хотя фактическое их описание частичное издание удалось осуществить на русском языке лишь в конце XIX веке и автором Ф. И. Леонтовичем114.

Многие народы Северного Кавказа в XVI — XVIII в. в. испо­ведовали разные религии. Чеченцы (кроме жителей соседних с Грузией районов), жившие в это время на равнинной части края, исповедовали религию ислам, в то время как жители Восточной и предгорной Чечни, а также предгорной Ингуше­тии были мусульманами еще в XVI веке. Однако, как отмечают авторы обобщающего труда по Истории народов Северного Кавказа, «большинство населения горной Чечни и Ингушетии приняло ислам лишь в XVII-XVIII вв.115.

Согласно историческим свидетельствам в ХТТТ — XV в. в., в пору нашествия монголо-татар, экспансии Тимура и начала в связи с этим народно-освободительной борьбы вайнахов на равнинной части Чечни и Ингушетии, и в частности, в отдель­ных вайнахских обществах, как, например, страна Симсим, начинает распространяться религия ислам. Об этом свидетель­ствуют многолетние изыскания местного ученого Хизриева Х. А.116. По-видимому, с началом распространения ислама на равнинной части Чечни и Ингушетии в это время будет пра­вильно связывать начало проникновения сюда арабского языка и арабской письменности. Эпиграфические памятники этого времени, сохранившиеся в некоторых вайнахских селах, также свидетельствуют об этом.117

Источники сообщают о том, что еще в XVE-XVII и вв. пер­вой половине XVIII в. чеченцы и ингугпи, жившие на равнине, вблизи Терека и Сунжи, по соседству с кумыками и даже вместе в отдельных кумыкских селах, еще раньше, чем их со­отечественники в горах, приняли религию ислам суннитского толка.118 По мере принятия ислама среди вайнахов мало- помалу стала распространяться арабская письменность, что давало возможность горцам приобщиться к духовным ценно­стям средневековой арабской культуры.

По-видимому, к XVI—XVIII вв. относится в Чечне и Ингу­шетии период, когда отдельные религиознообразованные вай­нахи активно предпринимают попытки составления на араб­ском или чеченском языках, используя арабскую графику, домашних (сугубо индивидуальных) рукописей с подробным описанием и анализом генеалогических ветвей происхождения и развития того или иного рода (тайпа), общества и т. д. Известно, что у многих вайнахов такие рукописи существова­ли вплоть до самой их депортации в 1944 г. и назывались они «шира таыттарш» (чеч.) — древние рукописи. Сейчас они мало у кого сохранились.

Кроме того, в рассматриваемое время, надо полагать, во многих вайнахских селах были люди — хронографы, или хронисты, хорошо владевшие арабским языком и письменно­стью, специально занимавшиеся описанием исторических со­бытий и хроник, связанные с фиксацией важных дат о военных действиях, междоусобицах, землетрясении, наводнении, пожаре, неурожае, эпидемии, религии, борьбе с иноземными захватчиками и т. д.

Среди населения Чечни и Ингушетии в рассматриваемое время было, по-видимому, определенное число людей, кото­рые придерживались языческих верований. Поэтому не слу­чайно, что некоторые западноевропейские путешественники, побывавшие в XVII-XVIII в. в. на Северном Кавказе, долго не могли разобраться, какую религию исповедуют народы этого края119.

Несмотря на тенденцию распространения ислама на рав­нинной и в предгорной части Чечни и Ингушетии, в горах еще живучи были языческие и христианский культы и обряды, которые еще сосуществовали здесь вместе с новыми, входив­шими в быт вайнахов, мусульманскими традициями и обря­дами.

Вместе с тем, следует заметить, что отдельные исследовате­ли, занимавшиеся в свое время проблемами религии, отмечали о существовании христианских храмов — «Тхаба-Ерды», «Алби-Ерды» — по Е. И. Крупнову, а «Маги-Ерды», Тумгой,- Ерды» — Л. П. Семенову, в частности в горной Ингушети, и как результат влияния христианства из Грузии, утверждая тем самым о взаимовлиянии и близости культур Грузии и Горной Ингушетии в прошлом120.

Надо сказать, что начиная с XV и до конца XVIII века гру­зинские и русские миссионеры неоднократно предпринимали безуспешные попытки насадить христианство в крае, осо­бенно в Ингушетии121.

Известный кавказовед В. Ф. Миллер называет все культо­вые памятники горной Ингушетии христианскими, считая, что эта религия лишь в последнее время «мало-помалу заглохла,

уступив место мусульманству» . Этой же точки зрения при­держивается и другой исследователь К. Г. Мартиросиан, ко­торый сообщает, что все известные храмы и святилища Ингу­шетии являются памятниками христианства, считая его здесь господствующей религией.123

Говоря о церквах или храмах на территории дореволюци­онной Ингушетии, на сегодняшний день имеется определен­ная точки зрения современного исследователя М. Б. Мужухо — ева, считавшего подлинно христианскими на территории Гор — ной Ингушетии только три храма, «сосредоточенные в Ассин — ской котловине, в непосредственной близости друг от друга», а все остальные — чисто языческими святилищами124.

И если до сего дня у назьвзающих себя мусульманами гор­цев сохранились языческие пережитки (вызывание дождя, называние местного доисламского бога — Дела и т. д.), то, не­сомненно, что в XVIII в. удельный вес язычества в своеобраз­ном синтезе религий был значительно выше. Известный ин­гушский этнограф Чах Ахриев считает, что христианство как вера не укоренилась среди ингушей, а христианские обряды постепенно видоизменялись под влиянием прежних (язычес­ких — Ш. А.) обрядов, что привело к «смешению религиозных верований».125 В некоторых же случаях язычество и даже хри­стианство довлели над мусульманством. Дореволюционный исследователь Евг. Максимов пишет: «К началу прошлого XVII столетия магометанство получило, должно быть, преоблада­ющее значение, но тем не менее еще во время покорения де — Медемом Сунженских чеченцев (70-ые годы XVIII в.) встреча­лись целые фамильные союзы, исповедовавшие христианскую обрядность

Однако картина полностью меняется в Чечне и отчасти в Ингушетии с 1785 года, в пору выступления горцев под руко­водством шейха Мансура сначала в Чечне, а затем и на всем Северном Кавказе. С этого времени мусульманская религия прочно и навсегда утверждается как в горах, так и на равнине Чечни и Ингушетии. В целях быстрейшего принятия горцами новой мусульманской религии шейх Мансур, чеченец по национальности и уроженец с. Аллы, во главе отряда с при­ближенными разъезжает по горным селам Чечни и насиль-

ственным образом приводит здешних жителей к мусульманской

вере.

Программа исламизации общества шейха Мансура состояла из трех основных направлений: 1) возвращение к исламу чистому и аскетическому; 2) борьба против адатов и введение убеждением или силой закона шариата: 3) «священная война» (газават) ведется сначала против соблюдающих адаты, затем против «неверных» (иноверцев-горцев) и, наконец, против царизма128.

Безусловно, надо полагать, что и будущий вождь национально — освободительного движения горцев Чечни и Северного Кавказа, имам Мансур (по имени Ушурма) также прошел обучение основам мусульманской религии — шариата — у известных мулл и кадиев селений Алды и Шали,, которые выступали в начале в качестве его учителей и наставников, а затем и сподвижников в его борьбе. Анализ многочисленных писем, воззваний и обращений Мансура на арабском и кумыкском языках к народам Северного Кавказа, а также к официальным царским и турецким властям позволяет думать, что имам неплохо знал арабскую грамоту. По-видимому, он мог довольно сносно писать и читать на арабском языке и свободно изъясняться на кумыкском языке, тем более, что имеющиеся материалы недвусмысленно говорят о том, что жена Мансура происходила из сел. Шали и принадлежала, по-видимому, к знатному кумыкскому роду. Переписка Мансура с царскими властями на Северном Кавказе шла также и на кумыкском языке, ибо не было по-видимому, недостатка в переводчиках.

В своих показаниях на допросе в Тайной Экспедиции в 1791 году Этта, шурин Мансура, сообщил, что самым почитаемым среди других мулл и Хаджиев и наиболее авторитетным учителем и наставником имама в Чечне был Умар-хад-жи и другие муллы из сел. Шали. Умар-хаджи постоянно держал в курсе простой народ, к которому с письмами обращался Мансур.129

Таким образом, анализ материалов, характеризующих ма­териальную и духовную культуру вайнахов, позволяет утверждать, что во всех рассмотренных нами памятниках архитек­

туры и зодчества прослеживается их органическая связь и влияние строительного искусства предков вайнахов и в, частности, на зодчество соседних народов. В тоже время, признавая некоторые общие черты, свойственные архитектурным памятникам народов Кавказа, нельзя не отметить и отличительные особенности вайнахской материальной культуры, характерные только для Чечни и Ингушетии. Кроме того, в ХУШ — начале Х1Хв. происходит эволюция в развитии типологии и планировке вайнахского жилища (от жилища большой семьи к жилищу малой семьи).

В рассматриваемое время у вайнахов наблюдается некоторое оживление общественной мысли, связанное с социально- экономическим подъемом и обострением социальной борьбы, ускоряется процесс накопления народных знаний в различных сферах общественной жизни, делаются первые шаги в развитии письменности народа, углубляется процесс исламизации вайнахского народа и т. д.

Высшим достижением духовной культуры вайнахов является создание героико-эпических песен и своеобразного уникального памятника устного народного творчества — нарт-ор-стхойского эпоса.