АНАЛИЗ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

В дореволюционной исторической литературе проблема социально-экономического развития и общественно-полити­ческого устройства чеченцев и ингушей в XVIII — начале XIX века не являлась предметом специального исследования, хотя она периодически затрагивалась авторами при освещении ими различных сторон жизни вайнахов в прошлом. Дореволюци­онная и отчасти советская историография, естественно, дают самые различные оценки уровня социально-экономического развития и общественного устройства чеченцев и ингушей. Так, например, дореволюционные исследователи А. П. Бер-же, У. Лаудаев, Н. Ф. Дубровин, П. Зубов, Ф. И. Леонтович, Евг. Максимов и др. сознательно принижали уровень обще­ственного и экономического развития вайнахов, представляя Чечню и Ингушетию как патриархально-родовое общество, основанное на господстве кочевого скотоводческого хозяйства и примитивного земледелия. "У чеченцев, — писал А. П. Верже,

— нет тех сословных подразделений", они "образуют один класс

— людей вольных, и никаких феодальных привилегий мы не находим между ними. «Мы все уздени", — говорят чеченцы.6 То же самое утверждает и У. Лаудаев: "Чеченцы не имели князей и были все равны между собой… Чеченцы называют себя узденями"; "у чеченцев… все люди стояли на одной степени узденства".7 Подобные суждения в различных вариациях высказывали и другие дореволюционные исследователи, как, например, Г. Орбелиани, Ф. И. Леонтович, Н. Ф. Дубровин, Евг. Максимов и др. "У чеченцев…нет князей и дворян, там все равны между собой, хотя у них имелись примитивные классовые отношения", — указывает исследователь Г. Орбе­лиани.8 "Все, что принадлежит к чеченскому племени, — сооб­щает другой исследователь Ф. И. Леонтович, — составляет один общий класс людей вольных, без подразделений на дворян или на князей".

Мнимый тезис о том, что якобы все чеченцы и ингуши равны и независимы между собой, имел хождение во многих до­революционных изданиях. И как правильно заметила местный исследователь Т. А. Исаева, подобные "утверждения больше идеализировали внешне независимый, самобытный образ жизни горцев, чем давали объективную картину их обществен­ного устройства".10

В то же время существовала и другая часть дореволюцион­ных исследователей истории народов Кавказа, как, например, Г. И. Гербер, А. И. Гюльденштедт, И. Г. Георги, С. Д. Бурна — шев, С. М. Броневский, П. Г. Бутков, М. М. Ковалевский, Н. Да­нилевский и др., которая, напротив, отмечала высокий уровень социально-экономического и общественного развития чеченцев и ингушей в рассматриваемое время. Эти авторы считали, что в основе общественного строя вайнахов лежат вполне развитые феодальные отношения с довольно сложной иерархической сословной градацией и с оформившейся феодальной поземельной собственностью. Наиболее ранние сведения о наличии у вайнахов собственной сословной верхушки в XVIII веке находим у автора Г. И. Гербера. По свидетельству Г. И. Гербера чеченцы имели старшин из своей собственной среды.11 Исследователь И. А. Гюльденштедт указывает на ряд чеченских обществ, управлявшихся владетельными князьями, а в некоторых случаях — старшинами. "Некоторые немногие общества имеют независимых владетельных князей, как, например, чеченцы, — сообщает автор, — другие не имеют дворянства, но выбирают между собой богатейших, а особливо имеющих большое родство, в старшины, коим они, однако не столько повинуются, сколько им угодно".12 Давая анализ деятельности некоторых обществ Чечни и Ингушетии, И. А. Гюльденштедт, в частности, отмечает, что живущие в обще­стве Чечен горцы имеют собственных князей и царствующая у чеченцев фамилия называется Туркан (по-видимому, от слова «туркх» — Ш. А.). Жители общества Атаги также имели князей. Жителями общества Карабулак, а точнее их общинами, — по свидетельству И. А. Гюльденпггедта, — управляли не князья, а старшины.13

О том, что вайнахи в XVIII веке имели у себя князей и дво­

рянство, отмечает также исследователь И. Г. Георги. "Чеченцы

— говорил он, — имеют у себя князей и дворянство. В 1773 году они умертвили своих владетельных князей", а "ингуши, — далее сообщает он, князей у себя не имеют, но выбирают для управления собой старшин из знатных фамилий".14 По сви­детельству исследователя общественного строя горских наро­дов Кавказа конца XVIII века С. Д. Бурнашева каждое вай — нахское селение имело своего владельца и свое управление, которое мало чем отличалось от кабардинских форм правле­ния.15 Известный кавказовед академик П. Г. Бутков пишет, что в первой половине XVIII века "чеченцами владели кумыкские князья Айдемировы и Чепаловы из Эндери, Казбулато-вы из Аксая, Черкасские из Большой Кабарды и Терловы (Турловы) из Аварского владения. Во власти их находились селения: Большая Чечня, Малая Чечня, Большая Атага, Горя-чевская или Исти-Су, Топли и др".16 Сообщая новые географические и исторические сведения о народах Кавказа, дореволюционный исследователь С. М. Броневский, в частности отмечает, что в рассматриваемое время чеченцы истребили своих князей и пригласили к себе на княжение владетелей из Дагестана и Лезгиностана, но такие феодалы не пользовались доверием и уважением. Потому якобы "чеченцы управляются выборными старшинами, духовными законами и древними обычаями".17 Такого же мнения придерживается и другой исследователь Н. Данилевский, который отмечает, что чеченцы действительно имели прежде своих князей, но они их истребили и прибегли к своим соседям (то есть стали приглашать из соседних княжеств).18 По мнению местного исследователя И. М. Саидова, выбирать правителей из числа местной знати чеченцы и ингуши опасались по той причине, что представи­тели знати, опираясь на своих родственников, могли со вре­менем упрочить свою власть и не считаться с интересами на­рода.19

Определенный интерес в плане анализа развития феодаль­ных и социальных отношений вайнахов представляют этног­рафические материалы и обобщения А. И. Ипполитова. "Ари­стократизм некоторых чеченских фамилий, — подчеркивает он,

— с покорением Чечни, сгладился окончательно… У чечен­цев ни качества личные, ни заслуги никогда не выкупают про­исхождения человека от слабой фамилии или происхождения бесфамильного…" 20

И, наконец, существовала третья группа дореволюционных исследователей (И. Попко, А. Ф. Щербина, П. П. Короленко, В. Толстов и др.), представители которой, напротив, сознательно принижали уровень социально-экономического развития и общественного устройства народов Северного Кавказа в прошлом и предпринимали попытки доказать, что все поло­жительные изменения в социально-экономическом развитии горцев были исключительно связаны якобы с так назыпаемой "цивилизаторской миссией царизма на Северном Кавказе».21 Подтверждением тому может быть высказывание дореволю­ционного исследователя Ф. Щербины, который, в частности утверждает, причем в категоричной форме, что "частной соб­ственности совсем не существовало у чеченцев до времени рус­ского владычества, а были лишь вольное пользование и дол­госрочные заимки общинной земли".22

Безусловно, дореволюционное кавказоведение в силу своей тенденциозной направленности не могло глубоко и объективно разобраться в сущности социально-экономического развития кавказских народов. "Стремление же к архаизации об­щественного строя кавказских горцев, — замечает профессор В. Г. Гаджиев, — неизбежно вело к тому, что их представляли более отсталыми, чем они были в действительности".

В работах советских исследователей 20-3 0-х годов XX сто­летия относительно общественно-экономического развития Чечни и Ингушетии в дореволюционном прошлом также су­ществуют различные точки зрения и суждения. Следует отме­тить, что теория господства якобы у чеченцев и ингушей родо­вого строя в прошлом находила поддержку у целого ряда ав­торов, писавших в советское время (М. Л. Тусиков, Б. Далгат, М. Н. Покровский, С. К. Бушуев и др.). Так, исследователь М. Л. Тусиков писал, что "у ингушей, как и у чеченцев, не было до революции понятия об отдельных правах, дающих преимуще­ства одним и ставящих других в зависимое положение, т. е. между ними не было деления на сословия в строгом смысле слова и общественный строй их отличался демократической простотой и патриархальностью, равенством в правах всех граждан".24 Б. Далгат утверждал: "Мы застаем род у чеченцев в первоначальном, чистом виде, как союз экономический, эк- зогамический и кровный".25 "Чечня конца XVIII века, — заме­чает профессор М. Н. Покровский^- страна дофеодальной пат­риархально-родовой демократии". Некоторые местные авто­ры предпринимали попытки назвать общественно-экономи­ческий строй в Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время тайпизмом или тайповым (родовым — ІП. А.) строем.27 Извест­ный кавказовед С. К. Бушуев писал о Чечне и Ингушетии на­чала XIX века, что здесь "происходил переход от родовых пат­риархальных учреждений к полуфеодальным и феодальным".28

Но с другой стороны, в исторической и этнографической литературе этого периода можно встретить высказывания от­дельных исследователей советского периода о том, что чечен­цы и ингуши в своем развитии якобы прошли все этапы фео­дального строя. Так, например, исследователь Г. К. Мартиро — сиан указывает, что "имеющиеся уже данные свидетельствуют о том, что Ингушетия прошла и через феодальные отноше­ния…"29, хотя и не приводит в пользу своего тезиса сколько — нубудь весомого доказательства. Подобная идеализированная картина "золотого века" в развитии исторического прошлого вайнахского народа, хотя и встречается в ряде публикаций некоторых современных исследователей "родовиков", но в действительности же ничего общего не имеет с подлинной ис­торией, жизнью и бытом данного народа.

Определенного внимания заслуживают также точки зрения другого направления ученых-кавказоведов 20-3 0-х годов XX века (Н. Ф. Яковлев, А. С. Вартапетов, Л. П. Семенов, Е. И. Крупнов и др.), высказанные ими по поводу общественного устройства вайнахов в дореволюционном прошлом. Так, профессор Н. Ф. Яковлев утверждает лишь о "зачатках фео­дализма в Ингушетии".30 На основе анализа средневековых ингушских легенд и преданий профессор Л. П. Семенов сооб­щает, что "феодализм не получил в Ингушетии такого разви­тия, как в Северной Осетии или Кабарде, но зачатки его име­лись".31 Известный этнограф А. С. Вартапетов дал разверну­тый анализ общественных отношений чеченцев и ингушей в далеком прошлом. "Социально-экономический строй, — пишет он, — как ингушей, так и чеченцев не является примером чис­тоты патриархально-родовых отношений; налицо были все моменты начавшегося распада".32 В специальной работе, по­священной проблеме социально-экономического развития Ингушетии в средневековье, известный кавказовед, профессор Е. И. Крупнов приходит к выводу, что в ингушском обществе до XVIII века очень рано складывались зачатки довольно развитых социальных отношений, т. е. происходил якобы естественный процесс феодализации. При всем этом, как за­мечает сам автор, в то время он якобы не мог увидеть ни раз­витого феодализма, ни тем более бытования развитых родо­вых отношении у ингушей.

Иных взглядов на проблему социально-экономического развития и политического устройства чеченцев и ингушей в XVIII — начале XIX века придерживаются в 50-60-х годах XX столетия авторы Б. В. Скитский, А. В. Фадеев, Е. И. Крупнов,

Н. А. Тавакалян, Е. Н. Кушева, Н. П. Гриценко, А. И. Хасбулатов, Р. Л. Харадзе, И. М. Саидов, Я. С. Вагапов, Ф. В. Тотоев, С. Ц. Умаров и др. В своих научных работах этими авторами был подвергнут серьезной критике односторонний подход отдельных ученых в анализе общественного устройства чеченцев и ингушей в прошлом. Достоинством работ этих ис­следователей является то, что в них использованы новые ар­хивные документы, археологические и этнографические ма­териалы, дан обстоятельный анализ соответствующей пробле­мы, развенчивающей миф о том, что в дореволюционном про­шлом в чеченском и ингушском обществах якобы не существо­вало ни сословного деления, ни социальной борьбы и т. д.

В конце 50-х годов XX столетия первым в пользу суще­ствования в прошлом у ингушей развитого феодализма выс­тупил с концептуальной статьей известный кавказовед, про­фессор Б. В. Скитский. Он назвал племя Галгай феодальным, считая его действительно ведущим и наиболее значительным у ингушских тайпов. Галгай распространили свое социально- экономическое влияние, — пишет профессор Б. В. Скитский, — на большую часть Ингушетии и дали свое феодальное назва­ние ингушскому народу (галгай). Кроме того, Б. В. Скитский находит возможным упомянуть о богатой знати ингушей уже в XVII веке. Он считает, что ингушские боевые башни и замки датируются XII — ХТТТ вв. и являются укреплениями феодалов. Автор подчеркивает, "что самые крупные ингушские замки, самые замечательные в архитектурном отношении храмы находятся в главном феодальном гнезде Ингушетии, в Ассин — ском ущелье".34

Принципиально новые, концептуальные подходы в плане дальнейшего углубленного и объективного освещения доре­волюционной истории чеченцев и ингушей и соответствующие ценные рекомендации в связи с этим были высказаны участ­никами научной сессии по историческим проблемам обще­ственного развития народов Чечни и Ингушетии, состоявшей­ся летом 1962 г. в г. Грозном по инициативе Чечено-Ингушс — кого научно-исследовательского института истории, языка, литературы и экономики. Многие докладчики этой сессии подвергли резкой критике субъективистский подход некото­рых исследователей в оценке исторического развития чеченцев и ингушей. "Совершенно нелепо полагать, — подчеркивает известный историк Т. Т. Мальсагова, — что чечено-ингушские народы были на точке замерзания, не двигались вперед, не развивались. Рядом с ними жили такие народы, как дагес­танцы, осетины, кабардинцы, где были давно сложившиеся феодальные отношения. Естественно, что чеченцы и ингуши не могли стоять в стороне от общего развития. Они попадали в зависимость от феодалов — соседей и своих. Словом, их раз­витие шло тем же путем, что и у других народов, может быть, только медленнее".

Говоря о генезисе развития феодальных отношений в Чечне и Ингушетии в рассматриваемое время, большой знаток местной истории А. А. Саламов, в частности, отмечал: "Я лич­но склонен считать, что в зачаточных, первоначальных формах у нас, в Чечено-Ингушетии, имелись феодальные отношения. По некоторым народным преданиям, в горах в отдельных обществах имелись владетели (элий), эксплуатировавшие народ. Имелись тайпы, господствовавшие над слабыми тай — пами и т. д. Боевые башни, каменные укрепления, городища,

остатки которых мы ищем в горах, я считаю, — говорит А. А. Саламов, — имеют отношение не столько к патриархально-ро- довым порядкам, сколько к феодальным. Сам факт восстания чеченцев против "чужих" князей в XVIII веке и изгнание их я склонен отнести не к демократическим чувствам чеченцев, а к факту появления у них своих доморощенных вожаков (баьч — ча), которые превращались в феодалов и, набрав силу, изго­няли своих конкурентов — "чужаков".36

Известный ученый-кавказовед А. В. Фадеев в начале 60-х годов XX века, анализируя экономическое положение в вай- нахском обществе в прошлом, указывает о бытовании в нем не только натурального хозяйства, но и о патриархально-фе­одальных отношениях их общественного быта. Профессор Н. П. Гриценко в специальной работе, посвященной проблеме социально-экономического развития Притеречных районов в XVIII — первой половине XIX века, отмечает, что "в нагорной полосе Чечни и Ингушетии шел процесс феодализации, хотя феодальные отношения только зарождались и находились в первоначальной стадии своего развития".38

Существуют и другого рода высказывания исследователей конца 60-х годов XX в. по поводу социально-экономического развития Чечни и Ингушетии в рассматриваемое время. Так, известный кавказовед Е. Н.Кушева утверждает о неравномер­ности исторического развития народов Северного Кавказа, у которых, по ее пониманию, процесс социально-экономического развития протекал весьма замедленно по сравнению с наро­дами Закавказья.39 Этого же взгляда придерживаются неко­торые авторы ранее изданных обобщающих трудов по истории и культуре Чечни, Ингушетии, а также всего Кавказа.40

Некоторые народные предания также повествуют о том, что в горах, в отдельных вайнахских обществах, имелись вла­детели (элий), эксплуатировавшие народ. Существовали силь­ные тайпы, господствовавшие над слабыми тайпами и т. д.41

Определенным вкладом в разработку данной проблемы в середине 60-х годов XX столетия явилась кандидатская дис­сертация об общественно-экономическом развитии Чечни во второй половине XVIII — 40-е годы XIX в. осетинского ученого Ф. В.Тотоева. В данной работе автором впервые была пред — 14 принята серьезная попытка на базе новых документальных источников и литературы показать уровень развития основных отраслей производства и дальнейшее углубление процесса развития феодальных отношений вайнахов.

На основе анализа героико-эпических песен вайнахского фольклора исследователь Я. С. Вагапов приходит к выводу о том, что почти все устнопоэтическое творчество чеченцев и ингушей изобилует различной социально-сословной термино­логией, что свидетельствует о далеко зашедшей имуществен­ной дифференциации вайнахского общества. Вайнахские героико-эпические песни отображают ту раннюю ступень фе­одализма, когда присутствует фактическое неравенство, "но исключительное право верхушки еще не является общеприз­нанным". В чеченских героических песнях мы не видим могу­щественных князей и владельцев эпохи развитого феодализма, — указывает Я. С. Вагапов, — хотя имущественное и факти­ческое юридическое неравенство выступают в довольно чет­кой форме.43

Анализ разнообразных памятников средневековой горной Чечни и Ингушетии — жилых и боевых башен, укрепленных аулов, состоящих из отдельных башенных комплексов (зам­ков) — Эрзи, Таргим, Галанчож, Эгикал, Хили, Чар мах, Моца — рой, Тист, Кей и др., а также многочисленных склеповых мо­гильников, языческих святилищ и храмов позволил местному исследователю С. Ц. Умарову высказать ряд ценных суждений по поводу уровня экономического развития вайнахов по­зднесредневекового периода. Так, Умаров С. Ц. утверждает, что в эпоху позднего средневековья социально-экономическое развитие вайнахов шло по восходящей линии; в горной части Чечни и Ингушетии в это время был налицо процесс социаль­но-имущественного неравенства. И предания, и рассказы ста­рожилов свидетельствуют о том, что в горах Чечни и Ингуше­тии все башни и башенные комплексы (жилые и боевые) при­надлежали богатым владельцам.44 Известный этнограф и ар­хеолог Л. П. Семенов называл средневековый башенный пе­риод в истории вайнахов "бурной феодальной эпохой".45

Этнографические наблюдения местного исследователя И. М. Саидова при изучении таких важных источников, как язык, фольклор и памятники материальной культуры на территории Чечни и Ингушетии в рассматриваемое время позволили ему прийти к ценным выводам, доказывающим о бытовании у вайнахов не только в XVIII веке, но и в более далеком про­шлом следов сословных и социальных отношений; о существо­вании "своих" и "пришлых" князей и т. д. Проанализированная им терминология имеет чисто социально-сословный характер, а также вайнахское или иноязычное происхождение. Так, например, автор утверждает, что одним из самых древних социальных (сословных) терминов, пожалуй, является слово "лай" — раб. Термин "лай" происходит от вайнахского слова "ла" — терпеть (лай — вытерпел) и т. д.46

Достаточно глубокий анализ характера сословных отно­шений в Горной Ингушетии, т. е. социального содержания тер­минов "эзди" (оьзда) и "лай" на основе богатого этнографи­ческого материала, причем в плане сравнительно-сопостави­тельного анализа их с сословными категориями некоторых кавказских народов в XVIII — начале XIX века сделан извес­тными грузинскими учеными Р. Л. Харадзе и А. И. Робакид-зе. Они, в частности, отмечают, что "отсутствие государствен­ности в полном смысле этого слова мешало юридической фик­сации сословного деления, без чего социальные различия не могли сложиться в систему правовых норм, характерную для развитого феодального общества" 47

Отсутствие у исследователей в 60-х годах XX столетия еди­ного мнения относительно уровня социально-экономического развития и общественно-политического устройства чеченцев и ингушей в XVIII веке, — указывал профессор Е. И. Крупнов, — объясняется некритическим восприятием наследия дорево­люционных историков, а также слабой изученностью архи­вной базы и других сопутствующих материалов.48

Заметных позитивных успехов достигла историческая на­ука в Чечне и Ингушетии в 70-80-ые годы XX столетия. В это время сформировались кадры местных профессиональных ученых-историков: Ж. Ж. Гакаев, X. А. Гакаев, М. X. Багаев, Я. 3. Ахмадов, Т. А. Исаева, С. А. Исаев, М. Н. Музаев, А. 3. Вацуев, Т. С. Магомадова, Э. Д. Мужухоева, М. Б. Мужухоев, X. А. Хизриев, 3. И. Хасбулатова, X. А. Акиев и др., которые успешно занимались исследованием проблемы социально-эко­номического и политического положения чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом. В это же время в вузах респуб­лики и в Чечено-Ингушском научно-исследовательском инсти­туте гуманитарных наук идет активный процесс накопления источникового и архивного материала. Регулярно проводятся в республике Международные и Всесоюзные научно-прак­тические конференции и симпозиумы, посвященные актуаль­ным вопросам развития истории и культуры народов Чечни и Ингушетии, а также Северного Кавказа. Периодически изда­ются в вузах республики, а также в Чечено-Ингушском науч­но-исследовательском институте гуманитарных наук сборники научных трудов, известия и монографические исследования. Полученные при этом результаты исследований используются при написании обобщающих трудов по истории народов Чечни и Ингушетии, а также Северного Кавказа и Дона, учебных пособий и учебно-методической литературы для школ и вузов республики.

Следует отметить также, что в 70-80-х гг. XX столетия впервые проблема развития феодальных отношений в Чечне и Ингушетии рассматривается местными учеными комплексно, изучаются ее глубинные причины и содержание, привлекая при этом все доступные вспомогательные материалы (ис­торический, архивный, этнографический, археологический, лингвистический, фольклорный и т. д.). Используя новые ар­хивные документы, ученые анализируют особенности развития феодальных отношений в Чечне и Ингушетии, а также со­циальных отношений и социальной структуры общества, ан­тифеодальной и антиколониальной борьбы горцев и т. д.

Безусловно, позитивные результаты работы Чечено-Ингуш­ского научно-исследовательского института в 70-80-ые годы XX столетия были достигнуты благодаря слаженной работе его основных подразделений и, в частности, отдела истории ЧИ АССР дореволюционного периода, который в большей мере был сориентирован на изучение вопросов социально-эко­номического развития и общественного устройства чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом.

Большой вклад в 70-х годах в изучение проблемы разви­тия социально-экономических отношений в Чечне и Ингуше тии в XVII-XVIIIbb. внесла местный ученый Т. А. Исаева.4 На большом фактическом материале она исследовала уровень развития многих видов отраслей хозяйства вайнахов, доказав при этом о начале вовлечения Чечни и Ингушетии в систему всероссийского рынка с XVII века. Глубоко проанализировав социальную структуру чеченских и ингушских обществ в XVIII-XIX вв., Т. А. Исаева приходит к мысли о необходи­мости в качестве первоочередной задачи исследовать уровень развития производительных сил и их соответствие производ­ственным отношениям и доказать, были ли вайнахские фео­далы собственниками земель и имели ли они зависимых крес­тьян, каково было их правовое положение и чем отличались друг от друга категории зависимого населения и т. д.50 В даль­нейших своих изысканиях исследователь Т. А. Исаева прихо­дит к выводу о том, что общественные отношения у вайнахов в целом в рассматриваемое время были феодальные, а "незре­лость социальных отношений проявлялась в том, что многие элементы феодальной зависимости прикрывались внешней формой старых, родовых отношений…, и степень феодализа­ции различных вайнахских обществ была неодинаковой".51

С середины 70-х годов, а также в 80-90-х годах XX столе­тия плодотворную исследовательскую работу ведет по данной проблеме известный ученый Я. 3. Ахмадов. Его научные труды по интересующей нас теме насыщены новыми документаль­ными сведениями и источниками и отличаются глубиной ана­лиза фактов. Они интересны постановкой новых проблемных вопросов и попыткой их неординарного решения на основе комплексного подхода автора. Так, например, анализ соци­ального строя и общественно-политического положения в Чечне и Ингушетии в XVIII веке позволил Я. 3. Ахмадову оха­рактеризовать его "основными чертами раннефеодального общества с сильными пережитками дофеодальной форма­ции".52 В специальной научной работе, посвященной анализу деятельности феодальной (княжеской) фамилии Турловых на территории Чечни в XVIII веке, и на основе новых документов исследователь Я. 3. Ахмадов приходит к выводу, что "фео­дальные отношения в Чечне с конца XVII века и до конца XVIII века развивались как вглубь, так и вширь".03 Говоря же о раз­витии классовых отношений и антифеодальной борьбы в ка — рабулакском обществе в XVIII веке, автор отмечает, в частно­сти, что классовые отношения в Карабулаке привели к появ­лению здесь княжеских фамилий в лице чеченских и брагун — ских феодалов, а также к укреплению узденского и старшин­ского сословия.54 Не обошел внимания автора в работе и воп­рос о роли мусульманского духовенства в общественной жиз­ни вайнахов. На основе новых источников Я. 3. Ахмадов от­мечает, что духовенство в Чечне в рассматриваемое время вы­делилось в отдельное сословие и роль его в общественно-по­литической жизни вайнахов была весьма существенной.55

Современная источниковая база и, в частности, новые до­кументальные материалы по истории народов Чечни и Ингу­шетии конца 40-х годов XVIII века позволили Я. 3. Ахмадову предпринять успешную попытку анализа Чеченского феодаль­ного владения (княжества) на территории современной Чечни с середины XVII века и до конца XVIII века. Основная территория княжества, как считает он, охватывала низовья р. Аргуна и среднее течение р. Сунжи. Автор дает сравнительно полные сведения о политическом устройстве данного вла­дения, и, в частности, отдельных чеченских княжеских фами­лий, их происхождении, территории и народонаселении и т. д.56 Кроме того, благодаря, видимо, новым архивным источникам автору стало возможным проанализировать существовавшую удельную систему владения в Чеченском феодальном владе­нии в XVII-VIII вв., уровень общественных отношений в кня­жестве, его внутреннее политическое устройство и сам инсти­тут княжества и т. д.57

В своей монографии, посвященной взаимоотношениям на­родов Чечни и Ингушетии с Россией в XVIII веке,58 профессор Я. 3. Ахмадов также уделил внимание анализу проблемы развития социального строя и общественно-политического устройства вайнахов в XVIII веке. В частности, автор отмеча­ет, что вайнахское общество в рассматриваемое время уже было разделено на два антагонистических класса: социально­имущее сословие (князья, богатые уздени, старшины, верхуш­ка духовенства и т. д.) и социально-зависимое сословие (холо­

пы, вольноотпущенники, беднейшая часть узденства и т. д.). Определенное место занимает в работе ЯЗ. Ахмадова вопрос, связанный с общественно-политическим устройством и раз­личными институтами управления вайнахов в XVIII веке.

По интересующей нас проблеме в конце 80-х годов вышла монография грузинского ученого Э. А. Борчашвили. Им ис­пользованы в работе новые архивные материалы, источники и литература, высказан целый ряд новых суждений и положений об уровне социально-экономического развития и об- щественного-политического устройства вайнахов в XVIII— XIX вв. По мнению Э. А. Борчашвили в XVIII-XIX вв. гос­подствующими сословиями в Чечне и Ингушетии выступали князья (элий), чанки-беки, старшины, уздени знатные и пред­ставители духовного сословия (кадии, муллы). Князья явля­лись крупными землевладельцами-скотоводами. Феодально­зависимое сословие было представлено бедными родами (тай — пами — Ш. А.), крепостными крестьянами, свободными общин- никами-узденями, азатами и рабами. Автор отмечает, что раб­ство в Чечне и Ингушетии в XVIII в. носило семейно-патриар — хальный характер. Новым явлением в процессе классообра — зования вайнахского общества было, по мнению Э. А. Борчаш­вили, превращение рабов в крепостных крестьян. "Постепен­ное прикрепление рабов к земле и их переход в ряды крепос­тных крестьян в рассматриваемый период приняли широкий характер"59, — утверждает автор.

Высказав мысль о превращении вайнахских рабов в кре­постных крестьян в Чечне и Ингушетии в XVIII-XIX вв., ав­тору Э. А. Борчашвили следовало бы подчеркнуть о статусе раба и крепостного крестьянина в условиях Чечни и Ингуше­тии, поскольку в рассматриваемое время в Чечне и Ингушетии существовало "домашнее рабство" и главным источником его пополнения являлся захват в плен людей, как правило другой национальности. Пленные люди (ясыри), не выкупленные их родственниками, со временем превращались в рабов; они переходили в результате торгов из одних рук владельцев и князей в другие.

Интересны наблюдения известного чеченского этнографа С-М. А. Хасиева относительно социального содержания ин­ститута "тайп" чеченцев в XIX — начала XX в. В частности, автор указывает в своей работе, что в рассматриваемое время "тайп" несет на себе отпечаток разноэтнического, сословного, географического и производственного характера", и возник он, как социальный институт, в период классового общества, со временем превратился в свою противоположность и стал тормозом на пути социально-экономического развития обще­ства.60

В 70-80-х годах XX столетия автору данной работы также пришлось исследовать отдельные проблемы социально-эконо­мического развития Чечни и Ингушетии в XVHI веке. В част­ности, впервые на базе новых документальных источников и литературы им была предпринята попытка осветить некоторые аспекты развития ведущих отраслей хозяйства вайнахов и социальных отношений (социальной структуры общества), а также ремесленные занятия и кустарные промыслы, торгово — экономические связи вайнахов с северокавказскими народами и с Россией, антифеодальную и антиколониальную борьбу вайнахов в XVIII в. и т. д.61

Справедливости ради отметим, что научные работы автора этих строк и некоторых других исследователей, опубликован­ные в те годы, были написаны в так называемый застойный советский период, когда республиканские партийные органы официально и неофициально запрещали местным научным кадрам из числа чеченцев и ингушей в полной мере заниматься исследованием древней и дореволюционной историей Чечни и Ингушетии, в частности, вопросами этногенеза вайнахов, антифеодальной и антиколониальной борьбой горцев и т. д. Как известно, еще в 20-3 0-ые годы XX столетия истории чеченцев и ингушей был навязан антинаучный, антиисторический тезис о якобы самом низком уровне социально-экономического и общественного развития вайнахов и как результат этого — отсутствие у них каких бы то ни было социальных и сословных отношений вообще. Существовавшие же у вайнахов на протяжении веков социально-экономические отношения заведомо рассматривались как первоначальная стадия зарождения классовых отношений, которые якобы тесно пе реплетались с патриархально-родовыми пережитками про­

шлого и сильно препятствовали процессу классообразования в вайнахском обществе и т. д.

В 80-х годах XX столетия большой ущерб исторической науке в деле объективного освещения дореволюционной ис­тории Чечни и Ингушетии нанесла так называемая лженаучная концепция о 200-летии добровольного вхождения народов Чечни и Ингушетии в состав России в 1781 году. Данная "концепция", естественно, была навязана местной историчес­кой науке тогдашними официальными советскими партий­ными органами страны и для истории Чечни и Ингушетии конца XVIII века она, безусловно, имела негативные послед­ствия и не представляла ничего общего с реальными, конк­ретными историческими фактами, а тем более с объективными научными взглядами и изысканиями местных ученых по данной проблеме.

Безусловно, все здоровые силы республики, общественная интеллигенция и, в частности, известные вайнахские ученые и писатели, ведущие ученые-кавказоведы Москвы и Ленинграда, (профессора Е. И. Кушева, Л. И. Лавров и др.), а также передовая интеллигенция из соседних северокавказских и закавказских республик с первого дня выразили свое реши­тельное несогласие с "концепцией" 200-летия добровольного вхождения чеченцев и ингушей в состав России, родоначаль­ником и активным пропагандистом которой в республике явился небезызвестный археолог — профессор В. Б.Виноградов, с легкой руки которого местные партийные органы шель­мовали и жестоко наказывали всех, кто выступал против этой надуманной псевдоконцепции. Такими жертвами произвола местных партийных органов (властей) в свое время стали не­которые ученые Чечено-Ингушского научно-исследовательс — кого института истории, языка и литературы Я. С. Баталов, Я. 3. Ахмадов, ІП. Б. Ахмадов, X. А. Хизриев, Т. А. Исаева, М. Н. Музаев, А. 3. Вацуев и др.

Огромное значение для комплексного исследования про­блемы социально-экономического развития и общественно- политического устройства горских народов в прошлом имела региональная научная конференция "Генезис, основные этапы, общие пути и особенности развития феодализма у наро­
дов Северного Кавказа"62, проходившая 11-12 июля 1980 г. в г. Махачкала, в Институте истории, языка и литературы Да­гестанского филиала АН СССР. На данной конференции при­няли участие и выступили с весьма содержательными докла­дами ученые Чечни и Ингушетии — А. И. Хасбулатов, Я. 3. Ахмадов, Т. А. Исаева, X. А. Хизриев, X. С. Ахмадов, X. А. Акиев и др. В центре внимания конференции находились про­блемы, связанные с изучением социально-экономической ис­тории и развитием феодальных отношений у народов Север­ного Кавказа. В докладах ученых на большом фактическом материале были освещены вопросы уровня социально-эконо­мического развития народов Северного Кавказа, типологии горского феодализма, форм политического устройства и зе­мельной собственности, социальной структуры, сельских об­щин и их союзов и т. д. В своем докладе на данной конферен­ции профессор А. И. Хасбулатов, в частности, отметил, что устойчивое сохранение общинных традиций, внутренние об­щественные процессы, зависимое положение от соседних кня­зей и феодалов, русская вольная колонизация, колониальная политика царизма, длительный период национально-освобо­дительной войны — все это исторически способствовало запу­тыванию данной проблемы и создавало видимость отсутствия сословий у чеченцев и ингушей. "Такому представлению об общественном устройстве способствовало и то, — указывает далее автор, — что у чеченцев и ингушей на верху социальной лестницы вместо феодалов классического типа, стояли знат­ные, сильные, благородные семьи, фамилии, роды (тайпы — Ш. А.), которые назывались "оьзда нах", т. е. "благородные

її 63

люди.

Довольно интересные суждения были высказаны на кон­ференции в докладе ученого Я. 3. Ахмадова. Он, в частности, заметил, что "сложение на Северо-Восточном Кавказе госу­дарства во главе с фамилией Турловых сыграло важную роль в образовании крупнейшего коренного северокавказского народа — чеченцев, которые свое наименование получили от округа Чечен (с центром сел. Чечен-аул), заселение которого вайнахскими племенами произошло под руководством Тур-

_ II 64

ловых .

Известный ученый республики, ныне покойная Т. А. Исаева, также сделала интересный научный доклад на данной кон­ференции, посвященный проблеме социального характера вайнахских сельских общин в XVI-XVII вв. На основе их ана­лиза Т. А. Исаева приходит к выводу о том, что называемые и перечисляемые в русских источниках населенные пункты вай­нахов — юрты, улусы, кабаки и т. д. были характерны для фео­дального общества. Более того, кабаки составляли сельские общины, отдельные села, которые, объединяясь, образовывали "землицы" (общества) калканцев, мичкизов, шубутов и т. д., становясь, таким образом, феодально-зависимыми селами. Кроме того, источники этого периода, по мнению автора, вос­производят социальную градацию населения, его разделение на феодальные и зависимые слои. Высшее сословие "состав­ляли князья, владельцы, мурзы, начальные люди", "лучшие люди" и т. д. Зависимое население общества составляли слуги, холопы, ясыри, работные люди и т. д.65

При освещении данной темы основная роль принадлежит как опубликованным, так и неопубликованным источникам. Использованные нами в данной монографии источники в ос­новном русского происхождения. К сожалению, ни в хроно­логическом, ни в тематическом плане XVIII век не представ­лен в источниках равномерно. Основное содержание докумен­тов XVIII века посвящено вопросам социально-экономичес­кого положения в Чечне и Ингушетии, взаимоотношениям (в основном политическим) местных социальных верхов с царс­кой администрацией на Северном Кавказе и с простым горс­ким населением и т. д.

Документальной базой исследования явились материалы Центральных и местных кавказских архивов: Центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА, г. Москва), Архива внешней политики России (АВИР, г. Мос­ква), Архива Чечено-Ингушского республиканского краевед­ческого музея (г. Грозный), Центрального архива Астрахан­ской области, Архива Северо-Осетинского научно-исследова — тельского института истории, языка и литературы, Централь­ного государственного архива Дагестанской республики (фонд "Кизлярский комендант") и др.

Среди той части архивных материалов, которая исследо­вана автором по данной теме, на первый план выступают офи­циальные документы фондов ЦГВИА (в частности, фонд 465 Военно-ученого архива (ВУА) и фонд 52 князя Г. А. Потемки — на-Таврического). Документы данных фондов, впервые вве­денные нами в научный оборот, насыщены большим факти­ческим материалом и характеризуют общественно-политичес­кие процессы, происходившие в вайнахском обществе; они дают возможность увидеть общие закономерности процесса развития социальных отношений и классовой борьбы, показать причины социальных движений внутри общества, пере­плетение мотивов антифеодальной борьбы с национально-ос­вободительной, антиколониальной борьбой и т. д.

Из материалов 52 фонда ЦГВИА следует отметить большое количество документов в виде всевозможных официальных рапортов и донесений, писем и ордеров от начальствующих на Кавказской Линии царских генералов и офицеров, их переписку с местными владельцами и старшинами, а также с другими представителями сословных верхов и т. д.

Значительный интерес по данной теме представляют те документы фондов "Кизлярского коменданта" Чечено-Ингуш­ского республиканского объединенного краеведческого музея и Центрального государственного архива Дагестанской рес­публики, которые впервые введены автором в научный оборот. Материалы фондов содержат многочисленные письма горских феодалов и старшин, главным образом аксаевских и андреевских, к кизлярскому коменданту Вешнякову с просьбой удержать подвластный им "черный народ" от ухода их на сторону восставших горцев или же разрешить им пере­селиться на равнинные земли по pp. Сунжа и Терек.

Наиболее значительную группу источников составляют документы фондов "Кизлярского коменданта", в которых характеризуются взаимоотношения Чечни и Ингушетии с Рос­сией, Кабардой, Дагестаном, основные отрасли хозяйства че­ченцев и ингушей, называются различные категории социаль­но-имущей и социально-зависимой части населения вайнахс­кого общества (князья, владельцы, старшины, богатые уздени, начальные люди, холопы, слуги, работные люди и т. д.).

24

В документах первой половины XVIII века в большей мере содержатся дела о выдаче денежного и хлебного жалованья отдельным вайнахским князьям, владельцам, старшинам и богатым узденям. Данные материалы ценны тем, что они мо­гут быть использованы в качестве источника для изучения социальных и феодальных отношений вайнахов в XVIII веке. Кроме того, они дают также важные сведения о социальном расслоении вайнахского общества.

Большой интерес представляют документы — материалы Астраханской таможни. Сведения таможенных выписей Аст­раханской таможни за 1718, 1723, 1724 гг., проанализиро­ванные нами, дают важные данные о наличии в вайнахской социальной среде категории "работных людей" и формирова­нии профессиональных торговцев, т. е. купеческой прослой­ки. В материалах сообщаются также сведения о передаче вво­зимых и вывозимых из Астрахани в Терки и обратно товаров ит. д.

Большим подспорьем в освещении данной проблемы слу­жат отдельные документы, ранее извлеченные нами из фондов ЦТ АДА и АВПР (г. Москва) и введенные в научный оборот. Данные документы дают некоторые сведения о развитии зем­леделия, скотоводства, торговли, промыслов и ремесел, назы­вают время и место переселения горцев с гор на равнинные зем­ли (особенно в 1 — ой половине XV111 века), указывают об орга­низации органов управления в вайнахском обществе и формах управления. Небезынтересны сведения документов этих архи­вов о деятельности отдельных владельцев, князей и старшин в Чечне и Ингушетии, взимании повинностей с крестьян в пользу хозяина, о формах и видах этих повинностей, социальных противоречиях и классовой борьбе в вайнахском обществе, о формах политического устройства вайнахов и т. д.

Среди опубликованных документальных материалов для нашей работы неоценимую помощь оказал обширный руко­писный источник академика П. Г. Буткова по истории Кавказа в 3-х томах.66 Известно, что ни один исследователь по доре­волюционной истории Чечни и Ингушетии не может обойтись

без этого фундаментального труда. П. Г. Бутков, служивший в 1791-1803 гг. на Кавказе и участвовавший в персидском

походе В. А. Зубова в 1797 г., собрал из различных разроз­ненных архивов все доступные ему источники по истории Чеч­ни и Ингушетии, причем материалы изложены автором в стро­гой хронологической последовательности и на фоне общих политических событий и взаимоотношений между Россией и Кавказом в XVIII веке.

Другой участник персидского похода С. М. Броневский, служивший в это же время в Грузии в 1802-1804 гг., также написал о своем пребывании на юге и о его народах сочинение в 2-х томах.67 В первом томе труда С. М. Броневского 3-я глава полностью посвящена историко-этнографическому и гео­графическому описанию сведений о кистах, ингушах, кара — булаках и чеченцах.

Среди опубликованных источников конца XVIII — начала XIX в. определенный научный интерес в плане исследуемой нами темы представляют рукописи работ, хранящиеся в архивах стра­ны, а именно: авторов Р. Ф. Розена "Описание экономического положения и политического состояния части племен Чечни и Дагестана" (1830г.) и И. И. Норденстамма "Описание Чечни со сведениями этнографического и экономического характера" (1834 г.)68, а также отдельные оригинальные материалы, собран­ные в 12 томах Актов Кавказской археографической комиссии, касающиеся в большей мере административно-политического устройства вайнахов и политических взаимоотношений народов Кавказа и России. Однако в ряду работ этих авторов исследова­ние И. И. Норденстамма выгодно отличает от других изысканий более полная и разносторонняя информация о социально-эко­номическом положении и политическом устройстве вайнахов в конце XVTH — начале XIX в.

Определенным подспорьем в качестве источников в осве­щении поставленной проблемы явились материалы по истории народов Кавказа, собранные в свое время исследователями XIX века Ф. И. Леонтовичем69 и М. М. Ковалевским70 Во второй том "Адаты кавказских горцев" автора Ф. И. Леонто — вича включены рукописи Голенищева-Кутузова и Лобанова- Ростовского под руководством генерала Фрейтага — "Описание гражданского быта чеченцев и кумыков с объяснением адатского их права и нового управления, введенного Шами-

лем" (1849 г.), а также "Краткое описание обычаев, существующих между туземцами Ингушского округа, 1864-1884гг." В материалах этих авторов в отличие от известных кавказоведов великодержавно­монархического направления (Р. А. Фадеев, Н. Ф. Дубровин, В. А. Потто, Д. А. Романовский, Е. Л. Марков и др.) принята попытка более или менее полно осветить фактическую сторону развития истории, этнографии, обычного права, законов и обычаев, а также различных языков народов Чечни и Дагестана.71

Значительный интерес по теме исследования представляет часть материалов, вошедшая в Сборник документов: "Кабар-дино-русские отношения в XVI-XVTII вв." (т.1, М, 1957), "Русско-дагестанские отношения в XVIII — первой четверти XIX в." (Махачкала, 1958), "Движение горцев Северо-Восточного Кавказа под руководством Шамиля в 20-50-ые годы XIX в." (Махачкала, 1959), "Русско — осетинские отношения в XVIII в." (т. 1, Орджоникидзе, 1976), "Русско-дагестанские отношения в XVHt — начале XIX в." (М, 1988), "Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII веке" (Тбилиси, 1968) и др.

Для нашего исследования весьма ценную группу источников составляют труды российских ученых-путешественников.

Исследования Кавказа, начатые в начале XVIII века Петром I, были продолжены Российской Академией наук во второй половине XVIII века. В это время на Кавказ во главе научных экспедиций были откомандированы такие знаменитые ученые, состоявшие в Российской Академии наук, как академики Самуил Готлиб Гмелин72, Антон Гюльденштедт 73 и П. С. Пал-лас74, оставившие после себя крупные исследования. В трудах этих ученых сообщаются сведения об этническом составе, занятиях населения, социальной дифференциации общества, торговле, религиозных верованиях, обычаях, нравах, традициях горцев и т. д.

В процессе работы над монографией нами использованы также материалы периодических изданий, в которых приводятся сведения об экономическом развитии, социальных отношениях и общественно-политическом устройстве вайнахов в XVIII в. К ним относятся: "Русский инвалид»", "Кавказ",

"Терские ведомости", "Ставропольские губернские ведомости", "Пантеон", "Москвитянин", "Кавказский сборник", "Кавказский календарь", "Терский сборник", "Сборник сведений о Терской области", "Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа", "Сборник сведений о кавказских горцах", "Записки Кавказского отдела Русского географического общества" и т. д.

Отметим также, что в данную работу автором включены, в качестве ее органически составляющих, в виде отдельных глав и параграфов значительно расширенные и переработанные материалы отдельных ранее опубликованных научных статей в тематических Сборниках и Известиях бывшего Чечено-Ингушского научно — исследовательского института истории, языка, литературы и экономики.