ВОЛГО-УРАЛЬЕ — РОДИНА ПРОТОТЮРКОВ

В период первобытно-общинного строя племена и группы родствен­ных племен являлись основной формой существования этнических общ­ностей. С началом разложения первобытного общества и появлением «военной демократии» возникают племенные союзы крупного масштаба, нередко сопряженные с миграциями на значительные расстояния, с за­воеваниями, с подчинением других племен и с их последующей ассими­ляцией. С формированием классовых обществ и государств формируются и устойчивые этносы, получившие в литературе наименование народно­стей.

Быстрый этногенетический процесс начался при неолите (VIII-III тыс. до н. э.). Тогда же человечество начало переход от присваивающего к про­изводящему хозяйству. В бронзовом веке, особенно начиная с IV тыс. до конца II тыс. до н. э., в Европе и Азии сложилось большинство крупных языковых семей: бантоидной, индоевропейской, семито-хамитской, тюрк­ской, китайско-тибетской. Распространение языков этих семей происхо­дило первоначально на сравнительно небольших территориях, занимае­мых компактными соплеменностями. На их базе сформировался и вырос ряд мощных племенных союзов, обладавших военным потенциалом, ком­плексной земледельческо-скотоводческой экономикой и в связи с высокой ролью скотоводства — большой подвижностью (Арутюнов, 1989, с. 75).

По мнению С. А. Арутюнова, «расселение древних арабов и евреев, германцев, кельтов, славян, иранцев и индоарийцев, тибето-бирманцев и тюрков происходило именно в форме экспансии и ассимиляторской ак­тивности мощных племенных союзов» (Там же).

В настоящее время большинство тюркологов склонно считать праро­диной тюрок Алтай, Южную Сибирь и Прибайкалье. Мы же склонны счи­тать их первоначальной родиной Волго-Уральский регион, откуда тюрк­ские племена в IV-III тыс. до н. э. расселились во многие регионы Азии и Европы.

Волго-Уральский регион, особенно его степная и лесостепная зоны, имел благоприятные природные условия для быстрого развития населяв­ших его этносов. Здесь имелись и отличные пастбища для скота, леса, бога­тые дичью и зверем, реки и озера, изобилующие рыбой, залежи полезных, ископаемых. Именно Урал наравне с Алтаем, Южной Сибирью и Кавказом (Прикубанский очаг металлургии в верховьях Кубани в Карачае), стал од­ним из первых центров металлургии, и это имело важнейшее значение для ускоренного хозяйственного развития Урала и смежных с ним районов.

Этот регион был одним из тех, где люди, начиная XIII тыс. до н. э., впервые стали одомашнивать диких животных. Особенно важное значение имело одомашнивание дикой лошади в IV тыс. до н. э. в степной и лесостепной зоне Урала, Поволжья, Северного Прикаспия, Северного Причерноморья, Северного Кавказа, а также в степях Казахстана и Туркменистана. Ученые установили, что именно отсюда распространилась она на другие районы мира. В самом передовом земледельческом регионе мира — Передней Азии — лошадь появилась только около середины II тыс. до н. э. (Потому-то в индоевропейских языках нет единого корня для названия лошади). Вер­хом или на колесницах, запряженных лошадьми, можно было быстро про­ехать большие расстояния, что было особенно важно для животноводов — кочевников и воинов, каковыми являлись древние тюрки (Материальная культура, 1989, с. 33-35, 160-161).

Ускоренному развитию Волго-Уралья способствовал и такой немало­важный географический фактор: регион расположен на стыке Европы и Азии, и через него в течение тысячелетий проходили с запада на восток, с севера на юг и в других направлениях многочисленные племена. Здесь смешивались различные этносы, которые были далекими предками тюрк­ских, финно-угорских и других народов. Еще при мезолите и неолите рас­сматриваемый регион был густо заселен. В нем складывалась культурная мозаика, переплетались различные традиции, и регион являлся контакт­ной зоной различных культурных течений. По мнению археологов, сюда проникало население из Черноморья, Приднепровья, с Северного Кавка­за, из Прикаспия, Приаралья, Казахстана и Западной Сибири. Немаловаж­ное значение имели и обратные миграции племен из этого региона (Чле — нова, 1981, с. 23-24). Судя по небольшим размерам поселений, люди жили подвижной, кочевнической жизнью. Они обитали в пещерах, шалашах, не­больших утепленных землянках и полуземлянках, иногда напоминавших позднейшие юрты (Матюшин, 1989, с. 91-92).

Границы южно-уральской мезолитической (ангельской) культуры смыкались на юге с областями распространения родственных культур на территории нынешнего Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, а на вос­токе — в Западной Сибири — ее граница проходила по реке Тобол (Там же, с. 144, 146-147). По мнению археолога Г. Н. Матюшина, в эпоху мезолита по обе стороны Уральскою хребта развивались две группы населения, по-видимому, разного происхождения, которые прошли длительный путь развития на протяжении нескольких тысячелетий (Там же).

Археолог Г. Ф. Коробова в своей обобщающей статье «Мезолит Сред­ней Азии и Казахстана» пришла к выводу, что мезолитические культуры Восточной Европы, Западной Сибири и Средней Азии почти идентичны, только имеют разные варианты. По ее убеждению, ошибаются те ученые, которые утверждают, что эта высокая культура пришла в названные реги­оны из Передней Азии, в частности из Северного Ирана и Северного Афга­нистана, хотя сходство между нею и культурами Среднего Востока имеют­ся. «Но в целом, — пишет она, — индустрия Восточного Прикаспия, обладая целым рядом особенностей, представляет собой самобытное явление» (Коробова, 1989, с. 152). Г. Ф. Коробова полагает, что прикаспийская куль­тура «генетически восходит к местному верхнепалеолитическому пласту». Она справедливо считает, что племена — носители прикаспийской мезо­литической культуры — имели известные культурные контакты с племена­ми Передней Азии, и именно этим объясняется наблюдаемое в отдельных чертах сходство между культурами племен Восточного Прикаспия, и Пе­редней Азии в эпоху мезолита, в XI-VII тыс. до н. э. (Там же, с. 152-154).

Подобная мезолитическая культура в указанный период существова­ла и на территории Узбекистана (устюртская культура). Археолог Е. Б. Би — жанов, открывший ее, считает что эта культура местного происхождения, сформировавшаяся под воздействием мезолитических культур Прикас­пия и Южного Урала (Бижанов, 1982, с. 33).

В мезолитическую эпоху и позднее исключительно велика была роль Кавказа как места, соединявшего Европу с Передней Азией. Социально­экономические преобразования в степной и лесостепной части этого важного региона происходили одновременно с преобразованиями в предкавказских регионах и нередко отражались здесь на процессе эт- нообразований.

Базировавшиеся на достижениях мезолитического периода отдельные племена Евразийских степей в IV тыс. до н. э. научились доить скот, полу­чать молоко и молочные продукты, употреблять мясную пищу. Мускуль­ную силу одомашненных животных сначала использовали для перевозки вьюков, затем стали запрягать их в сани, волокуши, а с появлением колеса стали использовать в качестве тягловой силы.

На основе мезолитических культурно-экономических достижений в Евразийских степях, особенно в Волго-Уралье, на рубеже IV-III тыс. до н. э. сформировалась степная, так называемая древнеямная, или курганная, культура. Курганная насыпь как неотъемлемый элемент степного пейзажа является своего рода этнокультурным паспортом степных кочевников — скотоводов. В степи курган насыпался для того, чтобы при частых пере — кочевках не затерялось место погребения сородичей. Для оседлых зем­ледельческих племен подобное сооружение не требовалось, могилы устраивались в пределах многовековых, оседлых поселений, даже в са­мом жилище.

Древнеямная культура получила свое название по специфическому погребальному сооружению: вырывалась просторная, обычно прямоуголь­ная яма, дно которой устилалось камышом, травой, войлоком, стены обли­цовывались бревнами — срубом. Поверх ямы устраивался накат из бревен в несколько слоев, а затем все это накрывалось земляной курганной насы­пью. Усопшего укладывали в могиле чаще всего на спину, головой на юго — восток и восток, ноги его обычно были согнуты в коленях. Дно могильной ямы и сам костяк обильно обсыпали красной охрой (Мерпет, 1974). Так курганная культура получила свое рождение в степях Волго-Уральского междуречья.

В наиболее ранних курганных погребениях вместе с умершим клали очень бедный инвентарь; чаще всего это были ножевидные кремневые пластинки с ретушированными краями, поделки из трубчатых костей и рогов животных. Как правило, в изголовье клали части туши жертвенной овцы — в основном это были черепа, лопатки, астрагалы (альчики).

Степняки-кочевники мало пользовались керамикой, так как при частых перекочевках она была непрактична. Лишь иногда в погребениях обнару­живаются плохого качества и обжига круглодонные с широким туловом или остродонные яйцевидные глиняные сосуды грубой ручной лепки из низкокачественной глины. Поверхность таких сосудов шлифовалась пуч­ком травы и покрывалась сплошными нарезками, насечками.

B более поздних погребениях обнаруживаются изделия из меди: ножи, кинжалы, стрелы, шилья и пр.

Подвижной характер жизни «древнеямников» затрудняет возможность отыскать их поселения. Археологи таких поселений почти не знают, за ис­ключением небольших временных стоянок в долинах рек.

Кочевой образ жизни вызывал необходимость использования тягловой силы животных и повозок.

Отмеченные выше основные признаки древнеямной, или курганной, культуры позволяли выделить памятники древнейших кочевников на больших территориях, далеко отстоящих от района их прежнего пребы­вания.

Таким образом, различные группы скотоводческих племен, соприка­саясь с древнейшими центрами производящего хозяйства и подвергаясь их влиянию, приспосабливали достижения последних к специфике есте­ственных условий своего существования. В степных, горных, полупустын­ных областях появились коллективы, ведущей отраслью хозяйства кото­рых было скотоводство в подвижных его формах (отгонное, полукочевое, а далее и кочевое), резко ограничивающих или даже исключающих воз­можность одновременной земледельческой практики.

Земледельческие племена, сталкиваясь со скотоводческими, перени­мали у них новейшие достижения их культуры, навыки разведения ско­та и ухода за ним, пользовались способами передвижения на значитель­ные расстояния. Нередки случаи, когда не только скотоводы-кочевники становились оседлыми земледельцами, но и земледельцы становились скотоводами-кочевниками (Мизиев, 1990, с. 16).

Перемещения древних земледельцев-индоевропейцев в конце IV тыс. до н. э. совпадают с миграцией по Евразийским степям древнейших коче­вых скотоводов-«древнеямников», которые, по нашему мнению, являлись далекими предками тюркских народов, хотя этническую принадлежность носителей местных неолитических и энеолитических культур Поволжья и Урала установить нелегко. Некоторые ученые считают их далекими пред­ками современных финно-угорских народов (Бадер, 1972; Халиков, 1969, с. 370-387).

Признавая совместное проживание в течение нескольких тысячелетий в Волго-Уралье далеких предков финно-угров и тюрок, мы в то же время считаем, что в лесостепной и особенно степной зоне этого региона пре­валирующим населением являлись прототюрки. Ставить вопрос в таком ракурсе нам позволяет тот неоспоримый факт, что комплекс этнокультур­ных элементов волго-уральских «древнеямников» почти без изменений сохранялся в быту и культуре всех тюркоязычных народов Евразии вплоть до XVI-XVII вв. Среди этих специфических черт отметим следующие:

1) курганная насыпь;

2) захоронения в срубах, деревянных колодах, на повозках;

3) войлочная или камышовая подстилка в могиле;

4) сопровождение усопшего жертвенными конями или овцами;

5) подвижной скотоводческий быт;

6) употребление в пищу конины и кумыса;

7) войлочные временные жилища — стоянки.

Анализ отмеченных этнокультурных черт позволяет окинуть широким взглядом историю и культуру евразийских племен и народов.

Историко-археологические исследования показали, что в конце IV — начале III тыс. до н. э. основные территории скотоводческих племен зна­чительно расширились вслед за увеличением количества их стад и зна­чительным расширением пастбищ для скота. На огромной территории от Эмбы на востоке до Днестра на западе сложилась культурно-историческая область, получившая название древнеямной. Обширная степная полоса, занятая этой областью, непосредственно соприкасалась с тремя ранне­земледельческими центрами — Европой, Передней Азией и Средней Ази­ей. С этих пор степные пространства из фактора, разделявшего племена, превратились в фактор, объединяющий их. Эти пространства способство­вали значительным перемещениям больших групп скотоводов, облегчали процесс смешения и ассимиляции древних племен, а также давали воз­можность быстрого распространения экономических и культурных дости­жений как самих скотоводческих племен, так и населения других областей, с которыми соприкасались древние кочевые племена. Именно поэтому сложение первой и древнейшей культурно-исторической области знаме­
новало собой первую ступень широкого освоения степных пространств, распространения в них производящих форм экономики, т. е. разведение скота и выработки подвижных, кочевых форм ведения хозяйства.

На такой огромной территории культура древнейших кочевников не могла оставаться единообразной и видоизменялась в соответствии с мигра­цией или диффузией из древнейшего очага зарождения (Волго-Уральского междуречья), обогащаясь достижениями культуры и экономики иных пле­менных групп, с которыми кочевники вступали в контакт. В силу этих при­чин древнеямная культура в период наивысшего расцвета распадалась на девять локальных вариантов, имеющих свои общие и специфические осо­бенности. Исследования показали, что это были Волго-Уральский (наиболее древний), Предкавказский, Донской, Северодонецкий, Приазовский, Крым­ский, Нижнеднепровский, Северо-западный и Юго-западный варианты, ко­торые, имея отдельные отличительные черты, объединялись единообрази­ем погребального обряда и общностью керамики.

Очень важно, что названные локальные варианты древнеямной кочев­нической культуры IV-III тыс. до н. э. почти буквально совпадают с такими же вариантами культуры средневековых кочевников.

половецкая культура

древнеямная культура хазарская культура

Волжско-Уральский

Предкавказский

Приазовский

Крымский

Донской

Северодонецкий

Северо-западный

Средневолжский

Дагестанский

Приазовский

Крымский

Нижнедонской

Верхнедонской

Дунайский

Поволжский

Предкавказский

Приазовский

Крымский

Нижнедонской

Донецкий

Приднепровский

Эта схема свидетельствует о том, что степные просторы Восточной Ев­ропы с конца IV тыс. до н. э. по XI-XII вв. н. э. занимали племена с пример­но одинаковым хозяйственно-экономическим укладом, сформировавшие стойкое кочевое общество, удачно и прочно приспособленное к степному ландшафту.

В связи с этим выводом уместно вспомнить слова Н. Я. Мерперта: «Кур­ганы являют разительный контраст погребальному обряду раннеземле­дельческих обществ, где мертвые оставались в пределах своего поселка, даже своего дома… В степи же курганы являются определенной законо­мерностью, обусловленной и естественными, и психологическими пред­посылками. Здесь курганы насыпались в самые различные периоды и самыми различными племенами, с древнеямских до половецких и татар­ских — во времени, от монгольских на востоке до паннонских на западе и южнонубийских на юге — в пространстве» (Мерперт, 1974, с. 84).

Основываясь на общей характеристике этой культуры, попытаемся проследить различные этапы и пути миграции ее, а также выяснить, в каких
позднейших культурах продолжала бытовать ее основная этнокультурная сущность и как далеко ее компоненты проникали в соседние общности древних племен. Но при этом надо иметь в виду, что, когда речь заходит о перемещениях древних племен, необходимо в каждом конкретном случае выявлять не отдельные элементы, вырванные из общего комплекса куль­туры, а возможно полный набор этнокультурных признаков. Да и в этом случае необходимо выяснять, было ли обнаружение тех или иных черт от­дельной культуры вдали от основной территории ее зарождения связано с миграцией этой культуры или же это результат контактов с соседями.

Конечно, передача предметов быта, как и распространение идей, слу­жит в определенной степени указанием на миграцию людей. Но поскольку наличие одних археологических предметов, взятых в отдельности делает сомнительным решение этих вопросов, археологи давно придерживают­ся того мнения, что если «движение вещей» в эпоху неолита и бронзы не сопровождается «движением» керамики, которую за редчайшим исклю­чением вряд ли могли экспортировать в древности из-за хрупкости, то говорить о перемещениях этнических групп нет достаточных оснований. Если даже наблюдаются отдельные сходные черты в профилировке и ор­наментации сосудов, все же крайне рискованно видеть за этим сходством этнические перемещения, так как детали эти нередко могут оказаться ре­зультатом культурных связей и заимствования технологических навыков соседей. Поэтому делать выводы о теистических связях населения толь­ко на основании сходства керамики нецелесообразно. Между тем, когда подвижный археологический инвентарь — украшения, оружие и прочие предметы, чаще всего являющиеся предметами обмена, сочетается с ке­рамикой, а все это вместе поддерживается сходством погребального об­ряда — самого стойкого этнического признака, тогда говорить об этниче­ских перемещениях можно достаточно обоснованно. Именно последний случай и наблюдается в процессе миграции носителей древнеямной (кур­ганной) культуры (Мизиев, 1990, с. 18).

Древнейшие кочевые племена Волго-Уралья были европеоидами, но среди них встречались и типы с незначительными монголоидными, вер­нее, лапаноидными, чертами (Герасимов, 1955). Носители древнеямной культуры, т. е. древнейшие кочевники-овцеводы, в конце IV — начале III тыс. до н. э. веерообразно распространялись из Волго-Уральского очага на се­вер в среду угро-финнских племен. Они вступали здесь в тесный контакт с коренным населением, чем мы склонны объяснять массу тюркизмов в языке финно-угров, и наоборот.

Из отмеченного очага древние курганники распространялись на запад и смешивались здесь с племенами древней позднетрипольской культуры. Этим объясняется проникновение тюркизмов и элементов тюркской куль­туры в среду праславянских племен Северо-Причерноморских степей.

Ушедшие на юго-запад древнейшие кочевники вступали в тесный кон­такт с племенами Древнего Предкавказья. Отсюда они проникали на тер­риторию будущих Азербайджана, Грузии, Армении, в Переднюю и Малую

Азию, где вступали в контакт с древнейшими оседлыми племенами земле­дельцев. Некоторые из них стали заниматься также земледелием, оседали на земле. Наравне с кочевым появилось и отгонное животноводство.

При миграции на восток древнеямники смешивались с племенами желтой расы, многие из них постепенно приобретали монголоидные чер­ты. Там, в степях Саяно-Алтайского нагорья, Средней Азии и Казахстана, они стали одним из основных компонентов сформировавшихся тюркских народов: казахов, кыргызов, хакасов, алтайцев, тувинцев, уйгур, якутов, узбеков, туркмен и др.

Через Юг Туркменистана и Приаральские степи древнейшие кочевни­ки проникали в Северный Иран и Афганистан, где также сталкивались с древнейшими земледельческими племенами.

Древнеямники, расселившиеся в западном и юго-западном направ­лениях, сохранили, свой европеоидный облик и явились основными сла­гаемыми в процессе этногенеза древних кавказских булгар, карачаевцев, балкарцев, кумыков, азербайджанцев, турок-османов и др.

Безусловно, на древней прародине оставалась значительная часть древнеямников. Они послужили основой формирования поволжских тюркоязычных народов: татар, башкир, чувашей.

Мы полагаем, что, столкнувшись с встречным движением восточных племен на запад, древнейшие пратюркские племена, проникшие в Сред­нюю Азию, Алтайское нагорье, Саяны, Прибайкалье с запада, вынуждены были потом двигаться в обратном направлении в Восточно-Европейские степи. Видимо, тяга к древнейшей прародине и историческая память за­ставили древних булгар и хазар неоднократно возвращаться в степи По­волжья и Приуралья. Наши исследования приводят к выводу о том, что Ал­тай, Южная Сибирь, Прибайкалье были вторичной прародиной древних тюркских племен, откуда они волна за волной рвались в Европу с первых веков нашей эры.

Следы влияния культуры древнеямников Волго-Уралья на культу­ру племен соседних регионов выявили исследования М. П. Грязнова,

О. А. Кривцовой-Граковой, С. В. Киселева, Н. Я. Мерперта, А. X. Халикова,

Н. Л. Членовой, К. А. Акишева, И. И. Артеменко и других археологов. Так, по мнению Н. Л. Членовой, активные связи археологических культур, перво­начальной родиной которых был Волго-Уральский регион, функциониро­вали на огромной территории на протяжении многих тысячелетий. Она пишет, что керамика с чрезмерно вытянутыми заштрихованными тре­угольниками найдена в Прибайкалье, Казахстане, Узбекистане, Таджики­стане, Туркменистане, Северном Афганистане, на Украине и в Болгарии. Общая протяженность этой культуры от Енисея до Болгарии более трех тысяч километров (Членова, 1972, с. 120-126; 1981, с. 22-26).

Выводы Н. Л. Членовой подтверждает В. И. Молодин, опираясь на ре­зультаты своих исследований в Барабинской степи (Западная Сибирь). По его словам, погребальный обряд барабинцев полностью совпадает с об­рядом ямников. Автор вскрывает уникальную преемственность барабин — ской культуры с ямной культурой Волго-Уралья. По его убеждению, носи­тели ямной культуры пришли на Барабу с севера и северо-запада в конце неолита (Молодин, 1985, с. 75-77, 171).

Ретроспективное изучение историко-этнографических и этнокультур­ных особенностей тюркских народов — курганный обряд, погребения в срубах и деревянных колодах, устилание дна могилы травой, камышом, войлоком, сопровождение усопших жертвенными конями, употребление в пищу кумыса и конины, подвижной овцеводческий характер жизни, про­живание в войлочных шатрах — приводит к выводу о том, что генетически эти элементы восходят к древнеямным, андроновским, срубным и скиф­ским племенам. Иными словами, есть все основания считать древнеям — ную, или курганную, культуру праосновой формирования этнокультурных особенностей древнейших пратюркских племен Евразийских степей.

Древнейшая история прототюркских или протоалтайских племен на­чинается с появлением курганной культуры со всем комплексом ее специ­фики. С этого времени мы можем говорить о полнокровном характере их хозяйства, культуры и языка. Все это позволяет пересмотреть вопрос о древнейшей прародине тюркских племен в пользу Волго-Уральского региона. Именно там в конце IV тыс. до н. э. появились первые курганы, тогда как на Алтае археологи не обнаруживают древних истоков этно­культурных особенностей тюркских народов ни в эпоху бронзы, ни в эпоху неолита.

Но, видимо, нельзя отрицать наличия каких-то древнейших пратюрк­ских этносов в Центральной Азии до прихода туда основной массы пра — тюрок из Волго-Уралья. Это согласуется с утверждением В. П. Алексеева о том, что в степях по Енисею и западных районах Монголии изначально проживало и население европеоидного облика (Алексеев, 1989, с. 353).

Если верны выводы языковедов о том, что тюркские языки обособи­лись в IV тысячелетии до н. э., наша точка зрения получает и в прямом и переносном смысле материальное подтверждение в виде археологиче­ского материала древнеямной, афанасьевской культур, представляющих ямно-афанасьевскую общность, которая явилась прообразом культуры древних тюркских племен (Мизиев, 1990, с. 42).

Историко-культурная преемственность включает и преемственность духовную. Если во многих случаях люди под влиянием различных фак­торов не могут сохранить языковую и антропологическую преемствен­ность, то религиозные представления людей сохраняются в течение длительного времени. Так, древний обряд похорон у тюрок, связанный с их миропониманием, сохранялся в течение многих столетий. Древняя могила являет собой не что иное, как модель мира: подземная ее часть символизирует нижний мир (подземный мир), надземная — верхний мир. Кроме того, существовал и небесный мир, где, по древним верованиям, обитали божества. Ориентировка покойника головой на восток, запад, юг, север также имела прямую связь с мировоззрением людей (север и запад связывали с закатом солнца, а юг и восток — с его восходом). Идея совмещения в человеке двух противоположных начал — темного и свет­лого — лежала в основе всего первобытного мировоззрения людей (Эпо­ха бронзы, 1987, с. 430).

Все первобытные люди поклонялись прежде всего солнцу, луне, звез­дам. Все это находило отражение в их практической деятельности.

С появлением религий, признающих единого Бога (христианства, ис­лама и др.), мировоззрение постепенно трансформировалось. Поскольку мировоззренческие установки и ценностные ориентации народов скла­дывались на протяжении всего развития этносов, элементы старых взгля­дов, а в ряде случаев и отдельные аспекты архаической системы представ­лений сохраняются в разных областях общественного быта и фольклора. Эти вопросы освещены в ряде специальных работ, к которым и отсылаем читателя (Раевский, 1977; Джуртубаев, 1991; Серебрякова, 1992 и др. ).