Пособие

для учителей и краеведов

ВВЕДЕНИЕ

последние годы вместе с неуклонным ростом чувства национального достоинства непременно растет и постоянный интерес людей к исто­рии и культуре своих народов.

В условиях многонационального Северного Кавказа к этим вопросам проявляют особый интерес как из-за самобытности каждого народа и его традиционной культуры, так и большой степени интеграции различных культурных течений.

Высокая степень интеграции культурных достижений наблюдается и в истории народов Кабардино-Балкарии.

После известных событий, связанных с татаро-монгольским нашестви­ем и походами Тимура в XIII-XIV вв., основными жителями территории ны­нешней Кабардино-Балкарии являются кабардинцы и балкарцы.

Кабардинцы представляют собой один из адыгских народов, относятся к абхазо-адыгской группе иберийско-кавказских языков. На этих языках говорят многие народы Кавказа — грузины, сваны, мегрелы, хевсуры, ту — шинцы, чеченцы, ингуши, аварцы, лакцы, даргинцы и другие дагестанские народы (кроме кумыков). К абхазо-адыгской группе относятся языки абха­зов, черкесов, адыгейцев, кабардинцев и других адыгоязычных народов. Ближайшие соседи называют кабардинцев кашкон (осет.), черкес, къа — барты (карач.-балк.).

Балкарцы являются древнейшим тюркоязычным народом Кавказа. Соседние народы сохранили за ним имена древних тюркских народов: ассон, то есть асы (осет.), сабир (сван.), балкар (кабард.), басиан (груз.), аланы (мегр.).

Многовековое обитание в горах Кавказа, тесные экономические и куль­турные связи с соседними народами способствовали формированию у ка­бардинцев и балкарцев во многом общего с другими кавказцами хозяйст­венного уклада, материальной и духовной культуры.

Ныне оба народа вместе с представителями многих других националь­ностей являются тружениками Кабардино-Балкарской Республики в со­ставе Российской Федерации.

Балкария и Карачай представляют собой почти сплошной горный мас­сив Центрального Кавказа, поэтому их поселения носят горный характер. Одни располагались в высокогорных районах, на склонах гор и на верши­нах горных плато, другие — на плоскости и в долинах ущелий. Ранние посе­ления носили характер однофамильных родовых поселений, защищенных родовыми оборонительными комплексами, башнями и пр.

Несмотря на неудобные условия планировки балкаро-карачаевских поселений, в них уже в XIV-XVII вв. археологи выявляют хорошо проду­манные и вымощенные улочки, проулки между рядами жилищ.

В горных условиях Балкарии и Карачая основным строительным матери­алом для возведения жилищ является камень. Но в Карачае наряду с камен­ными жилищами встречаются и специфические срубные дома из бревен.

Раскопки на Эль-Джурте и обнаружение обгорелых бревен, сведения путешественников XVII-XVIII вв. позволяют констатировать, что срубные дома были характерной особенностью быта карачаевцев. Восточной гра­ницей их распространения было Баксанское ущелье, где встречаются и каменные, и срубные дома.

Во всех других ущельях Балкарии дома строились из камня, как и у со­седних народов Центрального Кавказа.

Архитектурные особенности и отдельные детали балкарских жилищ XVI в., например: домов Тамука Кулиева в Булунгу, Хаджимурата Кулиева в Верхнем Чегеме (Эль-тюбю), Буллы Забакова в Кюнлюме, Мусарби Малка — рова в Верхней Балкарии и мн. др. — представляют почти копии архитектур­ных деталей всемирно известных памятников в Микенах, Египте, гробнице Хнемхотепа в Бени-Хасане, сооруженных за 3 тыс. лет до указанных жилищ балкарцев. «Знакомство с отдельными элементами балкарской народной архитектуры, — пишут архитекторы, — дает возможность особенно реально представить, как происходило зарождение архитектурной и строитель­ной культуры вообще, причем позволяет судить об этом наиболее ясно, поскольку здесь эти зачаточные формы существуют не как археологиче­ские отрасли, а действующие элементы еще обитаемых построек».

Одежда и украшения

Одежду карачаевцы и балкарцы шили из домотканых сукон, обрабо­танной кожи, сафьяна, мехов и пр. С развитием торговли и обмена либо вся одежда, либо ее отдельные элементы изготавливались из фабрично­заводских тканей. Археологические находки говорят о том, что сюда до­ставлялись шелка из Китая, Индии, Персии и из европейских стран. Наи­более полное представление археология дает о женской одежде, которая состояла из меховых и войлочных шапочек с металлическими навершия — ми, украшенными драгоценными камнями, из шелковых рубашек, плотных платьев из домотканых и фабричных тканей, сафьяновых сапожек, различ­ных накидок и пр. Женский туалет состоял из множества украшений: пер­стней, колец, серег, туалетных сумочек и т. п. Один из наиболее полных на­боров балкарской женской одежды XIV в. можно увидеть в Национальном каеведческом музее города Нальчика.

Мужская одежда состояла из кафтанов, меховых шуб, ноговиц, горских чабуров и чарыков из обработанной кожи. Обращает на себя внимание название «ген-чарыкъ», которое происходит от древнетюркского слова «ген» — обработанная кожа, а «чарыкъ» — это общетюркский термин: обувь, тапки и т. п.

Основным украшением мужского костюма были кинжал, пояс и «хазы — ры», вошедшие в литературу как «газыри». Столь же широко распростра­нен на Кавказе самобытный мужской головной убор — «башлык», т. е. на­головник, характерный для карачаево-балкарцев еще со времен скифов. Вообще, многие элементы женского и мужского костюма карачаевцев и балкарцев носят на себе явные преемственные черты одежды их пред­ков — скифов, болгар, аланов.

Завершая краткую характеристику карачаево-балкарской народной одежды, необходимо сказать, что она оказала существенное влияние на

одежду соседних народов. Дело в том, что любое название перенимает­ся народом вместе с самим предметом, например: «галифе», «фуражка», «костюм», «билет» и т. д. Следовательно, бытующий у всех народов Кавка­за термин «башлык» не мог получить такое распространение без самого предмета. Если бы этот элемент одежды был изобретен другим народом, то вряд ли у него не нашлось бы слова «голова», чтобы назвать на своем языке «наголовник». То же самое относится и к термину «аркалыкъ» — «на­спинник», к термину «газыри» (хазыр) — готовый. Дело в том, что этнографы давно отмечают, что первоначально газыри представляли собой готовые заряды для ружей.

Пища и утварь

Как отмечалось, пища балкаро-карачаевцев в основном была мясо­молочной, как и у их предков: скифов, болгар, аланов и др. Из-за нехватки своего зерна, мучная пища была представлена в кухне этих народов го­раздо беднее.

Балкаро-карачаевцы обогатили кухню своих соседей всемирно из­вестным айраном и сырами. Среди мясных блюд особое место занимает «жёрме», бытовавшее у многих тюркских народов Алтая, Средней Азии, Казахстана, Поволжья, Кавказа. Отличительной особенностью кухни балкаро-карачаевцев являлись кумыс, конина, шашлык из жеребенка — казы и т. п. Эти элементы особо подчеркивают преемственную генетиче­скую связь карачаево-балкарцев со скифами, сарматами, болгарами, ала­нами.

Рассмотренные выше историко-археологические, этнографические материалы, данные говорят об экономическом развитии, являются базой для формирования их духовной культуры, мифологии, религиозных пред­ставлений и всего мировоззрения в целом.

Выводы

Балкарцы и карачаевцы представляют собой древнейший народ Кав­каза. Уже до монголо-татарских и тимуровских погромов они составляли единый этнос, с одним языком и одной территорией. С XIV-XV вв. начи­нается их территориальное обособление, при сохранении единого языка, общей культуры, психологии и традиций.

Древнейшими пратюркскими предками их были представители так на­зываемой курганной (или ямной) археологической культуры древнейших кочевых племен-овцеводов. Материальными памятниками этих предков были курганы и могильники в городе Нальчике, у сел. Акбаш, Кишпек, Шалушка, Былым; у станиц Мекенской в Чечено-Ингушетии, Тифлисской, Казанской, Новотитаровской в Краснодарском крае, у сел. Усть-Джегута в Карачае и др.

Кавказско-кочевнический симбиоз предков балкаро-карачаевцев осо­бенно наглядно проявился в сложении знаменитой майкопской культуры, получившей свое название от кургана в городе Майкопе.

В майкопское время предки карачаево-балкарцев имели тесные этно­культурные и языковые контакты со всемирно известной цивилизацией шумеров Двуречья.

Наследники ямной культуры — скифы, сарматы, а позднее болгары и аланы — явились завершающими весь многовековой процесс формирова­ния балкаро-карачаевского народа.

Имеющийся в науке материал доказывает, что балкарцы и карачаев­цы на Северном Кавказе проживают уже более 5 тыс. лет. До монголо­татарских погромов их этноисторической территорией были горы и пред­горья Северного Кавказа между реками Лаба и Терек.

Минги тау. Нальчик: Эльбрус, 1994. № 1 (53)

Как и перечисленные виды деятельности, домашние промыслы и торговля играли важную роль в системе экономики Карачая и Балкарии. Поскольку это были высокогорные области, здесь издавна получило ши­рокое развитие горно-рудное дело. Предки балкарцев и карачаевцев, а затем и они сами научились добывать и обрабатывать горные руды. Обо всем этом красноречиво говорят многие археологические находки мед­ных, бронзовых, железных, свинцовых, серебряных, золотых изделий. Этот факт подтверждают и многочисленные места древних выработок меди, железа, свинца и серебра у сел. Карт-Джурт, Верхний Чегем, Верхняя Балкария, Верхний Баксан и др. Следы металлических орудий — рубанка, пилы, скребков и др. — на деревянных изделиях служат таким же аргумен­том для определения высокого развития металлообработки.

«Их горы обеспечивают им селитру и серу, — писал Клапрот, — и им не приходится для добывания, подобно черкесам, выщелачивать подстилку овечьих стойл и загородок. Их порох мелкий и отличается особенной си­лой».

Всевозможные украшения: серьги, кольца, перстни, диадемы, уникаль­ные навершия для женских шапочек — все это говорит о высоком уровне ювелирного мастерства балкарцев и карачаевцев.

Многочисленные башенные сооружения, склепы и мавзолеи свиде­тельствуют о высоком уровне камнерезного и строительного мастерства. Есть прямая возможность предполагать, что строительное дело в Балка­рии и Карачае выделилось в отдельную отрасль ремесла.

Нет сомнения в том, что в такую же отрасль ремесла выделилось из­готовление войлока — киизов, войлочных изделий, бурок, башлыков, го­ловных уборов и т. п. По словам академика И. Гюльденштедта, балкарцы все необходимое выменивали на шерсть, толстое сукно домашнего про­изводства, войлоки, лисьи и куньи меха и т. д.

Торговля у балкарцев и карачаевцев в XIV-XVIII вв. была в основном меновая, не за деньги, писал Э. Кемпфер. Де ла Мотрэ писал, что «деньги настолько мало известны или так редки в этой стране, что торговля со­вершается путем обмена». О том, что деньги еще не были в ходу, говорят и археологические находки. Например, в XVIII в. монеты в Балкарии еще служили украшением и подвешивались вместе с бусами на шею девушек из богатых семей.

Балкарцы и карачаевцы вывозили в XIX в. на еженедельные рынки в Они и Рачу многие товары домашнего производства: войлочные ковры, сукно, башлыки; сыры, молочные и мясные продукты. О широких масшта­бах торговли свидетельствуют находки турецких монет у сел. Ташлы-Тала, арабских монет у сел. Верхняя Балкария, Верхний Чегем, Былым и др.

Множество находок изделий из драгоценных камней и другие говорят также о широком размахе торговой деятельности. По территории Карачая проходил, например, Великий шелковый путь из Хорезма в Византию, что также способствовало торговле. Активную торговую деятельность раз­вернули в Карачае и генуэзские купцы.

По подсчетам авторов XIX в., балкарцы и карачаевцы получали огром­ные средства за свои сукна, выбрасываемые на рынки Кавказа и других районов. Так, например, в Чегемском обществе в год производилось 114 500 аршин, в Баксанском — 108 500, Балкарском — 100 000, Холам — ском — 41 000 аршин сукна, т. е. на каждый двор приходилось в среднем по 170 аршин сукна. Авторы утверждают, что если продавать это сукно даже по 50 коп., то общая сумма получаемой балкарцами прибыли будет бо­лее 195 тыс. рублей. Если к этой сумме, полученной только за торговлю сукнами, добавить прибыль от других товаров, тогда общая сумма будет значительно большей. Сюда надо добавить стоимость бурок, башлыков, мясомолочной продукции и пр. Например, из трах карачаевских аулов в 1878 г. было вывезено 16 075 бурок и 3470 шт. полстей сукна.

Выведенная карачаевцами порода овец — карачаевская — прославле­на высоким качеством мяса и шерсти. Эта порода овец неоднократно на­граждалась золотыми медалями и грамотами XIX в. в Лондоне, Москве, на ярмарках Новгорода и Варшавы и т. д.

Такова была в общих чертах экономическая база Балкарии и Карачая.

Отсутствие достаточных письменных документов об экономическом развитии Балкарии и Карачая указанного времени выдвигает на первое место и в данном случае археолого-этнографический материал.

Основу экономики балкарцев и карачаевцев составляло земледелие, скотоводство, ремесло и промыслы, торговля-обмен, охота и т. д.

Земледелие

Культура земледелия была характерна для предков балкарцев и кара­чаевцев с древнейших времен. Об этом говорят археологические находки медно-бронзовых серпов Киммерийской эпохи в Карачае, остатки желез­ных лемехов на поселениях болгаро-аланов, а также массивные террасси — рованные склоны гор в верховьях Черека, Чегема, Баксана, Кубани и Зелен­чуков, служившие террассовыми полями средневекового земледелия.

Однако земледелие, из-за чрезвычайной скудости земельных угодий, не могло играть ведущую роль в экономике балкарцев и карачаевцев. Хотя в Карачае и Балкарии усиленно обрабатывался каждый клочок зем­ли, на это тратились огромные силы, сооружались оросительные каналы, своего хлеба в этих областях почти никогда не хватало. Его приходилось закупать у соседних народов, обменивать на богатейшую скотоводческую продукцию: масло, молоко, мясо, сыры, шкуры, кожи, меха и пр.

О том, что земледелие глубоко отражено в культуре балкарцев и ка­рачаевцев, говорят обрядовые земледельческие игры и празднества — Сабан-той, Эрирей, топонимы Сабан-кош и мн. др. На празднествах Сабан-тоя балкарцы варили густую кашицу — «геже» из семи видов злаков, устраивали водные игры — «Су-оюн» и др.

Огородничество и садоводство практиковались в Балкарии и Карачае с конца XVII — начала XVIII вв.

Скотоводство

Ведущей отраслью экономики балкарцев и карачаевцев было ското­водство, которое являлось для них главным занятием с древнейших вре­мен. Судя по археологическим находкам костей, в состав их стад издавна входили овцы, бараны, свиньи, козы, быки, коровы, лошади и др. Этот на­бор почти без изменения сохраняется здесь до принятия ислама, когда ис­ключаются свиньи.

Важно отметить, что археологи вблизи средневековых поселений в Балкарии и Карачае открыли большие кошары с загонами для овец, в которых могли разместиться до 1500 голов овец. Находки ножниц для стрижки овец, остатков войлочных киизов, кожаных сапожек, ноговиц и др. свидетельствуют о значительной роли скотоводства в экономике и быту карачаево-балкарцев, в развитии их домашних промыслов, традици­онной кухни, состоящей преимущественно из мясомолочной продукции.

Скотоводческий уклад хозяйства балкаро-карачаевцев нашел отраже­ние в духовной культуре и фольклоре этих народов. Покровителем круп­ного рогатого скота считался у них Сыйыргын, божеством и покровителем мелкого скота был Аймуш. Первый ягненок нового приплода всегда при­носился в жертву божествам, дабы приплод был богатым. Жертвенный яг­ненок назывался Тёлю баш, т. е. «Голова приплода». По бараньей лопатке балкарцы и карачаевцы гадали и предсказывали будущее общества, над­вигающиеся изменения и т. п. Надо сказать, что этот способ гадания был характерен для балкарцев и карачаевцев еще с XIV в. до н. э., т. е. с эпохи так называемой кобанской археологической культуры, которая оставила глубокий след в культуре балкаро-карачаевцев.

Многие ученые и путешественники XVII-XVIII вв. отмечали, что «раз­ведение овец составляет главнейшее упражнение балкарцев и карачаев­цев». Академик Ю. Клапрот писал, что «зимой балкарцы гонят свои стада в Кабарду на пастбище, держат много овец, ослов, мулов и лошадей, кото­рые невелики, но сильны, проворны для езды по горам». По словам ака­демика И. Гюльденштедта, Палласа и других, балкарцы ежегодно платили кабардинцам по одной овце с семьи за использование этих зимних паст­бищ. Клапрот уточняет этот факт следующими словами: «Когда же жатва обильна и пастбища их цветущи, в эти годы они держат скот при себе всю зиму и не только не идут к кабардинцам, но запрещают этим последним приходить к себе, что порождает частые споры…»

В хозяйстве балкарцев и карачаевцев главным занятием всегда счита­лась заготовка сена и другого корма для скота на зиму. Судя по этногра­фическим данным, сведениям исторических и фольклорных материалов, сенокос являлся одной из самых главных работ и всегда отмечался с осо­бой торжественностью устраивались пиры, игрища, приносились жертвы и т. п.

С расселением на Кавказе древнейших овцеводов-кочевников III тыс. до н. э. здесь возникает новая форма хозяйствования — яйлажное ското­водство, когда скот на лето перегонялся на летовки — «яйлаг», т. е. жайлыкъ (летовка), и зимники — «кышлык», от чего происходит понятие «кишлак».

Значительным подспорьем являлось разведение домашней птицы. Об этом говорят находки скорлупы куриных яиц на средневековых поселени­ях Балкарии и Карачая.

Скотоводство являлось основным источником богатства Карачая и Балкарии, скот одевал и кормил балкарцев и карачаевцев. По статисти­ческим данным 1886-1887 гг., эти области были самыми богатыми регио­нами Северного Кавказа, по отношению к ним определялось богатство и благосостояние соседних народов. Например, в Балкарии в 1866 г. насчи­тывалось: лошадей — 3289, ослов -1424, крупного рогатого скота — 15 747, овец — 118 273 головы. В начале века эти показатели резко возросли. Так, в Баксанском ущелье насчитывалось 10 775 голов крупного рогатого скота, 62 012 овец (в среднем на одну семью приходилось по 25 голов крупного скота, 144 овцы), в Чегемском обществе было соответственно 14 780 и 65 432 (т. е. по 27,7 и 100,3 головы на каждую семью); в Холамском — 6919 и 23 407 го­лов (по 23,9 и 80,7 на семью); в Безенгиевском обществе — 4150 и 15 648 голов (по 20,5 и 77,5 на семью); в Балкарском обществе — 9941 и 57 286 голов (по 14 и 82 на семью).

Всего в Балкарии к концу изучаемого нами времени насчитывалось 46 558 голов крупного рогатого скота и 223 788 голов овец. Наиболее бога­тым было Чегемское общество. Сравнивая скотоводческое богатство Бал­карии и других районов Терской области, авторы так называемой Абра­мовской комиссии по земельным вопросам Нагорной полосы Северного Кавказа писали, что балкарцы имели крупного рогатого скота в 1,7 раза больше, чем в Грозненской области, в 3,4 раза больше, чем во Владикав­казской, в 1,9 раза больше, чем в Хасавюртовской, в 1,3 раза больше, чем в Кабарде. По количеству овец соответственно эти цифры были: больше в 8,3 раза, 6,6; 3,3 и 3,5 раза. К 1913 году в Карачае приходилось 130 голов скота на одну душу населения, а всего к концу XIX века в Карачае было более 700 тыс. голов скота.

Охота

Обилие и разнообразие животного мира Балкарии и Карачая способ­ствовали развитию охоты, которая была существенным подспорьем в эко­номике карачаевцев и балкарцев. Археологические находки говорят, что объектом охоты для них были медведи, волки, лисы, зайцы, олени, кабаны, горные козы — туры и мн. др.

Хороший охотник всегда считался человеком достойным и уважаемым в обществе. О таких охотниках слагались народные песни, что свидетель­ствует о том, что охота глубоко вошла в систему народного хозяйства бал­карцев и карачаевцев. Об этом говорит поклонение божеству — покрови­телю охоты и охотников — Абсаты.

В честь Абсаты балкарцы и карачаевцы устанавливали различные изо­бражения — стелы из камня, другого материала. Одно из таких изображений в виде 4-метровой каменной стелы в форме дикого животного было найдено археологами в 1959 г. в дремучем лесу Чегемского ущелья. Ныне остатки этой стелы стоят во дворе Краеведческого музея в городе Нальчике (ил. 28).

Перед отправкой на охоту балкарцы и карачаевцы приносили жертву Абсаты, оставляли ему по одной стреле или пуле, а после удачной охоты ему выделяли определенную долю дичи.

Об институте Тёре мы уже упоминали неоднократно. Это был самобыт­ный народный форум — суд, управлявший всей жизнью и деятельностью Балкарик и Карачая. В его состав входили на демократических основах избранные представители всех сословий. Во главе Тёре стоял избранный, самый авторитетный из князей. Подобные Тёре были и в каждом отдель­ном балкарском обществе, а главный Тёре руководил всей Балкарией. При главе Тёре — верховном правителе олии (вали) находились глашатаи, из­вещавшие всю Балкарию о принятых решениях. При нем же находилась военная дружина, состоящая из отдельных отрядов воинов, приведенных каждым из князей. Воины собирались на Басиат-кошах. Там они занима­лись военной подготовкой, джигитовкой и пр. Отряды воинов оберегали границы Балкарии и по приказу олия выходили на защиту родной земли.

На Тёре рассматривались все гражданские, уголовные и гражданские вопросы, выносились наказания, узаконивались новые обычаи и обряды. Таким образом, Тёре являлся государственным, юридическим и граждан­ским органом управления Балкарии. На балкарский Тёре для рассмотре­ния особо важных своих вопросов приходили и представители Карачая и Дигории.

Название института Тёре происходит от древнетюркского слова «тер» — закон, обычай. Термин «тер» на карачаево-балкарском языке означает еще и понятие «почет».

На заседаниях Тёре выносили приговор за различные проступки. Уличен­ного в них очень часто подвергали одному из самых позорных наказаний: привязывали к «Камню позора» (Налат-таш), который обычно устанавливал­ся в самом людном месте аула, и каждый прохожий выражал обвиненно­му свое презрение. Подобные камни были известны в Верхней Балкарии, в ауле Мухол, в Верхнем Чегеме, в средневековом поселении Крыс-кам в Бак — санском ущелье. Фотография одного из «камней позора» в Верхнем Чегеме выставлена в экспозиции Нальчикского краеведческого музея.

Социальные институты обычного права

В общей системе обычного права балкарцев и карачаевцев большое место отводилось различным социальным институтам. Среди них особое значение имели институты родственных отношений. Широко было раз­вито молочное родство между людьми, не связанными кровными узами родства. Такие люди с малых лет отдавали своих детей побратимам, и они воспитывались в их домах.

В доме побратимов эти дети считались молочными братьями и пита­лись молоком одной матери. Такая мать называлась «эмчек ана» — мо­лочная мать, а сын назывался «эмчек улан» — молочный сын. Институт этот назывался общетюркским термином «Аталык», т. е. «отцовство». Этот институт ученый и путешественник в 20-х гг. X в. Ибн Фадлан отмечал у волжских болгар. Название этого института широко вошло в язык многих народов. Многие кабардинские и балкарские князья и крестьяне отдавали своих детей в семьи своих друзей в Балкарию или Кабарду и тем самым способствовали укреплению дружбы и взаимоуважения народов.

Следующим таким же прекрасным институтом социальных отношений являлся институт «куначества», получивший название от общетюркского слова «конак» — гость. Куначество, или гостеприимство, испокон века яв­ляется неотъемлемой частью духовного богатства народов Кавказа. Гость считался лицом почти священным, ему предназначалось все лучшее, чем располагал хозяин дома. Эту особенность кавказцев неоднократно отме­чали многие европейские ученые и путешественники XIII-XIX вв. Для при­мера можно вспомнить балкарского князя Пулада (Болата), дерзнувшего ответить отказом самому Тимуру, который потребовал у него выдачи его гостя — золотоордынского эмира Утурку. Таких примеров кавказоведче­ская литература знает множество.

Такие социальные термины, широко вошедшие в этнографию кавказ­ских народов, как «аталык», «куначество», «узден», термины, касающие­ся одежды, оружия, и многие другие показывают значительное влияние карачаево-балкарской этносоциальной культуры на соседние народы.

Важное место в истории экономического, культурного развития и вза­имоотношений с соседними народами и странами занимает социальная структура изучаемого народа. В некоторых случаях, например, в случае с карачаевцами и балкарцами, из-за отсутствия достаточных письменных источников об этом важном вопросе можно судить по преимуществу по данным археологии, этнографии, фольклора, других смежных научных дисциплин.

Изучение археолого-этнографических балкаро-карачаевских поселений позволяет говорить о том, что существовавшие в древности и Средние века моногенные (однофамильные) поселения постепенно расширяются и усту­пают место полигенным (многофамильным) поселениям, наблюдается пере­ход от родственного принципа расселения к общинному, соседскому типу.

Одновременно наблюдается переход от одноочажных, малых жилищ к многоочажным, большим жилищам, а позднее можно разглядеть обрат­ный переход от многокомнатных больших домов к малым жилищам, что свидетельствует об обособлении малых семейных ячеек.

Погребальные памятники также говорят о переходе от единичных за­хоронений к коллективным, а затем наблюдается обратный процесс вы­деления одиночных погребений.

Появление отдельных надземных погребальных сооружений-мавзо­леев, носящих имена отдельных князей и родоначальников, говорит о появлении феодальных отношений и большом имущественном расслое­нии. О достаточно развитых феодальных отношениях говорят и балкаро­карачаевские башни, крепости, замки, носящие имена своих владельцев: Абаевых, Балкаруковых, Шакмановых, Шахановых и т. п. Наиболее ранние оборонительные сооружения периода родовых отношений постепенно спускаются в долины, в населенные пункты. Этот факт, как и в других райо­нах Кавказа, свидетельствует о том, что феодальные отношения прочно входят в обыденную жизнь общества.

Балкаро-Карачаевское общество имело достаточно четкую иерархию: на вершине стояли князья — таубии, затем шли свободные крестьяне — уздени, за ними независимые крестьяне — кара-киши, крепостные — чага — ры, неимущие — кулы, караваши. Рожденные от брака с крестьянкой на­зывались чанка.

Балкарцы и карачаевцы в известиях путешественников и ученых XVIII века

В 1711 г., продвигаясь из Тамани через земли черкесов, французский путешественник Анри де ла Мотрэ достиг большой реки «Кара-Кубань», которую проводники называли еще термином «Большая река», т. е. Уллу — кам, что совпадает с карачаевским названием реки Кубань у ее истоков. По словам путешественника, жители здешние говорили на татарском язы­ке, пекли хлеб в золе, ели конину, пили кумыс и айран. Вполне понятно, что речь идет о карачаевцах. В 1736, 1743 гг. кизлярский дворянин Алек­сей Тузов посещает Верхний Чегем. Вблизи селения, в одной из пещер, к которым вела наскальная лестница «Битикле», он видел «хранящиеся в сундуках 8 книг, писанных на пергаменте, на греческом языке». Одна из них оказалась Евангелием XV в. Их остатки видел позднее и Ю. Клапрот. Общества «Чегем», «Харачай», «Малкар» и другие известны и в документах 1747, 1753, 1757, 1760 гг.

В 1779-1783 гг. по Кавказу путешествовал Якоб Рейнеггс, который отож­дествил дигоров с болгарами — утигорами, отметил общество «Орусбий» в Баксанском ущелье. В 1793-1794 гг. о балкарцах упоминают в своих запи­сках академик П. С. Паллас и Ян Потоцкий.

В 1773 г. академик И. Гюльденштедт оставил подробное описание се­лений, нравов, обычаев, экономики и хозяйства Балкарии. То же самое в 1802 г. сделал академик Ю. Клапрот. Труды этих академиков до сих пор не потеряли своей ценности, как первоисточники по истории, культуре и экономике Балкарии и Карачая.

Интересные сведения о балкарцах и карачаевцах оставил венгерский путешественник Янош Карой Бешш (Жан Шарль Бессе). В 1829 г. он был приглашен генералом Емануелем принять участие в его экспедиции по покорению Эльбруса. Исходя из своих наблюдений, Бессе пришел к заклю­чению о близком родстве дигорцев, балкарцев, карачаевцев и венгров. Он писал, что «никакая другая нация так не похожа на венгров, как карача­евцы и дигоры». В этом отношении его наблюдения полностью совпадают с генеалогическими преданиями балкарцев, карачаевцев и дигорцев, как происходящих от одного племени и от родных и двоюродных братьев: Ба — сиата, Бадината и карачаевской княжны Крымшаухаловой.

Ведущий историк и географ Грузии царевич Вахушти в 1745 г. опреде­лял границы Басиани (Балкарии) следующим образом: с востока ограни­чивается горой, отделяющей ее от Дигории; с юга — со Сванетией; с севе­ра — Черкесией, с запада — горой, лежащей между Сванетией и Кавказом (Кавказом он называет почти все горы Центрального Кавказа). Басиани, пишет он, страна устроенная, с селениями, «населением, более прочих овсов знатным; имеются помещики и крепостные крестьяне». Основная река Басиани, продолжает он, стекает в Черкесию, потом вливается в реку Терек. Таким образом, вместе с границами Балкарии Вахушти определя­ет и тот факт, что река Терек и ее притоки, выходя из гор, сливаются на территории Кабарды. То же самое в 1837-1839 гг. писал адыгский ученый Хан-Гирей, который подчеркивал, что река Терек течет по земле адыго — кабардинцев «по выходу из гор…».

(Эти границы подтверждают и кабардинские археологические памят­ники, размещенные исключительно на равнине и в предгорьях. Именно по этой линии — Каменномост, Баксан, Нальчик, Урух и т. д. — строил Кавказ­скую оборонительную линию А. П. Ермолов).

По имеющимся сведениям русско-балкарские отношения налажива­лись начиная с 50-х гг. XVI в. Так, в документах 1558, 1586, 1587, 1588 гг.

в составе кабардинских и грузинских посольств в Москву неоднократно упоминаются имена переводчиков — толмачей (тилманч — переводчик кар.-балк. яз.) — «кабардинского черкеса», «грузинского черкеса», «горно­го черкеса», в которых источники позволяют распознать участников тех посольств — жителей Пяти горских обществ, т. е. выходцев из Балкарии и Карачая. В кавказоведческой литературе давно установлено, что под тер­мином «горские черкесы», «горские татары» подразумевались нынешние балкарцы и карачаевцы.

Наше мнение о том, что русско-балкаро-карачаевские отношения ухо­дят в глубь XVI в. подтверждается тем обстоятельством, что уже в 1590 г. в полный титул русского царя было вписано: «…иверские земли карталин — ских и грузинских царей и кабардинские земли черкесских и горских кня­зей государь…».

В 1558 г. в составе посольства детей Темрюка Идарова — Салтана и Мам — стрюка — значится некий Булгарьи-мурза, который не известен ни в числе детей Темрюка, ни в родословных списках кабардинских князей. Да и в Москве он был принят как-то по-особенному. В отличие от того, что Салтан был крещен, награжден имением и прочими почестями, Булгарьи-мурзе было сказано, что ему такие почести будут оказаны, если он поведет себя так, как угодно царю. Такое отношение к этому мурзе позволяет думать, что это был представитель не кабардинских князей, а был одним из рода балкарских князей Балкаруковых.

Взаимовыгодные связи Россия, Балкария и Карачай усиленно начина­ют искать в период активной деятельности на Кавказе Крымского ханства. Бесценным памятником такой активности является надпись 1709 г. на ме­жевой каменной плите. Она гласит: «Между кабардинцами, крымцами и Пя­тью горскими обществами возник спор из-за земель. Пять горских обществ: Балкар, Безенги, Холам, Чегем, Баксан. Горские общества избрали Катукова Асланбека, кабардинцы — Казаниева Жабаги, крымцы — Сарсанова Баяна, и они сделали Тёре (совет. — И. М.) и определили: с местности Татартуп до Терека, оттуда до равнины Кобана, оттуда до перевала Лескенского хребта, оттуда до кургана Наречье, оттуда до Жамбаша и на Малку. Верхняя часть принадлежит Пяти горским обществам. С Таш-каласы (Воронцовская стани­ца. — И. М.) до Татартупа владения крымские. С Таш-каласы вниз — владения русских… »

Дальнейшие русско-балкарские отношения приводят к тому, что в 1781 г. балкарцы, соседствующие с дигорцами, вместе с представителями 47 дигорских селений приняли подданство России. Очень интересно, что дигорцы приняли российское подданство не вместе с остальными осети­нами в 1774 г., а вместе с близкородственными им балкарцами. Вероятно, потому, что дигорцы и карачево-балкарцы были кровно-родственными народами; дигорцы часто для решения своих особенно важных вопросов обращались в балкарское Тёре.

Однако не все балкарцы тогда приняли русское подданство. Поэтому балкарские ущелья, как свободные зоны, при погромах А. П. Ермолова — на­чальника Кавказакой линии, служили убежищем для многих кабардинских и иных отрядов, не согласных с политикой царской России на Северном Кавказе. Генерал Ермолов категорически запрещал непокорным бунтарям убегать и расселяться в Балкарии и Карачае, которые не были подвластны России. В целях покорения этих областей и разгрома бежавших от Ермо­лова отрядов, в Балкарии и Карачае многие населенные пункты сжигались дотла и грабились беспощадно. Сам Ермолов отмечал, что ему не раз при­ходилось на четвереньках пробираться по утесам верховьев рек Чегем, Баксан и Кубань. Все это мешало России активно проводить колониальную политику, так как в свободной Балкарии и Карачае все большее влияние могло получить Крымское ханство. В конечном итоге усиленная пропаган­да силы и мощи России возымели действие: 11 января 1827 г. в Ставрополь приехала балкарско-дигорская депутация — по одному представителю от каждой княжеской фамилии. Эта депутация просила принять их в под­данство России. Главнокомандующий царскими войсками на Северном Кавказе генерал Емануель в январе 1827 г. принял присягу балкарских и дигорских таубиев, о чем он доложил Николаю I.

К этому времени карачаевцы, уверенные в неприступности своих уще­лий и поддержке крымских ханов, представляли собой большую опасность для русских войск на Кубани, как скопище непокорных племен. Поэтому сюда было направлено основное внимание Емануеля. 20 октября 1828 г. он предпринял специальный военный поход на Карачай. Двенадцатичасо­вое отчаянное сражение карачаевцев (с 7 до 19 часов) закончилось побе­дой русских войск. Генерал Емануель неотложно докладывал Николаю I, что «Фермопилы Северного Кавказа взяты нашими войсками и оплот Карачаев­ский у подошвы Эльбруса для всех непокорных племен разрушен».

По подсчетам Емануеля, в этом сражении русские войска потеряли убитыми: 1 обер-офицер, 3 унтер-офицера 32 рядовых бойца; ранеными: командир полка Верзилин, 3 обер-офицера, 30 унтер-офицеров, 103 рядо­вых солдата.

В центральном ауле Карачая Карт-Джурте 21 октября верховный пра­витель Карачая олий (вали) Ислам Крымшаухалов и представители трех ведущих карачаевских фамилий подписали присягу на верность России. Так завершился процесс присоединения Балкарии и Карачая к России.

В XVI-XVII вв. и позднее всю свою политику с кавказскими народами и государствами Россия проводила через Кабарду, которая к тому времени занимала самую важную, стратегическую, центральную часть Северного Кавказа. Кабардинские князья умело приспосабливались к этой ситуации и пользовались всяческими поощрениями со стороны России, получая по­чести, титулы и деньги за поддержку политики России на Кавказе.

Однако для успешного продвижения в своих контактах с Закавказьем, с Грузией в первую очередь, России необходимо было налаживать связи с Балкарией, которая к тому времени представляла собой вполне офор­мившуюся политическую общность, называемую «Беш тау эль», т. е. «Пять горских обществ», каждое из которых имело свою верховную власть в лице народного собрания — Тёре. Каждое из этих малых Тёре подчинялось единому верховному общебалкарскому Тёре во главе с верховным прави­телем — олием.

Впервые в русских документах имя балкарского народа появляется в 1629 г. В январе терский воевода И. А. Дашков сообщает в Москву, что в местности, где живут «балкары», имеются залежи серебряной руды, вла­деют этой землей сыновья сестры кабардинского князя Пшимахо Камбу — латовича Черкасского Данный документ подтверждает давние кровно­родственные связи балкарцев, карачаевцев и кабардинцев: сестра Пшимахо была замужем за балкарским владетелем. Местностью «Балкар» владели ее сыновья Апши и Абдулла (иногда упоминается их фамилия — Тазрековы, но насколько это верно отражено, трудно судить. — И. М.).

В 1636 г. имеретинский царь Леван II посылает посольство к русскому двору, а в ответ на это в 1639 г. в Имеретию отправляются послы Москвы — Павел Захарьев, Федот Елчин. При подобных посольствах русский царь направлял посольские грамоты балкарским владетелям, через земли ко­торых надо было идти послам. Такие грамоты выдавались и кабардинским и иным князьям, что говорит о самостоятельности балкарских князей в международных отношениях на Кавказе и с Россией.

Показав свои посольские грамоты, Елчин и Захарьев пробыли 15 дней в гостеприимной семье карачаевских князей из рода Крымшаухаловых, у младших братьев Камгута — Эльбуздука и Гиляксана, которые жили неда­леко от места расположения современного города Тырныауза, в Баксан — ском ущелье в ауле Эль-Джурт. Здесь же располагается мавзолей Камгута и башня его жены Гошаях-бийче. Отсюда русские послы отправились и Сва — нетию и далее к имеретинскому царю. Следующее посольство русского царя прошло в Грузию в 1651 г. через Верхнюю Балкарию, по реке Сукан — су и далее. Послов Н. С. Толочанова и А. И. Иевлева радушно встречал и снабдил провиантом, вьючными животными и проводниками балкарский князь Артутай Айдаболов, предки которого уже упоминались в документе 1629 г.

В следующем документе 1653 г. говорится о том, что имеретинский царь Александр приглашал русских послов Жидовинова и Порошина по­смотреть, «как он будет крестить Женбулата, сына балкарского владетеля Айдарболова» (Айдаболова. — И. М.). Кстати сказать, из Грузии христиан­ство проникало в Балкарию уже с XII в., о чем говорят развалины церкви у сел. Хулам, на стенах которой были открыты христианские фрески.

В 1658 г. в Москву направлялось посольство во главе с грузинским царем Таймуразом для налаживания русско-грузинских связей. Путь Тай­мураза пролегал через Балкарию, где к его свите примкнула балкарская депутация во главе с уже упомянутым князем Артутаем Айдаболовым. В Москве он был радушно принят и наравне с Таймуразом вознагражден подарком в 40 соболей. Артутай пробыл в Москве около года.

Через 35 лет после этих событий в Москву пробирается опальный име­ретинский царь Арчил. Как только он из Балкарии проехал на равнину, по дороге в крепость Терки на него напали отряды тарковского шамхала Бу — дая и князя Малой Кабарды Кульчука Келембетова. В сложной международ­ной обстановке того периода Будай придерживался персидской, а Кульчук крымской ориентации. Каждый из них хотел выдать Арчила своему патрону. Арчил находился в плену у Кульчука с сентября по ноябрь 1693 г. Однако, как свидетельствуют документы, «красота Арчила и его мужество сделали такое впечатление на жену Кульчука, что ночью она доставила ему сред­ство к побегу: он скрылся в Басян (Басиан. — И. М.), а его люди ушли в Дигор». 28 ноября 1693 г. стало известно русскому начальству в Астрахани, что Арчил был пленен, а затем скрылся в «страну Балкар при истоках Малки». В своем письме от 15 апреля 1694 г. Арчил писал терскому воеводе, «что находится в Балкаре и чтобы его оттуда вывели». В письме от 20 мая 1696 г. Арчил подробно описывает великим наследникам-самодержцам России Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу, как все с ним случилось. В сентябре Арчил был вывезен из Балкарии.

Со второй половины XVII в. сведения о балкарцах и карачаевцах все чаще попадают в письменные источники. Среди авторов, писавших о них, следует отметить Арканджело Ламберти (1654), Николая Витсена (1692), Энгельберта Кемпфера (1651-1716), Абри де ла Мотрэ (1674-1743) и мно­гих других. Еще больше сведений о карачаевцах и балкарцах содержат до­кументы XVIII-XIX вв.

История взаимоотношений между Кабардой и Балкарией не знает ни­каких сколь-нибудь серьезных межэтнических столкновений или войн. Границ между ними, в нынешнем значении этого понятия, никогда не су­ществовало. Они определялись мирными взаимоотношениями, носили прозрачный характер. Кабардинцы и балкарцы свободно передвигались и в Кабарде, и в Балкарии. Взаимоотношения между народами носили мирный, дружелюбный характер, что обусловливало множество кровно­родственных связей, межэтнических браков. Причем подобные браки за­ключались как между княжескими фамилиями, так и среди простонародья. В результате этих контактов в Кабарде появилось множество балкарских фамилий: Кушховы, Балкаровы, Келеметовы и др., а в Балкарии — Черкесо­вы, Кабардоковы и др.

Возникавшие между Балкарией и Кабардой или между отдельными лицами и семьями споры решались при обоюдном согласии советом ста­рейшин по обычному праву балкарцев и кабардинцев. В случае отдельных раздоров внутри Кабарды или Балкарии многие находили приют у своих соседей — в Балкарии или Кабарде. Иногда возникали распри между отдель­ными родами Балкарии и Кабарды, но они никогда не приводили к войнам.

Широкие рамки приобретали мирные и дружеские отношения между отдельными семьями и родами. Такие тесные контакты устанавливались между Абаевыми и Кайтукиными, Атажукиными и Балкаруковыми, Урус — биевыми и т. д. На Кавказе мирно соседствующие народы отдавали своих детей на воспитание (в аталыки) своим близким друзьям. Так, например, известно, что в 1747 г. «емчеком» — молочным братом — князя Большой Ка­барды Касая Атажукина был балкарский князь Азамат Абаев. Документы отмечают, что в 1768 г. таким же молочным братом кабардинского князя Казыя Кайсынова был балкарский князь Мухаммат Биев. Многовековые мирные контакты отразились и на развитии экономики Балкарии и Ка — барды. Кабардинцы свободно могли пасти свои табуны в Балкарии, полу­чать отсюда и горные руды, лес и камень для строительства, меха и шкуры диких зверей и животных. Балкарцы в особо холодные годы арендовали зимние пастбища и стойбища в Кабарде. Некоторые ученые пытаются эти арендные отношения выдать за политическую и экономическую зависи­мость Балкарии от Кабарды. Подобные попытки не имеют под собой ни­какой почвы и строятся на поверхностных взглядах путешественников XIX в., которые не могли и не хотели вникать в действительную сущность арендных отношений между кабардинцами и балкарцами. Если за аренду зимних стойбищ балкарцы платили определенную цену, то какая же это дань или зависимость? Этот момент всегда надо иметь в виду, когда речь заходит о взаимоотношениях между двумя народами.

Взаимоотношения Балкарии и Кабарды значительно способствовали развитию экономики и той и другой стороны. В Кабарде Балкария закупа­ла недостающий ей хлеб, соль, через Кабарду она выходила на российский рынок, откуда поступали ткани, предметы утвари, украшений, фабричные изделия и т. п.

Балкаро-карачаево-грузинские отношения

Сложившиеся еще в Средневековье взаимоотношения с Грузией с каж­дым последующим веком все более крепли и расширялись. В это же вре­мя углублялись и кровно-родственные контакты, основу которых заложил еще в те далекие времена брак царицы Тамар с сыном асской принцессы и киевского князя Андрея Боголюбского. В то же время надо иметь в виду, что не всегда эти отношения были столь безоблачными. Живым примером тому является упомянутый выше Цховатский крест.

Особенно тесные контакты балкарцы и карачаевцы имели с Имеретин­ским царством Грузии, с Мингрелией и Сванетией. Из Сванетии ведут на­чало несколько патронимических подразделений балкаро-карачаевцев: Отаровы, Рахаевы, Эбзеевы и др. В города Рачи и Они балкарцы и карача­евцы съезжались на еженедельные рынки, продавали здесь свои изделия из шерсти, кожи, продукты животноводства: масло, сыры, мясо и др.

Балкарцы и карачаевцы были своего рода связующим звеном во взаи­моотношениях Грузии с Россией в XVII в.

Несмотря на погромы и геноцид со стороны монголов и войск Тимура в XIII-XIV вв., в XV в. Балкария и Карачай выступают на исторической арене как сформировавшаяся, самобытная и самостоятельная этнокультурная область Кавказа, находящаяся на пороге государственного образования, с разветвленной сетью княжеских владений, военных дружин, подчиненных верховному правителю — олию (вали), при котором существовал народный суд Тёре, который осуществлял управление всеми житейскими и военными делами, закреплял и узаконивал народные обычаи и традиции, осущест­влял и устанавливал меры наказания и поощрения и т. д.

Первым письменным документом, свидетельствующим о сказанном, является надпись на золотом Цховатском кресте XIV-XV вв., в которой по­вествуется о том, что один из грузинских эриставов (князей) попал в плен в Басиани (так именуют грузинские источники Балкарию) и был выкуплен на средства Цховатской церкви (ил. 35).

Южные границы Балкарии и Карачая были защищены естественной грядой Кавказского хребта. Значительно менее прочными были границы северные, со стороны равнин и степей Предкавказья.

Расселение кабардинцев в Предкавказье

Походы монголов и Тимура еще более ослабили северные границы эт­нической территории балкарцев и карачаевцев. Воспользовавшись сло­жившейся ситуацией, наиболее крупная и подвижная часть адыгских пле­мен — кабардинцы — после трагических событий на Центральном Кавказе в XV-XVI вв. начала интенсивно расселяться по всему Центральному Пред­кавказью, вплоть до реки Сунжи. Но вскоре, в результате возвращения вайнахских племен — предков ингушей и чеченцев — с гор на плоскость, на прежние свои земли, самые пределы расселения кабардинцев по бере­гам Сунжи стали значительно сокращаться, и восточные границы их стали пролегать в Моздокских степях.

Вот что писали кабардинские ученые XIX в.: «По сказаниям, кабардин­цы встретили на новых местах татарские (балкарские. — И. М.) поселения, отодвинули их в степи или заперли в горных ущельях, а сами поселились на их местах»; «Из всех разнообразных рассказов можно сделать, таким образом, одно только несомненное заключение: кабардинцы не были ис­конными жителями Кабарды, а откуда-то сюда переселились…»; «Судя по всему, кабардинцы заняли эти места не раньше XV в. или начала XVI в.». (Кудашев В. Н. Исторические сведения о кабардинском народе. Киев, 1913. С. 6-10).