Категория – Кавказ

Соседи Чеченской Республики

Общественная деятельность

Светское образование и формирование интеллигенции способство­вали возникновению городской общественно-культурной среды, значи­тельное место в которой занимали сословные клубы, благотворитель­ные, просветительские, национально-культурные общества и комитеты.

В 20-30 годах XIX века во Владикавказской крепости не было орга­низованных видов досуга. Одним из развлечений публики были прогул­ки к заставе, где среди проезжающих из России в Грузию можно было встретить знакомых, узнать о новостях. В крепости никто не получал газет, журналов, книг, а единственным средством коммуникации ее оби­тателей была воскресная обедня, после которой они собирались в доме коменданта Скворцова Николая Петровича. Как правило, его посещали и “князьки окрестных мирных аулов”. Комендант часто устраивал обе­ды, а в торжественные дни давал балы, желая “цивилизовать” жизнь крепости. Балы отличались некоторым своеобразием: “… в кавалерах недостатка нет, но женского танцующего персонала не насчитывалось более десяти душ. Несмотря на это, на этих балах соблюдается декорум. Хор музыкантов, человек в тридцать, почти весь из роговых инструмен­тов домашнего полкового изделия. Хор певчих тоже из такого числа го­лосов, и весьма недурных. Тем и другим хором заправляет офицер из армейских музыкантов, человек, по-своему даровитый: все бальные танцы сочинены им”459.

Большим событием в замкнутой, однообразной жизни крепости бывало редкое появление артистов-гастролеров, которые по дороге в Тифлис иногда задерживались во Владикавказе. Они давали спектакли в манеже Навагинского полка. Чаще всего сюда приезжала труппа став­ропольского театра, ставившего с большим успехом комедии, драмы, оперетты и водевили.

Еще одним развлечением для офицеров-любителей охоты были со­вместные с осетинами и кабардинцами выезды в район Эльхотово, где они охотились на коз, фазанов, оленей и кабанов.

После получения Владикавказом статуса города социокультурная ситуация несколько изменилась. По примеру других российских горо­дов здесь был основан первый сословный клуб — Дворянское (обще­ственное) собрание, призванный “доставлять своим чинам разного рода развлечения и общественные удовольствия, не воспрещаемые законом”460. Созданный для отдыха “почтенных господ”, он первое время распола­гался в частном доме на Театральной площади. По контракту содержа­ние клуба было предоставлено купцу Иванову, который вместо субси­дии получал доходы от членских взносов, карточной игры, входной платы и штрафов. Он оплачивал из этой суммы подписку газет и журналов, приобретение книг для клубной библиотеки. Число членов клуба по­стоянно увеличивалось, с 1869 года по 1878 год оно возросло в три раза. В 1870 году услугами библиотеки пользовалось 90 горожан, из них 70 — военных. К 1880 году здесь было 3472 книги и 297 журналов461. В нача­ле 1880-х годов общественное собрание построило себе здание в цент­ре города, на Театральной площади (современная площадь Ленина, зда­ние Дома офицеров). Большая часть здания была сдана в аренду под гостиницу “Бристоль”, а в огромном зале на втором этаже Дворянский клуб проводил свои мероприятия462.

По уставу Общественного собрания в нем допускались следующие виды досуга: беседы, чтение, публичные лекции, музыкальные и танце­вальные вечера, концерты, маскарады, табль-доты (застолья с общим меню — З. К.), игры в карты, шахматы, шашки, домино, нарды, бильярд, тонкадиль. Клуб обязывался иметь меблированную диванами и кресла­ми комнату для желающих проводить время в беседах, отдельное поме­щение с ломберными столами и шахматными столиками, столовую, зал для танцев, биллиардную комнату, буфет, библиотеку и специальную комнату для публичных чтений.

Общественное собрание было многонациональным по составу, о чем свидетельствует §85 Устава: “При входе в собрание фуражки, папахи, оружие, палки, хлысты и зонтики оставляются в прихожей у швейца­ра… Мусульмане могут входить в шапках и фесках”463. Клуб обязывал­ся не устраивать развлечений на Страстной неделе, в первый день Пас­хи и Рождества.

Дворянский клуб часто устраивал роскошные и многолюдные танце­вальные вечера, отдавая дань моде на европейские бальные танцы. Со временем они стали проникать и в среду городского простонародья, что было не только результатом подражания дворянскому быту, но и след­ствием буржуазного подхода к культуре разных слоев населения. Орга­низация подобных развлечений приносила немалый доход и приводила к некоторой нивелировке городской культуры.

В 1884 году “Терские ведомости” поместили следующее сообще­ние: “Недавно столичные газеты сообщали из Петербурга, что там в пос­леднее время устраивается ежедневно поражающее число балов, танце­вальных вечеров и пр., причем официально дозволенных — до 40 ежед­невно. Владикавказ, по-видимому, тоже кажется не хочет отстать в этом отношении от Петербурга… танцевальные и музыкальные вечера сме­няются один другим”464. В городе даже существовал специальный Со­вет распорядителей семейно-танцевальных вечеров. Летний танцеваль­ный сезон заканчивался 16 сентября, а зимний открывался 8 ноября. Особенно роскошным и многолюдным бывал первый танцевальный ве­чер в Дворянском клубе. Со временем наряду с европейскими танцами стали исполняться и “туземные”. Осетинские, армянские, грузинские и другие танцы устраивались на вечерах и народных гуляньях местными национальными общинами. Это был один из немногих этнически мар­кированных элементов городского досуга.

В Уставе Дворянского собрания указывалось, что его членами мог­ли быть лица всех сословий, пользующиеся уважением и добрым име­нем465. Но реально доступ в клуб был ограничен. Горожане сетовали на это обстоятельство: “Есть, правда, у нас юіуб, но не всякий может быть его членом, так как назначенный для этого взнос не по карману боль­шинству. Там есть библиотека, но не члены не имеют права пользовать­ся, а зря”466.

Со временем досуг многих горожан стал организовываться по клуб­ному принципу, что позволяло не только проводить свободное время в “своем” кругу, но и удовлетворять культурные запросы различных со­циальных групп.

В 1880 году впервые был поставлен вопрос об открытии коммер­ческого клуба, где “находили бы развлечение люди сословий торгового, ремесленного”467. Располагался он в доме Андреева на Александровс­ком проспекте. Устав коммерческого клуба, утвержденный в 1884 году, гласил, что клуб “имеет целью доставить членам своим возможность про­водить свободное от занятий время с удобством, приятностью и пользой”. Кроме устройства балов, маскарадов, танцевальных, музыкальных и ин­струментальных вечеров и драматических представлений, клуб обязывался выписывать книги, газеты, а также приглашать “лиц специальных по раз­ным наукам для чтения лекций”. Членами коммерческого собрания были только мужчины, женщин приглашали лишь на открытые мероприятия. Были разрешены все игры, кроме азартных468. Особой популярностью пользовался кэгель-банк, игра в кегли и биллиард.

В июле 1906 года открылось профессиональное общество приказ­чиков, призванное защищать правовые, экономические и профессиональ­ные интересы, содействовать “умственному, профессиональному и мо­ральному развитию приказчиков”, оказывать им материальную помощь во время безработицы, болезней и т. п. Согласно Уставу, общество име­ло библиотеку, читальню, устраивало публичные лекции, чтения, кур­сы, собеседования469. К 1908 году в городе уже были “клуб собрания лиц, служащих в правительственных и общественных учреждениях” (клуб чиновников), который располагался в доме Дейкарханова на ули­це Базарной и клуб общества ремесленников, находившийся на улице Ремесленной. Клубы приказчиков и ремесленников отличались тем, что наряду с обычными городскими культурными мероприятиями, их дея­тельность предполагала и материальную поддержку своих членов470.

Клубы занимались и благотворительностью. Например, клуб чинов­ников весной 1915 года устроил благотворительный вечер в пользу боль­ных и раненных сербских воинов, которые первыми познали на себе тяготы войны. За эту акцию клуб чиновников получил благодарность от королевской сербской миссии471. Несмотря на сословные перегородки, городские клубы способствовали развитию общественно-культурной среды.

В середине XIX века для многих российских городов была харак­терна активизация благотворительной деятельности. Правительство вы­деляло совершенно недостаточные средства на развитие народного об­разования, здравоохранения и социального обеспечения. Функциони­рование этих сфер было невозможно без частной благотворительности.

Во Владикавказе в 1869 году впервые был поставлен вопрос об ос­новании общества всепомощенствования бедным, которое бы, по при­меру других городов, взяло на себя устройство благотворительных ме­роприятий и распределение денег. Желающие образовать Благотвори­тельное общество (их оказалось 90 человек) стали ходатайствовать пе­ред администрацией. Не дожидаясь официального разрешения они со­брали годовые взносы, по 3 рубля, и организовали ряд благотворитель­ных акций472. В январе 1870 года состоялось официальное собрание об­щества, которое выработало Устав, избрало членов комитета. К этому времени Благотворительное общество насчитывало 167 человек. Его первым крупным мероприятием была лотерея-аллегри. “Встретив пол­ное сочувствие со стороны общества, выразившееся в большом количе­стве пожертвований вещами и деньгами, комитет нашел возможным затратить на покупку вещей только 55 рублей, а на остальные средства приобрести лотерейные билеты”. Эта акция принесла обществу доход в 1412 рублей473. В течение нескольких последующих лет благотворитель­ная деятельность не отличалась особой активностью, она сводилась к организации лотереи и раздаче пособий бедным. Горожане были слабо информированы о работе благотворителей. К началу 1880 года ситуа­ция изменилась. Почетным председателем Благотворительного обще­ства тогда был Начальник Терской области А. П. Свистунов, а почетной председательницей — его супруга М. Б. Свистунова474. Впервые в 1880 году был устроен благотворительный бал, а затем — народное гулянье, которые принесли обществу большие доходы. Местная пресса отмеча­ла: “Комитет еще никогда не делал таких значительных расходов на по­собия, как теперь, что вызывает большую благодарность как к участни­кам в деятельности комитета, так и к обществу, с такой готовностью откликающемуся на призыв его”475. Среди горожан было немало филан­тропов, пожертвования которых позволили обществу кроме выдачи ча­стных пособий, предоставлять беспроцентные ссуды бедным семьям, оплачивать обучение нуждающимся детям. Например, в 1880 году об­щество выплачивало две стипендии учащимся ремесленных училищ и 10 стипендий учащимся Ольгинской женской гимназии. В том же году было выплачено 70 пособий горожанам, “неспособным к труду по ста­рости и болезням”476. Благотворительное общество периодически печа­тало в местной прессе свои финансовые отчеты, указывая не имена по­лучавших помощь, а их сословную принадлежность. Оглашались толь­ко имена “жертвователей”, среди них были горожане разных националь­ностей. Например, 25 февраля 1880 года общество получило 200 руб­лей, пожертвованных дворянином Мамад Гусейн бек Ибрагимбековым и группой персидско-подданных477.

В 1881 году от Благотворительного общества отпочковалось еще одно — “Комитет всепомоществования учащимся города Владикавказа”. Его возглавил сам А. М. Смекалов, а его супруга Е. А. Смекалова стала Пред­седателем Благотворительного общества. Ей удалось наладить сотруд­ничество с Владикавказским общественным собранием, которое в це­лях поддержки Благотворительного общества повысило платежи за вход в клуб и за игры в карты. Вырученная сумма, а также доход с бала-мас — карада, были переданы новому обществу. Сначала оно насчитывало всего 27 человек. Цель его заключалась в оказании материальной помощи “недостаточным” учащимся средних учебных заведений Владикавказа, а по возможности и выпускникам, продолжающим учебу в других горо- дах. Анализ финансовых отчетов “Общества всепомоществования уча­щимся города Владикавказа” показывает, что оно оказывало конкрет­ную материальную поддержку ученикам классической гимназии, Вла­дикавказской женской гимназии, реального училища, городского, ремес­ленного и городским школам. Часто оказывалась адресная помощь слу­шателям высших учебных заведений478. Согласно Уставу общество име­ло право “для усиления своих средств” устраивать концерты, спектак­ли, публичные чтения, народные гулянья и другие мероприятия.

Новое общество оправдало возлагаемые на него надежды. Филант­ропические настроения многих горожан оказались связаны с заботой об образовании молодежи. В 1880 году в обществе было уже 230 чле­нов, в том числе 28 кабардинцев и балкарцев из Нальчика, которые изъя­вили желание стать членами общества и внесли годовой взнос. Это были К. Анзоров, Б. Атажукин, Т. Алдатуков, М. Наурузов, К. Атажукин, Т. Мисостов, Б. Иналов, X. Абезыванов, И. Урусбиев, X. Урусбиев, А. Урус — биев, К. Абаев, Б. Шарданов, X. Калеметов, А. Балкароков, А. Кудашев, К. Лафишев, К. Дашкоков, М. Тохтамышев, X. Астемиров, Э. Мурзаев, X. Шамбаров, Ш. Алмов, Б. Абезыванов, Т. Балкаров, Ж. Тохтамышев, С. Мамышев, С. Загишев479.

В 1882 году с аналогичными целями, но с более широким полем деятельности было образовано “Общество распространения образова­ния и технических сведений среди горцев Терской области”. 5 января 1883 года были проведены выборы в правление, оформлен Устав, со­гласно которому общество имело право строительства школ, оказания материальной помощи учащимся-горцам. Членами первого правления стали представители горской интеллигенции — М. Далгат, М. Кипиани, И. и Дж. Шанаевы, А. Урусбиев. Кандидатами в правление были избра­ны И. Бигаев, отец Михаил (Сухиев), Б. Долгиев, казначеем — А. Берет­та, секретарем — И. Тхостов. Самый первый сбор был получен с благо­творительного концерта-спектакля, в котором приняли активное учас­тие известный скрипач Султан-бек Абаев и актеры-любители480. Обще­ство часто устраивало народные гулянья и другие благотворительные акции “с целью помочь учащейся в различных концах России горской молодежи независимо от нации и религиозной принадлежности”481.

Многие горцы получили образование в Ставропольской гимназии, директор которой Я. М. Неверов проявлял к ним особое внимание и за­боту. Он занимался не только организаторской и педагогической дея­тельностью, но и оказывал горцам материальную помощь. В отчетах “Общества распространения образования..его имя встречается в спис­ках пожертвовавших денежные суммы482. “За счет общества горцы учи­лись в Лорис-Меликовском училище, Ольгинской женской гимназии и других заведениях Владикавказа, а также Петербурге и других городах.

Общество сыграло исключительную роль в подготовке специалис­тов, в формировании горской интеллигенции. Особенной активностью отличались осетины. Городские культурно-просветительские общества в 1870-1880 годах были мононациональными, в их работе участвовала, как правило, русская интеллигенция. Образованные осетины-горожане находили применение своим силам в “Обществе распространения…”. В 1899 году секретарем общества был Гаппо Баев — будущий городской голова, председателем и почетным членом долгие годы был М. Кипиа­ни. Члены общества приняли активное участие в борьбе за сохранение осетинской женской школы во Владикавказе, в сборе средств для стро­ительства общежития на 50 мальчиков, в издании книг и брошюр на языках горских народов.

Общество проводило мероприятия по ознакомлению горцев с но­вой сельскохозяйственной техникой, особенно с усовершенствованны­ми плугами. Деятельность общества является и свидетельством консо — лидационных тенденций в среде горской интеллигенции.

Местные власти стремились расширить благотворительную деятель­ность горожан, привлечь их к решению социальных проблем. Одной из

Общественная деятельность

Дворец барона Штейнгсля, переданный в дар городу. В нем располагалась городская управа (ОРФ СОИГСИ)

них было воспитание сирот. С этой целью было создано “Общество по­печения о сиротах и бедных детях города Владикавказа”, главной забо­той которого был детский приют. Свою задачу члены общества видели в том, чтобы приютить сирот, а по возможности и детей бедных горо­жан, “вырастить их, воспитать, подготовить к честному самостоятель­ному труду”483. Председателем комиссии этого общества долгое время был барон В. Р. Штейнгель. В 1896 году он внес крупное пожертвование на организацию народного гулянья, обеспечившее детей на полгода484.

Предметом особой заботы для “Общества попечительства о сиро­тах и бедных детях”, “Владикавказского общества воспитательно-ис­правительного приюта для несовершеннолетних” и некоторых других были дети, жившие на окраинах города, где широко бытовали азартные игры на деньги среди подростков, игры в карты, в кости, в “орлянку”485. На Червленной улице было открыто детское дневное убежище, в кото­рое принимали детей бедных горожан, занимающихся полевыми и по­денными работами. Управление Красного Креста, образовавшее это убежище, старалось приобщить детей к массовой городской культуре. В пользу детского дневного убежища устраивались народные гулянья, ло — тереи-аллегри и т. п. Как правило, эти благотворительные акции находи­ли отклик у горожан.

129

Другой социальной проблемой для городских властей было злоупот­ребление алкогольными напитками определенной частью горожан. С целью “искоренения пьянства” был образован “Комитет попечительства о народной трезвости”. Эта организация была призвана проявить забо­ту о той части горожан, которая предпочитала проводить свободное время в пивных и трактирах. На небольшой территории от угла улицы Марь­инской-до Вокзального проспекта по Госпитальной улице располага­лось три пивные, где кроме крепких напитков публика развлекалась иг­рой в карты на деньги, игрой в “наперстки”. Сохранилось описание та­кой игры: “человек, обиратель, держит в одной руке пачку рублевых бумажек, а другой рукой искусно передвигает три наперстка, из кото­рых под одним кладется маленький шарик. Поднявший наперсток, под которым находится шарик, выигрывает. Игрок бывает окружен соучаст­никами, которые делают ставки от рубля и больше и, конечно, выигры­вают и тем завлекают прохожих, а между тем эти прохожие, как прави­ло, проигрывают… Особенно попадаются мохевцы, приезжающие во Владикавказ за хлебом. Возле базарных трактиров и духанов обыгры­вают осетин, ингушей”486. Справедливое негодование горожан вызывал тир, располагавшийся около кладок, где постоянно проходила игра в кегли на деньги и толпилась масса городской молодежи. Посещение мно­гочисленных пивных часто завершалось пьяной бранью и драками. Как отмечали корреспонденты “Терских ведомостей”, “… в этом отноше­нии Владикавказ с каждым годом все больше и больше прогрессирует и

9 Заказ №1611
пропитывается “русским народным духом”. Лет 10-15 назад здесь пья­ный человек на улице казался редкостью, а теперь попробуйте-ка прой­тись по нашим бульварам в праздники, особенно под вечер, и много некрасивого вы увидите, услышите и даже может быть почувствуете”487. Горожане старались обходить стороной Молоканскую слободку, где пьян­ство, хулиганство, драки, грабеж прохожих, даже почтальонов, были обычным явлением. Дикими нравами славилась и Курская слободка. Нанесение тяжких побоев, увечий ни в чем не повинным прохожим, беспомощность местной администрации приводили к тому, что горожа­не даже днем избегали территорию этой слободки488.

Очень часто нарушителями общественного порядка становились горожане первого поколения, выходцы из деревенской этнокультурной среды. Известно, что поведенческие формы людей, освободившихся от жестких норм традиционного уклада, соответствовали праздному архе­типу: город воспринимался ими как пространство, дающее свободу и вседозволенность.

Комитет попечительства о народной трезвости предлагал им аль­тернативные способы проведения досуга. Он открыл несколько народ­ных чайных, дешевую столовую, где устраивались вечера, концерты, лекции и беседы общеобразовательного характера. Очевидно, такая де­ятельность пришлась по вкусу простым горожанам: в бесплатной чай­ной в феврале 1908 года побывало более 2000 человек, в августе — 5920 человек, в июне 1909 года — 7850 человек489.

Эту инициативу поддержало местное управление Красного Креста, открыв аналогичные заведения на Осетинской слободке и при городс­ком ночлежном доме490.

Чтения с “туманными картинами”, “волшебным фонарем” с поучи­тельными сюжетами проводились даже для заключенных владикавказ­ской областной тюрьмы. “Трудно представить себе с каким вниманием, если не благоговением относится к таким чтениям эта “серая” публика, сплошь заполняющая коридоры областной тюрьмы, рассаживаясь по асфальтному полу…”,- писали очевидцы491.

Благотворительные общества и комитеты не только помогали в ре­шении социальных проблем, но и способствовали развитию культур­ной жизни города.

Эту функцию они разделяли с культурно-просветительскими обще­ствами. Одним из первых в городе было “Общество по устройству на­родных чтений”. В 1870-х годах жители города отмечали: “… общество наше не удовлетворяется уже ни тесными рамками изолированной до­машней жизни, ни бесцельными собраниями в публичных местах, ни взаимными визитами с их неизбежными сплетнями и пересудами, но ищет более разумного препровождения своего досужего времени и бо­лее полезного употребления имеющихся у него в наличности талантов — сценических и музыкальных…”492. В прессе высказывалось предло­жение об организации публичных чтений: “В нашем Владикавказском обществе есть все необходимые условия для того, чтобы публичные чте­ния приобрели в его среде такое же право гражданства как концерты и спектакли. У нас есть немало представителей ученого сословия, окон­чивших курс в университете, есть много специалистов военного дела, медицины, общественной гигиены, сельского хозяйства, промышлен­ности, торговли и т. п. Все эти представители науки и практических зна­ний не откажутся хоть изредка делиться с публикой наиболее практи­ческими и пригодными для жизни выводами своей науки… Из сотни молодых и старых людей, убивающих теперь бесцельно свою жизнь в различного рода грубых удовольствиях, по крайней мере десятки вос­пользуются ими с выгодой для себя и общества”493. Опыт подобных ме­роприятий — чтений и литературных вечеров был у офицеров Тенгинс — кого полка494.

В июле 1870 года группа инициаторов получила разрешение Началь­ника Терской области проводить публичные чтения по средам и суббо­там в зале городского общественного управления. Тематика предлагае­мых лекций была разнообразной: “О новой судебной реформе” (лектор И. И. Евлахов), “О крови и кровообращении” (лектор К. С. Козловский), “Об электричестве статистическом” (лектор Х. С. Антонов), “Краткий очерк геологии” (лектор А. М. Руднев)495. Все эти лекции были благо­творительными, сбор с них был использован в пользу бедных горожан. Большая часть жителей Владикавказа получила возможность полезно­го времяпрепровождения. В 1890 году по инициативе небольшого круга лиц из интеллигентных представителей города были предприняты пер­вые попытки учреждения “Общества народных чтений”. Согласно Ус­таву, цель его заключалась в “развитии духовно-нравственных и эстети­ческих чувств в народе, а также сообщении ему общеобразовательных и полезных сведений по всем отраслям знания”. Председателем его стал известный лектор Г. Г. Тер-Барсегов. Общество по устройству народных чтений обязывалось по воскресным и праздничным дням организовы­вать мероприятия с привлечением различных наглядных пособий, ис­пользованием кинематографа496. Оно имело несколько аудиторий: в жен­ской прогимназии, в городской управе, в мещанском и Николаевском училищах. В 1903 году была открыта аудитория в Пушкинском учили­ще, в 1906 году — на Молоканской и Курской слободках. Лекционная деятельность была рассчитана на разные категории горожан. В програм­му входили чтения по произведениям А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого и других русских и зарубежных авторов, беседы на духовно-нравствен — ные темы, лекции по общественно-политическим и экономическим воп­росам, по страноведению, по профилактике инфекционных заболева­ний и т. п. Правление общества устраивало лекции и на осетинском язы­ке: врач Беликов на Владимирской слободке читал лекции о чуме и дру­гих инфекционных заболеваниях, горожанин Амбалов — о роли коопе­ративов497. Среди осетин было немало популярных лекторов. Местная пресса публиковала восторженные отзывы о лекциях И. В. Баева по био­логическим, социально-хозяйственным и нравственно-религиозным ас­пектам брака, мистицизме и поэзии, сбор с которых шел в пользу “Об­щества распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области”498. По просьбе различных промышленных пред­приятий читались лекции для рабочих и мастеровых. Общество откры­ло бесплатную библиотеку-читальню на Базарной площади.

В 1911 году в этой читальне и в аудитории Пушкинского училища были установлены сцены для постановки спектаклей с целью “дать народу разумное и дешевое развлечение”. Члены общества ставили пьесы Островского, Горького, Гоголя и других известных писателей. Аудитория Пушкинского училища привлекала самое большое число слушателей.

Со временем в структуре общества сформировалось 6 отделов — духовный, литературный, исторический, географический, естествовед­ческий и медицинский. В 1911-1912 гг. было организовано 1083 ме­роприятия, привлекших 138.566 слушателей. Столь эффективная дея­тельность поощрялась субсидиями от администрации. По инициативе общества было принято решение о строительстве народного дома, в котором бы располагались сцена, аудитории, библиотека, областной музей499. Местная пресса сообщала о закладке здания “народного дома”. Свидетелями этой акции были представитель начальника Терской об­ласти, его супруга Н. Я. Флейшер, городской голова Г. Баев, директоры и учителя местных учебных заведений, представители общественных организаций, масса горожан. Было совершено молебствие и закладка здания500. В мае 1914 года общество обратилось к областной админис­трации с просьбой внести дополнительный пункт в свой Устав — право приобретать в собственность или аренду движимое и недвижимое имущество. Речь шла о “Народном доме”, который в случае закрытия общества должен был перейти Владикавказскому городскому самоуп­равлению для тех же целей501.

В 1880-х годах во Владикавказе были образованы общество люби­телей охоты, скаковое общество.

Немало было людей, предпочитавших проводить свой досуг в окре­стностях города, с охотничьим ружьем. Они и были организованы в об­щество любителей правильной охоты, которое ежегодно проводило свои праздники, состязания в стрельбе на призы по тарелочкам и мишеням. Одним из популярных видов охоты у владикавказцев был “вальдшнеп” — спортивная охота за лесным куликом. Её сезон начинался в марте и октябре502. Среди жителей города было много охотников, о чем говорит успешная торговля с середины 80-х годов ружьями, охотничьими при­надлежностями, дробью, картечью в “Магазине официальных вещей и галантерейных товаров И. М. Ладыженского”503. На Балтинской даче ча­сто устраивалась коллективная охота.

Среди жителей города были и любители верховой езды. Владикав­казское скаковое общество часто устраивало скачки на ипподроме на призы, выставки жеребят и лошадей. Много наездников было среди осе­тин504.

В ноябре 1892 года было основано медицинское общество с целью “способствовать научному совершенствованию врачей, ветеринаров, фар­мацевтов, содействовать улучшению санитарного состояния области”505.

К началу XX века общественно-культурная жизнь Владикавказа за­метно оживилась.

4 марта 1906 года были утверждены “Временные правила об обще­ствах и союзах”, на основании которых Терское областное по делам об открытии, регистрации, воспрещении и закрытии обществ и союзов При­сутствие должно было произвести регистрацию всех обществ. Проце­дура была простой: каждое общество обязывалось представить свой Устав и уплатить взнос. Причиной для отказа в регистрации станови­лось только несоблюдение этих требований.

Правительственное постановление 1906 года значительно активи­зировало общественно-культурную жизнь города, где в течение трех­четырех лет были зарегистрированы самые разнообразные общества, союзы, комитеты, кружки, имевшие культурно-просветительские, спортивные, познавательные цели.

Было учреждено Владикавказское эсперантское общество “Казбек” с целью изучения и распространения вспомогательного международно­го языка “Эсперанто”. Считалось, что это могло облегчить “научные, литературные, торговые и иные сношения между всеми культурными народами”, способствовать взаимному сближению живущих на Кавказе лиц, интересующихся вопросом о вспомогательном международном язы­ке”. Деятельность общества “Казбек” предполагала устройство практи­ческих, литературных и художественных бесед, организацию курсов, издание газет, журналов, книг, брошюр, устройство специальной биб­лиотеки506.

Молодежь города отличалась высокой социальной активностью, участвовала в деятельности многих клубов и обществ, пыталась обра­зовать “Владикавказское студенческое общество” с целью оказания ма­териальной поддержки нуждающимся студентам, проведения дискур­сов по научным и общественным проблемам, организации музыкаль­ных и литературных вечеров, драматических представлений, лекций. Администрация отказала студентам в просьбе, ссылаясь на неправиль­ное оформление Устава507.

Было основано общество любителей французского языка “Alliance Francaise”. Оно имело свою школу, клуб, библиотеку, детский сад по ул. Сергеевской508.

В 1909 году было основано политехническое общество. Его Пред­седателем был военный инженер, подполковник Н. А. Шлейснер. Ак­тивно работали А. И. Духовский-Штейнгерь, директор Девдаракского ледника, известный в городе своими статьями о ледниках, врач И. С. Исакович, магистр формации И. С. Ткешелашвили, присяжный поверен­ный Башир Далгат, управляющий городским банком Д. Батюшков. Об­щество организовывало экскурсии и лекции509.

Повысилась социальная активность национальных общин города. Их представители стали работать в общегородских обществах, о чем говорят списки их членов. Стали открываться и национальные обще­ственные и культурно-просветительские организации.

В сентябре 1906 года было зарегистрировано осетинское издательс­кое общество “Ир”, которое получило право издавать на осетинском и других языках периодику, книги, брошюры, художественные произве­дения, иметь свою типографию, книжный магазин и киоски, проводить культурно-просветительские мероприятия510.

В 1907 году прошло регистрацию благотворительное общество “Химмат”, организованное по инициативе персидского вице-консула с целью “доставления средств к улучшению материального и нравствен­ного состояния бедных персидско-подданных”. Часть доходов оно по­лучало за счет организации литературных чтений, лекций, концертов511. В том же году было основано мусульманское благотворительное обще­ство “Муруват” русско-подданными персами. Оно имело аналогичные цели, а к перечню культурно-массовых мероприятий в своем Уставе до­бавляло маскарады, спектакли, лотерею и народные гулянья512. В 1907 году было внесено в реестр городских “общество Владикавказских мо­локан”, основанное с целью “поднятия культурного, духовно-нравствен­ного уровня и экономического благосостояния”. Оно намеревалось стро­ить школы, библиотеки, читальни, оказывать помощь нуждающимся513.

В 1909 году вместо существовавшего Попечительного Комитета Владикавказского грузинского училища было открыто местное отделе­ние Тифлисского общества распространения грамотности среди грузин, которое действовало по Уставу Тифлисского общества514. В том же году вместо существовавшего “Общества пособия бедным армянам города Владикавказа” было открыто “Владикавказское отделение армянского благотворительного общества на Кавказе”515.

В 1909 году был зарегистрирован Устав “Общества любителей каза­чьей старины”, созданного с целью “разработки казачьей истории вооб­ще, а Терского войска, в частности”. Предполагалось “всестороннее ис­следование казачьего быта, распространение достоверных сведений о казачестве в его прошлом и настоящем”, снаряжение экспедиций и экс­курсий, сбор коллекций, книг, рукописей, издательская деятельность, устройство публичных лекций, бесед и диспутов516.

Городская интеллигенция, в основном, осетинская, старалась про­явить заботу об ингушах. Когда слободка Шалдон, где они приобрели садовые участки, была включена в городское пространство, ингуши нео­жиданно получили статус горожан, но оказались на периферии влади­кавказского культурного процесса. В 1908 году при активной помощи горожан они основали “Общество просвещения ингушского народа” под председательством есаула К. Козлова517. Местная пресса отмечала, что о просвещении ингушей заботились “посторонние лица”, призывавшие оказывать им всяческую поддержку. Осетины Джантемир Шанаев, Ас­ланбек Хутиев, абхазцы Кази и Асултан Маршани ходатайствовали пе­ред администрацией Терской области об образовании “Общества помо­щи бедным студентам-ингушам”518. Видные люди города Владикавказа даже устроили для него несколько благотворительных вечеров. Но в связи с обострением криминогенной ситуации, инспирированным ингушами, эти общества были закрыты519.

Многие этнические группы подготовили проекты Уставов различ­ных обществ, призванных содействовать развитию городской националь­ной культуры. Эти вопросы находились на стадии активного обсужде­ния.

Но 20 января 1910 года вышел циркуляр Министерства Внутренних дел, в котором указывалось, что “с изданием высочайше утвержденных 4 марта 1906 года Временных правил об обществах и союзах среди ино­родческих элементов, населяющих Россию, стало наблюдаться особое движение к культурно-просветительному развитию отдельных народ­ностей на почве пробуждения узкого национально-политического само­сознания и образование для этой цели ряда обществ под самыми разно­образными наименованиями, имеющих целью объединение инородчес­ких элементов на почве их исключительно национальных интересов… Такие общества несомненно ведут к усугублению начал национальной обособленности и розни и потому должны быть признаны угрожающи­ми общественному спокойствию и безопасности”520.

Местному по делам об обществах и союзах Присутствию было пред­писано при обсуждении ходатайств о регистрации каких бы то ни было инородческих обществ независимо от преследуемых ими целей выяс­нять, “… не преследует ли такое общество вышеуказанных задач и в утвердительном случае неукоснительно отказывать в регистрации их уставов на точном основании приведенных указаний Правительствую­щего Сената”521.

В 1910 году владикавказские евреи представили к регистрации об­щество еврейской драмы, литературы и музыки. Устав определял целью этого общества изучение еврейской музыки, литературы, распростране­ние музыкального образования. Предполагалась организация хоровых коллективов, оркестра, трио, квартета, драматических и музыкальных вечеров, лекций по истории музыки, драмы, литературы, сбор еврейс­ких песен и синагогальных мотивов, устройство библиотеки. Еврейско­му обществу было решительно отказано в регистрации. Позднее, в 1915 году директор народных училищ Терской области потребовал, чтобы материальную заботу о Владикавказском русско-еврейском училище взяло на себя попечительство. Но когда евреи подали к регистрации Устав “Попечительства о Владикавказском русско-еврейском училище”, им было отказано522.

В 1911 году в местное по делам об обществах и союзах Присутствие поступило заявление от осетин — С. Такоева, А. Канукова, К. Дигурова и А. Джанаева-Хетагурова — о регистрации Владикавказского осетинс­кого литературно-музыкального драматического кружка, который дол­жен был стать “центром для сближения осетин — литераторов, любите­лей музыки и осетинского драматического искусства”, содействовать развитию осетинской литературы, музыки, драмы. Городские осетины готовы были проводить литературные вечера, музыкально-драматичес — кие собрания, публичные концерты, драматические представления, се­мейные вечера523. Местная администрация, вооруженная циркуляром МВД, отказала обществу в регистрации, определив, что оно “… имеет целью развитие исключительно осетинской национальности”, “направ­лено к обособлению осетинских национальных интересов”, “… послу­жит усугублению национальной розни между осетинами и другим насе­лением”524.

Аналогичной была ситуация с греческим благотворительным обще­ством, которое намеревалось взять на себя заботу о бедных греках-горо — жанах: снабжать нуждающихся приютом, одеждой, пищей, выдавать де­нежные пособия нетрудоспособным, содействовать трудоустройству, рас­пространять грамотность путем открытия школ, библиотек, читален и других просветительных учреждений525. После многочисленных бюрок­ратических придирок к уставу общество так и не было внесено в реестр городских организаций. Очевидно, благотворительность тоже призна­валась угрозой общественному спокойствию, если исходила от “ино­родцев”526.

Городские армяне в феврале 1910 года хотели открыть “Владикав­казское армянское литературно-художественное общество” с целью изу­чать армянскую литературу, музыку, драму и искусство, оказывать со­действие людям, посвятившим себя изучению армянской литературы и искусству. Устав предполагал организацию публичных лекций, лите­ратурных, музыкально-художественных вечеров, драматических спек­таклей, издание популярных произведений и т. п. Отказ был оформлен в соответствии с правительственным постановлением: "… при таком ха­рактере деятельности, направленной к обособлению армянских нацио­нальных интересов, общество несомненно послужит только усугубле­нию национальной розни между армянами и прочим населением в ущерб общественному спокойствию и безопасности”.

В июне 1913 года армяне просили открыть в городе филиал “Кав­казского Армянского издательского общества”, но получили отказ с той же формулировкой527.

Циркуляр МВД предписывал не только запрет на регистрацию но­вых обществ, но и "… тщательно ознакомиться с деятельностью уже существующих инородческих обществ и в подлежащих случаях возбу­дить установленным порядком вопрос об их закрытии”. Владикавказс­кий полицмейстер получил специальное указание от начальника Терс­кой области генерал-майора Степанкова проверить осетинское издатель­ское общество “Ир”. Полицмейстер доносил, что “по собранным не­гласным сведениям” “движения от указанного общества с целью про­буждения узкого национально-политического самосознания не замеча­лось”, что “за отсутствием средств к существованию оно в данное вре­мя приходит в упадок и за последнее время издало лишь несколько бро­шюр с переводными стихотворениями и мелкими рассказами на осе­тинском языке”. Тем не менее местной администрации было рекомен­довано продолжать негласное наблюдение за деятельностью общества, потому что во главе его стояли люди “не вполне безупречные в полити­ческом отношении”, примыкающие к партии социал-демократов. Речь шла о лучших представителях осетинской интеллигенции — Симоне Та — коеве, Алмахсите Канукове, Харитоне Уруймагове, Саукудзе Тхостове, Махарбеке Туганове528.

Гораздо больше пострадала грузинская община, открывшая в 1909 году Владикавказское отделение “Общества распространения грамот­ности среди грузинского населения”. В ходе проверки его работы выяс­нилось, что учителя Владикавказского грузинского училища препода­вали на грузинском языке. Это вовсе не противоречило уставу Тифлис­ского общества, но приговор, вынесенный Терским областным по де­лам об обществах и союзах Присутствием, гласил, что устав не соответ­ствует законам Российской империи, а деятельность общества направ­лена на обособление грузинского населения “в угрозу общественному спокойствию и безопасности”529.

Французское общество в 1910 году всего лишь просило внести из­менения в Устав, дающие ему право оказывать помощь иностранцам, родным языком которых был французский, но тоже получило отказ530.

Более благосклонно областная администрация отнеслась к местным полякам, которые в 1915 году просили образовать при Владикавказском обществе филиал “Петроградского общества всепомоществования бед­ным семействам поляков, участвовавших в войне и пострадавших от военных действий”. Такие филиалы были открыты в Пятигорске, Гроз­ном, Владикавказе, но с условием строжайшего надзора за их деятель­ностью531. В 1916 году польское общество провело несколько музыкаль­ных благотворительных вечеров532.

Национальная политика правительства стала серьезным препятстви­ем в развитии городских общин, но не могла прервать интенсивно раз­вивающийся культурный процесс. Когда “инородческие” общества ока­зались вне закона, формирующаяся национальная интеллигенция стала приобщаться к деятельности общегородских культурно-просветительс — ких учреждений.

Гораздо легче было зарегистрировать общество или комитет, не име­ющие этнической маркировки и не связанные с политической деятель­ностью.

В июле 1910 года был поставлен вопрос об открытии “Комитета Российского общества туристов в городе Владикавказе”. Отделения этого общества (Русского Туринг-Клуба) действовали во многих городах, но учредителям пришлось доказывать, что они чужды всякой политичес­кой деятельности и имели одну цель — развитие туризма на Кавказе. Несмотря на донос о политической неблагонадежности некоторых чле­нов общества, оно после долгих переговоров было открыто. Учредите­лями его были известные в городе люди — владельцы магазинов и оте­лей Дж. Чиячич, П. Морозов, К. Отаров, Д. Шульц, А. Никитин, С. Вар — тазаров, Г. Бурдули, М. Кереселидзе, И. Андреев, фотограф А. Джанаев — Хетагуров, инженер В. Грозмани и другие533.

В октябре 1910 года было основано еще одно “Владикавказское об­щество туристов”, учредителями которого были отставные военные — подполковник Боков, полковник Ленский и другие. Общество предпо­лагало “организацию экскурсий по Кавказскому краю с осмотром и изу­чением местной горной природы, растительных и животных видов, ми­неральных ископаемых, фабрик, заводов, кустарных промыслов, озна­комление с бытом и нравами населяющих Кавказ народностей”, уст­ройство съездов и выставок, публичных лекций, бесед. После много­численных придирок к Уставу общество было официально открыто, но Владикавказский полицмейстер обязывался учредить за ними строгий надзор534.

В мае 1912 года было разрешено открытие во Владикавказе филиа­ла “Русского горного общества”. Его учредителями выступили упомя­нутый выше А. И. Духовской-Штейнгерь, врач Я. Рискин, ветеринар Ен — држеевский, преподаватели Кадетского корпуса Н. Златовратский и К. Проскура, журналист М. Спичкин, топограф П. Цирюльников. Обще­ство обязывалось содействовать массовым экскурсиям учащихся из Рос­сии, а также объединять исследователей гор и любителей горных путе­шествий, изучать горы. По Уставу оно могло проводить научные иссле­дования, экскурсии, чтения, выставки, музеи, съезды535.

При Владикавказском Кадетском корпусе тоже был Горный кружок, цель которого заключалась в том, чтобы “путем экскурсий, чтения ре­фератов, образовательных бесед по вопросам географии, народоведе­ния, фауны, флоры, разных открытий в области природных богатств, будить у кадетов Владикавказского корпуса живое чувство любви к Оте­честву вообще и к Кавказу в частности536.

По инициативе одного из преподавателей местной гимназии в горо­де действовало общество, организовывавшее экскурсии для учащихся. Экскурсиям пытались придать такой характер, чтобы вместе с развлече­ниями дети получали и полезные знания. Проводились экскурсии на Грозненские нефтяные источники, на Кавминводы и т. д537.

В 1914 году во Владикавказе появилось еще одно общество — “Се­мейно-педагогическое собрание”, имевшее следующие цели: объедине­ние учащихся и учивших города Владикавказа и его окрестностей на почве научно-педагогических и художественных интересов, предостав­ление возможности с пользою проводить время лицам, причастным к педагогическому делу и их семействам, оказание членам общества мо­ральной, научной и материальной помощи. Общество намеревалось организовывать лекции, спектакли, литературно-музыкальные вечера, утренники, занятия по гимнастике, экскурсии по стране, открывать дет­ские сады, библиотеки, книжные магазины, педагогические музеи538.

Деятельность всех перечисленных обществ была направлена не толь­ко на реализацию их конкретных целей и задач. Она способствовала развитию культурной жизни города и во многом определяла структуру досуга горожан.

Большую часть денежных средств общественные организации за­рабатывали устройством массовых увеселительных мероприятий — бла­готворительных вечеров, розыгрышей, маскарадов, карнавалов, народ­ных гуляний. К этим же формам массовой культуры прибегали городс­кие национальные общества и комитеты.

Народное гулянье — уникальный культурно-исторический феномен, характерный для крупных российских городов. Центром традиционно­го гулянья был балаган, но в связи с введением строгих цензурных огра­ничений в середине XIX века он постепенно исчезал. Происходила транс­формация народного гулянья, которое превращалось в организованное мероприятие с современными видами художественного творчества и формами массовой культуры. Такой вариант народного гулянья был вос­принят в старовладикавказской культурной среде. Структура этого дей­ства была довольно динамичной, время вносило в нее новые элементы. Уже в начале 1880-х годов гулянья проходили с иллюминацией, воздуш­ными шарами, бенгальскими огнями и фейерверками разных видов (“Фонтан царя Давидова”, “Звезды Кавказа”, “Телеграф”). Именитые пиротехники Шаталович и Николаев принимали заказы на устройство фейерверков. В 1889 году народное гулянье включало лотерею-аллегри и “живые картины” (кинематограф). Например, грузинское общество устраивало в городском саду гулянье с лотереей-аллегри и “живыми картинами” в пользу грузинской школы. Предметами розыгрыша была швейная машина и жеребец539. В летнее время в город на каникулы съез­жалось много молодежи из разных городов России. Они устраивали благотворительные мероприятия, чтобы помочь своим малоимущим то­варищам оплатить обучение, и привозили с собой новые столичные эле­менты массовой культуры540. Местная пресса отмечала: “Гулянье, дос­тавляя удовольствие простому народу, дают и хорошую помощь в делах благотворительности, почему весьма желательно возможно частое их повторение”541.

В 1894 году председатель местного Благотворительного общества, супруга начальника области Ю. А. Каханова устроила гулянье с лотере — ей-аллегри в пользу детского приюта. Дети получили занимательные игрушки по лотерейным билетам. Был приглашен оркестр, песенники Сунженско-Владикавказского полка пели под аккомпанемент “неиз­менного рожка, всегдашнего спутника песен”. Вечер закончился лез­гинкой, пускали ракеты542. Владикавказское Благотворительное обще­ство устраивало костюмированные вечера с танцами, конфетти, серпан­тином, шоколадными фигурами с сюрпризами. Из Петербурга выписы­вались ноты котильонных туров (французских бальных танцев, объеди­няющих вальс, мазурку, польку и др. — З. К.)543.

Общество попечения о сиротах и бедных детях устраивало гулянья с благотворительными базарами с целью оказания помощи дневному убежищу. На продажу выставлялись изящные работы владикавказских дам и детей, живущих в убежище. В 1897 году общество ввело в струк­туру гулянья новый для горожан элемент под названием “почта”. В осо­бых пакетиках заготавливались письма для раздачи желающим за сим­волическую плату. Письма сортировали сообразно содержанию на не­сколько групп, учитывая пол, возраст, общественное положение участ­ников игры. “… Симпатическая цель базара и оригинальная, еще не бывалая во Владикавказе особенность его, привлекали в этот вечер много посетителей”544.

В начале XX века программа народного гулянья включала выступ­ления хоровых коллективов из сада “Фантазия”, малорусской капеллы, клоунады с дрессированными собаками. Позднее в структуру гулянья вошли концертные отделения. Приведем описание народного гулянья, устроенного в 1915 году в пользу семейств запасных и ратников ополче­ния. Начиналось оно с симфонического концерта Терского казачьего войска, затем была разыграна лотерея-аллегри, детская игра “Веревоч­ка” с призами, метание колец на призы. Работал кинематограф, звучала “туземная” музыка, выступал “хор балалаечников”, кабаре. Горожане имели возможность получить “моментальную фотографию”, посмотреть театр ужасов с обозрением ада. Были организованы буфеты с горячими и холодными закусками, продажа цветов в киосках545.

Народные гулянья, устраиваемые национальными общинами, име­ли свою специфику, отражавшую духовную культуру этноса. Они были и своеобразной формой межэтнической коммуникации. Современники отмечали разнообразие национальных костюмов гуляющей публики, устройство национальных танцев, в которых участвовали “туземцы и туземные девицы” в костюмах, исполнение “азиатских” песен под бара­бан и т. п546. Грузинское общество в 1917 году устроило большое гулянье в городском саду в помощь Владикавказскому грузинскому бесплатно­му училищу. Сад был иллюминирован, играли румынский оркестр, ор­кестр Терского казачьего войска, грузинские “сазандари” (как правило, дудук, барабан и гитара), два грузинских хора — карталино-кахетинский и имеретино-рачинский. Национальные танцы и песни исполнялись на призы. Были устроены и такие современные развлечения как фейерверк и воздушные шары пиротехника Николаева547. Осетинские народные гу­лянья, организованные в пользу осетинского издательского общества “Ир” в 1917 году, также сочетали национальные и современные формы культуры: постановка оперетты “Фаризат” на осетинском и русском язы­ках, осетинские танцы, “летучая почта”, конфетти, продажа книг и цве­тов. Или другой вариант: пьеса “Ирэед” (Калым) А. Арисханова на осе­тинском языке, хор балалаечников, танцы европейские и азиатские, при­сутствие гостей из осетинских селений548.

Не только общественные организации, но и отдельные лица, зани­мающиеся благотворительностью, вносили свою лепту в формирова­ние структуры городского досуга. Следует отметить деятельность горо­жанок, свободное времяпрепровождение которых не ограничивалось домашней сферой — рукоделием, частными уроками “парижской” крой­ки и шитья, чтением и т. п. В 1915 году группа “интеллигентных дам” открыла заведение под названием “Чашка чая”, где посетителям за сим­волические цены предлагали чай, кофе, пирожные, горячие блюда. В зале чайной проводились музыкальные вечера, концерты с участием местных любителей. Это начинание получило поддержку городской публики, охотно посещавшей дамский кружок. Действительными чле­нами этого общества были только женщины. Мужчины могли претен­довать лишь на почетное членство и только за особые заслуги. В 1916 году кружок “Чашка чая” обратился в управу с просьбой о сдаче ему в аренду на летний срок места в городском саду для организации такого же заведения. Вырученные средства были использованы для оказания помощи беженцам, бедным и сиротам549.

Часто устраивались французские вечера. Описание одного из них сохранилось в прессе. Программа вечера включала два спектакля, кон­цертное отделение, парижское кабаре, лотерею-аллегри. На русском и французском языках были исполнены пьесы с участием любителей. Из них особо выделялись А. А. Туганов, Л. И. Огиннская, Е. О. Лилина. В программу входила и выставка картин местных художников, которые продавались с благотворительной целью оказания поддержки француз­ской школе550. Знание французского языка было признаком принадлеж­ности к “верхам” общества, показателем хорошего воспитания. Многие владикавказцы брали частные уроки.

Формой деятельности почти всех обществ были лекции, которые читали местные лекторы и приезжие специалисты. Городская интелли­генция охотно участвовала в этих мероприятиях. В 1913 году известный этнограф С. Н. Уваров прочел цикл лекций в Общественном собрании “Искусство и его воспитательное значение”551. Большой успех у горо­жан имели лекции приват-доцента Киевского университета А. Грень о спиритизме “Гипнотизм и психофизика”, “Исторические и социальные судьбы женщины”, “Зороастризм и Ницше”. По просьбе горожан А. Грень прочел и дополнительную лекцию по истории Армении, а также по урологическим заболеваниям”552.

Город посещали многие лекторы, но не все имели успех. Некто гос­подин Мураневич, выступая с докладом о равноправии женщин, пытал­ся убедить слушателей в том, что женщина по физическим и умствен­ным способностям гораздо ниже мужчины и потому способна лишь к воспроизводству и воспитанию детей. Эти суждения вызвали бурю не­годования не только среди присутствующих женщин, но и мужчин. Многие покинули зал, а оставшиеся развернули такую горячую дискус­сию, что пришлось вмешаться полиции553.

Городская интеллигенция проявляла заботу и о бедных детях. Об­щество народных чтений часто устраивало бесплатные лекции и беседы для малоимущих и неимущих детей, ставило пьесы по мотивам сказок А. С. Пушкина и других известных писателей и поэтов, привлекая местных ак- теров-любителей. Особой популярностью у детей пользовалась “Белоснеж­ка”, в постановке которой принимали участие любительский хор и детский балет554. Кинематограф “Патэ” бесплатно демонстрировал картины для де­тей Шалдона, Осетинской слободки, других городских окраин.

Общество по устройству народных чтений пыталось приобщить бедных детей к подвижным играм на воздухе. Для этой цели было выде­лено определенное место на территории будущего народного дома, на набережной Терека. Общество ходатайствовало перед городской упра­вой о приобретении качелей и другого инвентаря. Для детей устраивали гимнастические упражнения с музыкальным сопровождением оркест­ра, а также загородные прогулки.

При владикавказском обществе всепомоществования учащимся ра­ботал комитет по устройству детских танцевальных вечеров.

Анализ документации многочисленных городских обществ показы­вает, что их учредителями и участниками зачастую были одни и те же лица. Немногочисленная городская интеллигенция, несмотря на высо­кую социальную активность, не могла обеспечить их полноценную дея­тельность и даже ставила вопрос об объединении всех организаций в единую общегородскую структуру с расширенной программой.

Диаспора

На Северном Кавказе живут многочисленные диаспоры, усиливающие картину этнической пестроты и чересполосицы населения. Не имея возможности гово­рить обо всех, кратко остановимся на двух наиболее значительных диаспорах — армянской и греческой. Языки этих народов относятся к индоевропейской язы­ковой семье, поэтому их размещение в данном разделе закономерно.

Армяне. Самоназвание армян «гай». Армянский язык представляет отдельную ветвь индоевропейской языковой семьи и имеет собственную письменность, созданную в начале V в. монахом Мссропом Машто- цем на основе форм североарамейского письма. Куль­турный подвиг Маштоца сделал армянскую письмен­ность наиболее древней у народов Кавказа. Прароди­ной армян является Армянское нагорье — с Араратской долиной. Общая численность армян в мире около 8 млн. человек, в Армении — около 2 млн. 800 тысяч человек. Таким образом, большая часть армянского на-

рода живет за пределами своей исторической родины и рассеяна в виде диаспор по многим странам мира. На Северном Кавказе армянская диаспора насчитывает более 600 тыс. человек, являясь наиболее крупной.

Армянские поселения на севере Кавказа достовер­но появляются в XVIII в. по мере продвижения Рос­сии на Кавказ и роста городов как торгово-экономи­ческих центров. После основания в 1736 г. крепости Кизляр и формирования города Кизляр армяне в нем становятся преобладающим населением. То же самое происходит с Моздоком, основанным в 1762 г. В 1749 г. возникает город Ростов-на-Дону, и в 1778 г. пересе­лившиеся из Крыма армяне населяют пригород Рос­това Нахичевань. В самом конце XVIII в. армяне ос­новывают город Святой Крест на р. Куме — совре­менный Буденновск, в 1839 г. на Кубани возникает армянский аул Армавир, первыми жителями которого были так называемые черкесо-гаи (армяне, поселив­шиеся сначала на землях черкесов и очеркесившиеся (102, с. 177-178)). С 60 — 70-х годов XIX в. началось массовое движение армян на Черноморское побере­жье и на Кубань. Новая волна армянских мигрантов на Северо-Западный Кавказ устремилась после турец­кого геноцида 1915 г., только в Майкопском отделе возникло около 70 армянских населенных пунктов (103, с. 28).На этой этнической основе в 1926 г. в составе Майкопского округа был выделен Армянский район. Другой национальный армянский район был тоща же создан на Дону с центром в Нахичевани.

Говоря о менталитете армян Северного Кавказа, Н. А. Аветисян и Б. Т. Ованесов подчеркивают, что «в наци­ональном самосознании армян Россия выступает как самообразующая ценность их национального мента­литета. Для них Россия — это духовно-культурное пространство во всех исторических проявлениях — в литературе, языке, архитектуре, в быту, обрядах». К этому надо добавить принадлежность русских и армян к хри­стианству и факт их единоверия как сближающего

начала. Национальный менталитет армянской диаспо­ры тяготеет к занятиям предпринимательством, тор­говлей и ремеслом, военной и государственной службе. Другой важной чертой армянского менталитета можно считать способность адаптации к изменившимся жиз­ненным условиям, что очевидно восходит к традици­онной практике массовых миграций армян на террито­рии других этносов. Последним подобным фактом яв­ляется поток армянских мигрантов на Северный Кав­каз в ходе армяно-азербайджанской войны за Нагор­ный Карабах.

Грузины. Самоназвание «картвели». Основное на­селение ныне суверенного грузинского государства, чис­ленность грузин в Грузинской ССР в 1970 г. составля­ла около 3200 тыс. человек, на настоящее время в на­шем распоряжении статистических данных нет, в том числе и для грузинской диаспоры на Северном Кавка­зе. Можно отметить лишь, что грузинская диаспора здесь относительно (и сравнительно с армянской) немного­численная и рассеяна. Грузинский язык относится к картвельской группе иберо-кавказской языковой семьи, имеет свое письмо, генетически связанное с разновид­ностью восточно-армянского письма. Наиболее ранние памятники грузинского письма датируются V в. н. э. и одновременны образованию автокефальной грузинской церкви, ставшей самостоятельной с 484 г. Отсюда по­пытки христианизации соседних горцев Северного Кав­каза с IX-X вв., сопровождавшиеся строительством грузинских храмов (Тхаба-Ерды, Таргим и др.) и по­явлением грузинских священников и проповедников. Заключаются династические браки между правителя­ми правящей феодальной верхушки Грузии и Осетии, что способствует их сближению. Но грузинская диас­пора формируется на Северном Кавказе только с объе­динением с Россией и появлением городов Владикавказ, Грозный, Пятигорск, Ставрополь, Моздок и др.; мно­гие представители грузинской диаспоры добиваются

выдающихся успехов в экономической, военной, куль­турной сферах общественной жизни (напр, режиссер Евгений Вахтангов, граф М. Т.Лорис-Меликов и др.).

Греки. Греческая диаспора Северного Кавказа яв­ляется наиболее многочисленной (около 90 тыс. чело­век) диаспорой греков в Российской Федерации. Греки — создатели великой цивилизации древности, сыгравшей огромную роль в сложении современной европейской и мировой цивилизации. Самоназвание греков «эллинес». Они не представляют коренного аборигенного населе­ния Восточной Европы и Северного Кавказа, но, безус­ловно, могут быть отнесены к числу самых старожиль­ческих этнических элементов указанной территории. Греческая колонизация Северного Причерноморья и Азово-Черноморского побережья началась в VII в. до н. э., когда греческие города Ольвия, Херсонес, Боспор, Фанагория, Гермонасса, Диоскуриада и другие выросли йа берегах моря (104), началась оживленная торговля с племенами скифов и сарматов, а к III в. до н. э. гре­ческие торговые фактории и другие археологические памятники с античной культурой появились в глубине Предкавказья (напр., Грушевское городище у Ставро­поля (105, с. 317). Возможно, что группы греков уже тогда образовали древнюю греческую диаспору в реги­оне, тяготеющую к торговым путям. С возникновением Восточной Римской Империи — Византии, основным этносом коей были греки-ромеи, связи с Северным Кав­казом особенно активизировались: византийцы исполь­зовали племена Северного Кавказа в качестве своих военных союзников, а в начале X в. обратили в хрис­тианство алан. Присутствие греческого элемента на Северном Кавказе вплоть до XV — XVI вв. не вызыва­ет сомнений и подтверждается археологически.

Наиболее массовая миграция понтийских греков, живших в Турции и подвергавшихся постоянной этни — : ческой и религиозной дискриминации, имела место в XVIII — XIX вв. (106, с. 6 — 23; 107, с. 128 — 129).

Исследователи этой проблемы (Г. С. Рудянов) выделя­ют четыре волны греческой эмиграции: после русско — турецкой войны 1768 — 1774 гг. и заключения Кучук — Кайнарджийского мира; переселение греков из Крыма в Приазовье в 1779 г.; после подписания Адриано — польского трактата 1829 г. поток в Грузию; переселе­ние греков в 1862 г. и позже, на основании закона о переселении турецких христиан в Россию. Расселяв­шиеся на Северном Кавказе греки наделялись теми же правами и привилегиями, что и переселенцы из внут­ренних губерний России. К началу XX в. на Северном Кавказе существовало 25 греческих селений с числом жителей более 30 тыс. человек.

Подобно представителям армянской диаспоры про­фессиональная ориентация греков направлена на тор­говлю, предпринимательство, интенсивное растениевод­ство (табаководство, виноградарство), услуги. Им так­же присущ высокий уровень возможностей адаптации к иноэтничному окружению, миролюбие и толерант­ность в отношениях с соседями при сохранении четко­го этнического самосознания. В годы Великой Отече­ственной войны, тем не менее, греки оказались в числе депортированных с Кавказа народов. Сейчас они пол­ностью реабилитированы и возвращены на места про­живания.

ОБЩЕСТВЕННО-КУЛЬТУРНАЯ СРЕДА И ДОСУГ ГОРОЖАН

§ 1. Образование

В гуманитарных исследованиях нередко встречается тезис о высо­кой социальной энергии полиэтничных обществ, их способности к об­щественному и культурному прогрессу. Старовладикавказская интелли­генция рассматривала полиэтничность своего города как залог “умствен­ного и нравственного прогресса” и считала, что в нем были сосредото­чены “… лучшие по уму, образованию и нравственным качествам люди военного и гражданского сословий, а также населения казачьего и горс­кого”432.

Общественно-культурная среда была самой активной зоной межэт­нического взаимодействия. Особую роль в этом процессе играло обра­зование. С возрастанием образовательного уровня расширяется пред­ставление о мире, о своем и других народах. Мышление образованного человека становится менее стереотипным, формируются дружествен­ные установки по отношению к другим этносам, происходит взаимооб­мен достижениями культуры.

ИЗ

История городского образования начинается с сентября 1836 года, когда были открыты уездное и приходское духовные училища. Духо­венство стояло у истоков просвещения. Экзарх Грузии Высокопреосвя­щенный Евгений предписывал протоиерею Шио Двалиеву открыть во Владикавказе училище для детей “осетинских владельцев, старшин и некоторых сирот”. В училище принимали детей и на казенное содержа­ние, если они по окончанию принимали духовный сан. Если родители не давали письменного обязательства о вступлении ребенка в духовное звание, обучение становилось платным. Экзарх Грузии требовал от бла­гочинных привлекать горцев к обучению за “казенный кошт”. Но со вре­менем стало ясно, что письменные обещания родителей не были гаран­тией перехода в духовное звание. Получив образование, горцы уклоня­лись от церкви. Это стало причиной отмены для них казенного содер­жания. Численность учащихся резко сократилась, что вынудило Экзар-

8 Заказ № 1611

ха ввести “казеннокоштные” стипендии для горцев. Но по окончании училища они все-таки старались поступать в кадетские корпуса и дру­гие светские учебные заведения. В 1862 году училище было закрыто433.

В повседневной жизни система светского городского образования создавала условия для интенсивного межэтнического общения. Учеб­ные заведения были этнически неоднородны по составу учащихся и пе­дагогов. Система совместного обучения русских детей с “инородцами” была официально оговорена с Министерством народного просвещения при выработке программы обучения в национальных окраинах страны. Администрация старалась установить дружественные контакты с при­вилегированными сословиями горцев, поэтому прежде всего заботилась об образовании их детей. Для них в 1848 году во Владикавказе была основана Навагинская школа.

Командир отдельного Кавказского корпуса, генерал-адъютант барон Г. В. Розен еще в 1836 году стал ходатайствовать об открытии школ при войсках отдельного Кавказского корпуса, где вместе с кантонистами обу­чались бы дети бедных дворян и других почетных сословий кавказских народов. Но только 1 мая 1*848 года при Навагинском пехотном полку была открыта школа для 50 военных воспитанников. Командир полка барон И. А. Вревский просил объявить об открытии школы по всему Владикавказскому военному округу, чтобы привлечь детей бедных дво­рян и почетных сословий. Для них было предоставлено 30 мест, а для детей русских чиновников — 20 мест. Навагинская школа стала очень популярной. Многие горцы годами ждали очереди, записывались в спис­ки кандидатов. Дети до 17 лет обучались за казенный счет. По оконча­нии школы они поступали на военную или гражданскую службу. С 1848 по 1853 год в Навагинской школе училось 90 человек. В программу вхо­дили русская грамматика, немецкий или французский язык, арифмети­ка, история и география. С уходом Навагинского полка из Владикавказа школа перешла в ведение Тенгинского полка, а в 1861 году была преоб­разована в Горское окружное училище434.

20 октября 1859 года был утвержден “Устав о горских школах”, ко­торые должны были распространять “гражданственность и образова­ние между горцами”, и давать образование детям “служащих на Кавка­зе семейных офицеров и чиновников”435. Во Владикавказе была откры­та первая горская школа для детей русских военно-гражданских чинов­ников и детей из знатных фамилий Военно-осетинского округа. В то время горские школы еще оставались в ведении военного управления и открывались им на базе военных школ. Владикавказская школа была открыта на средства, предназначавшиеся ранее для школы военных вос­питанников Тенгинского полка. В учебную программу входили Закон божий, русский язык, математика, география, история, чистописание, черчение, немецкий, французский, “татарский” и осетинский языки, пение и музыка. Занятия музыкой проводились в качестве поощрения с успевающими учениками. Например, в 1869 году 18 воспитанников за­нимались игрой на скрипке, 6 — на фортепиано, 6 — на флейте, 4 — на кларнете, 4 — на виолончели.

При школе существовал Горский пансион, а при нем — ремесленные мастерские. Воспитанники подготовительного класса по вечерам зани­мались ремеслами — башмачным, портняжным, переплетным, по 2 раза в неделю каждым. Пансионеров обучали также столярному, токарному, резному, слесарному ремеслам, по их желанию и выбору.

Попечителем пансиона был полковник Эглау, инспектором — над­ворный советник Стоянов, надзирателями были духовные лица и педа­гоги — представители разных национальностей. Среди них — русские Руднев, Соколовский, Червинский, грузин Мамацев, осетин Георгий Кантемиров, окончивший Тифлисскую духовную семинарию и другие. В сохранившихся списках учащихся значатся русские, осетины, кумы­ки, кабардинцы, чеченцы, армяне, поляки, татары, грузины и другие436.

Горские школы сыграли большую роль в просвещении, в формиро­вании городской интеллигенции, в развитии межэтнических контактов. Но вскоре правительство отказалось от практики учреждения горских школ. Некоторые исследователи объясняют это явление социальной пе­реориентацией имперской политики в Наместничестве после оконча­ния Кавказской войны, когда российская власть не видела особой необ­ходимости в заигрывании с феодальными верхами, для детей которых в первую очередь предназначались эти школы437.

Горская школа претерпела несколько реорганизаций. В 1870 году она была преобразована в реальную прогимназию. За 2 года существо­вания число учащихся в ней достигло 300 человек и учебное заведение уже не вмещало всех желающих. Терское казачье войско согласилось взять на себя половину расходов по содержанию, при условии преобра­зования прогимназии в полную гимназию. Правительство дало разре­шение на такое преобразование. Вторую половину расходов по содер­жанию гимназии взяла на себя казна.

В 1872 году вышел устав, по которому все реальные гимназии дол­жны были быть преобразованы в реальные училища. Главным источни­ком содержания реальных училищ стали средства, выделяемые госу­дарственным казначейством, пособия городских обществ, деньги, со­биравшиеся от платы за учение. В 1876 году Владикавказская гимназия стала реальным училищем, содержалось оно на городские средства. Гор­ский пансион был преобразован в пансион реального училища.

Обучение было рассчитано на 8 лет, программа состояла из общеоб­разовательных и естественных дисциплин, а также предполагала овла­дение навыками отдельных видов служебной деятельности.

Горожане проявляли большую заботу о женском образовании. Для дочерей “нижних чинов” и горских влиятельных сословий было откры­то Елизаветинское училище.

В 1861 году в городе была открыта благотворительная элементар­ная женская школа, которую в 1867 году преобразовали в женское учи­лище второго разряда и назвали Ольгинской, в честь Великой княгини Ольги Федоровны, жены наместника Кавказа Великого князя Михаила Николаевича. Оно было в 1874 году преобразовано в гимназию, в кото­рой в 1893 году были открыты педагогические классы. Начальницами гимназии были Е. К. Соболева, а в 1900-1916 годах — JI. M. Дударова438.

В честь Великой княгини была названа и другая школа — Осетинс­кая. Следует отметить особую активность осетин в вопросах женского образования. Первые женские школы появились в осетинских селениях в 50-х годах XIX века. Широко известен факт основания во Владикавка­зе в 1862 году первой школы для осетинских девочек священником Аксо Колиевым. В 1866 году она перешла в ведение общества восстановле­ния православного христианства на Кавказе, а в 1916 году стала учи­тельской женской школой439.

В октябре 1865 года горожане ходатайствовали об открытии рус­ской женской школы. В 1869 году появилась частная элементарная шко­ла для девочек, открытая дворянкой Виталией Ломнинской. Позднее в городе были основаны 2-я и 3-я женские гимназии. По инициативе В. Г. Шредере двухклассное женское училище было преобразовано в трех­классную женскую гимназию, при которой был открыт педагогический класс. В 1916 году прогимназия была преобразована в 3-ю женскую гим­назию440. Женское образование развивалось быстрыми темпами: в 1874 году в городских учебных заведениях обучалось 196, а в 1898 году — 469 девочек. Обучение велось по принципу полового разделения.

В 1868 году во Владикавказе было открыто Лорис-Меликовское ре­месленное училище, в котором получали профессиональное образова­ние представители многих этнических групп. Училище готовило кадры для развития городской экономики.

Общество Владикавказских ремесленников в 1875 году открыло для своих детей начальное училище. В нем обучались и осетины. Ремеслен­ное училище сыграло большую роль в адаптации к городскому хозяй­ству этнических групп, которые в своем большинстве были носителями аграрной культуры.

Городское общество проявляло заботу о бедных детях. В мае 1871 года было основано бесплатное Константиновское училище для обуче­ния их грамоте и письму. Оно было учреждено в память о знаменатель­ном событии — проезде через Владикавказ в июле 1870 года Его Импе­раторского Высочества Великого князя Константина Николаевича441.

В 1874 году была создана единая система начального образования. В ведение Кавказского учебного округа перешли школы, действовав-

ОБЩЕСТВЕННО-КУЛЬТУРНАЯ СРЕДА И ДОСУГ ГОРОЖАН

Здание епархиального женского училища (ОРФ СОИГСИ)

шие по линии общества восстановления православного христианства. В том же году было основано Николаевское училище, названное в честь Великого князя Николая Михайловича. До 1897 года оно было четырех­классным, затем его преобразовали в шестиклассное. Один из классов стал почтово-телеграфным442.

В сентябре 1875 года из Тифлиса во Владикавказ была переведена военная прогимназия, в которой несколько мест было предоставлено в распоряжение начальника Владикавказского округа и занято осетина­ми.

К 1877 году кроме перечисленных учебных заведений существова­ло еще 3 частные школы, всего же во Владикавказе к этому времени было 1309 учащихся443.

В 1880 году была открыта Владикавказская мужская прогимназия. Вначале это было частное заведение, им заведовал М. Н. Шимановский — преподаватель латыни и географии. В 188S году оно было преобразо­вано в классическую гимназию, а в 1889 году для нее было построено здание на городские средства444.

В том же году одна из начальных приходских одноклассных школ была преобразована в Пушкинское начальное училище, рассчитанное на 120 человек. В постановлении городской думы была отмечена острая потребность школы в Затеречной части города445. В 1889 году во Вла­дикавказе существовало уже 21 учебное заведение, в том числе 3 сред­них, тогда как на все остальные города Терской области приходилось всего 19 учебных заведений. Но город продолжал расти и по-прежнему нуждался в новых школах. В 1901 году был открыт Кадетский корпус. Для детей казачества были основаны 2 учебных заведения — войсковое реальное училище и войсковая женская гимназия.

В 1891 году в городе были открыты две (мужская и женская) вос­кресные школы с программой городских училищ. Обучение в них было бесплатным. Желающих учиться оказалось так много, что Терское об­ластное управление 12 июля 1895 года приняло решение об открытии вечерних классов для взрослых и воскресных — для детей при всех сель­ских и городских училищах. Одновременно был рассмотрен вопрос об организации библиотек для учащихся446. Воскресно-праздничные шко­лы были открыты при 6 училищах. При Владикавказском женском трех­классном училище воскресная школа приняла 261 человека, при Нико­лаевском — 30 человек447.

К концу XIX — началу XX века относится резкий рост численности школьных заведений. В 1897 году в городе было 32 мужских и 12 женс­ких начальных и средних учебных заведений.

В городской системе образования прослеживается социальный прин­цип. Ремесленные и реальные училища были уделом основной массы “инородцев” и городских простолюдин, а в гимназиях и прогимназиях Кавказского учебного округа учились, как правило, дети “достаточных” горожан.

Отношение к образованию у горожан различных национальностей было неодинаковым. Чрезвычайно высокую активность в этом вопросе проявляли осетины. Интерес их к светскому образованию обнаружился еще в 30-х годах XIX века. Многие воспитанники Владикавказского духовного училища продолжали образование в военных или гражданс­ких учебных заведениях. В 80-90-х годах XIX века стремление к школь­ному образованию стало в Осетии “важным политическим полем… в борьбе против колониального режима”, “глубоко национальным дви­жением”, в котором участвовали все слои осетинского общества448. Оно выражалось в активном строительстве школ и распространении грамот­ности. Даже официальная газета “Терские ведомости” в юбилейном очерке, посвященном 50-летию Владикавказа, признавала, что осетинс­кий народ “в стремлении к образованию опередил русское население”449. В 1889 году только в средних учебных заведениях города и ремеслен­ном училище обучалось 106 осетин, а в 1898 году — 164 осетина. Особое предпочтение отдавали реальному училищу и военной прогимназии450.

Распространение светского образования сказалось и на гендерных отношениях. В традиционном осетинском обществе женщина всегда за­нимала достойное место. Она отстояла его и в городской среде. Широко известны имена осетинских учительниц — Е. Такоевой, С. и О. Абаевых,

Е. Дзугаевой, М. Каировой, Е. Амбаловой, Т. Дзахсоровой, А. Туаевой, О. Бицоевой, А. Гардановой, О. Газдановой, Н. Газдановой, А. Дзахо — вой, В. Караевой, С. Тхостовой и других. Они занимались не только школьным образованием, но и проявляли высокую социальную актив­ность и в других сферах культурной жизни.

Анализ некоторых сохранившихся списков учеников городских учеб­ных заведений, мужских и женских, позволяет утверждать, что основ­ная их масса была представлена прежде всего русскими, затем осетина­ми, а численность представителей других этнических групп была го­раздо скромнее. Очевидно, в ментальных установках этой части горо­жан получение образования не было столь значимым явлением.

Но в процесс развития общественно-культурной среды, в том числе и в становление системы образования, были вовлечены все без исклю­чения этнические группы. Об этом свидетельствует наличие у каждой из них своей школы или училища, в основном духовных. Немцы осно­вали евангелическо-лютеранское училище, поляки и литовцы — римско- католическое, греки и армяне — церковно-приходские, персы — магоме­танское новометодное училище “Навруз”, у евреев была школа при си­нагоге, у татар и кумыков при суннитской мечети.

Но в городе были основаны и светские национальные школы. Пра­вительство считало их крайне нежелательными для своих политичес­ких целей, опасаясь, что их существование “может устранить для ино­родцев необходимость прохождения русской школы, которая только одна и может содействовать русскому культурному воздействию на них”451. Согласно правительственному положению “О туземных школах” 1881 года, они строились и содержались на средства попечителей, без госу­дарственной поддержки. В роли попечителей часто выступали церкви, консолидирующие городские национальные общины.

В ноябре 1888 года состоялось торжественное открытие грузинской школы. Она была основана по инициативе Михаила Кипиани, ставшего горожанином Владикавказа в 1871 году. Он заручился поддержкой Тиф­лиса, выразившейся в небольшой денежной сумме (200 рублей) и учеб­ной литературе. Первое время школа располагалась в арендованном доме инженера Уптона. Грузинское общество очень сочувственно относилось к идее открытия своей школы, помогало решать проблемы. А их было немало: нехватка денег, учебных пособий, преподавателей. Не было свя­щенника, который бы преподавал Закон Божий на грузинском языке. Чинила препятствия и местная администрация, требовавшая, чтобы чис­ленность учащихся была не меньше 60 человек. В арендованном же зда­нии помещалось только 40. Тифлисское общество знаний прислало учи­теля Ивана Беделадзе. Управляющим стал учитель гимназии Тите Ка — хидзе. Попечительский комитет часто устраивал благотворительные акции, в основном, народные гулянья, сборы от которых поступали на счет школы. Активное участие в судьбе школы принимали благотвори­тели, местные предприниматели. Владелец кирпичного завода Сарад — жев (Сараджешвили) ежегодно выделял на нужды школы 100 рублей, оказывал материальную поддержку и во время различных школьных мероприятий, открыл воскресную школу на территории своего завода. У грузинского училища было много друзей. Пресса зафиксировала мас­су фактов бескорыстной помощи ученикам. Она поступала не только от богатых горожан. Сам М. Кипиани водил учащихся на экскурсии в зоо­парк на свои деньги.

В 90-х годах XIX века национальные школы стали объектом напа­док со стороны начальства Терской области. Каханов вводил в школах полицейские порядки, пытался закрыть осетинскую женскую школу. В грузинском училище была проведена ревизия и вынесено решение о том, что дети достаточно овладели русским языком и преподавание должно проводиться не на грузинском, а на русском языке. М. Кипиани, поддер­жанный городской интеллигенцией, отстоял право грузинской общины на свою школу. Со временем было построено школьное здание с боль­шим актовым залом, где проводились не только грузинские, но и осе­тинские, еврейские и другие культурно-просветительские мероприятия. В 1895 году открылась воскресная школа на 42 ученика. Для девочек были основаны двухгодичные курсы кройки и шитья. При школе дей­ствовало немало кружков — танцевальных, песенных. Для городских грузин она была не только образовательным учреждением, но и нацио­нально-культурным центром. В праздничные дни грузины надевали на­циональную одежду и шли в школу, в зале которой устраивались кон­церты, спектакли, гулянья452. В 1909 году в грузинской школе обучалось 250 мальчиков453. В том же году Попечительский комитет был преобра­зован во Владикавказское общество распространения грамотности сре­ди грузин, которое с 1910 года вместе с остальными национально-куль — турными обществами попало под жесткий контроль администрации. По­страдала и школа. Правительство вновь настаивало на том, что препо­давание на “туземном” языке противоречило законам Российской импе­рии454. К 1914 году сократилась численность учеников, ухудшилось ка­чество их подготовки, что привело к увольнению педагогического со­става и назначению нового.

Аналогичные проблемы переживали и другие национальные шко­лы. В 1894 году стараниями греческой общины было основано одно­классное училище. Дети изучали правописание, арифметику, чтение, музыку, Закон Божий и греческий язык. Одним из основателей и пер­вым заведующим был преподаватель греческого языка Грамматипуло. Училище существовало на пожертвования греческой общины. В 1912 году директор народных училищ Терской области Беляев, известный своими реакционными взглядами, пытался исключить из программы училища греческий язык. Но греческая интеллигенция проявила упор­ство в борьбе за родной язык. Его стал преподавать священник Аристид Какулиди455.

Армянская община тоже имела проблемы с национальной школой. При церкви было два церковно-приходских училища — мужское и женс­кое. Затем было основано одноклассное мужское училище. В результате неоднократных запретов и реорганизаций было образовано начальное училище под руководством Д. Нониянца. Попечителем была церковь, которая имела большие полномочия. Например, в 1914 году когда меж­ду преподавателями произошел конфликт, попечительский совет, по сво­ему усмотрению уволил весь педагогический состав и пригласил новых учителей. При этом совет не счел нужным посоветоваться с родителями учеников. Но, очевидно, попечители имели не только большие права, но и хорошо справлялись с обязанностями — в 1915 году было построе­но новое школьное здание и приобретена библиотека.

Не все городские общины проявляли интерес к национальным шко­лам. Например, персидское новометодное училище “Навруз”, открытое для местных персов, было единственным на всем Северном Кавказе. Кроме основ шиитского вероисповедания оно давало и знания по свет­ским предметам — географии, арифметики. Но местная пресса отмечала в течение нескольких лет отсутствие интереса к училищу со стороны персов, небольшое число учащихся.

Отношение национальных общин к своим школам не было безого­ворочно благосклонным: разные социальные слои воспринимали их по — своему. Определенная часть интеллигенции — осетинской, армянской, грузинской и другой не отдавала своих детей в национальные школы. Это явление хорошо определил в интервью газете “Терская жизнь” Д. Нониянц: “Большинство образованных армян не знает ни армянской жизни, ни литературы, а детей своих они не отдают в армянскую школу. Набитая же золотом мошна, буржуазность и положение в обществе еще не дают права именоваться интеллигентами. Ведь вся заслуга нашей “интеллигенции” только и заключается в том, что они везде и всюду трясут свои карманы и хвастаются тем, что содержат школу. А духов­ные стороны колонии их не интересуют… Это не интеллигенция, а бур­жуазия”456.

Аналогичные процессы происходили и в среде грузинской интелли­генции. “За последний год общественная жизнь владикавказских гру­зин начала прихрамывать, а объясняется это главным образом отсут­ствием интеллигентных сил, которые бы были проникнуты национальны­ми идеями”, — сетовал представитель грузинской общины. Прежде “весь центр тяжести интеллектуально-общественных работ… выносили на своих плечах педагоги грузинского школы… За последнее же время дела грузинского общества значительно изменились и изменились в худшую сторону”457. Речь шла о сокращении численности учащихся в школе, об ослаблении интереса к ее проблемам.

Оторванность от национальных интересов ставилась в упрек и час­ти осетинской интеллигенции. Корреспондент “Терской жизни” отме­чал: “Не требует доказательств, что осетины в смысле культурного раз­вития опередили своих соседей — горские племена Северного Кавказа. Осетины из более культурных стран приносят на родную почву лучшее из сокровищ человеческой жизни — знание. Но знания они приносят не для родины, а для самих себя. Для осетинского народа чрезвычайно важ­но слово “интеллигент”. И действительно, интеллигентов у осетин мно­го, но едва ли у осетин мы найдем интеллигенцию… Может показаться странным, как могут передать свои знания другим те, которые сами не знают осетинского языка. Как могут обогатить знаниями осетинский народ люди, которые всю свою жизнь провели вне Осетии — в русской (а, может быть, в немецкой или французской школе), и позабыли род­ной язык?!”458

Приведенный материал характеризует определенное состояние в процессе формирования национальной интеллигенции, когда одна ее часть придерживалась “почвы” — традиционной культуры, а другая стре­милась к “цивилизации” — европейской культуре. Именно это стремле­ние приводило к отказу от национальной школы, от обучения детей на родном языке, к ослаблению интереса к жизни национальной общины. При этом городская интеллигенция дискутировала проблему сочетания европейских форм культуры с этнической самобытностью и призывала к достижению разумного баланса.

Этнические структуры повседневности

Развитие капитализма, расширение местного рынка и торгово-эко- номических контактов с другими областями России, втягивание в об­щероссийский рынок активно влияли на материальную культуру. Соот­ношение принесенных в город традиций с процессами европеизации и урбанизации определяло динамику развития этнических структур по­вседневности — городских домов, одежды, пищи и других.

Городские дома. Имеющиеся источники не сохранили информацию ни о деталях конструкции домов, ни об их планировке. Поэтому мы можем определять типологию городского жилища только одним пока­зателем — строительным материалом. Во Владикавказской крепости пер­вым типом жилища был деревянный дом, “строения из бревен, огоро­женные дворами”. Их описал Штедер в 1781 году290. Несколько позднее Г. Ю. Клапрот указывал, что жители селения Саурова все живут в дере­вянных домах291. Из рапорта шефа Владикавказского гарнизонного пол­ка генерал-майора Ивелича Главнокомандующему войсками Кавказс­кой линии фельдмаршалу И. В. Гудовичу явствует, что в крепости был только один деревянный дом коменданта, а офицеры жили в землянках, отчего часто болели. Это обстоятельство вынудило коменданта постро­ить полковой лазарет для больных. Офицеры не могли сами строить дома, не делали этого и торгующие в крепости купцы, устанавливавшие толь­ко торговые лавки, чтобы избежать “постоя” военных. Генерал-майор Ивелич начал обустраивать крепость, выкупал дома выбывших офице­ров, не угрожал постоем торгующим купцам. В 1808 году в крепости были следующие постройки: 2-х этажный дом на каменном фундамен­те, покрытый черепицей, для проезжающих господ генералитетов и по­чтового двора, солдатская казарма, караульная кордегардия, кухня к ко­мендантскому дому для унтер-офицеров, полковая канцелярия, дом для лекаря и аптеки, мастерская изба на 20 ремесленников, полковой цейх­гауз, кордегардия при воротах укрепления, кухня для временного поле­вого госпиталя, 21 жилой дом292. По источникам конца 1820-х годов внут­ри крепости были каменные казармы, церковь, “много других деревян­ных казенных зданий”, вне крепости — форштадт из 25-30 домиков офи­церов и 2 нижних чинов женатой роты”293. По наблюдению современ­ников, строения во Владикавказе были “довольно красивой наружнос­ти”, но “в общем устройстве” походили на малороссийские мазанки, часто окруженные садами294.

В 1880-х годах распространенным типом жилища был турлучный дом, с соломенной или лубковой крышей. Такие дома строили осетины, а также “женатые нижние чины”. Турлучные постройки часто белили известью. Расположение домов было хаотичным. Вот как выглядела лучшая в городе улица (Дворянская): “…небольшие турлучные домики, крытые соломой и лубком, стояли в таком положении, как будто им ско­мандовано было “вольно, ребята”, они выходили и лицом, и спиной, и боком на улицу; одни из них выглядывали из-за плетня, другие из-за частокола, третьи из-за досчатого забора; ни одна хата не выставлялась открыто в линию улицы, напротив, большая их часть пряталась вглубь двора”295.

В 1837 году крепость Владикавказ была перенесена на правый бе­рег Терека. Кроме цитадели там расположились старый и новый форд — штаты, штаб-квартиры военных команд, а на левом берегу Терека рас­полагалась станица Владикавказского казачьего полка, штаб-квартира Тенгинского пехотного полка, поселения военных команд. С расшире­нием пределов предместий крепости, с ростом ее населения стала раз­виваться торговля, поселялось “множество торгующего и промышлен­ного люда”, строившего дома красивой архитектуры296. В 1859 году в крепости насчитывалось 558 деревянных и каменных домов, а в 1867 году стало 900 домов и 125 лавок, расположенных на 25 улицах297.

Преобразование крепости в город, быстрый рост населения, фаб­рично-заводской промышленности привели к интенсивному строитель­ству. Лубок, саман и дерево уступали место черепице, железу, кирпичу. Александровский проспект стал застраиваться двухэтажными кирпич­ными и каменными домами. В1869 году корреспонденты местной прес­сы отмечали крупные изменения во внешнем виде города: "… где преж­де были одни часто лубком и соломой крытые лачуги или оставались совершенно незастроенные участки, теперь красуются весьма ценные и видные здания”298. В городе широко развернулось строительство кир­пичных домов. Наметилась тенденция к приспособлению части жилого дома под магазин или торговую лавку. Это объяснялось стремлением многих горожан заниматься мелкой торговлей.

К январю 1876 года местная администрация обещала отпраздновать окончательное преобладание в городе железа и черепицы299. Реально к этому времени во Владикавказе было 460 каменных и кирпичных до­мов (27% всех строений), 1978 деревянных, только 6 турлучных, и ни одного саманного дома300. Уменьшилось число домов, крытых соломой.

Первыми монументальными зданиями были Осетинская церковь (1815 год), комплекс строений военного госпиталя, располагавшихся в районе улиц Титова-Чкалова-Зортова-Камалова (середина XIX века), дворец Начальника Терской области по улице Церетели (1865 год), Оль- гинская женская гимназия (около 1875 года) — одно из крупнейших зда­ний города по улице Маркуса, с куполом-навершием, большим актовым залом и домовой церковью, в котором позднее разместился Горский институт народного образования. В 1876 году было построено здание духовного училища (улица Бутырина), пивоваренный завод братьев Прохаско по улице Пашковского и др.

К 1885 году в городе было уже 894 каменных и 1713 деревянных домов301. Появились здания с круглыми колоннами, балконами, среди них дом для призрения престарелых и увечных по улице Кирова. К кон­цу XIX века было построено крупное двухэтажное здание Кадетского корпуса по проекту военного архитектора Томашевского (проспект Ко­ста), здания женской прогимназии по улице Карла Маркса, епархиаль­ного женского училища по улице Церетели, здание Госбанка по проекту архитектора П. П. Шмидта по улице Куйбышева, здание грузинского учи­лища по улице Церетели, персидское консульство по улице М. Горького, Николаевское училище по Темирязевскому переулку, особняк Татузова по улице Г. Баева, где размещался филиал Азова-Донского коммерчес­кого банка. Одним из красивейших зданий на всем Северном Кавказе считался дворец барона Штейнгеля, построенный в 1892 году на углу улиц Ленина и Церетели. Для его строительства были приглашены ар­хитектор и художники из Италии. Роскошный по своей архитектуре дво­рец барона привлекал внимание современников, отмечавших, что “та­кое здание-дворец можно встретить в Царском селе или Петергофе”302.

К этому времени в городе уже были построены здания гостиниц “Бри­столь” (улица Ленина), “Гранд-Отель”, “Европа”, “Империал”, “Нью — Йорк”, “Париж”, здание Русского драматического театра и др.

В начале XX века во Владикавказе строились новые общественные здания и особняки состоятельных горожан. По проекту архитектора П. П. Шмидта в 1902 году было построено здание “Общества взаимного кре­дита” на Александровском проспекте. По проекту архитектора Е. И. Дес — кубеса в начале XX века был построен двухэтажный торговый дом Ки- ракозова-Оганова. По улице Вахтангова в 1903 году были построены Пушкинская школа, торговый дом К. К. Канаплиной. К этому же време­ни относится появление особняка К. Хуцистова по улице Ростовской. Это был один из немногих осетин, занимающихся подрядными работа­ми. Другой осетин В. П. Дзахов был подрядчиком в строительстве Горс — ко-Пушкинского общежития по улице Церетели. В городе появились красивые здания художественного музея им. М. С. Туганова по Алексан­дровскому проспекту (архитектор И. В. Рябикин), двухэтажное “зеркаль­ное” здание торгового дома Киракозова-Оганова (архитектор П. П. Шмидт), Русско-азиатского банка по улице Миллера (архитектор В. В. Грозмани). Интересными в архитектурном отношении были особняк адвоката Б. Р. Беме по Павловскому переулку (архитектор П. П. Шмидт), особняк А. В. Замкового по улице Черноглаза (архитектор В. В. Грозма­ни), особняк Г. В. Баева, построенный по его собственному проекту при консультации В. В. Грозмани и при участии греческих мастеров по ули­це Ленина, особняк Б. К. Далгата по улице Горького (архитектор Е. И. Дескубес), особняк Штейнгеля в городском парке, особняк Ястремско — го по улице Миллера (архитектор И. В. Рябикин), особняк самого архи­тектора Шмидта по улице Горького и др303.

Кирпичные и каменные дома стали многокомнатными, появились лестничные клетки, веранды, коридоры. В воспоминаниях путешествен­ников в середине 1880-х годов зафиксированы дома с верандами, окра­шенные в белый цвет.. Зажиточная часть горожан выделяла в структуре своего дома “покои”, столовые и детские комнаты, кабинеты, хозяйствен — но-гигиенические помещения. Вот как выглядел городской дом, выс­тавленный на продажу в 1889 году: “отделан внутри масляными краска­ми, имеет теплый ватерклозет, электрические звонки и следующие служ­бы: баня с ванной и летними купальнями, кладовые, конюшня, карет­ный сарай, общий водопровод”304.

Значительное увеличение численности городского населения при­водило к стихийному строительству. Городские власти не успевали кон­тролировать самовольное строительство. Городская Дума издавала спе­циальные “постановления по строительной части”, где напоминала, что на основании 114 статьи Городового Положения 1870 года утверждение планов и фасадов частных зданий, выдача разрешений на перестройки и наблюдение за правильным исполнением построек принадлежала го­родской управе, которая руководствовалась правилами Строительного Устава. Городские здания должны были строиться только по Высочаи-

6 Заказ № 1611 81 ше утвержденному плану305. Ветхие и некрасивые постройки или сно­сились, или приводились в благообразный вид, в санитарном и архитек­турном отношении. Желающих получить статус горожанина городские власти обязывали иметь дома “правильной архитектуры”.

Затеречная часть города долгое время не обустраивалась, жилья ка­тастрофически не хватало. Поэтому местные власти, исходя из опыта других российских городов, призывали состоятельных горожан, стро­ивших дома, приспосабливать часть их не под торговые лавки, а под квартиры для семейных и холостых. Развитие городских усадеб шло по линии уменьшения числа надворных построек и увеличения площади жилых. Это объяснялось ростом нужды в жилище и развитием практи­ки найма жилых помещений.

Стали строиться “доходные дома”, специально для сдачи в наем. Они были двух типов. К первому относились доходные дома с многокомнат­ными квартирами и максимумом возможных удобств. Они были рас­считаны на состоятельных квартиросъемщиков. Ко второму типу отно­сились дома с двух-, трехкомнатными квартирами с минимальными удоб­ствами, с дворами — “колодцами”, в которых периферия была застроена домами, и незначительная площадь оставлялась для прохода и проезда. Иногда несколько дворов — “колодцев” примыкали друг к другу, а выход вел на другую улицу. Было немало квартир, располагавшихся в полу­подвалах306.

В 1890 году был построен доходный дом Проханова (улица Лени­на), в 1895 году — доходный дом Д. В. Носкова — единственное в городе здание, украшенное атлантами (угол улиц Маяковского и Революции). Известен доходный дом Воробьева, рассчитанный на состоятельных квартиросъемщиков. Это трехэтажное здание было построено в начале XX века в стиле “модерн”. Его отличали такие украшения как металли­ческие вензеля, лепные вставки, балконные ограждения. Цоколь здания был выполнен из естественного, хорошо обработанного камня, стены возведены из кирпича. Дом был рассчитан всего на 6 семей. Для состо­ятельных квартиросъемщиков под комфортабельные квартиры был от­веден 2-й этаж “Персидского дома”, здание которого было построено в 1909 году по проекту архитектора В. В. Грозмани (улица Куйбышева). В 1912 году был построен доходный дом Духиева по проекту архитектора ЕИ. Дескубес (улица Тамаева)307.

Роль доходных выполняли и старые дома, в которых выгоражива­лись “квартиры” — ячейки из нескольких комнат. Городская беднота сни­мала “углы” и “койки”, отгороженные мебелью или легкими перегород­ками. Для этой цели использовались и коридоры.

Представители этнических групп, поселяясь в городе, приносили с собой отдельные технические приемы, конструкции, свойственные тра­диционному жилищу в местах прежнего обитания. Но попытки их при­менения корректировались реальными условиями городского жизнеус­тройства.

Большие проблемы с жильем испытывали армянские беженцы. При­надлежавшие армянскому обществу дома на Краснорядской и Вревской улицах беспокоили своим ветхим состоянием городскую управу, кото­рая обращалась с этим вопросом к полицмейстеру города308. Состоятель­ные греки строили себе дома-особняки, люди более скромного достатка брали жилье в аренду, снимали квартиры и даже жили в казармах. Осе — тины-сельчане вынуждены были самовольно возводить сакли, пристрой­ки к городской стене на Осетинской слободке.

Этническая специфика прослеживается в интерьере городских до­мов.

Состоятельный грузин старался приобрести дом с балконом, лест­ницами, украшенными деревянными фигурами. В интерьере особое место занимал стул — кресло для старшего, главы семейства “савардзе- ли”. Длительное время бытовал стол на трех ножках “супра”, за кото­рым принимали гостей. Из традиционной мебели городские грузины долго сохраняли длинные скамьи со спинками, кровати со спинками, сундуки для хранения одежды “сата-лавре”, сундуки для хранения муки и зерна “кидобани”. Мебель была богато орнаментирована. Заметным элементом внутреннего убранства был камин.

Греки предпочитали высокие потолки, ажурные перила, балконы. Одна из комнат именовалась залом и была предназначена для приема гостей. Из традиционных элементов интерьера городские греки сохра­няли “красный угол” — стол, покрытый красной скатертью, на котором расставляли иконы и свечи. Новый дом обязательно освящал священ­ник. Жилое помещение зачастую отапливали жаровней с углями.

В традиционном интерьере русских центральное место занимала печь, а по диагонали от нее, в переднем углу находилось ритуальное место для икон. Во многих русских домах долго сохранялась неподвиж­ная мебель — лавки. Интерьер городского жилища поляков отличался расположением места для икон. Их развешивали вдоль всей торцовой стены, к улице. Поляки и украинцы украшали стены своих домов деко­ративными полотенцами с вышивкой, орнаментом.

Жилой дом немцев не имел особой этнической специфики. Он от­личался отсутствием икон. Самым престижным элементом внутренне­го убранства был шкаф с хорошей посудой, которой пользовались толь­ко при приеме гостей. Деревянную мебель (кровати, скамьи, сундуки) принято было окрашивать в яркие цвета. Комнаты украшали кружевны­ми занавесками, картинами, куклами в национальной одежде, свечами, которые немцы сами отливали из сала.

Армяне сохраняли традицию выделять одну из комнат в качестве главной — “ацатун”. В ней располагалась традиционная печь “тандыр”, установленная, как правило, на небольшой возвышенности, отделенной ступенями. Это место было центром общения всей семьи, служило для приема гостей. Зачастую здесь же располагались постельные принад­лежности домашнего производства — матрацы, одеяла из шерсти, пухо­вые подушки. Армянский дом отличался наличием ковров. Из традици­онных элементов интерьера долго сохранялись сундуки для хранения одежды, иногда кованные.

Жилище татар, персов отличалось обилием ковров на стенах и по­лах. Небольшие по размерам ковры были предназначены для соверше­ния молитвы — намаза. Мусульмане долго сохраняли в быту различные кувшины, необходимые для предмолитвенного ритуального омовения. Они не разводили в домах цветы и не держали в них домашних живот­ных.

Осетины сохраняли функциональное назначение отдельных поме­щений — “хадзар”, как место для приема гостей и внутрисемейного об­щения, “уат” для размещения брачных пар, различные хозяйственные постройки. Во внутреннем убранстве городского дома сохранялись тра­диционные элементы мебели — длинные скамьи со спинками, постель­ные принадлежности домашнего производства, кухонная утварь309.

Бытовая культура горожан подвергалась мощному воздействию рын­ка. Этнические традиции вытеснялись новационными элементами, в корне менявшими интерьер городского дома. Состоятельные владикав­казцы могли приобрести в магазине Гейтена газовые печи из Берлина. Фирма “Гулье-Блоншард” предлагала печи “Юнкер и РУ” с беспрерыв­ным огнем, оконцами из слюды и циркулированием тепла, вентиляци­онные печи с предохранительным кожухом, обшивкой из рефленного железа, чугунным корпусом310. Английский магазин “Вулкан” реализо­вывал печи, ванны, холодильники, трубы, клозеты311. Магазин А. Ф. Крей — чи уже в 1880-х годах предлагал ватерклозеты Биде, умывальники, а в магазине С. Копфшталя можно было оформить заказ на устройство элек­трических звонков, телефонов, водопроводов, ванн с согревательным аппаратом, железных кухонных печей и каминов фирмы Луи Гезелиу- са312. В 1880-х годах получили распространение спиртовые лампы с двой­ным горением, термометры для стен и окон, а позднее — бензино-ка — лильные лампы “Фея”313.

В 1870-1880-х годах в городе можно было приобрести разнообраз­ную мебель. Мебельная фабрика Маевского изготавливала гостиные, бу­дуарные, столовые и кабинетные наборы мебели, а также продавала в своих магазинах привезенную мебель314. Мебельный магазин А. Ф. Крей- чи торговал венской мебелью: гардеробными и буфетными шкафами, комодами, обеденными и письменными столами, стульями и креслами315. В магазине И. М. Ладыженского предлагали железные кровати, прово­лочные матрацы, тюфяки, бархатные матрацы, ковры, половики316. Боль­шой выбор готовой мебели был в мебельном магазине К. Теплова317. Были популярны английские железные кровати, в том числе складные, которы­ми торговал магазин Гейтена. Горожане могли оформить заказ на метал­лическую и гнутую мебель венской фабрики братьев Тонет и Кон, кото­рая изготавливала ее как по своим, так и по эскизам заказчиков318.

Мебельно-паркетная фабрика А. Ф. Крейчи в начале 80-х годов реа­лизовывала паркет разных пород дерева, изготавливала комнатные и па­радные двери, оконные рамы, переплеты, панели, плинтуса319. В те же годы местные магазины предлагали горожанам широкий выбор обоев: финские можно было приобрести в магазине господина Белло, отече­ственными торговали в лавке Д. Л. Новикова, в магазине З. П. Карыпи — на320. Малярная и живописная мастерская Яна Карловича Креслина про­изводила роспись потолков и стен в разных стилях321.

Традиционные постельные принадлежности вытеснялись новыми товарами: ярославским полотном для белья, простынь, полотенец, тка­невыми покрывалами, мебельными тканями. Фабрика непромокаемой одежды торгового дома Фельнштейн и Розенберг города Двинска раз­вернула компанию “Долой пух и перья” и предлагала надувающиеся подушки из английского сатина и шелка322. Городские магазины предла­гали зеркала, картины, багеты, витражи для окон, изящные японские вещи, бумажные фонари, золотые, серебряные, бронзовые и мрамор­ные изделия для кабинетов, подсвечники, настольные и настенные лам­пы. Торговая фирма “Коджоянц” изготавливала монограммы и портре­ты на золоте и серебре323.

Традиционная кухонная утварь конкурировала с эмалированной, фаянсовой, хрустальной, серебряной. Берндорфский металлический за­вод Артура Круппа в Москве поставлял в город кухонную утварь, по­крытую густым слоем чистого серебра, никелированную посуду324. По­лучили распространение ножи, вилки и ложки из мельхиора Фраже, мя­сорубки и др325. В магазине Гейтена продавали вазы из фарфора и майо­лики, чайные сервизы326. Московское стеклопромышленное общество реализовывало во Владикавказе изделия из зеркального стекла327. Были мастерские по изготовлению балконных решеток и ворот, замков, чу­гунных и винтовых лестниц328.

Городской рынок способствовал развитию гигиены жилого дома. Агентство “Экссикатор” предлагало средство против сырости в домах, предохранявшее дерево от гниения и грибков. Появились быстровысы- хающие масляные краски, разные сорта олифы, разнообразные “кра­сильные” принадлежности. Фирма “Келер и К” предлагала порошки для мытья деревянных полов, лестниц, окон, санокрезоль — жидкость для дезинфекции от клопов и тараканов, “долматскую ромашку” — порошок от насекомых. Аналогичным товаром торговали провизоры московских фирм329. “Келер и К” предлагала масло, глянц-крахмал, синьку и поро­

шок для чистки медных и деревянных предметов, средства для отбели­вания постельного белья и т. п.330

В интерьер городского дома входили пальмы, фикусы, лимонные деревья и другие цветы331. Востребованность новационных элементов в повседневной культуре горожан определялась уже не этнической, а со­циальной принадлежностью.

Одежда. Как структура повседневности одежда является зримым отражением происходивших в городе этнокультурных процессов. Эт­ническое многообразие городской одежды отмечали многие путеше­ственники и бытоописатели. “Здесь встречаются представители “пле­мен”, населяющих Терскую область и весь Северный Кавказ в своих национальных костюмах… Особенно почетное место занимает среди туземных нарядов черкеска, украшенная тонкой работы серебряными газырями и бешмет, бараньего меха шапка, а у пояса — кинжал, отделан­ный серебром, эмалированным затейливо-своеобразными узорами”,- это впечатление путешественника зафиксировано в газете “Терские ведо­мости”332. Побывавший во Владикавказе М. Владыкин удивлялся этни­ческой пестроте одежды горожан: “… по бульвару идут дамы и мужчи­ны, одетые по европейски, солдаты, офицеры в военной форме”. Далее перечисляются персы, татары, грузины, армяне в национальных костю­мах. М. Владыкин приходит к заключению, что “в смеси одежды преоб­ладают военные и горские костюмы”. Он описал и кавказский вариант мусульманского мужского одеяния: “как сейчас помню одного хаджи, в папахе, обвитой белой кисией, на подобие чалмы, и в красной чухе”333. Мужчины-персы и азербайджанцы носили архалук, подпоясанный ку­шаком, шальвары, бурки, низкие войлочные шапки, остроконечные па­пахи из черной или рыжеватой овчины. Перса можно было отличить еще по одной характерной детали: его борода была окрашена хной в огненно-рыжий цвет. Во многих источниках зафиксированы “персияне с крашенными красными бородами”334. В женском костюме сохранялась широкая присборенная длинная юбка, короткий архалук, верхняя рас­пашная одежда с разрезами по рукавам. Ее, как правило, шили из барха­та и украшали галуном.

Элементы национальной одежды долго бытовали у грузин. Мужчи­ны сохраняли “чоху” белого, черного, бордового цветов, бурку “наба — ди”, рубаху с высоким воротом и множеством мелких близко посажен­ных пуговиц, шерстяные и шелковые пояса с серебряными пряжками. Самой консервативной частью одежды, как известно, является голов­ной убор, менее всего реагирующий на изменения моды. Грузины носи­ли высокие остроконечные папахи из черной овчины, позднее — из кара­куля, войлочные шапки круглой формы. Мохевцы предпочитали неболь­шие шапки из войлока “куди”, зимой — меховые папахи. Из традицион­

ной обуви горожане сохранили кожаные сапоги. Основу женской одеж­ды составляло платье “къаба”, которое имело верхнюю часть с треу­гольной вставкой на груди, украшенной орнаментом из блестящих ни­ток. Пожилые женщины носили “къаба” темных цветов, обязательно с косынками или платками. Молодые женщины носили небольшие плат­ки, а девушки — шапки “чихти-копи”. Неотъемлемой частью националь­ной одежды были шерстяные носки. В грузинских домах долго сохра­нялись прялки, чесалки и другие необходимые принадлежности для вя­зания носок. Девушек учили вязать носки, считая это умение одним из самых важных. Национальная обувь встречалась редко. Ее вязали, а по­дошву плели из кожаных ремешков (“татеби”). В городе были мастера по изготовлению грузинских чувяк из мягкой кожи335.

Из элементов традиционной армянской мужской одежды сохра­нялась рубаха с низким воротником и боковой застежкой, темных тонов шерстяные или хлопчатобумажные штаны, которые было при­нято заправлять в носки или сапоги, верхняя одежда с низким во­ротником-стойкой, архалук, шерстяная чуха типа черкески. Женщи­ны предпочитали яркие тона тканей для традиционных рубах, длин­ных платьев с вырезом на груди и разрезами по бокам. Такое платье подпоясывали длинными шелковыми шарфами или дорогими сереб­ряными и золотыми поясами. Армянский костюм отличался обили­ем украшений, на голову в торжественных ситуациях надевали обод­ки с монетами. Женщины носили маленькие шапочки, богато рас­шитые бисером или украшенные бусами. Серебряные, золотые или простые монеты нашивали на платьях. Реже встречалась традици­онная обувь на кожаной подошве с матерчатым верхом, украшен­ным вышивкой.

Гораздо меньше элементов традиционной одежды принесли с собой в город греки, поляки, татары, русские, украинцы.

Понтийские греки носили фабричную одежду европейского образ­ца. В женской греческой одежде престижным элементом считался пере­дник, украшенный орнаментом, и туника, которую больше использова­ли в качестве домашней одежды. Фрагментом национальной одежды считался бархатный жилет, распашная куртка. Вариантом греческой одежды было приталенное платье или сарафан с круглым воротом. Сши­тые из современных тканей, эти вещи вполне походили на европейскую одежду. Гречанки носили шерстяные платки с бахромой, вязаную одеж­ду. Долго сохранялась понтийская традиционная кожаная обувь “чару- ши”. Греки-мужчины сохраняли как фрагмент традиционного костюма короткие куртки, теплые жилеты “гелании”, а в основном носили “го­родской” костюм — пиджак и брюки.

Татары носили национальные головные уборы: мужчины — тюбе­тейки “кепеч”, женщины — чалмообразные повязки и платки. Многие

женщины хранили фартуки — элемент праздничной одежды, украшен­ный вышивкой.

Одежда русских, украинцев и поляков не сохраняла этнической спе­цифики. Исключения составляли молокане-мужчины, носившие сукон­ные поддевки, картузы. Мужской городской костюм в указанных этни­ческих группах состоял из элементов европейской и военной одежды336.

Городскую одежду отличали симбиотичные, паллиативные вариан­ты. Европейские наряды сочетались с элементами традиционных. По­явление “гуртовой” одежды вовсе не означало забвения национальной, некоторые фрагменты которой, напротив, приобретали престижно-зна- ковое содержание. В семьях представителей высших слоев общества они бережно хранились как символ этнической принадлежности. У осе­тинской, армянской, грузинской городской интеллигенции сложилась традиция фотографироваться в национальной одежде, выходившей из повседневного употребления. Для городских праздничных, увеселитель­ных мероприятий многие горожане также предпочитали национальную одежду. В 1900 году корреспонденты местной прессы отмечали, что на народных гуляньях в городском саду “часто мелькали в толпе мужские и женские национальные костюмы горцев”337. У грузин было принято посещать спектакли грузинского драматического кружка, концерты и вечера, проводимые, как правило, в здании грузинской школы, в нацио­нальных костюмах. Армянская элита долго сохраняла национальную одежду, особенно женскую. Анализ фотоматериала и местной прессы свидетельствует, что и армяне предпочитали на городские праздники, вечерние прогулки надевать дорогую национальную одежду. В повсед­невном быту средних и малоимущих горожан сохранялись лишь отдель­ные фрагменты народного костюма и манера их ношения в различных возрастных группах. Пожилые люди носили национальные головные уборы, обувь, одежду темных тонов.

Масса паллиативных форм сложилась в одежде городских осетин. Они прослеживаются по фотоматериалу. Для мужской одежды было ха­рактерно сочетание европейских пиджаков, жилетов, рубашек и галсту­ков с каракулевой шапкой, осетинскими сапогами. Европейские брюки заправлялись в сапоги. Плащ европейского покроя, шляпа с полями или военная фуражка сочетались с осетинской рубашкой, отличающейся воротником-стойкой и застежкой на ряд мелких, обтянутых тканью пу­говиц. Популярным видом мужской одежды была тужурка — военная двубортная куртка. Ее могли носить с осетинским головным убором, сапогами. Престижным элементом европейской мужской одежды были галстуки, жилеты. Мужчин из высшего общества выделяла и такая де­таль как часы на цепочке, прикрепленной к одежде. Гораздо больше паллиативных форм сложилось в женской одежде. Основой традицион­ной одежды осетинок было платье “къаба”. Оно состояло из иагрудни —

ка, нижней юбки и надеваемого поверх них халата с треугольным выре­зом на груди и распахивающимся к низу подолом. Горожанки стали де­лать верхнюю юбку цельной, оставляя вырез только на груди. Это при­близило “къаба” к европейскому платью. При этом сохранялся тради­ционный пояс и платок. Пожилые женщины носили платье темных то­нов, молодые — пастельных. Традиционный костюм молодых осетинок подвергался большей модификации. В нем появились такие новации как сильно присборенный рукав, велюровые отделки — воротники и манже­ты. Вместо традиционных нагрудных украшений из серебра или железа стали делать защипы на ткани. Эта модная деталь появилась также на рукавах и юбке традиционного костюма. Его стали шить из современ­ных цветастых дорогих тканей. Вместо орнамента многие горожанки предпочитали вышивку по образцам из журналов мод. Наряду с осетин­скими платками стали появляться яркие шелковые косынки. Европейс­кое платье носили с осетинскими платками, осетинским поясом. Среди молодых женщин распространилась манера ношения традиционного костюма без головного убора, но с веером, зонтом, перчатками. В город­ской одежде прослеживается тенденция, вызванная появлением эман­сипированных женщин из мещан и интеллигенции — работающих, уча­щихся. Социальной активностью отличались, в основном, русские и осетинки. Они отвергли пышные платья, корсеты, многослойную одеж­ду, традиционные головные уборы. Эти женщины предпочитали про­стые в крое и практичные вещи — платья с воротником-стойкой, без го­ловного убора, блузы с отложными воротниками или воротниками, пе­реходящими в галстук, расклешенные и присборенные юбки. Вошли в моду ткани в клетку и в полоску. Особую популярность приобрели кос­тюмы с юбками, расклешенными книзу (тайоры), жакеты. Курсистки стали носить кашемировые платья коричневых тонов. Обращают на себя внимание фотографии первых осетинских учительниц, носивших евро­пейскую одежду с осетинским платком на плечах. Женщины-работни — цы носили “парочки” — сарафаны и кофты из одной ткани, юбки на бре­тельках, блузы с басками, свободного покроя платья из ситца, сатина, бумазеи. Нарядная одежда горожанок включала меховые воротники и муфты, которые носили не только зимой. Их надевали на атласные или шелковые платья и блузы с рюшами и оборками. Девочек наряжали в светлые однотонные платья с оборками, рюшами и бантами.4 Мальчиков часто фотографировали в матросках, в национальной одежде338.

Основной тенденцией в развитии городской одежды была ее евро­пеизация. Подъем экономики, расцвет торговли и промышленности ока­зали прямое воздействие на одежду горожан. Качественные изменения городской одежды были связаны с большим открытием в истории ми­рового швейного дела — появлением швейной машины, которая получи­ла распространение с середины XIX века. Ее усовершенствованный ва­риант, созданный И. Зингером, приобрел мировую славу. В Россию швей­ные машины импортировались из США и Германии. На рубеже XIX — XX веков их количество исчислялось сотнями тысяч, распространились они в основном в городах. Во Владикавказе тоже функционировал ма­газин “Зингер”. Его здание было облицовано зеленой плиткой, что счи­талось отличительным знаком этой компании. В магазине не только про­давали машинки, но сдавали их в прокат и бесплатно обучали шитью и модным вышивкам на ней. Машины “Зингер” рекламировались на стра­ницах местной прессы в течение многих лет.

Не менее важным событием, обусловившим развитие городской одежды, стало изобретение “жаккардовой” техники производства тка­ней, позволявшей получать полотно с любыми переплетениями нитей и сложным орнаментом339.

В 1880-х годах во Владикавказе был специализированный магазин Савельева по реализации тканей лучших российских фабрик. Магазин предлагал широкий выбор сукна — привиен, сатин-сукно, полусукно, драдедам. Текст рекламы местных компаний дает информацию о быто­вавших видах касторовой ткани — энектораль, империал, корд, элястин, сатин-трико, репс, диагональ, а также о видах драпа — экстрофан, элек — тор&ль, бивер, трико, мельтон, твин. В этом магазине можно было при­обрести “самородковое” и “гвардейское” сукно, “солдатский” твин. Эти­ми услугами пользовались воспитанники многочисленных учебных за­ведений города и военные. Пользовались спросом “партикулярные”, “форменные” ткани, тюфель, корд и другие340. Сукно, драп, шелковые, шерстяные, полотняные и бумажные ткани предлагал магазин С. М. Ка­ракозова и Б. Г. Оганова на Александровском проспекте341. Магазин Пе — ралова торговал ситцем, коленкорами, рюшами, кружевами, лентами, различными отделками, фурнитурой342. Как правило, магазины, торго­вавшие тканями, принимали заказы на пошив одежды или ее раскрой. В 1880-х — 1890-х годах в городе открывались новые белошвейные мас­терские, принимающие заказы на пошив белья, помеченного гладью343. Магазин “Центральное депо” принимал заказы на пошив изделий из сукна и трико344. На углу Александровского проспекта и Петровского переулка находилась галстучная мастерская, где принимали заказы на пошив галстуков. Малоимущим горожанам предлагалась и такая услуга как перелицовка и переделка старых галстуков345. В 1902 году был от­крыт мануфактурный магазин И. Г. Швилева, где продавали ткани — шел­ковые, шерстяные, полотняные, бумажные и парчовые, а также прини­мали заказы на пошив военной, гражданской, штатской и ученической одежды346. В магазине 3. Дейкарханова также проводился прием зака­зов на пошив мужской, женской и детской одежды347. Такие же услуги оказывал магазин Савельева. Открывались “модные дамские мастерс­кие”, развивалась система индивидуального пошива на дому. В 1903 году был открыт “Трудовой пункт”, где принимались заказы на изготовление дамских и детских нарядов, мужского и женского белья по самым уме­ренным ценам348. Горожане имели возможность заказывать ткани по по­чте. В 1908 году товарищество “А. Шлезингер и К” высылало из города Лодзь ткани — трико, шевиоты, тук-крепы на сюртуки и фраки, кастор для форменной одежды, отрезы на блузы — батист, шелк, полубархат, чесучу, ткани для дамских платьев — трико с рисунком, шерсть, сатин, сукно349.

Непосредственное воздействие на развитие городской одежды ока­зало издание и появление в городе журналов мод, формирующих вкус и умение одеваться. В 1890-х годах были популярны парижский журнал мод “Предмет”, иллюстрированные журналы для дам “Модный свет”, “Модный магазин”, “Модные выкройки”.

По отчетам отделения готового платья товарищества на паях “С. М. Киракозов и Б. Г. Оганов” за 1912-1914 годы можно составить представ­ление о видах одежды, выполненной этим обществом на заказ. Женщи­ны заказывали в эти годы манто — вельветовые, шелковые, репсовые, драповые, трикотажные, жакеты из сукна, кимоно, юбки, блузы и кор — сажы. Мужчины заказывали в этом товариществе пиджаки, жилеты, плащи, тужурки, рейтузы, халаты. Товарищество специализировалось и на пошиве архиерейского облаченья350.

В 1880-х годах во Владикавказе появилось немало магазинов гото­вой одежды. Магазин С. М. Киракозова и Б. Г. Оганова в течение многих лет предлагал большой выбор готового дамского платья “самых новей­ших фасонов”351. “Модный магазин” Лекаревой предлагал разнообраз­ные дамские манто и шляпы парижских моделей, муфты, английские костюмы, корсеты, перчатки, чулки, головные уборы на все сезоны352. В магазине Ладыженского можно было приобрести шведские куртки353. Магазин “Центральное депо” также торговал готовой одеждой354.

Варшавский магазин готового платья И. Ф. Колдрасинского предла­гал горожанам осенние и зимние дамские и мужские вещи, костюмы и брюки из английского трико, сюртуки и костюмы “черные комгарновые элегантного покроя, красиво сделанные”355. Большой выбор мануфак­турных товаров был в магазине Ганжумова356. В магазине Отиева горо­жане могли приобрести французские корсеты, головные уборы различ­ных фасонов, бижутерию, веера, шелковые и бумажные рюши, украше­ния из цветов357. Другие городские магазины предлагали горожанкам растягивающиеся кушаки из золотой проволоки с шелком, корсеты по моделям лучших домов Парижа и Санкт-Петербурга358.

В городе был открыт даже специальный магазин саратовских сар­пинок “И. Я. Секаев и К”. Сарпинками (или сартинками), “сорти-де-баль” называли специальные накидки из дорогой ткани или меха. По прави­лам хорошего тона этот вид женской одежды был необходим для выхо­да “в свет” — на праздники, визиты и пр. В конце 1890-х годов магазин торговал не только традиционными шелковыми сарпинками, но и пред­лагал новинку — батистовые “сорти-де-баль”, а также сарпинский каше­мир359.

В начале XX века жители крупных российских городов имели воз­можность ощутить преимущества прорезиненных пальто и плащей360. А горожане Владикавказа уже в 1890-х годах могли приобрести резино­вую и викситиновую непромокаемую одежду высокого качества. Бес­платно прилагался специальный ремень для носки одежды через плечо. В 1899 году появилась новинка — непромокаемое платье из “вулканизи- рованно-прорезиненной” шерстяной ткани361.

Горожане со средним достатком и малоимущие тоже могли приоб­ретать готовую одежду. Магазин Пералова часто объявлял “дешевки” — распродажи по сниженным ценам362. В “Парижском магазине” Д. Джа­паридзе проходила распродажа по сниженным ценам по 10 дней ежеме­сячно363. Магазин 3. Дейкарханова торговал дешевой готовой одеждой365. На базаре было несколько лавок, в которых продавали поношенные вещи, а также принимали под залог за определенный процент одежду, обувь и другое. Заложенные вещи (или отобранные у нетрезвых лиц) можно было выкупить, но гораздо дороже. Такие лавки держали, главным образом, евреи365.

Самыми распространенными аксессуарами модной женской одеж­ды были перчатки, веера и зонты. В магазинах Отиева, Пералова и дру­гих можно было приобрести замшевые, шелковые, кружевные, иногда без пальцев, перчатки-митенки, а также зимние шерстяные. Зонт кроме непосредственного функционального назначения выполнял роль изящ­ного дополнения к платью или костюму. Ручки зонтов могли быть очень дорогими, их делали из кости, панциря черепах, из драгоценных метал­лов, из дерева. У горожан появилось обыкновение фотографироваться с зонтами, с веерами, в перчатках.

Несколько городских магазинов специализировались на продаже обуви. В 1880-х годах магазин Н. А. Гейтена предлагал женскую, мужс­кую и детскую обувь, в том числе вышитые бальные туфли. Такую обувь — бальные атласные или лайковые башмачки — носили только в боль­ших городах и только по праздникам366. Во Владикавказе они были до­вольно популярны, их носили с белыми ажурными чулками из тонкой бумажной нити. Фотоматериал свидетельствует о бытовании бархатных сапожек, отороченных мехом, бот и высоких ботинок со шнуровкой367. Обувной магазин А. И. Шошиева торговал венской, варшавской, петер­бургской обувью368. Магазин Пералова предлагал варшавскую обувь, ре­зиновые сапоги369. Магазин И. П. Лукьянова рекламировал “изящную, доступную и прочную обувь”370. В 1899 году был открыт новый магазин обуви Н. К. и В. К. Багдасаровых371. В городе была популярна варшавс­кая обувь от поставщика Яна Каменского, который за качественную про-

Этнические структуры повседневности

Этнические структуры повседневности

Этнические структуры повседневности

Этнические структуры повседневности

«

Этнические структуры повседневности

Этнические структуры повседневности

Владикавказские грузины-рсмсслснники (ссдслыцики) (ОРФ СОИГСИ)

Этнические структуры повседневности

Этнические структуры повседневности

Владикавказские грузины (ОРФ СОИГСИ)

дукцию был удостоен бриллиантовыми подарками и заказами впрок “от их императорских Величеств”372.

Городские магазины предлагали и средства по уходу за обувью — глянцевый лак А. Венцеля, келерскую гибкую кожевенную аппретуру (крем для обуви) для придания коже черного и прочного блеска и не­промокаемое™. “Незаменимо для дамской обуви, так как не пачкает платья. Превосходно обновляет и сберегает всякие кожаные изделия”, — гласила реклама373. В городе существовал сапожный цех, а также рабо­тали отдельные мастера, в основном армяне. Сшитая ими обувь была доступна по цене многим горожанам.

Представление о городской женской одежде дополняет информация о ювелирных украшениях. Прослеживается определенная этническая специфика в практике их ношения. Осетинки предпочитали носить зо­лотые или серебряные цепочки и кольца в умеренном количестве, реже серьги и другие изделия. Грузинки носили “чапрази” — серебряные, мед­ные, золотые серьги, бусы, колье. Большой популярностью у молодых девушек пользовались длинные бусы, особенно белого цвета. В то вре­мя не носили крестов или носили их под одеждой. Армянки и азербайд­жанки носили различные украшения в большом количестве, мужчины также носили массивные золотые или серебряные перстни374. Городс­кой рынок ювелирных украшений нивелировал эту специфику, особен­но среди молодых женщин. Ювелирные магазины предлагали широкий выбор изделий из золота, серебра, мельхиора. Магазин часов А. Тар­ноградского торговал, кроме часов, золотыми, бриллиантовыми и се­ребряными украшениями, очками, пенсне, биноклями375. В местных ма­газинах Шихмана, Коджоянца и других можно было приобрести мод­ные венецианские броши из серебра с каменьями и эмалью, с мозаи­кой376. В торговой фирме Коджоянц работали граверы, ювелиры, чекан­щики, у которых можно было заказать кулоны, колье, броши377. В мага­зине часов С. А. Дорошинского был также большой выбор золотых и серебряных вещей, часов378. В городе были известны мастера-ювелиры, выполнявшие заказы на дому, в основном евреи и армяне. Ювелирные изделия современного дизайна вытесняли традиционные украшения.

Для социальных, этнических и половозрастных групп горожан была характерна различная степень интенсивности в развитии одежды. Боль­шей трансформации подвергалась одежда (обувь, аксессуары) городс­кой элиты, особенно женщин. Мужская одежда была более консерва­тивной, а в молодежной были менее всего заметны сословные разли­чия.

Парфюмерия. Как правило, отечественные исследователи матери­альной культуры не рассматривают такие структуры как парфюмерия и косметика. Но они тоже характеризуют повседневность и определяют уровень бытовой культуры горожан. В 1880-х годах жительницы города активно пользовались средствами по уходу за кожей лица. Популярным средством был рафанистроль — редичное масло от угрей, лишая, весну­шек, сыпи, от увядания лица, от морщин. Березовым кремом пользова­лись как средством для отбеливания кожи лица. В 1890-х годах новин­кой в парфюмерии стал колд-крем Альдехид химика Бладио, который смягчал, отбеливал и предохранял от морщин, не оставляя жирных пя­тен и не содержав вредных веществ379. Товарищество “Брокарь и К” пред­лагало глицериновые сливки для смягчения кожи рук и лица. Известная массажистка мадам Шавердова учила массажу и сохранению лица от морщин, избавлению от веснушек и угрей380. Горожанам было известно множество сортов мыла: гигиеническое борно-тимоловое против зага­ра, веснушек, пигментных пятен, излишней потливости, травяное “Мыло Венеры”, подсолнечное мыло из цветов подсолнуха, бензоевое, глице­риновое, “мыло бухарских эмиров”, детское мыло из травы череды, ту­алетное жирное мыло “тридаст”, турецкое розовое, “жокей клуб”, фи­алковое в красивых упаковках из фиолетового картона. “Брокарь и К” реализовывал туалетное мыло “высшего достоинства”: “парижская роза”, “белая сирень”, “кавказская лилия”, “ландыш”, “русская резеда”, семен­ное, вазелиновое, лечебно-туалетное381.

Большое внимание придавалось уходу за волосами. Для укрепления волос пользовались касторовой хной, редичным маслом. Магазин “Все­общий европейский базар” предлагал “элеопат” — шведский бальзам для роста волос, мыльную эссенцию для мытья головы, эссенцию для унич­тожения перхоти, предохранения волос от выпадения, укрепления кор­ней волос, резорцино-салицило-серно-дегтярное мыло против перхоти, эссенцию О-де-Совер аналогичного действия. Активно рекламировалась косметическая вода для волос Captol, единственным фабрикантом кото­рой был известный в России Ферд Мюльгенс Кельн из Риги382. Были доступны красящие средства для волос: французская моментальная крас­ка доктора Ричардса для быстрого крашения волос и бороды, одобрен­ная Варшавским врачебным управлением в ноябре 1896 года, краска Купчинского для седых волос, капиллярин — средство, возвращающее седым волосам прежний цвет383.

Важной частью парфюмерии и гигиены считались средства по ухо­ду за полостью рта. Местная пресса рекламировала эликсир О. О. Бене­диктов аббатство в Сулях, изобретенный в 1373 году приором Петро Бурсо, награжденный золотыми медалями в Брюсселе в 1880 году и в Лондоне в 1884 году, который предохранял зубы от порчи, придавал им “белизну алебастра” и укреплял десна384. Провизор Л. Э. Адельгейм ре­ализовывал средства для укрепления и сохранения зубов, уничтожения неприятных запахов, а в магазине Отиева продавали аннезин, зубной эликсир, зубные капли доктора Ипполита Маевского, анатериновый элик­сир Доктора Поппа — всемирно известного австрийского придворного зубного врача. Аптекарский склад М. Пугачева продавал массу гигие­нических средств, в том числе зубной эликсир “Одоль”385.

Городские магазины были переполнены французскими и английс­кими духами “разного запаха”, в импортных флаконах и “на разновес”. Были известны духи Аткинсона, Пина, Бейле, Любен, “рейнские буке­ты”: подснежник, жасмин, ландыш, резеда, рейнская роза, фиалка. Это были дешевые духи для платков в небольших флаконах. Духами “выс­шего качества” считались “ Шпир”, “Гелиотроп”, “Белая сирень”. “Мод­ный парфюм великосветских кругов” выпускала первая русская парфю­мерная фабрика “Северная флора”. В магазине Отиева был широкий выбор туалетной воды: “Придворная вода”, “Делис-де-Никон”, “Рафа­эль Маркус”, “Одалиск”, “Вера Виолетта”, цветочных одеколонов риж­ской фабрики Кельна386.

Не столь разнообразной была косметика, представленная в местных магазинах лишь пудрой и помадой. Пользовались популярностью пуд­ры “Делис-де-Никон”, “Лафериор”, “Секрет молодости”, “Велютин”, ри­совая, а товарищество “Брокарь и К” предлагали свое изобретение — глицериновую пудру387. Новацией стало средство “Венус”, заменяющее белила и румяна, усовершенствованная губная помада от Келера388. В интеллигентных слоях городского общества активное использование кос­метики воспринималось как проявление плохого вкуса. В мещанской среде не было столь строгих ограничений, женщины не боялись зло­употребить белилами, румянами. Сохранялись и этнические обыкнове­ния: например, у армянок было принято сильно красить глаза и брови, осетинки не пользовались косметикой. Степень потребления новацион­ных элементов личной гигиены и парфюмерии зависела от материаль­ного достатка горожан.

В 1899 году Владикавказское общество потребителей заключило договоры о приобретении товаров по минимальным ценам с 8 фирмами города — мануфактурным магазином И. А. Ганжумова, галантерейным магазином Е. С. Зипалова, модным магазином “A la Cognette” Е. Г. Ра­менской, мастерской портного В. В. Гурьева, магазином белья Кузнецо­вым, обувным магазином Багдасаровых, аптекарским магазином М. В. Пугачевского, магазином часов, золотых и серебряных изделий и опти­ческих товаров Тарноградского389. Эта акция сделала товары указанных фирм доступными по цене многим горожанам.

Пища. Пища является важным компонентом культуры жизнеобес­печения, который по определению Ф. Броделя отражает социальный ранг человека и окружающую его цивилизацию390. На фоне всеобщей стан­дартизации и нивелировки городской бытовой культуры сохранялись эт­нические модели питания и производство традиционных продуктов.

Городские осетины сохраняли национальную кухню. Повседневную пищу составляли продукты собственного хозяйства. На Осетинской сло­бодке подсобные хозяйства имели почти все ее жители. Как правило, они держали коров, домашнюю птицу, обрабатывали небольшой при­усадебный участок или арендовали его у городской управы. Сыр, кис­лое молоко, яйца, куры и другие продукты производили не только для собственного потребления, но и для продажи на рынке. Повседневной пищей был домашний хлеб, выпекаемый из кукурузной, пшеничной или ячменной муки, а также каша — супы. Городские магазины, лавки и ба­зар вносили изменения в пищевой рацион. Низкие цены на многие про­дукты питания делали их доступными для жителей слободки и вытес­няли необходимость производства некоторых традиционных продуктов. Сохранности элементов традиционного питания способствовала связь городских семей с селом. Ритуальная пища практически не претерпева­ла изменений и состояла из отварного мяса жертвенных животных (бы­ков, баранов) и пирогов с начинками из сыра и мяса, которые рассмат­риваются как пищевое воплощение комплексного развития земледель­ческо-скотоводческих традиций. Все остальные начинки из картофеля, капусты, листьев свеклы, тыквы, фасоли являются новацией, результа­том межэтнического взаимодействия и квалифицируются специалиста­ми как суперстратный пласт традиционной пищи391. Фрукты и овощи все больше входили в пищевой рацион. Традиционные пироги с начин­кой из овощей со временем заняли свое место в ритуально-престижной трапезе, что говорит об их адаптированное™ к местным вкусам. Жите­ли Осетинской слободки продолжали изготовление в домашних усло­виях традиционного напитка араки и тем самым входили в конфликт с законом. Производство араки было запрещено по всей Осетии, прави­тельство устанавливало штрафы, размеры которых доходили от 25 руб­лей до 800 и выше. Во Владикавказском окружном суде было множе­ство дел по обвинению осетин в незаконном производстве араки392. Но оно было неотъемлемой частью обрядовой жизни, поэтому борьба пра­вительства с этим и другими элементами традиционной культуры была безуспешной. В 1916 году Начальник Терской области продолжал хода­тайствовать об издании специального постановления, воспрещающего производство араки393.

Городские армяне во многом сохраняли этническую специфику в питании. Из пшеничной муки они выпекали в тонире — круглом глиня­ном очаге — хлеб-лаваш, очень тонкий, овальной формы, сохраняющий свои вкусовые качества в течение нескольких месяцев. Из пшеничной муки готовили различные виды печенья, лапшу. Важное место в пита­нии армян занимали молочные продукты — разные сорта сыра, масла, кислое молоко, “мацун” кисломолочный суп с пшеничной крупой. Ар­мяне жарили шашлыки с овощами, из баранины готовили “толму” в виноградных, а позднее и в капустных листьях. Из говядины готовили “минджрум” (рубленое мясо), “хашпама” (вареное мясо), тушили ее со шпинатом. Мясо заготавливали впрок: вареную баранину или говядину заливали топленым маслом и хранили в герметически закупоренных кувшинах. Широко использовались различные виды пряной зелени, ово­щи и фрукты. Шиповник и некоторые другие виды душистых трав зава­ривали кипятком и употребляли в качестве повседневного напитка. Из винограда и тутовых ягод делали вино, водку и уваренный сладкий сок. Из сладких блюд чаще всего пекли пироги “гата” (слоеное тесто, пере­сыпанное смесью сахара и масла). Сохранялся и своеобразный режим питания. Прием основной пищи приходился на обед и ужин, причем ужин составлял 50-60% всего дневного рациона394. Сохранялась обря­довая, особенно праздничная пища395.

Повседневной пищей грузин были традиционными лепешки “мча — ди”, схожие с осетинским чуреком. Их употребляли в пищу с молоком, мацони (кислым молоком), сыром “сулугуни”. Бедные мохевцы пекли ячменный хлеб, кукурузные лепешки, делали сыр. Праздничным блю­дом считались пироги с сыром “хачапури” и отварное мясо баранины. Под влиянием осетин они стали печь пироги с начинкой из рубленого мяса. Традиционные хинкали стали готовить не только из баранины, но и из говяжьего, свиного и смешанного фарша. Распространенным блю­дом была фасоль, заправленная специями и зеленью, сациви — мясо с соусом из грецких орехов и пряностей, кукурузная каша в качестве са­мостоятельного блюда и гарнира. Городские грузины долго сохраняли такие сладкие блюда как “пеламуши” — кукурузный кисель из виноград­ного сока, “чурчхела” — орехи в сладком густом киселе, “када” — слоеный пирог. В повседневном быту грузин долго сохранялась традиционная выпечка — лаваш.

Греки тоже сохраняли многие элементы традиционной пищи. Ши­роко были распространены “кушендю” — поджаренная мука, обданная кипятком и залитая растопленным сливочным маслом, “сирон” — пышки из теста, залитые кислым молоком с чесноком, “тиняхта” — отварная фасоль, приправленная оливковым маслом, лимоном, чесноком и зеле­нью, лаваш, “мировияс” — крапива, отваренная с рисом, “хавиц” — каша из кукурузной муки, овощные рагу, фаршированные баклажаны, поми­доры, голубцы с овощными и мясными начинками. Часто греки готови­ли “кешкек” — пшеничную кашу с куриным мясом. Из заимствованных блюд греки сохраняли турецкий плов.

Повседневная пища татар состояла из различных каш — ржаной, ов­сяной. Из овощей более всего употреблялись тыква, редька, морковь. Пекли пироги с начинкой из пшена или риса с изюмом, жарили мелкие оладьи, варили маленькие по размеру пельмени с начинкой из мяса, смешанного с овощами, в основном, с тыквой. Из мяса готовили до­машнюю колбасу “казы”. Пшеничный хлеб выпекали в форме каравая. Такой хлеб считался престижно-знаковым элементом, обязательным атрибутом обрядовой жизни. Празднично-свадебным блюдом был варе­ный гусь, тонкие сдобные лепешки, лапша из пресного теста, залитая медом “тош”. Из напитков были распространены отвары из сухофрук­тов, реже — медовуха396.

Городские немцы, в отличие от колонистов, сохраняли немного тра­диционных элементов в питании. Они готовили супы из свиных ножек, тушили овощи, из мяса готовили “трудели” (мясные рулеты), пекли ри­совые пудинги. Свадебным блюдом считались сладкие пироги “кухе — ны”, вафли, пряники, сладкие супы из сушеных фруктов, “гусиный снег” — сладкое блюдо из теста и сахара397. У колонистов покупали домаш­нюю колбасу и ветчину.

Персы и азербайджанцы главным ритуальным блюдом считали плов. Его готовили с мясом, как правило, с бараниной, изюмом, курагой и различными специями. Другая разновидность плова — сладкий, с кори­цей, шафраном. Обязательным напитком на престижных трапезах был щербет. Сохранялась традиционная выпечка кондитерских изделий.

Сохраненные этническими группами элементы традиционной пищи входили в систему городского общественного питания. В середине 1880- х годов ресторан “Иверия”, в котором верхний этаж предназначался для “благородной публики”, а нижний — для “сброда”, предлагал посетите­лям блюда грузинской кухни398. Гостиница “Гранд-Отель” принимавшая заказы на организацию обедов, ужинов, свадебных вечеров, предлагала наряду с европейскими и национальные блюда, а в гостинице “Европа” ежедневно пекли русские блины399. Кавказские блюда готовили в город­ских столовых, духанах. В воспоминаниях О. Д! Григоровой-Менделее — вой, дочери Д. И. Менделеева, упоминается ужин из кавказских блюд — плова и чахохбили, поданный в “общей столовой”400. В систему общего­родского питания вошло грузинское, особенно кахетинское, вино, гру­зинские и армянские лаваши, русские и украинские щи и борщи, пель­мени, блины и оладьи, персидская халва разных сортов, осетинский и грузинский сыр, кислое молоко “мацони” и другие блюда.

Поступление продуктов питания в дома горожан осуществлялось главным образом через базар, магазины и торговые лавки. К концу XIX века на городском базаре значительно увеличилось число приезжих ху­торян, колонистов, станичников и туземцев, привозивших “разного рода съестные припасы и продукты”401.

В городских магазинах и лавках можно было приобрести говяжье мясо, баранину, телятину, свиное сало, кур. Популярный среди горожан магазин “Колбасная либава” предлагал различные сорта колбасы, вет­чины — варенную, копченную, вяленную402. В колбасном заведении

А. А. Басиева также торговали окороками, колбасой, ветчиной из свинины403.

.В рацион горожан входила и рыба, ее привозили из Ростова и Одес­сы. В “Магазине общества потребителей” всегда были балык, керченс­кие и “королевские” сельди. В других магазинах продавали икру, сарди­ны, рыбные маринады, копченые рыбцы, пузанки, маринованные и со­леные сельди, тресковый рыбий жир404.

Значительное место в питании горожан занимали крупы. В магази­нах можно было приобрести овсяную, пшенную, пшеничную, рисовую, перловую, манную и яичную крупы, а также персидский рис, горох405.

Важным компонентом системы питания были молочные продукты. Кроме собственного домашнего молока к концу XIX века стало извест­но “сгущенное, стерильное, цельное молоко Майера, без сахара, по швей­царской методе”, сгущенное и сухое молоко фирмы “Нестле”, которым торговал магазин Энкеля и Климовского406. Кроме местных домашних сыров горожанам стали известны сорта швейцарского сыра, которые привозили из Тифлиса и Кирша в 1880-1890 годах. К началу XX века в городских магазинах были разные сорта сыра407. Чрезвычайно разнооб­разными были сорта масла, получаемого из коровьего, овечьего и буй­волиного молока. Горожане отдавали предпочтение сливочному и “си­бирскому” топленому маслу. Были известны многие сорта растительно­го масла: подсолнечное, конопляное, маковое, ореховое, кунжутное, льня­ное, горчичное. Его можно было приобрести в городских магазинах, получавших значительную часть масла с Московского аптекарского скла­да К. С. Рымовича408. В дорогих магазинах можно было купить келерс — кое прованское масло, “приготовленное в Ницце по особому указанию… прессуется только в мае и только из свежесобранных, вполне спелых и отборных оливок”409.

Овощи можно было приобрести не только на базаре, но и в магази­нах, торговавших отборным картофелем, свеклой, морковью, луком реп­чатым и зеленым, грибами, хреном, чесноком410.

Городские магазины предлагали широкий выбор самых изысканных пряностей: миндаль, корицу, гвоздику, имбирь, шалфей, горчицу, лавро­вый лист, перец, мяту, мятное масло, винный и хлебный уксус. Извест­ная фирма “Келер и К” продавала черный и белый молотый перец в жестяных коробках с просевающей крышкой, а также в изящных гра­ненных флаконах для стола. Отличалась и келерская соль — “химически чистая, не гигроскопичная и потому не образующая в солонке комков”. Келерская горчица в порошке, “вполне готовая для мгновенного приго­товления из нее горчицы, превосходит все подобные произведения по тонкости вкуса, ароматности и дешевизне”. Со склада К. С Рымовича поступал натуральный виноградный уксус “Рококо”411.

Среди напитков основное место в повседневном употреблении за­нимали молоко, чай, а в привилегированных слоях города — кофе и шо­колад. В начале 1880-х годов можно было приобрести шоколад и какао барона фон Либиха, приготовленные на паровой фабрике конфет, шоко­лада и чайных печений “Эйнем” в Москве. Местные провизоры актив­но рекламировали мальто-легуминозный шоколад и какао как “отлич­ный питательный и вкусный напиток для лиц, страдающих слабым пи­щеварением, для золотушных и малокровных детей, для женщин, кор­мящих грудью, для слабых девушек”. Горожанам был известен пепто­новый шоколад А. Лемана, шоколад “Ретаблиер С. СІУ и К” в жестяных упаковках, рассчитанных на 20 чашек, какао Ван-Гутена, из одного фунта которого получалось 100 чашек густого шоколада, какао без масла “ми­нутного приготовления”412. Потреблялось кофе разных сортов. В мага­зине И. Ф. Яворского продавали кофе из отборного кавказского ячменя, в дорогих магазинах — жженый кофе в зернах (жжение способом Ле — тюрг де Розье), со временем появились его модификации — добавлялось больше ароматических веществ413. Чай поступал в престижные магази­ны со складов “придворных поставщиков Василия Перлова и его сыно­вей”. Ценился гамбургский чай, изобретателем и единственным постав­щиком которого был фабрикант Фрезе, организовавший прямые постав­ки из Гамбурга414. Для приготовления в домашних условиях сладких на­питков пользовались ягодными экстрактами Келера и Гартье, “ситрона — дом” и “оранжатом” Р. Келера — концентрированными соками лимонов и апельсинов “ с вполне сохраненным ароматом этих фруктов”. Они по­явились в городских магазинах в начале 1880-х годов, ими пользова­лись для приготовления лимонадов, мороженого, желе, пунша415. В ма­газине Рогозинского продавали минеральную воду “Боржоми”, приве­зенную из Москвы. Филиал Московского аптекарского склада К. С. Ры — мовича во Владикавказе также реализовывал минеральную воду416.

Эти напитки употребляли привилегированные слои горожан, а бо­лее простая публика посещала многочисленные пивные лавки, предпо­читала квас — “суровец”, квас “красный”, дешевые сорта вина, самогон. Пивоваренный завод Г. Везера находился на Осетинской слободке, а заказы на пиво (ящиками) принимались в магазинах Бондаренко в цен­тре города, так как слободка казалась горожанам очень отдаленным ме­стом. Владикавказский пивоваренный завод “Надежда” И. И. Тертерова выпускал “Черное пиво”417.

Из алкогольных напитков самое широкое бытование получило вино. В городе было множество винных погребов. А. Киракозов торговал ка­хетинским вином, купленным “непосредственно у лучших садовладель­цев Кахетии”. Предприниматели Ушверидзе и Хангулов имели в городе оптово-розничный склад кахетинских вин. Известный в городе торго­вец А. Сахиев держал винный погреб на базаре. У него горожане поку­пали недорогое кахетинское, кизлярское и дагестанское вино. Белые и красные дагестанские вина продавались в магазине Г. П. Бондаренко. Фирма “Алазань” делала большие скидки на натуральное кахетинское вино “ввиду необычайно богатого урожая”. Владикавказское общество потребителей в 1899 году открыло собственный погреб натуральных виноградных вин, в котором не было подделок и фальсификаций. Счи­талось, что качественным кахетинским вином торговал А. Вартазаров. Оно называлось “Кровь земли”. Паровой водочный завод А. М. Шаура во Владикавказе установил усовершенствованный аппарат для очистки вина, позволяющий уничтожать сивушный запах и придавать вину мяг­кий и приятный вкус. С 1883 года такое вино продавали в бочонках418. Городская элита предпочитала более дорогое вино, французские конья­ки. Торговый дом Петра Арсеньевича Смирнова, поставщик Его Импе­раторского величества и Его Императорского величества Великого кня­зя Сергея Александровича предлагал импортные вина: портвейн, маде­ру, херес, лафит, коньяк419. Санкт-Петербургское общество “Беман и К” предлагало сладкие и сухие шампанские вина “Полярная звезда”, “Карт — бланш”, “Карт-дор”, “Силлери гран муссе”, “Гран Вин” и другие. Изве­стные французские и голландские заводы имели во Владикавказе своих провизоров, продававших коньяк, ром, “арак”. Паровой водочный завод торгового дома “Н. А. Шустов и сын” предлагал горожанам широкий ассортимент спиртных напитков: “северная настойка”, “мандариновая”, “горькая”, “крымский ликер”, “кавказский горный травный ликер”, “све­жая листовка” (из листьев смородины), “яблочная”, “зубровка”, “фрук­товый пунш”, “ананасная”, ликер “Виктория”, ягодные наливки в кра­сивых фигурных графинах420. На владикавказском предприятии Д. З. Са — раджева изготавливали ректифиновое столовое вино, водку, наливки, коньяк, ром, ликер, винный спирт. В 1899 году здесь был построен рек­тификационный завод, на котором получали чистый спирт. Все наливки и ликеры готовились из свежих кавказских фруктов и ягод на качествен­ном винном спирте421.

Определенное место в системе городского питания занимали фрук­ты. Основная масса горожан приобретала их на рынке, куда свозилась продукция из соседних регионов, из местных сел. Торговлю фруктами из алагирских садов организовал на рынке города Григорий Багдасаров. Фруктами, выращенными на арендованных земельных участках, торго­вали персы, главным образом в своих лавках. Персы скупали фрукты у местных садоводов и перепродавали, образовав своеобразную монопо­лию на этот вид торговли. Но не всех горожан устраивали дешевые и не всегда свежие фрукты. Поэтому “магазин общества потребителей” с 1900 года начал торговлю фруктами высоких сортов. Местные садоводы ста­ли поставлять этому магазину свежие фрукты и ягоды по умеренным ценам422.

Особый пласт в системе питания горожан составляли кондитерские изделия. Они были важной частью ритуально-обрядовой пищи многих этнических групп, а в условиях городской среды стали переходить из домашне-бытовой сферы в общественное питание. В конце 1870- нача­ле 1880-х годов магазин “Варшавская пекарня” принимал заказы на из­готовление тортов, пирожных, польских пончиков, куличей. Магазин Ивана Артемьевича Татузова на Александровском проспекте ежеднев­но предлагал свежие кондитерские товары: пирожные, печенье, желе, торты, мороженое. В магазине Н. А. Гейтена ежедневно готовили све­жие “конфекты”, торты, пирожные, бабы, куличи. В кондитерской Ва­силия Петровича Хасиева пекли пирожные “Наполеон”, торты “Патрие”, печенье “Сенаторское”, слоеные булки, пончики с кремом, подавали какао по-варшавски с куриным желтком и сливками. В персидских ма­газинах и лавках продавали национальные сладости: халву, “рахат-лу — кум” и другие. В грузинских и армянских пекарнях продавали кроме хлеба, лаваша традиционные сладкие слоеные пироги “гата”. Заказы на изготовление пасхальных баб и куличей принимали в частных до­мах, а также в магазине Гейтена423.

Городской новацией были импортные кондитерские изделия: фран­цузские печенья, конфеты фабрики “принцессы Ольденбургской”, елоч­ные “конфекты”, карамель из трав “Кетти босс”, келерские сгущенные желе, кисели, мороженое, ароматические лепешки фабрики Глешке и Виднер в Санкт-Петербурге. Их подавали к крепким напиткам и лимо­надам424. Эти изделия стоили дорого, они были доступны немногим го­рожанам.

Представители социальных низов города довольствовались домаш­ней выпечкой, покупали на рынке патоку, мед разных сортов. Многие бытоописатели отмечали дешевизну продуктов во Владикавказе. Этим обстоятельством объяснялось и нежелание отставных военных покидать город.

Развивалась система внедомашнего питания — характерная черта городской жизни. В 1860-е годы в эту систему входили клубы, обед в которых обходился очень дорого, и кухермейстерские, где, по описа­нию очевидцев, готовили некачественно425. Со временем в структуру об­щественного питания стали входить рестораны, столовые, духаны, бары, кафе, чайные. Существовала и такая альтернатива общественному пи­танию: в частных домах готовили обеды и ужины, которые можно было брать “на вынос”426.

В структуре городского хозяйства значительное место занимали эт­нические группы, имевшие в нем определенные ниши. Залогом делово­го успеха была их корпоративность. В литературе распространено мне­ние о том, что общинность в условиях городской среды обречена на рудиментное состояние. Этот тезис представляется слишком категорич­ным427. Во Владикавказе даже в XX веке этнические группы находили способы укрепления общинности. Одним из них было создание нацио­нальных благотворительных обществ, которые наряду с обычными фун­кциями по оказанию материальной помощи нуждающимся, предпола­гали и экономическую солидарность. Например, персидское благотво­рительное общество “Химмат”, созданное в 1906 году с целью “достав­ления средств к улучшению материального и нравственного состояния бедных персидско-подданных” обязывалось не только оказывать помощь бедным и сиротам, но и содействовать “к приисканию нуждающимися занятий или службы, к приобретению им для работы материалов и ин­струментов и к выгодному сбыту изделий бедных тружеников”428. Ана­логичные задачи ставили перед собой благотворительное общество рус — ско-подданных персов “Мурават” (1906 год), Владикавказское гречес­кое благотворительное общество (1913 год) и другие429.

Внутриэтническая солидарность достаточно эффективно проявля­лась и на межличностном уровне.

Вместе с тем, городское хозяйство было активной сферой межэтни­ческого общения. Взаимозависимость, обусловленная этнической спе­цификой хозяйства, определяла позитивную сторону межэтнического общения. Но, естественно, была и другая сторона. Интенсивное обще­ние носителей разных культурных систем и ментальных установок, к тому же в территориально ограниченном пространстве, сопровождалось столкновением интересов. На бытовом уровне активно действует харак­терный для соседствующих общностей социально-психологический механизм сравнения и противопоставления “своего” и “чужого”, кото­рый может вызывать этнические предубеждения. Например, когда ар­мяне, евреи, персы, грузины заняли основные доходные ниши в эконо­мике, менее предприимчивые русские горожане, упустившие свои шан­сы, активно высказывали свое недовольство даже в официальной прес­се. “Мы, русские, по нашей скромной натуре, очень чувствительны ко всяким возвышенным чувствам, как будто даже стесняемся своего гос­подствующего положения и всячески стараемся не обнаружить его. Пользуясь этим… армяне, евреи, персы забирают в свои цепкие руки все и становятся господами положения. Достаточно пройти по улицам, зайти в магазины, чтобы убедиться в этом”430. В местной прессе зафик­сированы и такие признаки этнофобии, как употребление вместо этно­нимов презрительных кличек, оскорбительных названий, унижающих национальное достоинство. “Разные оглы и аршаки позволяют себе глу­миться над россиянами”, — возмущался корреспондент “Терских ведо­мостей”, упрекая торговцев-кавказцев в невысоком качестве обслужи­вания покупателей431.

Но основное содержание межэтнического взаимодействия состав­ляли не бытовые конфликты и не складывавшиеся стереотипы, а пози­тивные тенденции, основанные на жизненно необходимых взаимосвя­зях. В условиях урбанизации принцип этнической специализации в эко­номике постепенно ослабевал. Ремесленные цехи, как и другие произ­водственные коллективы, становились полиэтничными, а представите­ли городских этнических групп активно приобщались к новым отрас­лям городской экономики, к нетрадиционным хозяйственным заняти­ям. В этом процессе большей мобильностью отличались русские и осе­тины. Очевидно, это следует объяснять отсутствием у них своих “наци­ональных” ниш в городской экономике, постоянным увеличением их численности за счет миграций из российских губерний и осетинских селений.

Социально-экономическое развитие города вызвало трансформаци­онные процессы в бытовой культуре. Традиционные национальные структуры повседневности постепенно уходили в прошлое. В быту го­родской элиты они сохранялись, главным образом, в качестве реликто — во-знаковых элементов. Материально-предметный мир владикавказцев во многом формировал городской рынок, а степень потребления евро­пейских форм бытовой культуры определялась не этнической, а соци­альной принадлежностью горожан. Основными носителями традици­онной культуры были средние и неимущие слои. Состояние материаль­ной культуры горожан характеризовалось сочетанием традиционных, паллиативных и новых, урбанизированных форм.

Народы славянской группы

Славяне являются крупнейшей в Европе группой родственных по происхождению народов, говорящих на славянских языках. Общая их численность более 270 млн. человек, из них на территории бывшего Со­ветского Союза проживает около 190 млн. человек. Славяне делятся на три большие общности: восточные славяне (русские, украинцы, белорусы), западные сла­вяне (поляки, чехи, словаки, лужичане), южные славя­не (болгары, сербы, хорваты, словенцы, боснийцы, маке­донцы). Русские, украинцы и белорусы генетически восходят к некогда единой древнерусской народности, образовавшейся в X-XII вв. и составившей население Киевской Руси. После ее падения и татаро-монгольс — кого нашествия XIII в. древнерусская народность рас­падается на три современных народа со своими терри­ториями и языками: русским, украинским и белорус­ским.

Русский народ сформировался в XIV-XY вв. в цен­трально-русских землях ссвсро-запада, имея центром притяжения и консолидации выгодно расположенную Москву. Особую роль при этом сыграло русское цент­рализованное государство, включившее в свои расши­рившиеся пределы многие неславянские народы, что и придало Российскому государству столь для него ха­рактерную многонациональность. Отсюда такая черта русского менталитета, как склонность к мирному доб­рососедству и взаимоуважительным отношениям с дру­гими народами. Вырабатыванию указанной этнопсихо­логии способствовала и динамичность русских, в срав­нительно короткие исторические сроки расселившихся на огромной территории Евразии вплоть до Кавказско­го хребта и побережья Тихого океана. Движение рус­ских на юг и восток, активно шедшее уже в XV-XVI вв., большого размаха достигло в XVIII-XIX вв. Все это приводило к новым контактам с новыми народами, а самих русских — к известному территориальному обо­соблению и сложению этнографических групп со сво­ими локальными отличиями в говоре, быте, культуре. Так постепенно оформились группы поморов на Севе­ре и казаки на юге и востоке страны (донские, кубанс­кие, терские, оренбургские, сибирские и др.), представ­ляющие, говоря научным языком, субэтносы русского народа. Они сохранились до настоящего времени, в том числе и на Северном Кавказе. Ниже они рассматрива­ются именно в качестве таких субэтносов русских, но не отдельных народов (хотя мнения о том, что казаки представляют отдельные народы, и звучали, под подоб­ными явно конъюнктурными «патриотическими» заяв­лениями нет никаких оснований).

Терские казаки. История Терского казачьего вой­ска тесно связана с казачьим Доном, освоенным рус­скими в первую очередь (территориальная близость) в XV-XYI вв. Донское казачество, несмотря на прави­тельственные запреты, рекрутировалось преимуществен­но из беглых от крепостной неволи крестьян, а также посадских людей и «гулящих», уходивших в неподвла­стные государству земли на его дальние степные рубе­жи. «Вольный Дон» быстро стал центром казачества. Отсюда часть казаков стала переселяться на Яик и Терек, еще более удаленные от царских властей и по­тому более вольные. К середине XVI в. донские степи до Волги полностью контролировались донскими каза­ками. Это сделало положение их, как и казаков тер­ских и яицких, весьма выгодным для государства. Цар­ское правительство стало стремиться использовать ка­заков для охраны границ и использовать их в войсках — отменные боевые качества казачьей конницы стали широко известны. В XVIII в. казачество государством было подчинено, но превращено в своеобразное приви­легированное военное сословие. Казачьи войска стали элитными частями русской армии и неоднократно от­личались в войнах России (92). К 1916 г. казачье население насчитывало всего по России свыше 4,4 млн. человек, владевших более 63 млн. десятин зем­ли. В I мировой войне участвовало 300 тысяч каза­ков; батальные сцены этой войны можно найти на стра­ницах романа М. Шолохова «Тихий Дон» и рассказов Н. Гумилева. В 1920 г. все казачьи войска, в том числе и Терское, были расказачены и ликвидированы как со­словие самодержавного строя, но сейчас все они вос­становлены и внесены в государственный реестр.

Время появления первых русских поселенцев на Тереке точно не установлено. Раннее их название — гребенцы, потому что они поселились в первой полови­не XVI в. на гребнях Терского хребта (93, с. 24-25). Официально Терское казачье войско существует с 1577 г., а в 1860 г. оно было выделено из Кавказского линей­ного казачьего войска, центром его был определен и остается до сих пор г. Владикавказ. К началу I миро­вой войны терское казачество («терцы») насчитывало около 260 тыс. человек, владевших 2,1 млн. десятин земли. Следует подчеркнуть, что терское казачество было полиэтничным и кроме русских включало в себя немало представителей местных горских народов, пре­имущественно вайнахов и осетин. Терское казачество защищало границы Русского государства от набегов крымских татар и кочевников, участвовало в Чигирин­ском, Крымском и Хивинском походах XVII-XVIII вв.

В 70-х годах ХУІІІ в. правительством Екатерины II была создана Кавказская кордонная линия от Моз­дока до Азовд и поставлены 10 крепостей, в том числе Ставрополь и Георгиевск на р. Подкумке. Для заселе­ния крепостей были переселены казаки Волжского ка­зачьего войска, затем три полка донских казаков. В 1825 г. образована станица Кисловодская, затем ста­ницы Бургустанская, Ессентукская, Горячеводская. Так было положено начало городам Кавказских Минераль­ных Вод.

Внутренняя социально-экономическая жизнь про­текала и регулировалась в рамках казачьих общин с собственным самоуправлением. Основой самоуправле­ния был станичный сход или войсковой круг, в котором участвовали только лица войскового сословия. Испол­нительную власть в станице осуществлял атаман, на­значаемый на 3 года. Община обладала и судебной вла­стью — ее осуществлял станичный суд, состоявший из избираемых сходом казаков (94).

Интересна и своеобразна этнографическая, бытовая характеристика терских казаков. Близкое соседство и общение с кавказскими горцами, принятие групп гор­цев в состав казачьего войска и смешанные браки сти­мулировали усвоение многих элементов кавказской культуры терскими казаками. Наиболее заметное за­имствование от горцев — одежда и вооружение тер­цев: тс же черкески с газырями, бешметы, папахи и т. д., кавказские кинжалы на поясе. Жизнь терского казака на беспокойном порубежье была постоянно на­пряженной и опасной. Набеги горцев, особенно с раз­витием так называемой набеговой системы, упоминав­шейся выше, были частыми. Все это вырабатывало в казачьих поколениях специфический воинский стиль поведения и молодецкую отвагу, хорошо показанные Л. Н. Толстым в повести «Казаки». Так, он пишет: «Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чечен­скими и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера… Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее ору­жие добывается от горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же. Молодец казак щеголяет знани­ем татарского языка и разгулявшись, даже с своим бра­том говорит по-татарски».

Знаменитый французский романист А. Дюма в своей книге «Кавказ» пишет: «Линейные казаки — бесподоб­ные солдаты» и рассказывает о схватке казачьего сек­рета во главе с Баженюком с чеченцами, захвативши­ми в плен казачку с маленьким ребенком на реке Ак — сай. Подобные схватки были постоянным и привычным для терцев делом. Осмысливая вражду горцев и каза­ков, М. Ю. Лермонтов писал:

Жалкий человек.

Чего он хочет? Небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно Один враждует он — зачем?

Как было сказано выше, сейчас казачьи войска вос­становлены официально и занимаются самовозрожде — нием. Это непростой путь, требующий государственной мудрости в решении казачьих проблем. В совершенно изменившихся новых исторических условиях полное восстановление былых дореволюционных привилегий и социально-экономического положения казачества не­реально. Прежде всего это касается землевладения и землепользования — мы уже отмстили выше количе­ство земель, находившихся в руках казаков. На Кав­казе земельный вопрос всегда был наиболее острым, здесь никогда не было «под небом места много всем» — земли не хватало. После расказачивания терцев их земля была перераспределена и теперь находится в других руках. Совершенно очевидно, что попытки но­вого передела земли и ее возвращения терским каза­кам в прежних объемах чреваты новыми столкновени­ями и тяжелыми конфликтами, новым обострением меж­национальных отношений на Северном Кавказе. В интересах государства и самих северокавказских на­родов (в том числе и казаков) не доводить возрожде­ние казачества до опасной черты, за которой начинает­ся абсурд самоуничтожения. Думается, что в новых условиях необходим поиск новых форм возрождения и функционирования казачества.

Кубанские казаки. История кубанского казаче­ства (кубанцев) не менее сложна и насыщена яркими событиями и фактами, нежели история терцев (95). Укажем только некоторые, наиболее существенные для понимания общего процесса.

После русско-турецкой войны 1768-1774 гг. и побе­ды в ней России был заключен уже упоминавшийся Кучук-Каинарджийский мирный договор. Границей Рос­сии на Северо-Западном Кавказе стала река Кубань. С 1777 г. развернулось строительство Кавказской укреп­ленной линии от Азова до Моздока, но наличных сил для защиты линии от набегов закубанских горцев не хватало. Учитывая это и зная о свободных землях на правобережье Кубани, казаки Черноморского войска (бывшая Запорожская Сечь, упраздненная в 1775 г.) обратились к правительству с прошением об их пересе­лении с Буга на Кубань. Черноморскому войску 2 июля 1792 г. была дана правительством Екатерины II жало­ванная грамота и возложена задача охраны границы России по р. Кубани «от набегов народов закубанских». В 1792-1793 гг. состоялось массовое переселение укра­инских казаков на новые земли. Так было создано но­вое Черноморское войско, во многом сохранившее тра­диции славной Запорожской Сечи: ее знамена и регалии, форму одежды, деление на курени и т. д., но утратившее прежнее самоуправление.

В дальнейшем войско пополнялось за счет пересе­ления как украинского, так и русского населения из глубин России. Восточнее р. Большой Лабы, на так называемой Старой линии, были поселены донские ка­заки.

В 1860 г. было образовано Кубанское казачье вой­ско. В него вошли как «черноморды» — потомки запо­рожцев — так и «линейные» казаки из донцов. Объеди­ненные единой военной организацией, черноморцы и ли­нейны образовали ядро кубанского казачества, продол­жавшего пополняться переселенцами из России и Ук­раины. Приток населения на Кубань усилился после окончания Кавказской войны в 1864 г. и массовой миг­рации адыгских племен в Турцию, освободивших боль­шие земельные площади в плодородном Закубанье. Многие переселенцы зачислялись тогда в казачье со­словие, но к началу XX в. эта практика была прекра­щена. Казачество превратилось в замкнутое сословие со своими особенностями в быте и традициях. Смеше­ние русских и украинцев породило своеобразный ку­банский говор и фольклор, ще элементы русские обога­щены и расцвечены множеством украинизмов. В то же время, подобно Тереку, в этнографический быт кубан­цев вошли и упрочились элементы кавказской культу­ры — в первую очередь те же одежда и оружие во главе с неизменным кинжалом на поясе:

Наезднику в горах служил он много лет,

Не знал платы за услугу:

Не по одной груди провел он страшный след И не одну прорвал кольчугу.

(М. Лермонтов).

Историк кубанского казачества И. Я. Попко в сере­дине XIX в. засвидетельствовал то же, что мы видели у терцев: «Черкесская одежда и сбруя, черкесское ору­жие, черкесский конь составляют предмет военного щегольства для урядника и офицера. Вообще все чер — кссскос пользуется уважением и предпочтением между казаками» (96, с. 199).

Центром Кубанского казачьего войска стал г. Ека- теринодар, ныне Краснодар, заложенный как крепость в 1793 г. К 1916 г. Кубанское войско насчитывало 1,37 млн. человек, владело 6,8 млн. десятин земли. В I мировую войну кубанцы поставили фронту 37 кон­ных полков, более 50 сотен, 6 батарей. В годы граж­данской войны кубанское казачество, дорожившее сво­ими сословными привилегиями, в основном ориентиро­валось на поддержку старого режима и Белой Армии, как и остальные казачьи войска. Кубанское войско было упразднено в 1920 г., кубанцы подверглись расказачи­ванию и репрессиям. Но в годы Великой Отечествен­ной войны казачьи воинские формирования — кубанс­кие, донские и терские — были восстановлены и в каче­стве кавалерии (в том числе гвардейский Кубанский кавалерийский корпус) участвовали в боях с немецко- фашистскими войсками. В наши дни идет возрожде­ние кубанского казачества.

Русские. Крестьянская колонизация Предкав­казья. Вслед за казаками на освоение Предкавказья двинулось русское крестьянство. В 1782 г. был издан указ Екатерины II о разрешении заселения края граж­данским населением. Уже через два года в Предкавка­зье появилось 14 казенных поселений, а после созда­ния Кавказского наместничества в 1785 г. основано 36 сел. Первыми переселенцами были крестьяне из Курской, Орловской, Воронежской, Харьковской, Там­бовской, Екатсринославской, Полтавской губерний. Ос­ваивались как восточные районы Предкавказья вдоль р. Кумы, так и западные районы нынешнего Ставро­польского края (97, 98). Несколько русских сел было основано вдоль Черкасского тракта, соединявшего центр России с Кавказом. В 1777 г. в центре равнинного Предкавказья заложен г. Ставрополь, сыгравший важ­ную роль в русской колонизации края (99).

В 1833 г. 31 село было переведено из гражданского ведомства в казачество, что объяснялось условиями Кав­казской войны и набегами горцев. Но число казенных крестьян возрастало, и в 1845 г. их насчитывалось 162549 человек. В меньших размерах проходила по- мещичье-крспостническая колонизация Предкавказья: царское правительство раздавало земли Предкавказья помещикам, в начале XIX в. было роздано более 400 тыс. десятин. На новые земли помещики переселяли своих крепостных крестьян. Так возникли крупные помещичьи села Владимировка, Бургун-Маджары, Мас­лов Кут, Воронцово-Александровское. К отмене крепо­стного права в 1861 г. крепостные крестьяне состав­ляли 2 % от всего населения. Расселение русского крестьянства сопровождалось огромными лишениями и жертвами. Обычным явлением в новых местах с непривычным климатом были эпидемии. В 1812 г. в казачьих станицах и казенных селениях свирепство­вала занесенная из-за Кубани чума. Только в 1847 г. от эпидемии холеры умерло до 9 тысяч казаков. На­казной атаман Кавказского линейного войска в 1843 г. отмечал, что из 6 тысяч человек, прибывших в 1836 г. с Украины, многие были «в такой крайности, что не имели ни пищи, ни одежды и оттого в течение года умерла их по крайней мерс четвертая часть». Часто смертность превышала рождаемость.

Так, в самых общих чертах, шла русская крестьян­ская колонизация степного Предкавказья, основатель­но изменившая этническую и политическую картину региона. Новый прилив переселенцев вплоть до Чер­номорского побережья был стимулирован окончанием Кавказской войны в 1864 г. и так называемым (в ста­рой литературе) «замирением» кавказских народов.

Одновременно для освоения Предкавказья русское правительство привлекло иностранных колонистов. В основном это были немцы, меньше англичане и шот­ландцы. В 1802 г. шотландские миссионеры посели­лись «в районе Бештовых гор в Султанском ауле», те­перь это бывшая колония Каррас — поселок Иноземце — во. С 1809 г. к шотландцам стали подселяться немец­кие переселенцы из Саратовской губернии, и Каррас стал колонией смешанного населения. Хозяйство ко­лонии было ориентировано на продовольственное снаб­жение развивающихся городов-курортов Кавказских Минеральных Вод, в первую очередь Пятигорска.

История городов Кавминвод начинается со строи­тельства русских крепостей Константиногорск (1780 г., 100, с. 7) у Подножья горы Машук, у источника Нар­зан (1803 г.) и редута при впадении р. Ессентук в р. Подкумок (1798 г.). Это будущие города Пятигорск, Кисловодск и Ессентуки. Начало же преобразованию района КМВ в курортную зону России было положено рескриптом Александра I инспектору Кавказской ли­нии князю П. Д. Цицианову от 24 апреля 1803 г. о признании государственного значения Кавказских Минеральных Вод и необходимости их устройства (101, с. 5). «Между тем от медицинской коллегии вслед за сим определен будет туда один из искуснейших вра­чей и помощник», — говорилось в документе. Возник­новение государственной курортной зоны КМВ, ее уни­кальные лечебные возможности привлекли сюда ак­тивный приток переселенцев из России. Несомненно, район Кавказских Минеральных Вод сыграл большую роль в русской колонизации Предкавказья XIX в.

Общая численность русского населения Северного Кавказа составляет более 6 млн. человек (по данным 1997 г. население Ставропольского края составляет 2638 тыс. человек, из них русских — 85,5 %; населе­ние Краснодарского края — 4984 тыс. человек, из них русских и украинцев — более 90 %). Можно уверенно говорить о том, что расселение русских на Северном Кавказе имело большое позитивное историческое зна­чение для коренных народов региона, особенно для запертых в горных теснинах горцев. Большая часть этих народов переселилась на плодородную равнину и коренным образом изменила свои экономику, быт и культуру, включившись в общероссийское экономичес­кое и культурное пространство. Это факты очевидные. Тем не менее, в ряде республик Северного Кавказа в последнее время наблюдается явление русофобии (под­час связанной с провалами в национальной политике федеральных органов власти), в результате чего рус­ское и так называемое русскоязычное население этих республик проявляет тенденцию выезда и миграции в российские регионы. Впрочем, открытая и скрытая дис­криминация русских наблюдается не только на Кав­казе, но и в других республиках бывшего Советского Союза. Наиболее массовый отток русского населения произошел в 90-х годах из Чечни, как результат необъявленной войны федерального центра со своим субъектом.

ЭКОНОМИКА И БЫТОВАЯ КУЛЬТУРА

§ 1. Хозяйственные занятия

Преобразование Владикавказа в город по времени совпало с про­мышленным переворотом в России. Активный процесс буржуазного раз­вития затронул и окраины. Экономический подъём в Осетии и рост го­родского населения стали факторами капитализации городской эконо­мики.

Новым горожанам предстояло пройти хозяйственно-культурную адаптацию. Администрация была заинтересована в людях, способных обеспечить развитие городской экономики. При получении статуса го­рожанина предпочтение отдавалось лицам, имевшим навыки производ­ственно-ремесленной деятельности, занимавшимся торговлей или по­средничеством. Будущий горожанин оценивался с точки зрения полез­ности городу. Поэтому главной задачей основной массы мигрантов был поиск своего места в городском хозяйстве. Люди пытались определить­ся в соответствии с традиционными хозяйственными занятиями, навы­ками и традициями, принесенными с мест прежнего обитания. В разви­вавшейся городской экономике стали формироваться национальные “ниши”. Не вместившаяся в них часть переселенцев (в основном вы­ходцев из аграрных районов, традиционные навыки которых не были востребованы городом) осваивала новые отрасли хозяйства, не всегда доходные и престижные.

Ремесло. Основой экономики нового города была ремесленная дея­тельность.

В 30-х годах на одной из улиц Владикавказской крепости (Дворянс­кой) ютились все ремесленники. По описанию современников, они не имели никаких вывесок и “заказчикам приходилось бродить из хаты в хату и спрашивать, у кого можно было бы заказать или приобрести тот или иной предмет”173. Хозяйство крепости развивалось быстрыми тем­пами. Уже в 1852 году на главных улицах повсюду пестрели вывески ремесленников и мастеровых174. Их было 43 человека: каретных масте­ров — 2, столяров — 4, золотых дел мастер — 1, портных — 7, сапожников

— 6, слесарей — 2, кузнецов — 5, часовых дел мастеров — 3, кондитеров — 2, хлебников — II175.

21 февраля 1864 года группа ремесленников через Владикавказский городовой суд подала прошение об открытии “цехового ремесленного управления, на основании узаконений о цеховом обществе, на всем по­печении ремесленников”. К этому времени “вольных ремесленников” в городе было: 20 портных, 6 сапожников, 16 кузнецов, 2 лудильщика, 1 посудник, 1 седельщик, 1 эполетчик, 1 галунщик, 3 серебряка, 2 живо­писца, 2 слесаря, 1 столяр, 1 свечник, 1 стекольщик, 4 часовых дел мас­тера. Городское общественное управление, обращаясь к начальнику об­ласти, просило “в видах общей пользы, а также для увеличения городс­ких доходов, как равно в обеспечении их от подрыва ремесленниками, не знающими своего ремесла, учредить во Владикавказе ремесленную управу с упрощенным ремесленным устройством”. Суть его сводилась к тому, что ремесленники, не подразделяясь на цехи, могли заниматься одновременно несколькими видами ремесла и составлять одно ремес­ленное сословие во главе с управой. В апреле 1865 года на имя Влади­кавказского городского общественного управления поступило предпи­сание начальника области генерала Лорис-Меликова, в котором сооб­щалось о согласии Кавказского наместника учредить ремесленное уп­равление и предписывалось проверить всех мастеровых на предмет вла­дения своим ремеслом, провести выборы старшины и двух его товари­щей сроком на три года, собрать с ремесленников деньги для найма “пись­моводителя” и писаря. В августе 1865 года состоялось официальное уч­реждение Ремесленной управы, ее первым старшиной стал купец Фар — тунатус Верле176. Со временем у нее появились свои традиции. Соглас­но статье 308 XI т. II ч. Устава 1887 года Ремесленный голова должен был носить трость с гербом города. А во Владикавказе он вместо трос­ти носил на груди серебряный знак, на серебряной цепи с изображени­ем герба города и надписью “Владикавказский ремесленный голова”177. Каждый цех имел своего “покровителя” — христианского святого, свои производственные и праздничные традиции. Выходцы из российских губерний принесли во Владикавказ отголоски ремесленной обряднос­ти, характерной для русских феодальных городов178.

К 1876 году во Владикавказе ремесленной деятельностью занима­лись 1504 человека, из которых 759 были мастерами, 613 рабочими и 132 учениками. Ремесленники составляли 15,7% всего мужского насе­ления. Из них хлебников было 77 человек, булочников — 3, пряничников

— 4, кондитеров — 14, мясников — 52, трактирщиков и харчевников — 37, кухмистеров — 29, мельников — 5, колбасников — 6, портных — 142, са­пожников — 75, модисток — 15, эполетчиков — 2, шапочников — 34, перча­точников — 3, печников — 24, каменщиков — 42, столяров — 92, мебельщи­ков — 26, маляров — 12, живописцев — 3, кровельщиков — 12, стекольщи­ков — 12, плотников — 89, бондарей — 16, колесников — 30, пильщиков — 20, каретников — 23, обойщиков — 3, шорников — 3, кузнецов — 41, слеса­рей -11, медников — 5, лудильщиков — 12, извозчиков легковых — 220, грузовых — 77, часовщиков — 18, ювелиров — 8, золотых и серебряных дел — 17, золотошвей и галунщиков — 8, оружейник — 1, горшечников — 5, трубочистов — 7, водовозов — 94, седельщиков — 9, ламповщиков — 2, красильщиков — 4, типографщиков — 18, фотографов — 4, переплетчиков — 4, цирюльников — 5, парикмахеров — 7, коновалов — 2, свечников — З179. Только в 1876 году было выдано 82 свидетельства “на мещанские про­мысли”. Через два года к числу городских ремесленников прибавилось еще 37 трактирщиков и харчевников, 18 типографщиков и 7 трубочис­тов180. Это далеко не полный перечень лиц, занимающихся ремеслом.

Ремесленники во Владикавказе не составляли особого сословного общества, как это было в западных и юго-западных городах России. Они принадлежали к местному мещанскому обществу, подчинялись мещан­скому управлению, несли соответствующие повинности. Но официаль­но они признавались обществом владикавказских ремесленников, про­изводили по раскладке сборы на общественные нужды, имели общую недвижимую собственность, содержали два начальных училища — муж­ское и женское, участвовали по представительству в городских сослов­ных учреждениях181, то есть действовали как сословное городское об­щество.

В хозяйственной деятельности горожан четко прослеживалась эт­ническая специфика.

Среди евреев было много ремесленников — портных, часовых дел мастеров, ювелиров, сапожников, столяров, шапочников. Были также жестянщики, переплетчики, веревочники, чемоданщики. Большим спро­сом пользовался труд эполетчиков, к их услугам прибегали военные. Среди портных славились мастер Соболевский, известный фуражечник Брик. Ювелиры Шихман, Ладыженский и другие имели свои магазины. Горожанам были хорошо известны имена часовых мастеров — Кранцен — блюма и Тененбаума. По данным городской Ремесленной управы среди евреев было 35 портных, 8 часовых мастеров, 3 ювелира, 14 сапожни­ков, 4 столяра, 15 шапочников182. А по материалам Первой всеобщей переписи населения ювелирным делом, живописью и приготовлениям предметов роскоши и культа занималось 76 горожан-евреев183.

В городе был армянский ремесленный квартал, где можно было за­казать все предметы традиционного горского костюма. “Тут все так на­зываемые азиатские вещи — бурки, седла, башлыки, папахи, чувяки, но­говицы, саквы, ачкура, кинжалы и прочее”, — отмечал современник184.

В этом квартале было много Серебряков, оружейников, гончаров. В 1897 году во Владикавказе 89 армян были заняты ювелирным делом и изготовлением предметов культа и роскоши, 16 — приготовлением одеж­ды185. В начале XX века в городе была хорошо известна торговая фирма “Коджоянц”, где объединились армяне — ювелиры, граверы и чеканщи­ки, изделия которых пользовались широким спросом в городе и за его пределами. Армяне-мужчины занимались традиционной выпечкой хле­ба, лаваша.

Одним из традиционных ремесел было корзиноплетение. При ар­мянском обществе была создана корзиночная мастерская, в которой из­готавливали гнутую мебель, пользовавшуюся популярностью. К этой деятельности подключилось ремесленное училище графа Лорис-Мели — кова, имевшее столярно-ткацкую и слесарно-кузнечную мастерские. Попечитель Кавказского учебного округа, посетив училище, решил орга­низовать выпуск такой мебели во всех промышленных училищах окру­га и просил выслать для этой цели образцы186. Армяне заботились о пе­редаче традиционных ремесел молодому поколению. С этой задачей ус­пешно справлялось ремесленное училище и армянское общество. Оно арендовало землю под ивовую плантацию для получения сырья для своей продукции. Лорис-Меликовское училище часто устраивало выставки ученических работ, где были представлены образцы гнутой мебели, от­личающиеся изяществом и прочностью, железные письменные прибо­ры, пресс-папье в виде наковален, гирек, азиатские арбы из горного хру­сталя, модели паровых машин, а также предметы кузнечного ремесла187.

Армяне-беженцы тоже сумели занять свою нишу в городской эконо­мике. Они арендовали места у городской управы, чтобы заниматься по­чинкой и чисткой обуви. Так поступали группы беженцев из Карской области188.

Персы были мастерами по изготовлению кирпича, кладки стен, шту­катурами. Собственные кирпичные заводы имели русско-подданные пер­сы Молла Рахимов, Муштаба Исмайлов, Исмаил Ибрагимов и др. На этих заводах работали в основном персы. Другой “персидской” нишей в городском хозяйстве был базар, где они имели свои чайные и харчев­ни, а также служили сторожами. Долгие годы за работу сторожей-пер — сов нес ответственность Шеримбеков — “арендатор базарных карауль­щиков”189. Персы были известны в городе и как водовозы. Они работали “терщиками” и цирюльниками не только в персидской бане “Восток”, но и в других городских банях190. Во Владикавказе действовал персидс­кий ковровый цех, где женщины ткали ковры. Продавали их в магазине Симонова. Среди персов были и портные. Известная предприниматель­ница Нисса Ханум имела каретный двор, конюшню, право на почтовые перевозки Владикавказ-Тифлис191.

В 1897 году 49 персов было занято обработкой металлов, 37 — про­изводством напитков и “бродильных веществ”, 48 — ювелирным про­мыслом, 23 — приготовлением одежды, 48 — извозом192. Собственную пекарню имел Наги Алескеров.

Среди персов было немало “башмачников”, а горожане Али Фейзу — лаев и Ага Гасанов имели собственные сапожные193.

Городские грузины занимались выпечкой хлеба, лаваша, йзготовле — нием вина. Обработкой дерева было занято в 1897 году 19 человек, об­работкой металла — 9, керамическим производством — 18 человек. В грузинской профессиональной школе было два отделения: “белошвей­ные и изящные рукоделия” и “мастерская дамских нарядов”, где шили национальную грузинскую и европейскую одежду. К концу века изго­товлением одежды занималось 16 человек, строительными и ремонт­ными делами было занято — 75 человек, извозным промыслом — 31 че­ловек194.

Греки занимались во Владикавказе строительством домов, соборов, церквей, устройством улиц, тротуаров, площадей, бульваров. Они воз­двигали мосты, берегоукрепительные сооружения и другие объекты.

В марте 1862 года турецко-подданные греки братья Федор и Ермо — лай Есифандовы заключили с городскими властями договор на строи­тельство тротуаров на Александровском проспекте. Они вместе с армя­нами, персами, грузинами, осетинами и русскими строили здание Рус­ского театра, гостиницы “Империал”, городского клуба (“Дом офице­ров”). В мае 1876 года городская дума Владикавказа заключила контракт с турецко-подданным греком Константином Панаиотиди на мощение улиц. Он же по поручению городской управы строил каменный мост по улице Краснорядской (современной площади Штыба).

В 1881 году городские власти поручили греческим мастерам мос­тить улицу Московскую (современная Кирова), построить водосточные лотки, каменные спуски к реке. Греки приняли активное участие в стро­ительстве первого водопровода в 1881 году. А в феврале 1900 года Вла­дикавказская городская управа заключила с греческими мастерами, а именно, с концессионером Е. С. Скамаранги договор на устройство в городе электрического трамвая и освещения.

Среди греков были и мастера по изготовлению одежды (в 1897 году их было 36 человек)195.

Русские считались лучшими печниками, плотниками, столярами, кровельщиками, пильщиками. Обработкой дерева занималось 280 че­ловек, обработкой металлов — 263 человека, изготовлением одежды — 694 человека, строительными работами — 876 человек, извозом — 598196.

Немцев-ремесленников было немного, среди них — портные, масте­ра по традиционному литью свечей из сала. По данным переписи насе­ления 1897 года изготовлением одежды занималось 7 человек, ювелир­ным делом — 18197.

Особую группу ремесленников составляли “мусульмане-серебряки

и золотых дел мастера”. Они изготавливали разнообразные женские ук­рашения, предметы быта. Дагестанцы-лезгины (по источникам — тата­ры) занимались позолотой вещей сплавом, похожим на серебро. Обра­ботка металлов к концу XIX века было основным занятием для 45 лез­гин и 11 кумыков. Их изделия продавались во многих магазинах города. Татары шили сбрую, выделывали седла, занимались извозом (23 чело­века в 1894 году)198.

Некоторые ремесла долгое время сохраняли этническую специфи­ку, но цеха становились многонациональными. Это прослеживается по спискам цеховых старшин, их товарищей и гласных. В 1887 году золо­тосеребряный цех возглавлял азербайджанец Арон-Мусса-оглы, това­рищами были еврей Сальман и армянин Аванесов, гласными — татары. Шапочным цехом руководил русский М. Ковальский, товарищами были осетин Кумсиев, грузин Кайшаури, гласным — татарин Наримов. В хле­бопекарном цехе старшиной был грузин Спиридон Сирткладзе, товари­щами его были грек Макридис, азербайджанец Кешишь-оглы, гласны­ми — осетин Алексей Басиев и русский Николай Кузьмин. В сапожном цехе старшиной был русский — Колодзев, товарищами — еврей Мосике — вич и азербайджанец Ахмед Сафар-оглы. Парикмахерским цехом руко­водил армянин Артемов, товарищами были два грузина, портными ру­ководил старшина-русский, товарищами были русский и армянин, глас­ными — армянин и еврей. Кузнечный, каретный и кровельно-малярный цеха возглавляли русские, а мастерами были горожане других нацио­нальностей199.

Моноэтничность пытались сохранять дагестанские, армянские, ев­рейские ремесленные объединения. Но этому стали препятствовать пра­вительственные постановления: согласно ст. 58 Ремесленного Устава старшина вновь создаваемого цеха должен был исповедовать христиан­скую веру. Например, в 1878 году мастера золотых, серебряных и часо­вых дел и золотошвеи были причислены к кузнечному цеху, что не соот­ветствовало их хозяйственному профилю и желаниям. Все они были евреями: 5 человек — золотых дел мастера, 8 — часовщики, 4 — серебря — ки. Чтобы иметь свой цех, они вынуждены были пригласить двух масте­ров-русских и одного из них назначить старшиной200.

В 1904 году во Владикавказе было уже 715 ремесленных заведений. В них работало 715 мастеров, 556 подмастерьев, 314 учеников. Среди ремесленных занятий самым крупным было сапожное дело, насчиты­вавшее 139 заведений. Портняжное ремесло было сосредоточено в 32 мастерских, кузнечное — в 68, золотых и серебряных дел — в 61, маляр­ных — в 57, столярных — в 50, колесных — в 37, шапочных — в 26, слесар­ных — в 17, седельных — в 16, часовых дел — в 13, каретных и шорных — в 11, жестяных, переплетных, галунных, шляпных и других — от одного до десяти каждого вида201. В городе были и мастера, занимающиеся инди-

5 Заказ № 1611 65 видуально различными ремеслами, в том числе такими как изготовление вощины, ульев, пчеловодных принадлежностей, роспись потолков и стен, никелировка медных, железных, стальных и чугунных вещей202.

Процессы урбанизации и капиталистического развития предопре­деляли отход от традиционных хозяйственных занятий и приобщение к городской экономике.

Развивающееся коммунальное хозяйство обеспечивало массу рабо­чих мест. Большинство улиц города в 70-х годах XIX века освещалось уже не фатогеном, как прежде, а керосиновыми или керосинокалильны­ми фонарями, которые нуждались в периодическом ремонте. В связи с созданием в 1883 году водопроводной сети появились рабочие, обслу­живающие водостоки и водопроводы.

Немало горожан было занято в системе городского транспорта. Со­временники отмечали сохранность его этнической специфики: “Извоз — чий фаэтон лежащих рессорах перегоняет скрипучую арбу, запряжен­ную парой буйволов, а вслед за ней едет русский троечный извозчик; слышно глухое позвякивание колокольчиков (биль),- это тянется беско­нечный караван верблюдов, привязанных друг за дружкой”203. Реклам­ные страницы местных газет часто упоминали такие виды транспорта как фаэтоны, коляски, линейные пролетки, дрогги рессорные. В 90-х годах XIX века появился “городской” фаэтон — “легкий, низкого хода”. Сохранилось описание одного из бытовавших видов транспорта: “каре­та с очень длинным сиденьем около кучера спереди и сиденьем сзади, запряженная четырьмя лошадьми в дышло и двумя спереди”204. В горо­де работали мастерские по ремонту экипажей, а позднее и автомобилей, а также заведения, в которых можно было арендовать экипажи. Были востребованы держатели экипажей, мастера по их изготовлению и ре­монту, извозчики.

В 1904 году во Владикавказе появился трамвай. Это событие широ­ко освещалось в прессе: “6 августа 1904 года при огромном стечении горожан, под перезвон церковных колоколов, первый трамвай вышел из депо, пересек выстроенный для него мост и двинулся по маршруту”. По описанию современников, первый трамвай представлял собой полуотк­рытый вагончик с рекламным щитом “Зингер” на вогнутой крыше205. Одним из первых водителей трамвая был осетин Кибл Абаев.

Приобщению к новым хозяйственным занятиям способствовала си­стема профессионального образования, в частности, ремесленные учи­лища. Например, в Лорис-Меликовском училище осетины получали про­фессии слесарей, токарей, столяров, кузнецов. Некоторые из них на­правлялись на учебу в Московское железнодорожное училище206. К 1897 году на железной дороге работало 64 осетина207.

Важное место в городской инфраструктуре занимал извозный про­мысел. По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году извозом занималось 598 русских горожан, 12 украинцев, 15 поляков, 31 грузин, 23 татарина208. По этим сведениям извозом занимался только один осетин. Но из других источников известно, что еще в 1830-х годах во Владикавказской крепости “множество осетинцев” предлагало про­езжим найм лошадей до завала, до Тифлиса и других мест. Этим ямщи­кам купечество поручало перевозить товары через Дарьяльское ущелье в Грузию209. Местная пресса отмечала, что при перевозке осетинами то­вары не портились и не пропадали210. Осетины развозили кирпич и че­репицу с заводов в различные части города.

В городе проходило становление системы бытового обслуживания, которая предоставляла горожанам довольно широкий выбор хозяйствен­ных занятий. Росло число бань, самые крупные из них — персидская, баня “Восток”, баня Басиевых по улице Евдокимовской, бани Дейкар — ханова, Иванова, Андреева. Андреевская баня считалась одной из луч­ших в городе. По описанию современников в предбанниках были мяг­кие диваны, на полах — ковры, на стенах — зеркала; ванны были цинко­вые, с термометрами и паровым отоплением. При банях открывались прачечные с машинной и ручной стиркой211. Масса горожан занималась в системе бытового обслуживания частной деятельностью в качестве прислуги, поденщиков и т. д. К 1897 году их численность достигала 2421 человек среди русских горожан, 84 —среди украинцев, 117 — среди по­ляков, 21 — среди немцев, 69 — среди армян, 78 — среди осетин, 211 — среди грузин, 15 — среди евреев, 5 — среди персов, 39 — среди татар, 59 — среди чеченцев212.

В городе развивалась культурно-информационная система, включав­шая почту, телеграф, телефон.

Своеобразная почтовая служба существовала во Владикавказской крепости в 30-х годах XIX века. Она доставляла в крепость служебные пакеты, частные письма, газеты и журналы. Во время Кавказской вой­ны связь крепости с Моздоком поддерживалась “оказиями”. Два раза в неделю отряд пехоты с пушками и “значительным количеством каза­ков” сопровождал правительственную почту213. Во второй половине XIX века почта в России стала средством распространения в провинции га­зет, журналов. Она облегчала коммерческие сделки, упрощала процесс пересылки денег, оформление кредитных операций.

В XIX веке появились новые средства информационной системы — электромагнитный телеграф и телефон. Первая телеграфная линия для общего пользования начала действовать между Москвой и Петербургом в начале 50-х годов. В пореформенное время выросла протяженность телеграфных линий. Во Владикавказе телеграф был установлен инже­нером К. А. Андреевым. Это была международная телеграфная станция третьего разряда с 5-ю круглосуточно работающими аппаратами. В 1876 году общее число телеграмм на этой станции было 90906, а годовой сбор за передачу денег составил 16510рублей41 копейку214. К 1884 году Владикавказ имел телеграфную связь с Дарьялом, Чир-Юртом, Моздо­ком, Ростовом. В городе действовало почтово-телеграфное управление.

В последние десятилетия XIX века в России появился и получил распространение телефон. В 80-х годах он уже был в губернских и не­которых уездных городах, а к концу XIX века — в 67 российских горо­дах. Во Владикавказе телефонная сеть была открыта 1 ноября 1897 года. Тогда было установлено 55 аппаратов: 4 служебных, 47 городских, 2 промежуточных и 2 загородных215. Позднее появился коммутатор.

Обслуживанием объектов культурно-информационной системы в основном занимались выходцы из городского мещанства, к концу XIX века их было 147 человек, из них 124 — русских, 11 поляков, 5 украин­цев, 2 армянина, 2 еврея, 1 грек, 1 осетин216.

Промышленность. В пореформенное время стала развиваться го­родская промышленность. Первые фабрики и заводы были мелкими предприятиями ремесленного типа, все работы на них производились вручную. В 1852 году в крепости был лишь один пивоваренный завод, два мыловаренных, два свечных, три кожевенных217. В 1871 году появи­лось 4 табачные фабрики, 2 водочных и канатно-прядильный завод218. Экономист Юдин отмечал, что Владикавказ, несмотря на свою юность, “обзаводился необходимыми в настоящее время фабриками и завода­ми”, в числе которых называл винокуренно-пивоваренный и кожевен­ный заводы Карганова, маслобойный завод Федорова, канатно-веревоч — ный завод Максимовой с сыновьями, хлопчатобумажные фабрики Пет­рова и Каврелина, воскопробойный и медоспускательный завод Токаре­ва, воскобелительный и свечный заводы Алехина, мыльно-свечный за­вод Егунова, водочный завод Шаура, 80 кирпично-черепичных заводов, на которых было занято до 1200 рабочих и служащих219. В 1874 году в городе было 194 промышленных предприятия: 11 — салотопенных, 3 ско­тобойных, 2 — вытапливающих воск, 10 свечных, 4 мыловаренных, 6 кожевенных, 2 выделывающих овчину, 64 кирпичных, 37 черепичных, 3 канатных, 3 пивомедоваренных, 2 известковых, 12 горшечных, 5 во­дочных, 2 табачных, 4 маслобойных и 5 хлопчатобумажных220. В 1875 году появилось еще 7 скотобойных предприятий и 7 оптовых складов вина и спирта221. В 1876 году количество промышленных предприятий сократилось до 145, стало меньше кирпичных и черепичных заводов (на 12 и 9 соответственно), что связано с возникновением процесса ук­рупнения предприятий. Вместе с тем увеличилось количество известко­вых заводов, появились новые фабрики222. К 1883 году было построено еще 2 уксусных завода, 2 красильных, 2 лесопильных, 3 завода мине­ральных вод, 2 конфетных и 1 чугунно-литейный223. К 1912 году были основаны 2 кукурузно-паточных завода224.

В 80-х годах продолжался процесс укрупнения промышленности, вытеснение мелких предприятий более крупными, такими как машин­ный завод барона Штейнгеля, сахарный завод Прохаско и другие. Мел­кие предприятия не выдерживали конкуренции. Создавались предприя­тия на паевых началах. Представители армянской общины города Кар — ганов, Кетхудов и Таиров создали Святотроицкий винокуренный завод. Это крупное комплексное предприятие состояло из пивоварни, мельни­цы, кузницы, слесарни, мастерской по выпуску медных винокуренных аппаратов, солодовни, скотобойни и кожевенного завода. Годовой до­ход его составлял 140 тысяч рублей225. Крупным предприятием была та­бачная фабрика Вахтангова с годовым оборотом в 1.300 тысяч рублей226. Остальные предприятия были небольшими.

Большая часть предприятий принадлежала русским, армянам, евре­ям. К числу значительных предприятий города относились кирпичные и черепичные заводы армян — С. Киракозова, X. Петросова, Г. Симоно­ва, А. Паргесова, О. Давидова, пивоваренный завод И. Тертерова, муко­мольная фабрика Ф. Ходякова, фабрика папиросных гильз X. Лисицева. Владельцами многих кирпичных заводов были персы. Осетины А. и X. Гутиевы и К. Тхостов строили кирпичный завод с гофмановскими печа­ми227. Армянин Б. С. Вахтангов, купец второй гильдии был владельцем табачной фабрики, Отиев — пивоваренного завода. Ж. Казаров — конди­терской фабрики. Евреи Резаковы имели в городе консервный завод (на перекрестке улиц Маркова и Джанаева). Осетин Хасиев — кондитерс­кую фабрику, азербайджанец Исмаил Алиев — кондитерскую и конфет­ную фабрику “Хуршид”, у греков было 9 пекарен228. В 1916 году греки Карагеоргопуло и Маруфов основали “Известково-промышленное то­варищество “Редант”, построили гофмановские печи229. Грекам П. Чи — хатарову и М. Станулису принадлежали известковые заводы в Балте.

В фабрично-заводской промышленности города одно из важных мест занимали мельницы: из 1.300 тысяч рублей общей производительности местных фабрик и заводов на мельницы приходилось 780 тысяч руб­лей230. Владельцем крупнейшей вальцовой мельницы был Я. О. Ходя- ков. К 1896 году насчитывалось 14 мельниц, их владельцами были азер­байджанцы братья Мурадовы — выходцы из Карабаха, осетин Павел Бай — матов, греки К. и Н. Лазаревы (Лазариди)231.

Многие горожане к концу XIX века были заняты в обрабатывающей промышленности. Обработкой растительной и животной продукции за­нимались 145 русских горожан, 7 украинцев, 6 поляков, 6 армян, 10 осе­тин, 60 грузин. В табачном производстве было задействовано 27 рус­ских, 15 евреев и др., в полиграфическом производстве — 82 русских, 14 евреев, 3 поляка и др. Значительная часть горожан имела занятия, свя­занные с железной дорогой, среди них — 187 русских, 19 украинцев, 45 поляков, 48 персов, 64 осетина, 4 грузина и др.

Особое место в городской экономике занимал гостиничный бизнес. Одна из первых гостиниц “Нью-Йорк” была открыта в 1875 году Архи — еписковым, который арендовал для нее часть первого в городе трехэ­тажного здания. Владельцем его был некто В. Л. Чеглак. Позднее гости­ницей стал управлять горожанин Мекеладзе232. В 1879 году была откры­та старейшая в городе гостиница “Гранд-Отель” на Александровском проспекте. Владельцем здания был горожанин Попков, а арендатором — Г. Г. Бурдули. На первом этаже располагались администрация гостини­цы и ресторан, на 2-ом — гостиничные номера. Позднее было основано еще 2 филиала “Гранд-Отель” на другой стороне Александровского про­спекта и в Казбеги.

Арендой гостиниц занималось немало грузин. В 1882 году была от­крыта гостиница “Европа”. Здание (на углу проспекта Мира и улицы Куйбышева) построил известный в городе предприниматель Е. С. Зипа- лов, а арендовал под гостиницу З. Н. Кереселидзе. В начале 1880-х го­дов была основана гостиница “Бристоль”. Здание было построено по инициативе Общественного (Дворянского) собрания Владикавказа для проведения различных культурных мероприятий, а со временем часть его была арендована под гостиницу И. И. Борисовым. “Бристоль” отли­чалась от других городских гостиниц наличием ночного кафешантана с кордебалетом — редкого по тем временам развлечения.

В 1880-х годах была построена гостиница “Париж” (угол проспекта Мира и улицы Горького) на средства горожанина Аликперта Амир-Али — ева. Христофор Андреев был владельцем гостиницы “Коммерческая”, где при номерах имелись ванны с горячей и холодной водой, буфеты, различные развлечения. Отель “Империал”, которым в разное время владели В. И. Римкевич и П. Е. Марандов, славился роскошным ресто­раном с европейской и кавказской кухней233. Гостиницей “Центральной” владел осетин Цораев, “Купеческой” — грек Михайлов, “Европейской” — грек Попандопуло, “Малороссией” — армянин И. Аракелов, гостиницей “Кавказ” — армянин Ж. Казаров, меблированными комнатами “Эльбрус” — армянин Г. Тер-Антонианц234. Многие горожане были заняты в гости­ничном бизнесе, где требовались горничные, швейцары, курьеры, элек­трики, слесари и т. д. К 1897 году в гостиницах, меблированных комна­тах, трактирах и клубах работало около 270 человек, среди них 145 рус­ских, 82 армянина, 22 грузина235.

Торговля. Еще в 1811 году, описывая население крепости, современ­ники отмечали наличие в ней нескольких “мелочных торговцев”236. В 1826 году жители крепости вынуждены были довольствоваться одним духаном, “где со сбытом вина и водки продавались товары самой пер­вой потребности”237. По заметкам бытоописателей, в 1834 году появи­лись лавки с товаром первой необходимости и даже предметами роско­ши238. В крепости действовал базар, где совершались основные торго­вые сделки. В 1851 году торговали 9 купцов 2-ой гильдии и 30 купцов 3- ей гильдии, было уже много “средней руки торговцев, которым принад­лежало 125 торговых лавок”239.

Путешественников удивляла смесь европейских и восточных эле­ментов жизнеобеспечивающей культуры. Е. Вердеревский, будучи во Владикавказе, писал: “В одном из лучших духанов нашел я следующую выставку местной коммерции: рыбу, ремни, купорос, бурки, финики, папахи, гвозди, горчицу и… шампанское. По этому образчику можете судить об изяществе капкайских магазинов”240. В 1852 году в крепости было уже 56 купцов 2-й гильдии241.

Владикавказская крепость была основной базой торговли с Закав­казьем и странами Ближнего Востока. В течение XIX века, в связи с периодически обострявшейся военно-политической ситуацией через Владикавказ по Военно-грузинской дороге, стягивались войска к гра­нице с Турцией. Прохождение войск через крепость требовало большо­го количества фуража, провианта и перевязочных средств — все это по­ставлялось для нужд армии местным населением. Возросшие доходы от военных подрядов и от перевозки товаров из России в Грузию спо­собствовали развитию экономики крепости242. Наместник Кавказский в своем отношении к председателю Кавказского комитета о преобразова­нии крепости в город указывал: “По мере успехов нашего оружия в кре­пости Владикавказ начала быстро развиваться торговля, привлекшая туда как из Закавказского края, так и из внутренних губерний России разно­го звания промышленных людей. Находя для себя выгоды свободной торговли, они стали в крепости оседлостью, строя там дома, лавки, за­воды и другие промышленные заведения”243. В 1850-х годах предмета­ми торговли были бумажные и шелковые ткани, сукно, металлические изделия, галантерея, сахар, чай, кофе, заграничные напитки. За исклю­чением табака, фруктов и кахетинских вин, привозимых из Тифлиса, остальные товары закупались на Нижегородской ярмарке, доставлялись во Владикавказ и оттуда сбывались в ближайшие укрепления. В 1859 году оборотный капитал крепости доходил до 800 тысяч рублей сереб­ром. Из 76 торговцев только 18 человек были русскими, остальные — армяне и грузины244. Жители крепости занимались торговлей “всех ро­дов”, особенно подрядами на перевозку в Грузию и Россию товаров.

Исследователи отмечают оживление коммерческой деятельности во всех городах Северного Кавказа к середине XIX века245. Это явление отмечали и современники: “Кто посещает Кавказ — с приездом в Став­рополь, Пятигорск, Кисловодск, Владикавказ, Грозную и пр. — видит города, оживленные торговлей и русской жизнью”246. В середине 1860-х годов внутренняя торговля велась в 150 лавках, 20 магазинах, на база­рах и ярмарках. “Положение” о городе Владикавказе предоставляло льго­ты лицам, вступившим в купеческое сословие, что обусловило рост их численности. На 1 января 1864 года в городе проживало 570 купцов 1 и 2 гильдии247.

В июле 1872 года был утвержден Устав акционерного общества Ро — стово-Владикавказской железной дороги, а в августе 1875 года было от­крыто движение первых поездов, соединившее Владикавказ с другими городами Северного Кавказа и России, а позднее — с портами Черного и Каспийского морей. Город превратился из военной базы в пункт ожив­ленной торговли России с Кавказом и Закавказьем. Количество завози­мых в него товаров достигало 3 миллионов пудов248. Владикавказ был проводником привозных продуктов, этим объясняется обилие в нем раз­нородных торговых заведений, значительно превышающих спрос мест­ного городского населения. В 1876 году здесь было 414 частных лавок, а всех торговых заведений — 627, из них магазинов и лавок с бакалейны­ми товарами — 38, лавок с мелочным товаром — 69, мясных лавок — 11, рыбных — 9, пекарных заведений — 64, фруктовых погребов и лавок — 6, магазинов и лавок с мануфактурными товарами — 31, с галантерейными

— 7, с железными и чугунными — 9, с кожевенными — 6, с посудой и стеклом — 3, с золотыми и серебряными товарами — 9, с карманными и настенными часами — 8, с готовой одеждой — 2, модных магазинов — 3, магазинов обуви — 4, магазин швейных машин — 1, табачных лавок — 10, мучных — 4, чайных магазинов — 1, магазинов сукон — 2, лавок с персид­скими и азиатскими товарами — 15, аптек и аптечных лавок — 2, мебель­ных магазинов — 3, оптический — 1, горшечных лавок — 7, лавок с извес­тью — 2, типографий — 2, литография — 1, фотографий — 3, оптовых скла­дов спирта — 8, ренсковых погребов — 40, погребов закавказских вин — 34, питейных заведений — 79, пивных лавок — 8, лимонадных заведений

— 4, трактирных заведений — 33, 3 харчевни, 15 постоялых дворов, 10 гостиниц, 7 съестных лавок, 10 квасных столов, 8 колбасных заведений, 4 кондитерских, 3 буфета, 10 бань, 3 транспортные конторы, 5 страхо­вых агентств, контора дилижансов и почтовая станция249.

Городское купечество было организовано в три общества — армянс­кое, грузинское и русское. Но не менее важные позиции в торговле за­нимали евреи и персы. С. И. Ковалевский писал о евреях: “Главное заня­тие — торговля. Одни торгуют на базаре, другие в разность. Последние обычно полезны женщинам, постоянно сидящим дома. Евреи и еврейки ничего не оставляют без внимания. Еврейки разносят по домам нюха­тельный табак и прочую мелочь. Между ними, как всегда, много рос­товщиков. Они дают деньги под большие проценты, — сверх того, сколь­ко еще приберут у должника кур, пшеницы, фруктов”250. По данным пер­вой всеобщей переписи населения по Терской области 37,7% евреев было занято торговлей. Во Владикавказе они имели магазины, в том числе крупные ювелирные.

Армяне и персы, составляли 7,85% всего городского населения, “в преобладающем числе держали в своих руках торговлю”251. Еще в кре­пости, в 1840-х годах армянские купцы торговали “красным и бака­лейным товаром”. В 1877 году в городе было 15 магазинов и лавок с “персидским и азиатским” товаром252. Современники отмечали, что пер­сы занимались торговлей в самых разных видах, от продажи фруктов и зелени на базаре, до больших магазинов на лучших улицах города. Один из первых магазинов по продаже персидских ковров распола­гался в конце 1880-х годов в центре города (улица Куйбышева, 6). Круп­нейший магазин находился в “Персидском доме”, здание которого было построено на той же улице в 1909 году, по проекту архитектора Гроз — мани. Персы привозили ткани, ковры, пряности, сухофрукты. Они имели и бакалейные магазины в центре города. Очевидно, персы были главными поставщиками сахара: когда наступали мусульманские праз­дники и закрывались магазины, местные газеты именно этим обстоя­тельством объясняли отсутствие в городе сахара, а городская управа просила персов — владельцев бакалейных магазинов, заблаговремен­но предупреждать горожан о режиме своей работы через местную прес­су253. Персы изготавливали и продавали национальные кондитерские изделия. “На многих улицах города можно ежедневно видеть как пер­сияне-торговцы на подставных столиках продают разные сласти до­машней фабрикации, окрашенные во всевозможные цвета”254. Эта про­дукция пользовалась особым спросом у городской детворы, а взрос­лые горожане высказывали озабоченность качеством персидских кон­дитерских изделий. Персов-торговцев часто упрекали и в низком ка­честве фруктов. Они владели чайными и харчевнями в оживленных местах города. Собственные торговые лавки имели русско-подданные персы Салах Захарбеков, Рустам Ахмедов, Гаджи Асанов, Коджи Алес­керов, братья Бабабековы, Даргахов и др255.

Грузины держали винные лавки, предлагая горожанам кахетинские вина, фрукты, продукты сельского хозяйства. Они были владельцами многочисленных духанов.

Определенную нишу в торговле занимали греки. Им принадлежало 28 торговых лавок, торговавших хлебом и кондитерско-булочными из­делиями, 4 лавки, торговавшие мукой и зерном, 2 табачные, 9 бакалей­ных. Были торговые заведения со смешанным товаром, а также лавки, продававшие известь. В разное время к купцам 2 гильдии были причис­лены 9 человек256.

Осетины также вовлекались в городскую торговлю. Еще в 1858 году, когда в крепости было только 84 торговца, двое из них были осетинами — Каспулат Кусов и Дмитрий Базров257. Крупным купцом был Федор Баев, торговавший рогатым скотом и имевший многочисленные табуны ло­шадей. Осетины продавали вещи из домашнего сукна, бурки, овечью шерсть, мед, кожу, меха, бычьи и турьи рога, продукты сельского хозяй­ства — домашнюю птицу, сыр, яйца.

Часть города (современные улицы Джанаева, Маркова, Гостиева, Куйбышева) была занята торговыми рядами, лавками, духанами, пекар­нями, создававшими атмосферу восточного базара258.

Росло число частных торговых лавок. Городская управа сдавала в аренду будки для торговли в городском саду, на Александровском про­спекте, на Московском бульваре, требуя при этом соблюдать порядок: “никаких выносных столиков, подставок, чтобы не стеснять движения публики на бульварах”259. К началу XX века появились магазины на го­родских слободках. На Осетинской слободке были открыты бакалей­ные и мясные магазины Борисом Ногаевым, Григорием Симоновым, Захаром Отиевым, Аделаидой Шимкевич. В целом, число торгующих заведений во Владикавказе увеличилось с 223 в 1894 году до 1131 в 1910 году260. В 1915-16 годах горуправа выдала массу разрешений на открытие столовых и кафе.

Особое место в городской жизнедеятельности занимала ярмарка. В середине 1870-х годов действовало две ярмарки — Константиновская с 20 мая по 28 мая и Михайловская с 8 по 14 ноября. Дважды в год горцы привозили в город сукно, кожевенные изделия, головные уборы, чувя­ки, ноговицы, бурки. Из Моздока и казачьих станиц везли на продажу муку, мед, виноград, арбузы, дыни, фрукты, овощи, домашнюю птицу. Ногайцы торговали мелким скотом и лошадьми. Ярмарка была актив­ной зоной межэтнического общения. “Тут толпятся казаки, в черкесках и папахах; оборванные и грязные татары; бойкие великорусские кула­ки; красивые кабардинцы, в бурках, верхом на прекрасных лошадях; в кое-как сколоченных лавчонках, образующих так называемые ряды, продаются чай, сахар, мыло, свечи, бумажные московские материи и тульские железные вещи; великорусские кулаки обделывают приезжих с гор, выманивая привезенные ими звериные шкуры на свои товары; на площади стоят воза с яблоками; продаются деготь, сено, волы и про­чее”,-так описывал владикавказскую ярмарку путешествующий по Кав­казу М. Владыкин261. Ярмарки придавали городу особый колорит и со­здавали приподнятую праздничную атмосферу. Они были желанным со­бытием для мещан, купцов, ремесленников, солдат, многих горожан. Бойкая торговля, где почти каждый продавец был еще и покупателем, сопровождалась всевозможными ярмарочными развлечениями. Высту­пали дрессировщики, фокусники, акробаты, шарманщики, владельцы подвижных “панорам” с видами гор и увеселительными картинками. “Книгоноши” продавали лубочные издания с картинками и плакаты со стихами к ним Пушкина, Лермонтова, Кольцова и Некрасова. Кустари торговали детскими игрушками — лошадками, куклами, дудками, свист­ками и пр. “Не смолкая звучала многоязычная речь продацов и покупа­телей. Они шумно торговались, и заключая крупные сделки, бились об заклад. Пронзительно кричал Петрушка, разыгрывая сцены с чертом или со смертью. Смех, пение, монотонные звуки органа не стихали до вече­ра”, — так описывали современники городскую ярмарку262. Устраивали качели, различные игры. Ярмарки оживляли размеренный ритм жизни владикавказцев.

Но главным содержанием ярмарки была торговля, а ее результаты со временем перестали устраивать город. Если в отчете за 1876 год, ког­да годовой оборот с обеих ярмарок составил 26 тысяч 665 рублей, сдер­жанно было отмечено, что “причин, препятствующих развитию какой- либо отрасли торговли и обстоятельств, увеличивающих ее на упомяну­тых ярмарках не встречалось”263, то к середине 1880-х годов ситуация заметно ухудшилась. В 1884 году “Терские ведомости” отмечали: “Вла — . дикавказские ярмарки уже отжили свой век и теперь являются анахро­низмом. Раньше они имели значение для торговых сношений с горца­ми, которые пригоняли на продажу свой лишний скот, свозили свои из­делия и разное сырье и взамен запасались красным товаром, привози­мым сюда на ярмарки из Георгиевска и Ростова. А с появлением желез­ной дороги базар заменил ярмарки, горцы могут приезжать в любое вре­мя”264. Действительно, оборот ярмарок падал с каждым годом. Если в начале 1870-х годов общий оборот одной лишь Константиновской яр­марки достигал 80 тысяч, то к 1890 году он упал до 42 тысяч рублей265.

К этому времени городские базары, проводившиеся три раза в неде­лю, превосходили своими оборотами многие ярмарки в других городах области, а ценность продуктов среднего годового привоза на владикав­казские базары превышала 1 миллион рублей266. Владикавказские база­ры снабжали Тионетский уезд Тифлисской губернии зерновым хлебом, горским сукном, бурками, рогатым скотом, лошадьми и местными ре­месленными изделиями. С владикавказских базаров в Ростов отправля­лось громадное количество кукурузы, пшеницы. На Харьковскую, Пол­тавскую и Нижегородскую ярмарки увозили кожи, овчины, меха и воск267.

Владикавказ был естественным и ближайшим рынком сбыта кус­тарной продукции горцев, которая с каждым годом увеличивалась и со­вершенствовалась. Но сбыт кустарных изделий был убыточным, пото­му что находился в руках посредников, многократно снижающих их реальную стоимость. Известно, что К. Хетагуров призывал туземную интеллигенцию “без различия национальностей” учредить “Общество покровительства кустарному производству в Терской области” и нала­дить систему сбыта этой продукции по приемлемым ценам268.

По данным Первой всеобщей переписи населения в 1897 году тор­говлей занимались очень многие горожане. Продуктами сельского хо­зяйства торговали 811 человек, в основном русские (281 человек), армя­не (96 человек), персы (164 человека), грузины (142 человека). Строи­тельными материалами и топливом торговали 36 человек, в основном русские; торговлю металлами, машинами и оружием вели 190 человек, (из них 102 человека — армяне); тканями и предметами одежды торгова­ли 188 человек, в основном русские (78 человек) и грузины (96 чело­век); “разносносной” и “развозной” торговлей занималось 83 человека, большей частью грузины, армяне, персы и осетины. Монополию на пи­тейную торговлю имели грузины (123 человека из 192). Торговым по­средничеством занимались 56 человек, в основном евреи (12 человек), армяне (13 человек), персы (10 человек)269.

Сельское хозяйство. Некоторые исследователи рассматривают сель­скохозяйственные занятия горожан не как подсобные, а как важнейшие промыслы, которые наряду с ремеслом и торговлей, составляют “про­изводство для обмена”, то есть приобретают товарный характер270. Сель­ским хозяйством занималась значительная часть горожан — осетины, гру­зины, русские, немцы и другие. “Это владикавказские мещане, перенес­шие с собой из деревни всю деревенскую обстановку, приемы и обы­чаи. В большинстве случаев сельское хозяйство служит для удовлетво­рения собственного обихода, но немало занимаются им с промышлен­ной целью: сеют в больших размерах кукурузу, подсолнечник, карто­фель”271. Под полевые посевы, огороды и сады горожане арендовали землю у городской управы. В 1905 году количество арендованной зем­ли составляло 1.369 десятин272. Владикавказцы занимались огородни­чеством, садоводством, пчеловодством, частично и хлебопашеством. Ад­министрация продавала жителям сенокосные участки на восточном и западном выгонах. Как правило, в отчетах городских властей состояние огородных посевов, картофеля и хлеба оценивалось как хорошее273. По данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи за 1897 год земледелием занимались 299 русских горожан, 16 малороссов, 14 поляков, 55 грузин. В материалах переписи не указана численность осетин, занятых в земледелии. Но из других источников известно, что оно было одним из основных занятий осетин-горожан, особенно на Осе­тинской и Владимирской слободках. Всего в сельском хозяйстве Влади­кавказа было занято 33,4% всего городского населения274.

Важное место в городском хозяйстве занимало скотоводство. В 1876 году в городе насчитывалось 5684 лошади, 7928 волов, 6432 коровы, 5983 теленка, 485 коз, 8032 овцы, 6238 свиней, 132 осла и мула275. Осе­тины, грузины, армяне, греки, немцы, русские и другие в большинстве были горожанами первого поколения, выходцами из аграрных районов, они пытались и в городских условиях не терять традиционных спосо­бов жизнеобеспечения. Город создавал условия для усовершенствова­ния сельскохозяйственных занятий. “Общество распространения обра­зования и технических сведений среди горцев Терской области” знако­мило “с лучшими и наиболее удобными и применимыми сельскохозяй­ственными орудиями и машинами, а особенно с новейшими усовершен­ствованными плугами”276. В 1884 году общество провело ряд экспери­ментов по использованию сельскохозяйственных машин на городской земле. В результате многие горожане обрели плуги и умение обращать­ся с ними. В 1894 году во Владикавказе было образовано “Терское об­щество сельского хозяйства и сельскохозяйственной промышленности” с целью усовершенствования всех отраслей сельскохозяйственной и ку­старной промышленности.

В городе активно действовало общество птицеводов А. Б. Ленарто — вича277. Оно часто устраивало выставки на Александровском проспек­те. Как правило, они состояли из нескольких отделов: домашней птицы и кроликов, продуктов птицеводства, принадлежностей птицеводческо­го хозяйства, а также бывали представлены птицы декоративные, пев­чие, голуби278.

При Владикавказской паровой лесопильне был образован склад зем­ледельческих машин, где продавали косилки, жатки, молотилки, мель­ницы, локомобили, куплеотборники279.

Состоятельные горожане в начале XX века имели возможность сде­лать заказы по каталогу Берлинскому заводу сельскохозяйственных ма­шин й орудий Карла Беермана, который предлагал патентованные сеял­ки, конные грабли, одно — и многолемешные плуги, конные приводы, веялки, соломорезки, молотилки280. Известная фирма Гулье-Бландшард предлагала косилки, легкие жатки, сноповязалки, дробилки, давилки281. Ростовский склад фирмы Генрих Лапц на льготных условиях предлагал соломорезки, корнерезки, дробилки и пр282. Контора “Перкунъ” через своего единственного в Терской области представителя А. Б. Текстера в городе Екатеринограде предлагала нефтяные, керосиновые и спирто­вые двигатели и локомотивы, пожарные и колодезные насосы, кузнеч­ные и слесарные инструменты283. Владикавказский склад машин и ору­дий Терского общества сельского хозяйства и сельскохозяйственной про­мышленности реализовывал оригинальные плуги Р. Сакка и других за­водов, бороны, крюмеры, жатвенные и сноповязальные машины, ма­нильский шпагат, плодосушилки, зернодробилки, сепараторы “корона”, садовые инструменты, пульверизаторы, маслобойки гольштинские и ле — фельдовские, брезенты, мешки, ремни и др284. Английский магазин Коп — фшталь закупал за границей овощные и цветочные семена, луковицы285.

К сожалению, нет источников, позволяющих определить степень востребованности этой продукции и ее влияние на хозяйство горожан. Но с уверенностью можно утверждать, что в начале XX века сельскохо­зяйственные занятия горожан успешно развивались. Осетины просили городскую управу расширить площадь для своих пастбищ, брали в арен­ду новые участки земли, активно торговали сельскохозяйственной про­дукцией286. Персы арендовали сады и выращивали фрукты на продажу (большие сады были у братьев Мурадовых в районе улицы Шмулеви — ча)287. Грузины выращивали фрукты, зелень, торговали домашней пти­цей и продуктами скотоводства. В декабре 1915 года они даже ставили вопрос об открытии мелкорайонного сельскохозяйственного общества, обращались с ходатайством о созыве собрания учредителей и организа­торов общества к правительственному агроному Терской области А. Каменецкому288. Немцы выращивали на продажу цветы, оформляя их в оригинальные букеты круглой формы. Большие скотоводческие хозяй­ства были у татар. Горожанин Якубов разводил кабардинских скакунов, на его подворье содержалось около 100 кобылиц. Он организовал про­изводство кумыса289. Представители классических диаспоральных групп — армяне, евреи — не занимались сельским хозяйством. Их хозяйствен­ные традиции сложились исторически: в традиционных аграрных обще­ствах с жесткой системой землевладения чужаки не могли претендовать на землю и связанные с ней занятия. Принимающие общества диктовали свои законы, позволяя им занимать определенные позиции в торговле, посредничестве и т. д. Материалы переписи населения за 1897 год под­тверждают эти тенденции. Армяне, евреи и персы не были заняты в сель­ском хозяйстве, но торговлей живым скотом, зерном и другими продукта­ми сельского хозяйства занимались 115 армян, 164 перса, 36 евреев.

Народы индоевропейской языковой семьи

Это самая крупная языковая семья мира. Около 20 лет назад в ней насчитывалось почти 1,5 миллиар­да человек из трех миллиардов 69 миллионов населе­ния Земли. Таким образом, к индоевропейской семье принадлежит каждый второй житель нашей планеты. Лингвист X. Петерсен выдвинул гипотезу о генети­ческой связи нескольких языковых семей, считавших­ся неродственными, и назвал эти языки «ностратичсс — кими» («ностра» — лат. «семья»). В их число входили и языки индоевропейской семьи. Исследования талант­ливого советского ученого В. М. Иллич-Свитыча пока­зали обоснованность объединения индоевропейских, семито-хамитских, уральских, алтайских и некоторых других языков в большую ностратическую языковую макросемыо (81). Допустимо, что эта макросемья мог­ла оформиться в эпоху позднего палеолита, т. е. древ­него каменного века приблизительно в ХИ-Х тыс. до н. э. Наиболее крупная индоевропейская общность сфор­мировалась, как считают специалисты, в Юго-Запад­ной Азии, а в III тыс. до н. э. индоевропейцы рассели­лись уже в Северном Причерноморье. В настоящее время народы индоевропейской семьи живут на ог­ромной территории от Балтики до Берингова пролива.

На бывшей территории СССР представлены семь групп индоевропейской языковой семьи: славянская, иранская, романская, балтийская, германская, индийс­кая, и отдельную группу составляет армянский язык. Из них на Северном Кавказе живут носители иранс­ких и славянских языков, а также армянского языка. По отношению к народам иберо-кавказской семьи, как исконным автохтонам Кавказа, индоевропейские наро­ды представляют более поздних насельников региона. Первыми здесь появились народы иранской группы, сначала занявшие степи и равнины Северного Причер­номорья и Предкавказья, а затем начавшие продвигаться в горные ущелья Центрального Кавказа.

Народы иранской группы

Понятие «иранские языки» включает в себя род­ственные языки, происходящие от общсиранского язы­ка — основы. Это не означает, что данные языки обра­зовались, как и народы, на территории современного Ирана — название последнего, как и название всей этноязыковой группы, восходит к этнониму <<арий>> — самоназванию древних индоиранских (арийских) пле­мен. Предполагается, что первоначальное ядро индо­иранской общности сложилось в III-II тыс. до н. э. в южнорусских степях, а к началу I тыс. до н. э. арий­ская общность распалась на две ветви — индоарийс­кую и иранскую. В начале I тыс. до н. э. иранская ветвь, в свою очередь, распалась на киммеро-скиф — скую и протоперсидскую. Древние арии не имеют ни­какого реального отношения к расовой теории пре­восходства арийских народов над «низшими» народа­ми, теории, культивировавшейся в нацистской Герма­нии и принятой на идеологическое вооружение фа­шизмом (82, с. 43).

Среди древних иранских языков укажем скифские языки (диалекты), принадлежащие скифским племе­нам, к середине I тыс. до н. э. расселившимся на ог­ромной территории от Черного моря до Алтая и вед­шим подвижный кочевой образ жизни. Понятие «скиф­ский язык» в науке применяется к северозападной груп­пировке древних иранцев, обитавших в Северном При­черноморье, Приазовье и в степях Северного Кавказа. Именно эта группировка древних иранцев и их язык связаны с современным ираноязычным народом Север­ного Кавказа — осетинами.

Осетины. На Северном Кавказе живут два ира­ноязычных народа: осетины и таты. Последние немно­гочисленны (более 20 тыс. человек) и в основном оби­тают в Азербайджане, лишь небольшая их группа на­ходится в окрестностях Дербента и Кайтаго-Табаса — ранском районе Дагестана. На них мы не останавли­ваемся.

Численность осетин — более 600 тыс. человек (в РСО-А 335 тыс. чел.) с учетом многочисленной осе­тинской диаспоры, живущей за пределами своей этни­ческой территории. Особенностью истории этого наро­да является то, что он в течение многих веков разде­лен на две части: северную и южную (83). Северная часть осетин составляет основное население Респуб­лики Северная Осстия-Алания с центром в г. Влади­кавказе и входит в состав Российской Федерации. Южная часть осетинского народа живет на южных склонах Кавказского хребта (около 80 тыс. человек), центр Южной Осетии в г. Цхинвали (84). Админист­ративно-политически Южная Осетия входит в состав Грузии, но в значительной степени формально: после объявления Южной Осетией о своем статусе республи­ки в 1991 г. началась война между Грузией и южными осетинами. Война закончилась с помощью миротвор­ческих сил России, но установившийся мир хрупок, ибо конфликтующие стороны его результатами не удовлет­ворены. В частности, Южная Осетия как республика с самостоятельной президентской исполнительной влас­тью стремится к воссоединению с Северной Осетией в рамках единого осетинского государства в составе РФ. Эта политическая тенденция имеет латентную форму и иллюзорна, поскольку правительство России вряд ли пойдет на подобную акцию из-за незаинтересованнос­ти в остром конфликте с Грузией — принцип недели­мости и территориальной целостности государства весьма актуален для самой России.

Таким образом, современный осетинский народ, еди­ный по своим генетическим корням и самосознанию, исторически и географически оказался разделенным на две части, постепенно обособившиеся и обретшие язы­ковую и культурную (вплоть до менталитета) специ­фику. Нет сомнения в том, что на севере эта специфи­ка определялась вхождением Северной Осетии в 1774 г. в Россию и глубоким влиянием се на осетин севера, в то время как южане издревле (не позже XIII в.) рас­селились в Грузии и испытывали устойчивое грузинс­кое влияние. Определились диалектные различия в языке. Поэтому некоторые осетинские ученые выска­зывают осторожную мысль о том, что ссвсрянс и южа­не в настоящее время превратились в два родствен­ных, но разных народа, подобно трем адыгским наро­дам: адыгейцам, черкесам и кабардинцам. Таким обра­зом, проблема разделенных народов на Северном Кав­казе реально существует.

В отличие от глубоко аборигенных народов иберо — кавказской семьи, развивавшихся на своей территории в течение тысячелетий в условиях достаточно стабиль­ного континуитета (непрерывности), осетинский народ прошел более сложный путь этнического развития. Основная сложность данного пути видится в том, что в формировании современного осетинского этноса и его культуры приняли активное участие два ведущих эт- нообразующих компонента: пришлый степной ираноя­зычный (скифы, сарматы и аланы) и аборигенный гор — но-кавказский, понимаемый как носители яркой кобан — ской археологической культуры I тыс. до н. э. Встреча, взаимодействие, а затем взаимопроникновение тех и других в рамках ограниченной территории привели к смешению и длительному периоду языкового и куль­турного синтеза. В результате в сфере языка победу одержал язык иранского (аланского) суперстрата, обо­гатившийся за счет влияний кавказских языков, в сфере генетико-антропологической и материальной культуры победил кавказский субстрат, т. с. местная основа (85, с. 11; 86, с. 18-19). По своему языку современные осетины продолжают языковую традицию древних северных иранцсв-скифов, сарматов, алан; антрополо­гический (физический) тип осетин в то же время ха­рактеризуется антропологами как типичный для кав — касионской группы популяций. Кавкасионский антро­пологический тип антропологом В. П. Алексеевым рас­сматривался как реликтовая форма антропологичес­кого пласта эпохи неолита и даже позднего палеолита, сохранившаяся почти без изменений до современности в условиях высокогорной изоляции (87, с. 154, 169; 80, с. 197-200). В этом сочетании развитых языков ски — фо-сарматского степного мира, контактировавшего с древними цивилизациями Ближнего Востока и Среди­земноморья, с древнейшими кавказскими этнокультур­ными пластами и их архаикой, заключается особый интерес изучения осетин. Таким образом, осетины — народ ираноязычный и индоевропейский по языку и кавказский по физическому облику и многим элемен­там культуры. Представления о том, что осетины есть дожившие до нашего времени скифы или аланы (тем более арии!), притом в «чистом» виде и без инородных примесей, не имеют под собой научной основы, хотя и существуют в самоидентификации части осетинской интеллигенции. Наглядным доказательством тому слу­жит переименование в октябре 1994 г. Северной Осе­тии в Аланию (хотя эти понятия далеко не идентич­ны). Раздавались голоса о переименовании осетинс­кого языка в аланский язык (но они так же не иден­тичны).

Северные осетины состоят из двух подразделений — дигорцев и иронцев. У каждого из них свой диалект, очевидно восходящий к тем временам, когда дигорцы и иронцы были отдельными племенами в составе аланс­кого союза племен, затем (с X в.) раннефеодальной государственности Алания. Численно преобладают иронцы, иронский диалект положен в основу осетинс­кого литературного языка, на нем творил великий осе­тинский поэт-демократ К. Л. Хстагуров (1859-1906). Обращает на себя внимание широта миропонимания поэта, писавшего:

Весь мир — мой храм,

Любовь — мол святыня,

Вселенная — Отечество мое.

Северная Осетия добровольно вошла в состав Рос­сийской Империи в 1774 г. и не принимала участия в Кавказской войне на стороне Шамиля. Как это, так и прорусская ориентация в целом, были обусловлены, с одной стороны, христианской верой осетин (у алан с начала X в.; 53, с. 39-44), хотя и сильно стертой и перекрытой возродившимся традиционным язычеством, с другой стороны, — физическим вымиранием осетин в бесплодных горных теснинах и безземельем. Для вы­живания народа был необходим выход на предгорную плодородную равнину, и обеспечить этот выход в XVIII в. могла только Россия, особенно после победоносной войны с Османской Турецкой империей и подписания Кучук — Кайнарджийского мирного договора 1774 г. — Боль­шая и Малая Кабарда окончательно присоединились к России, и осетины получили возможность переселения на равнину под прикрытием русской крепости Влади­кавказ (основана в 1784 г.). Переселение на равнину в конце XVIII — начале XIX в., по словам историка этого процесса Б. П. Березова, стало «новым возрожде­нием» (прежде всего демографическим) осетинского народа (88, с. 4). Понятно, что расселение на равнине, коренным образом изменившее жизнь осетин, непос­редственное соседство с русскими селениями усилили доверие к России и открыли осетинам дорогу к образо­ванию, русской культуре, государственной службе. В самом начале XIX в. академик Ю. Клапрот писал: «Осетины являются, вероятно, наиболее поддающимся цивилизации народом Кавказа, и путешественнику сле­дует изучить их и с этой точки зрения; необходимо установить, что до сих пор задерживало их развитие и что надо сделать для ускорения приобщения их к ци­вилизации» (89, с. 105). Сотни осетин влились в офи­церский корпус Российской армии, выдвинув плеяду заслуженных генералов. После завершения строитель­ства железной дороги Ростов-Владикавказ в 1875 г. Северная Осетия активно включается в общероссийс­кий капиталистический рынок, формируется нацио­нальная интеллигенция — носитель либеральной обще­ственно-политической мысли. Экономическим, админи­стративным и культурным центром Северной Осетии и всей Терской области становится город Владикавказ. Северная Осетия прочно входит в государственную систему Российской Империи, играя в этой системе ключевую геополитическую роль на Кавказе: три луч­ших перевальных пути в Закавказье находятся в го­рах Северной Осетии (перевалы Крестовый, Рокский и Мамисонский). Без преувеличения можно сказать, что указанная ключевая роль Осетии в самом центре Кав­каза на трассах Военно-Грузинской и Воєнно-Осетин­ской дорог сохраняется и сейчас.

После Октябрьской революции 1917 г. в составе Горской республики был образован Осетинский округ (январь 1921 г.), 7 июля 1924 г. он был преобразо­ван в Автономную область в составе РСФСР, а в де­кабре 1936 г. была создана Северо-Осетинская АССР, в начале 1990-х годов преобразованная в Республи­ку Северная Осетия — Алания с президентским прав­лением и разграничением полномочий между респуб­ликой и федеральным центром. В последние 10 лет осетинскому народу выпали наиболее серьезные ис­пытания в связи с территориальным спором с сосед­ней Ингушетией из-за Пригородного района. После выселения из гор на предгорную равнину в XVII-XVIII вв. ингуши жили на территории Пригородного района, в районе с. Тарского находился их аул Ангушт, откуда и пошло современное название ингушей. В результа­те массовой депортации ингушей в феврале 1944 г. Пригородный район опустел и был заселен осетина­ми. По возвращении из Средней Азии в 1957 г. ингу­ши вновь расселились в Пригородном районе (поряд­ка 40 тыс. человек) и в г. Орджоникидзе-Владикав — казе (17 тыс. человек), столкновений на почве меж­национальных отношений не было. Перспектива доб­рососедских отношений между осетинами и ингушами казалась прочной.

Но к концу 80-х годов в Ингушетии сложились экстремистские силы, настроенные на территориаль­ный реванш и передел сложившихся границ в пользу Ингушетии, т. е. возвращения Пригородного района вместе с частью г. Владикавказа. Политический кон­сенсус найден не был, и вскоре после принятия Вер­ховным Советом РСФСР закона о реабилитации реп­рессированных народов (в том числе и территориаль­ной, что было ошибкой) в конце октября 1992 г. ин­гушские вооруженные формирования вторглись в При­городный район. Несколько дней боев закончились вытеснением ингушей за пределы Пригородного райо­на, восстановлением статус-кво. Но большая часть ин­гушей была вынуждена покинуть территорию Север­ной Осетии и превратилась в массу бедствующих бе­женцев и горючий материал для новых столкновений. За прошедшие годы ни местные политики, ни феде­ральные власти, несмотря на усилия, не смогли найти полного и взаимоприемлемого решения этой острей­шей проблемы, фактически представляющей борьбу за землю и жизненное пространство. На Кавказе борьба за землю всегда носила ожесточенные и бескомпро­миссные формы, ни одна из конфликтующих сторон не собирается отступать и имеет свои аргументы. По­этому очаг конфронтации с ингушами для осетин не погашен по сей день и постоянно напоминает о себе. Отношения Осетии и Ингушетии после событий 1992 г. стали одной из наиболее болевых точек в межнацио­нальных отношениях внутри Российской Федерации и чреваты крупными неприятностями для государства, не занявшего в вооруженном конфликте двух своих субъектов принципиальной политической и правовой позиции.

Как уже говорилось, в религиозном отношении осе­тины в основном считаются православными христиа­нами, и лишь несколько селений приняли ислам, оче­видно, в XVIII в. проникший из Кабарды. Но в дей­ствительности в верованиях осетин преобладают тра­диционные языческие культы, уходящие своими кор­нями в глубь веков и демонстрирующие огромную живучесть и устойчивость (90, с. 32-85). Наиболее популярным в Осетин божеством является бог мужчин, воинов и путников, патрон Осетии бог-всадник Уас — тырджи, представляющий своеобразный слепок с хрис­тианского св. Георгия Победоносца — также воина — всадника. Существует множество дзуаров (святилищ), посвященных Уастырджи. Главный и наиболее импо­зантный среди них — деревянное святилище Реком в Цейскомущелье (91, с. 5-49).

Осетинский народ выдвинул из своей среды выдаю­щихся деятелей литературы, науки, искусства, техники, военного дела и т. д. Не только на Кавказе и в России, но и в мире известны имена великого осетинского по­эта Коста Хетагурова, писателя Г. Газданова, ученого — филолога В. Абаева, народного артиста СССР В. Тхап — саева, выдающихся дирижеров В. Гергиева и В. Дуда­ровой, капитана атомохода «Арктика» Ю. Кучиева, дваж­ды Героя Советского Союза генерала армии И. Плиева. Многие другие осетины также прославили осетинский народ и Россию.

Народы нахо-дагсстанской группы

а) Вайнахи. Два родственных народа — ингуши и чеченцы — объединены общим названием «вайнах» — «наш народ» (13, с. 164). В письменных исторических источниках это название не встречается и является современным. Здесь мы имеем один из примеров смены этнонимов в ходе исторического развития народов и изменения конкретных политических демографических условий. Наименование «вайнахи» в литературе часто встречается в усеченной форме «нахи», оба названия эквивалентны.

К сожалению, сведения о вайнахах в древних источниках почти отсутствуют, что объясняется удаленностью их страны от черноморских портов, посещавшихся античными писателями и путешественниками, а также обитанием вайнахов в изолированном от внеш­него мира высокогорье, весьма труднодоступном. Без особых преувеличений можно сказать, что проблема происхождения и наиболее раннего этапа истории вай­нахов остается окончательно не выясненной и дискус­сионной, хотя их глубокая автохтонность на Северо- Восточном Кавказе и более обширная территория рас­селения в древности (в том числе в восточном Закав­казье, особенно в горногрузинских районах Хевсуре — тии, Пшавии и Тушетии) представляются вполне оче­видными. Не исключено массовое передвижение про — товайнахских племен из Закавказья на север Кавказа, но время, причины и обстоятельства этой миграции, признаваемой рядом ученых, остаются на уровне пред­положений и гипотез. Пропагандируемые рядом вай — нахских авторов престижные версии о происхождении указанных народов от древних египтян, этрусков, урар — тов, их связи с сарматами, некогда громадных «искон­ных» территориях и т. п. научной основы не имеют и не могут приниматься во внимание. В свете имею­щихся в нашем распоряжении данных вайнахи пред­ставляются одним из древнейших автохтонных кав­казских этносов, подобно адыгам.

Наиболее раннее и достаточно достоверное упоми­нание вайнахских народов содержится в «Армянской географии» VII в., приписываемой Ананию Ширака — ци. Последний свидетельствует, что в Азиатской Сар — матии (территории восточнее р. Дон, в том числе Се­верный Кавказ) среди множества других племен оби­тают нахчаматьяны и кусты. В первых определенно узнаются чеченцы (самоназвание «нохчо», «нохчи»), во вторых — ингуши («кисты», «кншты» грузинских ис­точников). Отсюда можно сделать вывод, что уже в VII в. вайиахский этнический массив был дифферен­цирован на две отдельные части, соответственно с от­дельными названиями и территориями. Однако в гру­зинских средневековых источниках (а Грузия непос­редственно соседила со средневековыми вайнахами и была о них осведомлена) наряду с отдельным нахским племенем кистов встречаем общее для ингушей, чечен­цев и горногрузинских бацбийцев название дзурдзуки (13, с. 135).

В эпоху раннего средневековья, до татаро-монголь — ского нашествия XIII в., вайнахскис племена занима­ли горные ущелья к востоку от верховьев Терека вплоть до территории Дагестана. Возможно, какая-то часть вай — нахов находилась и на предгорной равнине, но после­дняя была обжита и контролировалась ираноязычны­ми пришельцами сарматами, с IV в. аланами. История отношений вайнахов с сармато-аланами изучена очень слабо, и здесь многое находится в области предположе­ний и обсуждений. В частности, до сих пор не изучен с достаточной основательностью и спорен вопрос о воз­можном обитании населения вайнахского происхожде­ния к западу от верховьев Терека (носители горной кобанской культуры I тыс. до н. э.)

В VIII-IX вв. дзурдзуки-вайнахи принимали актив­ное участие в борьбе против арабов, захвативших зна­чительную часть Закавказья и стремившихся прорваться на Северный Кавказ. По этим причинам арабский пол­ководец Мерван, предав мечу Азербайджан, Армению и Грузию, «вступил в Дзурдзукетию, опустошил Дзурдзу — кетию (т. е. страну вайнахов) и Чартали», согласно гру­зинской летописи «Картлис Цховреба». В этой борьбе с арабами вайнахи выступали как союзники хазар и алан, что указывает на мирный характер их взаимоотношений.

С XI в. грузинские миссионеры насаждают в стране вайнахов христианство, охватившее современную горную Ингушетию. Но христианство здесь не привилось и не подавило традиционные языческие верования, ос­новы которых сохранились до нашего времени. В ма­териальной культуре они отразились, в частности, в по­гребальном обряде и сооружении надземных и полу — подземных склепов разных типов, которые в сочета­нии с высокими и стройными боевыми башнями со­ставляют «каменную летопись страны вайнахов>>. В этих сооружениях вайнахские народные зодчие и строители проявили и запечатлели незаурядное мастерство. У адыгов на северо-западе Кавказа подобной строительной культуры нет, и в этом — специфика развития разных регионов Северного Кавказа.

В ходе длительных и сложных отношений с Россией вайнахские народы в конечном итоге, по отдельности вошли в состав Российской Империи: в 1810 г. рус­ское подданство приняли ингуши, в 1859 г. — после окончания Кавказской войны на северо-восточном Кав­казе — чеченцы. В конфессиональном отношении вай — нахи мусульмане — сунниты. В Чечню ислам пришел из Дагестана и стал распространяться с XVI в.

Ингуши. С глубокой древности занимали западную часть страны вайнахов, прилегающую к современной Военно-Грузинской дороге с востока. Скалистые уще­лья горной Ингушетии заключают в себе реки Кистин — ка, Армхи, Асса, Фортанга. Страна ингушей невелика, как и численность народа: по последним данным около 250 тыс. человек. Исторической колыбелью ингушс­кого народа считается Ассинская горная котловина в верховьях р. Ассы с ее селами Таргим, Эгикал, Мецхал, Хамхи, Фалхан, также Джерахское ущелье со старин­ными аулами Гоуст, Фуртоуг, Эрзи и др. Джерахское ущелье выходит своим устьем на Военно-Грузинскую дорогу, всегда имевшую важное значение как наиболее удобный и освоенный путь через Крестовый перевал в Грузию, и древние ингуши могли контролировать учас­ток дороги севернее Дарьяльского ущелья. Это обстоя­тельство сыграло свою роль в тесных связях ингушей с Грузией, не только культурных, но и генетических. Известный кавказовед Е. И.Крупнов считал даже, что далекие предки ингушей и грузин находились в куль­турном единстве и языковом родстве. Он же приводит материалы, указывающие на переселение ингушей с южных склонов Кавказского хребта на северные скло­ны, причем указывает время появления ингушей на севере — XI-XII вв. (хотя в «Армянской географии» VII в., как уже говорилось, «кусты» или» «кисты» за­фиксированы в Азиатской Сарматии, следовательно, значительно раньше). Но главный вывод Е. И.Крупно­ва о сугубо местном происхождении и развитии этни­ческого ядра ингушей остается нспоколебленным (52, с. 42).

Связи с Грузией и заинтересованность последней в привлечении ингушей на свою сторону отразились в распространении христианской религии грузинскими миссионерами с XI в. Очагом христианства и грузинс­кой церковной архитектуры стала Ассинская котлови­на (52, с. 106-107; с. 112-119). Но, как и в других регионах горного Кавказа, христианство здесь не пус­тило глубоких корней и не перекрыло традиционных языческих верований. Главное языческое божество ингушей — бог неба, молнии и грома Сели. Существова­ли бог подземного царства Дела-Эштр и обитавшее в реках женское божество Хинана (мать воды), бог охо­ты и охотников Елта. «Подобно всем народам мира, не достигшим подлинных ступеней цивилизации, ингуши верили в существование разных ведьм, колдуний, обо­ротней и прочей нечисти», — писал Е. И. Крупнов (52, с. 183). Из животных особо почитались олень и волк. В конце XVIII — начале XIX вв. ингуши приняли му­сульманство суннитского толка, в современной идеоло­гии ингушского общества эти верования преобладают.

В русских документах ингуши известны с XVI в. и называются галгаевцы (галгай), джераховцы (кисти — ны), галашевцы, цоринцы, назрановцы. Это территори — ально-родовыс группы или «общества» (тейпы) ингуш­ского народа. Самоназвание народа в целом «галгай» — от имени галгаевцев, живших в верховьях Ассы. Со­временное название «ингуши» появилось в XVIII в. и происходит от названия села Онгушт — крупного на-

селенного пункта начала XVIII века в Тарской котло­вине, когда ингуши начали переселяться на предгор­ную равнину. Онгушт или Ангушт было одним из пер­вых селений на равнине, и кабардинцы, раньше других познакомившиеся с его жителями, передали это наи­менование русским.

В 1817 г. в связи с организацией Сунженской ли­нии и расселением здесь казаков ингуши были пересе­лены в Назрань. Сюда же была переселена часть ингу­шей, оставшихся в горах. Назрань, таким образом, ис­торически превратилась в центр Ингушетии. Особенно интенсивное переселение ингушей на равнину проис­ходило в первой половине XIX в., был создан Назра — новский округ Терской области. Переселение на рав — ~ нину и соседство с казачьими станицами и городом Владикавказом повлекло большие изменения в повсед­невной жизни ингушей, в частности, в домостроитель­стве. Очевидно и влияние кабардинцев, в зависимости от которых ингуши находились до XVIII в.

Присоединение ингушей и чеченцев к России не было одноактным явлением. В 1769 г. представители ин­гушского народа обратились к кизлярскому комендан­ту с просьбой принять их в русское подданство, а в 1771 г. ингушские старшины принесли присягу Рос­сии. «Народ ингуши, известный также под именем кис — тов или киштинцев, обитающий между рек Терека и Сунжи, будучи трудолюбив и покоен, искал освободить­ся от притеснения кумыков (Аксаевских) и кабардин­цев. Они взошли с просьбою о том к кизлярскому комен­данту и по собственному их желанию приняты в 1769 году в российское подданство и дали аманатов», — писал об этих событиях известный кавказовед XIX в. П. Г. Бутков. Однако окончательной датой добровольного при­соединения Ингушетии к России считается 1810 г., когда во Владикавказе был подписан официальный акт с представителями ингушского народа (54, с. 92).

В ходе Кавказской войны 1817-1864 гг. ингуши про­явили лояльность по отношению к России и в войне НС

участвовали, в дальнейшем немало ингушей служило в Российской армии и принимало участие в боевых дей­ствиях, в частности, в русско-японской войне 1905 г.

Письменности ингуши до 1917 г. не имели, и уро­вень грамотности у них составлял лишь 0,5 % населе­ния. По словам учителя М. Ч. Котиева, ингуши народ, «который веками живет в беспросветном мраке неве­жества». Письменность у ингушей появилась лишь в 1923 г., тоща же стала выходить ингушская газета «Сердало», а в 1925 г. вышла в свет первая граммати­ка ингушского языка З. К. Мальсагова. Без преувели­чений можно сказать, что в годы Советской власти об­разование и культура в Ингушетии сделали большие успехи, во многом изменив лицо еще недавно отсталого народа. Но здесь следует сделать оговорку об «отста­лости» горских народов, веками находившихся в состо­янии естественной изоляции: в эпоху позднего средне­вековья (после XIV в.) ингуши выработали свой само­бытный стиль в народном зодчестве, украсив горные аулы высокими и стройными башнями (52, с. 58-80; 203-249 и др.).

При Советской власти ингуши впервые в своей истории создали государственность, прошедшую несколь­ко этапов развития. После распада Горской республи­ки, где Ингушетия была округом, в 1924 г. создается Ингушская автономная область с центром в г. Влади­кавказе (где одновременно находился административ­ный центр Северной Осетии). В 1936 году Ингушская АО объединилась с Чечней в Чечено-Ингушскую АССР с общим административным центром в г. Грозном.

Великая Отечественная война подвергла ингуш­ский народ тяжелым испытаниям. В числе ряда других народов СССР ингуши были в феврале 1944 г. выселе­ны в Среднюю Азию, ще находились в условиях особо­го режима 13 лет. Чечено-Ингушская АССР была лик­видирована. После разоблачения культа личности Ста­лина в 1956 г. Чечено-Ингушская АССР была восста­новлена (1957 г.), ингуши возвратились на свою роди­ну. Распад СССР и «парад суверенитетов» в 1991-1992 гг. привел к отделению Ингушетии от Чечни и к созда­нию суверенной Республики Ингушетия с исполнитель­ной президентской властью и собственным парламен­том, что, безусловно, стало крупным событием в истории ингушского народа.

Чеченцы. Этот нахский народ с древности (первое его упоминание в «Армянской географии», как уже го­ворилось, относится к VII в.) живет в горных ущель­ях к востоку от ингушей в бассейнах рек Сунжа, Ар­гун и Аксай, на равнине занимая территорию до сред­него течения Терека. Часть чеченцев — аккинцев жи­вет в пределах Дагестана на границе с Чечней. Колы­бель чеченского народа — Нохчимохк, с начала XIX в. Ичкерия или «Дальняя Чечня», т. е. восточная часть Чечни. До XVI в. чеченцы жили в горах, будучи издав­на разделены на родовые группы — тейпы, такие как тейпы Беной, Центорой, Курчалой, Зандак, Аллерой, Эр — саной и другие. Нельзя понять историю чеченского народа и его менталитет без учёта активного действия тейповой (родовой) системы социальной организации общества, как в прошлом, так и в настоящем. Исследо­ватель чеченского тейпа М. А. Мамакаев отмечает его устойчивость и сохранение принципов тейповой общи­ны до нашего времени, что позволяет чеченцу гордо заявить: «…я свободный чеченец» (56, с. 7). В середи­не XIX в. чеченское общество состояло из 135 тейпов (57, с. 186). Тейпы были объединены в 9 фратрий или племенных союзов — тукхумов, каждый тукхум воз­главлялся советом старейшин. Высшим органом управ­ления чеченским обществом был совет страны «мех — кан кхел». Глубокий архаизм подобной социальной структуры очевиден, хотя Мамакаев и считает тейпо­вую систему Чечни находящейся в стадии разложения и перехода к новым социально-экономическим отно­шениям. Вся жизнь тейпов регламентировалась обыч­ным правом — адатами. Согласно нормам чеченских адатов, тейп мог объявить кровную месть другому тей­пу за убийство и общественное оскорбление членов данного тейпа. Женщины в решении правовых вопро­сов не участвовали. В настоящее время в горах нахо­дится около 100 тейпов, на равнине живет около 70 тейпов, более урбанизированных, нежели горные.

Таким образом, как отмечает М. А. Мамакаев, че­ченцы «создали законы, обычаи и уклад жизни, которые развили у них сильное чувство национальной индиви­дуальности и целеустремленности» (56, с. 40).

В чем причина столь длительного сохранения арха­ичных социальных структур в Чечне? М. А. Мамакаев справедливо связывает это явление с застойностью феодальных отношений в чеченском обществе, в кото­ром долго и прочно господствовали натуральное хозяй­ство и вековая замкнутость в высокогорной изоляции (56, с. 82).

С XVI в. начинается переселение чеченских тей­пов на предгорную равнину до правого берега Терека, на левом его берегу тогда же возникают казачьи ста­ницы. Но массовое переселение чеченцев с гор на рав­нину, на плодородные земли, начинается с XVIII в., когда возникает аул Чечен (давший название народу в русских источниках). К концу XVIII в. равнина между Сунжей и реками Гехи и Хулхулау уже плотно заселена чеченцами, которые осваивают также сред­нее течение рек Аксай, Яман-су, Ярык-су, Акташ. Эта часть чеченцев получила название ауховцев. В целом же XVIII в. прошел под знаком переселения и освое­ния чеченцами предгорной равнины, что способствова­ло росту их хозяйства (в первую очередь земледелия), но не привело к ликвидации архаичной общественной структуры в лице тейпов. Последние существуют и сейчас, во многом определяя социальные ориентиры и поведение членов тейпов.

Письменных источников по истории чеченцев до XVI в. очень мало, и частично мы уже затрагивали их. В русских документах XVI-XVII вв. они упоминаются еще не как монолитный этнос, а по обществам: Мич — кизы, Шубут, Мсрсджой, Мулкой, Шатой и т. д. Харак­терно, что чеченцы не имели своих князей или беков, ханов, что указывает на слабость развития феодаль­ных отношений у них и на сохранение устоев родового строя. «Существенные перемены в социальном облике Чечни произойдут позже, под влиянием Кавказской войны, а затем — капиталистической экономики Рос­сии», — пишут современные историки М. М. Б лиев и В. В. Дегоев и далее отмечают устойчивость и консер­вативность тейповой системы: «наличие в Чечне тей­повых колхозов и даже райкомов партии — весьма эк­зотическое свидетельство прочности тейпового обще­ственного уклада» (43, с. 85). Указанная устойчивость и консервативность архаических социальных институ­тов в Чечне и активное воздействие идеологии мусуль­манства на этнопсихологию народа являются важны­ми составляющими в понимании современной Ичке­рии.

В ходе Кавказской войны Чечня активно участво­вала в борьбе против Российской Империи, вместе с Дагестаном составляя этносоциальную среду этой борьбы на Северо-Восточном Кавказе и основу фанатичного мусульманского движения мюридизма (мюрид — пос­ледователь суфизма и сторонник «джихада», т. е. свя­щенной войны против неверных) (58, с. 41-111). Пред­течей сопротивления русским властям и распростране­нию на чеченцев русских законов и административ­ных порядков послужило начавшееся в 1785 г. дви­жение под водительством шейха Мансура (Ушурмы). Шейх Мансур призывал мусульман Кавказа поднять­ся на «священную войну» и имел вначале успех: наря­ду с чеченцами к движению примкнули группы кумы­ков, кабардинцев, осетинский князь А. Дударов. Воин­ство шейха потерпело ряд поражений, движение стало рассыпаться, а сам вождь вынужден был бежать из Чечни в Закубанье, где в 1791 г. был взят в плен при штурме Анапы и умер в Шлисссльбургской крепости.

Установленная наместником Кавказского края А. П. Ермоловым военно-экономическая блокада горских об­ществ Северо-Восточного Кавказа с целью пресечения постоянных набегов горцев на земледельческие райо­ны Северного Кавказа и Грузии (уже вошедшей в со­став Российской Империи) в 1817 г. привела к круп­ному военному столкновению с дагестанским обще­ством Акуша-Дарго. Разросшийся конфликт охватил большую часть Дагестана, а затем и Чечню. Генерал Ермолов характеризовал чеченцев как народ «дерзкий и опасный» и неоднократно направлял в глубь Чечни карательные экспедиции, громившие непокорные аулы. Особого накала война достигла с выходом на авансце­ну легендарного вождя горцев, имама Чечни и Дагеста­на Шамиля (1798-1871 гг.). При нем был провозгла­шен «газават» — «священная война» против «невер­ных» христиан, а Шамиль, будучи талантливым органи­затором и политиком, создал свое военно-теократичес­кое государство — имамат.

В 1840 г. восстание охватило всю Чечню. В июле этого года состоялось кровопролитное сражение чечен­цев с русскими войсками при речке Валерик, в котором участвовал М. Ю.Лермонтов, писавший:

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили…

Чеченцы проиграли сражение при Валерике, но про­должали сопротивление. Под общим командованием Шамиля в 1841 — 1843 гг. они совместно с дагестанца­ми одержали ряд военных побед. В результате почти весь Дагестан и Чечня оказались под властью Шами­ля. Это было время его наибольших успехов в ходе войны. Но с 1847 г. движение под руководством Ша­миля пошло на убыль: русские войска планомерно продвигались в глубь Чечни и Дагестана, суживая кольцо вокруг Шамиля, а понявшие бесполезность сопротив­ления горцы стали переходить на сторону русских. Пе­решла и Малая Чечня. Дни имамата были сочтены. Загнанный в горы Дагестана Шамиль был взят в плен в ауле Гуниб 25 августа 1859 г. после ожесточенного штурма. Кавказская война на Северо-Восточном Кав­казе закончилась.

Выше уже говорилось о массовом переселении в Турцию адыгов по окончании войны. В переселение включилась часть чеченцев, 22 тысячи человек вли­лись в миграционный поток, но к 70-м годам 5857 че­ченцев вернулись на Кавказ после мучительных ли­шений в Турции.

Присоединение вайнахских народов к России объек­тивно следует оценивать как положительное событие в их истории. Во второй половине XIX в., и особенно после реформы 1861 г. и отмены крепостного права, в России начались процессы быстрого развития капита­листической экономики, формирования общероссийс­кого рынка, подъем культуры. Народы Северного Кав­каза неизбежно вовлекались в эти процессы. Извест­ный историк-кавказовед В. В. Дегоев так оценивает их действие в целом: «Именно в составе России горцы начали быстро выходить из своего «естественного» со­стояния. Появилась устойчивая динамика развития (подч. В. В. Дегоевым). Народная энергия получила новое, небывало широкое поприще для работы — соци­альное, экономическое, духовное… Имперская цивили­зационная плацента взрастила (во второй половине XIX — начале XX в.) первые поколения блистательной гор­ской интеллигенции, представлявшей беспрецедентный феномен духовной истории Кавказа, ярчайший символ пробуждения или, если угодно, раскрепощения творчес­ких сил народов» (61, с. 123). Указанные возможнос­ти и перспективы открылись и для чеченского народа. Сами за себя говорят демографические показатели: в 1867 г. численность чеченцев и ингушей вместе со­ставляла 132449 человек, а по переписи 1897 г. дошла до 270533 человек, т. с. удвоилась за 30 лет. Отмстим, что численный рост чеченцев продолжался, и сейчас

это самый большой народ Северного Кавказа. По пере­писи 1979 г. их было 756 тысяч человек, за 9 лет, прошедших после переписи 1970 г., численность че­ченцев выросла на 143 тыс. человек. В настоящее время численность чеченцев находится в пределах 1 млн. че­ловек (57, с. 231).

В конфессиональном отношении чеченцы являются мусульманами-суннитами, принявшими мусульманство в XVIII в. и частично в XIX в. — во время существо­вания имамата Шамиля. Тоща же в горах Чечни и І. Дагестана возникло упоминавшееся движение мюри — » дизма (или тариката), ориентировавшего правоверных на священную войну «газават» против «неверных», т. е. русских. Эта идеология непримиримой религиозной войны была как нельзя кстати для имамата Шамиля, идеологическим оформлением сопротивления. «Один день войны более ценится богом, чем целый месяц по­ста», — сказано пророком Мухаммедом. В своем призы­ве к чеченцам не покоряться русским, «пока будет су­ществовать небесная твердь», Шамиль исходил из этих идей. Ненависть к русским как к «неверным» мюри­дизмом была возведена в ранг религиозно-политичес­кого догмата (59, с. 177 — 178).

Во второй половине XIX в. у чеченцев и ингушей появилась исламская секта зикристов — сторонников аскетического учения зикр («воспоминание о боге»). Основателем этой секты, существующей до сих пор, был шейх Кунта-хаджи из аула Элисхан-юрт Гудермесского района. Последователи Кунты проводили групповые сборы с исступленными плясками и песнопениями, в том числе воинственным круговым танцем.

Главным очагом и штаб-квартирой зикристов стало с. Шали (59, с. 159). В районе Шали Кунта-хаджи был схвачен 3 января 1864 г. и отправлен в ссылку в Новгородскую губернию. После поражения движение зикристов надолго ушло в подполье, став легальным при режиме генерала Джохара Дудаева.

После окончания Кавказской войны царские влас-

ти установили в Чечне и Ингушетии режим, официаль­но именуемый военно-народным правлением. Образо­вались три параллельных суда: административный (ус­тановленный русскими властями), словесный горский и суд по адатам (обычаям). Решение административно­го суда не освобождало виновного, в случае тяжелого преступления, от кровной мести по адатам (62, с. 366). Глубоко архаичный обычай кровной мести, не преодо­ленный мерами «сверху», продолжает существовать в несколько стертых формах и сейчас одновременно с тейповой системой. В условиях активной криминали­зации современного чеченского общества сохранение обычая кровной мести, способной вызвать столкнове­ние целых тейпов, является едва ли не главным сдер — — живающим фактором.

Здесь будет уместно вспомнить о башенной архи­тектуре чеченцев. Боевые башни «воу», отличавшиеся стройностью и элегантностью форм, достигали в высо­ту 20 м и имели до 4-х этажей, соединявшихся дере­вянными лестницами. Нижний этаж делался глухим, и, подняв входную лестницу на второй этаж, защитники башни оказывались в безопасности. Башни — харак­терная и неотъемлемая черта как чеченского, так и ингушского ландшафта. В них укрывались в случае любой опасности, и часто при кровной мести. Некото­рые башни с окружающими их пристройками и стена­ми составляют подлинные средневековые замки (Па — коч, Алдам-Гези, Аршауг, замок Евлоевых в Ингушетии и др.). Интересны иные виды вайнахского народного зодчества — каменные языческие святилища и склспо — выс некрополи, иногда составляющие целые «города мертвых» (Малхиста, Майсты и т. д.). Вайнахские стро­ители башен получили известность на Кавказе, и их приглашали строить боевые башни на территории Ту- шетии, Хсвсурстии, на Военно-Грузинской дороге (Ана — нури). Характерная черта вайнахских построек — пи­рамидально-ступенчатые перекрытия (52, с. 59-80; 55, с. 236-253).

После Октябрьской революции 1917 г. Чечня вош­ла в состав провозглашенной 20 января 1921 г. Горс­кой республики, но 1 декабря 1922 г. вышла из Горс­кой республики и образовала Чеченскую автономную область. В декабре 1936 г. Чечня и Ингушетия были объединены в Чечено-Ингушскую АССР, ликвидирован­ную в 1944 г. в связи с массовой депортацией вайна­хов в Среднюю Азию. Вопрос о причинах депортации вайнахов, а также балкарцев, карачаевцев и калмыков в разгар Великой Отечественной войны, до сих пор объективного освещения и адекватной оценки в исто­риографии не получил. Существующие в местных пуб­ликациях выводы о геноциде этих народов представ­ляются односторонними и не показывающими подлин­ной картины событий: в печати прошли данные о том, что ещё в 20 — 30-х годах в Чечне и Ингушетии при­ходилось проводить полномасштабные военные опера­ции против формирований боевиков. В ходе битвы за Сталинград в 1942 г. несколько дивизий (очень нуж­ных на фронте) приходилось держать в Чечне (63, с. 17). Проблема устойчивой чеченской оппозиции по от­ношению к России сложна и неоднозначна и требует специального комплексного, строгого исследования, ко­торого в историографии до сих пор нет. Возвращение чеченцев на родину и восстановление республики со­стоялись в 1957 г. Без преувеличений можно сказать, что с этого времени началось наиболее интенсивное развитие Чечни — как экономическое, так и культур­ное. На высоком уровне находились добыча высокока­чественной нефти и производство нефтепродуктов, уже в 1958 г. общий объем промышленной продукции Че­чено-Ингушетии по сравнению с 1940 г. увеличился в 2,5 раза. Быстрыми темпами отстраивалась и перестра­ивалась столица республики г. Грозный, ставший не только экономическим, но и культурным центром с национальным университетом, театром, издательствами, творческими и научными организациями и т. д. Сфор­мировалась чеченская интеллигенция, ликвидирована массовая неграмотность (в 1920 г. грамотных в Чечне было 0,9%) (62, с. 371).

Качественно новый этап в истории Чечни начался летом 1991 г., когда на фоне «парада суверенитетов», приближающегося распада СССР в условиях тяжело­го системного кризиса, на общенациональном съезде (конгрессе) чеченского народа было объявлено о вы­ходе Чечни из СССР и Российской Федерации. Выс­шим органом власти стал исполнительный комитет ОКЧН во главе с его председателем отставным генера­лом Джохаром Дудаевым. В начале сентября воору­женные гвардейцы Дудаева захватили здания Совета Министров, радио и телецентра, а 6 сентября силой ра­зогнали Верховный Совет республики. Фактически это был государственный переворот, вскоре узаконенный поспешно проведенными выборами парламента и пре­зидента Чечни в условиях военного положения. Пре­зидентом стал Д. Дудаев. Решение съезда народных де­путатов РСФСР о непризнании этих выборов уже не имело для Чечни никаких последствий: режим Дудае­ва, не признанный «де юре», стал независимым от Мос­квы «де факто». Президент РСФСР издал указ о вве­дении на территории Чечни с 7 ноября 1991 г. чрезвы­чайного положения. Понимая, что реализация данного указа поведет к войне, Верховный Совет РСФСР указ отверг. Война не началась. Но она была лишь отсро­чена.

В 1992 г. Чечня находилась в тисках жесточайше­го экономического кризиса: добыча нефти по сравне­нию с 1980 г. сократилась вдвое, а общий объем произ­водства за год упал почти на 60 %. Из республики выехало много русских, в основном занятых в про­мышленности. Резко возросла и без того высокая без­работица среди чеченского населения, не находившего себе применение. Отсутствие легальных источников существования для массы населения, и в первую оче­редь молодежи, обусловила резкий рост криминальных явлений в чеченском обществе. Они вышли за админи — стративныс границы «суверенной» Чечни, переимено­ванной в Ичкерию. Чечня превратилась в своего рода отстойник для криминального мира всей Российской Федерации, где можно было укрыться от уголовного преследования: законы РФ на территории Ичкерии не признавались и не действовали. Чечня стала опасней­шей болевой точкой РФ, угрожающей се политической и экономической стабильности. Попытки центральных властей вступить в переговоры с дудаевским режимом были провалены.

В декабре 1994 г. Б. Н. Ельцин издал указ о «наве­дении конституционного порядка» в Чечне. Навести «по­рядок» предусматривалось с помощью федеральных войск, вступивших в Чечню. Война началась. В Рос­сии она была непонятной и крайне непопулярной, в Чечне вызывала волну национал-патриотического подъема, укрепившего режим Дудаева и его лично, как непримиримого вождя чеченского сопротивления. Ре­зультаты двухлетней войны 1994-1996 гг. известны: федеральные войска были выбиты из Грозного и по­терпели поражение (57, с. 13), опыт затяжной и бес­славной войны в горах Афганистана российских поли­тиков и генералов ничему не научил, тяжелые жертвы оказались напрасными. Россия получила на своем юге мятежную территорию и целый узел политических и экономических проблем, мирное решение которых в близком будущем не просматривалось. От имени пра­вительства РФ А. Лебедь подписал документ об «от­ложенном» до 2003 г. суверенитете Чечни, что явилось полупризнанием чеченского режима. После гибели в ходе войны Д. Дудаева президентом Чечни стал А. Мас- хадов. Не вызывало особых сомнений стремление но­вого президента к обузданию преступности, установле­нию государственного порядка и созданию более при­влекательного облика Чечни для международного со­общества и инвесторов (особый удар по их восприя­тию Чечни был нанесен в 1998 г. зверским убийством четырех англичан, осуществлявших в Чечне гумани-

тарную помощь (64), и взятием в заложники француза Коштеля). Но режим Д. Дудаева и два года войны пре­образили Чечню и вывели на поверхность такие силы, преодолеть которые даже легитимной власти оказалось чрезвычайно сложно.

В плане политическом — это проблема так называ­емых полевых командиров, имеющих свои хорошо во­оруженные, обладающие боевым опытом формирова­ния. Это реальная сила, с которой приходилось счи­таться А. Масхадову, и она не была склонна подчи­няться президенту, а президент и правительство были не в состоянии овладеть ситуацией в своем государ­стве. Ярким примером сказанному может быть небе­зызвестный С. Радуев. Другой неразрешимой полити­ческой проблемой Чечни-Ичкерии является ее неприз­нание мировым сообществом.

В плане экономическом положение еще более слож­ное. Хозяйственная разруха не преодолена и не мо­жет быт преодолена без мощных инвестиций Моск­вы, но последняя предоставить их была не в состоя­нии. Незанятость населения дала новые импульсы росту криминальности, к чему следует добавить мас­су оружия на руках свободных после войны боеви­ков, привыкших воевать. В печати есть сведения о том, что в мае 1992 г. министр обороны Российской Федерации П. С. Грачев приказал командующему Се­веро-Кавказским военным округом выделить 50% ору­жия, имеющегося в Чечне, в распоряжение Д. Дудае­ва. На деле же в руках Дудаева оказалось 90% ору­жия российских войск. Так Москва собственными руками произвела милитаризацию Чечни, хотя было нетрудно предвидеть, что милитаризация и создание в Чечне своей армии будут направлены против россий­ских интересов (57, с. 16). Но, как известно, за эти антигосударственные акции ответственности никто не понёс: новому московскому режиму была нужна ма­ленькая победоносная война. Но она не получилась, и получиться не могла.

Государственные законы в Чечне не действовали, а восстановленный шариатский суд, существовавший еще во времена Шамиля, неконституционен и несет в себе идеи шариата, в том числе священной войны против «неверных». В начале февраля 1999 г. под давлением полевых командиров «бячча» и лидеров тейпов «тай — пан хьалханча» А. Масхадов ввел в Чечне шариатское правление, отменив этим парламент и конституцию, при­нятую при Д. Дудаеве. Таким образом, продолжался отход от принципов строительства светского государ­ства, и движение Чечни к принципам военно-теократи­ческого государства, основанного на архаичных сред­невековых нормах права и общественной жизни. Это — движение вспять.

В связи со сказанным в современном чеченском об­ществе произошла феноменальная реанимация обыча­ев и традиций. Ранее существовавшая в более или ме­нее латентной (скрытой) форме тейповая система орга­низации внутренней жизни и обычай кровной мести об­рели «второе дыхание». Возродилась так называемая «набеговая система» как своеобразная форма эконо­мики — набеги на поезда, соседей с целью грабежа и угона скота и т. д. — система, в свое время породившая военно-экономическую блокаду Чечни и Дагестана со стороны царской России и приведшая к Кавказской войне. Историк Д. А. Напсо приводит следующую ста­тистику: только в 1993 г. чеченскими мародерами было совершено нападение на 659 поездов, разграблено око­ло 4 тыс. вагонов и контейнеров на общую сумму 11,5 млрд. рублей. При помощи фальшивых авизо и иных способов в России похищено денежных средств почти на 4 триллиона рублей. За 1991 — 1994 гг. из России в Грозный перекачано от 20 до 30 млн. тонн нефти на переработку. Половина этой нефти перекачана за ру­беж, откуда Дудаеву шли доллары (65, с. 180).

По признанию других авторов, «В Чечне не сложи­лось даже зачатков гражданского общества… оппози­ция сдавала свои позиции, уезжая в другие регионы

России, преимущественно в Москву… специфика со­циального устройства чеченского общества заключает­ся в его традиционном, патриархальном характере. Главное не кто ты, а чей ты (речь о тейпах. — В. К.). Этническое поглотило социальное» (66).

Мало того, возродился дикий средневековый промы­сел захвата людей для их последующей продажи через денежный выкуп, что мало чем отличается от работор­говли. Факты общеизвестны. Все это приводит к выво­ду о глубоком и непреодоленном консерватизме и тради­ционализме значительных слоев чеченского общества, о сохранении архаичных общественных институтов и — в общецивилизационном плане — об отсталости этого об­щества и, к сожалению, живучести в нем норм трайба­лизма. Возможно, сюда же следует относить и культ силы и оружия, воинской неустрашимости и доблести «ры­царей Кавказа». Не случайно в виде государственного символа Чечни избрано изображение волка. Трайбализм как норма внутренней структуры современного чеченс­кого общества сформулирована современным чеченским идеологом и бывшим вице-премьером Чечни в прави­тельстве 3. Яндарбиева Хож-Ахмедом Нухаевым (жи­вущим в эмиграции). Согласно Нухаеву, Чечня должна быть разделена на равнинную и горную части. В рав­нинной части будут жить чеченцы-прагматики, ориен­тирующиеся на Москву, в горной части будут жить нох — чи — независимый народ, состоящий из тейпов и тукху — мов и подчиняющийся только своим архаичным тради­циям и нормам Корана (67; 68, с. 168 — 189). Таким образом, чеченский народ или значительная его часть зовут не вперед по пути интеграции в мировое сообще­ство, а назад и фактически — в изолированную горную резервацию, в первобытную архаику!

Чеченский народ переживает сложный и во многом трагичный период своей истории. Специфика этой истории, особенности чеченского менталитета и этнопсихологии должны учитываться при решении любых воп­росов, связанных с мятежной республикой РФ. Ка — жстся очевидным, что путь в лучшее будущее чеченс­кого народа ничем не отличается от пути, которым идут все — только через просвещение, культуру, науку, через включение в российскую и мировую экономику и ци­вилизацию может быть создана миролюбивая и ста­бильная Чеченская республика.

б) Народы Дагестана. Наиболее характерная черта Дагестана, прилегающего к Каспийскому морю — его полиэтничность, здесь живет более 30 народно­стей и этнографических групп, говорящих на различ­ных языках с многочисленными диалектами и говора­ми. Видимо, по этим причинам Дагестан издавна был известен как «страна гор» «гора языков». Население Дагестана по переписи 1979 составляло 1,657 тыс. человек. Наиболее крупные народы — это аварцы (577 тыс. чел.), лезгины (250 тыс. чел.), даргинцы (332 тыс. чел.) и кумыки (267 тыс. чел.), тогда как цахуры насчитывают всего 6,3 тыс. человек, агулы — 12 тыс. человек (69, с. 24; 70), а кубачинцы населяют один аул Кубачи. В языковом отношении народы Дагестана могут быть разделены на три группы: народы иберо­кавказской языковой семьи, носители тюркского и иран­ского языков. Численно преобладают народы первой группы. Это аварцы, даргинцы, лезгины и лакцы, их языки считаются родственными. Интеграции и консо­лидации народов Дагестана издавна мешали естествен­но-географические условия высокогорной изоляции и экономической неразвитости при почти полном господ­стве натурального хозяйства. Процесс этнической кон­солидации ускоренным темпом наблюдается в совет­ский период, когда основой данного процесса выступи­ли аварцы — вокруг них консолидировались народно­сти андийской-дидойской этнических групп (андийцы, ахвахцы, ботлихцы, бежтинцы, дидойцы и др.). Вокруг Даргинцев происходила консолидация кайтагов и ку — бачинцсв, к лезгинской группе примыкают языки агу — Лов, рутульцев, табасаранцев и цахуров.

Тюрки Дагестана представлены кумыками, в райо­не Дербента азербайджанцами и ногайцами в Бабаюр — товском районе. Ираноязычной народностью являются горские евреи таты.

Этническая раздробленность и изолированность сто­летиями порождали не только экономическую отсталость, но и политическую разобщенность. В XVII-XVIII вв., т. с. к началу Кавказской войны и завоевания Дагеста­на Российской Империей, Дагестан не представлял еди­ной политической системы. Он состоял из ряда фео­дальных образований (Эндреевскос владение, Тарков — ское шамхальство, Кайтагское уцмийство, Аварское и Дербентское ханства и др.) и множества относительно независимых союзов сельских общин («вольных об­ществ»), что облегчило покорение Дагестана Россией. Уровень развития феодальных отношений в разных районах страны был неодинаков. Живучи были пере­житки родового строя, прежде всего выражавшиеся в сохранении кровного родства в тухумах — родах (см. выше у чеченцев).

С началом Кавказской войны в 1817 г. началась политическая консолидация народов Дагестана, дикту­емая напряженной борьбой с внешней опасностью за­воевания Россией. Она воплотилась в создании воен­но-теократического государства под зеленым знаменем ислама-имамата, возглавляемого имамом Чечни и Да­гестана Шамилем. Шамиль по сей день у горцев счи­тается легендарной личностью, и, следует заметить, — по праву. После своего пленения в 1859 г. в ауле Гу — ниб Шамиль жил в г. Калуге под надзором русских властей и особенно сблизился с семьей Чичаговых. М. Н. Чичагова, хорошо знавшая Шамиля, говорила о нем: «Жизнь этого героя, так храбро и стойко выдержавше­го двадцатилетнюю борьбу с могущественною Россией, полна изумительных эпизодов отчаянной храбрости, тяжких испытаний и лишений. Одаренный гениаль­ным умом, он управлял своим диким народом не только с беспощадной строгостью, которую он считал необхо — димостыо, но имел сильное нравственное влияние на него, служа ему примером безукоризненной честности и строгой нравственности. Его подданные боялись его, страшились его гнева, но веровали в его непреклонную силу воли, удивлялись его мужеству, его обширному уму» (60, с. 8). Несомненно, Шамиль был истинно ха­ризматическим вождем для горцев. После разгрома Шамиля вместо ханско-бскского управления царское правительство ввело в Дагестане военно-народное уп­равление. Народы Дагестана втягивались в русло рос­сийского капиталистического развития и рынка. В то же время продолжали сохраняться архаичные обще­ственные семейные порядки, основанные на обычном праве — адате и нормах шариата.

После Октябрьской революции 1917 г. начался но­вый этап в развитии государственного устройства Да­гестана: 20 января 1921 г. образована Дагестанская АССР в составе РСФСР с центром в г. Махачкала. В Дагестане, наряду с экономическим подъемом, произош­ла подлинная культурная революция. Почти полнос­тью ликвидирована неграмотность, на основе русского алфавита создана письменность на аварском, даргин­ском, лакском, лезгинском, табасаранском языках. Фун­кционируют местные издательства и периодическая печать на основных национальных языках, открыты национальные театры, сформирована национальная интеллигенция. В 1949 г. был открыт Дагестанский филиал Академии наук СССР, в 1957 г. — Дагестан­ский госуниверситст (62, с. 414 — 416).

В настоящее время Дагестанская АССР переиме­нована в Республику Дагестан, сохраняющую террито­риально-административное единство в составе Россий­ской Федерации. Однако в последнее время в Дагеста­не проявились политические течения крайне экстре­мистского толка, призывающие к «освобождению» от «русско-фашистского ига» и войне под руководством нового имама против России. Наиболее радикальным и агрессивным идеологом необходимости новой Кавказ — ской войны выступил некто Магомет Тагасв — автор изданной в Киеве книги «Наша борьба» (71). Если к этому добавить факт проникновения и распростране­ния в Дагестане мусульманского движения ваххаби­тов из Саудовской Аравии, сложность и неоднозначность общественно-политической ситуации в республике ста­новится очевидной.

Рамки предлагаемой работы не позволяют даже кратко характеризовать все народы и этнографические группы Дагестана. Остановимся на трех наиболее круп­ных народах — аварцах, лезгинах, даргинцах, и коснем­ся маленькой, но исторически интересной этнографи­ческой группы кубачинцсв. Все они принадлежат ибе — ро-кавказской языковой семье.

Аварцы. Наиболее крупный народ Дагестана, насе­ляющий горную часть республики. Кроме того, аварцы (40-50 тыс. чел.) живут в Закатальском и Белоканс­ком районах Азербайджана. Аварцы — древний автох­тонный народ Дагестана, уже в VII в. упоминаемый в «Армянской географии» Анания Ширакаци под именем савиров (такая точка зрения существует (72, с. 31), хотя доказанной и принятой ее считать нельзя). Разно­речивые мнения в литературе высказаны и относительно возможного древнего родства современных аварцев со средневековыми тюркоязычными кочевниками-авара — ми. Дагестанские аварцы не тюркоязычны, и речь мо­жет идти только о сходстве этнонимов.

Раннссрсдневековые арабские писатели знали о стра­не Сарир в горном Дагестане с центром в Хунзахе. Правителя этого царства источники называют Сахиб — ас-Сарир («обладатель царства трона», «владетель тро­на») или «малик Авар». Имеется в виду не название народа (самоназвание «маарулал» — горцы), а назва­ние правящей династии, постепенно перешедшее в на­звание всего народа. Царство Сарир в ІХ-ХІ вв. было сильным, находилось в союзе с царством Алан и воева­ло с Хазарисй. Нет особых сомнений в том, что имен-

но жители царства Сарир были предками современных аварцев.

По сообщению ширванского историка Мухамеда Ра­фии, описавшего историю Дагестана X-XIV вв., владе­тель области Авар — «сильнейшего из городов Дагеста­на» — собирал дань с жителей всего Дагестана «раз­личного рода имуществом — наличными деньгами, зер­ном, баранами, крупным рогатым скотом, тканями, пло­дами и другими продуктами, даже куриными яйцами» (73, с. 98). В XIII-XVI вв. начались притязания Ира­на и Турции на господство в Дагестане, но аварские ханы сохраняли свою независимость. Наиболее круп­ным ханом Аварии конца XVI — начала XVII вв. был Умма-хан.

В XVI в. Авария вступила в связи с Россией, но Кавказская война надолго эту связь нарушила. Ава­рия стала фактически базой движения Шамиля. Сам Шамиль был по происхождению аварцем и родился в 1797 г. в ауле Гимры. Но Авария не сразу полностью подчинилась Шамилю и примкнула к его движению: за неповиновение правившая тогда в Аварии ханша Паху-Бике и двое ее сыновей были убиты во дворце в Хунзахе, а аулы Хунзах, Чох и другие разорены. Сколо­ченный железной рукой и волей Шамиля имамат стал государством с неограниченной светской и духовной властью имама, со своей администрацией, налогами, наградами и т. д. В течение почти 25 лет, то одерживая победы, то терпя жестокие поражения, Шамиль со сво­ими наибами и мюридами стойко боролся с огромной Российской Империей. В августе 1859 г. русские вой­ска штурмом взяли высокогорный, казавшийся неприс­тупным аул Гуниб и пленили Шамиля, как говорилось выше. Со своей семьей он был выселен в Калугу. Па­мять о Шамиле жива в Дагестане и сегодня; впрочем, и в России любой образованный человек знает его имя, несмотря на попытки советской конъюнктурной исто­риографии 50-х годов объявить его «английским аген­том».

Аварский язык состоит из многих говоров, объединя­емых в североаварскос и южноаварское наречия. В ос­нову аварского литературного языка лег так называемый болмац — «войсковой» или «общественный» язык (62, с. 440). Вторым языком аварцев, как и других дагестан­ских народов, стал русский язык — инструмент междуна­родного общения. В результате культурной революции сложилась аварская литература, основоположником ко­торой признан по праву Гамзат Цадаса, а наиболее яр­ким представителем является знаменитый поэт Расул Гамзатов — носитель народной мудрости и тонкий лирик.

Аварцам этнически близки 13 горных этнографи­ческих групп, проживающих также в западной части Дагестана. Эти группы малочисленны: наиболее круп­ная группа андиев насчитывает 8 тыс. человек, чис­ленность дидосв или бежтин — от 1 до 3,5 тыс. чело­век. Названные 13 групп отличаются друг от друга по языку, но, как было сказано выше, — они консолидиру­ются вокруг аварцев и в относительно недалекой исто­рической перспективе сольются с ними.

Лезгины. Второй по численности народ Дагестана, проживающий в юго-восточной части республики и в сопредельных районах Азербайджана (Кубинский и Ку — сарский районы). Самоназвание народа «лезгаяр». Лез­гины — один из древних аборигенных народов Кавка­за: уже вів. н. э. греческий географ Страбон знал «скифское» племя легов, живущих между амазонками и албанцами (12, с. 477; Кавказская Албания соответ­ствует современному Азербайджану, следовательно, леги помещались севернее последнего). Арабские источни­ки ІХ-Х вв. помещают в верховьях р. Самур и южнее племена лакз, «царство лекзов», а в «Армянской геогра­фии» VII в. рядом с дидойцами упомянуты леки (впро­чем, представители этого племени могли быть отдален­ными предками не только лезгин, но и лакцев). В ходе арабского нашествия на Дагестан в VIII в. лезгины были обращены в ислам, арабские куфические надписи (например, в с. Ахты — 74, с. 68) свидетельствуют о прочности позиций ислама и бытовании арабской пись­менности не позже XIV в. Надписи говорят также о древности многих дагестанских горных селений, на­считывающих долгие века своего существования.

Находясь на южной границе Дагестана, лезгины по­стоянно подвергались внешней опасности. В XVI-XVII вв. им пришлось бороться против персидской и турец­кой агрессии, особенно против вторжений персидского шаха Надира в XVIII в. Это противостояние усугубля­лось тем, что в политическом отношении лезгины не были объединены и преимущественно входили в неза­висимые «вольные» общества Дагестана. Лишь в нача­ле XIX века в долине Курах-чая и низовьях Самура образовалось самостоятельное Кюринское ханство с центром в с. Курах. В 1812 г. это ханство вошло в состав России. Тогда же российское подданство при­няли и верхне-самурские «вольные» общества лезгин. В ходе Кавказской войны Шамиль делал неоднократные попытки привлечь лезгин на свою сторону, в 1848 г. он вторгся в долину р. Самура, но был отбит русскими войсками и лезгинами.

С лезгинами и аварцами связано возникновение в XVII в. такого характерного для Дагестана и Чечни явления, как так называемая набеговая система — на­леты вооруженных конных отрядов горцев на земле­дельческие районы Восточной Грузии (Кахстии) с це­лью грабежа и захвата заложников для последующей их продажи. В Грузии это явление получило название «лекианоба». Типичным примером «лекианобы» может послужить набег горцев на имение Цинандали в 1854 г., когда в заложники были захвачены княгини А. И.Чав- чавадзе и В. И. Орбслиани с детьми (75, с. 183 — 188). В условиях разложения родового строя и наличия от­ношений типа «военной демократии» набеговая систе­ма как формационное явление стала своеобразной формой экономики. Согласно современным исследова­ниям историков М. М. Блисва и В. В. Дегоева, перене — ссние действий набеговой системы из Закавказья на север Кавказа, где появилось русское население, послу­жило глубинной причиной начала Кавказской войны (хотя, очевидно, не единственной).

Язык лезгин относится к лезгинской группе дагес­танских языков. В нес входят также языки табасаран­ский, агульский, рутульский, цахурский, хиналугский. Культурная революция в советский период привела к созданию лезгинской письменности на русской графи­ческой основе и к возникновению лезгинской литерату­ры. Классиком ее стал народный поэт Сулейман Сталь — ский. Создан лезгинский национальный драматический театр, сформировалась лезгинская интеллигенция.

Даргинцы. Согласно лингвистической классифи­кации, в этом консолидирующемся из собственно дар­гинцев, кайтагов и кубачинцев народе различаются со­ответственно даргинский, кайтагский и кубачинский диалекты (62, с. 467). Собственно даргинский язык имеет ряд наречий: акушинское, урахинское, цудахар — ское. Акушинское наречие положено в основу совре­менного даргинского литературного языка, им пользу­ются кайтаги и кубачинцы как языком школы, пись­менности и литературы. Самоназвание даргинцев — дарганти (ед. число — дарган).

Территория обитания даргинцев — средний Дагес­тан, обладающий весьма пересеченным ландшафтом (районы Акушинский, Ссргокалинский, Дахадаевский, отчасти Левашинский и Цудахарский районы). Запад­ная граница территории даргинцев пролегает по реке Казикумухскос Койсу. Наиболее высокогорные селе­ния находятся на высоте до 2000 м над уровнем моря (напр., селения Чирах, Ургани, Бугри), селения Цуда — хар, Акуша, Ходжал-Махи на высоте 1100-1300 м. Со­седями даргинцев являются: на западе аварцы и лак­цы, на востоке и севере кумыки, на юге лезгины.

Современный даргинский этнос впервые упомина­ется в раннссредневсковых арабских источниках под

именем «хайдак» или «кайтаг». Крупный востоковед В. Ф. Мииорский полагал, что это название происходит от названия высшего класса общества, состоявшего из при­шельцев, и восходит к ІХ-Х вв. Тогда же, при арабах, владетели Кайтага основали Кайтагское уцмийство, про­существовавшее до присоединения Дагестана к Рос­сии. Столицей уцмийства стало селение Калакорсйш, но в XIV в., когда уцмийство усилилось, столица была перенесена в Маджалис. Находившиеся в большей или меньшей зависимости от уцмиев высокогорные «воль­ные общества» часто соединялись в военные союзы. Наиболее значительными союзами были Акуша-Дарго, Уцуми-Дарго, Каба-Дарго, Сиргха (62, с. 469). Наибо­лее сильным и независимым объединением даргинцев был союз Акуша-Дарго, одним из первых вступивший в Кавказскую войну в 1817 г. при установлении военно — экономической блокады Дагестана царской Россией. Поскольку даргинцам не хватало пахотных земель и пастбищ, жизнь заставила их развивать местные кус­тарные производства, специализированные по отдель­ным селениям. Используя исключительно ручной труд, горцы достигли высокой степени технологического и эс­тетического совершенства в обработке металлов, кам­ня, дерева, кожи, изготовлении войлочных и тканевых изделий, изящных вышивок в стиле национального ор­намента и т. д. Здесь в качестве примера уместно на­звать знаменитое селение Кубачи с его традиционной ювелирной металлообработкой.

Кубанипцы. Этнографическое подразделение дар­гинцев со своим диалектом и в древности, очевидно, бывшее самостоятельной племенной группой. Самоназ­вание — урбуган. Кубачинцы — древний аборигенный народ Дагестана, в восточных источниках известный как Зирихгеран («мастера кольчуг»). Арабский автор X в. ал-Масуди говорит, что владение Зарикаран назы­вается так потому, что «большинство из них делает кольчуги, стремена, уздечки, мечи и другие роды оружия

65

3 Заказ № 1610

из железа. Они исповедуют различные религии: ис­лам, христианство и иудейство. Их страна гористая, и это защищает их от соседей» (26, с. 203). Другой арабский писатель XII в. ал-Гарнати к приведенному ассортименту изделий кубачинцев добавляет «различ­ные виды медных изделий», причем уже тогда отмеча­ет профессиональную специализацию всех жителей села: «Жены их, дети их, слуги и служанки их — все они заняты в производстве этих изделий и нет у них обра­батываемых земель (пашен) и садов».

Благодаря узкой специализации кубачинцы выра­ботали традиции мастерства и свой самобытный стиль, передаваемые из поколения в поколение и дошедшие до нашего времени. Высокое качество продукции про-. славило Кубачи, и есть сведения о том, что во время итальянской экспансии на Кавказ в XIII-XV вв. гену­эзские купцы с побережья Каспия проникали в Куба­чи — возможно, для закупок местных изделий из ме­таллов и их вывоза на Запад. Кубачинскис изделия, покрытые чеканным узором с применением гравиров­ки по металлу, чернения и золочения, украшают экспо­зиции и фонды многих музеев России и Европы. Тех­нологические приемы и искусствоведческие оценки ку- бачинского ювелирного производства приведены в спе­циальных исследованиях этнографа Е. М.Шиллинга и искусствоведа Э. В. Кильчевской (77).

В конце XIV — начале XV вв. Зирихгеран-Кубачи попал под влияние Кайтага и стал его частью. Высо­кое мастерство кубачинцев продолжало развиваться после вхождения в состав Российской Империи, когда их продукция стала выходить на общероссийский, а после революции 1917 г. на всесоюзный рынок. В 1923 г. в Кубачах основана артель, затем производственный комбинат «Художник», неоднократно участвовавший в крупных художественных выставках. Ажурная и изящ­ная продукция кубачинских мастеров по металлу не­изменно вызывала восхищение, а великий и мудрый поэт Дагестана Расул Гамзатов писал:

Тайну кубачипского искусства Не ищите в нитках серебра.

Носят тайну этого искусства В сердце кубачинцы — мастера.

Говоря о Дагестане, мы не можем не упомянуть о «воротах ворот», «железных воротах» средневековых писателей — городе Дербенте. Он был основан в V — VI вв. и принадлежит к числу самых древних городов Российской Федерации. Могучую крепость Дербента в VIII в. завоевали арабы, и с тех пор этот город стал очагом распространения ислама в Дагестане. В 1722 г. Дербент во время персидского похода посетил царь Петр I. Сейчас Дербент — настоящий город-музей и историко-культурный заповедник (78, 79).

Мы кратко познакомились с народами иберо-кав — казской языковой семьи — коренными насельниками Северного Кавказа. Их корни уходят в глубочайшую древность и прослеживаются (хотя и пунктирно) до III тыс. до н. э., но теоретически не исключено, что они со временем будут углублены до эпохи неолита. Здесь обширное и увлекательное поле деятельности для ар­хеологии и палеоантропологии — наук, на Северном Кавказе развитых еще недостаточно. Но уже сейчас выдающимся антропологом В. П. Алексеевым сделано принципиально важное заключение: на Кавказе «эле­ментарные единицы расового членения совпадали с языковыми и этнокультурными, а все процессы этноге­неза были процессами автохтонной дифференциации» (80, с. 142). Сказанное относится к тем кавказским народам, о которых шла речь.

Адыгские народы

Подобно абхазам, адыги принадлежат к числу древ­нейших автохтонных жителей Кавказа, их далекие предки также входили в палеокавказскую этноязыко­вую семью, археологически фиксируемую с III тыс. до н. э. Выше уже говорилось об этом. Общее самоназва­ние адыгских народов — «адыгэ», причем параллельно существовал другой этноним — «черкес», появившийся в XIII в. (полагают, что он возник в среде тюрок, а от них вошел в европейскую и восточную литературу и стал популярным (13, с. 23, прим. 10)). Под именем черкесов адыгские народы вошли в русскую и мировую литературу, хотя в русских летописях они проходят под третьим названием «касоги» (в «Повести времен-

ных лет» под 965 г. говорится о походе князя Святосла­ва: «…и град их Белу Вежю взя и Ясы победи и Касогы» (19, с. 66)), но этот этноним со временем оказался стерт и сейчас применительно к кабардинцам употребляется только осетинами («кашгон»). На основании созвучия номинаций «касоги» и их страны «Касахия» у византий­ского автора X в. Константина Багрянородного (20, с. 175) в литературе была сделана попытка адыгов-касо — гов связать с казаками, якобы происходящими от касо — гов (21, с. 19 — 20). Это явное недоразумение ни на чем не основано, кроме чисто формального созвучия. В дей­ствительности казаки Северного Кавказа представляют собой субэтнос русского народа, сильно смешанный с украинцами (кубанские казаки) и отчасти с горскими народами (терские казаки).

Формирование протоадыгской этнической общнос­ти многие ученые относят ко II тыс. до н. э., связывая с ней дольменную культуру Черноморского побережья и Северо-Западного Кавказа. Некоторые археологи ус­матривают протоадыгов и в носителях так называе­мой майкопской археологической культуры III тыс. до н. э. (22, с. 33), что слишком проблематично: ареал майкопской культуры значительно шире территории протоадыгов, в чем можно убедиться, сопоставив ее с ареалом дольменов — последние два близко совпада­ют. Преемственности же между майкопской культурой и культурой дольменов (более поздней) нет.

Более достоверные сведения о древнеадыгских пле­менах появляются в источниках античной эпохи — в последних веках до нашей эры — первых веках нашей эры. Это синды, керкеты, тореты, фатеи, псессы и другие племена; часть их была известна под общим наимено­ванием «меоты». В современной научной литературе этноним меоты и понятие меотской археологической культуры в большинстве случаев (есть иные мнения) полностью соответствуют ранней адыгской этнической общности, простиравшейся от Черноморского побере­жья до долины р. Уруп, где располагаются восточные

мсотскис городища и могильники. Первые упомина­ния меотов в античных источниках относятся к VI в. до н. э. (23, с. 201). Постоянными степными соседями меотов были ираноязычные скифы и сарматы, между теми и другими существовали контакты и связи, в ре­зультате чего появились памятники смешанной куль­туры, как курганы Семибратние, Келермес и Карагодс- уашх, содержавшие погребения родоплеменной меотс — кой знати. В этих богатейших курганах обнаружена масса высокохудожественных ювелирных изделий, в том числе из золота (24, с. 45 — 88). Судя по этим данным, в меотском обществе существовала заметная социальная дифференциация. В IV в. до н. э. часть меотов была включена в состав Боспорского царства, объединившего греческие города-колонии Северо-Вос­точного Причерноморья (25). Хозяйство у меотских племен было основано на сочетании плужного земле­делия с пастушеским скотоводством при наличии до­вольно развитых ремесел и промыслов.

В эпоху раннего средневековья меоты, прочно ос­воившие плодородные земли Закубанья, вместе с при­черноморскими племенами зихов постепенно консо­лидируются в крупную по тем временам народность — этническую основу современных адыгских наро­дов. Интересные сведения о раннесредневековых ады — гах-кашаках (см. выше) приводит арабский автор X века ал-Масуди: «среди племен этих мест нет наро­да более изысканной наружности, с более чистыми лицами, нет более красивых мужчин и более пре­красных женщин…» (26, с. 206). Кашаки страдают от набегов соседних алан, так как они хотя и много­численны, но политически не объединены. В 965 г. касоги и ясы (осетины) имели столкновение с рус­ским князем Святославом, нанесшим им поражение. К концу X в. рядом с касогами, на Таманском полуост­рове, возникает древнерусское Тмутараканскос кня­жество. Оно находилось в постоянных контактах с адыгами (27, с. 85 — 87).

Огромную роль в истории адыгов и изменении эт­ногеографии края сыграло нашествие монголов в 1237 — 1239 гг. На территории Центрального Кавказа пало раннефеодальное государственное образование Алания, занимавшее плодородные равнины междуречья Куба­ни и Терека. С середины XIII в. они были включены в земли улуса Джучи — государства татаро-монголов Зо­лотая Орда. Безусловно, со второй половины XIII в. Орда устанавливает свой контроль над большей час­тью Северного Кавказа и приступает к строительству здесь городов Маджары (на р. Куме), Нижний и Верх­ний Джулаты (на р. Тереке), ставших для ордынцев опорными пунктами. Часть адыгов и алан, укрывшись в горных ущельях, вела борьбу с монголами. Но до сих пор удовлетворительно нераскрытым является факт массового передвижения касогов из Нижнего и Сред­него Прикубанья далеко на восток вплоть до Чечни. Эта крупная миграция адыгов, по мнению ряда исто­риков, состоялась в период со второй половины XIII по XV вв. (29, с, 196; 30, с. 20 и др.). С этой датой согла­совывалась археологическая датировка кабардинских курганных могильников, определяемая как XIV-XVI вв. (31, с.343-356). Кабардинский археолог А. Х. На — гоев в своей монографии справедливо замечает, что не­обходима конкретизация датировки кабардинских кур­ганов, т. к. проблема эта не решается с желаемой точ­ностью. Но тут же автор говорит о времени возникно­вения основной массы этих памятников на Централь­ном Предкавказье — в XIV в., или «к концу указанного столетия» (32, с.72-73). Таким образом, речь идёт о XIII-XIV вв. даже в самых последних разработках.

Массовое адыгское переселение на восток обычно объясняют чисто экономическими причинами: необ­ходимостью приобретения новых пастбищ для интен­сивно развивавшегося коневодства, которым успешно занимались адыги. Но в таком объяснении содержатся противоречия; самое заметное из них состоит в том, что занимавшаяся переселенцами территория находи­лась в руках ханов Золотой Орды, и они эту террито­рию контролировали. О том, что адыги отвоевывали земли у Орды, никаких сведений нет. В таком случае переселение шло мирным путем с согласия ордынских властей, а адыги, вероятно, приняли на себя обязаннос­ти быть военными союзниками татаро-монголов[1]. Не случайно с татарами Мамая в конце XIV в. выступали и касоги и ясы-осетины. Погребальный инвентарь из кабардинских курганов-свидетельствует, что переселен­цы были хорошо вооруженными воинами, и не удиви­тельно, что Золотая Орда постаралась эту силу сделать своим союзником. Итальянский автор второй полови­ны XV — начала XVI вв. Г. Интериано свидетельству­ет об адыгах — черкесах: «…нет у них ничего доро­же хорошего коня…эти зихи по большей части красивы и хорошо сложены, а в Каире можно встретить людей, отличающихся величественной наружностью между ма­мелюками и эмирами, большинство которых, как было сказано, из их племени. То же самое следует сказать об их женщинах, которые в этой стране в высшей сте­пени гостеприимны и по отношению к чужестранцам» (33, с. 50). Другой итальянский автор, но XVII в., Д’Асколи пишет: «Они (татары) также воздержива­ются ходить в Чиркасию потому, что там очень воин — ствсниый народ… Чиркасия разделена между многими владельцами, ими называемыми бей. Они более склон­ны к междоусобицам, чем христианские владетели, и постоянно воюют из-за краж…» (33, с. 63).

Переселение адыгов далеко на восток Северного Кавказа и освоение ими новых обширных территорий привели к ослаблению внутренних связей и обособле­нию групп переселенцев от адыгских племен, остав­шихся на прежних местах. Поэтому XV-XVI вв. в истории адыгов можно считать переломными — неког­да формировавшееся этническое единство было нару­шено, стали складываться три основных и существую­щих доныне адыгских народа: адыгейцы, черкесы и кабардинцы. Разумеется, приведенная этническая (эт — нонимическая) номенклатура в реальной действитель­ности была сложнее, ибо под общими названиями скры­валось много племенных или локально-территориаль­ных групп адыгов — например, убыхи, бжедухи, абадзе — хи, темиргой, жане и т. п. — со своей индивидуальнос­тью и исторической судьбой. Многие мелкие группы или племена с течением времени ассимилировались более крупными и мощными племенами. После окон­чания Кавказской войны в 1864 г. масса адыгов стала махаджирами — переселенцами в Турцию, как едино­верную мусульманскую страну. Согласно данным Л. Г. Лопатинского (конец XIX в.), в 1864 г. в Турцию пе­реселилось 258 тысяч черкесов, в том числе такие пле­мена, как убыхи и шапсуги, ушли полностью (34, с.5). По современным опубликованным данным через порты Чёрного моря с 1858 по 1865 гг. ушло более 493 тыс. человек (35, с. 207), хотя установить точное количе­ство махаджиров вряд ли когда-нибудь удастся. По­томки махаджиров до сего времени живут в Турции, странах Ближнего Востока и Западной Европы. Это переселение, инспирированное турецкими эмиссарами при заинтересованной позиции российских властей, стало трагедией в исторической судьбе адыгов — до половины махаджиров погибло в пути и в самой Турции.

Познакомимся с тремя современными севсрокав — казскими адыгскими народами: адыгейцами, черкесами и кабардинцами. Это близкородственные народы, хоро­шо осознающие общность своих исторических корней.

Адыгейцы. Численность по последней переписи — 102,58 тыс. человек. Живут преимущественно в Ады­гейской республике с центром в г. Майкоп. Судя по всему, адыгейцы представляют ту часть адыгов, кото­рая не была вовлечена в переселение на Центральный Кавказ и осталась на местах своего исконного прожи­вания в Среднем Прикубанье. Поэтому представляется вероятным, что историю собственно адыгейцев следу­ет начинать с XIV-XV вв. — времени начала диффе­ренциации адыгов на три группы. Начальный этап ис­тории адыгейцев может быть связан с существовав­шим в XIV-XV вв. адыгским феодальным владением Кремух. О нем сообщают итальянские авторы Иоса — фат Барбаро и Георгий Интериано. Согласно Барбаро, страной Кремух управляет государь по имени Бибер- ди, т. е. «богом данный», сын Кертибея, т. е. «истинного властителя». Кремух выставляет до 2000 воинов, изо­билует лесами и плодородными равнинами, хлебом, ско­том и медом (И. Барбаро); у черкесов самое большое и лучшее поселение в глубине страны называется Кро — мух (Г. Интериано). На карте Я. Гастальдо 1548 г. Кремух помещен в среднем течении Кубани в районе нынешнего Майкопа. Принимая данную локализацию Кремуха, отождествляем это феодальное владение ады­гов именно с адыгейской их группой (37, с.29 — 37).

В таком случае, знаменитый адыгский курганный мо­гильник XIV-XV вв. у г. Бслореченск, раскопанный в 1896-1907 гг. Н. И. Веселовским (38, с. 165-213), дав­ший богатую материальную культуру и много импорт­ных вещей (в том числе итальянских), можно геогра­фически и хронологически соотнести с владением Кре­мух и считать Белореченский могильник адыгейским. То же самое можно сказать и о Белореченской церкви, при раскопках которой был обнаружен в 1869 г. склеп с очень богатым погребением и надписью — эпитафи­ей с именем Георгия Пиуперти (37, с. 34). Видимо, Белореченская церковь была главным христианским храмом Кремуха, ибо в нем был захоронен владетель Кремуха Пиуперти, по-адыгски Биберти. Такими нам представляются некоторые ранние страницы из исто­рии современных адыгейцев. Интересно, что имя ады­гейского князя Биберти названо в донесении консу­лов города Каффы в Крыму (соврем. Феодосия) от 16-18 мая 1471 г. (39, с. 94), и это указывает на достоверность сведений Барбаро и на время правле­ния Биберди — вторая половина XV в. Нет сомнений в том, что владение Кремух стояло на пути, соединяв­шем берега Черного и Каспийского морей, и торговало с итальянскими колониями на Черноморском побере­жье и в Крыму.

К адыгским племенам Северо-Западного Кавказа до­вольно рано с территории Абхазии и побережья стало проникать христианство. Активно действовали греко­византийские миссионеры. В списке епархий VIII-IX вв., подчиненных Константинопольской патриархии, под № 85 обозначена Зихская епархия, объединявшая всех христиан-адыгов (40, с. 522). Но центр ее находился в крымском городе Херсонесе. Видимо, Крым играл важную роль в продвижении христианской религии на Северный Кавказ, и это не удивительно: позиции Ви­зантии в Крыму были прочными. С появлением вене­цианцев и генуэзцев в XIV в. начинается вторая поло­вина христианизации Северо-Западного и Центрально­го Кавказа, и на смену византийскому православию приходит экспансия римско-католической церкви. В июне 1367 г. в Константинополе состоялась встреча византийского императора Иоанна Кантакузина с пап­ским легатом Павлом, в ходе которой обсуждался воп­рос о необходимости созыва «кафолического и вселен­ского собора» с присутствием митрополитов из удален­ных епархий — из России, Трапензунда, Алании, Зик — хии (41, с. 330). Католическая пропаганда имела сво­ей базой Крым. В 1320 г. папа Иоанн XXII открыл в городе Кафе (соврем. Феодосии) епископскую кафед­ру, а с 1439 г. католическая кафедра присутствует в Матрегс (Тамань). Но католические миссионеры се­рьезных успехов не добились.

После падения Византийской империи в 1453 г., возникновения на ее развалинах новой империи ту­рок-османов, господство на Черном море и в Крыму переходит к туркам, в Крыму появляется вассальное Крымское ханство. С 1717 г. крымские ханы начали настойчивое распространение на Северо-Западном Кав­казе ислама и добились существенных успехов. Ады­гейцы отошли от христианства и приняли мусульман­ство, хотя ислам, как и христианство, не смог сломить многие народные традиции и культы. Последние весь­ма интересны и колоритны. Так, по свидетельству Л. Я. Люлье, черкесы черноморского побережья поклонялись деревянному кресту в виде буквы Т, прислоненному к дереву, около которого лежат другие подобные кресты, истлевшие от времени (42, с. 122). Тот же автор говорит о развитом пантеоне черкесов: Созерис — покровитель хлебопашцев, т. е. земледелия, Ахин — по­кровитель рогатого скота (скотоводства), Тлепш — покровитель кузнецов (ремесла), Мезитх — бог лесов и т. д. (42, с. 128). Развитыми были и магические пред­ставления адыгов, например, обряд вызывания дождя, существовал широко распространенный у кавказских горцев (не только адыгов) культ огня и очага, культ священных деревьев и рощ. Жрецы избирались из числа почётных стариков (39, с. 266-273).

В 1557 г. адыгейцы одновременно с черкесами и кабардинцами вошли в состав Российского государства, усилившего свое влияние на Северном Кавказе вопре­ки сопротивлению Крымского ханства и Турции. Од­нако политический курс России на Кавказе, установле­ние жесткого административного и правового режима Для вольных горских обществ, с одной стороны, и дей­ствия так называемой «набеговой системы» горцев на русские поселения, — с другой стороны, от отдельных стычек привели к затяжной Кавказской войне 1817- 1864 гг. (43). В этой войне на Северо-Западном Кав­казе активно участвовали адыгские народы, в том чис­ле адыгейские племена. С взятием Анапы в 1828 г. Россия, отбросив турецкие войска с побережья, овла­дела ключевой позицией для продвижения в Адыгею. Усиление позиций России на Кавказе было зафиксиро­вано Адрианопольским мирным трактатом 1829 г. — Турция отказалась от вмешательства в дела на Кав­казе. Но война на Северо-Западном Кавказе продол­жалась. Из Дагестана и Чечни, объединившихся в ис­ламское государство — имамат под руководством Ша­миля, объявившего России «священную войну» газават, к адыгам посылались агенты и проповедники газавата. Наиболее активным был наиб Шамиля Мухамед-Эмин, насаждавший среди адыгов мюридизм (мюрид — «по­слушник», «искатель истины», фанатик). Деятельность Мухамеда-Эмина поддерживалась местными социальны­ми верхами.

После пленения Шамиля в 1859 г. Кавказская война быстро пошла на убыль и на Северо-Западном Кавка­зе. В 1863 г. сложили оружие абадзехи, в 1864 г. шап­суги и убыхи (35, с. 202). Так завершилась Кавказс­кая война, стоившая воюющим сторонам неисчисли­мых жертв. Подводя итоги войны, Шамиль писал пле­нившему его князю А. И. Барятинскому: «От всей души радуюсь великому событию окончательного покорения Кавказа, событию, которое принесет для этого края полное спокойствие и счастье» (43, с. 578). Вскоре среди адыгов началось движение махаджиров — пере­селенцев в единоверную Турцию. Выше об этом уже упоминалось.

Основой экономики адыгейских племен до XIX в. оставалось сельское хозяйство с ведущей отраслью — животноводством. На одну душу населения при­ходилось в среднем 6 голов скота, не считая лошадей, но имущественная и социальная дифференциация оз­начала концентрацию скота преимущественно в ру­ках знати (князей «пши», дворян «уорков») и свобод­ных крестьян «тфокотлей». В первой половине XIX в. И. Ф. Бларамберг упоминает у западных адыгов 7 княжеских фамилий, которые пользовались влас­тью и почетом (33, с. 405). Социальное расслоение привело к вооруженным столкновениям, из которых наиболее известной является Бзиюкская битва 1796 г. между крестьянским ополчением и дворянским вой­ском, поддержанным казаками с артиллерией. Дво­ряне победили.

До введения русских законов источниками права северокавказских горцев были обычное право (адат), соглашение (маслагат) и шариат — мусульманский ре­лигиозный закон. Последний, естественно, получил рас­пространение после исламизации адыгов в XVIII в.

Адаты — совокупность традиционных норм адыгов, передаваемых из поколения в поколение и регулирую­щих как общественную, так и семейную жизнь. Адаты представляют неписаные законы и являлись обязатель­ными, за их нарушение сурово наказывали. По Ф. Ле — онтовичу, адаты кавказских горцев включали в себя три основных положения: 1) ответственность каждой социальной группы за поведение своих членов; 2) ви­новная сторона платит пени; 3) третейский суд из по­средников (44, с. 237 и сл.). Наказанные или изгоня­лись с правом потерпевшей стороны на кровную месть, или присуждались к имущественному вознаграждению потерпевшему и денежным штрафам судьям.

Тяжелые преступления, такие как убийство, ране­ние, насилие над женщиной, оскорбление святынь (на­пример, могил предков, очажной цепи), приводили к кровной мести. Кровная месть передавалась из поко­ления в поколение, унося множество жизней. Посте­пенно кровная месть стала заменяться примирением с родственниками жертвы и платой «за кровь». Адаты точно определяли плату за кровь князя, дворянина или простолюдина. Компенсация за убийство дворянина была очень высокой. Кроме того, кровная месть пре­кращалась, если из пострадавшего рода брали ребенка на воспитание (аталычество).

Английский путешественник Джеймс Белл, живший среди адыгейских племен в 1837 — 1839 гг., писал: «Общественное мнение и установленные обычаи — вот что, кажется, является высшим законом в этой стране; в общем, я могу только поражаться тем порядком, ко­торый может проистекать из такого положения дел. Случаются насильственные жестокие поступки и яв­ные преступления, но все это является, главным обра­зом, результатом ссор или их последствий и происхо­дит сравнительно редко. Немногие страны, с их уста­новленными законами и всем сложным механизмом правосудия, могут похвалиться той нравственностью, согласием, спокойствием, воспитанностью — всем тем, что отличает этот народ в его повседневных взаим­ных сношениях… Крайности роскоши и нищеты, изыс­канности и презренного существования в одинаковой степени здесь неизвестны» (33, 479). Белл удивляется демократизму адыгов: «Какими бы правами и властью ни обладал прежде древний род Бастику Пшемафа, князя этого края, я не вижу никакого намека на подобные прерогативы, кроме, впрочем, почетного места за сто­лом или на диване. На советах этот князь, а также другие равного с ним положения, если только они сами не старые люди, всегда уступают первенство тем, кто старше, а также тем, кто может выступить во время общих обсуждений» (33, с. 480). Подобное уважение к старикам вполне обычно и для других народов Се­верного Кавказа со схожими чертами их потестарной культуры, вырабатывающейся веками.

Адыгейцы были свободолюбивы и воинственны, как и другие адыгские народы. Наряду с саблей, кинжалом, до XIX в. употреблялись лук и стрелы, носившиеся в колчане. Огнестрельное оружие — кремневое ружье и пистолет — появились еще в XVII в. и первое время были привозными. Они были доступны только знати. Ещё раз сошлёмся на очевидца Джеймса Белла: «На нашем пути мы встретили одного вождя, одетого в коль­чугу…». «Кольчуга, шлем и лук составляли вооружение князя или дворянина» (33, с. 499).

После завершения Кавказской войны численность адыгейцев, по данным Е. Д. Фелицына, составляла 60424 человек (39, с. 395 — 396). Как видно, за прошедшие 120 лет эта цифра заметно увеличилась. В 1857 г. на р. Белой заложена крепость, а затем основан город Майкоп, ставший в годы советской власти столицей Ады­гейской автономной области, сейчас Республики Ады­гея. Майкоп — административный, экономический и культурный центр республики.

Черкесы. Это часть адыгов, в ходе миграции из При — кубанья на восток расселившаяся в верховьях Кубани и Зеленчуков, где до татаро-монгольского нашествия XIII в. обитала западная группа аланских племен. С этих пор началась дифференциация двух адыгских групп: западной, в современной практике и литературе давно получившей название «черкесы», и восточной — кабардинской. Название «черкес» не является по про­исхождению адыгским, оно имеет иноязычное проис­хождение и в источниках появляется не ранее середи­ны XIII в. С этого времени адыги становятся широко известными в различных источниках (в том числе рус­ских) как черкесы (13, с. 23). Георгий Интериано в XV в. писал, что черкесами адыгов называют татары и турки (33, с. 46). Тюркский этноним «черкесы» с XIV в. стал общим для всех адыгских групп, но затем его употребление постепенно сузилось и сейчас обознача­ет только ту группу адыгов, которая живет в Карача­ево-Черкесской республике. Численность черкесов со­ставляет до 50 тыс. человек. Как полагала Е. П. Алек­сеева, на территории Карачаево-Черкесии есть курган­ные могильники как западночеркесского типа, так и кабардинского (45, с. 185). Судя по этим данным, в

XIV — XV вв. здесь жили и западные адыги (например, бссленеевцы) и кабардинцы. Видимо, из этих двух групп адыгов и сложились современные черкесы как проме­жуточная адыгская группа между адыгейцами и ка­бардинцами.

Политическая история черкесов в XVIII в. связана с борьбой России и Турции за Северо-Западный Кав­каз. После Каспийского похода Петра I 1722-1723 гг. влияние России на Восточном Кавказе утвердилось, но Западный Кавказ продолжал оставаться сферой влия­ния Турции. Это вызывало неоднократные военные столкновения русских с турками, после русско-турец­кой войны 1735-1739 гг. началось строительство Кав­казской укрепленной линии. В 1774 г. по условиям Кучук-Кайнарджийского мирного договора между Рос­сией и Турцией Кабарда и другие соседние области были признаны владениями России. Но на этом борьба не закончилась. В сентябре 1790 г. огромная турецкая армия под командованием Батал-паши из Анапы дви­нулась в глубь Предкавказья. Генеральное сражение состоялось на берегу Кубани в районе нынешнего г. Черкесска. Турки были разбиты, Батал-паша попал в плен, остатки турецкого войска в панике бежали, пре­следуемые абазинами. После этого события народы Карачаево-Черкесии оказались полностью в сфере рос­сийского влияния, в 1804 г. на верхней Кубани были заложены Усть-Тохтамышское и Баталпашинское ук­репления, в 1829 г. заложена новая оборонительная линия — Зеленчукская. Так началось заселение этой территории русским населением, в первую очередь ка­зачьими станицами: в 1858 г. возникает станицаі От­радная, в 1859 г.— станицы Зеленчукская и Кардоник — ская, в 1860 г. — Прсградная (46, с. 275). Черкесы из горных долин с 1833 г. переселяются на предгорную равнину по рекам Большому и Малому Зеленчукам и Кубани. Так возникли 11 крупных равнинных селений черкесов, в которых они живут и по сей день.

Хозяйственный уклад черкесов по существу не от­личался от уклада других адыгов. Особо следует вы­делить коневодство, которым издавна славились адыги. Из черкесских аулов коневодством был наиболее изве­стен аул Хумара на правом берегу Кубани. Владельца­ми табунов были феодалы. В земледелии основным зла­ком было просо, из которого готовился «черкесский хлеб» — крутая пшенная каша и праздничный хмельной на­питок «буза». Другой важной культурой была кукуруза «нартыху».

Ещё в середине — второй половине XIX в. основой общественного строя черкесов был род, руководивший­ся адатами. «Род ответствен за каждого своего члена, каждый таен ответствен за весь род»,— свидетельствует немецкий путешественник Ф. Боденштедт и добавля­ет:— «Судебная система черкесов постоянно доказы­вает свою состоятельность. Потому здесь совершенно не знают, что значит запирать дома и сараи от воров». Отмечает Боденштедт и замечательное гостеприим­ство черкесов: «Гостеприимство черкесов стало все­мирно известно и действительно заслуживает того, чтобы быть здесь упомянутым, хотя оно ничем существенным не отличается от гостеприимства других кавказских горцев» (47, с. 88 — 91).

В этнографическом и культурном отношении черке­сы ничем не отличались от других адыгских народов. Основным органом самоуправления черкесской общи­ны было народное собрание — сход, отличавшийся своей демократичностью. Однако с развитием феодальных отношений в XIX в. решающим на собрании стало мне­ние князя, народ лишь одобрял решения и приносил присягу. Суды проводились по уже известным нам ада — там — обычному устному праву. С распространением ислама суды по адату вытеснялись шариатским судом по мусульманским религиозным законам. Согласно ада — там, мужчины могли появляться вне своего дома толь­ко в черкесской одежде и с оружием, прежде всего с неизменным кинжалом на поясе. Как у всех горцев, оружие было предметом гордости и личного престижа

черкеса. «Черкес оружием обвешан, он им гордится, им утешен», — писал А. С. Пушкин, перечисляя далее: «На нем броня, пищаль, колчан, кубанский лук, кинжал, ар­кан и шашка, вечная подруга его трудов, его досуга».

После Октябрьской революции 1917 г., в 1922 г., была создана объединенная Карачаево-Черкесская ав­тономная область, впоследствии разделившаяся. В ян­варе 1957 г. вновь образована объединенная Карачае­во-Черкесская автономная область с центром в г. Чер­кесске (бывшая станица Баталпашинская). В настоя­щее время бывшая КЧАО вышла из состава Ставро­польского края и преобразована в самостоятельный субъект Российской Федерации — Карачаево-Черкес­скую республику с президентской исполнительной влаг стью, введенной в июне 1999 г. после выборов первого президента Карачаево-Черкесии.

Кабардинцы. Это наиболее восточная группа ады­гов, численность по последним данным 782 тыс. чел. Первое упоминание их в источниках в форме «кевер — тей» относится к XV в. и принадлежит итальянскому автору Иосафату Барбаро (48, с. 153). Это то время, когда данная часть адыгов отделилась от адыгского этнического массива и мигрировала на восток, в Цент­ральное Предкавказье (о чем говорилось выше). Эт­нограф — кавказовед Л. И. Лавров считал, что термин «къэбэрдэй» означает то, что принадлежит некому Кабердыю. В русских источниках имя кабардинцев известно с XVI в., когда устанавливались политичес­кие связи России и Кабарды: кабардинские черкесы, Кабардинская земля, Кабардинское княжество. Терри­ториально в XVI-XVII вв. Кабарда часто совпадала с Черкесией, т. к. эти понятия тогда были еще недоста­точно дифференцированы в сознании современников и были, по-видимому, аутентичны. То же самое можно сказать и относительно распространенного понятия «пятигорские черкасы, черкесы» — это кабардинцы, жившие в Пятигорье. Но в это понятие входят и аба­зины, часть которых также продвинулась в Пятигорье.

В XVII в. название «пятигорские черкасы» из русских источников исчезает, остается понятие Кабарда. В XVII в. произошло также разделение Кабарды на две части — Большую и Малую Кабарду. Во второй половине XVIII в. Большая Кабарда занимала земли по рекам Баксан, Чегем, Малка, Черек, Нальчик, Шалушка и часть доли­ны реки Терек. Малая Кабарда располагалась по обе­им берегам Терека от Моздока до впадения Малки в Терек, причем села возникают близ входов в ущелья и их контролируют. Таким образом, после XIV в., завер­шившегося разрушительным вторжением Тимура, ка­бардинцы освоили обширную и плодородную предгор­ную равнину, продвинувшись на востоке до р. Сунжи и района нынешнего г. Грозного. Уже говорилось о том, что нарисованная здесь картина движения кабардин­цев на восток Кавказа хорошо согласуется с археоло­гическими памятниками ранних кабардинцев — их курганными могильниками, содержащими погребения в деревянных колодах и гробах (именно такой похо­ронный обряд у адыгов описан Георгием Интериано в XV в.) (33, с. 51 — 52).

В кабардинской историографии предприняты попыт­ки удревнить время расселения кабардинцев на их со­временной территории. С этой целью некоторые архе­ологические памятники искусственно передатируются (напр., известное каменное изваяние Дука-бек), появ­ление кабардинцев в Большой Кабарде относят чуть ли не к эпохе бронзы, т. е. ко II тыс. до н. э. Никакой научной основы эти построения не имеют. Как писал Ф. Боденштедт «древнейшим поселением кабардинцев считается Бештау (Пятигорск)[2], из которого они были

вытеснены татарами и русскими и осели на берегах Кубани, Волги и Терека…, в продолжительных крово­пролитных войнах, которые они попеременно вели то с грузинами, то с русскими, то с крымскими татарами, кабардинцы распылили свои силы, и гордый народ, не­когда занимавший первое место среди кавказских на­родов, стал добычей иноземных завоевателей» (47, с. 144).

Заселив предгорья и заперев входы в ущелья, ка­бардинцы тем самым изолировали в каменистом, бес­плодном высокогорье карачаевцев, балкарцев, чеченцев и осетин, попавших в зависимость от кабардинских князей. Осетины платили кабардинским феодалам дань — ясак, основную часть которого составлял скот. По источникам XVIII в. балкарцы и карачаевцы платили дань кабардинским князьям также скотом по одной овце с семьи в год. Зависимость от кабардинской феодаль­но развитой верхушки сказывалась не только в эконо­мической сфере, но и в сфере бытовой культуры: образ жизни кабардинских князей и уорков (воинов профес­сионального уровня, сопоставимых с европейскими рыцарями) долгое время был эталоном и образцом для подражания в феодальной среде не только Осетии и Балкарии, но и Дагестана, Чечни, Калмыкии («адыге хабзэ» — адыгские обычаи, в структуре которых выде­ляется кодекс рыцарского поведения «уорк хабзэ»). Согласно указанным обычаям, заниматься производи­тельным трудом или торговлей дворянам считалось по­стыдным. Согласно этике уорков, считалось неприлич­ным долго жить, ибо мужчина еще молодым должен достойно рыцаря сложить свою голову в бою. Более всего презирались трусость и жадность. «Щедрость и отвага — лучшее у черкесов средство приобрести изве­стность» — писал адыгский ученый XIX в. Хан Гирей.

В XV-XVIII вв. кабардинцы доминировали на Се­верном Кавказе и это не осталось незамеченным в Мос­кве. При князе пятигорских черкесов Темрюке Ида — ровс в XVI в. началось сближение Кабарды с Россией,

в 1552 г. в Москву прибыло первое адыгское посоль­ство, в 1557 г. Кабарда первой из народов Северного Кавказа вошла в состав России. Историк кабардин­ского народа Шора Ногмов по этому поводу отмечал: «Но более всего народ был обрадован союзом и покро­вительством России» (49, с. 107). Если учесть, что Ног­мов свой труд писал на основании устных преданий кабардинцев (письменности у них в первой половине XIX в. ещё не было), то можно в этих свидетельствах видеть мнение кабардинского народа.

В августе 1561 г. царь Иван IV Грозный женился на дочери Темрюка Кучсней, в православии получив­шей имя Мария. Этот династический брак показывает, какое значение придавали и в России, и в Кабарде ук­реплению взаимных связей. Кабардинское общество в XVII-XVIII вв. было наиболее феодализироваиным обществом Северного Кавказа, разделенным на ряд феодальных владений. В Большой Кабарде наиболее крупным владением были «Алегукины кабаки» за р. Малкой. Каждое владение имело свою боевую дру­жину, хорошо вооруженную. Но огнестрельное оружие было мало распространено. Состояние феодальной раз­дробленности приводило к постоянным междоусобным столкновениям, раздиравшим Кабарду.

В ходе Кавказской войны 1817-1864 гг. кабардин­цы сохраняли в основном нейтралитет, и войска Шами­ля, вступившие в Кабарду в 1846 г., вскоре вернулись в Чечню и Дагестан, не добившись успеха.

Кабардинский народ, как и другие группы адыгов, не имел своей письменности («грамоты де в черкасех нет и писать не умеют», — говорится в одном из русских документов). В первой половине XIX в. выдвинулся народный мудрец и общественный деятель Жабаги Ка — заноко, тоща же появился первый исследователь и про­светитель кабардинцев Шора Ногмов, получивший об­разование в духовной мусульманской школе с. Эндери (Дагестан), а затем в Петербурге. Ш. Ногмов составил первую грамматику кабардинского языка на русской графической основе, а также написал первую «Исто­рию адыгейского народа» с широким привлечением фольклорных и этнографических материалов адыгов (49, 50). Эти труды Ш. Ногмова не утратили научного значения до наших дней.

Жизненный уклад и быт кабардинцев почти ничем не отличались от быта других адыгских народов и также регулировались обычным правом и шариатским судом. Но, говоря о дореволюционной Кабарде, нельзя вновь не сказать о традиционном занятии коневодством. Здесь была выведена прекрасная верховая лошадь, по­лучившая название кабардинской и поставлявшаяся в кавалерийские части русской армии. Следует заметить также, что наличие хороших пастбищ и их рациональ­ное использование обусловили высокий уровень разви­тия животноводства: в конце XIX в. в Кабарде насчи­тывалось более полумиллиона голов мелкого рогатого скота, в первую очередь овец. Кажется, это хозяйствен­ное достижение в Кабарде не превзойдено до сих пор. После Октябрьской революции 1917 г. на Северном Кавказе начался процесс так называемой автономиза — ции. В январе 1921 г. ВЦИК издал Декрет об образо­вании Горской автономной Советской республики, в со­став которой вошли Кабарда, Балкария, Осетия, Ингу­шетия и Чечня. Горской республике была суждена не­долгая жизнь: в июне того же 1921 г. Кабарда вышла из Горской республики, объявив себя автономной обла­стью. Руководителем новой Кабарды был избран боль­шевик Б стал Калмыков, административным центром стал г. Нальчик. В 1937 г. автономная область преоб­разована в Кабардино-Балкарскую АССР. В настоя­щее время Кабардино-Балкарская Республика, пере­жившая в начале 90-х годов период сложной полити­ческой борьбы в связи с попытками создания отдельной Балкарской Республики и раскола территориального единства, имеет президентскую форму правления при наличии парламента. Политическая и общественная жизнь в республике стабильна.

В конфессиональном отношении кабардинцы явля­ются мусульманами-суннитами, подобно другим адыгс­ким народам. Эта религия привнесена в Кабарду отно­сительно поздно (в XVII-XVIII вв.) турками и крымс­кими татарами. Но тысячелетием раньше предки ка­бардинцев приняли православное христианство, про­никшее из Византии. Следы былого христианства со­хранились как в археологических памятниках, так и в фольклоре кабардинцев, о них писал Ш. Ногмов. В то же время христианство и ислам не смогли вытеснить остатки традиционных языческих верований, сохранив­шиеся до XX в. (Мазитха — бог лесов, покровитель охотников; Шибле — бог молнии; Тлепш — покрови­тель железа и кузнецов; Тхашхо, «Тха единый, Тха ве­ликий» — верховный бог, создатель жизни (48, с. 129- 130)). Языческие религиозно-магические культы со­четаются с мусульманскими представлениями и обря­дами.

Как все кавказские горцы, кабардинцы отличались гостеприимством и хлебосольством. По замечанию эт­нографа Б. Х. Бгажнокова, коллективные трапезы и пиры приобрели статус «особых социальных, полити­ческих институтов» с эпохи средневековья (51, с. 89).

Социальная структура

Самые ранние сведения о социальном составе Владикавказа содер­жатся в дневниковых записях генерал-лейтенанта И. Бларамберга. В 1811 году он отмечал, что единственными жителями крепости были воен­ные, несколько мелких торговцев и маркитантов, а также осетинские семейства вне укрепления162. Люди, занимавшиеся торговлей, как пра­вило, не жили в крепости, не имели своих домов, а приезжали с товара­ми для военных. Более поздние источники, датированные 1830-1840 го­дами, свидетельствуют о наличии в крепости ремесленников и торгов­цев163. Первые статистические данные, характеризующие сословную структуру Владикавказа, относятся к 1852 году. Источник содержит пе­речень следующих категорий населения крепости: духовенства, дворян, купцов 2 и 3 гильдии, мещан и посадских, крестьян, женатых нижних чинов, отставных солдат, Владикавказский казачий полк. Большинство населения составляли военные (1039 человек) и казаки (720человек), из гражданского населения преобладали дворяне (134 человека). Мещан и ремесленников было всего 68 человек, купцов — 75 человек, крестьян — 55, духовенства — 21 человек164.

Современники отмечали, что после преобразования крепости в го­род в нем “… обзаводились оседлостью” большей частью купцы и ме­щане165. Политика городских властей была направлена на увеличение численности ремесленников и торговцев. Статус горожанина предос­тавлялся прежде всего лицам, владеющим каким-либо ремеслом или занимавшимся торговлей. В то же время из Владикавказа были выселе­ны осетины, немцы и казаки, ведшие сельское хозяйство и не знакомые с “городскими промыслами”.

Но несмотря на политику администрации значительная часть город­ского населения занималась сельским хозяйством не только для удов­летворения собственных нужд, но и для реализации продукции на рын­ке. Дореформенные источники выделяют кроме казенных крестьян воль­ноотпущенников — бывших крепостных, освобожденных владельцами. После реформы их причисляли к казенным. Они пополняли и городс­кие сословия купцов, мелких торговцев.

В историографии города была лишь одна попытка определения со­словного состава населения, предпринятая В. И. Лариной. Опираясь на статистические сведения за 1874 год, она отмечала, что большинство населения составляли мещане (5.278 человек) и ремесленники (275 че­ловек). Следующие позиции занимали крестьяне (1.698 человек), каза­ки и военные, дворяне (1.897 человек), духовенство (94 человека), по­четные граждане (29 человек) и прочие. Перепись населения 1897 года дала несколько иную картину: войсковые казаки составили 11,5%, дво­ряне всех категорий и чиновники — 10,7%, крестьяне — 33,4%, духовен­ство — 0,93%, купцы — 2,2%, потомственные почетные граждане — 1,3%, прочие сословия — 5,2%. Анализ сословного состава населения города привел В. И. Ларину к выводу о глубокой “классовой дифференциации и поляризации классовых сил”, о возрастающей роли купечества в об­щественной жизни города. Последний тезис подтверждается материа­лами по выборам в городскую думу в 1875 году. Согласно городовому положению избирательное право имели только горожане, имевшие не­движимость, занимавшиеся торговлей или каким-либо промыслом. Их оказалось 735 человек. Гласными были избраны в основном дворяне и купцы, первым городским головой стал купец первой гильдии П. М. Бог­данов, членами городской управы также стали купцы166.

Имеющиеся источники позволяют провести детальный анализ со — словно-социальной структуры населения Владикавказа и проследить ее динамику.

Таблица 4.

Сословный состав населения Владикавказа167

Категории населения/Годы

1852

1865

1877

1894

1897

1903

1910

М

Ж

М

Ж

М

Ж

Обоего

Обоего

Обоего

Обоего

пола

пола

пола

пола

Духовенство:

Православное

9

8

16

19

151

266

256

461

Армяно-

1

1

11

20

григориан.

1

1

-•

1

Римско-католич.

1

4

8

Мусульманское

31

41

Белое

1

1

Монашествующее

Дворяне:

56

78

2237

1331

2624

3256

Потомствен-ные

36

271

Личные

8

687

Штаб- и обер-

16

168

63

офицеры на

7

2

службе

Почетные

10

17

1

19

5273

165

129

231

граждане

33

381

640

548

650

571

47

42

7

9

30

20

23

8

28

25

353

662

292

441

2.897

93

2.904

28

22.690

18.885

23.027

33.415

Купцы:

1 гильдии

2 гильдии

3 гильдии мещанеи ремесленники

Крестьяне:

7049

8216

7663

12646

Казенные

(государствен­

18

24

507

413

305

291

ные)

6

7

Вольноотпущ

19

14

Удельные

349

223

Временно­

639

493

обязан.

167

84

Собствен-ников

Колонисты

Горцы

сельского

сословия

4347

2218

2179

9445

Военные:

3985

4710

2258

2095

Казаки

372

35

67

61

Отставные

штата.

0

564

542

~

~

и нижние чины Регулярные и

_

6.273

380

~

иррегулярные

войска

~

.

~

426

230

~

Бессрочно

отпускные

_

528

423

~

нижние чины Временноотпус кные нижние

893

498

чины

Отставные

735

70

~

~

~

~

~

~

нижние чины,

их жены и

дочери

Женатые

нижние чины

Солдатские

дети

4

41

Разночинцы

404

369

Остальных

сословий

159

12.971

16.643

11.882

Всего горожан

3.653

5.977

23.766

46.531

49.310

55.429

74.002

Таблица составлена по разным источникам, в них нет единых кри­терий в определении категорий городского населения. В некоторых ис­точниках социальная принадлежность приравнивается к национальной. Например, в документе, датированном 1852 годом, в числе социальных категорий значатся духовенство, дворяне, купцы, мещане, крестьяне, отставные солдаты, грузины и армяне, евреи, иностранцы, осетины, нижние женатые чины, ремесленники. Это дает основание предпола­гать, что сословному анализу в ряде источников подвергалось только русское население города. Часть документов составлена без деления дворян на потомственных и личных; не во всех источниках мещане от­делены от ремесленников. Прослеживаются разные подходы в опреде­лении категорий крестьян. В дореформенных документах выделяются только государственные (казенные) и вольноотпущенные крестьяне. В 70-80-х годах кроме государственных, значительную часть крестьян ста­ли составлять временнообязанные — примета капиталистического раз­вития региона. В документах стали выделять крестьян-собственников, их было большинство (1.132 человека из 1452 человек), удельных и ко­лонистов. Источники конца XIX — начала XX веков обозначают всех городских крестьян как единую категорию, выделяя в ней только “гор­цев сельского сословия”.

Серьезные различия в источниках наблюдаются и при описании во­енных. В ранних документах значатся только казаки и женатые нижние чины. Более обстоятельные обследования (1877 год) выделяют служа­щих в регулярных и иррегулярных войсках, “бессрочно отпускных ниж­них чинов”, “временно-отпускных нижних чинов”, “отставных нижних чинов, их жен и дочерей”, “солдатских детей”. Источники конца XIX — начала XX века не делят военных на отдельные группы. Весьма неопре­деленными представляются выделяемые среди горожан “разночинцы” и “остальные сословия”. Это отмечали и современники, предполагая, что под “остальными сословиями” следует понимать людей пожилого возраста, которые закончили военную или гражданскую службу, но ос­тались жить в городе. Считалось, что “благодаря прекрасному местопо­ложению, безусловно здоровому климату, сравнительно недорогой жиз­ни Владикавказ привлекает к себе всех, кто имеет возможность про­жить без треволнений трудовой жизни”. Отмечалось также, что много­численные учебные заведения города, обслуживавшие почти всю Терс­кую область, привлекали в город “немало интеллигентных семейств, живущих здесь ради воспитания и обучения детей”168. Отставные воен­ные придавали Владикавказу особый колорит, его называли городом отставных.

Приведенные статистические данные свидетельствуют о росте чис­ленности всех социальных категорий, кроме военных и купцов. Резкое уменьшение числа военных могло быть не только следствием сокраще­ния воинских частей. Отставные военные в источниках за 1894 — 1910 годы уже не выделялись в отдельную категорию, поэтому занявшись торговлей, ремеслом, земледельческими работами, они могли быть уч­тены в числе других категорий, соответственно новым занятиям. От­ставные дворянского происхождения могли быть учтены в категории потомственных дворян. Как указывалось выше, часть отставных могла в более поздних источниках попадать в графу “остальные сословия”, что подтверждается параллельным уменьшением численности военных и увеличением числа остальных сословий.

Анализ статистических сведений показывает, что в городе в 1850- 1860 годах большинство населения составляли военные, а с 1870-х го­дов до начала XX века стабильно преобладали мещане и ремесленники. К этому же периоду относится увеличение численности крестьян, зна­чительную часть которых стали составлять “горцы сельского сословия” (9.445 человек из 12.646 человек в 1910 году). Следующую, третью по­зицию военные уступили к 1897 году дворянам (3.256 человек против 2.095 человек в 1910 году). Колебания в численности купцов, очевидно отражают миграционные волны, сложные экономические процессы по­реформенной экономики, которые могли приводить к разорению части купцов.

Рост численности духовенства объясняется активным строитель­ством культовых учреждений, особенно православных храмов. Значи­тельно увеличилось число “почетных граждан”. Известно, что это при­вилегированное звание было введено в России в апреле 1832 года и при­сваивалось лицам недворянского сословия. В 1852 году во Владикавка­зе их не было, а в последующие годы отмечается стабильный рост, с 27 человек в 1865 году до 231 человека в 1910 году Трудно объяснимой является цифра 5.273 человека в 1894 году, явно диссонирующая с ос­тальными сведениями.

В источниках, использованных в таблице, не употребляются терми­ны “интеллигенция”, “рабочие”, но они зафиксированы в других мате­риалах. Вопрос о том, какие из перечисленных категорий следует отне­сти к интеллигенции или рабочим, довольно сложный. Дискурс по по­воду термина “интеллигенция” имеет давнюю историю. Известно, что в научной литературе в конце XIX — начале XX века было принято выде­лять наряду с интеллигенцией н такую категорию как “полуинтеллиген — ция”, к которой относили лиц, не имевших высшего образования, но занимающихся интеллектуальным трудом — учителей начальных школ, техников, фельдшеров, мелких чиновников, канцелярских служащих и т. п. Многие исследователи считают, что “полуинтеллигенция” в России была самой массовой категорией и нет оснований отделять ее от интел­лигенции. Рассматривая интеллигенцию в широком смысле слова, они предлагают классификации по принципу профессиональной деятельно­сти169.

Наиболее приемлемым для задач, поставленных в настоящем ис­следовании, представляется определение интеллигенции как лиц, имев­ших определенный уровень образования, основным занятием которых был умственный труд. Имеющиеся источники позволяют применить вы­шеупомянутый принцип классификации интеллигенции по профессио­нальному признаку.

Представляется возможным применение этого принципа и по отно­шению к другим категориям горожан, прежде всего, к рабочим. По све­дениям, приведенным В. И. Лариной, в 1874 году в городе было 448 ра­бочих, а в 1893 году — 1.537170. Но динамика их численности лучше про­слеживается при анализе по отдельным отраслям городского хозяйства.

Для полноценного исследования отдельных сфер городской жизне­деятельности совершенно необходимо провести анализ сословной струк­туры городского населения еще в одном аспекте — с учетом этнической принадлежности. Этническая обезличенность социальных категорий — одно из слабых мест в характеристике горожан Владикавказа. Материа­лы переписи населения 1897 года дают возможность предпринять по­пытку проведения необходимого анализа.

Таблица 5.

Этносоциальная структура населения Владикавказа17′

I. Интеллигенция, служившая в государственных учреждениях, в аппарате управления, в области образования и культуры.

Род занятий Национальность

Рус­

ские

Осе­

тины

армя

не

Нем­

цы

Пер­

сы

Ев­

реи

Гру­

зины

Тата­

ры

Греки

Поля­

ки

Всего в городе

36756

3333

1416

498

717

1612

507

487

901

Лиц, занятых в админ, суде, полиции

341

34

10

4

1

1

9

I

I

2

Лиц, занятых на общ. и сосл. службе, в благотвор. учрежд.

87

223

33

97

48

7

2

12

2

Лиц, занимающихся частной юрид. деятел — стью

32

2

2

I

Кредитные и обществ. Учреждения

5

1

6

1

2

2

1

2

Духовенство

119

4

7

2

1

1

1

Лиц, занятых учебной и

воспитательной

деятельностью

204

5

3

1

12

Наука, лит-ра, искусство

48

7

3

9

1

1

5

Почта, телеграф, телефон

124

1

2

2

1

11

Врачебная и

санитарная

деятельность

110

17

Итого:

1070

272

68

133

52

15

24

1

15

24

11:. Ремесленники и

рабочие

Обработка дерева, металлов, минер, веществ (керамика)

383

42

23

11

49

6

46

3

28

Производство хим. веществ

23

1

1

7

1

Производство напитков и бродильных веществ

37

13

16

10

37

1

1

1

Обработка пищевых продуктов

145

10

6

60

1

6

Изготовление табака и табачных продуктов

27

3

3

14

1

1

Полиграфическое

производство

82

2

15

3

Изготовление

физических,

оптических,

хирургических

инструментов, часов,

игрушек

10

10

26

7

Ювелирное дело, живопись, предметы культа

11

23

89

18

48

76

3

1

Изготовление одежды

694

12

16

7

23

7

16

36

31

Устройство, ремонт и содержание жилищ

876

75

18

Работа на городском транпорте

822

81

11

15

51

4

43

23

1

60

Прислуга, поденщики

2.421

78

69

21

6

15

211

39

13

117

Итого:

5.531

283

260

91

214

145

451

62

103

266

III. Торговцы.

Торговля и торг. Посредничество

742

93

279

24

242

60

416

11

53

23

IV. Крестьяне

Различные виды сельского х-ва

511

6

1

1

92

20

V. Военные.

Лица, занятые на военной службе

1953

13

54

50

2

169

9

20

495

К городской интеллигенции отнесены служащие в административ­ных учреждениях, суде, полиции, в общественных, кредитных и благо­творительных организациях; лица, занятые учебной, воспитательной, врачебной, санитарной, частной юридической деятельностью, наукой, литературой, искусством и другими видами умственного труда. К ин­теллигенции, несомненно, следует относить духовенство — лиц, имев­ших богословское и общее образование, окончивших духовные учеб­ные заведения. Известно, что у многих народов зарождение интелли­генции началось с духовенства. К сожалению, источник не позволяет выделить военную интеллигенцию и определить ее численность. Не представляется возможным четкое разграничение между ремесленни­ками и рабочими. Выделенные в переписи отрасли городского хозяй­ства — обработка дерева, металлов, минеральных веществ, обработка пищевых продуктов, изготовление одежды, строительство и ремонт жилищ, ювелирное дело, живопись, предметы культа, производство на­питков и бродильных веществ — могли включать и ремесленников, и рабочих. С большей вероятностью можно предполагать, что в произ­водстве химических веществ, изготовлении табака и табачных изделий, в полиграфическом производстве, в изготовлении физических, оптичес­ких, хирургических и других инструментов были задействованы имен­но рабочие. К этой же категории следует причислить лиц, обозначен­ных в графе “прислуга, поденщики”.

Следует признать определенную условность полученных сведений. Прежде всего, в приведенной таблице учтены не все категории горо­жан, в нее не вошли лица, обозначенные в переписи как жившие на до­ходы с капитала, недвижимости, на средства от казны, общественных учреждений и частных лиц, лишенные свободы и отбывавшие наказа­ние, а также “остальные”. Не учтены учащиеся городских учебных за­ведений. Некоторые данные переписи 1897 года не соответствуют све­дениям других источников. Например, согласно переписи среди городс­ких осетин не было занимающихся учебной и воспитательной деятель­ностью. Другие источники свидетельствуют об активном участии осе­тин в развитии городской общественно-культурной среды, в том числе и образования (см. главу III настоящего исследования). Аналогичная ситуация просматривается со сведениями по горожанам-осетинам и ар­мянам, занятым сельским хозяйством. Их численность была гораздо выше приведенных цифр, что подтверждается другими материалами (см. главу II). Допустимо предположение об учете сезонников, отходников в отдельных отраслях городского хозяйства.

Но несмотря на указанные обстоятельства, проведенный анализ по­зволяет создать представление о социальном составе отдельных этни­ческих групп. Большую часть русских горожан составляли рабочие (5.531 человек), особенно “прислуга”, “поденщики”, строители и мастера по ремонту жилищ и др. Значительная часть русских жителей города отно­силась к интеллигенции (1070 человек), к военным (1953 человека), го­раздо меньше было торговцев (742 человека) и крестьян (511 человек).

Более ранние источники указывают, что в 1877 году среди городс­ких осетин выделяли 315 человек “привилегированных” и 1.485 “про­стых”172. К концу XIX века численность интеллигенции и рабочих была примерно одинаковой (272 и 283 человек). Основная часть интеллиген­ции (223 человека) была занята общественной и сословной службой, работой в благотворительных учреждениях, а большинство рабочих уч­тено в следующих сферах городского хозяйства: транспорт (81 чело­век), “прислуга, поденщики” — 78 человек, обработка дерева, металлов и пр. — 42 человека. Значительное число осетин (93 человека) было занято торговлей и торговым посредничеством.

В этнической группе армян преобладали торговцы (279 человек), рабочие и ремесленники (260 человек), к интеллигенции могут быть от­несены в основном лица, служившие в благотворительных учреждени­ях (33 человека), в городской администрации (10 человек), духовенство (7 человек) и др.

Большинство немцев в городе составляла интеллигенция (133 чело­века), рабочие и ремесленники (91 человек), военные (50 человек), тор­говцы (24 человека).

Персидская община была представлена торговцами (242 человека), ремесленниками и рабочими (214 человек). Среди персов не было крес­тьян, военных, а к интеллигенции можно отнести только служащих в благотворительных учреждениях.

Большая часть городских евреев (169 человек) относилась к воинс­ким частям, было много ремесленников (145 человек) и торговцев (60 человек). Среди евреев не было крестьян.

В этнической группе греков больше всего было рабочих (103 чело­века), немного торговцев (53 человека), практически не было интелли­генции (кроме 12 служащих в благотворительных учреждениях), не было военных и крестьян.

Большую часть поляков составляли военные (495 человек); ремес­

ленников и рабочих насчитывалось 266 человек, торговцев — 23 челове­ка, интеллигенции — 24 человека (из них 11 — служащие на почте, теле­графе, телефоне).

В грузинской общине значительную часть составляли ремесленни­ки и рабочие (451 человек), в основном прислуга и поденщики (211 че­ловек). Многочисленной была группа торговцев (416 человек), немало было среди грузин крестьян (92 человека). Гораздо меньшей была чис­ленность интеллигенции (24 человека), из них 12 учителей и воспитате­лей, 9 администраторов и полицейских и пр.

Татары значились среди рабочих, занимавшихся извозом (23 чело­века), среди прислуги и поденщиков — (39 человек), среди торговцев (11 человек), среди военных (20 человек). Их не было в числе интеллиген­ции и крестьян.

Таким образом, процесс градообразования Владикавказа, рост чис­ленности его населения привели к формированию сложной этносоци­альной структуры. Сложившиеся в городе этнические и этнодисперс — ные группы представляли собой не номинальные образования, не ста­тистическую совокупность представителей какого-либо этноса. Перво­начально образовавшиеся группы пополнялись в течение второй поло­вины XIX — начала XX века за счет новых мигрантов. Каждая из них имела свою историю появления в городе, свои причины миграции. Они были разными по численности, сословно-социальному составу, по сте­пени сохранности этнических признаков. Но их объединяло получение нового статуса — горожан Владикавказа. Всем этническим группам пред­стояло пройти сложные адаптационные процессы, приспособиться к законам принимающего общества, к урбанизированному хозяйству и культуре, но при этом создать условия для сохранения этнической иден­тичности.