1. Античные греко-латинские источники

Этноним "аланы" впервые появляется в латинских письменных источниках в середине I в. н. э. в произведениях знаменитого философа и поэта Луция Аннея Сенеки (последние годы I в. до н. э. — 65 г. н. э.), Гая Плиния Секунда (23 — 79 гг. н. э.) и поэта Марка Аннея Лукана (39 — 65 гг. н. э.). Л. Анней Сенека ("Вестник". 627-631) упоминает алан в следующем контексте: "Что это за страна? Аргос и Спарта, получившие по жребию благочестивых братьев, и Коринф, стоящий у заливов двух морей, или здесь Истр, представляющий пути к бегству диким аланам (выд. нами — Р. А.), или покрытая вечным снегом Гирканская земля, или всюду блуждающие скифы?"1 Цитируемый отрывок не содержит какой-либо конкретной географической информации. В ответ на свой же риторический вопрос ("Что это за страна?"), Л. Анней Сенека перечисляет бессистемно, без какой-либо связи между собой, современные ему географические названия областей, городов, реки, отстоящих друг от друга, зачастую на значительном расстоянии, и тут же вслед за ними приводит этнический термин в вовсе не соответствующем, на наш взгляд, с цитируемым отрывком контексте ("Что это за страна?… всюду блуждающие скифы?") . Не исключено, что термин "аланы" у Л. Аннея Сенеки в данный контекст мог попасть случайно. Из цитируемого отрывка с уверенностью можно сделать лишь один вывод, что этнический термин "аланы" был известен во времена Л. Аннея Сенеки. Другой определенной информации об аланах цитируемый отрывок не содержит.

В связи с Дунаем называет алан и Г. Плиний Секунд ("Естественная история". Книга IV.

80): "[к северу] от Истра, вообще говоря, все племена считаются скифскими, но прибрежные местности занимали разные племена, то геты, у римлян называемые даками, то сарматы (Sarmatae) или по-гречески савроматы, и из их [числа] гамаксобии, или аорсы, то неблагодарные, рабского происхождения скифы, или троглодиты, затем аланы и роксоланы"2. Если Л. Анней Сенека упоминает алан в довольно расплывчатом географическом контексте, то Г. Плиний Секунд называет их в перечне племен, которые локализуются другими античными авторами, в том числе и впервые их упоминающими, несколько восточнее между Борисфеном и Танаисом, у Меотиды и на Северном КавказеЗ. Судя по цитируемому отрывку, можно предположить, что эти племена, в том числе и аланы, постепенно продвигаются в "прибрежные местности" к северу от Истра и последовательно сменяют друг друга, т. е. аланы появились здесь в результате миграции. При этом Г. Плиний Секунд не дает каких-либо сведений о восточных границах этих "прибрежных местностей" (под которыми вероятно подразумевается побережье Черного моря не только Придунавья), что позволяет на наш взгляд включить в число последних и северокавказское побережье. Тем более, что в этом время (I в. н. э.) оно соединялось с Крымом (рис. З; 4; 5; 6; 7) .

М. Анней Лукан ("О гражданской войне десять книг". VIII, 215-225) помещает алан (в "речи Помпея к Дейотору") на Кавказе, в районе "Каспийских запоров": "если я в то время, как стремился к Каспийским запорам и преследовал суровых и вечно воинственных аланов, предоставил вам, парфяне, широко разбегаться…"4. В связи с событиями на Кавказе называет алан и Гай Валерий Флакк Сетин Бальб ("Аргонавтики восемь книг". VI, 33-167), эпический поэт, живший во 2-ой половине I в. н. э. "Анавсий уже раньше ставший врагом за то, что Медея была обещана в

жены албанскому тирану выслал пылких аланов, [за которыми] вскоре последовал [и] сам, и

свирепых гениохов"5.

Наиболее ранние и более подробные сведения об аланах в греко-язычных источниках имеются в сочинении Иосифа Флавия (род. ок. 37 г. н. э.) "О войне иудейской" (VII, 7, 4), где он

сообщает об их походе в Мидию в 72 г. н. э.: "В это время, замыслив вторгнуться с целью грабежа в Мидию и еще дальше ее, они вступили в переговоры с царем гирканов, ибо он владел

проходом, который царь Александр запер железными воротами. И когда тот открыл им доступ, [

аланы] напав огромной массой на ничего не подозревающих мидян, стали опустошать, многолюдную и наполненную всяким скотом страну, причем никто не осмеливался им противиться, ибо и царствующий в этой стране Пакор, убежав от страха в неприступные места, отступился от всего остального и лишь с трудом выкупил сотней талантов жену и наложниц, попавших в плен. И так, производя грабеж с большою лёгкостью и без сопротивления, [они] дошли до Армении, всё опустошая. Царем Армении был Тиредат, который, выйдя к ним навстречу, и дав битву, едва не попался живым в плен во время самого боя; именно, некто издали набросил ему на шею аркан и готовился [уже] притянуть его, если бы он не успел убежать, перерубив мечом веревку. Аланы, ещё более рассвирепевшие вследствие битвы, опустошили страну и возвратились домой с большим количеством пленных и другой добычи из обоих царств". Аланы, как считает Иосиф Флавий, "есть часть скифов, живущая вокруг Танаиса и Меотийского озера"6.

Как видно, Иосиф Флавий — единственный из авторов I в. н. э., который конкретно указывает место обитания алан — "вокруг Танаиса и Меотийского озера". Следовательно, есть веские основания думать, что аланы занимали в это время (I в. н. э.) часть равнинной зоны Северного Кавказа, примыкавшей с востока к "Меотийскому озеру", то есть И. Флавий прямо говорит о том, что аланы жили на части равнинной зоны Северного Кавказа. Это, однако, нельзя понимать в том смысле, что территория их расселения была ограничена только прибрежными районами. И. Флавий, видимо, не знал или не уточнил восточных границ расселения алан. Но у него же есть косвенные сведения, позволяющие предполагать, что территория их расселения не ограничивалась только частью северокавказской равнины, примыкающей к "Меотийскому озеру", но и, возможно, простиралась до северных предгорий "Большого Кавказского хребта у Дарьяльского ущелья и дальше на восток"7. Так, аланам для проникновения в Мидию оказалось достаточным вступить в переговоры только с царем гирканов (Иберии)8. Какие-либо иные препятствия на пути от Азова ( "Меотийского озера") до Дарьяла в лице других народов не названы.

Кроме того, И. Флавий ничего не говорит и о далеком переходе алан от "Танаиса и Меотийского озера" до Дарьяльского прохода, что свидетельствует, по-видимому, о расселении алан (или племен, именуемых аланами) вплоть до северных предгорий Кавказа9. В пользу этого как будто бы свидетельствует и то, что античная традиция помещает истоки Танаиса и в Кавказских горах (Рис.7). Кроме того, царь гирканов вряд ли бы поверил и открыл проход в свою страну воинственному и многочисленному войску "незнакомых" аланов ("кочевников"), пришедших на Кавказ "с целью грабежа" с далекой Меотиды и Танаиса. Только длительное знакомство, добрососедские отношения и, возможно, этногенетические связи между "аланами" и "гирканами", по нашему мнению, могли быть гарантией "царю гирканов" в том, что аланы не нападут на его страну, воспользовавшись столь удобной возможностью. И если И. Флавий сообщает лишь о том, что царь гирканов открыл аланам доступ в Закавказье, то армянские источники (вероятно, описывая это же событие) свидетельствуют, что аланы, горцы и иберы выступили в этом походе как союзники, а древнегрузинская летопись "Картлис Цховреба" считает инициатором этого набега иберийского царяЮ.

В. Н. Гамрекели в свое время отмечал, что "упоминание алан Луканом в связи с походом Помпея в Закавказье и упоминание алан Валерием Фланком в поэме "Аргонавтика" в связи с именем Медеи есть отчасти результат смещения имен албанов и алан"11. Следует признать, что это вполне возможно. В таком случае приходится думать, что Лукан и Валерий Флакк "тем самым подтвердили, что в их время на Кавказе по соседству друг с другом жили этнические группы с созвучными названиями "алан" и "албан"12. Вместе с тем, как считает языковед Я. С. Вагапов, названия алан и албан не только созвучны, но и близки по смыслу и означают на нахских языках "жители равнины, равнинного места, долины, низины, побережья реки"13. В связи с этим уместно напомнить слова академика Н. Я. Марра о том, что "вопрос об аланах Кавказского хребта тесно связан с судьбой аланов-албанов Закавказья, требующий также особого рассмотрения"14. Кроме того, предложенное Я. С. Вагаповым объяснение значение термина "алан" в определенной степени согласуется, на наш взгляд, с локализацией алан И. Флавием, как было отмечено, из иранских языков этот термин не получил удовлетворительного объяснения.

Как мы видим, сведения Марка Аннея Лукана, Гая Валерия Флакка Сетина Бальба, Иосифа Флавия дают определенные основания для локализации алан на Северном Кавказе с I в. н. э.1, то есть со времени первого упоминания их в письменных источниках15. В то же время Луций Анней Сенека упоминает этнический термин "аланы" в связи с Дунаем. Однако по контексту трудно судить, появился ли термин "аланы" здесь как название местного населения, т. е. имеет местное происхождение, или он привнесен в результате передвижения сюда новых этнических групп, или упоминание нового термина "аланы" является результатом вольного переноса его с Кавказа из-за слабого знания этнической карты, как Кавказа, так и Северного Причерноморья. И то и другое, на наш взгляд, можно предположить в равной степени, не отрицая в то же время их спорности.

Гай Плиний Секунд свидетельствует, судя по контексту, о приходе алан в "прибрежные местности" к северу от Дуная. Вместе с тем необходимо отметить, что в письменных источниках нет даже намека на приход алан откуда-либо на Северный Кавказ.

Существует мнение, что аланы пришли на Северный Кавказ с Северного Прикаспия — Нижнего Поволжья и Приуралья. Однако оно не подтверждается известными на сегодня древними письменными источниками. Как верно отметил А. С. Скрипкин, последние не дают никакого повода для размещения алан в Северном Прикаспииіб.

В китайском источнике конца II — начала III в. н. э. упоминается название местности "Аланья" в Приаралье: "Владение Яньцай переименовалось в Аланья"17. На основании этого сообщения в исторической литературе высказана мысль о том, что "область Яньцай-Аланья между Аралом и Каспием" является исходной территорией алан, откуда они пришли на Северный Кавказ18. Однако указанное упоминание, кстати, единственное, не может само по себе, служить достаточным основанием для предположения какой-либо связи этнического термина северокавказских "алан" с топонимическим термином "Аланья" в Средней Азии. Тем более, о приходе алан на Кавказ именно из указанной области19. Как явствует из текста, область Яньцай была переименована в Аланья во II — начале III в. н. э. (в период правления младшей династии Хань), в то время как античные западные источники локализуют алан на Северном Кавказе с I в. н. э. Кроме того, само переименование (Яньцай в Аланья) не связано с этноязыковыми иранцами, а вероятно было результатом усиления здесь тюркского элемента. Об этом косвенно свидетельствует распространение на указанной территории с конца I — начала II вв. н. э. деформированных черепов и увеличения примеси монголоидности20. И, наконец, в древних письменных источниках не прослеживается вероятность миграции населения данной местности на Кавказ в этот период. В связи с этим приходится думать, что название приаральской степи Аланья обязано тюркским языкам (а не иранским), в которых алан значит "ровная, открытая местность", "поле, долина, равнина"21.

О кавказских аланах, видимо, пишет и известный писатель второй половины I в. — первой половины II в. н. э. Гай Светоний Транквил ("Жизнеописание Цезарей". VIII), который сообщает, что "парфянский царь Вологес просил помощи против аланов"22. Армянские источники, которые содержат более подробные сведения о походах алан и горцев во второй половине I в. н. э. в Закавказье, подтверждают, что в этих походах участвовали аланы, обитавшие на Северном Кавказе по соседству с горцами и иберами23.

Этноним "аланы" встречается и у писателей "Истории Августов" — сборника жизнеописаний римских императоров, охватывающих 117-284 гг. Так, Юлий Капитолин ("Марк Антонин Философ".

22) называет алан среди племен, участвующих в так называемой I Маркоманской войне, длившейся перерывами с 166 по 175 гг. н. э. на Дунайской границе Римской империи24. В остальных случаях писатели "Истории Августов" ограничиваются лишь упоминанием имени алан, в контексте не позволяющем судить о месте их обитания25.

Авторы IV — первой половины VI в. н. э. также называют термин "аланы" в связи с Северным Причерноморьем. Децим Магн Авзоний (первая половина IV в. н. э.) сообщает, что "гет в союзе с аланами тревожил набегами Истр" ("V. Моление предназначенного консула накануне январских календ, при вступлении в должность". 29-32)26. Евсевий Иероним ("Письмо 60. К Гелиодру". 16; "Письмо 122. К Агерухии". 16) называет алан среди племен, обитавших в Причерноморье27. В этих же районах знают алан и Секст Аврелий Виктор ("Сокращение". XLVII), Руфий Фест Авиен ( "Описание земного круга". 435-361), Павлин Пеллейский ("Благодарственная молитва". 343-400), Павел Оросий ("Историй против язычников 7 книг". Книга VII. 37, 3), Присциан ("Землеописание"

. 228-312)28. Упоминаемые Сальвианом ("О правлении божием 8 книг". VII, 64), Флавием Вегетием Ренатом ("Краткий очерк военного дела". I, 20) и Квинтом Аврелием Меммием Симмахом ("Отрывок из "Истории") аланы, судя по контексту, тоже обитают в Причерноморье29. Клавдий Клавдиан ( "На Руфина книга I". 308-331) упоминает алан вокруг МеотидыЗО, а Юлий Валерий ("Деяния Александра Македонского". I, 2) упоминает алан вместе с иберами, серами, скифами и другими племенамиЗІ. Необходимо заметить, что названные выше авторы ограничиваются обычно лишь упоминанием термина алан, ничего не сообщая об их локализации.

Епископ Амвросий ("Объяснение Евангелия от Луки". Книга X. XXI, 9; "Письма. Письмо 2 4-е: Амвросий императору Валентину". 8), упоминая алан среди племен Северного Причерноморья и Галлии32, вместе с тем сообщает о походе в Мидию и Армению (в 72 г. н. э.) алан, населяющих "скифский Танаис и пограничные с ним места и Меотидские болота", "которые сдерживались, вместе с прочими дикими и неукротимыми племенами, непроходимостью местности внутри страны и запором железной двери, которую воздвиг великий Александр на отвесном хребте горы Тавра". По их просьбе "гирканский" царь, "который начальствовал над этой местностью", открыл ворота и они подвергли Мидию и Армению опустошительному набегу ("Объяснения Евангелия от Луки". Книга V. 1)33. Возможно, что эти сведения Амвросий заимствовал у Иосифа Флавия.

Под Тавром, в данном случае, Амвросий подразумевает Кавказский хребет, который античные авторы нередко отождествляли с Тавром или считали его продолжением34. "Гирканией" ( "Гирканский царь") в греко-латинских источниках нередко называлась Иберия (древняя Грузия) от армянского названия Иберии — Виркан35. "Запором железной двери" Амвросий называет Дарьяльский проход. Это объясняется тем, что античные авторы перенесли легенду об Александре Македонском на Кавказ, и терминами "Александровы запоры", "Каспийские ворота", "Александровы ворота", первоначально прилагавшимися к горным проходам Сирдара и Фируз-кух, расположенным юго-восточнее современного Тегерана, они иногда обозначали Дербентский и Дарьяльский проходы

36.

Как видно, на Мидию и Армению сделали набег северокавказские аланы, обитавшие по соседству с Иберией, которая была их военным союзником и пропустила через Дарьяльский проход37. Правда, Амвросий не дает каких-либо указаний о юго-восточных границах расселения алан, однако в то же время он ничего не говорит и о далеком переходе алан с Меотиды и Танаиса до Дарьяла. Кроме того, армянские историки, как было отмечено выше, описывая это событие, достаточно ясно локализуют алан в предгорьях Северного Кавказа38. О локализации алан на Северном Кавказе по соседству с иберами и албанами свидетельствует и Фемистий ("Речи. XXXIV. К обвинявшим в принятии должности". VIII, стр. 33): "Римские полководцы проходили Каспийские ворота, выгоняли аланов из Армении и устанавливали границы иберам и албанам39.

Интересные сведения об аланах сообщает в своей "Истории" римский историк IV в. н. э. Аммиан Марцеллин. Описание племен и этнических групп Северного Кавказа Ам. Марцеллин начинает с западной оконечности Кавказского хребта. Здесь он называет ахейцев, живущих "на вершинах гор, покрытых вечным снегом", и керкетов, "которые живут рядом с ними" ("Книга XXII". 8, 20")40.

"В тылу от них, — пишет далее Ам. Марцеллин, — живут обитатели Киммерийского Боспора, где есть милетские города и как бы мать их всех — Пантикопей [через который] протекает река Гипанис (perstringit Hypanis), изобилующая и собственными водами и впадающими извне [т. е. притоками]. На значительном расстоянии оттуда вокруг Танаиса обитают амазонки" ("Книга XXII". 8, 20)41. Судя по контексту, здесь идет речь о территории к западу от керкетов-милетских городах Таманского и Корченского полуостровов, низовий Днепра и Южного Буга и самом современном Южном Буге, в устье которого находился город Ольвия, основанный милетцами в VI в. до н. э.42

Вставка В. В. Латышева "через который" представляется нам неверной, так как слова Ам. Марцеллина — "в тылу от них", вероятно, относится не только к обитателям Киммерийского Боспора и милетским городам, но и к реке Гипанис, то есть Киммерийский Боспор, милетские города и река Гипанис находились к западу от керкетов (Рис.8). Кроме того, Гипанис (Кубань) никак не мог протекать "через" Пантикапей, так как последний находился на Керченском полуострове, где кстати нет и реки, о которой можно сказать: "изобилующая и собственными водами и впадающими извне". В связи с этим, отождествление В. В. Латышевым реки Гипанис с Кубанью представляется неубедительным43. Тем более, что Кубань в своем нижнем течении протекала через северные рубежи территории керкетов. Такое понимание цитируемого отрывка, как

будто бы подтверждается и последующим сообщением Ам. Марцеллина ("Книга XII". 8, 27): "На значительном расстоянии оттуда вокруг Танаиса обитают амазонки, простирающиеся вплоть до Каспийского моря. Река Танаис, получая начало между Кавказскими скалами, течет извилистыми дугами и, отделяя Азию от Европы, теряется в Меотийском болоте… За Танаисом на широком пространстве живут савроматы, по земле которых текут непресыхающие реки Марабий (Marabius), Ромбит (Rombitus), Теофаний (Theophanius) и Тотордан" (выд. нами. — Р. А.)44.

Как видно, древнее название Дона-Танаис, Ам. Марцеллин переносит на одну из северокавказских рек. Помпоний Мела (I в. н. э.) также считал, что Танаис течет с "Рифейской горы", которая отождествлялась им с Кавказскими горами45. По мнению В. В.Латышева Ам. Марцеллин называет Танаисом современный Маныч. Однако с этим трудно согласиться, так как Маныч берет начало на довольно большом расстоянии от "Кавказских скал" — на Кумо-Манычской впадине (между Ставропольской возвышенностью и Сальско-Манычской грядой) и о нем уж никак нельзя сказать, что он "получая начало между Кавказскими скалами, течет извилистыми дугами". Вероятнее всего, под названием Танаис здесь подразумевается Егорлык — приток Маныча, который берет начало на горе Стрижамент (в 20-25 км от русла Кубани), "течет извилистыми дугами" и, через Маныч и Дон, "теряется в Меотийском болоте"И. Если вслед за В. В. Латышевым предположить, что Гипанис — Кубань, то цитируемое выше свидетельство Ам. Марцеллина теряет всякий смысл — Танаис, который "получает начало в Кавказских скалах", никак не может находиться "на значительном расстоянии" от Гипаниса (Кубани), истоки которого, в таком случае, должны находиться в Кавказских горах, то есть в тех же "Кавказских скалах". Кроме того, реки Морабий, Ромбит, Теофаний, Тотордан, текущие, по свидетельству Ам. Марцеллина, за Танаисом мы в этом случае ( Гипанис=Кубань) должны искать к северо-западу от устья Дона — в Северном Приазовье. Однако исследователями они отождествляются с реками Восточного Приазовья (Кагальник, Бейсуг и др.), впадающими в Азовское море между Кубанью и Доном46. амазонки, судя по цитируемому отрывку, обитали к северо-востоку и востоку от керкетов — на Ставропольской возвышенности ("вокруг Танаиса") и до Каспийского моря (Рис.8).

О локализации алан Ам. Марцеллин сообщает: "Истр со множеством (abundans Hister) притоков течет мимо [земли] савроматов, простирающейся до реки Танаиса, составляющей границу Азии и Европы. За ней тянутся бесконечные степи Скифии, населенные аланами, получившими свое название от гор" ("Книга XXXI". 2, 13)47. В другом месте он уточняет: "близ поселения

амазонок живут аланы, обращенные к востоку и рассеянные между многочисленными и обширными племенами; [их владения приближаются] к азиатским землям и простираются, как я узнал, до самой реки Ганга, пересекающей индийские земли и впадающей в южное море" ("Книга XXXI". 2, 13)48. Если сведения Ам. Марцеллина о распространении алан вплоть до реки Ганга более чем сомнительны, то локализация алан на Северном Кавказе не вызывает сомнений. В связи с Кавказом в цитируемой работе аланы упоминаются еще несколько раз49. Вместе с тем Ам. Марцеллин знает алан (европейские аланы) и в Северном Причерноморье ("Книга XXII". 8, 42)50.

Алан, обитавших на Северном Кавказе, Ам. Марцеллин генетически связывает с албанами и массагетами Закавказья. Он сообщает, что Гней Помпей, пройдя земли "албан и массагетов, которых мы теперь называем аланами, разбил и это племя и увидел Каспийские озера…" ("Книга XXIII". 5, 16),51 и подчеркивает далее, что аланы это прежние массагеты ("Книга XXXI". 2,

12)52. Греческий автор второй половины II в. — первой половины III в. н. э. Дион Кассий Коккейиан в своей "Римской Истории" генетически связывал с массагетами албан ("4.Известия о дальнейших событиях". Ер., LXIX, 15): "албанов, по происхождению массагетов" (выд. нами. — Р. А.)53. Однако с этим не соглашается В. В. Латышев, который пишет в комментарии к Диону Кассию, что "своим предполагаемым происхождением от массагетов, неподтверждаемым другими авторами, албаны обязаны, может быть, лишь тому, что и то, и другое племя локализуется у реки Аракса. При этом Араке массагетов — Сыр-Дарья (Яксарт других древних авторов) смешивается с кавказским Араксом54. В связи с тем, что массагеты, как он считает, не обитали в Закавказье, то аланы, разбитые, по словам Ам. Марцеллина, Помпеем, должны связываться только с албанами 55 .

Соглашаясь с В. В. Латышевым в том, что аланы должны связываться с албанами, считаем необходимым отметить, что упоминание массагетов в Закавказье вряд ли является результатом смешения Аракса с Сыр-Дарьей (Яксартом). Так, Геродот сообщает в своей "Истории", что массагеты живут "за рекою Араксом"56. Далее он уточняет: "Река же Араке течет из земли матиенов"; "река же Араке берет начало в матиенских горах"; "река Араке, текущая на восток"

57. Эти сведения дополняет Гай Юлий Солин (перв. полов. III в. н. э.) в своем "Сборнике достопримечательностей" (XV, 18): "Араке берет начало на небольшом расстоянии от истоков Ефрата и затем течет в Каспийское море"58. Вероятно, что Ам. Марцеллин в данном конкретном случае называет массагетами-мазкутов (маскутов) армянских авторов, обитавших у Каспийского моря, южнее Дербента, которые были этнически близки албанам59. Следовательно, можно полагать, что Ам. Марцеллин называет аланами родственные албанам кавказские племена. В связи с этим необходимо отметить, что албаны в языковом отношении и этнически, как и народы Дагестана, находятся в родстве с вайнахами.

О происхождении племенного названия "алан" Ам. Марцеллин ("Книга XXXI". 2, 13) сообщает,

что аланы получили свое название от гор, но не указывают от какихбО. Так как в приведенных выше сведениях речь идет об аланах, локализуемых на Северном Кавказе и обитавших в Закавказье албанах и массагетах (мазкутах-маскутах), правомерно предположить, что под горами, от которых аланы получили свое название подразумеваются Кавказские горы. Так, Ю. Кулаковский в свогь время, опираясь на сведения Ам. Марцеллина, отметил: "Аланы связаны с горами, но не с севера, а с юга, а именно: с Кавказским хребтом"61. Это, на наш взгляд, подтверждается и

свидетельством Гая Соллия Аполлинария Сидония (430-480 гг.) о том, что аланы рождены на Кавказе ("Письма". IV, 1, 4): "… рожденным на Кавказе аланам"62. В связи с вышесказанным

привлекает внимание свидетельство, содержащееся в "Схолиях к Лукану" ("Разные схолии". Книга VIII. 223) о том, что аланы "племя", названное от реки Алана"63. Река "Алана" ("Алонта" у Клавдия Птолемея или "Аландон" в "Армянской географии") обычно отождествляется с Тереком, что так же подтверждает, на наш взгляд, кавказское происхождение алан и их племенного названия 64. Необходимо отметить, что в чечено-ингушских языках одно из названий реки али/алие в косвенных падежах приобретает так называемое наращение "н": алание, алние, олана и т. д.65

Об этническом содержании термина "алан" Ам. Марцеллин сообщает, что аланы "мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности". "Разделение… по обеим частям света, — пишет далее Ам. Марцеллин, — аланы (нет надобности перечислять теперь их разные племена), живя на далеком расстоянии одни от других, как номады, перекочевывают на огромные пространства, однако с течением времени они приняли одно имя и теперь все вообще называются аланами…" ("Книга XXXI". 2, 13; 2, 17)66. Думается,

что такая характеристика алан не противоречит объяснению значения термина "аланы" из нахских языков — "жители равнины, равнинного места, долины, низины, побережья реки", "равнинники", "степняки". Косвенным подтверждением объяснения термина "аланы" — "жители равнины", может, на наш взгляд, являться и указание Ам. Марцеллина, что аланы получили свогь название от гор, так как населением гор, горцами, воспринимается население равнины в первую очередь как "жители равнины", "равнинники". Вместе с тем, по мнению Я. С. Вагапова, "установив убедительно или предположительно, что этноним создан на одном определенном языке, нельзя спешить с выводом о том, что и поименованный им этнос был носителем именно этого языка"67.

Из сведений, сообщаемых Ам. Марцеллином об аланах, можно, на наш взгляд, заключить, что термин "аланы" возник не как название или самоназвание определенного этноса, а как общее собирательное название для всего (возможно, неродственного, разноязычного) населения Предкавказских степных равнин. Позднее, в результате миграции какой-то части населения из степных равнин Предкавказья (а также, в результате вольного использования этого термина некоторыми древними авторами), термин "аланы" получил более широкое распространение: в первую очередь, в степных районах Северного Причерноморья до Дуная (Истра). Среди племен, мигрировавших в Крым и Северное Причерноморье очевидно были и выходцы с Кавказа, в том числе и нахоязычные. Возможное присутствие здесь кавказского этноязыкового элемента (в частности, северовосточнокавказского) в исследуемое время и предшествующие периоды отмечена специалистами68.

Ю. С. Гаглойти считает, что по Ам. Марцеллину, "появление этнонима "аланы" было связано, прежде всего, с объединением этнически родственных племен", подразумевая под последними лишь ираноязычные племена. Но такая определенность родства и языковой близости из сообщения Ам. Марцеллина не вытекает. Более того, как совершенно верно отметил В. Ф. Миллер: "Из этого рассказа Аммиана Марцеллина об аланах видно, что для него название аланов — понятие географическое и что оно обнимает целую группу народов, живущих за Танаисом на границе Азии и Европы в кочевом быту"69.

Таким образом, устанавливается, что греко-латинские письменные источники убедительно локализуют алан на Северном Кавказе с I в. н. э., когда этноним "аланы" впервые появляется в произведениях античных авторов. Как совершенно справедливо отметила В. Б. Ковалевская, "из двенадцати античных авторов, которые в разных контекстах и на разных территориях упоминают этноним "аланы" для догуннского времени "лишь трое говорят об аланах только в связи с событиями на Истре, трое связывают их с Северным Причерноморьем (одновременно зная их на Кавказе) и девять или локализуют их на Кавказе, или же рассказывают об их походах через горные проходы в Закавказье7 0.

Появление термина "аланы" на Северном Кавказе, как уже отмечалось исследователями, античные источники не связывают с переселением на Северный Кавказ каких-либо племен. Более того, они последовательно и достаточно убедительно свидетельствуют о местном, кавказском происхождении алан и их племенного названия. Это само по себе уже позволяет предположить этническую близость определенной части алан с кавказскими племенами (в частности вайнахами), не отрицая при этом, что этноним "аланы" мог распространяться и на другие неродственные им племена, обитавшие в степных районах Предкавказья и Северного Причерноморья (иранские, тюркские).

2. Византийские и западноевропейские источники.

Интересные сведения об аланах сообщают авторы эпохи раннего средневековья. Так, византийский историк VI в. Прокопий Кесарийский, описывая войны Византии с Персией, сообщает, что аланы занимают страну, которая "простирается от Кавказа до Каспийских ворот"71. Далее он уточняет, что на западе аланы граничат с племенами абасков, брухов и зихов72, т. е. аланы обитают к востоку от адыго-абхазских племен. Восточную границу расселения алан Прокопий указывает довольно туманно — "Каспийские ворота". В научной литературе "Каспийские ворота" Прокопия Кесарийского связывают то с Дарьялом73, то с Дербентским проходом74.

Ю. С. Гаглойти, отождествляя "Каспийские ворота" с Дарьялом, считает, что Прокопий не распространяет имя алан на северокавказские народы, то есть на западе Прокопий противопоставляет аланам адыгские племена, а на востоке аланы жили лишь до Дарьяла и в связи с этим имя алан не могло распространяться на вайнахские племена, которые жили за Дарьялом. III

Аланами Прокопий называет, как считает Ю. С. Гаглойти, только ираноязычных предков осетин75. Для подтверждения своего вывода Ю. С. Гаглойти приводит свидетельство того же Прокопия о том, что "Каспийскими воротами" владел в период персидско-римских войн унн (гунн) Амбазук7 6. Ссылаясь на то, что в "Картлис Цховреба" встречается это же имя в форме Анбазук, как имя овсского предводителя, Ю. С. Гаглойти, вслед за В. Ф. Миллером объясняет его из осетинского "равноплечий"77. Это свидетельствует, как считает Ю. С. Гаглойти, о том, что: Амбазук был аланом, то есть этноним унн (гунн) у Прокопия в данном случае является собирательным и распространяется вообще на все обитавшие, на Северном Кавказе племена, в том числе и алан, а этноним "аланы" применяется в узкоэтническом смысле для обозначения только ираноязычных племен; под "Каспийскими воротами" Прокопий подразумевает Дарьял, так как Дарьялом мог владеть только "алан" Амбазук7 8.

Однако с этим трудно согласиться. Во-первых, судя по контексту (страна алан простирается от Кавказа до "Каспийских ворот"), Прокопий называет Кавказом не весь Кавказский хребет, а какую-то его часть. Вероятно, в данном случае он, следуя традициям древних источников, обозначает именем Кавказ центральную часть Большого Кавказа — между Эльбрусом и Казбеком — Дарьялом7 9. В связи с этим "Каспийские ворота" нельзя, на наш взгляд, отождествлять с Дарьялом. Иначе сообщение Прокопия теряет всякий смысл. Тем более, что далее он сам сообщает сведения для локализация "Каспийских ворот": отроги Кавказских гор, обращенные к югу-востоку, "достигают до тех самых проходов, которыми живущие там племена гуннов проходят в землю персов и римлян: один из этих проходов называется Тзур, а другой носит название "Каспийских ворот" 80. Судя по контексту (отроги Кавказских гор "достигают до тех самых проходов"), эти проходы находятся в юго-восточной оконечности отрогов Кавказских гор, и расположены, вероятно, недалеко друг от друга. О Дарьяльском (в отличие от Дербентского) проходе вряд ли можно сказать, что отроги Кавказских гор, обращенные к юго-востоку, "достигают до…", так как он расположен в центральной части Главного Кавказского хребта — на значительном расстоянии от Дербента. Эти обстоятельства заставляют, на наш взгляд, усомниться в том, что под "Каспийскими воротами" Прокопий подразумевает Дарьял, а собственно "Каспийские ворота" ( Дербентский проход) называет "Тзур". В приведенном отрывке, скорее всего, речь идет о Дербентском проходе ("Каспийские ворота") и воротах Чора ("Тзор") на реке Самур81, расположенных не на большом расстоянии друг от друга на юго-восточной оконечности Кавказского хребта, через которые, кстати, и можно было попасть непосредственно (в отличие от Дарьяла) в "землю персов". Как нам представляется, у Прокопия нет каких-либо сведений для локализации алан только к западу от Дарьяла. Вместе с тем восточные письменные источники и материалы археологических раскопок убедительно свидетельствуют, что аланы обитали и к востоку от Дарьяла на территории современной Чечено-Ингушетии вплоть до Дагестана, а отчасти и на территории Дагестана82.

Во-вторых, если этноним унн (гунн) у Прокопия является собирательным, то не ясно, на основании чего Ю. С. Гаглойти объявляет термин "аланы" узкоэтническим и связывает его исключительно с ираноязычными племенами. Во всяком случае, у Прокопия нет сведений для этого. Перевод имени Амбазук (Анбазук) на осетинском языке "равноплечий", даже если признать его правильным, отнюдь не является доказательством того, что аланами назывались только ираноязычные племена. Ведь Амбазук назван унном, а не аланом.

Кроме того, необходимо отметить, что осетинское объяснение имени Амбазук не является общепринятым. На наш взгляд, Я. С. Вагапов прав, когда отмечает, что его интерпретация у иранистов — как "равноплечий" пользуется неоправданно широким признанием. "Исследователей почему-то не смущает то обстоятельство, что имен типа: двурукий, двуногий, двуглавый, равноплечий не бывает, но широко распространены имена типа русских: Косой, Кривошеев, Хромой, Безрукий, Беспалый и т. д.". Имя Анбазук (Амбазук) Я. С. Вагапов объясняет из вайнахских языков : а /н/ — приставка. Базук — личное имя. Имя Базукъ образовано от нахского нарицательного слова база — "тис" и къ /о/ — сын. "В начальной приставке а/н/ — мы видим омертвевший и сросшийся с именем артикль определенности". В связи с этим можно привести и такие нахские параллели: Абата-Бата, от бат — "морда", Анга-Га, от га — "отросток", Амада-Мада, от мада — "мягкий" и т. д. Вместе с тем, при объяснении древних личных имен, значение которых неизвестно, следует учитывать, как считает Я. С. Вагапов, что: "По личному имени очень трудно судить об этнической принадлежности его носителя"; "личные имена, несут меньшую информацию о языке соответствующего населения"83.

Из всего сказанного видно, что сведения Прокопия Кесарийского, вопреки мнению Ю. С. Гаглойти, не позволяют связать алан только с этноязыковыми иранцами и противопоставить их этнически вайнахским племенам. Даже при помощи единичного в данном случае языкового факта ( имя Анбазук). Более того, как совершенно справедливо отметил в свое время В. Ф. Миллер, "Прокопий, как и другие писатели, распространяет имя аланов вообще на северокавказские народы"84.

Современник Прокопия — Агафий (VI в.), описывая те же события, называет западных соседей алан — апсилиев, лазов, мисимян, не сообщая при этом никаких сведений о племенах, граничавших с аланами на востоке85.

В своих сочинениях Менандр Византиец (VI в.)86, Феофелакт Симокатта (VI в.)87, Феофан Византиец (VIII-IX вв.)88, Генесий (IX в.)89, Никифор Вриений (Х-Х1 вв.)90, также ограничиваются лишь упоминанием алан на Северном Кавказе и не дают сведений для уточнения их локализации и этнической принадлежности. Они не называют другие племена, обитавшие по соседству с ними, кроме племен, граничащих с аланами на западе. Сведения названных авторов не

позволяют считать термин "аланы" узкоэтническим, подразумевая под ним только ираноязычные племена и этнически противопоставлять алан вайнахам, как это делает Ю. С. Гаглойти91.

Упоминание термина "аланы" само по себе еще не является свидетельством того, что им не охвачены разные племена, в том числе и предки вайнахов. И если Никифор Вриений пишет, что язык алан "варварский", то не понятно, почему мы должны думать, что он называет "варварским" только иранский язык. Даже если имя одного из алан — Арабат, упоминаемое Никифором Вриением, объясняется из осетинского языка как "родич"92. Объяснение некоторых аланских имен из осетинского языка не является, на наш взгляд, свидетельством исключительной ираноязычности алан. Кстати, это имя может объясняться и из вайнахских языков: ара — (совр. эри) "самец" и батіа-бада (современное біотіа) "силач, богатырь", что также не может само по себе служить свидетельством исключительной нахоязычности алан. Кроме того, для византийцев, в том числе и для Никифора Вриения, все окружающие их племена были "варварскими" и языки их тоже были "варварскими" (в том числе и иранский). Если Никифор Вриений и назвал аланский язык варварским, то из этого вовсе не следует, что все аланы говорили на одном языке, и именно на иранском. Для такого вывода Никифор Вриений не дает никакого повода. IV

Интересные сведения об аланах сообщает епископ Феодор в своем "Аланском послании", написанном в 1-ой половине XIII в.93 Феодор провел некоторое время среди алан, обитавших на Черноморском побережье, по-видимому, на не большом расстоянии от Боспора (Керчи)94. О происхождении алан он пишет: "племя это рассеяно и простирается от Кавказских гор до Иверии, древний предел их родины (выд. нами — Р. А.); они возлюбили посылать некоторые многолюдные выселки, так что наполнили Скифию и Сарматию"95. Свидетельство епископа Феодора тем для нас ценно и важно, что он, сам по происхождению алан, называет древним пределом родины алан ни Северное Причерноморье, Нижнее Поволжье или Приуралье, а Иберию — Кавказ. Можно полагать, что описываемые Феодором аланы выходцы с Кавказа, этнически родственные кавказским племенам. Ещгь в VI в. об этом свидетельствует анонимный византийский автор: "по соседству с городами верхней Иберии жили аланы, гунны и эмбы, страна аланов простирается, как полагают, до Кавказского хребта. Они (аланы. — Р. А.) тоже Иберы"96. Эти свидетельства позволяют с достаточным на то основанием думать, что какая-то часть племен, именуемых аланами, была связана своим происхождением с Кавказом. Об исключительной ираноязычности алан, как мы видим, говорить не приходится. Вместе с тем, нельзя отрицать, что этноним "аланы" в разное время мог покрывать, совместно с кавказцами и иноязычные племена, обитавшие на северокавказской равнине (тюркоязычные, ирано-язычные). Возникший как общее название равнинного населения нахский географический термин "алан", означающий "равнинный", "низинный", "затем в качестве этнонима мог употребляться и по отношению их горных соплеменников" и одновременно мог распространиться и на другие этнические неродственные, разноязычные племена97. Последнему, видимо, способствовало и передвижение части населения под именем алан с Кавказа в Причерноморье, Приазовье, что подтверждается свидетельством епископа Феодора ("они возлюбили посылать некоторые многолюдные выселки, так что наполнили всю Скифию и Сарматию").

Некоторые сведения об аланах сообщают западноевропейские авторы XIII-XV вв. Путешественник Плано Карпини, побывавший в 1245-1247 гг. на территории Северного Кавказа, захваченной татаро — монголами, среди покоренных ими племен упоминает племя "Аланы или Асы", жившее по соседству с гумиками (локализуются на территории Дагестана), не называя при этом между аланами и гумиками население, которое можно было бы назвать вайнахским, но неаланским98.

Более подробные сведения сообщает Гильом де Рубрук, направляющийся в 1253 г. к монголам через Кавказ: "К югу у нас были величайшие горы, на которых живут по бокам, в направлении к пустыне, черкесы и аланы, или Аас, которые исповедуют христианскую веру, и все еще борются против татар". На востоке с аланами граничат лесги (лезгины), которые также непокорены татарами99.

Гильом де Рубрук и Плано Карпини называют аланами население части Северного Кавказа, заключенное между черкесами и дагестанскими племенами (гумики, лесги), естественно, в том числе и большую группу чечено-ингушских племен, обитавших на названной территории. На той же территории Северного Кавказа (как на равнине, так и в горах) помещает алан и итальянский путешественник Иософат Барбаро (перв. пол. XV в.)100.

Подробные сведения о племенах, населяющих Кавказ, в том числе и аланах, сообщает архиепископ Иоан де Галонифонтибус в своем сочинении "Книга познания мира", написанной в 1404 г. На побережье Черного моря, у подножия гор находится страна, называемая "Зикией иди Черкесией". Черкесы делятся на белых и черных. Черные черкесы живут в ropaxlOl. Видимо, здесь говорится о карачаевцах, которые именуются, как свидетельствует Н. Г. Волкова, карачеркасы ( черные черкесы)102. На юге Черкесия граничит с Абхазией, а на востоке от Абхазии, "по направлению к Грузии, лежит страна, называемая Мингрелией". К востоку от Мингрелии находится Грузия, "страна обширной протяженности". По-соседству с Грузией, в горах, живут двалы, аланы, ассы (Assi). К востоку от Грузии, на территории Дагестана, Иоанн де Галонифонтибус называет племена гумиков, аваров, казикумухов, даргинцев, лакцев, лезгинЮЗ.

Как мы видим, на территории Северного Кавказа, от Черкесии на западе и до дагестанских племен на востоке, Иоанн де Галонифонтибус называет двалов, алан и ассов. Известно, что родственные вайнахам двалы обитали в горах Центрального Кавказа, к западу от р. Терек в верхнем его течении104. Население остальной части указанной выше территории, в том числе и Чечено-Ингушетии, Иоанн де Галонифонтибус называет ассами и аланами (assi et alani).

Византийские и западноевропейские авторы достаточно четко локализуют алан на Кавказе, на территории, граничащей на западе с черкесами, на юге с Грузией и Мингрелией, на востоке с Дагестаном и называют эту территорию древним пределом родины алан. При этом они не подразделяют алан на какие-либо племена. Все население названного региона в частности вайнахи, известно античным и средневековым авторам только под общим названием "аланы"105. В связи с этим вызывает недоумение вывод Ю. С. Гаглойти о том, что по своему этническому содержанию племенное название аланы не распространилось на вайнаховЮб. Ни в византийских, ни в западноевропейских источниках вообще нет сведений для этнического противопоставления алан чечено-ингушским племенам древности и раннего средневековья, как нет и сведений, позволяющих считать термин "аланы" узкоэтническим.

Синхронные событиям о которых повествуют, эти источники не могли бы не отметить вайнахские племена, если бы они обитали между "аланами" и дагестанскими народностями. Не могли же они дать обет молчания о вайнахах и так единодушно его соблюдать. Вайнахи образуют наиболее крупный массив этнически и языково близкородственного, можно сказать, этнически единого населения на той территории, которая называлась в древности и в средние века "Аланией". Не может быть сомнения, что термины "Алания" и "аланы (асы)" средневековых западных источников относились и к ним.

3. Восточные источники.

Ценные сведения об аланах содержатся в восточных письменных источниках. Так, в сасанидских надписях III в. н. э., в частности в надписи Картира на "Каабе Зороастра", в описании границ Ираншахра, Алания помещена рядом с Арменией, Грузией и Аланскими воротами107, то есть аланы отмечены в центральной части Северного Кавказа, в районе Дарьяльского прохода.

Подробные сведения о географическом положении народов и племен Кавказа содержит сирийская хроника 50-60 гг. VI в. н. э., в основе, которой лежит переведенная с греческого "История" Захарии Митиленского, по имени которого стала называться и сирийская анонимная компилиция10 8. Об аланах хроника сообщает следующее: "За воротами (Каспийскими. — Р. А.) живут бургары, со [ своим] языком, народ языческий и варварский, у них есть города, и аланы, у них пять городов. Из пределов Даду живут в горах, у них есть крепости. Ауангур, народ, живущий в палатках, аугар, сабир, бургар, куртагар, авар, хазар, дирмар, сирургур, баграсик, кулас, абдел, афталит, эти тринадцать народов, живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием" (выд. нами. — Р. А.)109. Ю. С. Гаглойти, как отмечалось, отождествляя "Каспийские ворота" с Дарьялом, пытается локализовать алан только к западу от ДарьялаНО. Однако сведения хроники не дают для этого никакого повода. Так, перед цитируемым отрывком автор хроники дает описание земель в Закавказье — Армении, Гурзан (Грузии), Аран, (Албании), Сисган и Базгун. О последней он сообщает: "Базгун земля со [своим] языком, которая примыкает и простирается до Каспийских ворот и моря, которые [находятся] в пределах гуннских. За воротами живут бургары…"111 Судя по контексту ("до Каспийских ворот и моря"), "Каспийские ворота" связаны с морем. В свое время Н. В. Пигулевская совершенно верно отметила, что под "Каспийскими воротами" в хронике подразумевается не Дарьял, а Дербентский проход, расположенный на берегу Каспийского моря, "так как в тексте отнюдь нет противоположения "от" и "до"112. Кроме того, земля Базгун не могла простираться от Дарьяла до Каспийского моря, так как в этом случае необходимо допустить, что земля Базгун включала в себя земли Аран (Албании ) и Гурзан (Грузии) — в северных пределах которой и находится Дарьяльский проход. Однако для этого нет никаких оснований. Не дает для этого оснований и Захария Ритор, который дает описание Аран (Албании), Гурзан (Грузии) и Базгун как отдельных самостоятельных, независимых друг от друга образований. Земля Базгун в описании Захарии Ритора расположена на побережье Каспийского моря (Рис.8). Локализация Базгун (Базакан арм. авторов) Сирийской хроникой на берегу Каспийского моря, к югу от Дербентского прохода, подтверждается и армянскими источниками, которые помещают Базакан (Базгун) между Албанией и Каспийским моремІІЗ.

Как видно, в сирийской хронике нет сведений для локализации алан только на запад от Дарьяла и выделения на Северном Кавказе "чистых" алан — этноязыковых иранцев, этнически отличающихся от местных аборигенов, в частности вайнахов114. Тем более, что автор хроники тут же уточняет: "Из пределов Даду (аланы. — Р. А.) живут в горах, у них есть крепости". Если же, следуя предположению Н. В. Пигулевской, с которым согласен Ю. С. Гаглойти, отождествлять "Даду" с Дагестаном115, то ограничение Алании с востока Дарьяльским проходом лишается всякого основания.

Вместе с тем представляется возможной связь термина "Даду" с чеченским словом "дада" — отец, хозяин, владелец, которое в фольклоре употребляется в значении — "господин", "вождь", "отец". Сравните современное вайнахское слово Дайн мохк, что буквально означает "отцов земля" , "Отечество". Сравните также название чеченского селения Дади-Юрт — буквально "село Дады" и название аланского города Дедяков "двор Дады"116.

Не трудно заметить, что сообщения Захария Ритора не исключают возможность вхождения в состав аланского племенного союза вайнахского населения к востоку от Дарьяла как предгорного, так и горного. И утверждение Ю. С. Гаглойти о том, что у автора хроники под аланами подразумеваются только этноязыковые иранцы и "нет даже намека на собирательный характер имени алан"117 представляется неуместным, так как Захария Ритор прямо называет аланами и население Чечено-Ингушетии. У Захария Ритора нет каких-либо данных, которые позволили бы как-то этнически противопоставить алан предкам вайнахов, тогдашнему населению Чечено-Ингушетии.

Среди племен, населявших Северный Кавказ, упоминает алан и арабский историк IX в. Якуби, описывая военные столкновения между хазарами и арабами в 2 0-х годах VIII в.118 Отмечая на территории Дагестана целый ряд мелких политических образований — страну лакзов, Маскат, Табарсаран, замок, в котором находится "царь престола", Туманшах, Зирикиран, Хамзин и др.,119 к западу от Дагестана Якуби называет только алан и не упоминает здесь какие-либо неаланские племена или политические образования, которые можно было бы признать, хотя бы предположительно, предками вайнахов. Из этого логично заключить, что название аланы в его употреблении распространялось и на средневековые чечено-ингушские племена. Несомненно, что если бы вайнахи не покрывались этим термином, то Якуби, назвавший целый ряд мелких племен Дагестана, как-то назвал бы и нахский, сравнительно очень крупный, этнический массив.

Арабский географ Ибн-ал-Факих (903 г.) также сообщает некоторые сведения об аланах. Он ясно указывает, что аланы на востоке граничат с дагестанскими племенами: "царство Сахиб-ас — Серира (территория современной Аварии. — Р. А.) между Алланами и Баб-ул-Абвабом (Дербент. — Р. А.)"120, обозначая тем самым объективно именем аланы и нахские племена. Перед этим Ибн-ал — Факих упоминает название укрепления — "Дурзукия", которое известно, в основном, в грузинских письменных источниках, как имя одного из нахских племен, обитавшего в горах по соседству с горногрузинскими племенами121. Он сообщает, что Хосрой І Ануширван (VI в.), вместе с рядом городов и укреплений: Баб-ул-Абваб, Абваб-Шакка и Абваб-Дуданию, Баб-Аллан и Баб-Самсахи и другими, "выстроил Дурзукию, представлявшую из себя 12 ворот"122. Ю. С. Гаглойти из этого делает вывод, что Ибн-ал-Факих противопоставляет алан вайнахам. Однако это не так. Ибн-ал — факих, как и Баладзори (умер в 892 г.), называет "Дурзукией" лишь укрепление, расположенное в горной Чечено-Ингушетии по-соседству с Грузией. Границу же алан Ибн-ал-факих, как впрочем и другие арабские авторы, распространяет вплоть до царства "Серир" (Дагестана) , 123 то есть население современной Чечено-Ингушетии, в том числе и "Дурзукии", Ибн-ал-факих называет аланами. Возможно, термин "Дурзукия" введен под влиянием грузинских письменных источников, в которых обычно даются наименования пограничных с Грузией нахских племен, часто переносимых ими и на всех нахов, в том числе и тех, что живут в глубине страны и известных северным их соседям под другими именами.

Ибн-Хордадбех (умер в 912-913 гг.) называет царство "Алан" вместе с политическими образованиями на территории Дагестана: "За Бабом (Дербент. — Р. А.) находятся царства Сувар, ал-Лакз, Аллан, Филан и Маскат, царство Сахиб-ас-Серира и город Семендер"124. Ибн-Хордадбех ничего не сообщает о расположении Алании, однако по контексту можно предположить, что она

непосредственно граничила с перечисленными царствами, находившимися на территории Дагестана.

На Северном Кавказе помещают алан и арабские географы Ал-Истархи (930 г.) и Ибн-Хаукаль ( пис. в 977-978 гг.), связывая последних с горами Кабк (Кавказский хребет): "с севера (от "Армении, Аррана и Азербайджана" — Р. А.) — Алланы и горы Кабк". На востоке от "Армении,

Аррана и Азербайджана" находится "Хазарское море" (Каспийское море)125. Между аланами и Каспийским морем, по Кавказскому хребту, Ал-Истархи помещает только страну Серир (на

территории Дагестана), а известный арабский географ первой четверти XIII в. Якут называет еще

мелкие дагестанские племена табасеранцев, лакзов и "страну Филан"126.

Названные авторы, как нам представляется, также называют аланами и население Чечено — Ингушетии. Во всяком случае они не приводят сведений для этнического противопоставления алан нахским племенам, западным соседям Дагестана (Серира).

Подробные сведения о локализации алан сообщает известный арабский географ Ибн-Русте в своей "Книга драгоценных камней", написанной около 903 года. "Выйдя с левой стороны владений царя Серир, — пишет Ибн-Русте, — идешь в течение трех дней по горам и лугам и, наконец, приходишь к царю Алланов" (выд. нами. — Р. А.). Сам царь Алланов христианин, а большая часть жителей царства его кяфиры и поклоняются идолам. Потом ты проходишь, десятидневный путь через реки и леса, пока не достигнешь крепости Баб-ал-Лан. Она находится на вершине горы, а под горою дорога, и вокруг крепости высокие горы"127.

Как мы видим, Ибн-Русте называет аланами население территории современной Чечено — Ингушетии: от "владений царя Серир" (горный Дагестан) до крепости "Баб-ал-Лан" (Дарьяльское ущелье), при этом он не называет на этой территории племен, которые можно бы противопоставить аланам, и могли бы быть приняты за вайнахов. "Царь Алланов" также находился на территории Чечено-Ингушетии на расстоянии трех дней пути от "владений царя Серир". Мнение о том, что столица "алан" арабских источников находилась на территории Чечни было высказано в свое время и Н. А.Карауловым: "судя по расстояниям от этого города до Сарира и от этого города до Баб-

Аллан (Дарьял) можно предположить, что он находился на Чеченской плоскости в нынешней терской области". К такому же выводу пришли позднее В. Ф.Минорский и В. А.Кузнецов. В связи с этим заслуживает внимания локализация В. Б. Виноградовым столицы алан в районе г. Грозного, на раннесредневековом Алхан-Калинском городище128.

З. Н. Ванеев, пытаясь противопоставить алан вайнахам, предполагает, что аланы не граничили с "царством Серир" — между ними находилась территория, по которой пролегал трехдневный путь от "владений царя Серир" к "царю Алланов". Именно на этой территории, по мнению З. Н. Ванеева, и обитали вайнахи129. С этим соглашается Ю. С. Гаглойти, В. А. КузнецовІЗО. V Это предположение косвенно основано на том, что указанная территория находилась между аланами и царством Серир. Однако, не говоря уж о том, что сама по себе попытка поместить большую группу вайнахских племен, с глубокой древности обитавших на территории от Дагестана до Дарьяла на небольшой территории юго-восточной Чечни, ничем не оправдана, необходимо отметить, что письменные источники, к которым обращаются З. Н. Ванеев, Ю. С. Гаглойти и В. А. Кузнецов не дают для этого никаких оснований. Ведь Ибн-Русте ясно указывает, что от "владений царя Серир" "царь Аллан" находится на расстоянии трехдневного пути. "Царь Аллан", а не граница его владений. Не вызывает сомнений, что территория алан граничила с "владениями царя Серир". Нет же оснований думать, что все арабские авторы, дающие названия дагестанских племен, в том числе и тех, которые были намного малочисленнее вайнахов, как бы по какому-то сговору, на что мы обращаем внимание в который раз, умалчивают о предках вайнахов, которые якобы противостояли этническим "аланам" и обитали между Дагестаном и "Аланией".

В связи с этим представляют интерес и сведения арабского автора XI в. Ал-Бекри, который пишет, что "… налево от крепости царя Серир есть дорога, ведущая путешественников по горам и лугам после трех дней в страну царя аланов" (выд. нами. — Р. А.)131. Если сопоставить сведения Ибн-Русте и Ал-Бекри, то видно, что ни о какой территории, на которой пытаются поместить вайнахские племена З. Н. Ванеев, Ю. С. Гаглойти и В. А. Кузнецов, между владениями "царя аланов" и "царя Серира" не может быть и речи. Территория алан непосредственно граничила с владениями "царя Серира" и столицы Алании и Серира находились на расстоянии трехдневного пути от нее и шестидневного — друг от друга. И еще раз скажем, если вайнахские племена не покрывались термином "аланы", то как же они назывались, почему об этом так упорно молчат все источники?

В последнее время на территории юго-восточной Чечни, вплоть до границы с Дагестаном, в результате археологических раскопок открыты новые катакомбные могильники, которые в научной литературе связывают с аланами132. Согласуясь с показаниями арабских авторов, эти археологические памятники свидетельствуют о том, что между Сериром (Дагестаном) и Аланией не остается территории, по которой надо добираться в течение 3-х дней от Серира до Алании.

Об аланах Ибн-Русте сообщает, что они "делятся на четыре племени". Почет и власть принадлежат племени "Дахсас", а царь Аланов называется "багаир"133. Ю. С. Гаглойти отмечает, что о четырех аланских племенах трудно сказать, кем они конкретно были134. Все же в связи с этим свидетельством Ибн-Русте, невозможно обойти молчанием тот факт, что осетины и вайнахи обнаруживают именно четыре основных подразделения: дигорцы, иронцы, ингуши, чеченцы. Не это ли деление лежит в основе указанного сообщения Ибн-Русте? Что касается "Дахсас", то иранисты находят возможным "исправить" его на "Рухсас" — "Рухс ас" и перевести из осетинского как "светлые асы". Я. С. Вагапов предлагает объяснение "Дахсас" из нахских языков: "Поскольку арабская буква "д" от "н" в начале слова в X в. отличалась только точкой над соответствующим буквенным знаком, которая ставилась нерегулярно, полагаю, что дахсас Ибн Руста можно читать как нахсас. В таком виде этот этноним состоит из вайнахских слов нах "люди, народ" и сас — древнее название чеченцев, употреблявшееся в формах сасан, шашан, а с аффрикатизацией согласных — чачан, чечен, цацан"135.

Арабский географ середины X в. Масуди в своей работе "Луга золота и рудники драгоценных камней", ясно указывает, что аланы на востоке непосредственно граничат с царством Серир: "Царство алланов граничит с царством Серир" (выд. нами. — Р. А.)136. Кроме царства Серир на территории Дагестана он отмечает царство "Гумик" и "3ерекеран"137.

Между царем алан и царем Серира, как отмечает Масуди, "был заключен договор и они взаимно отдали друг за друга своих сестер"138. Союзнические отношения между аланами и царством Серир подтверждает и анонимный арабский историк X в., который сообщает об их совместном вторжении в Ширван в 1032 г.139

О царстве аланов Масуди сообщает: "Цари его носят титул Керкандадж, подобно тому, как цари Серира носят титул Филаншах. Столица страны называется Маас, что значит "благочестие"140. Абу-эль-Кассим, о котором будет сказано ниже, дает титул царей алан в форме — "Каркандадж".

Вс. Миллер в свое время отмечал: "Но с другой стороны едва-ли с "оссами" (ираноязычными предками современных осетин — Р. А.) можно отождествлять тех аланов, о которых Масуди сообщает, что их царство граничит с Сериром (Дагестаном), что их цари носят титул Керкандадж, что столица их страны Маас и что царь аланский породнился (во время Масуди) с царем Серира"141.

В связи с вышесказанным, по мнению Я. С.Ваганова, "Керкандадж — Каркандадж" может быть искаженное в нечетком восприятии нах. халкъа/н/ дада "народа отец", "вождь", "владелец". Вместе с тем, на наш взгляд, представляется возможной связь первой части этого титула и с нах.(диал.) морк //муорк "страна". "Керкандадж-Каркандадж"=Меркан дада //Маркан дада "страны отец", "страны вождь", "страны владелец". Ср. совр. чеч. Мехкан да // Махкан да (дада) с тем же значением. Название столицы алан Маъас — Malac допускает троякое разъяснение:

1. От личного имени Маїас (Маїаз) могло быть образовано название типа Маїас/ан/ — гіала. Последнее слово (гіала — кхала) должно было подвергнуться переводу "город Malac".

2. Mala — по-вайнахски "рог". Если город находился на каком-нибудь возвышении он мог получить и такое название по выступающему, возвышенному месту (са — обычный топоформант с лексическим значением "уголок, место").

3. Mala — это еще и "храбрый", "мужественный". Отсюда столица Алании, как место нахождения войска могла быть названа и "храброе, мужественное место". Со вторым топоформантом — та одноименное с Malac топонимическое название сохранилось в Чечено-Ингушетии доныне. В верховьях реки Аргун находится местность МІайста // Маїаста, где сохранились развалины

древних башенных поселений142.

Территория алан на западе, как свидетельствует Масуди, простирается до адыго-абхазских племен: "По соседству с аланами между Кабхом (Кавказские горы. — Р. А.) и Румским морем ( Черное море. — Р. А.)143 находится племя по имени Кешак (адыгские племена. — Р. А.). Рядом со страною аланов живут абхазы"144. Масуди, как и Ибн-Русте и другие арабские авторы, называет население Чечено-Ингушетии аланами и не приводит никаких сведений для их этнического противопоставления.

Интересные сведения об аланах сообщает арабский автор X в. Абу-аль-Кассим. На востоке от алан он называет политические образования на территории Дагестана: "княжество Хайдак",

"горную страну Серир", "Зиргеран" и к северу от Серира горную страну Гумик, которая находится в мире с аланами. Из страны Гумик можно пройти в страну алан, "которая является очень обработанной. Население Алании столь многочисленно, что когда начинает кричать один петух, то все остальные вплоть до пределов страны начинают ему вторить. Царь алан носит наследственный титул Каркандадж (выд. нами. — Р. А.); столица его называется Маас. У царя есть также загородные дома. Армия состоит из тридцати тысяч конников". На западе соседями алан Абу-эль — Кассим называет "кашаков": "своими соседями, на западе, аланы имеют кашаков".

Свидетельство Абу-аль-Кассима, что титул царя алан "Каркандадж" был наследственным, в определенной мере, на наш взгляд, подтверждает интерпретацию его — "народа отец — владелец" ( или "страны отец-владец") , если учесть свидетельство Абу-аль-Кассима о том, что царь Серира носит наследственный титул "Филан-шаха и владетеля Серира. т. е. трона" (выд. нами. — Р. А.)145. Можно с уверенностью полагать, что Абу-аль-Кассим также называет аланами вайнахские племена.

Анонимное персидское географическое сочинение X в. Худуд-ал-Алам сообщает, что на востоке аланы граничат с царством Серир, а на западе с касаками (кашаками), живущими на побережье Черного моря (море Гурз), рассматривая территорию их обитания как часть "страны алан на берегу моря Гурз". Алания характеризуется как гористая и пересеченная "местность с хорошими природными условиями". "Царь алан является христианином. Там же имеется 1000 больших деревень. Между аланами, как христиане, так и идолопоклонники. Часть из них является горцами, а часть живет на равнине". На территории Алании имеется город Хайлан, "где находится армия царя" и Дар-и-Алан — "город, расположенный подобно крепости на вершине горы146. Помнению Я. С.Вагапова название города "Хайлан" — может быть диалектным (горным) вариантом нахского — хала — буквально "к сторожевому месту", лексически "сторожевое место". Звуковые расхождения типа — ай//а; ав//а характерны для вайнахских диалектов.

В Худуд-ал-Алам, как и в других восточных письменных источниках, аланами называется все

население, обитавшее на рассматриваемой территории — как равнинное, так и горное.

Как мы видим, в восточных письменных источниках нет никаких сведений для этнического противопоставления алан вайнахам. Упоминание Ибн-ал-Факихом и Баладзори крепости (укрепления) "Дурзукия", как отмечено выше, не дает для этого никакого повода. Четко отличая алан на западе от адыго-абхазских племен и на востоке от народностей Дагестана (хотя трудно отрицать, что временами имя "алан" могло распространяться и на какую-то часть названных племен) и не выделяя никаких других этнических названий, восточные письменные источники аланами называют и население Чечено-Ингушетии — предков чеченцев и ингушей. К такому пониманию сведений

арабских источников пришел в свое время и В. Ф. Миллер: "у арабов аланами называются не только

народности на западном Кавказе, но и воинственные племена Дагестана и вообще северо — восточного Кавказа, может быть, предки некоторых нынешних народцев Дагестана и Чечни"; "Таким образом, арабския, как и западныя, свидетельства об аланах только отчасти касаются оссов ( ираноязычных прдков осетин — Р. А.), а частью могут относиться к дугим племенам северного Кавказа"147. Позднесредневековые осетины и вайнахи в восточных (арабских) источниках объединены под одним названием, что свидетельствует о том, что и кавказский субстрат в осетинском языке и нахского происхождения топонимические названия на территории Северной Осетии148, и этническая и языковая близость исторических предков осетин — двалов, — вайнахам 149 отражает тесное сплетение судеб предков вайнахов и осетин, сложность и запутанность этнических процессов на территории Чечено-Ингушетии и Северной Осетии в древности и в средние века.

4. Армянские письменные источники.

Подробные сведения о древних племенах и этнических группах, населявших Северный Кавказ в раннем средневековье, в том числе и об аланах, содержат армянские письменные источники.

Имя "алан" впервые упоминается в армянских источниках в связи с событиями 7 0-х годов I в. н. э. "Около этого времени, — сообщает древнеармянский историк Моисей Хоренский, — аланы, соединившись с горцами и привлекши на свою сторону половину Иберии, огромными массами рассеялись по нашей стране"150.

Из этого сообщения логично заключить, что аланы обитают на Северном Кавказе по соседству с горцами и являются военными союзниками иберов. Это не мешает предположить и особую этническую близость горцев Кавказа и алан, так как, судя по цитируемому отрывку, аланы отличаются от горцев лишь по географическому, ландшафтному признаку: аланы ("равнинники", "жители равнин"), соединившись с горцами ("жителями гор")…, "огромными массами рассеялись

по нашей стране"151. Вместе с тем, Моисей Хоренский, как и другие армянские историки, ничего не говорит о приходе алан на Северный Кавказ.

Далее, рассказывая о вторжении алан в Армению в 307-314 гг. в царствование Хосрова II, Моисей Хоренский пишет, "что жители северной части Кавказа, подстрекаемые в особенности просьбами Санатрука, по тайному приказанию Шапуха, царя Парсийского, соединяются и делают нападение на центр нашего отечества массою около двадцати тысяч человек"152. Жителей северной части Кавказа М. Хоренский не подразделяет на племена.

Более подробные сведения об этом событии имеются у другого армянского историка Фавстоса Бузанда, который сообщает, что "при Хосрове II Катаке, сыне Трдата, царе армянском мазкуты ( маскуты или массагеты) напали на Армению. Санесан — царь маскутов — собрал войска гуннов, похов, таваспаров, хечматаков, ижмахов, гатов и глуаров, гугаров, шичбов и чилбов, и баласичев и егерсванов и несметное множество других кочевых племен…"153. Здесь обращает на себя внимание то, что Фавстос Бузанд, перечисляя ряд кавказских племен и отмечая вместе с ними гуннов, не называет алан. Однако далее, описывая генеральное сражение между армянскими и вторгшимися войсками, Фавстос Бузанд сообщает, что армяне "набросились, били, громили войска аланов и маскутов, и гуннов, и других племен…"154 Возможно, что какая-то группа из названных в первом отрывке этнонимов была названиями племен или племенных групп аланов. Поэтому во втором отрывке они могли выступить под более общим наименованием — "аланы". Эти сообщения древнеармянского автора не дают никакой возможности для этнического

противопоставления алан местным, кавказским племенам, ни Фавстос Бузанд, ни Моисей Хоренский не приводят в своих работах ни одного факта, который с большей или меньшей уверенностью мог бы позволить провести это противопоставление.

В работах армянских историков Степаноса Таронского155 и Моисея Каганкатваци156 так же имеются сведения о вторжении северокавказских племен в Армению, которые, впрочем, ничем существенно не дополняют цитируемые выше сведения Фавстоса Бузанда и Моисея Хоренского.

Названные древнеармянские историки не приводят в своих работах данные о локализации племен Северного Кавказа, в том числе и алан, об их этнических взаимоотношениях. В этом плане больший интерес представляет "Армянская География" VII в. н. э., которая отражает более глубокое знание ее автором раннесредневековой этнической карты Северного Кавказа. О локализации племен Азиатской Сарматии "Армянская География" сообщает: "Народы в Сарматии распределены следующим образом, начиная с запада и направляясь к востоку. Во-первых, 15/ народ Агванов (не Албан), 16/ Аштигор на юге. С ними вместе живут, 17/ Хебуры, 18/ Кутеты,

19/ Аргвелы, 2 0/ Мардуйлы и 21/ Такуйры. За 22/ Дигорами в области Ардоз Кавказских гор живут, 23/ Аланы, откуда течет река Армна, которая, направляясь на север и пройдя бесконечные степи, соединяется с Атлем"157.

В более позднем, уточненном переводе С. Т. Еремяна этот отрывок звучит несколько иначе: "племя аланов Аш-Дигор и к югу живущие вместе Хебуры и Кудеты и Аргуелы, т. е. Маргуелы и Скюмы, т. е. Такуеры…"158, и далее как у П. К. Патканова. Как видно, этот перевод существенно отличается от перевода П. К. Патканова: если у П. К. Патканова "агваны (аланы)" и "Аштигоры"

— различные народы, то в переводе С. Т. Еремяна "Аш-Дигор" — народ "аланов (агванов)". В армянских письменных источниках обычно не только албаны Закавказья, но и северокавказские аланы обозначаются термином "агваны". В определенной мере это связано и с переходом — л в — г в заимствованных словах в древнеармянском языке159.

Термин "Аштигор", "Аш-Дигор" вполне правомерно, на наш взгляд, отождествляется с дигорами

160. Вместе с тем остается дискуссионным вопрос об отношении слова "аш" в термине "Аштигор", "Аш-Дигор" к дигорам и аланамібі. по мнению Я. С. Вагапова, которое нам представляется наиболее приемлемым, нахское слово "-а" — "равнина", "равнинный" во множественном числе может принять и форму "аш" (ш — окончание множественного числа)VI. "Эта же форма "аш" в значении "поляны" закрепилось в многочисленных топонимах Чечено-Ингушетии. "Аштигор", следовательно, может означать "равнинные дигоры"162. Следует также отметить чеч. аса — "полоса (узкая часть какого-либо пространства)"163. "Кроме того, в нахских языках аса "полоса ровной земли", вероятно, изначально означало "долина"164. В таком случае "Аштигоры", "Аш-Дигоры", возможно, противопоставляются автором "Географии" дигорам по характеру ландшафта и места жительства: в первом случае он говорит только о дигорах, живущих в предгорьях, далее — о дигорах, обитавших в горах или о дигорах в целом (и горных, и равнинных).VIі

Аланы, как свидетельствует автор "Географии", живут за дигорами в области "Ардоз Кавказских гор… откуда течет река Армна, которая, направляясь на север, и пройдя бесконечные степи, соединяется с Атлем"^Ш Вероятно. здесь идгьт речь о предгорной равнине, которую Ю. С. Гаглойти вслед за В. Ф. Миллером, исходя из близости имени "Ардоз" к осетинскому названию поляны, отождествляет только с Владикавказской равниной — восточной частью современной Северной Осетии165. Однако близость названия области "Ардоз" к осетинскому слову ардоз, ардуз "поляна" вряд ли может быть основанием для ограничения е°й только Владикавказской равниной. К тому же ос. ардоз, ардуз "поляна" этимологии из иранских языков не поддается. По мнению языковеда Я. С. Вагапова, ардоз (в армянских источниках ардоз, артаз) — нахское слово элемент кавказского субстрата в осетинском языке, и состоит из таких частей, как: ар "поле", даза, доза "предел, граница", так что выражение "в области Ардоз, Артаз" надо понимать — "в пределах равнины", "на границах с равниной".IX

В тексте "Армянской Географии" также нет сведений, позволяющих ограничить область "Ардоз

Кавказских гор" только предгорной территорией современной Северной Осетии. За аланами — ардозцами "в тех же горах", т. е. на юге и юго-востоке", автор "Географии" помещает следующие племена: "Дачаны, Двалы, Цехойки, Пурки, Цанарки, в земле которых находятся ворота Аланские и еще другие ворота Кцекен, названные по имени народа. За ними Дуци, и Хужи, Кисты-людоеды, Цховаты, Гудамакары, Дурцки, Дидои, Леки, Тапатараны, Агутоканы, Хеноки, Шигпы, Чигбы, Пуики"

166.

Судя по контексту, здесь перечисляются названия племен, обитавших в горах ("В тех же горах за ардозцами…"). Многие из них отождествляются специалистами с горногрузинскими, вайнахскими, дагестанскими этническими группами южных и северных склонов кавказских гор. Вместе с тем в предгорной зоне на восток от "области Ардоз" автор не называет каких-либо ориентиров, позволяющих ограничить упомянутую область в пределах Владикавказской равнины. Кроме того, более 200 археологических памятников (городища, поселения, катакомбные могильники, выявленных на территории Чечено-Ингушетии, которые специалисты связывают с аланами, на наш взгляд также противоречит этому выводу. В связи со сказанным представляется возможным заключить, что "область Ардоз" включала в себя и Чеченскую наклонную равнину (Рис.9). К такому выводу пришел в свое время и А. В. Гадло, по мнению которого областью "Ардоз" могла называться вся северокавказская плоскость (включая всю предгорную зону Чечено-Ингушетии)167. По мнению Ю. С. Гоглойти, упоминание в "Армянской Географии" вайнахских племен кистов, дурцков, нахчаматьянов является свидетельством этнического отличия последних от алан. Однако, на наш взгляд, их можно этнически противопоставить аланам не в большей степени, чем дигорцев (Аш — Дигоры, Аштигоры, Дигоры).

Как видно, для этнического противопоставления алан местным (вайнахским) племенам армянские письменные источники (как и рассмотренные выше античные, византийские, восточные) не дают никаких оснований, никакого повода.

5. Грузинские письменные источники.

Особое значение для уяснения некоторых вопросов исследуемой проблемы имеют сведения, содержащиеся в своде средневековых грузинских хроник XI в. "Картлис Цховреба" ("Житие Картли" ), в первую очередь в его ранней части168.

Твердую основу для научного изучения "Картлис Цховреба" заложили труды В. Ф. Миллера, К. С. Кекелидзе, П. Ингороква, С. Г. Каухчишвили, Г. А. Меликишвили, З. В. Анчабадзе и др.169 Определенную работу над "Картлис Цховреба" в связи с изучением исторического прошлого народов Северного Кавказа проделали Е. И. Крупнов, В. Б. Виноградов, А. И. Шавхелишвили, Ю. С. Гаглойти, Г. Д. Тогошвили и др.17 0

Источниками для хроники Л. Мровели явились более древние грузинские литературные памятники, как "Мокцевай Картлисай" (Обращение Картли), составленные не позже середины X в., так и недошедшие до нас171. "Кроме того, — древнегрузинский автор (или его источники) наряду с письменными данными широко пользовался устными преданиями и мифологическими сюжетами, по — своему преломляя в них действительные события прошлого"172. Использованы в хронике Я. Мровели и сведения древнегреческих, византийских, персидских, древнеармянских источников173. Так, сведения Леонти Мровели о заселении Кавказа потомками Ноя и борьбе таргамасианов под руководством Гаоса с Небротом опираются на армянские источники, в частности на "Историю Армении" Моисея Хоренского174. Вместе с тем некоторые сведения армянских авторов о народах Северного Кавказа, видимо, заимствованы из несохранившихся грузинских источников или получены при посредстве последних.

Сведения о народах, населявших в древности Северный Кавказ, Л. Мровели дает зачастую лишь при описании происходивших здесь событий, имевших какое-либо отношение к Грузии. Несмотря на это, хроника Л. Мровели является ценным источником для освещения истории взаимоотношений народов Северного Кавказа — далеких предков современных адыгов, карачаевцев, балкарцев, осетин, дагестанцев и вайнахов. Л. Мровели, талантливый грузинский историк, впервые предложивший концепцию "единого происхождения, ближайшего родства народов Кавказа"175.

Начинается хроника с библейского мотива заселения Кавказа потомками Ноя. Как сообщает Л. Мровели, все кавказские народы родственны между собой и происходят от одного предка — Таргамоса, правнука библейского Ноя. У Таргамоса было восемь сыновей, которые стали этнархами этих народов: Гаос — армян, Картлос — восточных грузин, Бардос и Мовакан — албанцев, Эгрос — западных грузин, Лек — дагестанцев, Эрос — эров, Кавкас — кавкасианов, нахских племен17 6.

Таргамос разделил "земли и племена свои между восемью этими героями". Шестерым он дал земли к югу от Кавказского хребта, Лекану и Кавкасу, которым здесь не досталось земли, дал земли на Северном Кавказе и эти земли "не только не были уделом Таргамоса, но не было и жителей к северу от Кавказа до Великой реки (Волга. — Р. А.), что впадает в море Дарубандское (Каспийское море. — Р. А.)". Лекан получил земли от Каспийского моря до реки Ломека и на севере до устья "Великой реки", Кавкас — "от реки Ломека до рубежей Кавказа на западе"177. Из приведенного отрывка видно, что Лекан и Кавкас, по мнению Л. Мровели, появились на Северном Кавказе в результате переселения с юга. Это свидетельство, основанное на древних библейских преданиях, перекликается с мнением ученых о возможном первичном расселении далеких предков нахо-дагестанских племен — носителей прасеверовосточнокавказских языков с юга на север178. Кроме того, уделы Лекана и Кавкаса, как видно из текста, включали вместе с северными склонами Главного Кавказского хребта и примыкавшей к ним предгорной зоны, определенную часть равнинной (степной) зоны Северного Кавказа, на которой они представлены первыми поселенцами.

Границу между уделами Лекана и Кавкаса автор "Картлис Цховреба" проводит по реке Ломека, которая обычно отождествляется с Тереком17 9. Гидроним Ломека, очевидно, нахское слово "Ломехи", которое в буквальном переводе означает "горная вода (река)". Такое территориальное разграничение уделов Лекана (предка дагестанских племен) и Кавкаса (предка нахских племен) может быть основано на каких-то более древних представлениях древнегрузинской исторической традиции. Вместе с тем возможно, что в данном случае название Ломека относится не к Тереку, а к Аргуну, истоки которого находятся на относительно небольшом расстоянии от истоков Терека.

В пользу этого как будто бы говорит и то, что далее в тексте "Картлис Цховреба" Дарьяльский проход назван "воротами Арагвскими", а не "Ломекскими"18 0. Во всяком случае, имеющиеся сегодня данные не позволяют провести эту границу к западу от Аргуна — не говоря уже о Тереке

181. Известно, что в I тыс. до н. э. на Центральном и Северо-Восточном Кавказе господствовали две археологические культуры, отражающие, видимо, зоны бытования различных родо-племенных групп — Кобанская и Каякентско-Харачойская. Граница между ними также проходила несколько восточнее р. Аргун182.

Имя Кавкас, по мнению В. М. Гамрикели, возникло как "производное от географического названия топонима… Кавказ, которым обозначалась центральная часть Большого Кавказа: между Эльбрусом и Казбеком, или шире — между Эльбрусом и р. Аргун183.

После описания войны таргамосиан с Небротом и описания Картли, Л. Мровели впервые упоминает термин "хазары" и сообщает о военных столкновениях Таргомосиан с хазарами и походе последних в Закавказье: "В ту пору усилились хазары и начали войну с племенами леков и кавкасов. Таргамосианы в то время пребывали в мире и любви. Над сыновьями Кавкаса был владыкой Дурдзук, сын Тирета". Таргамосианы, объединившись, "покоряли пределы Хазарети и, воздвигнув города на ее подступах, возвратились… Вслед за этим хазары избрали себе царя" и под его предводительством прошли через Дербентские ворота и опустошили "все города Арарата, Масиса и Севера". Освоили хазары "оба пути, как-то: Морские ворота Дарубанди (Дербент. — Р. А.) и ворота Арагвские, которые суть Дариала (Дарьял. — Р. А.)… Стали частыми походы хазар, увод людей в плен, и никто не мог им противостоять. Отныне стали все Таргамосианы данниками хазар…"184

Л. М. Меликсет-Бек считает, что ядром этого повествования является нашествие хазар в Албанию, Армению и Грузию в VII — VIII вв. н. э.185 Наличие этнонима "хазар" в "Картлис Цховреба" Г. А. Меликишвили также склонен считать наследием эпохи расцвета Хазарского каганата"186. По мнению Г. В. Цулая: "Имея смутные представления об истории Кавказа до "походов Александра", Мровели (или его источники) переместил это событие в доэллинистическую эпоху"187. Вместе с тем, в исторической литературе описываемое Л. Мровели нашествие "хазар" обычно отождествляется с нашествием скифских племен в VII — VI вв. до н. э. в Мидию. Основоположником этого тезиса был Ю. Клапрот, который уверен, что хазары грузинской хроники: "Это скифы греков, которые наводнили Переднюю Азию под предводительством Мадиеса в 633 г. до Р. Х."188. Однако это утверждение вызывает у нас большие сомнения. Маловероятно полагать, что походы скифов в Мидию, которые происходили за 16-17 веков до составления "Картлис Цховреба", могли оставаться в памяти народа. В связи с этим хотелось бы напомнить слова Н. Я. Марра о том, что надо быть "особенно осторожным с тем, в каком смысле местные племена, в числе их именно картвелы, впоследствии отложившиеся в грузинах-картвелах или составившие их основу, употребляли народно-этнические термины как "хазар"189.

Далее Л. Мровели пишет: "В первый же свой поход хазарский царь перевалил горы Кавказа и полонил народы, … Был у него сын по имени Уобос, которому дал пленников Сомхити и Картли. Дал ему часть страны Кавкаса, к западу от реки Ломека до западных пределов гор. И поселился Уобос. Потомками его являются овсы. Это и есть Овсети, что были частью [удела] Кавкаса. Дурдзук же, что был самым знаменитым среди сынов Кавкаса, ушел и расположился в горной теснине, которой и дал имя свое Дурдзукети и стал данником хазарского царя.

Тогда же отдал хазарский царь своему двоюродному брату удел Лекана от моря Дарубандского на востоке до реки Ломеки, к тому же дал ему пленников из Рани и Мовакани. И устроился он в уделе Лекана. Хозоних, что был самым знаменитым в роду Лекана, ушел в горную теснину, воздвиг там город и дал ему свое имя — Хозонихети"190.

Обычно этот вырванный из контекста и, кстати, вольно интерпретируемый отрывок используется как свидетельство того, что овсы "не являлись изначальными жителями, а появились в результате оседания в центральной части Предкавказья ираноязычных скифов и сарматов, фигурирующих в источнике под именем "хазар"191. Однако, кроме разных толкований этнонимов "овс/ас/" и "алан", в основном неубедительных, нет каких-либо доказательств наличия в это время в предгорной зоне Центрального Предкавказья и на территории северных склонов гор сколько-нибудь значительного контингента ираноязычного населения. Не дает оснований для этого и "Картлис Цховреба".

Из цитируемого выше отрывка ("это и есть Овсети, что была частью [удела] Кавкаса") можно, на наш взгляд, заключить, что Овсети ещгь до "появления" "хазар" называлась какая-то часть страны (удела) Кавкаса. Можно также предположить, что речь здесь идет о предгорной равнине, так как, судя по тексту, удел Кавкаса разделяется параллельно Кавказскому хребту: "к западу от реки Ломека до западных пределов гор". Это подтверждает и последующее свидетельство грузинской хроники: "Дурдзук же, что был самым знаменитым среди сынов Кавкаса, ушел и расположился в горной теснине". Предположение о том, что "Овсети" предгорная равнина и то, что она именовалась "Овсети" ещгь до появления "хазар", подтверждается и свидетельством царевича Вахушти: "Кавказос овладел страною от границ Лекана вплоть до Понтского моря вместе с северною от горы равниною, и через это стали называться гора — Кавказосом, а равнина — Оси"

192. Таким образом, можно заключить, что страна Кавкаса (Кавказоса) подразделялась по географическому, ландшафтному признаку на собственно горы и примыкающую к ним предгорную равнину, которые именовались соответственно — Кавкас (Кавказос) и Оси (Овсети), ещгь до появления "хазар" и разделения удела Кавкаса на Дурдзукети и Овсети. Из сказанного также, очевидно, следует, что географическое название Оси, Овсети идет из кавказских языков. В пользу этого предположения говорит и то, что из иранских языков оно не этимологизируется. Заслуживает, на наш взгляд, внимание объяснение этого названия, предложенное Я. С. Вагаповым на основе нахского аса "полоса (узкая часть какого-либо пространства)", "полоса ровной земли" , "долина", "равнина", "долина реки". Замечание царевича Вахушти ("равнина осетин нарицательного названия старого местного кавказского населения, как, например, название македонцев-греков позже перешло к славянскому этносу. Поэтому надо считаться с возможностью того, что не все исторические сведения об осах, асах могут быть связаны с ираноязычными предками осетин. Наиболее древние из этих сведений могут относиться к доиранскому местному населению, определенная часть которого, как субстрат, стала составной частью современного ираноязычного этноса осетин.

Сопоставление сведений "Картлис Цховреба" и армянских источников о соответствующих событиях на Кавказе показывает, что термин "овсы" грузинской хроники соответствует термину "аланы" армянских источников. Этот факт считается "стержнем аргументации", "доказательств тождества осетин с аланами"202. Свое мнение о тождестве овсов и осетин мы высказали выше. Что же касается вопроса о тождестве овсов с аланами, то представляется необходимым прежде всего несколько подробнее остановиться на мнении В. Ф. Миллера по этому вопросу, X так как в научной литературе принято считать, что В. Ф. Миллером окончательно доказано, "что под названием овсов (осетин), асов, …алан скрывался один и тот же народ"203.

"Прежде, чем воспользоваться историческими известиями о кавказских аланах, — пишет В. Ф. Миллер, — считаем нужным ещгь раз пересмотреть вопрос об отношении аланов к осам, для того, чтоб уяснить, следует-ли прямо отождествлять оссов с аланами или же только допустить возможность того, что название аланов, как географическое имя, обнимало в числе других народов, и предков нынешних осетин (овсов — Р. А.)"204. В результате анализа исторических сведений об аланах он приходит к следующим выводам:

"имя аланы было официальным, установившимся у византийцев, названием для осетин (овсов — Р. А.), как, впрочем, и вообще для северокавказских народов… Обозначение северных кавказских народов, а в том числе и асов, ясов (осетин), именем аланов встречается и у западных средневековых писателей";

"Прокопий, как и другие писатели, распространяет имя аланов вообще на северокавказские народы; однако в тех аланах, которые соседят с суннитами, и живут близко от абасгов и зихов, можно с достаточной вероятностью видеть оссов";

"Подобно тому, как у Прокопия название аланов прилагается ко всем северо-кавказским народам, …так и у арабов аланами называются не только народности на западном Кавказе, но и воинственные племена Дагестана и вообще северо-восточного Кавказа, может быть, предки некоторых нынешних народцев Дагестана и Чечни… Все эти арабские свидетельства позволяют видеть в… части аланов предков нынешних осетин… Но с другой стороны едва-ли с оссами можно отождествлять тех аланов, о которых Масуди сообщает, что их царство граничит с Сериром (Дагестаном), что их цари носят титул Керкандадж, что столица их страны называется Маас, и что царь аланский породнился (во времена Масуди) с царем Серира";

"Таким образом, арабские, как и западныя, свидетельства об аланах только отчасти касаются оссов, а частью могут относиться к другим племенам северного Кавказа"205.

Как мы видим, В. Ф. Миллер достаточно однозначно и последовательно отождествляет овсов только с определенной частью алан. С этим его выводом трудно не согласиться. Анализ письменных источников показывает, что термин "аланы" имел более широкое значение (как в географическом, так и в этническом аспектах), чем термин "овсы": термином "аланы" покрывалось население (вероятно, далеко неоднородное, разноязычное) обширных степных равнин Северного Кавказа и Северного Причерноморья, основная часть которого, очевидно, находилась в кочевом быту, в то время, как термином "овсы" обозначается оседло-земледельческое население части Предкавказских равнин — относительно узкой полосы равнинной зоны Предкавказья (примыкающей к предгорной зоне) и собственно предгорной зоны Центрального Предкавказья. Соотношение терминов "овсы" и "аланы" видится нам, как соотношение части и целого — термин "аланы" распространяется и на население предгорной зоны, именуемое в грузинской хронике "овсами", в то время как термин "овсы" не "выходит" за границы предгорной зоны.

Вместе с тем, необходимо ещ°й раз отметить, что для В. Ф. Миллера термин "овсы" грузинской хроники — имя одних лишь ираноязычных предков современных осетин, в связи с чем выявляемые им тождества овсов с определенной частью алан, В. Ф. Миллер считает определяющим фактором ираноязычности этой части алан. Таким образом, на основании отождествления этнического содержания термина "овсы" "Картлис Цховреба" и названия современных осетин определяется ираноязычие овсов, а на основании тождества овсов с частью алан, определяется ираноязычность этой (отождествляемой) части алан. Ираноязычность части древнего северокавказского (и северопричерноморского) населения, именуемого древними авторами "аланами", у нас не вызывает каких-либо сомнений. Однако эта, на первый взгляд, не лишенная логичности концепция, представляется нам в достаточной мере дискуссионной, так как приведенные выше сведения грузинской хроники не дают, как нам представляется, оснований для отождествления овсов только с ираноязычными предками осетин и в этой связи овсы не могут, по всей вероятности, служить "определителем" ираноязычия отождествляемой с ними части алан. Не говоря уже обо всех аланах в целом.

Цитируемые выше сведения "Картлис Цховреба" о событиях, происходивших в бывшем "уделе Кавкаса", не дают, на наш взгляд, достаточных оснований предполагать и этногенетическую связь овсов с "хазарами". Как было выше отмечено, овсы своим происхождением определенно связываются автором грузинской хроники с частью бывшего "удела Кавкаса" — предгорной равниной ("Овсети"). Более того, по нашему мнению, в цитируемом отрывке вообще не наблюдается какой — либо прямой связи "хазар" ("хазарского царя") с овсами. Это как будто бы видно и из самой последовательности и взаимосвязанности излагаемой в этом отрывке информации: "В первый же свой поход хазарский царь перевалил горы Кавказа и полонил народы… (1 — Р. А.) Был у него сын Уобос, которому (2 — Р. А.) дал пленников Сомхети и Картли. (3 — Р. А.) Дал ему часть страны Кавкаса, … (4 — Р. А.) И поселился Уобос. (5 — Р. А.) Потомками его являются овсы. (6

— Р. А.) Это и есть Овсети, Как мы видим, "хазары", в лице "хазарского царя", напрямую

"связываются" с "Уобосом", с "пленниками из Сомхети и Картли", с "частью страны Кавкаса" — в то же время "овсы" "связываются" напрямую только с "Уобосом" и только после того, как он поселился на части "страны Кавкаса". Видеть в этом повествовании свидетельство о каких-то кардинальных этнических изменениях на описываемой территории нам представляется (учитывая, к тому же, что в "Картлис Цховреба" больше ни разу не упоминается какая-либо связь "овсов" ни с сыном "царя хазар", ни с самим "царем хазар", ни, тем более, с "хазарами", в то время как, например, о связи "дурдзуков" с "Кавкасом", в лице "кавкасианов" говорится неоднократно) в достаточной степени проблематичным.

Вместе с тем, из цитируемого отрывка очевидна какая-то связь "хазар" с событиями, происходившими на части бывшей "страны Кавкаса" в целом. XI Для уяснения характера этой связи, вероятно, нужно определить, перефразируя цитируемые выше слова Н. Я. Марра: "в каком смысле" в данном контексте JI. Мровели употребляет этнический термин "хазар"? По нашему мнению, из всего изложенного выше можно предположить, что термин "хазар" в данном случае выступает не как название определенного конкретного этноса, а как нарицательное название всего населения (не подразделяя его по этническому признаку) Предкавказской равнины в целом2 06. Косвенную связь "овсов" с "хазарами" (через посредство "Уобоса") можно, в таком случае, объяснить тем, что "овсы" являются географической частью этого населения, то есть эта связь носит, скорее, не этнический, а географический характер.*

В свое время В. Н. Гамрекели совершенно справедливо указывал на необходимость исследования проблемы взаимоотношений населения гор и плоскости и подчеркивал важность естественно­географической среды как этногенетического фактора2 07. Однако разработка этой проблемы в северокавказской историографии, к сожалению, оставляет желать лучшего. Незаслуженно игнорируется естественно-географический фактор и при анализе сведений "Картлис Цховреба" о племенах Северного Кавказа и их взаимоотношениях, что приводит обычно к упрощенной трактовке цитируемого отрывка208.

Некоторый свет на описываемые в "Картлис Цховреба" события в "уделе Кавкаса" могут пролить, на наш взгляд, описанные в "Введении" к данной работе природно-климатические изменения, происшедшие в раннем Средневековье на Северном Кавказе. В VI в. до н. э. — IV в. н. э., во время Уллучайской трансгрессии, в Восточной Европе устанавливается климат, отличающийся большей увлажненностью и мягкостью, чем в современную эпоху. Уровень Каспия в это время достигает отметки -23м, то есть на 3-4 м выше современного209. В связи с этим происходят существенные изменения на Предкавказской равнине, где в настоящее время распространены ландшафты сухих типчаково-полынных степей и полупустынь. Здесь распространяется растительность злаково-разнотравных степных формаций с участками лесных сообществ в поймах рек. Это определило очевидно переход части оседлого населения предгорной зоны, занимавшегося земледелием и придомным скотоводством к подвижно-скотоводческому хозяйству, которое в этих условиях являлось наиболее эффективной формой жизнедеятельности человека того времени. В силу этого, на протяжении всего периода названной трансгрессии происходит, вероятно, отток части населения предгорной зоны в равнинную зону Северного Кавказа. Во взаимоотношениях населения предгорной и предгорной зон в это время доминирует скорее всего последнее. Однако ситуация кардинально меняется в IV-XIII вв. н. э. в период Дербентской регрессии. В это время уровень Каспия понижается до отметки -34 м, то есть на 7-8 м ниже современного, в результате чего северная часть Каспия иссушается210. В равнинной зоне Северного Кавказа (в первую очередь, Центрального Предкавказья и Северо-Восточного Кавказа) распространяются сухие, с разреженным растительным покровом типчаково-полынные степные и полупустынные формации. Это приводит к оттоку населения равнинной зоны в предгорную зону, в первую очередь, той части этого населения, которая была генетически связана с населением горной и предгорной зон. Вместе с ним в предгорную зону, возможно, проникают и отдельные иноязычные (ираноязычные, тюркоязычные) элементы. Однако последние нам представляются не в виде чистых этноязыковых образований, а в виде смешанных с отдельными иноязычными группами (за время длительного пребывания в подвижно-скотоводческом быту в равнинной зоне) групп населения, связанных своим происхождением с предгорной зоной. Эти миграционные процессы приводят к значительному росту народонаселения предгорной зоны, в результате чего, в конечном итоге, происходят существенные изменения в общественном укладе жителей предгорной и горной зон Северного Кавказа. Горные районы перестают быть ведущими. Ведущая роль во взаимоотношениях жителей гор и предгорной зоны постепенно переходит с началом периода Дербентской регрессии к населению предгорной зоны, в результате чего нарицательное название последнего -"овсы", "оси" получает более широкое распространение и известность. Видимо, именно эти события и лежат в основе событий, описываемых Леонти Мровели в цитируемом выше отрывке.

В свое время в исторической литературе была высказана мысль о том, что сообщение Л. Мровели о поселении на территории удела Кавкаса пленников из Картли и Сомхити является, якобы свидетельством появления здесь ираноязычных племен — предков осетин. Так, Ю. Клапорт, ссылаясь на сообщение Дидора Сицилийского (I в. до н. э.) о переселении скифскими царями савроматов с территории Мидии на р. Танаис (Дон)211, пишет: "Эта мидийская колония и является, по-видимому, той, которая, согласно данным грузинских хроник, была образована жителями Картель — Сомхети, приведенными сюда хазарами"212. При этом ничего не говорится о "пленниках из Рани и Мовакани", а ведь они тоже были "приведенными сюда хазарами". Кроме того, мнение о родстве савроматов (сарматов, скифов, алан) с мидийцами противоречит классификации иранских языков в современной лингвистике — мидийский относится к юго-западной группе иранских языков, а осетинский и "скифо-сарматский (и аланский)" включен в северо-восточную213. Вместе с тем, далеко не бесспорно и мнение о том, что территорию Мидии в древности населяли только ираноязычные племена. Так, историк И. Алиев справедливо отметил: "Пытаясь оправдать иранизм мидян, часто апеллируют к сармато-мидийскому родству… Но факт родства мидян и сарматов сам по себе едва ли может свидетельствовать об иранизме мидян, и, прежде всего потому, что иранство всех сарматов находится под большим вопросом"214.

Территория Мидии находилась между Арменией и Сузианой (Турецким и Персидским Курдистаном )215, по соседству с Урарту и Ассирией. Здесь, как известно, существовали ареалы носителей хуррито-урартских языков, родственных нахо-дагестанским216. Академик Г. А. Меликишвили пишет: "В древности адыгейско-чечено-лезгинские племена были распространены не только к северу от Главного Кавказского хребта, но, по-видимому, и к югу от него, в Закавказье и еще южнее. Характерно, что уже в древневосточных источниках (хеттские, ассирийские и урартийские надписи ) на территории к югу от Закавказья мы встречаем ряд названий, обнаруживающих поразительную близость к названиям, засвидетельствованным позднее в адыгейско-чечено-лезгинской среде". Название области "Цупа"-/ни/" — Цопа/ни/, упоминаемой в урартийских источниках, находившейся на левом берегу Евфрата, в его верховьях, Г. А. Меликишвили отождествляет с названием "одного из северокавказских (чеченских) племен "цов"217. Кроме того, по соседству с Ассирией и Урарту, по Г. А. Меликишвили, находилась область Наири или Нахриа. Для исследователей происхождение этого названия осталось неясным. Однако "не исключена связь этого названия с нахским словом нах "люди" + топонимический суффикс "-ри", так что семантически Нахриа в переводе с нахского означало бы "Страна нахов (людей)". Название же Мидия (Мада) также связывается с нахским словом мат "местность", "место", "язык", "этнос". Слово это в значении "страна" представлено в разных языках Передней Азии. Кроме того, у вайнахов бытуют и личные имена Мада, Мида, Митіа , которые вряд ли случайно созвучны с различными вариантами названия страны Мидия, а также с сарматскими этнонимами савромат, сармат, харимат и т. д."218

Автор работы "О доисторическом языке Закавказья" также указывает на родство "чеченцев" ( нахских племен) с "матианами" (мидийцами), жившими в области, находящейся к югу и западу от

оз. Урмия, а также в долинах Аракса, Сакасене и в области р. Галиса219. О пребывании на этой территории предков "чеченцев" (самоназв. — нахчуо) свидетельствуют, по мнению автора, название деревни Нахичевань, находящейся в Кагызманском округе Карсской области; известное по письменным источникам название области Нахчери в Армении; "название города Нахчаван, который тоже населяли мидийцы"220. Для подтверждения своего вывода, автор приводит и целый ряд фактов нахских языков в топонимике названных районов221. Установление господства иранцев в Мидии и в соседних государствах, где обитали хуррито-урартские племена, должно было способствовать оттоку оттуда, прежде всего неиранского элемента. Кроме того, против закавказского происхождения ираноязычных предков осетин, как выше было отмечено, говорит и тот факт, что осетинский язык относится к группе североиранских языков.

Проникновение в местную кавказскую среду отдельных иноязычных элементов, в частности ираноязычного, вероятно. Однако каких-либо сведений, позволяющих говорить о приходе и оседании в предгорной части "удела Кавкаса" значительной группы ираноязычных скифо-сарматских племен, сменивших якобы здесь кавкасианов, в "Картлис Цховреба" нет. В связи с этим попытки использовать "Картлис Цховреба" для доказательства ираноязычности населения северных предгорий Кавказа уже в VII — I вв. до н. э. лишены, на наш взгляд, основания. Подобное понимание содержания сведений Л. Мровели об этнической принадлежности населения Северного Кавказа, в частности "Овсети", подтверждается и археологически, о чем подробнее будет сказано в соответствующей главе работы. Здесь мы ограничимся ссылкой на мнение археологов по этому вопросу: "после спада губительных последствий волны скифских походов VII века кобанское население на плоскости не только повсеместно сохраняется, но и резко возрастает в ряде районов"222; "… данных, подтверждающих массовую иранизацию центральных районов Северного Кавказа, в скифо-сарматское время нет"223; "… никакого массового проникновения скифов, а затем сарматов (ираноязычных племен. — Р. А.) до начала н. э. в эти места не было"224. Показательно, что такой взгляд поддерживается антропологами: антропологический материал скифо — сарматского времени на Северном Кавказе "не свидетельствует не о какой миграции северного типа, присутствие которого часто хотят видеть везде, где появляются настоящие или предполагаемые индоевропейцы"225; "применительно к Центральному Кавказу антропологические данные дают основание для отрицания миграции с севера…"226.

Необходимо также отметить, что в источниках генеалогической таблицы JI. Мровели сарматы, савроматы и аланы (овсы) соответствуют "кавкасианам"227. Это положение обычно берется под сомнение на основании господствующей в исторической литературе концепции, согласно которой скифы, сарматы, савроматы и аланы (овсы) якобы были исключительно пришлыми на Кавказ ираноязычными племенами228. Вместе с тем, исследователями отмечается и то, что древние авторы называют скифами, сарматами племена самой разной этнической принадлежности. Академик И. А. Джавахишвили в свое время высказал и обосновал мысль о том, что под "сарматами", наряду с ираноязычными племенами, древние авторы подразумевали и принадлежавшие к иберийско-кавказской языковой группе северокавказские племена, в том числе и нахские229. Родственные грузинам "северокавказские адыгейско-чеченско-лезгинские племена, … также подразумевались под собирательным названием "скифов", "киммерийцев" и "сарматов", — отмечал академик Г. А. Меликишвили2 30. Северокавказские племена в древности обитали на обширной территории Северного Кавказа и термины "скифы" и "сарматы" обозначали как жившие на этой территории ираноязычные племена, "так и население, говорившее на иберийско-кавказских языках"231. Кроме того,

"наличие солидного кавказского этнического субстрата (чтобы не сказать больше) у сарматских племен", отмечал и Г. А. Ломтатидзе232.

Наиболее ценные и подробные сведения о сарматах содержатся в "Географии" Страбона (около 18 г. н. э.), который опирался на исторические и географические знания предшествующих веков и обобщал их233. Термин "сарматы" Страбон употребляет как собирательное географическое название, преимущественно равнинного населения. Так, он пишет: "слова поэта так же служат доказательством того же самого, потому что он соединил с мисийцами доителей кобылиц, млекоедов и абиев, которые не кто иные, как живущие в кибитках скифы и сарматы"; "первую часть, начиная с северных стран, обращенных к океану, населяют некоторые скифы, кочующие и живущие в повозках; ближе их — сарматы, тоже скифское племя, аорсы и сираки, спускающиеся к югу до Кавказских гор, одни из них кочуют, другие живут в шатрах и занимаются земледелием"; "Кавказ представляет собой горный хребет, лежащий над обоими морями, Понтийским и Каспийским, и перегораживающий перешеек, разделяющий эти моря. К югу он отделяет Албанию и Иберию, а к северу — Сарматские равнины"; "Кавказский хребет окружает с севера два моря, Каспий и Понт, отделяя сарматов и меотов от иберов и албанов"234.

Сарматами Страбон называет и население Кавказа, граничащее на юге, по Кавказскому хребту, с Иберией и Албанией. Более конкретно он говорит об этом при описании Диоскуриады: "Сюда (в Диоскуриаду. — Р. А.) сходятся, говорят, семьдесят народностей, а, по словам других писателей, нисколько не заботящихся об истине, … даже триста; все они говорят на разных языках, так как живут разбросанно, не вступая между собою в сношение вследствие самолюбия и дикости. Большая часть их принадлежит к сарматскому племени, и все они называются Кавказцами"235.

Может показаться, что Страбон называет разноплеменное население Кавказа кавказцами не по этническим признакам, а по месту жительства, считая, что пришлые кочевые племена составляют большинство населения Кавказа. Однако далее он еще более ясно указывает на то, что горцы Кавказа тоже являются сарматами, скифами или родственными им племенами: "Равнину (Иберии. — Р .А.) населяют те из иберов, которые более занимаются земледелием и склонны к мирной жизни, снаряжаясь по мидийски, а горную часть занимает воинственное большинство, в образе жизни сходное со скифами и сарматами, с которыми они находятся и в соседстве и в родстве; впрочем, они занимаются и земледелием, и в случае какой-нибудь тревоги, набирают много десятков тысяч воинов, как из своей среды, так и из тех народов (скифов и сарматов. — Р. А.)"236.

Как мы видим, Страбон достаточно ясно характеризует население Кавказских гор, как: живущее по обычаям скифов и сарматов; их соседей и родственников; их военных союзников.

На основании всего вышеизложенного представляется возможным заключить, что в "Картлис Цховреба" термин "овс" появляется как нарицательное (неэтническое) название всего населения предгорной зоны Центрального Кавказа, в том числе и Чечено-Ингушетии. Кроме того, из последующего повествования "Картлис Цховреба" видно, что овсы, с первого их упоминания в тексте, выступают вместе с леками и кавкасианами (дурдзуками) — ближайшими союзниками и родственниками картлийцев237. Наконец, в цитированных отрывках "Картлис Цховреба" нет совершенно никаких сведений, позволяющих, как было уже отмечено, считать термин "овс" названием какого-либо конкретного этноса и этнически противопоставить овсов дурдзукам так же, как и леков — дидойцам.

За собственно ираноязычными осетинами нарицательный географический термин "овсы" постепенно закрепился, вероятно, значительно позже. Ещгь в "Географии" царевича Вахушти (XVIII в.) этот термин не имеет четкой этнической определенности. Так, наряду с собственно осетинскими этнографическими группами ("Тагаури", "Куртаули", "Валагири", "Дигори" — "Баделидзе" и др.) он, "как превосходнейших из овсов", называет "Басиани" — балкарцев, а в "Описание современной Овсети или (жителей) внутреннего Кавказа" включает, кроме "Басиани" ( Балкарии), — "Кистети", "Дзурдзукети", "Глигви", то есть вайнахские общества238. Не имеет четкой этнической определенности этот термин и в кабардинских адатах, приложенных к "Истории Адыгейского народа" кабардинского просветителя XIX в. Шора Ногмова: "в перечислении горских народностей, находящихся в зависимости от кабардинцев, упоминаются горские татары разных обществ, причем они называются осетинами. Так, мы читаем в §27: Чегемцы и урусбиевские осетины…; хуламцы, безенги — осетины…; карачаевцы — осетины"239. На основании этого В. Ф. Миллер предполагает, "что общее название осетин было сохранено кабардинцами за новым

смешавшимся с осетинами пришлым татарским населением… Такой же факт сохранения древнего названия за новым населением представляет…, и самое название балкарцев Аси, под которым их знают дигорцы"240. С этим выводом, по нашему мнению, можно было бы согласиться, если бы термин "осетины" был бы самоназванием осетинского народа. Однако осетинам этот термин как собственное имя неизвестен — осетины знают его, что неоднократно отмечает и сам В. Ф. Миллер, как название балкарцев: "Осетины называют… балкарцев… асами (Асиаг — балкарец, Асі — страна ими занятая)"241. Очевидно, что этот термин был сохранен за "пришлым татарским населением" не только и не столько кабардинцами, сколько самими ираноязычными осетинами, то есть грузинская историческая традиция сохранила это древнее нарицательное географическое название местного аборигенного населения предгорной зоны за новым смешавшимся с последним пришлым ираноязычным (и отчасти тюркоязычным) населением, а сами ираноязычные осетины — за тюркоязычными балкарцами. Окончательно за современными осетинами закрепили русские, перенявшие его у грузин (и, возможно, у кабардинцев).

В специальной литературе бытует мнение, что пришлое ираноязычное население ("аланы — овсы") уже с V-VI вв. н. э. обитает не только в предгорной зоне, но и в горах Центрального Предкавказья (от Приэльбрусья до Дарьяла), куда оно переместилось якобы в результате нашествия гуннов. Это мнение подкрепляется, в сущности, единственным аргументом — данными Прокопия Кесарийского (VI в. н. э.), так как археологические материалы, как признают сами специалисты, этот тезис не подтверждают242. Однако, на наш взгляд, для локализации ираноязычного населения в горах одни лишь данные Прокопия (рассмотренные нами выше) явно недостаточны — тем более, что в пользу этого они ничего не дают. Достаточно определенные данные о времени появления ираноязычного населения (овсов — осетин) в горах имеются в грузинских источниках, но они почему-то обойдены молчанием. Складывается довольно-таки странная, на наш взгляд, ситуация — именно грузинские источники послужили в свое время стержневой основой для доминирующей в настоящее время в научной литературе теории об иранской осетино-алано-сармато-скифской этноязыковой общности, но при решении вопроса о времени появления ираноязычных предков осетин в горах грузинские источники игнорируются!?

Об интересующих нас событиях в "Географии" царевича Вахушти имеются следующие данные:

"После опустошения Овсети и вступлении их [овсов] внутрь Кавказа стали называться — Овсетия Черкезией или Кабардо, а находящиеся в горах Кавказа по имени вступивших сюда [овсов] — Овсетией; ибо и теперь знатнейших из них называют осами, а прочих незнатных опять двалами";

"Язык у них древне-двальский и ныне говорят на собственно осском, ибо язык черкезов другой";

"Во время же походов Чингизовых хаканов, особенно же Батыя и Орхана, разорились и опустошились города и строения их и царство овсов превратилось в мтаварство — княжество и овсы стали убегать внутрь Кавказа, а большая часть их страны превратилась в пустыню, какова и ныне Черкесия. И, кроме того, после прибытия Тамерлана и взятия Константинополя [турками] стали теснить овсов — с той стороны Крымские ханы, а с этой [со стороны ГрузииХИ] татарские кочевники-магометане, и они [овсы] вступили в Кавказ и покорили племена кавказцев, кои суть двальцы; и с тех пор Овсетия стала называться Черкесией или Кабарди"243.

Как видно из приведенных отрывков, в них идет речь об овсах (осах), которые обитали в предгорной зоне к западу от Дарьяла. Язык их, как свидетельствует Вахушти, отличается от языка населения горной зоны — двалов (родственных нахским племенам) и от языка своих западных соседей — черкесов. Вероятно, что под овсами (осами) в данном контексте подразумевается ираноязычное (и возможно тюркоязычное) население указанной выше территории. Перемещение овсов (осов) из предгорной зоны в горную, по свидетельству Вахушти, происходит в XIII — нач. XV вв. и связано оно с нашествием татаро-монголов и войск ТамерланаХІІІ. Именно после указанных событий: население гор стало "говорить" "на собственно осском" языке; горы стали называться "Овсетией"; предгорная зона — "Овсети стала называться Черкесией или Кабарди". Таким образом, можно заключить, что ираноязычное население появляется в горах Центрального Предкавказья (к западу от Дарьяла) в XIII — нач. XV вв. При этом не исключается возможность инфильтрации отдельных ираноязычных групп в среду горного "двальского" населения и до XIII в. Вместе с тем, мы не видим каких-либо оснований считать, что процесс иранизации населения горной зоны Северной Осетии был завершен в XV в. В пользу этого как будто бы свидетельствуют и осетинские предания, записанные этнографами в разное время в горах Осетии. По этим преданиям, до XVI-XVII вв. в Куртатинском, Даргавском и Санибском ущельях Северной Осетии жили вайнахские племена244.

ПРИМЕЧАНИЯ

I С этим заключением не согласилась в свое время М. П.Абрамова. В своей рецензии на нашу работу (1986 г.) на отметила: "В этой связи необходимо отметить излишнюю категоричность

выводов (Р. Д.Арсанукаева-Р. А.). Так я не могу согласиться с тем, что греко-латинские авторы локализовали алан с I в. н. э. на Северном Кавказе". Однако позднее, в своих научных публикациях М. П.Абрамова уверенно локализует алан с I в. н.э. на Северном Кавказье-при этом не только на Северокавказской равнине, но и в предгорной зоне Центрального Предкавказья (район Кисловодска)!? См.: Абрамова М. П. Взаимоотношения древнего населения Чечено-Ингушетии с ираноязычными кочевыми племенами //Проблемы происхождения нахских народов. Материалы научной конференции, состоявшейся в Шатое в 1991 г. Махачкала, 1996. С.29: Её же. Некоторые итоги изучения раннего периода алан на Северном Кавказе// Археология Кавказа: новейшие открытия и перспективы. Краткие содержания докладов Международной научной сессии. Тбилиси, 1997 г. с.55.

II Название "Меотийское болото" (как и этнические термины "савроматы" и "амазонки", являющиеся явными анахронизмами для IV н. э.) А. М.Марцеллин очевидно "позаимствовал" из более древних источников, т. к. в IV в. н.э. Азовское море вероятно уже достигло (или почти достигло) своего современного уровня, в отличие от предшествовавшего времени, когда оно представляло собой мелководное озеро с заболоченными берегами и название "болото" действительно могло в определенной степени ему соответствовать (рис.3;5).

III Недавно мнение Ю. С. Гаглойти о том, что аланы по Прокопию локализуются только к западу

от Дарьяла, было поддержано М. П. Абрамовой: "по данным Прокопия, аланы жили на территории от "пределов Кавказа" (Приэльбрусье) до Дарьяла" (Абрамова М. П. Некоторые итоги изучения раннего

периода алан на Северном Кавказе. С.56).

IV Письменное свидетельство о языке "алан" приводит византийский писатель XII в. Иоан Цец в своей "Теогонии", сохранившейся в рукописном списке XV в. Формула приветствия, записанная греческими буквами на "аланском" языке должна, по греческому переводу самого Цеца, означать: "Добрый день, господин мой. повелительница, откуда ты? Тебе не стыдно, госпожа моя?"

Некоторым словам и фразам этого (на наш взгляд, довольно странного) приветствия, специалистами подобраны соответствия из осетинского языка. Так, "tapaggas" сопоставляется с осетинским "da bon xorz" — "добрый день" (букв, "твой день добрый"). При этом, как мы видим,

заменяется шесть букв из восьми, а греческая буква "д" ("г") читается двояко — в одном случае

"н", в другом — "х". В то же время в слове "kordin" букву "п" ("н") предполагается читать

как "д" ("г"). Кроме того, иранское происхождение некоторых осетинских слов (kinzoe,

oefsinoe, xsin и т. д.), привлекаемых для сопоставления, представляется в достаточной степени сомнительным. Но, несмотря на эти (а также и другие, в том числе и признаваемые В. И. Абаевым) неясности, приведенный Иоаном Цецем текст дает, на наш взгляд, основания предположить, что среди населения Северного Причерноморья и Северного Кавказа в XII в. были этноязыковые группы (или образования), близкие по языку современным осетинам, в формировании которых участвовал ( наряду с другими) и иранский этноязыковый элемент. Вместе с тем, как нам представляется, этот текст вряд ли может служить основанием думать, что все "аланы" в XII в. (тем более, с I в. н. э.) говорили именно на этом языке (не говоря уже об исключительном этноязыковом иранстве всех "алан"). (См. Абаев В. И. Осетинский язык… С.254-259).

В связи со сказанным, представляют несомненный интерес и сведения готского историка VI в. Иордана (Иордан. Getica. О происхождении и деяниях готов. Вступительная статья, перевод и комментарии Е. Ч. Скржинской. М., 1960). Они были проанализированы в свогь время языковедом

Я. С. Вагаповым. В сочинении Иордана "Getica" в параграфах 265 и 266 "содержатся интересные сведения о самом авторе и его окружении. В то же время исследователей в этом отрывке озадачивали: 1) "нелепое" (по определению Е. Ч. Скржинской) "слово" Алановийямутис; 2) умолчание Иорданом имени своего отца при указании имени своего деда; 3) указание этнической принадлежности всех лиц, названных здесь поименно при отсутствии этих сведений о самом авторе ; 4) необъяснимые ни из иранских, ни из германских языков имена База и Пари".

Имя База употребительно у вайнахов и производно от дендронима база "ель", "тис-

негной".

"Имя деда Иордана Пари напрашивается на сравнение с вайнахскими именами Пхьара, Пхьари, Пхьариш//Пхьариж, от которых образованы и фамилии Паров, Парижев, все они образованы от вайнахского слова phar "мастер", "ремесленник", "кузнец". Вариант с исходом на — и имеет ласкательно-величальный оттенок, ш/ж в последнем варианте — окончания мн. ч.

Имя отца Иордана исследователи не заметили в составе "нелепого слова" Алановийямутис. Имя его Мута или Мути. Оно тоже достаточно широко распространено у вайнахов. Образовано, скорее всего, от нарицательного слова mut "сок". Muthis patris mei genitor Paria ("Мути, отца моего родитель Пари") — так должно читаться это место, чтобы было обнаружено имя отца автора

Но и при отделении имени Мути загадочное alanouua остается…

В этом отрывке мы видим вайнахскую фразу alano wu а.

Алануо — имя существительное в форме именительного падежа в ед. ч., как и гіалмакхо "калмык", гіебартуо "кабардинец", черкасуо "черкес"… Второе слово ву (в диалектах — ви — Р.

А.) — глагол-связка "есть (он)" в форме ед. ч. мужского класса…

Далее следует местоимение а "он, этот", представленное в горных диалектах; …

Таким образом, в полном соответствии с контекстом эта фраза сообщает, что дед Иордана был аланом, что отца его звали Мути" (См. Вагапов Я. С. Об одной вайнахской фразе в сочинении готского историка VI в. Иордана//Вопросы вайнахского синтаксиса. Грозный, 1981. С.79-86; Он же. Вайнахи и сарматы. Грозный, 1990. С.99-101).

Приведенный материал дает, на наш взгляд, не меньшие чем в предыдущем случае основания предположить, что среди населения Северного Причерноморья и Центральной Европы, именуемого древними авторами "аланами", в VI в. присутствовал и вайнахский (нахский) этноязыковый элемент.

V. В. А. Кузнецов для подтверждения этого тезиса приводит цитируемый выше отрывок Ибн-Русте, в котором фраза "к царю Алланов" заменена фразой "в царство Алланов". Однако, перевод этого отрывка Н. А. Карауловым и сам арабский текст этого отрывка, приведенный им в своей книге, никаких оснований для такого прочтения этой фразы не дают. VI Ср. также форму аьрш (арш) "поляны", закрепившуюся в названии селения Аьршти (Аршти), где аьрш (арш) "поляны" с топоформантом — ти приобретает буквальное значение "к полянам". Ср. также название этнографической группы чеченцев аьрштхой (совр. орстхой) "жители полян", "жители долин", "равнинники".

VI. Этнический термин "дигор", самоназвание части осетин, В. И. Абаев считает кавказским по происхождению, и связывает с самоназванием черкесов "адиг, адиге" (См. Абаев В. И. Осетинский язык… С.105). Объяснение значения этого термина он не дает. Вместе с тем, нам представляется заманчивой связь термина "дигор" с нах. дукъ, дикъ, дакъ "хребет (горный)", "седловина, вершина хребта". Ср. назв. местности в горной Чечне Дукъар (где —р(а) — топоформант, представляющий собой окончание одного из местных падежей), а также название этнографической группы дукъарой — букв, "хребта жители", "хребтов жители".

VIII По мнению В. Ф. Миллера, под Армной следует понимать левый приток р. Терек "Ардон", который мог быть принимаем за главную реку" (См. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. С.108). Однако, на наш взгляд, под Армной скорее следует видеть правый приток р. Терек — Армхи (где хи "вода"), название которой, как видно, созвучно с названием "Армна". Истоки Армхи находятся в горах Ингушетии (на границе с Грузией — Хевсуретией) и впадает он в Терек значительно выше места впадения в Терек Ардона. Последняя часть цитируемого отрывка, как считает В. Ф. Миллер, "основана на недоразумении", так как "в действительно нет реки, вытекающей из кавказских гор и соединяющейся с Волгой". С этим трудно согласиться, так как это свидетельство автора "Географии" основано на факте, вероятно, действительно имевшем место в сер. I тыс. н. э. Как было отмечено в "Введении" к данной работе, в IV-XIII вв. н. э., в период Дербентской регрессии, уровень Каспия понижается до отметки -34 м, что на 7-8 м ниже современного. В результате этого северная часть Каспия иссушается. Береговая линия в районе о. Чечень поворачивает к востоку и соединяется с п-овом Мангышлак. Устья Терека и Волги в это время находятся на незначительном расстоянии друг от друга, а в пик регрессии Терек впадает в Волгу (См. Варущенко С. И., Варущенко А. Н., Клиге Р. К. Изменения режима Каспийского моря… С.17).

IX На наш взгляд, заслуживает внимания и нах. урд "участок обрабатываемой земли, пашня, поле", "надел земли", которая во мн. ч. принимает форму ардаш (урдаш, ардуош) "пашни, поля".

X Если вопрос о тождестве овсов и осетин для В. Ф. Миллера, как мы выше отметили, не существовал, то этому вопросу (тождества овсов с аланами) он уделяет серьезное внимание.

XI Как и к аналогичным событиям в "уделе Лекана", в результате которых последний так же разделился на горную ("Хозонихети") и равнинную части. В последней были поселены "пленники из

Рани и Мовакани", то есть, те же "таргомосианы". Однако это не привело, как видно из "Картлис Цховреба" к появлению здесь нового этнического термина.

XII Эта вставка переводчика представляется нам несколько сомнительной, т. к.судья по контексту здесь скорее идет сопоставление по линии запад-восток (а не запад-юг): "… с той стороны (с запада-Р. А.) Крымские татары, а с этой (с востока, со стороны Предкавказских степей-Р. А.) Татарские кочевники…"

XIII Кстати, в составе войска Тамерлана достаточно широко были представлены иранские племена Средней Азии и Афганистана. Учитывая отмечаемую специалистам особую близость осетинского-иранского языка, из "живых" иранских языков, именно с языками Припамирья ( шугнанский, ваханский и др.), ягнобским и афганским вполне закономерно, по нашему мнению, напрашивается предположение, что определенная часть иранской лексики в осетинском языке могла

появиться не в "скифо-сарматский" период, а в конце XIV — нач. XV вв. — в период нашествия войска Тамерлана.

■к — к — к 1. Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1949, №1. С.266. 2 . ВДИ. 1949, №2. С.2 7 8 3 . ВДИ. 1947, М 4. С.225; Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. С. 70. 4 . ВДИ. 1949, №2. С.32 5. 5 . ВДИ. 1949, №2. С.344. 6. ВДИ. 1947, №. 4. С.277. 7 . Левиатов В .Н. Азербайджан cV в. до н. э. по III в. н. э. // ИАН Азербайджанской ССР,

1950. №1. С.86.

8. Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959. С. 345.

9. Кулаковский Ю. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, 1899. С. 9-10, 13; Виноградов В. Б. Аланы в Европе // Вопросы истории, 1974, №8.

10. Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. М., 197 9. С.33.

11. Гамрекели В. Н. Двалы и Двалетия в I — XV вв. н. э. Тбилиси, 1961. С. 63.

12. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа… С. 163.

13. Вагапов Я. С. Некоторые нахские топонимы и этнонимы с корнем — А… С.74-79.; Он же.

Вайнахи и сарматы. С.16-17; Он же. Проблема происхождения нахского этноса… С.162.

14. Марр Н. Я. История передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа… С.1400.

15. Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М., 1984. С.84-85; и др.

16. Скрипкин А. С. Азиатская Сарматия во П-1У вв. (некоторые проблемы исследования) // СА

. №. 2, 1982. С.54.

17. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Кн. П. М.-Л., 1951. С.229.

18. Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Орджоникидзе, 1984. С.117; Он же. Некоторые вопросы этногенеза осетин по данным средневековой археологии // Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 1967. С.60 — 61; Гаглойти Ю. С. Этногенез осетин по данным письменных источников // Происхождение осетинского народа. С.79-80; Виноградов В. Б. Сарматы Северо — Восточного Кавказа. С.106, 144.

19. Скрипкин А. С. Азиатская Сарматия… С.46.

20. Мацулевич Л. А. Аланская проблема и этногенез Средней Азии // СЭ. VI — VII. 1947. С

.143-144.

21.	Севортян Э	.В.	Этимологический словарь тюркских языков. М., 1974.	С. 134
22 .	ВДИ.	1949 .	№3 ,	. С.228.
23 .	Моисей Хоренский. История Армении. Пер. Н. О. Эмина. М., 1893. С.	98 .
24 .	ВДИ.	1949,	№3 ,	. С.257.
25 .	ВДИ.	1949,	№3 ,	. С.259 — 260, 266, 268.
26.	ВДИ.	1949,	№3 ,	. С.275.
27 .	ВДИ.	1949,	№4 ,	. С.228.
28 .	ВДИ.	1949,	№.	3. С.279; ВДИ, 1949, №4. С.239, 262, 274, 300.
29 .	ВДИ.	1949,	№4 ,	. С.277 — 278, 294.
30 .	ВДИ,	1949,	№4 ,	. С.253.
31.	ВДИ.	1949,	№3 ,	. С.268.
32 .	ВДИ.	1949,	№4 ,	. С.233, 235.
33 .	ВДИ.	1949,	№4 ,	. С.234.
34 .	Гаглойти Ю	.С.	Аланы и вопросы этногенеза осетин… С.76 — 77.
35 .	Гаглойти Ю	.С.	Аланы… С.75; Патканов К. П. Армянская география VII в. н

1877. С.39-49.

36. Ельницкий Л. А. Северочерноморские заметки // ВДИ. 1950,.№1. С. 194; Гаглойти Ю. С. Аланы… С.78; и др.

37. Меликишвили Г. А. К истории… С.78; Тревер К. В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. М.-Л., 1959. С.126;

38. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.82; Виноградов В. Б. Сарматы… С.169-170.

39. Моисей Хоренский. История… С. 98. ВДИ. 1948, №3. С.264.

40. ВДИ. 1949, №. 3. С.286-287.

42 .	Античные государства	Северного Причерноморья. М., 1984. С. 10.
43 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С. 287,	сн. 4.
44 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С. 287 .
45 .	Помпоний Мела.	"Землеописание". Книга I (115) // ВДИ, 1949. №1. С. 276. Сн. 5.
46.	ВДИ.	1949,	№3 .	С.287 .	Сн. 9 — 12.
47 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.303.
48 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.304.
49 .	ВДИ.	1949,	№3.	С.287,	289, 291.
50 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.290.
51.	ВДИ.	1949,	№3 .	С.291.
52 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.303.
53 .	ВДИ.	1948,	№2 .	С.277 .
54 .	ВДИ.	1948,	№2 .	С.277,	сн. 1.
55 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.291,	сн. 5 .
56.	ВДИ.	1947,	№2 .	С.251-	252; Геродот. История. Л., 1972. С.75. I, 201.
57 .	ВДИ.	1947,	№2 .	С.2 52;	Геродот. История. С.75. I, 202, С.196. IV, 40.
58 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.243.
59. Туманян Э. Г. Об армяно-аланских историко-лингвистических связях // Материалы пятой региональной научной сессии по историко-оравнительному изучению иберийско-кавказоких языков. Орджоникидзе, 1977. С.54. Сн. 21; Тревер К. В. Очерки по истории… С.193-194.
60 .	ВДИ.	1949,	№3 .	С.303.
61. . 14 .	Кулаковский Ю.	Аланы	по сведениям классических византийских писателей. Киев, 18 99. С
62 .	ВДИ.	1949,	№4 .	С. 287 .
63 .	ВДИ.	1949,	№2 .	С.334.
64. ВДИ. 1948, №2. М. Хоренскому // ЖМНП,	С.246. март,	Сн. 3; Патканов К. П. Из нового списка Географии, приписываемой 18 83. С.30; Еремян С. Т. Армения по "Ашхарацуйц". Ереван, 19 63,

41.

ВДИ.

1949, №.

С.287 .

карта (на армян, языке).

65. Вагапов Я. С. Некоторые нахские топонимы… С.74-79; Он же. Вайнахи и… С.17; Он же. Проблемы происхождения нахского… С.162.

66. ВДИ. 1949, №3. С. 303-304.

67. Вагапов Я. С. Некоторые нахские… С.74, 80; Он же. Вайнахи и… С.17.

68. Джавахишвили И. А. Основные историко-этнологические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи… С.42-43; Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии… С.221; Блаватская Т. В. Западнопонтийские города в VII-I веках до н. э. М., 1952. С.15; Крушкол

Ю. С. Древняя Синдика. М., 1971. С.40; Техов Б. В. Центральный Кавказ в XVI-X вв. до н. э. М.,

1977. С.190; Козенкова В. И. Контакты населения карпато-дунайского мира и Северного Кавказа в эпоху поздней бронзы — раннего железа//Симпозиум Античная балканистика. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология. Предварительные материалы

. Тезисы докладов. М., 1980. С.34; и др.

69. Гаглойти Ю. С. Указ. соч. С.86; Миллер В. Ф.Осетинские этюды. С.51

70. Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М., 1984. С. 84-85.

71. Прокопий из Кесарии. Война с готами. Перевод Кондратьева. М., 1950. С.381.

72. Прокопий из Кесарии. Война с готами. С.383.

73. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. С.45; Кулаковский Ю. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, С.140, при. 1; Каухчишвили С. Георгика. Т. П. Тбилиси, 1934. С.

43-45; и др.

74. Федоров Я. А. К вопросу о раннем этапе этногенеза народов Дагестана // СЭ. №1. 1961. С.108; Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа… С.34-35; и др.

75. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966. С. 139-140.

76. Прокопий Кесарийский. История войны римлян с персами. Перевод Сп. Дестуниса. СПб, 1861. С.46-47.

77. Миллер В. Ф. Осетинские… С.25; Гаглойти Ю. С. Аланы… С.141.

78. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.141.

79. Гамрекели В. Н. Двалы и Двалетия в I — XV вв. С.22.

80. Прокопий из Кесарии. Война с готами… С.382.

81. Еремян С. Т. Армения по "Ашхарацуйц". Карта.

82. Кузнецов В. А. Аланские племена… С.34-35; Виноградов В. Б., Мамаев Х. М. Некоторые

вопросы раннесредневековой истории и культуры населения Чечено-Ингушетии // Археология и

вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный, 197 9. С. 63-82; и др.

83. Вагапов Я. С. О языке зеленчукской надписи // Вопросы вайнахской лексики. Грозный, 1980. С. III.

84. Миллер В. Ф. Указ. соч. С.44.

85. Агафий. О царствовании Юстиниана. M.-JI., 1953. С.87.

86. Менандр Византиец. Продолжение истории Агафиевой. СПб, 1860. С. 321 — 322.

87. Феофилакт Симокатта. История. М., 1957. С. 82.

88. Феофан Византиец. Летопись. Перевод с греческого В. И. Оболенского и Ф. А. Терковского // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских". Кн. 1. СПб, 1887. С

.286-289.

89. Куник А. О записке готского топарха. СПб, 1874. С.132-133.

90. Никифор Вриений. Исторические записки. Перевод с греческого В. Н. Карпова. СПб, 1858. С.51-52.

91. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.143, 146, 150.

92. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор… С.42.

93. Кулаковский Ю. А. Епископа Феодора "Аланское послание" //ЗИ00ИД. Одесса, 1998, с

. 12 .

94. Кулаковский Ю. А. Епископа Феодора… С.13.

95. Кулаковский Ю. А. Епископа Феодора… С. 17.

96. Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе. Тифлис, 1890. С

. 56.

97. Вагапов Я. С. Некоторые нахские топонимы и этнонимы с корнем — А. С.7 3 — 74.

98. Джовани дель Плано Карпини. "История монголов". Гильом де Руб-рук. "Путешествие в восточные страны". Ред. вступительная статья и примечания Н. П. Шастиной. М., 1957. С.57.

99. Джовани дель Плано Карпини. История монголов… С.111.

100. Иософат Барбаро. Путешествие в Тану. Библиотека иностранных писателей о России. Отд. 1. Т. 1. Спб, 1836. С.6, 45.

101. Иоанн де Галонифонтибус. Сведения о народах Кавказа (1404 г.) . Баку, 1980. С

.16-17 .

102. Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973. С.

98-99.

103. Иоанн де Галонифонтибус. Сведения… С.13-25.

104. Гамрекели В. Н. Двалы и Двалетия в I — XV вв. С.35.

105. Миллер В. Ф. С.53.

106. Гаглойти Ю. С. Этногенез осетин по данным письменных источников. С.827.

107. Луконин В. Г. Культура Сасанидского Ирана. М., 1969. С.9-13.

108. Пигулевская Н. В. Сирийский источник VI в. о народах Кавказа // ВДИ. 1939. №1

(6) . С.107 .

109. Пигулевокая Н. В. Сирийский источник… С.114.

110. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. С.129.

111. Пигулевская Н. В. Сирийский источник… С.114.

112. Пигулевская Н. В. Сирийский… С. 109.

113. Корюн. Житие Маштоца. Ереван, 1962. См. карта "Армения в эпоху Месропа-Маштоца

360-440 гг.". Сост. С. Т. Еремян.

114. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.129

115. Пигулевская Н. В. Сирийский… С.110; Гаглойти Ю. С. Аланы… С.122.

116. Вагапов Я. С. Лингвистические данные о местоположении и происхождении названий аланских городов Маъас и Дедяков // Вопросы исторической географии Чечено-Ингушетии в дореволюционном прошлом. Грозный, 1984. С.18-23.

117. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.129.

118. Якуби. История. Перевод П. К. Жузе // Материалы по истории Азербайджана. Т. IV. Баку, 1927. С.6-7.

119. Якуби. История… С.7.

120. Караулов Н. А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении, Азербайджане // СМОМПК. Вып. 31. Тифлис, 19 02. С.23.

121. Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. Перевод с древне-грузинского, предисловие и комментарии. Г. В. Цулая. М., 1973. С.52-53. Комм. 57.

122. Караулов Н. А. Сведения… С.15.

123. Караулов Н. А. Сведения… С.23. Кроме "царства Серир" Ибн-ал-Факих называет на территории Дагестана "царство Лакзов", "царство Филан", "царство Маскат", "Табасеран" (С.11).

124. Караулов Н. А. Сведения… // СМОМПК. Вып. 32. Тифлис, 1903. С.17.

125. Караулов Н. А. Сведения… // СМОМПК. Вып. 29. Тифлис, 1901. С.4; Он же.

Сведения… // СМОМПК. Вып. 38. Тифлис, 19 08. С. 81

126. Караулов Н. А. Сведения… // СМОМПК. Вып. 29. С.11, 17.

127. Караулов Н. А.Сведения… // СМОМПК. Вып. 32. С.50-51.

128. Караулов Н. А.Сведения… //СМОМПК. Вып.38. с.73.Прим.101; Минорский В. Ф.История Ширвана и Дербенда. М., 1963 с.107; Кузнецов В. А.Алания в Х-ХІІІ вв. С.154; Виноградов В. Б.

Через хребты веков. Грозный, 1970. С.68 — 90; Он же. Аланы в Европе// ВИ. М., 1974. №8. С

. 120 .

129. Ванеев З. Н. Средневековая Алания. Сталинир, 1959. С.31.

130. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.131, 136; Кузнецов В. А. Очерки истории алан. С.144.

131. Куник А., Розен В. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. 1. СПб, 1878. С.64.

132. Виноградов В. Б., Мамаев Х. М. Некоторые вопросы раннесредневековой истории и культуры населения Чечено-Ингушетии… С.63-82; и др.

134. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.132. 135. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Т. I. М.-Л., 1958. С.79-80; Вагапов Я. С. Вайнахи и.. . С.108 136. Караулов Н. А. Сведения.. . Вып. 3 8. С. 53 . 137 . Караулов Н. А. Сведения.. . Вып. 3 8. С. 52 . 138 . Караулов Н. А. Сведения.. . Вып. 3 8. С. 54 . 139 . Миноранский В, .Ф. История Ширвана и Дербенда, С.54. 140 . Караулов Н. А. Сведения.. . Вып. 3 8. С. 53 .

141. Миллер В. Ф. Осетинские этюды… С.46.

142. Вагапов Я. С. Лингвистические данные о местоположении и происхождении названий аланских городов Malac и Дедяков… С. 16-18; Он же. Вайнахи и… С.108..

143. Караулов Н. А. Сведения… Вып. 38. С.54.

144. Караулов Н. А. Сведения… Вып. 38.

145. D, ohsson. Des peuples du Caucase et des payson nord de La mer Noire et de Lamer Cas pienne dans Le dixieme siecle. Paris, 1828. PP. 19, 21-23.

146. Hudud al-Alem. A Regions of the World. Expl. And transl. By V. Minorsky. London, 1937. PP. 161, 445.

147. Миллер В. Ф. Осетинские… С.45, 47.

148. Чокаев К. З. Суффиксальное образование топонимических названий в вайнахских языках

// Сб. статей, Грозный, 1964. С.58-63; Цагаева А. Д. Из топонимики и гидронимики западной Осетии // Изв. СО НИИ. Т. 22. Вып. I. Орджоникидзе, 1960; Она же. Материалы по топонимике и гидронимике Осетии // Изв. СОНИИ. Т. 23. Вып. 1. Орджоникидзе, 19 62; и др.

149. Гамрекели В. Н. Двалы и Двалетия в I — XV вв. н. э. С.145.

150. Моисей Хоренский. История Армении. Перевод Н. О. Эмина. М., 1983. С. 98.

151. Вагапов Я. С. Некоторые нахские… С.74.

152. Моисей Хоренский. История… С. 149.

153. Фавстос Бузанд. История Армении. Ереван, 1953. С. 15.

154. Фавстос Бузанд. История… С.16.

155. Степанос Таронский. История Армении. Перевод Н. О. Эмина. М., 1864. С.45.

156. Моисей Кагакатваци. История агван. Перевод К. Патканова, СПб, 1861. С.22.

157. Патканов П. К. Из нового списка Географии, приписываемой Моисею Хоренскому // ЖМНП, март, 18 83. С. 3 0 .

158. Гаглоев Ю. С. Сведения "Армянской географии УП в." об аланах // Изв. СОНИИ. Т. XXXV.

История. Орджоникидзе, 1966. С.187; Армянские источники об аланах. Вып. III. Ереван, 1985. С

. 9 .

159. Патканов К. П. Ванские надписи и значение их для истории Перед ней Азии. СПб, 1881. С.116.

160. Гаглоев Ю. С. Сведения "Армянской географии VII в.". С. 188-189.

161. Гаглоев Ю. С. Сведения… С.188; Ванеев З. Н. Средневековая Алания… С. 12; Мизиев И. М. Шаги к истокам этнической истории Центрального Кавказа. Нальчик, 1986. С.79; и др.

162. Вагапов Я. С. Некоторые нахские… С.75.

163. Мациев а. Г. Чеченско-русский словарь. С.49.

164. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.21.

165 .

Гаглоев Ю. С.Сведения… С.189; Миллер В. Ф. Осетинские этюды… С.107.

167. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа. Изд. ЛГУ, 1979. С.165, 173.

168. Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. Перевод с древне-грузинского, предисловие и комментарии Г. В.Цулая. М.,197 9.

169. Мровели Леонти. Жизнь… С.9-12.

170. Крупнов. Средневековая Ингушетия. М., 1971; Виноградов В. Б Сарматы Северо-

восточного Кавказа. Грозный, 1963; Виноградов В. Б. Чокаев К. З. Древние свидетельства о названиях и размещении нахских племен // АЭС. Т. 1. Грозный, 19 66; Шавхелишвили А. И. Из истории взаимоотношений между грузинским и чечено-ингушским народами. Грозный, 1964; Гаглойти

Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин; Тогошвили Г. Д. Леонти Мровели о происхождении

осетинского народа // Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 1967.

171. Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии… С.47; Цулая Г. В. Предисловие //

Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей… С.10.

172. Цулая Г. В. Предисловие… С.11.

173. Цулая Г. В. Предисловие… С.13; Ковалевская В. Б. Скифы, Мидия и Иран во взаимоотношениях с Закавказьем по данным Леонти Мровели // Вестник АН Груз. ССР. Серия истории, археологии, этнографии и истории искусства. №3, 1975. С.63; и др.

174. Меликишвили Г. А. К истории… С.34.

175. Ломтатидзе Г. А. Выступление на заключительном заседании сессии по археологии Дагестана в мае 1959 // МАД. Т. Н. Махачкала, 1961. С.294; Ковалевская В. Б. Скифы… С.63.

176. Мровели Леонти. Жизнь… С.21; Тогошвили Г. Д. .Леонти Мровели… С. 243;

Меликишвили Г. А. К истории… С.294-295; Гамрекели В. Н. Двалы и Двалетия в I — XV вв. н. э. С

.28; и др.

177. Мровели Леонти. Жизнь… С.21-22.

178. Джавахишвили И. А. Основные историко-этнические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи // ВДИ, №4. 1939. С.45-48; Дьяконов И. М. История Мидии. М.-

Л., 1956. С.62, 97; Алиев Играр. История Мидии. Баку, 19 60. С. 62, 63, 66, 71; Меликишвили Г. А

. К истории… С.120; Он же. Возникновение хеттского царства // ВДИ. №1, 1965. С. 23;

Дьяконов И. М. Хуррито-урартский и восточнокавказский языки // Древний Восток. Ереван, 1978; Дьяконов И. М., Старостин С. А. Хуррито-урартские и восточнокавказские языки. С.204; Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде. С.94; и др.

179. Тогошвили Г. Д. Леонти Мровели… С.244; Виноградов В. Б. Сарматы Северо-восточного Кавказа… С.136; и др.

18 0. Мровели Леонти. Жизнь… С.25.

181. Виноградов В. Б. Сарматы… С.244; Гамрекели В. Н. Двалы… С.22; и др.

182. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа… С. 137- 99; Виноградов В. Б. Сарматы… С.137; и др.

183. Гамрекели В. Н. Двалы… С.22.

184. Мровели Леонти. Жизнь… С.25.

185. Меликсет-Бек. Л. М. Хазары по древнеармянским источникам в связи с проблемой Моисея

Хоренского // Исследования по истории культуры народов Востока. Л., 1960. С.11.

186. Меликишвили Г. А. К истории… С.35.

187. Цулая Г. В. Комментарии. //Мровели Леонти. Жизнь… С.51, комм. 56.

188. Миллер В. Ф. Осетинские этюды… С.15-21; Ковалевская В. Б. Скифы… С. 62; Осетины глазами русских и иностранных путешественников. Сост. Б. А. Калоев. Орджоникидзе, 1967. С.175; и др.

189. Марр Н. Я. По поводу русского слова "сало" в древнеармянском описании хазарской трапезы VII в.: К вопросу о древнерусско-кавказских отношениях // Тексты и разыскания по кавказской филологии. Т. 1. Л., 1925. С.103-104.

190. Мровели Леонти. Жизнь… С.25.

191. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза… С. Т81; Тогошвили Г. Д. Леонти Мровели… С.244; Виноградов В. Б. Сарматы Северо-восточного Кавказа… С.138, 140.

192. Вахушти Царевич. География Грузии. Тифлис, 1904. С.136.

193. Вагапов Я. С. Некоторые… С.76; Он же. Вайнахи и… С.21.

194. Меликишвили Г. А. К истории… С.34; Гамрекели В. Н. Двалы… С.22.

195. Цулая В. Г. Комментарии… Комм. 56, 6 — 64. С.52, 55.

196. Шавхелишвили А. И. К истории… С.122.

197. Генко А. Н. Из культурного прошлого ингушей // Записки коллегии востоковедов. Т. IV. 1930. С.705; Гаглойти Ю. С. Аланы и… С.182; Виноградов В. Б., Чокаев К. З. Древние свидетельства… С.84-86; и др.

198. Гониашвили Т. Б. Специфика языковых связей нахской группы с иносистемным осетинским // Материалы пятой региональной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско — кавказских языков. Орджоникидзе, 1977. С.65; Русско-осетинский словарь. Сост. В. И. Абаев. М., 1950. С.429.

199. Меликишвили Г. А. К истории… С.121.

200. Абаев В. И. Осетинский язык… С.45, 157; Волкова Н. Г. Этнонимы и… С.107.

201. Осетины глазами… С.175-176; Миллер В. Ф. Осетинские… С.15.

202. Абаев В. И. Осетинский язык… С.248.

203. Абаев В. И. Осетинский язык… С.41, 248; Кузнецов В. А. Алания в X-XII вв. С.5; и др

204. Миллер В. Ф. Осетинские… С.39-40.

205. Миллер В. Ф. Осетинские… С.41, 44, 45, 46, 47.

206. Меликишвили Г. А. К истории… С.34; Гамрекели В. П. Двалы и… С.22

2 07. Гамрекели В. Н. Выступление на научной сессии, посвященной проблеме этногенеза осетин // Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 1967. С.263.

208. Пиотровский Б. С. Скифы в Закавказье // Уч. зап. ЛГУ. №13. Серия исторических наук.

1949. С. 188; Алексеева Е. П. Поздне-кобанская культура Центрального Кавказа // Уч. зап. ЛГУ

… С.241-242.

209. Варущенко С. И., Варущенко А. Н., Клиге Р. К. Изменение режима Каспийского моря… С

. 17 .

210. Варущенко С. И., Варущенко А. Н., Клиге Р. К. Изменение режима Каспийского моря… С

. 17 .

211. Диодор Сицилийский. Библиотека. II, 43, 6 // ВДИ. №4. 1947. С. 251.

212. Осетины глазами русских и… С.17 5.

213. Абаев В. И. Осетинский язык… С.14; Грамматика осетинского языка. Т.1. Орджоникидзе, 1963. С.12.

214. Алиев И. История Мидии. Баку, 1960. С.101.

215. ВДИ. №1, 1947. С. 252. Примеч. 3.

216. БСЭ, изд-е 3-є. Т. 28. 1978. С.425.

217. Меликишвили Г. А. К истории. С. 120.

218. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.15; Он же. Проблема происхождения… С.159-168.

219. К. М.Т(уманов). О древнем языке Закавказья. Тифлис, 1913. С.10-12.

220. К. М.Т(уманов). О древнем… С.18, 26-27.

221. К. М.Т(уманов). О древнем… С.29-35.

222. Виноградов В. Б. Сарматы… С.290.

223. Абрамова М. П. Выступление на научной сессии, посвященной проблеме этногенеза осетин // Происхождение осетинского народа. С.294.

224. Алексеева Е. П. Выступление на научной сессии, посвященной проблеме этногенеза осетин // Происхождение осетинского народа. С.257.

225. Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. M.-JI., 1948. С. 175.

22 6. Алексеев В. П. Заключительное слово на научной сессии, посвященной проблеме этногенеза осетин // Происхождение осетинского народа. С. 323.

227. Кекелидзе К. С. Идея братства закавказских народов по генеалогической схеме грузинского историка XI века Леонтия Мровели // Этюды по истории древнегрузинской литературы. Т. III. Тбилиси, 1955. С. 98.

228. Цулая Г. В. Комментарии. С. 43 — 44, комм. 7; и др.

229. Джавахишвили И. А. Основные историко-этнологические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи // ВДИ. №4. 1939. С.42-48.

230. Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии… С.120.

231. Меликишвили Г. А. К истории… С.221.

232. Ломтатидзе Г. А. Некрополь II века н. э. в Клдеети. Тбилиси, 1957. С.203-204.

233. Болтунова А. И. Описание Иберии в "Географии" Страбона // ВДИ. №4, 1947.

234. Латышев В. В. Известия… // ВДИ. №4, 1947. С.193, 209, 215, 246.

235. Латышев В. В. Известия… // ВДИ. №4, 1947. С.215.

236. Латышев В. В. Известия… //ВДИ №4 1947. С.213.

237. Мровели Леонти. Жизнь… С.26, 29-30, 33-35, 37.

238. Вахушти Царевич. География Грузии. Тифлис, 1904. С.138, 141, 142, 150, 152.

239. Миллер В. Ф. Осетинские… С.10.

240. Миллер В. Ф. Осетинские… С.10-11.

241. Миллер В. Ф. Осетинские… С.7-11.

242. Ковалевская В. Б. Северокавказские древности. С.84; Абрамова М. П. Некоторые итоги

изучения раннего периода алан… С.55-56; и др.

243. Вахушти Царевич. География… С.138, 141, 153.

244. Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925-1932 гг. Грозный, 1963. С.27; Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII-нач .XX века. М., 1974. С.142-144.

Начало археологического изучения раннесредневековых памятников Северного Кавказа было положено в середине XIX в. Так, в 1849 г. А. Фирковичем, совершившим поездку по Северному Кавказу с археологическими целями, в районе кабардинского селения Псыгансу были исследованы курган и подземный склеп, сложенный из кирпичейі. В этот же период (1849-1850 гг.) при земляных работах в различных местностях Северного Кавказа, в том числе и в Чечено-Ингушетии ( у крепости Воздвиженской, на р. Аргун и др.), была собрана коллекция из бронзовых и железных предметов2.

Толчком к повышению интереса к памятникам древней истории Северного Кавказа послужило открытие в Северной Осетии могильника близ селения Верхняя Кобань, что легло в дальнейшем в основу для выделения "кобанской культуры", получившей вскоре всемирную известностьЗ.

Важное значение в развитии кавказоведения и, в частности, в изучении раннесредневековой археологии Северного Кавказа имел V-й Археологический съезд, состоявшийся в Тифлисе в 1881 году. Его влияние на развитие историко-археологического и этнографического изучения Северного Кавказа в дореволюционный период было исключительно велико. Съезду предшествовала большая работа Подготовительного комитета, который объединил усилия ученых России, занимавшихся изучением Кавказа. Была разработана обширная программа как самого съезда, так и работ Подготовительного комитета. Впервые в план подготовительных работ к съезду было включено изучение памятников не только христианских и классических, но и первобытных времен. В связи с подготовкой к съезду была осуществлена серия полевых работ по заранее разработанному плану. Последние ознаменовались значительными результатами. Так, на территории Ингушетии в 187 9 г. произвел раскопки курганов у селения Кантышево и Назрань В. Б. Антонович4.

Значительное оживление археологического изучения Северного Кавказа наблюдается в 8 0-е годы XIX в., после у Археологического съезда.

Исследования могильников Северного Кавказа, в том числе и на территории Чечено-Ингушетии, позволило в ту пору графине П. С. Уваровой собрать большую коллекцию предметов, относящихся к разным историческим периодам. Проделанная ею работа нашла отражение в капитальном труде, значительную часть которого занимает описание могильников и вещей аланского времени5.

В 1886 г. на территории Чечено-Ингушетии работает крупная экспедиция Московского археологического общества под руководством профессора В. Ф. Миллера. Экспедицией были подвергнуты обстоятельному археологическому обследованию высокогорные районы верховьев рек Сунжи, Ассы, Терекаб. Результатом работы в Чечено-Ингушетии было исследование, подробное описание, обмер и зарисовка таких архитектурных памятников, как храмы Тхаба-Ерды и Алби-Ерды у с. Таргим, святилища Тушоли близ с. Мохде и Гальерды у с. Шуан и др. Изучались погребальные памятники (каменные склепы и ящики у селений Шуан, Хайрах, Таргим, Кайрах, Джейрах и др. и башенные постройки. В. Ф. Миллер впервые подразделяет склеповые сооружения на два типа: подземные и надземные.

В выявление и научную интерпретацию раннесредневековых археологических памятников Северного Кавказа, в том числе на территории Чечено-Ингушетии, немалый вклад внесли и местные краеведы. В 1886 году начинается деятельность одного из активных пионеров местного краеведения, преподавателя Владикавказского реального училища А. И. Долбежева. В течение 2 0 лет (1884-1904 гг.) он проводил работу по поручению Археологической комиссии, разыскал и исследовал большое количество различных, разновременных памятников материальной культуры Северного Кавказа. На территории Чечено-Ингушетии (селения Кайрах, Еголкас, Фуртоуг и др.) им были отмечены и частично исследованы раннесредневековые могильники, состоящие из каменных ящиков. Они дали небольшой, но выразительный погребальный инвентарь. В целом они отнесены к периоду Х-ХІІ вв.7 Этим же временем В. И. Долбежев датирует и осмотренные им пещерные могильники и катакомбы у с. Гоуст (ущелье р. Армхи), а также в ущелье р. Фортанги, у с. Бамут 8 .

В 1913 году небольшие раскопки археологических памятников раннего и позднего средневековья на территории Чечено-Ингушетии производил старший адъютант управления Сунженского отдела Терской области подъесаул Ф. С. Панкратов. Большой интерес представляют открытые им катакомбные погребения VIII-IX вв. ус. Алхасте. Результаты своих работ Ф. С. Панкратов освещал в статьях, помещаемых в газете "Терские ведомости" под псевдонимом Ф. С. Гребенец9.

Таковы в самом кратком изложении результаты археологических работ по изучению памятников раннего средневековья на территории Чечено-Ингушетии во второй половине XIX — начале XX веков

Признавая, что в целом этими археологическими исследованиями было положено начало историко­археологическому изучению края, необходимо отметить, что велись они бессистемно, от случая к случаю. Методика раскопок была несовершенной.

Одновременно с археологическими работами по изучению раннесредневековых памятников отдельными учеными были опубликованы работы по истории алан, основанные на письменных и лингвистических данных.

В центре научных интересов большинства ученых XIX века стояла, прежде всего, индоевропейская ("индоарийская") проблема, что и предопределило основное направление научных поисков и исследований по аланской проблеме: "Из горских народов Кавказа одни только осетины привлекли внимание ученого мира, заинтересовавшегося ими как единственным на Кавказе туземным народом, принадлежавшим к индоевропейской (арийской) семье народов"10; "… "открытие" осетинского языка было… оценено как факт большого интереса и значения. Было ясно, что осетинский язык на Кавказе — это лингвистический факт с серьезными историческими выводами"11. Это "открытие" явилось причиной того, что аланская проблема была изначально ограничена рамками проблемы этногенеза ираноязычных осетин, и решалась ретроспективным путгьм.

В 1802 году в Петербурге вышла на французском языке "Начальная история народов России", автором которой был польский ученый и путешественник, почетный член Российской Академии наук Я. Потоцкий, в которой, на основании отдельных данных письменных источников (грузинских, армянских) и языка было высказано предположение о сармато-мидийском происхождении алан и генетической связи их с ираноязычными осетинами. Вместе с тем, основываясь на лингвистические и исторические данные, он высказал мнение о переселении предков чеченцев на Кавказ из Крыма в I-IV вв. н. э.12

Несколько позже Г. Ю. Клапрот поддержал и развил это мнение — путем перекрестного сопоставления сведений письменных (в первую очередь, грузинских и армянских) источников, а также интерпретации отдельных лингвистических данных он приходит к выводу о тождестве осетин с овсами грузинских источников, а последних — с аланами, исходя, как и Я. Потоцкий, из убеждения о сармато-мидийском происхождении последнихІЗ. Эта концепция получила в последующем довольно широкое распространение в научной литературе. Однако были и критические замечания — так, академик А. Берже отмечал, что работы Г. Ю. Клапрота "страдают отсутствием критического взгляда и той правдивости, которая должна составлять неотъемлемую принадлежность всякого ученого труда"14.

В. де Сен-Мартен также считал алан ираноязычными предками осетин. Вместе с тем, им была высказана мысль о собирательном значении в письменных источниках термина "аланы", под которым могли скрываться и другие народы Северного Кавказа15.

Вопросы древней и средневековой истории осетин рассматривает в своем труде "Осетинские этюды" академик В. Ф. Миллер. К аланской проблеме он подходит так же, как и Г. Ю. Клапрот, ретроспективно, решая е°й в рамках в рамках исследования проблемы этногенеза осетин. На основании сравнительно-исторического материала, он устанавливает принадлежность осетинского языка к иранской группе индоевропейской языковой семьиіб. Особое внимание В. Ф. Миллер уделяет анализу древних письменных источников, среди которых первостепенное значение он придает грузинским. Ираноязычные предки осетин, по его мнению, известны в грузинских письменных источниках под именем оссов (ossi) с древнейших времен: "…грузины помнили о своих соседях оссах с тех самых пор, как начали помнить самих себя, так как оссы в предании о Фарнавзе тесно связаны с началом национального сознания грузин"…; "…начало исторической жизни грузин, вместе с тем и их сношений с оссами, восходит еще ко времени, предшествующему христианской эре; "Поселение оссов (ираноязычных предков осетин — Р. А.) на Кавказе восходит по грузинскому воззрению к мифологическим временам: их мифический родоначальник Уобос так же древен, как родоначальник грузин"17. Большое внимание уделяется и этимологическому анализу скифо-сармато-аланских личных имен, географических названий и этнонимов, обнаруженных "в греческих надписях понтийских колоний" и письменных источниках, которые, в основном, укладываются в хронологические рамки — V в. до н. э. — XIII в. н. э. С привлечением почти всех иранских языков (авестийского, санскритского, древнеперсидского, новоперсидского и др.), в том числе и иранского осетинского, В. Ф. Миллер проанализировал около 425 "варварских" имен. Более подробно этот анализ представлен в его специальной работе "Эпиграфические следы иранства на юге России". Объяснению поддалось: из 100 "ольвийских" имен — "менее половины"; из 160 "таманских" — более 100"; из 110 "в Пантикапее" (Керченский полуостров) — "не более 15 "; из 13 "таманских" — 2; из 40 "анапских" — "не более 7 или 8 могут принадлежать к иранским"

18. От общего числа проанализированных (425) имен они составляют около 41%, при этом: в Северном Причерноморье — около 58% из 260; на северокавказском побережье Черного моря и Керченском полуострове — около 15% из 163, что, очевидно, свидетельствует (даже если признать все без исключения поддавшиеся объяснению имена действительно иранскими) о незначительности иранского элемента на северокавказском побережье и Керченском полуострове и присутствие заметного слоя неиранского населения в Северном Причерноморье. Однако, объяснения определенного числа из этих имен на почве иранских языков, предложенные В. Ф. Миллером (а также К. Мюлленгоффом, Ф. Юсти и др.) получили в научной литературе далеко не однозначную оценку и вызвали у некоторых исследователей, в том числе и иранистов, ряд критических замечаний19. Так, известный ученый-иранист В. И. Абаев отмечает, что В. Ф. Миллер, К. Мюлленгофф, Ф. Юсти и др. "при разъяснении скифских (скифо-сармато-аланских — Р. А.) имен… были озабочены только подбором сходных по звучанию слов, не задаваясь вопросом, мог ли данный народ в тех условиях давать такие имена. Отсюда множество чрезвычайно искусственных объяснений, основанных на произвольных и отвлеченных манипуляциях словами и понятиями, без учета эпохи, культурного уровня, путей мышления; не видно, чтобы у авторов явилась мысль о том, что собственные имена могут быть выражением определенного, исторически обусловленного жизненного уклада и мировоззрения’^0. В результате перекрестного сопоставления грузинских источников с армянскими, греко-латинскими, византийскими, восточными письменными источниками, а также этимологического анализа личных имен, географических названий и этнонимов, обнаруженных в древних надписях Северного Причерноморья и в сочинениях античных писателей, часть которых поддалась объяснению на основе иранских языков (в том числе и осетинского), он, как и Г. Ю. Клапрот, приходит к выводу о тождестве этнических терминов осетины, оссы (овей), асы, ясы, аланы и генетической связи осетин (осов-алан) с сарматами и скифами21. При этом В. Ф. Миллер неоднократно подчеркивает собирательный характер этнических терминов "алан", "сармат", "скиф", изначально, по его мнению, обозначавших только этноязыковых иранцев: "… имя аланы было официальным, установившимся у византийцев, названием для осетин, как, впрочем, и вообще для северокавказских народов"22; "… Прокопий, как и другие писатели, распространяет имя аланов вообще на северокавказские народы"23; "Подобно тому, как у Прокопия название аланов прилагается ко всем северокавказским народам, так и у арабов аланами называются не только народности на Западном Кавказе, но и воинственные племена Дагестана и вообще северо-восточного Кавказа, может быть, предки некоторых народцев Дагестана и Чечни"24; "…арабские, как и западныя, свидетельства об аланах только отчасти касаются оссов (осетин — Р. А.), а частью могут относиться к другим племенам Северного Кавказа"25; "… уже до P. X. к сарматам причисляются вообще народы, известные в европейской и азиатской Сарматии, хотя, быть может, различные по языку и племени"2 6; "В настоящее время мы уже не решились бы утверждать, что под именем скифов вообще скрываются племена индоевропейския, но за то более, чем прежде, убеждены в присутствии среди скифов, в числе других этнических элементов — элемента иранского"27.

Здесь процитирована только лишь часть высказываний В. Ф. Миллера об этническом содержании терминов "алан", "сармат", "скиф", но и они, как видно, достаточно ясно и четко характеризуют его позицию по этому вопросу.

В самом конце XIX в. Ю. А. Кулаковский публикует ряд работ по истории алан, основанных, главным образом, на анализе сведений письменных источников28. наибольший интерес представляет работа "Аланы по сведениям классических и византийских писателей", в которой дается подробная сводка сведений греческих, латинских, византийских письменных источников об аланах. Вопрос об этнической принадлежности алан Ю. А. Кулаковский специально не рассматривает, так как уверен, что ираноязычность алан и генетическая связь их с осетинами безоговорочно доказана его предшественниками, в первую очередь, В. Ф. Миллером2 9.

В 1909 году А. А. Спициным впервые в научной литературе была высказана мысль о принадлежности катакомбных погребений ираноязычным аланамЗО. При этом она не была подкреплена более или менее серьезной аргументацией. Несмотря на это, некоторые современные авторы до сих пор ссылаются в этом вопросе на А. А. Спицына.

В 1916 году вышел в свет труд академика Н. Я. Марра "К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа", в котором ставится вопрос о кавказском происхождении алан ( сарматов, скифов)31.

В 1918-20 гг., после окончания гражданской войны на Северном Кавказа возобновляются археологические исследования. Одновременно продолжается и накопление археологических материалов по раннему средневековью. Основную работу в этом направлении вела Северо — Кавказская экспедиция ГАИМК, возглаемая А. А. Иессен, Б. Е. Деген-Ковалевским и др., которая впервые начала раскопки раннесредневековых городищ32.

В 1920-1923 гг. ряд экспедиций в горах Чечни и Ингушетии провел профессор Н. Ф. Яковлев. Результатом этих изысканий явилось написание двух работ, в которых значительное место отведено памятникам средневековьяЗЗ.

Создание национальных научно-исследовательских институтов истории, языка и литературы (в Ингушетии в 1926, в Чечне — 1930 годах) и особенно со времени их объединения (1934 г.) изучение истории Чечено-Ингушетии стало на более плодотворную и прочную основу.

В этот период впервые началось систематическое изучение археологических (в том числе и раннесредневековых) памятников на территории Чечено-Ингушетии. Так, в 1936 году А. П. Круглов исследовал Дуба-Юртовский катакомбный могильник на р. Аргун34.

В 1938 году разворачивает свои работы Северо-Кавказская экспедиция ИИМК АН СССР под руководством М. И. Артамонова. Последней были исследованы подкурганные катакомбные погребения у с. Алхан-Юрт, произведена разведка городищ по течению р. Сунжи35.

В 30-е годы начал исследование аланских памятников Северного Кавказа Е. И. Крупнов, руководивший экспедицией Государственного исторического музея на Северном Кавказе. Е. И. Крупнов вскрыл несколько катакомбных погребений в ИнгушетииЗб.

В 1938-1939 гг. Л. П. Семенов и Е. И. Крупнов исследовали два погребения на катакомбном могильнике у селения Верхний Алкун, а также одиночное катакомбное захоронение у с. Гоуст горной Ингушетии37.

Одновременно с изучением памятников и накоплением археологического материала, в частности по раннему средневековью, в 20-30-е годы публикуются сводные работы и статьи по истории алан, основанные на анализе данных археологии того времени, письменных источников и лингвистики. В центре внимания этих работ находятся такие вопросы, как: появление алан на Северном Кавказе; их связь со скифами, сарматами; отношение алан к другим народам Северного Кавказа; памятники аланской культуры и др. Так, в 1918-20 гг. академик Марр публикует ряд своих работ, в которых

, основываясь на лингвистический материал, развивает выдвинутый им ранее тезис о кавказском происхождении племгьн Северного Причерноморья и Северного Кавказа, известных в древних письменных источниках под названиями — "аланы", "сарматы", "скифы", не отрицая при этом участие в их генезисе этноязыковых иранцев. Более того, происхождение индоевропейских (в том числе и иранских) и тюркских языков Н. Я. Марр связывает с "яфетическими" языками Кавказа ( элементы которых прослеживаются далеко на северо-восток — в вершском или буришском языке южных склонов Гиндукуша, в языке енисейских палеоазиатов — кетов и др.), предшествовавших образованию индоевропейской и тюркской языковых семей3 8.

Во второй половине 2 0-х годов Г. А. Кокиевым были написаны в популярной форме "Очерки по истории Осетии", в которых наряду с другими рассмотрен вопрос о связи алан с осетинами. Автор считал, что этническое наименование алан покрывало собой исключительно ираноязычных предков осетин39, Однако в более поздних работах он уже отмечает, что любое из горских племен, за исключением кабардинцев, имеет все основания считать себя потомками кавказских алан40.

В 1927 году вышла в свет работа Ю. В. Готье "Кто были обитатели Верхнего Салтова?", который, как и А. А. Спицын, на основании связей катакомбных погребений салтовской материальной культуры с северокавказскими, придерживается мнения о принадлежности катакомбных погребений эпохи раннего средневековья Северного Кавказа и Верхнего Салтова "потомкам ираноязычных сарматов" — аланам, отождествляемых им только с предками осетин41.

Известный грузинский историк И. А. Джавахишвили считает сарматов (через них и алан) кавказскими племенами: "имя саурмат, сармат, сюрмат могло быть собирательным именем только адыгейско-чеченских и лезгинских племен"42.

Б. Е. Деген-Ковалевский, отрицая узкоэтнический характер термина "аланы", вместе с тем считает его изначальным именем кавказских племен. В результате анализа данных письменных источников и материалов археологических раскопок он пришгьл к выводу, что аланы сложились "из весьма разнородных, по-видимому, элементов, в которых ведущую роль играли северокавказские яфетиды под исконным именем алан, хотя и наполнившимся теперь иным, новым содержанием43. Отечественная война 1941 — 1945 гг. прерывает работу ученых по исследованию истории народов Северного Кавказа, в том числе аланской культуры. Исследования же по истории чеченцев и ингушей были прерваны 23 февраля 1944 г. на долгих 13 лет (1944 — 1957 гг.), когда все чеченцы и ингуши были по решению коммунистического правительства СССР высланы в степи Казахстана и Средней Азии.

В послевоенный период на территории края проводятся отдельные археологические работы по изучению памятников аланской культуры: Е. И. Крупнов исследовал некоторые раннесредневековые памятники бассейна Сунжи и верховьев Терека44; археологические раскопки на Алхан-Калинском катакомбном могильнике провела Л. Г. Нечаева45; Т. М. Минаева обследовала городища и поселения раннего средневековья в долине Сунжи46.

Систематические археологические работы на территории Чечено-Ингушетии развернулись лишь в 1958 г. после возвращения чеченцев и ингушей из ссылки и организацией объединенной комплексной Северо-Кавказской археологической экспедиции (СКАЭ) института археологии АН СССР, Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы при Совете Министров ЧИАССР, республиканского музея краеведения. Коллектив СКАЭ под руководством Е. И. Крупнова уделил большое внимание и памятникам I тыс. н. э. Так, несколько отрядов под руководством Е. И. Крупнова, P. M. Мунчаева, В. И. Марковина, Н. Я. Мерперта, В. И. Козенковой и др. проводили полевые изыскания в крае. Материалы этих исследований освещены в работах Е. И. Крупнова47, В. А. Кузнецова48, В. А. Марковина49, В. Б. Виноградова50, М. Х. Багаева51. Названные авторы дают сводную характеристику памятников раннего средневековья Чечено-Ингушетии, намечают новые перспективы в их историко-археологическом исследовании.

В 1970-80 гг. на территории Чечено-Ингушетии выявлены и исследованы новые катакомбные могильники у селений Мартан-Чу, Аллерой, Джалка, Шаами-Юрт, Шалажи, Исти-Су, Ахкинчу-Барзой 52 .

Вместе с изучением археологических памятников в послевоенный период публикуются сводные работы и отдельные статьи (в которых в той или иной степени привлекаются и материалы Чечено — Ингушетии) по истории алан.

В 1947 году вышла в свет специальная статья Л. А. Мацулевича, посвященная аланской проблеме, в которой (опираясь на письменные источники и языковые данные) автор берет под сомнение ирано-язычное происхождение сармато-алан, и считает, что последние своими корнями уходят в "яфетическую" племенную толщу, то есть сармато-аланы являются исконными автохтонами Кавказа, название которых распространяется в последующем и на другие, в том числе и ирано­язычные, племена53.

Особое место занимает капитальный труд известного ученого-языковеда В. И. Абаева "Осетинский язык и фольклор", в котором обобщены и дополнены все предшествующие работы исследователей-иранистов по скифо-сарматской проблеме — исследуемой им, так же, как и его предшественниками исключительно в рамках этногенеза осетин54. Этот труд стал своеобразным стрежнем доминирующей по настоящее время в научной литературе теории об исключительной ираноязычности племен, известных в древних письменных источниках под названиями "скифы", "сарматы", "аланы", которые генетически связываются с ирано-язычными осетинами. Эта теория, в

свою очередь, оказывает значительное влияние на этническую интерпретацию всего комплекса исторических источников, на основе которых пишется древняя история Северного Кавказа — в частности, Чечено-Ингушетии. В этой связи представляется необходимым несколько более подробнее рассмотреть и проиллюстрировать основные положения данной работы.

"От истории языка к языку истории — таков естественный путь лингвиста-историка, такова неизбежная логика его исследовательской работы", — так В. И. Абаев формулирует основные цели и задачи своей работы. По его мнению, имеется "полное основание определить глоттогенез осетин краткой формулой: осетинский язык — это иранский язык, формировавшийся на кавказском субстрате".

Осетинский-иранский язык, который, как считает В. И. Абаев, "по многим своим признакам противостоит всем остальным новоиранским языкам", всгь же "по ряду признаков… можно отнести к одной определенной группе иранских языков, которую можно назвать северо-восточной". К этой же группе относятся "предполагаемые языки скифов и сарматов (в том числе и алані — Р. А.), которые, как можно думать, были в ближайшем родстве с осетинским", языки Припамирья ( шугнанский, ваханский и др.), ягнобский, афганский, а также мертвые языки — согдийский, хорезмийский, сакский. Вместе с тем: "Благодаря архаизму форм осетинского языка и необычайной сохранности в нем старого иранского наследия в ряде случаев более показательными оказываются параллели осетинского языка с древнеиранскими (авестийским и древнеперсидском — примерно VI-IV вв. до н. э.), а также с древнеиндийским (санскритом), чем с любым из живых иранских языков"55.

При этом однако, на наш взгляд, вероятно следует учитывать, что "исследования последних двух десятилетий (1970-1980 гг.-Р. А.) показали, что оба авестийских диалекта (

младоавестийский и гатический), будучи иранскими, принадлежали к так называемым искусственным языкам, каковыми пользовались в индоевропейской сакральной и исторической поэзии, но не в быту (выд. нами-Р. А.)".

"Осетинский словарь, как, впрочем, и другие стороны осетинского языка, — совершенно справедливо констатирует В. И. Абаев, — был до сих пор предметом научного интереса и изучения почти исключительно в иранской его части. Попав в научный оборот как раз в эпоху пышного расцвета индоевропейской лингвистики, осетинский язык разделил участь остальных индоевропейских языков, а именно стал рассматриваться односторонним образом, как материал для индоевропейских этимологий". С начала XIX века в этом направлении проделана очень большая работа, в результате которой "около 800 осетинских слов нашли себе более или менее удовлетворительные иранские и индоевропейские соответствия". Вместе с тем, как признает В. И. Абаев, "в процентном отношении эта цифра не так велика, так как общее число слов (вернее, основ) в осетинском следует принять минимально в 4000. Мы имеем, следовательно, около 20% разъясненных индо-европейских слов". Если к числу "разъясненных" слов прибавить "заимствования из больших языков Передней Азии: арабского, персидского, тюркских и грузинского", — около 800 (20%), а также "принять для остальных "разъясненных" так или иначе

слов максимальную цифру — 400 (еще 10%), то и тогда у нас останется около 2000 слов, т. е.

50% словаря"56.

Действительно, число "разъясненных" осетинских слов ("около 800") из иранских (в том числе и не относящихся к "северо-восточной" группе), индийских и других индоевропейских языков "не так велико" не только в процентном отношении, но и, как представляется, в сравнении с тем очень большим объемом целенаправленных работ, которые велись в этой области на протяжении более 150 лет. Кроме того, выражение "более или менее удовлетворительные" позволяет предположить, что В. И. Абаев не был вполне уверен в безупречности "иранских и индо­европейских соответствий" какой-то части из этих "около 800 осетинских слов". Опубликованное в последние годы отдельные работы ученых-лингвистов, в которых для целого ряда осетинских слов (из этих "около 800") устанавливаются нахские (чеченский, ингушский, бацбийский языки) соответствия, а в самих индо-европейских (праиндо-европейских) языках выявляется целый пласт лексики, заимствованнойІІ из северо-кавказских (прасеверо-кавказских) языков (кстати, не этим ли в определенной степениобъясняется "архаизм форм осетинского языка и необычайная сохранность в нем старого иранского наследия", в результате чего "в ряде случаев более показательными оказываются параллели осетинского языка с древнеиранскими авестийским и древнеиранским, а также с древнеиндийским — санскритом, чем с любым из живых иранских языков" ?!) очевидно свидетельствуют, что эти сомнения были не беспочвенны, а также — о перспективности целенаправленных научных исследований в области осетино-кавказских и индо — европейско-северо-кавказских языковых связей57. В перспективности исследований в области осетино-кавказских языковых связей уверен и В. И. Абаев. Для более успешной и плодотворной работы над дальнейшим анализом осетинского лексического материала (в первую очередь, оставшихся "около 2000 слов"), отмечает он, "необходимо привлечь широко кавказские языки, как соседящие с осетинскими, так и более отдаленные… Мы не сомневаемся, что на этом пути будут вскрыты отношения и связи не менее интересные, и сделаны выводы не менее плодотворные, чем те, которые принесло в своё время изучение осетино-иранских отношений"58.

Несмотря на отсутствие удовлетворительных словарей по кавказским языкам и вообще недостаточную изученность этих языков, В. И. Абаев уделяет большое внимание изучению осетино­кавказских языковых связей. В результате этих исследований он приходит к выводу, что кавказский элемент в осетинском языке "занимает особое место, не столько по количеству — понятие количества бывает здесь трудно применимо — сколько по интимности и глубине вскрывающихся связей. Кавказский элемент вошел в осетинский не просто как внешнее влияние — подобно тюркскому, арабскому и др., а как самостоятельный структурный фактор, как своего рода вторая его природа… кавказская языковая среда наложила заметный отпечаток на все стороны осетинского языка: на фонетику, морфологию, синтаксис, лексику, семантику, идиоматику"5 9. В пользу этого, в частности, свидетельствуют: Выявленные в осетино-кавказских лексических схождениях категории слов, "относящихся к достаточно важным в бытовом и культурно­историческом отношении областям (термины религии и культа, названия частей тела, названия животных, названия растений, термины хозяйства и материальной культуры, термины социального круга — Р. А.) и дающие представление о глубине и интимности осетино-кавказских культурных связей". Более того, "кавказская лексика в осетинском, если к ней присмотреться внимательнее, далеко выходит за пределы того, что можно было бы назвать искусственным языкам, каковыми пользовались в индоевропейской сакральной и исторической поэзии, но не в быту (выд. нами-Р. А • ) ".

"Осетинский словарь, как, впрочем, и другие стороны осетинского языка, — совершенно справедливо констатирует В. И. Абаев, — был до сих пор предметом научного интереса и изучения почти исключительно в иранской его части. Попав в научный оборот как раз в эпоху пышного расцвета индоевропейской лингвистики, осетинский язык разделил участь остальных индоевропейских языков, а именно стал рассматриваться односторонним образом, как материал для индоевропейских этимологий". С начала XIX века в этом направлении проделана очень большая работа, в результате которой "около 800 осетинских слов нашли себе более или менее удовлетворительные иранские и индоевропейские соответствия". Вместе с тем, как признает В. И. Абаев, "в процентном отношении эта цифра не так велика, так как общее число слов (вернее, основ) в осетинском следует принять минимально в 4000. Мы имеем, следовательно, около 20% разъясненных индо-европейских слов". Если к числу "разъясненных" слов прибавить "заимствования из больших языков Передней Азии: арабского, персидского, тюркских и грузинского", — около 800 (20%), а также "принять для остальных "разъясненных" так или иначе

слов максимальную цифру — 400 (еще 10%), то и тогда у нас останется около 2000 слов, т. е.

50% словаря"56.

Действительно, число "разъясненных" осетинских слов ("около 800") из иранских (в том числе и не относящихся к "северо-восточной" группе), индийских и других индоевропейских языков "не так велико" не только в процентном отношении, но и, как представляется, в сравнении с тем очень большим объемом целенаправленных работ, которые велись в этой области на протяжении более 150 лет. Кроме того, выражение "более или менее удовлетворительные" позволяет предположить, что В. И. Абаев не был вполне уверен в безупречности "иранских и индо­европейских соответствий" какой-то части из этих "около 800 осетинских слов". Опубликованное в последние годы отдельные работы ученых-лингвистов, в которых для целого ряда осетинских слов (из этих "около 800") устанавливаются нахские (чеченский, ингушский, бацбийский языки) соответствия, а в самих индо-европейских (праиндо-европейских) языках выявляется целый пласт лексики, заимствованнойІІ из северо-кавказских (прасеверо-кавказских) языков (кстати, не этим ли в определенной степениобъясняется "архаизм форм осетинского языка и необычайная сохранность в нем старого иранского наследия", в результате чего "в ряде случаев более показательными оказываются параллели осетинского языка с древнеиранскими авестийским и древнеиранским, а также с древнеиндийским — санскритом, чем с любым из живых иранских языков" ?!) очевидно свидетельствуют, что эти сомнения были не беспочвенны, а также — о перспективности целенаправленных научных исследований в области осетино-кавказских и индо — европейско-северо-кавказских языковых связей57. В перспективности исследований в области осетино-кавказских языковых связей уверен и В. И. Абаев. Для более успешной и плодотворной работы над дальнейшим анализом осетинского лексического материала (в первую очередь, оставшихся "около 2000 слов"), отмечает он, "необходимо привлечь широко кавказские языки, как соседящие с осетинскими, так и более отдаленные… Мы не сомневаемся, что на этом пути будут вскрыты отношения и связи не менее интересные, и сделаны выводы не менее плодотворные, чем те, которые принесло в сво°й время изучение осетино-иранских отношений"58.

Несмотря на отсутствие удовлетворительных словарей по кавказским языкам и вообще недостаточную изученность этих языков, В. И. Абаев уделяет большое внимание изучению осетино­кавказских языковых связей. В результате этих исследований он приходит к выводу, что кавказский элемент в осетинском языке "занимает особое место, не столько по количеству — понятие количества бывает здесь трудно применимо — сколько по интимности и глубине вскрывающихся связей. Кавказский элемент вошел в осетинский не просто как внешнее влияние — подобно тюркскому, арабскому и др., а как самостоятельный структурный фактор, как своего рода вторая его природа… кавказская языковая среда наложила заметный отпечаток на все стороны осетинского языка: на фонетику, морфологию, синтаксис, лексику, семантику, идиоматику"5 9. В пользу этого, в частности, свидетельствуют: Выявленные в осетино-кавказских лексических схождениях категории слов, "относящихся к достаточно важным в бытовом и культурно­историческом отношении областям (термины религии и культа, названия частей тела, названия животных, названия растений, термины хозяйства и материальной культуры, термины социального круга — Р. А.) и дающие представление о глубине и интимности осетино-кавказских культурных связей". Более того, "кавказская лексика в осетинском, если к ней присмотреться внимательнее, далеко выходит за пределы того, что можно было бы назвать заимствованием: она с несомненностью свидетельствует о длительном двуязычии в период формирования осетинского народа и языка"60;

Самоназвания отдельных осетинских племен кавказского происхождения: ir, digor, tual, а также название осетин, которое идет из грузинского osi, Oseti61;

В иранских словах, так же, как и в грузинских и русских заимствованиях осетинского языка, "выявляется ещ°й одна характерная закономерность: тенденция к полногласию"62 III;

"… тождество синтаксических функций осетинских падежей с соответствующими падежами в языках южнокавказской (грузинского, мегрельского) и восточногорской групп"63;

"… в осетинском, как в южных и восточных яфетических языках Кавказа, вместо обычной в индо-европейских языках системы предлогов, находим систему послелогов, которые, опять-таки как обычно в указанных яфетических языках, требуют родительного падежа"64;

"Если прибавить сюда такие факты, как двадцатеричный счет, то осетино-яфетические ( кавказские — Р. А.) схождения вырастают в целую систему, из которой, как из песни, слова не выкинешь"65.

Ираноязычные предки осетин, как считает В. И. Абаев, скрывались в составе народов "известных древним под именем скифов, сарматов, алан". Что касается собственно алан, то В. И. Абаев уверен, что тождество их с осетинами (осами, овсами грузинских источников) окончательно установлено работами Ю. Клапрота и, особенно, В. Ф. Миллера: "Перекрестное сопоставление исторических сведений из грузинских, армянских, византийских, латинских, арабских, русских ( летописных) источников не оставляло сомнения в том, что под названием овсов (осетин), ассов, ясов, язигов, алан скрывался один и тот же народ"; "что касается исторических доказательств тождества осетин с аланами, то они сведены вместе B. C. Миллером… Стержнем аргументации является сопоставление различных исторических свидетельств, из которого вытекает с необходимостью, что термины алан, ас, ясс, ос, (осетин) относились к одному и тому же народу"

66. "Лингвисту остается лишь найти, если возможно, — пишет В. И. Абаев, — материал, подтверждающий, подкрепляющий это и без того достаточно прочно стоящее положение. И такой материал имеется"67. Кроме аланских собственных имен и географических терминов рассматриваемых подробно в разделе "Скифский язык", В. И. Абаев детально анализирует "несколько аланских фраз, записанных в XII в. Византийским писателем Иоаном Цецем в его " Теогонии", рукопись которой "восходит не к самому И. Цецу (1110-1180), а представляет список XV в."68. Перевод части слов этой записи из осетинского языка соответствует "греческому переводу самого Цеца". В этой связи В. И. Абаев отмечает: "Имеющиеся в аланском тексте Цеца неясности не снижают его исключительного интереса и значения. Можно сказать без преувеличения, что мы имеем здесь одно из самых ярких и убедительных свидетельств языковой близости аланского и осетинского"69. Другим памятником аланского языка считается надпись на Зеленчукской могильной плите, датируемой приблизительно XI-XII вв.: "Несмотря на некоторые неясности, хорошо разбираемое" ос. furt "сын", и собственное имя Амбал, Анбал "позволяют рассматривать этот памятник как осетинский"7 0. При этом более или менее удовлетворительных толкований значений терминов "аланы", "осы", "ясы" — из иранских языков В. И. Абаев не дает ( см. ниже о "скифском словаре") имен, племенных названий и топонимических терминов, которые принадлежали тем народам, которых древние знали под именем скифов и сарматов. Далеко не все эти имена и названия удалось пока объяснить. Но если в этой массе терминов есть группа, носящая отпечаток ясной и поддающейся определению языковой индивидуальности, то это — группа иранская. Все, что не объяснено из иранского, в большинстве вообще не поддается объяснению7 5.

Справедливости ради следует отметить, что данные других языков (в частности, кавказских), тем более в таком объгьме как данные иранских языков (для разъяснения названных терминов привлекаются данные всех иранских языков — "мертвых" и "живых", в том числе и тех, которые не относятся к северо-восточной группе иранских языков, в которую входят осетинский и "скифский"), почти не привлекались. Кстати, это признает и В. И. Абаев, допуская при этом возможность наличия в составе племен известных античным авторам под названиями "скифы" и "сарматы" неиранских элементов: "Если под общим наименованием скифов и сармат скрывались также и некоторые неиранские элементы, что возможно, то приходится согласиться, что для их этнической и языковой характеристики сделано пока недостаточно"7 6; "Таким образом, с точки зрения лингвиста, скифская проблема может быть формулирована так: весьма возможно, что в состав народов, объединяемых древними под названием скифов и сарматов, входили и не-иранские элементы, но с научной достоверностью можем говорить только об иранском"77.

Немаловажным аргументом в пользу наличия неиранских элементов в скифо-сарматской среде является, по-видимому, неоднократно констатируемый В. И. Абаевым факт, что часть этих терминов не поддается объяснению из иранских языков: "Далеко не все эти имена и названия удалось пока объяснить (из иранских языков — Р. А.)"78; "Пересмотрев заново весь материал, мы должны признать, что имеется значительное количество слов, имен и названий, которые не могут быть объяснены ни из греческого, ни из иранского"79; "… значительный процент скифских собственных имен не удается всгь же объяснить из иранского"80.

Однако, несмотря на это, В. И. Абаев считает возможным обозначить термином "скифский язык" только лишь иранские элементы: "Термин "скифский язык" мы употребляем как общее название для всех иранских скифо-сарматских (в том числе и аланских — Р. А.) наречий и говоров, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период от VIII-VII вв. до н. э. до IV-V вв. н. э."81. Более того, по мнению В. И. Абаева: "Пока неиранские элементы не выявлены с такой же отчетливостью как иранские, такое употребление вполне законно"82. Осетинский язык рассматривается им "как непосредственный продолжатель скифского"83.

На основании поддавшихся объяснению из иранских языков ("скифо-сармато-аланских") терминов

В. И. Абаев составил "Словарь скифских основ": "Элементы скифской лексики разбросаны в

собственных именах, топонимических и племенных названиях, сохраненных нам в многочисленных исторических, географических и эпиграфических источниках. В нижеследующем мы делаем попытку извлечь оттуда, и расположить в алфавитном порядке. Мы получим таким образом некие рудименты скифского словаря"84. При этом он подчеркивает, что избегал "натянутых и сомнительных сближений и толкований" и отваживался "на анализ лишь тогда", когда чувствовал "твердую почву под ногами"85. Однако приведенные В. И. Абаевым толкования значений целого ряда собственных имен представляются в достаточной степени искусственными (основанными на произвольных манипуляциях сходных по звучанию слов и понятий, без учета реалий эпохи, культурного уровня и мировоззрения населения оставившего эти имена). Толкователи "скифских" имен очевидно не задаются вопросом, могли ли "скифы", тем более жившие оседло в Причерноморских греческих городах-колониях (подавляющее большинство разъясненных собственных имен собрано с надмогильных плит этих колоний) давать своим детям такие имена как: "Женоубийца", "Шестиглавый", "Вдовец", "Безголовый", "Имеющий здоровую жену" ("здоровых жен"), "Находящийся в подчинении женщин", "Раб", "Мужеубийца", "Жертва" и др.86 В. И. Абаев критикует предлагаемое Юсти и Вс. Миллером разъяснение имени скифского вождя "Плотник": "При этом даже не ставится вопрос, могли ли существовать у кочевников-скифов профессиональные плотники"87. В то же время, объяснение другого скифского имени "Строитель" у него сомнений не вызывает, как и, вероятно, существование "у кочевников-скифов" профессиональных строителей88.

Вызывает сомнения и возможность существования у "скифов" таких имен как "Волкоед", "Пронзающий оленя", "Истребитель волков", так как олень и волк, как неоднократно подчеркивает

В. И. Абаев, были наиболее почитаемыми тотемными животными у "скифов": "часть скифов именовала себя по имени своего тотемного животного — оленя", а название другого тотемного животного — волка "попало под запрет, его нельзя было произносить"89. Если к тому же учесть признаваемые В. И. Абаевым, возможные неточности и искажения в передаче греческими (или латинскими) буквами действительной формы, звукового облика "скифских" имен (этнонимов и топонимов), а также отсутствие в источниках "даже намека" об их значениях90, то вряд ли возможно считать бесспорными и окончательными толкования происхождений и значений определенной части (в том числе — и приведенных выше) терминов, предлагаемые В. И. Абаевым и его предшественниками. Как считает известный специалист по ономастике В. А. Никонов: "На каждую сотню этнонимов трудно найти один, этимологию которого можно признать бесспорной"91. "Возможно, это утверждение слишком строго, — пишет Я. С. Вагапов, — но к нему надо прислушаться, чтобы не обмануться самому и не вводить в заблуждение других утверждениями в бесспорности толкования происхождения и значения рассматриваемого имени"92.

Некоторые вопросы и сомнения вызывают и толкования происхождения целого ряда лексем "скифского словаря" ("около 200 слов-основ"), 1У"извлеченных" из терминов (антропонимов, этнонимов, топонимов), разъясненных (вышеуказанным образом) из иранских языков, хотя по мнению В. И.Абаева "он не оставляет места для какой-либо ошибки или сомнения относительно языковой (иранской — Р. А.) принадлежности разобранных имен и названий"93. Правда, он всгь же признает, что "в некоторых случаях, помеченных вопросительным знаком (14 слов-основ — Р. А.), мы допускаем возможность иной интерпретации"94.

Значительная часть представленных в "скифском словаре" "слов-основ" "восстанавливается" из бытующих в современном осетинском языке лексем. Толкования происхождения из иранских (в основном, из древнеиранских — авестийского и древнеперсидского) и древнеиндийского (санскрит) языков большинства из них (но не всех), очевидно "не оставляет места для… сомнения относительно языковой (иранской — Р. А.) принадлежности" этих осетинских лексем. Это позволяет предполагать (с большей или меньшей долей уверенности) иранскую языковую принадлежность древних терминов, разобранных с помощью этих лексем.

Около 40 "слов-основ", которые связываются с иранскими (древнеиранскими) языками, отсутствуют в языке осетин. Конечно, это можно объяснить и тем, что "в лексике осетинского языка с течением времени должно было утратиться много старого, скифского (иранского — Р. А.) и появиться много нового, главным образом в результате смешения и под влиянием соседних кавказских языков"95. Тем не менее это объяснение остается всего лишь голословным предположением.

Вместе с тем, более 40 "слов-основ", бытующих в осетинском языке, нет в иранских языках, что не исключает их возможное бытование в "скифском языке", но в пользу ираноязычия "скифов" ("сарматов", "алан") они ничего не дают.

Слова, толкования происхождения которых вызывают сомнения (более 40 "основ"), встречаются во всех выделенных выше категориях "скифских слов-основ". Среди них выделяются лексемы, имеющие параллели в кавказских (в частности, в нахских) языках, в числе последних и те, которые не являются заимствованиями из каких-либо других (в том числе индоевропейских) языков. Приведем некоторые из них в том же алфавитном порядке, что и в "скифском словаре" В. И. Абаева.

"akasa (a-kas) — "целый", "невредимый", "здоровый" — agas —> igas (ос. oegas, igas); ср. пехл. kas -, перс, kali -, kastan "уменьшать"; ср. венгерское (из аланского) egesz "целый, здоровый" ("а — привативная частица "не-", "без-")96

"Скифская основа" akasa "восстанавливается" из ос. oegas, igas, которое возводится к пехл., перс, kas, kah, kastan) . Однако, не меньше оснований связать е°й (а также пехл., перс, kas, kah, kastan) с нах. каса "резать": чеч. инг. каста(н), цаста(н) "разрезать", "кромсать",

кисик, каск, кеск "кусок", "отрез", киес "прокос"97. Вместе с тем, не исключена связь ос. oegas, igas с чеч. йекъаз "нераздельный", "неуменьшенный", "целый" от чеч. йекъа (диекъа, виекъа, биекъа) "разделять", "уменьшать".

"alan, allan "название скифского племени", из агуапа "арийский", "ариец"; ос. allon "самоназвание осетин в сказках"98.

Этнический термин "alan, allan" В. И. Абаев не этимологизирует, ограничиваясь лишь тем, что возводит его к древнеиранскому агуапа (см. ниже — "агуа", "агуапа"). Это предположение никак не аргументируется. Осетинское allon он считает эквивалентным термину "alan, allan", что представляется не только неоспоримым, но явно ошибочным и основанным на случайном звуковом сходстве. В специальной статье, посвященной этому вопросу В. И.Абаев обосновывает свое мнение так: "Исходя из др. ир. агуапа, мы должны были закономерно получить в осетинском [через ступени al(y)ana, al(l)ana, al(l) an] allon… И мы, действительно, такую форму находим в осетинских сказках. Герой сказки попадает в дом людоеда в отсутствие последнего; жена людоеда прячет его; приходит домой людоед, и понюхав, говорит: "здесь пахнет… "аллоном — биллоном"; по-осетински: am allon-billon’ smag coeury. Allon-billon — очевидно, племенное название. Первая часть, allon, представляет идеальное, по осетинским фонетическим законам, соответствие старому агуапа. Во второй части billon можно видеть бессмысленную аллитерацию к первой"99.

Как видно, осетинское allon встречается только в сказках, и только в словосочетании allon-billon, а последние — только в речи "людоеда", и только в связи с "запахом"! Увидеть здесь в allon — "самоназвание осетин в сказках" можно, вероятно, только при очень большом желании.

В чеченском языке не только в сказках, но и в живой речи широко употребляется словосочетание "илла-билла", которое служит для категорического утверждения безусловности, несомненности предмета речи: Дан деза "надо сделать" (букв, "сделать надо") — илла-билла дан деза "(безусловно), надо сделать"; хьожа йогіу кхузахь "здесь пахнет" (букв, "запах идет здесь") — илла-билла хьожа йогіу кхузахь "(несомненно) здесь пахнет" и т. д. Звуковое сходство илла-билла с allon-billon представляется очевидным. Вполне вероятно, они имеют одинаковое значение и, более того, allon-billon в осетинском языке восходит к кавказскому субстрату — нахским языкам. Кстати, если бы это словосочетание бытовало в осетинском языке в форме илла — билла (как и allon-billon — только в сказках, только в речи "людоеда" и только в том же контексте), то первая часть, илла, с такой же закономерностью, что и allon, как свидетельствует В. И.Абаев, была бы получена из того же древнеиранского агуа, агуапа — авестийского airyalOO.

"alud "пиво", древнегерм. Alut, ос. oeluton: …ос. oeluton "пиво"; восходит к

древнегерманскому alut "пиво"; (англ. ale); сюда же финское olut "пиво", литов, alus, древнерусское олуй "пиво"101.

"Скифская основа" alud "пиво", как и ос. oeluton, в иранских языках не имеет параллелей. "Востанавливается" из древнегерманского alut. Ос. oeluton, через аланское alut, скифское alud, древнегерманское alut возводится к североевропейскому alud "пиво"102. В свою очередь, груз, alud, ludi "пиво", по мнению В. И. Абаева, происходит от ос. oeluton: "Усвоив название пива alut, у германских (или финских) племен, аланы, в свою очередь, передали его своим соседям на Кавказе, грузинам"; хевсуры "как и другие грузинские племена, судя по названию пива ludi, aludi, восприняли культуру пива у осетин (алан)"103.

Эти объяснения, на наш взгляд, трудно признать правомерными. Дело в том, что, по признанию самого В. И. Абаева, словГ oeluton со значением "пиво" в осетинском языке (как и в других иранских языках) нет104. "Загадочное слово oeluton" встречается в разговорной речи осетин в выражении "бери (или давай) побольше, ведь это не алутон"! Или "почему так мало? Ведь это не алутон"105. Значение этого слова в осетинском неизвестно. Уже в конце XVIII в. "алутон был достоянием легенд". В осетино-русско-немецком словаре Вс. Миллера значение алутон дается как — "чудесная пища" "золотого века", которая утоляла голод навсегда". В осетинском фольклоре отмечено два факта упоминания этого слова: в первом случае речь идгьт о "чаше, полной илатона" ; во втором — упоминается пиво, сваренное как алутон или "по-алутоновски" (aeluton — funx boegoeni). По мнению В. И. Абаева: "Первое из цитированных мест не оставляет сомнения, что алутон/илатон — какой-то напиток. Второе позволяет уточнить, какой именно: речь идгьт о пиве, сваренном каким-то особым образом". Исходя из этих двух фактов, В. И. Абаев "ухватился за значение "пивгь", как единственное конкретное и хорошо документированное значение" для oelutonl06. Однако если в первом случае возможно и подразумевается "какой-то напиток", то второе "из цитированных мест" достаточно прозрачно, на наш взгляд, указывает на то, что в данном контексте слово aluton никак не можетиметь значения "пиво", так как оно служит прилагательным к слову "пиво" — boegoeni. На основании своей догадки и звукового сходства ос. oeluton с древнерусским олъ, олуй, английским эль (ale), древнегерманским alut, а также с грузинским ludi, aludi "пиво", В. И. Абаев уверенно "восстанавливает" для него значение "пиво" 107. Для подкрепления этого тезиса он привлекает этнографический материал: "Ко дню праздника "Уацилла" (божество урожая — Р. А.) варили пиво. В день праздника наполняли большую чашу этим пивом, и оставляли на целый год в "кувандоне" (святилище). Через год, в тот же день, когда народ приезжал на богомолье, из этого пива давали в небольших дозах больным (в частности, эпилептикам). Считалось, что это исцеляет их. Так повторялось из года в год, и напиток назывался "алутоны баганы", т. е. алутоновское пиво. Вместе с пивом оставляли особо приготовленный пирог. Во время праздника "Уацилла" давали крошечные кусочки каждому богомольцу, предварительно обмакнув их в алутон. Богомольцы уносили кусочки домой, и делили их между членами семьи. Этот пирог назывался "алутоны уалибах", т. е. алутоновский пирог"108. Однако, как нам представляется, цитируемый материал не только не подкрепляет, но со всей очевидностью опровергает мнение В. И. Абаева. Судя по контексту, в нем идгьт речь о языческом ритуале, обряде очищения, освящения, который, по справедливому замечанию В. И. Абаева, "можно сравнить до некоторой степени с христианским "причастием"109. Слово oeluton, вероятно, имело значение — "прошедшее (-ий), ритуал (обряд) очищения, освящения", "очищенное (-ый), освященное (-ый)". В таком случае "алутон баганы", "алутоны уалибах", очевидно, означало: "прошедшее, ритуал (обряд) очищения, освящения, пиво", "очищенное, освященное пиво"; "прошедший, ритуал (обряд) очищения, освящения, пирог", "очищенный, освященный пирог". В свете изложенного мнение о том, что культуру пива и его название грузинские племена восприняли у осетин (алан) содержит значительный, на наш взгляд, элемент дискуссионности. Вместе с тем представляется возможной связь ос. алутон с чеч., инг. алу, алие "пламя, огонь"

— алудан, алиедан (букв, "пламя делать") "очищенный пламенем"; ср. чеч., инг. ціе, цій "огонь" — ціидан (букв, "огонь делать") "очищенный огнем", "кипятить", "варить", "жарить", "раскалять (о металле)".

"арга "водная глубь" (ар "вода" + суффикс — га?) — агр; ср. ос. arf "глубокий"110.

В других иранских языках arf "глубокий" и "восстановленное" из него арга "водяная глубь" не отмеченоШ. Предположение, что ар "вода" + суффикс га (который в иранских языках "обозначает движение от внутреннего пункта наружу"112) могло дать значение "водная глубь" представляется сомнительным, т. к.если бы в иранских языках действительно существовало бы слово арга (из ар "вода"+суффикс-га) , то оно скорее должно было бы иметь значение "из воды", а не "водная глубь". Вызывает сомнения и "словарная основа" ар "вода" (как и "восстанавливаемое" из нее av "вода", в ос. avg "стекло" и av-dew "демон"), так как не указывается в каком из иранских языков северо-восточной группы есть слово ар означающее "вода" (слово ab "вода" есть в языке фарси, но он не входит в упомянутую группу), но в том же "словаре" приводится др.-инд. и авест. ар со значением "достигать"113. Вместе с тем близкое "арга" по звуковому облику слова апар, апари (в диалектах епари, иепар), а также диалектные формы — ип, ипп, эпп, иэп "желоб, водопровод, русло, канал, широко представлено в чеч., инг. языках и восходит очевидно к родственным хуррито-урартским языкам (ср. урарт. епели "канал" )114. Что касается ос. arf "глубокий", то его надежнее связать с чеч., инг. кіуорг, кіуарг "глубокий", а также: уор, уар "яма" (ос. из чеч., инг. woerm "яма"115), арка, ахка "копать"; арк, эрк, ахк "узкое глубокое ущелье, впадина, гидроним"; название реки Аргун — чеч., инг. Уорга, Уарга.

"аг "находить", добывать", "рождать", ос. aryn/jerun (из bar —> war -?)116.

"Основа" аг "восстанавливается" из ос. aryn/jeryn. Последнее надежнее связать с нахским глаголом (с классными показателями в, д, б, й) ван, дан, бан, йан "нести" и его масдарно — причастной формой вар, дар, бар, йар "несущий", нашедших отражение в индо-европейских языках:

и.-е. bher, др.-инд. bhar "нести", "носить (в чреве)", "рождать", сл. + берь "сбор", + брати "собирать, брать", + дара "милость, дар", + бердиа "беременная"117.

"ardar "господин", "князь": ос. oeldar из oerm-dar (— armadara) "рукодержец"; "handhaber" ; из аланского усвоено в венгерский (aladar) и монгольский (aldar)"118.

В других иранских языках это слово не встречается. В венг. aladar "начальник охраны", в монг. aldar "слава", в калм. aldar "господин". В чеч. инг. в форме элдар/аьлдар имеет значение "благородный", более широко употребляется как личное имя — Элдар, Аьлдар. Из нахских языков aldar объясняется "скот имеющий", "богатство имеющий", то есть "богач, скотовладелец" . Начальный хь — в хьал, хьелий (хьалай) — протетический согласный, заменяющий гортанный смычный звонкий согласный "ъ", который в начале слова носит характер факультативного звука. Для хьал "богатство" и хьелий (хьалай) "крупный рогатый скот" восстанавливаются формы ал (ъал ) и элий (ъалай). Первая часть этого термина ал связана также с другим нахским социальным термином але (бацб.), аьли, аьла (инг.) эли, эла, аьла (чеч.) "князь", "господин", с хурр. allai "госпожа", "владычица", урарт. allau "господин"119.

"агпа — "дикий, свирепый", ос. aernaeg, др.-инд. агапа; авест. auruna, г(°й)па "дикий"120.

"Основа" агпа "восстанавливается" из ос. oernoeg "свирепый", которое возводится к др. инд., авест. arana, auruna, г(°й)па "дикий".

В то же время, представляется более вероятной связь ос. oernoeg с чеч. диера, диери, даьра, инг. даьр "злой, свирепый, раздраженный" с окаменелым показателем грамматического класса д -, образованного от нахского глагола +варан, +йаран, +даран, +баран "резать, кроить, кромсать". Соответствия этому глаголу известны и в индо-европейских языках: ср. и.-е. bher "резать", авест. бар "резать", сл. +йарота, болг. йарота "ярость, гнев", хорв. йар "горячий, крутой, жестокий", "гнев, ярость, жестокость"121. Ср. также чеч.,инг. эрнаг, аьрнаг (где — наг суффикс, обозначающий принадлежность) "возбужденный".

"arta -> ard — одно из важнейших религиозных понятий иранского мира "божество", "олицетворение света, правды", др.-перс, arta — авест. asa-, ос. ard "клятва", первоначально "божество, которым клянутся"122.

Представляется возможной связь ос. ard с нах. арда, эрта, элда, элта, йерда, йорда — различные варианты слова со значением "божество (языческое)", "святилище"123.

"агуа — "ариец", "арийский" — а1[у]а, др. перс, ariya; авест. airya; "агуапа" — "арийский" , "ариец" —> alyana —> allan (alan)124.

Толкование значения агуа, агуапа В. И. Абаев в своем "словаре" не дает. Правда, в самом начале данного труда, в сноске, высказывается предположение, что древние иранцы и индийцы называли себя агуа "арийцами", то есть "детьми неба" (от корня аг "небо")".125 Однако это объяснение вероятно вызывало серьезные сомнения и у самого В. И. Абаева, так как он все же не решился включить его в "скифский словарь". Среди "различных, часто взаимоисключающих" толкований значения агуа специалистам по индоиранской проблеме наиболее убедительной представляется интерпретация П. Тиме, по которой агуа связывается по происхождению с ari, обозначавшем в ведийскую эпоху "чужак, пришелец, иноземец".126 Исходя из этого, предполагается, что "ведийское агуа первоначально должно было означать "имеющий отношение к пришельцам", "благосклонный к пришельцам", а агуа (арий) — "гостеприимный" (в

противоположность нечестивым варварам), а также "хозяин, человек благородного происхождения, свободный", "благородный, свободный человек"127.

Данное толкование также представляется нам в достаточной степени противоречивым и сомнительным. В первую очередь вызывает сомнение сама возможность такого кардинального изменения значения одного и того же слова, в одних и тех же (в данном случае индоиранских) языках — "чужак, пришелец, иноземец", в "хозяин, человек благородного происхождения, свободный", "благородный, свободный человек". Как уже было нами отмечено выше, по сформулированному В. А. Никоновым "закону ряда" "названия не возникают в одиночку, они соотнесены друг с другом, они стоят как бы в ряду названий, коротком, это пара названий, или более длинном"128. Следовательно, слово ari, в основе которого лежит понятие "чужой" в индоиранских языках (если ari действительно индоиранское слово) должно было изначально возникнуть с другим (соотнесенным с ним) словом, в основе которого лежало понятие "свой", т. е. ari "чужой" не могло возникнуть (и существовать) в одиночку, без слова с понятием "свой" или наоборот. Если в индоиранских языках было слово (а оно должно было быть) в основе которого лежало понятие "свой", то не ясно: во-первых, почему оно не стало основой для самоназвания индоиранцев; во-вторых, почему в основу самоназвания индоиранцев легло понятие "чужой"; в-третьих, почему это понятие "чужой", лежавшее в основе слова ari "должно было" измениться на (ещгь одно!?) понятие "свой".

Кроме того, если агуа (из ari) действительно исконно индоиранское слово, ставшее основой самоназвания индоиранских племен, то получается, что изначально они сами себя называли (и считали) "чужаками, пришельцами, иноземцами", что, на наш взгляд, лишено какой-либо логики и представляется крайне сомнительным. Не менее сомнительным представляется и объяснение "самоназвания" индоиранских племен ("ведийское агуа") — "имеющий отношение к пришельцам", "благосклонный к пришельцам", так как в таком случае "ведийское агуа" также не могло быть самоназванием индоиранцев (которые, в сущности, сами и являлись пришельцами), а должно было, судя по контексту, относиться к местному, аборигенному, не индоиранскому населению ( "благосклонному к пришельцам") той территории (или территорий), куда индоиранцы "пришли" (Сев. Индия, Центральная и Передняя Азия).

Таким образом, приведенная выше интерпретация термина агуа (из ari "чужак, пришелец, иноземец") может, на наш взгляд, иметь место, если при этом учитывать, что ari (агуа) не исконно индоиранское слово. Скорее всего в этом случае (агуа из ari "чужак, пришелец, иноземец"), оно идет из языка (или языков) древнего, до индоиранского населения Сев. Индии и шире — Передней и Центральной Азии, для которого индоиранцы и были "чужаки, пришельцы, иноземцы". Позднее индоиранцы могли заимствовать ari (агуа) как самоназвание у покоренных ими племен, но вложив в него новый смысл — "хозяин, человек благородного происхождения, свободный", "благородный, свободный человек".

Следует отметить, что ari "чужак, пришелец, иноземец" сближается с чеч., инг. ар, ара, арие "место, пространство снаружи, вне чего-либо", "территория, неограниченная какими-либо границами", "неограниченное пространство", "чужая территория". Ср. арара нах (-ра — окончание исходного падежа, нах — "люди", "народ") — "люди (народ) места (территории, пространства) снаружи, вне чего-либо", "чужие", "посторонние", "иноземцы", "пришельцы"129.

Исследования 1980-90-х гг., в результате которых выявляются факты, свидетельствующие о генетической связи древнего населения Северной Индии, Ирана, Афганистана, Средней Азии, Северо-Западного Китая с носителями северокавказских (в том числе и нахских) языков, а также — связи последних с индоевропейскими языками, позволяет предположить, что это соответствие не случайноІЗО. Вместе с тем, чеч., инг. аре, арие имеет и значение "равнина", "степь"131 (Ср. также лак. ар "равнина"132). В таком случае агуа должно было означать "равнинные", "степные" или "равнинники", "степняки".

"as "сарматское племя", "асы", "яссы", "осетины", ос. Asi (перенесено на балкарцев)"133.

Из осетинского и других иранских языков не объясняется. Правда, В. И. Абаев, ссылаясь на Фасмера, осторожно замечает, что этот термин восходит "может быть к авест. asi "быстрый".134 В основе современного названия "осетины" лежит груз, этнический термин оси, овси. Сами осетины этим термином (Аси) обозначают балкарцев. Встречается в хакас, ас "рот, устье реки",

в хант. ас "река, большая река, большая протока", в эст. ас "влажный луг", в венг. асо "долина, низменность"135.

Вместе с тем, " в нахских языках аса "полоса ровной земли", вероятно, вначале "долина". В устойчивом словосочетании эсира мох — "степной ветер" это вайнахское эсира состоит из окончания исходного падежа — ра и того же — ас-, обнаруживая в нем и былое значение "степь". За аса надо видеть древнее нарицательное слово со значением "река", "долина", общая для древних языков Евразии"136. Ср. также нах. ас "родник, источник"137.

"da "давать"; ос. doedtun, авест. dadami "я даю"138.

"Восстанавливается" из авест. dadami "я даю" (?) и ос. doedtun (значение не дается). Ср. чеч., инг. дала, бала, вала, йала "давать, дать" с показателями грамматических классов139.

"da "устанавливать", "создавать", "творить", др.-инд. dha-, авест. da-"140.

"Основа da "восстанавливается" из др. инд. dha-, авест. da-. В ос. нет.

Соответствует нахскому глаголу дан (ван, йан, бан) "делать" с классным показателем д-, чеч., инг. дан, ван, бан, йан141.

"danu "река", авест. danu "река", ос. don "вода", "река".

"Скифское" слово danu "река" ("малоупотребительное в других иранских языках") "восстанавливается" из авест. danu, ос. don, которые возводятся, вместе с др. инд. danu "сочащаяся жидкость", "капля" к и.-е. danu "течь"142.

Предлагаемое объяснение "скифской основы" danu "река" в свете новых данных представляется односторонним и неубедительным. "Дело в том, что корень dan/dun в значении "низ, впадина, русло, вода, влага" представлен во многих языках, в том числе и славянских, семитских и нахских, ср. араб, д-н-у "низ, низина, низкий", данийа "быть низким", …дунйа "низкий, низший, земной", егип. даниуна, хеттск. аданаванай "народ Аданы, народ моря", др. греч. данайой "данайцы, греки-мореплаватели"…, мифический ДАНАЙ — "бог источников, персонифицированный образ влаги", 5 0 дочерей Даная — Данаиды — это образ рек и водоемов, Данаид — бочка — бездонный сосуд… Сюда же, …сл. дно, донья, бездонный, бездна.., др. англ. denn "нора", deny "долина", нем. denne "углубление, долина", скандинавск. Danir "датчане,

даны, жители низменности" и т. д."143.

Особого внимания заслуживает и нахский материал: нахский глагол дан (ван, йан, бан), совр. чеч. дан (ван, йан, бан) "идти, двигаться, течь" с классным показателем д — (ср. и.-е. danu "течь"), от глагола дан "течь" — дана "текущая"; чеч. тіуьна (диал. тіуна, тіона, тіони), инг. тіин "влажный, мокрый, сырой" восходит к тіана —> дана (оглушение д — дало чеченские названия рек Таьнга, Жима Тана — жима "малая, маленькая"), ср. чеч. диал. тіано "сырость", "влажность", "влага"144.

"dar "держать", "владеть", "носить (о платье)", авест. dar-, ос. darun"145.

"Восстанавливается" из авест. dar — (кстати, авест. dar — имеет только значение "держать") и ос. darun. Встречается и в других и.-е. языках: перс, dar-, бел. darag, арм. dar-, пар. der — "иметь", "держать"; ягн. dor-, парф. dar-, пехл. dar-, авест. dar — "держать"; др. инд. dhar — "держать"; сл. държ; русское "держать" и др.146

Совпадает с нахским причастием, имеющим четыре варианта, обусловленных категорией грамматического класса: дар, вар, бар, йар "имеющий, сущий, являющийся". "Образуется это причастие от вспомогательного глагола ва, йа, да, ба "есть, имеется"147. Сюда же нахская масдаро-причастная форма дар, вар, бар, йар "делающий" и название действия по глаголу "делать"148.

"darana ср. ос. doeroen kaenun "сокрушать", "громить", др. инд. dar — (drnati) "рвать", "раздирать", русск. деру, драть"149.

Др. инд. dar-, ос. doeroen, русск. деру, драть, а также и.-е. der "колоть"", "раскалывать", "сдирать шкуру" соответствуют нахскому классному глаголу даран (варан, баран, йаран) "резать, кромсать, кроить" с классным показателем д-, также как и.-е. ЬТЇег "резать", авест. бар "резать" связаны с нахской формой баран "резать, кромсать, кроить" с классным показателем б — . 150

"hunura "способность", "дар", авест. hunura"151.

В ос. нет. Соответствует чеч., инг. хьунара "способность", "талант".

"капа "конопля", ос. goen id; более старая форма сохранилась в koettag "холст", "полотно" (из koentag, ср. tag "нить"); ср. также сванское (из осетинского?) кап "конопля"152.

В других, в том числе и иранских, языках не отмечено. Чеч., инг. кан "колос", канаш, кенаш "колосья", вероятно, из пранахского ган-//к1ан — "разветвление, почка (растения)"153.

Объяснение kaettag "холст", "полотно" из koentag представляется искусственным (tag "нить" — см. ниже). Ср. чеч., инг. гат, гатаг, гатиг, "холст", "полотно", "полотенце". Вероятнее ос. goen из кавказских языков, в частности, из сванского кап (а не наоборот).

"karsa "резкий"(?), "строгий"(?), ос. karz, авест. kfrfsa — "худой", др. инд. krsa-"154.

Основа karsa "резкий, строгий" "восстанавливается" из ос. karz. Однако предполагаемая связь ос. karz в указанных значениях с авест. kfrfsa, др. инд. krsa "худой", "тощий" "представляется неубедительной на фоне связей его с вайнахским карзах "буйный", "необузданный". Осетинское karz "скорее всего нахское наследие в осетинском"155.

"os — "жена", "женщина", ос. osoe, us к др. инд. yosit?"156

"Скифское os "восстанавливается из ос. osoe, us "женщина". В иранских языках неизвестно. Возводится (предположительно) к др. инд. yosit.

Вместе с тем не исключена связь ос. osoe, us с чеч., инг. сие, стие "самка", "женщина", су -, сту-, уст — "жена" (в сложн. словах: су(н)нана, сту(н)нана, устнана "тгыца" — букв. су(н)-, сту(н)-, уст — "жены" + нана "мать"; су(н)да, сту(н)да, устда "тесть" — букв. су(н)-, сту(н)-, уст — "жены" + да "отец"), сиесаг "жена" — букв, "самка", "женщина" + саг "человек". Ср. также чеч., инг. осал, уосал — "немужественный", "немужчина".

"porata "река", ос. ford "большая река", "море":

…"река Прут по скифски" (Геродот)… судя по осетинскому ford, получило нарицательное значение "большой реки", в скифский язык попало, возможно, из какого-то другого языка, так как падежных иранских соответствий не видно"157.

"Скифская основа" porata "восстанавливается" из ос. ford/furd "большая река", "море", которое, по мнению В. И. Абаева, "безупречно соответствует старому названию реки Прут" — Пората. В иранских языках не отмечено.

Ос. ford/furd, вероятно, соответствует чеч. хіорд, хіурд, хіоьрд "море". Возможность заимствования последнего из осетинского языка представляется сомнительной, т. к., судя по фольклору, легендам и преданиям, ос. ford/furd используется в основном значении "большая река", а в значении "море" с незапамятных лет используется заимствованное из тюркских языков денжиз — чеч. хіорд (хіурд, хіоьрд) имеет только одно значение — "море"158.

Что касается старого названия реки Прут — Пората, то объяснение его как "большая река" ( или "широкая"159) также вызывает определенные сомнения — река Прут не больше и не шире Дуная, Днестра, Днепра, Дона, поэтому характеристика "большая", "широкая" именно для этой реки представляется спорной. Вместе с тем, "и.-е. prut "фыркать, прыскать", герман. frut "пениться, шипеть" (швед, frudo "пена волны", англ. froth "пена, пениться, кипеть" и т. д.) …слав, р rudъ "поток, напор, быстрое течение" …дает… основания с достаточной долей вероятности предполагать, что река Прут получила свое название по стремительному, быстрому течению. Не случайно є Vo название в греческом было передано как пюретес "лихорадка, горячка"160.

"saka "олень", ос. sag "олень" собств. "ветвисторогий", "сохатый", от saka "ветвь, сук"; ср. др. инд. sakha- "сук", перс, sax "сук", "рог", лит. saka "сук", "ветвь", "олений рог", латыш, sakas "вилы", русск. соха, сохатый (олень), ср. ос. sagojnoe "вилы" при sag "олень"; отсюда тотемическое племенное название saka "скиф", "принадлежащий к тотему оленя"161.

"Скифская основа" saka "олень" "восстанавливается" из ос. sag "олень" (на основании которого предполагается, что название среднеазиатских кочевников saka означало "олень" или принадлежащий к тотему "оленя", "сохатый")162. Из "восстановленного" таким образом "скифского" слова saka "олень", "восстанавливается" (и предполагается "существование") др. иран. saka "ветвь, сук"163, к которому, в свою очередь, возводится ос. sag "олень", из которого и "восстанавливается" "скифская основа" saka "олень"… !? Предлагаемое В. И. Абаевым толкование происхождения и значения "скифского" saka представляется нам в достаточной мере запутанным и сомнительным, т. к.: во-первых, ни в одном из индо-иранских языков ос. sag (как и "скифское" saka) в значении "олень" не встречается; во-вторых, в индо-иранских языках не отмечена форма saka "ветвь, сук"; в-третьих, ни в одном из приведенных В. И. Абаевым языков ( как впрочем и в других индоевропейских языках) понятие "сук", ветвь" не лежит в основе названия оленя: ср. лит. saka "сук", "ветвь", "олений рог" — но elnus, alnis "олень", "лось" (кстати, русск. нарицательное название лося, реже оленя — "сохатый" восходит к русск. "соха", а не к русск. "сук").

"sir —

siryn, serun"167.

"танцевать (плавно)", "идти иноходью (о лошади)", ос.

В этой связи представляется ошибочным и предположение В. И. Абаева, что ос. sag "олень" исконно "иранское слово, усвоенное отсюда в языки чеченской группы: чечен, saj, ингуш, sej, тушин (бацб. — P. A.) sag (?)", а также каб. sFE, абхаз, са (а-са) "олень"164. Тем более, что чеч. сай (диал. саг), инг. сей, бацб. саг "олень" связано с нах. саг "олень", "человек", "мужчина"165 (в основе которого лежит нах., чеч., инг., са "свет", "душа", "живое", "животное", "человек"166) и очевидно имеет в нахских языках древние корни, возможно (ср. каб. sFE, абхаз, са, а-са "олень"), восходящие к прасеверокавказской языковой общности.

"Скифское" sir "восстанавливается" из ос. siryn, serun. В иранских языках не встречается. Ср. чеч., инг. шиера, шара "гладкий", "скользский", шиерша, шарша "скользить", "идти плавно".

"sugda — "чистый", "святой", ос. sugdoeg, из sukta, suxta прош. прич. от sue — "жечь", собств. "очищенный огнем".168

В иранских языках не отмечено. Ср. чеч., инг. суй "искра", ціе "огонь", ціена, ціина "чистый", ціанда, ціада "очистить", ціийдан "очистить огнем", "кипятить", "варить", адыг, сы "гореть", баск, су "огонь", суцка "огненный"169.

"taka — "быстрый", "сильный" (от корня tak — "течь"), авест. taka-, ос. toex "быстрый", "стремительный", "сильный", ос. toexun "лететь"170.

Ср. чеч., инг. така "поток воды во время дождя", тіах — эквивалент быстроты, ловкости, стремительности "taka "нить", "ткань", "одежда" ос. tag id"171.

В иранских языках не отмечено. Ср. чеч., инг. тай "нить", "нитка", тега, тага "шить", тегун, тоьгун "шов"

"tanu — "тело", авест. tanu id, ос. toen "нижняя часть живота"172.

Ср. чеч., инг. toen мужск. пол. орган.

"tap — "греть", авест. tap-, ос. tavun"173.

Ср. чеч., инг. туов, тав "жар", туовха, тавха "жаровня" "yava — "просо", др. инд. yava — "ячмень", авест. yava "ячмень", ос. joew "просо"174.

Ср. чеч. 1ав "просо (очищенное)", "икра (рыбья)".

Выше мы привели далеко не полный перечень "скифских слов основ", толкование происхождения которых вызывают сомнения. К таковым, по нашему мнению, относятся и такие "основ", как: атау "строить", andan "сталь", arga "освящать религией", "благославлять", od "душа", pada "след", "потомство", panaka "доска", san(a) "вино", sauka "огонь", sava "утро", vac "слово" и др.175

Полученные "результаты в разборе скифских имен и названий нельзя, разумеется, считать окончательными", но и они, как считает В. И. Абаев, создают достаточную базу "для перехода… к опытам систематизации лексических и грамматических фактов". При этом он признает, что эти опыты "так же мало претендуют на название "скифской грамматики", как наш лексический перечень на название "скифской грамматики"17 6.

В заключении данного раздела (Скифо-аланские этюды: Скифский язык) В. И. Абаев совершенно справедливо констатирует: "Наш очерк некоторых явлений скифской речи весьма далек от того, чтобы его можно было назвать описанием языка. Он дает не более полное представление о всей системе скифской речи, чем несколько уцелевших обломков от разных частей тела могут дать о действительном строении и физиономии древней статуи. Достаточно сказать, что из нашего описания почти полностью выпадает такой фундаментальный раздел грамматики, как морфология. Ограниченность и специфичность материала — почти исключительно собственные имена — полное отсутствие фразеологии, ставит исследователя в тесные рамки. А дефектность передачи вносит во многие предполагаемые разъяснения элемент неуверенности и гадательности"177. При этом, как было нами отмечено, В. И. Абаев неоднократно подчеркивает, что далеко не все эти имена получили разъяснения из иранских языков. Достаточно ясно и четко этот факт ещгь раз признается им ниже (в заметке "Термин "скиф"): "… значительная часть "варварских" имен и названий из Северного Причерноморья скифо-сарматской эпохи средствами иранских языков разъяснена быть не может. К числу таких терминов относится и термин "скиф"; "Прослеживая изменения в составе "варварских" слов и названий от Геродота до II-III вв. н. э. можно констатировать, что иранский элемент усиливался постепенно, достигнув максимума к первым векам нашей эры. Не случайно, что у самого раннего автора, Геродота, мы находим наибольший процент терминов и слов, не имеющих удовлетворительного иранского объяснения"178. Несмотря на эти факты ( полученные самим же В. И. Абаевым в результате своих же капитальных исследований "скифо — сармато-аланского языка"), он делает довольно категоричный вывод об исключительной ираноязычности "скифо-сармато-алан" и генетической связи их только с ирано-язычными предками осетин: "… в каждом разделе нашего очерка — в лексике, фонетике, словообразовании — мы получили некоторую сумму положительных, твердых и бесспорных данных, которые не могут быть поколеблены никакими будущими изысканиями и открытиями. Эти данные характеризуют скифский ( сарматский, аланский — Р. А.) язык, как иранский язык, обладающий чертами своеобразной и хорошо выраженной индивидуальности. Из всех известных иранских языков он ближе всего к осетинскому. Эта близость настолько ярка и отмечена такими чертами преемственности, что скифский (в том числе сарматский, аланский — Р. А.) и осетинский языки могут рассматриваться как две ступени развития одного и того же языка"17 9. Этот тезис он последовательно отстаивает и в более поздних своих работах180.

Однако весь в совокупности материал, рассмотренный В. И. Абаевым, в том числе и полученная им "некоторая сумма положительных данных" — даже если не учитывать, что они имеют определенный элемент дискуссионности, признаваемый и самим В. И. Абаевым ("элемент неуверенности и гадательности") ; даже если считать их вслед за В. И. Абаевым, "твердыми и бесспорными" — оснований для такой категоричности, по нашему мнению, не дают. Вместе с тем, полученные им "положительные данные" позволяют с достаточной долей уверенности предполагать, что определенная часть населения Причерноморья и Северного Кавказа, известного древним авторам под именем алан (скифов, сарматов) была ираноязычной. Это было в свогь время отмечено специалистами: "вместо более или менее ограниченных по территории и частью разобщенных племен скифов и сарматов ираноязычной группы в Причерноморье, автор (В. И. Абаев — Р. А.) создает грандиозную скифо-сарматскую народность, предков осетин, включая сюда любое племя, получившее у греков одно из этих имен; их историю он отождествляет с историей древних осетин, ищет корни осетинского этноса в этой истории, т. е. впадает в ряд явных преувеличений"181. Специалистами также было обращено внимание и на игнорирование В. И. Абаевым комплексного метода при решении проблемы этногенеза осетин, в частности, аланской проблемы182.

В 1959 году выходит в свет специальная работа по истории средневековой Алании З. Н. Ванеева. В которой рассматривается ряд вопросов: социально-экономическая структура Алании, христианство и просвещение у алан, этническое содержание племенного названия "аланы" и др. Автор полагает, что под этническим названием "аланы" скрывались только пришлые ирано-язычные племена — предки осетин183.

Узкоэтнический характер термина "аланы" и аланской культуры отвергал известный археолог, профессор Е. И. Крупнов. Он писал: "Если для археологических культур степной и лесостепной полосы такие признаки как курганные, ямные, катакомбные погребения или погребения в срубах и т. д. и могут являться устойчивыми признаками, характеризующими определенную культуру определенной эпохи, то в условиях Кавказа эти признаки, как правило, теряют свою устойчивость и исключительность… На примерах способов погребения эпохи раннего Средневековья как нельзя лучше убеждаешься в том, что на Кавказе и особенно в горной его части такие признаки, как погребение в каменных ящиках и других, ранее казавшиеся устойчивыми, позволяющие характеризовать собою определенные комплексы памятников, в действительности не являются таковыми"184. В более поздней, обобщающей работе, характеризуя памятники аланской культуры Северного Кавказа, Е. И. Крупнов пишет: "В подавляющем большинстве — это могильники, состоящие из довольно разнообразных типов погребальных сооружений: индивидуальных или семейных катакомбных, подземных коллективных склепов, просто грунтовых захоронений и наконец случайных вещей.185 Вместе с тем собственно алан Е. И. Крупнов считает этноязыковыми иранцами18 6.

Вопросу об этнической принадлежности катакомбных погребений уделяет внимание Л. Г. Нечаева в своей специальной статье "Об этнической принадлежности подбойных и катакомбных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе". Из огромного количества "сарматских" памятников ("преимущественно могильников") легче всего, по мнению Л. Г. Нечаевой, определить аланские: "Расчленение сарматских памятников по племенам действительно целесообразней начинать с выделения именно аланских древностей, поскольку аланы, которых считают предками осетин, — единственное из ирано-язычных племен, уцелевшее как самостоятельное этническое объединение до наших дней. Поэтому в отношении алан можно проследить ретроспективным путем всю историю погребального обряда — от позднесредневековых могильных памятников (в отношении которых наиболее ясно, что они принадлежат осетинам) через погребения раннесредневековые до памятников сарматского времени"187. Таковыми, как считает Л. Г. Нечаева, являются раннесредневековые подземные и позднесредневековые наземные склеповые погребальные сооружения, построенные ирано-язычными "аланами" — предками осетин, переселившимися в горы, где им "пришлось воспроизводить катакомбы в камне"188. При этом никак не объясняется широкое распространение подземных и наземных склепов в это время за пределами Осетии, в том числе на территории Чечни и Ингушетии. Как видно, принадлежность катакомбных погребений ирано-язычным кочевникам — сармато-аланам доказывается на основе сугубо местных, кавказских погребальных сооружений — наземных склепов!? Доказанная таким образом принадлежность катакомбных погребальных сооружений кочевым сармато-аланским племенам принята большинством археологов.

Целый ряд отдельных статей и монографических работ посвятил аланской проблеме В. А. Кузнецов. В первой своей монографии "Аланские племена Северного Кавказа", изданной в 1962 г., он приходит к выводу, что "аланская культура Северного Кавказа не могла быть единой" и термин "алан", "введенный в историографию греко-римскими писателями как собирательное наименование ряда племен, обитавших на Северном Кавказе, требуют раскрытия его этнического содержания, что можно сделать в первую очередь археологическим путем". "Опыт изучения истории и культуры северокавказских алан, — как справедливо заключает В. А. Кузнецов, — показывает, что без дальнейшей разработки аланской проблемы невозможно создать полноценной научной истории современных осетин, вайнахских народов, карачаевцев и балкарцев". В то же время собственно алан и асов он считает этноязыковыми иранцами, предками осетин: "историческая Алания состояла из двух этнически однородных племен — асов на территории Карачая и Балкарии и алан на территории Северной Осетии и отчасти Чечено-Ингушетии"189.

В ареал аланской культуры В. А. Кузнецов включает территорию от Кубани до Аргуна, в том числе и горные районы Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, где распространены каменные ящики, склепы, скальные захоронения, но не включает горную зону Чечено-Ингушетии (за исключением западной части Джейрахского ущелья, где выявлены несколько катакомбных могильников), на территории которой также имеют распространение могильники из каменных ящиков, склепов, скальных захоронений.

Аланскую культуру он подразделяет на три локальных варианта — западный, центральный, восточный. В последний, вместе с памятниками предгорной (катакомбы) и горной (каменные ящики, склепы, скальные захоронения) зон Северной Осетии, включена и часть Джейрахского ущелья и предгорная зона Чечено-Ингушетии до реки Аргун. Позднее, в специальной статье "Аланская культура Центрального Кавказа и е°й локальные варианты в V-XIII вв." он разделяет аланскую культуру на горную и предгорную зоны. Предгорная зона делится на два локальных варианта — западный (от Кубани до Баксана) и восточный (от Баксана до Аргуна), а горная зона (опять-таки за исключением горной зоны Чечено-Ингушетии) выделяется в единый "горнокавказский" локальный вариант аланской культуры190.

Более четко и определенно изложены взгляды В. А. Кузнецова на этническое содержание термина "алан", аланскую культуру Северного Кавказа и, в целом, на аланскую проблему в последующих работах, в первую очередь, в монографиях "Алания в X-XIII вв." и "Очерки истории алан": "В. Ф. Миллером была окончательно установлена генетическая связь между средневековыми аланами и современными осетинами";

"Границы и историческая территория Алании тесно связаны с расселением ирано-язычных сарматских племен… Наиболее надежным и достоверным критерием для суждения об аланах являются их катакомбные могильники, характерные для этих сарматских племен и совершенно не присущие местному кавказскому субстратному этносу";

"Предгорные равнины Центрального Предкавказья были заняты ирано-язычными аланами… Это был единый этнический массив… От Пятигорья до Аргуна простиралась территория восточных алан — предков современных восточных осетин-иронцев"191;

"Трудами многих ученых твердо установлено ираноязычие алан и их прямые генетические связи с иранскими (по языку) племенами сарматов… появление алан на исторической арене не означало появление качественно нового населения и смены одного этноса другим. Скорее всего, позднесарматские племена в 1-м веке нашей эры слились в одно или несколько крупных этнополитических объединений, покрытых общими для всех иранцев Юго-Востока Европы этническим наименованием "аланы". Этнической основой алан Северного Кавказа, в таком случае, стали аорсы и сираки, с включением в их среду среднеазиатских-массагетских элементов, а затем и местных кавказских. Именно такое понимание происхождения и этнического содержания термина "аланы" следует иметь в виду при нашем дальнейшем изложении… история алан — часть кардинальной проблемы древнего иранства на территории нашей страны, его исторической роли. Но если многие ираноязычные народы древности давно ушли в небытие, аланы вопреки всему сумели выстоять. Они по сей день сохранили живую этническую традицию в лице современных осетин, говорящих на аланском (хотя и несколько трансформировавшемся) языке";

"… история, алан является начальным этапом истории осетин, формировавшихся и развивавшихся на почве Кавказа";

Аланы — это "объединение всех или почти всех родственных по языку и культуре позднесарматских (ираноязычных — Р. А.) племен под общим названием"192.

В 1966 г. вышла работа Ю. С. Гаглойти "Аланы и вопросы этногенеза осетин", в которой, на основании анализа сведений письменных источников (греческих, латинских, византийских и т. д.), автор рассматривает такие вопросы, "как время и условия появления алан на Северном Кавказе, место алан среди скифо-сарматских племен, конкретное этническое содержание термина "аланы", соотношение между аланами и осами-ясами-асами"193. Автор считает, что этнической основой северокавказских алан явились ирано-язычные сираки и аорсы, и на основании того, что во II в. до н. э. они частично локализуются на Северном Кавказе, делает вывод о существовании в это время аланского этнического элемента в этом районе194. Под аланами автор подразумевает только ираноязычных предков осетин195.

Традиционная трактовка алан, как этноязыковых иранцев и памятников "аланской культуры" ( в том числе и катакомбный обряд погребений), как принадлежавших мигрировавшим на Северный Кавказ носителям иранских языков, дается в монографических работах и специальных статьях по раннесредневековой истории Северного Кавказа большинства ученых-кавказоведов — В. Б. Ковалевской196, Е. П. Алексеевой197, Т. М. Минаевой198, М. Г. Волковой199, А. В. Гадло200 и др.

Вместе с тем, некоторыми специалистами берется под сомнение поддерживаемая многими археологами точка зрения о том, что катакомбный обряд погребения был занесен на Кавказ ираноязычными кочевниками. Так, по мнению М. П. Абрамовой, придерживающейся традиционных взглядов по аланской проблеме, "катакомбный обряд погребения был знаком местным племенам Северного Кавказа, в том числе и тем из них, которые жили в Центральном Предкавказье ещгь до появления здесь сарматских племен"201. Отвергая точку зрения о том, что появление катакомбного обряда погребения на Северном Кавказе связано с массовым притоком на эту территорию ираноязычных племен где-то на рубеже нашей эры, М. П. Абрамова считает, что "катакомбный обряд погребений не может служить критерием при выделении ираноязычных этнических группировок на Кавказе"2 02. К такому же выводу пришла и М. Г. Мошкова, в своей специальной статье "К вопросу о катакомбных погребальных сооружениях как специфическом этническом определителе": "все археологические материалы с территории первоначального расселения савромато-сарматов говорят о том, что невозможно увязать между собой два господствующих в науке положения — с одной стороны, отнесение алан к кругу ираноязычных сармато-массагетских племен и, с другой, — привнесении аланами или какими-то другими сарматскими племенами I в. до н. э. (внутри которых вызревал аланский союз, как пишет В. Б.

Виноградов) катакомбного способа погребения на Северный Кавказ"203.

Аланы только как ирано-язычные племена трактуются и В. Б. Виноградовым. В своей книге "Сарматы Северо-Восточного Кавказа" он отмечает, что разделяет массагето-сарматскую теорию происхождения алан. "Вместе с тем, — пишет он, — с нею вполне согласуется возможность длительного пребывания алан внутри поволжско-приуральско-закаспийских племенных союзов до выхода их на историческую арену в качестве самостоятельной силы. В Северном Прикаспии на территории аорской конфедерации оформилось и окрепло аланское объединение, сокрушившее вів. н. э. сираков на Северо-Восточном Кавказе. Аланы и принесли сюда катакомбный обряд погребения" 2 04. Однако эта концепция вызывает сомнения и возражения205.

Эти же взгляды по аланской проблеме обнаруживает и Х. М. Мамаев. Считая алан пришлыми ираноязычными племенами, он противопоставляет их вайнахам и связывает с ними все бытовые и погребальные (катакомбы) памятники раннего средневековья предгорной зоны Чечено-Ингушетии206.

Подобной точки зрения придерживался в свое время и М. Х. Багаев207. Позже в статье "Некоторые черты материальной культуры вайнахских племен в раннем средневековье", М. Х. Багаев уже ставит вопрос о необходимости выявления этнической принадлежности бытовых памятников раннего средневековья равнинной Чечено-Ингушетии. Автор пишет, что на равнинной территории Чечено-Ингушетии открыто большое количество ("более 11 десятков") бытовых памятников (городищ, поселений) раннего средневековья208. Отмечая, что этнический состав этих поселений до сих пор не известен, М. Х. Багаев берет под сомнение утвердившееся в научной литературе мнение о принадлежности их только ираноязычным племенам. "Для такого вывода, — пишет автор, — имеющихся археологических данных недостаточно"209. В своей работе М. Х. Багаев ставит вопрос о том, что "древние следы чеченцев и ингушей надо искать среди алан и через алан"210.

В конце 1970-х и в 1980-е гг. выходит ряд статей Я. С. Вагапова, посвященных изучению остатков "аланского языка с учетом данных нахских языков"211. Существенное место этому вопросу Я. С. Вагапов уделяет в своей монографической работе "Вайнахи и сарматы", в которой "делается попытка сбора, систематизации и анализа того слоя "сарматского" языка, который, — по мнению автора, — является нахским по происхождению". На основании подробного анализа более 300 этнонимов, топонимов и антропонимов он приходит к следующему выводу: "Исходя из всей совокупности рассмотренных в этой работе языковых фактов, можно заключить, что доля местного северокавказского населения среди сарматов была значительной, а среди сирахов и алан нахоязычное население составляло основной костяк. Естественно, не исключается наличие в аланском племенном союзе с самого начала иранского компонента, а позже и тюркского"212.

Такова в самом кратком изложении историография исследуемой темы, в которой мы попытались обобщить основные работы по аланской проблеме, а также работы, прямо или косвенно освещающие памятники "аланской культуры" территории Чечено-Ингушетии. При этом несколько больше внимания и места мы уделили работам, в которых, по мнению ряда исследователей, окончательно установлена исключительная ираноязычность алан (В. Ф. Миллер, В. И. Абаев). Однако работы В. Ф. Миллера и В. И. Абаева основания для таких утверждений, на наш взгляд, не дают. В целом, надо отметить, что аланской проблеме посвящено огромное число научных исследований. В то же время, многие вопросы (этническое содержание термина "алан", истоки и этническая принадлежность катакомбного обряда погребения и "аланской культуры" в целом) остаются дискуссионными до сих пор213.

Многими археологами декларируется тезис о собирательном характере термина "алан", о смешанном этническом составе населения, оставившего памятники "аланской культуры"; вместе с тем, при этнической интерпретации ими археологических памятников "аланской культуры", термин "алан" становится синонимом одних лишь пришлых ираноязычных кочевников.

Наличие ирано-язычного элемента (в числе других этнических элементов) в составе населения Причерноморья и Северного Кавказа, именуемого в письменных источниках "аланами", не вызывает каких-либо сомнений. Однако, серьезные сомнения вызывают у нас укоренившиеся в научной литературе недостаточно обоснованные, тенденциозные толкования места и роли "алан" в истории Северного Кавказа и особенно Чечено-Ингушетии, выраженные в безоговорочном отождествлении их исключительно с прикочевавшими на Кавказ ираноязычными предками осетин. Эти и некоторые другие вопросы аланской проблемы на наш взгляд нуждаются в более веской аргументации. В связи с чем разработка этногенетических критериев применительно к "аланской культуре" Северного Кавказа (в первую очередь, Чечено-Ингушетии) представляется чрезвычайно актуальной и крайне необходимой. При этом необходимо строго учитывать комплексный характер проблемы этногенеза, так как только "комплексный подход способен уберечь от неоправданных выводов, односторонности, которые могут быть продиктованы исследователю материалами каждой дисциплины в отдельности"214.

В историко-этнической интерпретации как археологических памятников (особенно "катакомб"), так и письменных источников, историки, касающиеся этой проблемы, с самого начала оказываются под большим влиянием исследований иранистов (особенно К. Мюлленгоффа, М. Фасмера, В. Ф.

Миллера и В. И. Абаева), в которых остатки языка алан интерпретируются с привлечением данных только иранских языков. При этом результатам такого подхода к проблеме придается решающее значение. Об этом можно судить по такому высказыванию В. И. Абаева: "Можно сказать без преувеличения, все, что мы знаем в настоящее время о происхождении осетин и об их древнейшей истории, основано на 9/10 на данных языка"215. В то же время он же отмечает, что "лингвистические доказательства не играли решающей роли для установления тождества осетин и

алан. Прямые исторические свидетельства были достаточно красноречивы"216. Эта ситуация, при которой проблема иранства алан в среде лингвистов считается решенной на основе исторических данных, а историки находятся под решающим впечатлением исследований лингвистов, не повышает атмосферу высокой требовательности к анализу самих источников, относящихся к проблеме.

Между тем известно, что осетины как этнос формировались на кавказском субстрате. И если учесть возможные неточности в интерпретации письменных источников и отдельных лингвистических данных историческая наука не располагает достаточными данными для решения вопроса о том, какого из предков осетин — ираноязычных пришельцев или местный субстратный слой населения предгорной зоны Северного Кавказа, древние источники называют аланами, осами, овсами — в пользу одних лишь ираноязычных пришельцев.

ПРИМЕЧАНИЯ

I Алан В. И. Абаев считает частью сарматов.

II Выявленный в последние годы большой пласт северокавказско-индоевропейских лексических схождений, охватывающих все сферы жизнедеятельности древних людей (скотоводство, земледелие, металлургия, орудия и производственные процессы, предметы производства, а также названия диких животных и растений и т. д.), как считает С. А. Старостин, является "результатом заимствования", а, "в качестве заимствующей" стороны выступал протоиндоевропейский". При этом : "контакты должны были осуществляться до распада общеиндоевропейского единства", а "ПСК ( протосеверокавказский — Р. А.) диалект, из которого осуществлялись заимствования в ПИЕ ( протоиндоевропейский — Р. А.) по-видимому, уже несколько отличался от исходного общесеверокавказского языка" (Старостин С. А. Индоевропейско-северокавказские изоглоссы. С. 152, 153). Вместе с тем, по мнению Я. С. Вагапова и А. Д. Вагапова, весь комплекс выявленных лексических соответствий позволяет говорить о генетическом родстве индоевропейских и северокавказских (в первую очередь, нахских) языков: "Сравнительно-историческое изучение индоевропейской и нахской лексики в отраслевом плане обнаруживает е°й сходство. Так, имеет общее происхождение более пятидесяти названий частей тела, среди которых такие понятия названий частей тела, среди которых такие понятия, как "голова", "рог", "глаз", "рот, уста", "губа", "челюсть", "зуб, клык", "подбородок", "борода, усы", "шея", "грива, волосы головы", "коса", "спина, бок", "ребро", "плечо", "локоть", "рука", "кисть", "палец", "кулак", "нога", "колено", "голень", "икра ноги", "живот", "чрево", "почка", "зад, тыл", "волос, шерсть", "шкура, кожа" и др. Сходство индоевропейской и нахской лексики не ограничивается родством названий частей тела и распространяется практически на всю лексику, включая термины родства, аппелятивы, названия природных явлений, основные группы глаголов, прилагательных, местоимений, отмечаются также общности в морфологическом инвентаре. Все это позволяет придти к выводу о генетическом родстве индоевропейских и нахских языков" (Вагапов А. Д. К вопросу о генетическом

родстве индоевропейских и нахских языков//Проблемы происхождения нахских народов. Махачкала, 1996. С.106-107); "Не исключена возможность, что развитие исследований в данном направлении с привлечением данных всех северокавказских и индоевропейских языков даст возможность представить точнее картину связей индоевропейских и северокавказских языков. Пока же складывается представление, что индоевропейский язык в своем исходном состоянии представлял собой одну из ветвей единой семьи языков северокавказского типа на определенном этапе их развития. Вероятно, уже в ту эпоху нахские, дагестанские и абхазо-адыгские языки успели разойтись между собой не в меньшей степени, чем, скажем, нахские с протоиндоевропейскими. Такая постановка вопроса поддерживается не только набором классных показателей в нахских и их совпадений с окаменелыми показателями индоевропейских, но и особой близостью между собой нахско-индоевропейских лексических особенностей" (Вагапов Я. С. Индоевропейско-нахские лексические общности с классными показателями в их составе. Грозный, 1994. С.30-31).

III Следует отметить, что полногласие характерная особенность чеченского и ингушского языка.

IV Сами "основные словарные формы", выставленные в "словаре", тем более "извлеченные" из разъясненных вышеуказанным образом ("Женоубийца", "Шестиглавый", "Безголовый", "Раб" и т. д.) терминов, также в достаточной мере гипотетичны и не бесспорны, что видно и из разъяснения В. И.Абаева: "Мы нашли наиболее целесообразным выставить в качестве исходных нормализованные древнеиранские формы с учетом особенностей скифской группы. Иными словами, мы выставляем формы, которые, как мы думаем, совпали бы с древнейшими скифскими, если бы последние до нас дошли" (Абаев В. И. Осетинский язык… С.151). Таким образом, — "скифские слова-основы" устанавливаются "сравнительным путем", опираясь на осетинский-иранский и древнеиранские языки, а затем, "с учетом особенностей скифской группы", для них устанавливаются "нормализованные древнеиранские формы"!?

1. Фиркович А. Археологические разведки на Кавказе // ЗРАО. Т. IX. Вып.

2. 1857. С.371-405. 2. Ханыков Н. В., Савельев П. С. Древности, найденные на Кавказе // ЗРАО. Т

. IX. Вып. 1. 1857. С.50-60.

3. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960. С.28.

4. Антонович В. Б. Дневник раскопок, веденных на Кавказе осенью 187 9 г. //У АС. Протоколы

Подготовительного комитета. Тифлис, 187 9.

5. Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа // МАК. Вып. VIII. Тифлис, 1900.

6. Миллер В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии // МАК. Вып.1. 1888. С.1-42.

7. ОАК за 1890 год. (Из отчета В. И. Долбежева об археологических поисках в Терской области). СПб, 1893. С.87-96.

8. ОАК за 1904 год. СПб, 1907. С.229.

9. Гребенец А. П. Древнейшие могильники в Ассиновском ущелье // Газ. "Терские ведомости". Владикавказ, 1914, №54-56; Он же. По Алханчуртской и Сунженской долинам // Газ. "Терские ведомости". Владикавказ, 1914. №58-60.

10. Баев Гаппо. Предисловие к берлинскому изданию "Поэмы об Алгузе" // Поэма об Алгузе. М., 1993. С.16

11. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. Ч. III. M.-JI., 1949. С. 37.

12. Potocki J. Histoire primitive des peuples de la Russie. SPb., 1802. PP. 73, 86 — 89.

13. Klaproth J. Reise in den Kaukasus und nach Georgien unternommen in den JaHren 1807 und

1808. Halle — Berlin, 1812 — 1814. В. I. S. 77; В. II. S. 577.

14. Берже А. Этнографическое обозрение Кавказа // Труды третьего международного съезда

ориенталистов в С.-Петербурге в 1876 г. Т. I. С.294-326

15. V. de Sant-Martin. Etudes ethnographiques et historiques sur Les peoples nomades qui se

sont succede au nord du Caucase dans Les six premier siecles de notre ere. Les Alains. Paris 1850. P. 140.

16. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. I-III. М. 1881-1887.

17. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. III. С.24, 25, 75.

18. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. III. М. 1887 г. С.79, 133; Он же. Эпиграфические следы

иранства на юге России. ЖМНП. 1886, Октябрь. С.232-283.

19. Колобова К. М. К вопросу о сарматском языке // Из истории докапиталистических формаций. М

.-Л., 1933. С. 416, 429, 433.

20. Абаев В. И. Осетинский фольклор. Ч. III. М.-Л., 1949 г. С. 201.

21,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.41,
22 ,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.41.
23 ,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.44.
24 ,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.45.
25 ,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.47.
26,	. Миллер	В. Ф.	, Осетинские .	.. С.87.
7 .	Миллер ]	В. Ф.	Осетинские..	. С.118.

28. Кулаковский Ю. А. Христианство у алан // ВВ. Т. V. Вып. I. СПб. 1898; Он же. Аланское послание епископа Феодора // ЗИ00ИД. Т. XXI. Одесса, 1898.

29. Кулаковский Ю. А. Аланы по сведениям классических и византийских писателей//ЧИОНЛ. Кн. XIII. Киев, 1899. С.2, 3.

30. Спицин А. А. Исконные обитатели Дона и Донца // ЖМНП, новая серия. Ч. XIX. 1909, январь. С. 72 .

31. Марр Н. Я. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа // Изв. Императорской АН. VI серия. Т.15. Петроград, 1916. С.1395.

32. Деген-Ковалевский Б. Е. Работа на строительстве Баксанской гидроэлектростанции // ИГАИМК Вып. 110. М.-Л., 1935.

33. Яковлев Н. Ф. Ингуши. М., 1925; Он же. Вопросы изучения чеченцев и ингушей. Грозный,

1927 .

34. Круглов А. П. Археологические раскопки в Чечено-Ингушетии летом 1936. Грозный, 1938. 35. Северо-Кавказская I экспедиция // КСИИМК. Вып. 1. 1939. С.27-29.

36. Крупнов Е. И. Археологические памятники в Ассинском ущелье // Тр. ГИМ. Вып. XII. М.,

1941. С.187.

37. Семенов Л. П. Археологические разведки Ассинского ущелья//КСИИМК. Вып. XVI. 1952. С

.117-118; Крупнов Е. И. Археологические памятники верховьев р. Терека и бассейна р. Сунжи//Тр.

ГИМ. Вып. XVII. М., 1947. С. 39.

38. Марр Н. Я. Ossetica — Japhetica // Изв. Российской Академии наук. VI серия. Т. XII.

1918. С.2071; Он же. Племенной состав населения Кавказа // Тр. комиссии по изучению

племенного состава населения России. Вып. 3. Пг., 1920; Он же. Кавказские племенные названия

и местные параллели // Тр. комиссии по изучению племенного состава населения России. Вып.5.

Пг., 1922; Он же. Термин скиф. Пг., 1922; Он же. Скифский язык. Л., 1926; Он же. От шумеров и

хеттов к палеоазиатам // ДАН. 1926, ноябрь-декабрь; Он же. Новый среднеазиатский язык и его числительные (в освещении яфетической теории) // ДАН. 1926, ноябрь-декабрь.

39. Кокиев Г. Очерки по истории Осетии. Владикавказ, 1926. С.17-18.

40. Кокиев Г. К. К вопросу о происхождении и времени расселения балкарцев и карачаевцев на нынешней территории // Газ. "Социалистическая Кабардино-Балкария." №28-30, 1941.

41. Готье Ю. В. Кто были обитатели Верхнего Салтова? // ИГАИМК. Т. V. Л., 1927. С.65.

42. Джавахишвили И. А. Основные историко-этнологичеокие проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи // ВДИ. 1939. №4. С. 42.

43. Деген-Ковалевский Б. Е.Аланы до гуннского нашествия // История СССР с древнейших времен до образования древнерусского государства. Ч. III-IV. М.-Л., 1939. С.42.

44. Крупнов Е. И. Археологические памятники… С.39.

45. Нечаева Л. Г. Могильник Алхан-Кала и катакомбные погребения сарматского времени на

Северном Кавказе: Автореф. канд. дисс. Л., 1956.

46. Минаева Т. М. Археологические разведки в долине р. Сунжи // Сб. тр. Ставропольского пед.

института. Вып. XIII. Ставрополь, 1958.

47. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960; Он же. О чем говорят памятники

материальной культуры Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1961.

48. Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА, 1962. №106.

49. Марковин В. И. В ущельях Аргуна и Фортанги. М., 1965.

50. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963; Он же. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время. Грозный, 1972.

51. Багаев М. Х. Раннесредневековая материальная культура Чечено-Ингушетии. Рукопись канд. дисс. М., 1970. Хранится в архиве ИА АН СССР.

52. Мамаев Х. М. Аллероевский катакомбный могильник // Тезисы докладов и сообщений III Крупновских чтений. Грозный, 1973. С.16; Виноградов В. Б., Дударев С. Л., Мамаев Х. М., Петренко

В. А. Археологические разведки в Чечено-Ингушетии // АО 1973 г. М., 1974. С. 101; Виноградов

В. Б., Петренко В. А. Раскопки у с. Мартан-Чу // АО 1976 года. М., 1977. С.91; Дударев С. Л.,

Мамаев Х. М. Разведки в Чечено-Ингушетии // АО 1976 года. М., 1977. С. 96; Виноградов В. Б.

Культовые места аланского Алхан-Калинского городища // Пятые Крупновские чтения по археологии Кавказа. Махачкала, 1975. С. 86; Виноградов В. Б., Мамаев Х. М. Некоторые вопросы раннесредневековой истории и культуры населения Чечено-Ингушетии (по материалам новых могильников) // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный, 1979; и др. 53. Мацулевич Л. А. Аланская проблема и этногенез Средней Азии // СЭ. №VI-VII. 1947. С. 128-140. 54. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. Ч. I-III. М.-Л., 1949. 55. Абаев В. И.

Осетинский язык… Ч. ІІІ. С.14; Алиев Играр. Очерк истории Атропатены. Баку, 1989. С.125.

56. Абаев В. И. Осетинский язык… С.103.

57. Николаев С. Л. Северокавказские заимствования в хеттском и древнегреческом // Древняя Анатолия. М., 1985; Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде

// Древняя Анатолия. М., 1985; Он же. Индоевропейско-северокавказские изоглоссы // Древний

Восток: этнокультурные связи. М., 1988; Вагапов Я. С. Вайнахи и сарматы. Грозный, 1990; Он же.

Проблема происхождения нахского этноса в свете данных лингвистики // Проблемы происхождения нахских народов. Материалы научной конференции состоявшейся в Шатое в 1991 г. Махачкала,

1996; Он же. Индоевропейско-нахские лексические общности с классными показателями в их

составе. Грозный, 1994; Вагапов А. Д. Славяно-нахские лексические параллели. Грозный, 1991 г.; Он же. К вопросу о генетическом родстве индоевропейских и нахских языков // Проблемы происхождения нахских народов. Материалы научной конференции, состоявшейся в Шатое в 1991 г. Махачкала, 1996; Он же. Индоевропейско-нахские глагольные сходства // Тезисы докладов I международного симпозиума кавказоведов. Тбилиси, 1991; Он же. Индоевропейские и нахские языки. Грозный, 1992; Он же. К происхождению гидронимов Причерноморья с корнем ДОН // Альманах "Чеченец" №5. Грозный, 1997; Он же. Термины родства в индоевропейских и нахских языках // Тезисы докладов девятого международного коллоквиума Европейского общества кавказоведов. Махачкала, 1998; Он же. К вопросу о пранахском консонантизме // Тезисы докладов научной конференции. Грозный, 1998; Он же. Сходные элементы в структуре основы индоевропейских и нахских языков // Актуальные проблемы адыгской филологии. Тезисы докладов региональной научной конференции. Майкоп, 1999; Он же. Происхождение чеченцев с точки зрения языкознания // Нохчийн филологин проблемаш. Джохар, 19 99.

Абаев В. И.

Осетинский язык.

С. 153

121. Абаев В. И. Осетинский язык… С.156

126. Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. М., 1985. С.130.

127. Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия… С.130; Абаев В. И. Из истории слов // Вестник языкознания. 1958, №2. С.114.

128. Никонов В. А. Введение в топонимику. С.38.

129. Мациев А. Г. Чечено-русский словарь. М., 1961. С.41.

130. Крюков М. В., Сафронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы. М., 1978. С.10; Пейрос И. И. Австро-тайская гипотеза и контакты между сино-тибетскими и австронезийскими языками //

Древний Восток. Этнокультурные связи. М., 1988. С.321-322; Хить Г. Л., Долинова Н. А. Расовая

дифференциация человечества. М., 1990. С.194; Старостин С. А. Культурная лексика… С.89; Он

же. Индоевропейско-северокавказские изоглоссы. С.152-154; Вагапов Я. С. Проблема происхождения… С.174-182; Он же. Индоевропейско-нахские лексические общности… С.30-31; Вагапов А. Д. К вопросу о генетическом родстве индоевропейских и нахских языков. С.87-106; Он же. Индоевропейские и нахские языки. Грозный, 1992; и др.

131. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.19.

132. Николаев С. Л. Северокавказские заимствования… С.61.

133. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 157.

134. Абаев В. И. Осетинский язык… С.157.

135. Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С.58.

136. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.21.

137. Вагапов А. Д. К вопросу о генетическом… С.102.

138. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 161.

139. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.76.

140. Абаев В. И. Осетинский язык… С.161.

141. Вагапов Я. С. Проблема происхождения… С.180-181.

142. Абаев В. И. Осетинский язык… С.162; Агеева Р. А. Происхождение имен рек и озер. М., 1985. С.85.

143. Вагапов А. Д. К происхождению…

144. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.56.

145. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 163.

146. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. T. I М.-Л., 1958. С

.346-347.

147. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.111.

148. Вагапов Я. С. Проблема происхождения… С.178.

149. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 163.

150. Вагапов Я. С. Проблема происхождения… С.178.

151. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 168.

152. Абаев В. И. Осетинский язык… С.17 0.

153. Вагапов А. Д. К вопросу о генетическом… С.105.

154. Абаев В. И. Осетинский язык… С.17 0.

155. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.82.

156. Абаев В. И. Осетинский язык… С.174, 391.

157. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 177.

159. Агеева Р. А. Происхождение имен рек и озер. М., 1985. С.87.

160. Вагапов А. Д. К происхождению гидронимов…

161.	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.179.
162 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.37,	49,	198 .
163 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.179.	, Сн.	1.
164 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.49,	105,	312, 318

165. Вагапов А. Д. Происхождение чеченцев… С.7.

166. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.97; Он же. Проблема происхождения… С.160.

167. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 182.

168. Абаев В. И. Осетинский язык… С. 183.

169. Шемирзов Х. М. Методика определения архаичных элементов культуры и этногенеза нахских народов // Проблемы происхождения нахских народов. Махачкала, 1996. С.79.

170 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.184.
171.	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.184.
172 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.184.
173 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.184.
174 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.190.
175 .	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.153, 154,
174,	175,	180,	181, 185, 338-347.
176.	Абаев	В. И.	Осетинский	язык..	. С.202.

177. Абаев В. И. Осетинский язык… С.239.

178. Абаев В. И. Осетинский язык… С.243, 244.

179. Абаев В. И. Осетинский язык… С.243.

180. Абаев В. И. Об аланском субстрате в этногенезе балкарцев и карачаевцев // О происхождении балкарцев и карачаевцев. Нальчик, 1960; Он же. Дохристианская религия алан // Доклад на XXV

Международном Конгрессе востоковедов. М., 1966; Он же. Этногенез осетин по данным языка //

Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 19 67; и др.

181. Граков Б. Н., Мелюкова А. И. Об этнических и культурных различиях в степных и лесостепных областях европейской части СССР в скифское время // Вопросы скифо-сарматской археологии. JI., 1952. С.41.

182. Козенкова В. И. Некоторые археологические критерии в этнографических исследованиях (на материалах кобанской культуры Кавказа) // Памятники эпохи раннего железа и средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный, 1981. С.54-55.

183. Ванеев З. Н. Средневековая Алания. Сталинир, 1959. С.41.

184. Крупнов Е. И. Галиатский могильник, как источник по истории алан // ВДИ. 1938, №- 2/3/. С

.113-114; Он же. Из итогов археологических работ // Изв. СО НИИ. Дзауджикау, 1940. С.132.

185. Крупнов Е. И. Археологические памятники верховьев р. Терека… С.38.

186. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа… С.398.

187. Нечаева Л. Г. Об этнической принадлежности подбойных и катакомбных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе // Исследования по археологии СССР. Л.,

1961. С.151.

188. Нечаева Л. Г. Об этнической… С.154; Она же. Происхождение осетинских погребальных склепов и этногенез осетин // Тезисы докладов годичной научной сессии. Май 1967 г. Л., 1968.

С.67-69.

189. Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа. М., 1962. С.11, 123-131, 133,

190. 190. Кузнецов В. А. Аланская культура Центрального Кавказа и ее локальные варианты в V-X III вв. // СА. №2. 1973; Он же. Аланская культура Центрального Кавказа и ее локальные

варианты в V-XIII вв. // МАДИСО. Т. III. Орджоникидзе, 1975.

191. Кузнецов В. А. Алания в X-XIII вв. Орджоникидзе, 1971. С.5, 10, 14.

192. Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Орджоникидзе, 1984. С.5-6, 7-69.

193. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966. С. 8.

194. Гаглойти Ю. С. Аланы и вопросы этногенеза осетин… С. 100.

195. Гаглойти Ю. С. Аланы… С.100.

196. Ковалевская В. Б. Классификация и хронология аланских украшений VI-IX вв. // МИА. №114. 1963; Она же. Северокавказские древности // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981;

Она же. Кавказ и Аланы. М., 1984; и др.

197. Алексеева Е. П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. М., 1971; Она же.

Этнические связи сармат и ранних алан с местными племенами Северо-Западного Кавказа. Черкесск, 1976.

198. Минаева Т. М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим данным. Ставрополь, 1971.

199. Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973.

200. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. JI., 1979.

201. Абрамова М. П. К вопросу об аланской культуре Северного Кавказа // СА, №1. 1978. С.81.

202. Абрамова М. П. К вопросу… С.82.

203. Мошкова М. Г. К вопросу о катакомбных погребальных сооружениях как специфическом этническом определителе // История и культура сарматов. Межвузовский сборник. Изд-во Саратовского ун-та, 1983. С.28-29.

204. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа… С.106; Он же. Центральный и Северо — Восточный Кавказ в скифское время; Он же. Культовые места аланского Алхан-Калинского городища… С.86-89.

205. Мацулевич Л. А. Аланская… С.128, 137, 140; Абрамова М. П. Некоторые вопросы аланской

культуры Северного Кавказа // Тезисы VI Крупновских чтений. М., 1976; Она же. К вопросу о

катакомбных и склеповых сооружениях юга Восточной Европы // Тезисы VIII Крупновских чтений. Нальчик, 1978; и др.

206. Мамаев Х. М. Алхан-Калинское "кострище"//Археология и вопросы атеизма. Грозный, 1977. С.34-37; Он же. Население плоскостной зоны Северного Притеречья в эпоху раннего средневековья. (Материальная культура по данным погребальных памятников). Автореф. канд. дисс. М., 1985.

2 07. Багаев М. Х. Раннесредневековая материальная культура Чечено-Ингушетии: Автореф. канд. дисс. М., 1970.

208. Багаев М. Х. Некоторые черты материальной культуры вайнахских племен в раннем

средневековье // МАДИСО. Т. III. Орджоникидзе, 1975. С.51.

209. Багаев М. Х. Некоторые черты… С.52.

210. Багаев М. Х. Гипотезы о происхождении чеченцев и ингушей // VIII Крупновские чтения (

тезисы докладов). Нальчик, 1978. С.44.

211. Вагапов Я. С. Аланы, албаны // Альманах "Аргун", №2. 1977. С. 50-54 (на чеченском языке); Он же. Случайность? Вряд ли // Газ. "Комсомольское племя". Грозный, 1977. 7 декабря; Он же. Кем был Иордан // Газ. "Комсомольское племя". Грозный, 1977, 28 апреля; Он же. Некоторые нахские топонимы и этнонимы с корнем — А // Вопросы вайнахской лексики. Грозный, 1980; Он же. Лингвистические данные о местонахождении аланских городов Malac и Дедяков // Вопросы исторической географии Чечено-Ингушетии в дореволюционном прошлом. Грозный, 1984.

212. Вагапов Я. С. Вайнахи и сарматы. Грозный, 1990. С. 9, 110.

213. Виноградов В. Б. Историография актуальных проблем археологии Северного Кавказа // Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона. Вып. 2. Грозный, 1980. С.19-26.

214. Левин М. Г. Этнографические и антропологические материалы как исторический источник // СЭ. №1. 1961. С.21. 215. Абаев В. И. Осетинский язык… С.11.

216. Абаев В. И. Осетинский язык… С.41.

Материальная (археологическая) культура является отражением жизнедеятельности человеческого коллектива, на которую оказывали существенное воздействие природно — климатические, ландшафтные, естественно-географические условия, игравшие в древности (в частности, в исследуемое время и в исследуемом регионе) значительную роль в процессе исторического развития человеческого общества.

Кроме того, они накладывали сильный отпечаток на характер культурно-исторического и этнополитического развития конкретной территории (региона). В свете сказанного археологическая культура, "как продукт деятельности" и развития определенного человеческого коллектива на протяжении ряда поколений логично" выступает… как внешнее проявление определенных свойств (материальных + психофизических + идеологических) конкретной группы ( этноса) в конкретных экологических условиях и в исторически конкретное время"1. Изменения "конкретных экологических условий" (природно-климатических, ландшафтных, естественно­географических) "в исторически конкретное время", на конкретной территории существенно воздействовали на "внешнее проявление определенных свойств" (материальных + психофизических + идеологических) и, в конечном итоге, приводили к значительным изменениям в археологической культуре данной конкретной территории, данного конкретного этноса.

В связи со сказанным представляется вполне вероятным, что этническая интерпретация всего комплекса археологических источников, в отрыве от экологических условий соответствующего хронологического периода может привести к реконструкциям, далеким от исторической

действительности. Следует отметить, что в специальной литературе, посвященной истории

Северного Кавказа исследуемого периода (как, впрочем, зачастую и предшествующих периодов) и исследуемой проблеме мы не встретили каких-либо исторических реконструкций, полученных с уче­том экологических условий, соответствовавших исследуемому периоду. Предлагаемая нами ниже попытка рассмотреть предварительно в тезисной форме некоторые стороны культурно-исторических, этнополитических процессов протекавших на Северном Кавказе, в частности в Чечено-Ингушетии, в I тыс. н. э. (результатом которых явилось сложение в предгорной зоне Центрального Предкавказья материальной культуры, получившей у специалистов название "аланской") с учетом экологических (природно-климатических, ландшафтных, естественно-географических) условий, соответствовавших этому времени (а также предшествовавшего периода, чтобы показать по возможности динамику этих процессов) в сущности является первой, и уже поэтому возможно не застрахована от каких-либо определенных неточностей и ошибок.

Как было нами отмечено в "Введении" к данной работе, в сер.-конце II — сер. I тыс. до н. э.

в Восточной Европе устанавливается сухой климат, в результате чего ландшафт и естественно­географические условия Каспийско-Черноморских и Предкавказских равнин претерпевают существенные изменения — значительно расширяется ареал степной зоны, в котором доминируют сухие, с разреженным растительным покровом типчаково-полынные степные и полупустынные (Северо — Восточный Кавказ) формации. Вместе с тем, значительно сократившийся ареал разнотравно­степных формаций доминирует в основном на окраинах степной зоны — в полосе степных равнин, примыкающих к предгорной зоне Северного Кавказа (особенно, Северо-Западного Кавказа) и, в значительно превосходящей последнюю по территории, полосе степной зоны, примыкавшей к северной лесной зоне Центрально-Черноземного региона, а также вокруг Азовского моря (в это время — пресноводного озера) и в долинах рек Волги. Дона, Северного Донца и др., текущих по степной зоне (Рис.2).

Крайне неблагоприятные для жизнедеятельности природно-климатические условия приводят к закономерным миграциям человеческих групп, основой хозяйственной деятельности которых было подвижное скотоводство, из зоны сухих степей на окраины степного ареала. Незначительная часть подвижно-скотоводческих (с элементами земледелия) групп, оставшаяся в степной зоне, очевидно, концентрируется в долинах рек — Волги, Дона и др., где сохраняются ограниченные очаги разнотравно-степных формаций и лесных сообществ. Основная часть населения Каспийско — Черноморской степной зоны, вероятно, мигрирует к северу, в пограничную с лесной зоной полосу степей и лесостепей (и отчасти, в лесную зону Центрально-Черноземного региона), где переходят к оседлым формам хозяйственной деятельности. Вместе с тем, подвижно-скотоводческие группы Предкавказских степей постепенно отступают к югу, в полосу степей, граничащих с предгорной зоной и в саму предгорную зону Северного Кавказа. В первую очередь, очевидно, мигрируют в предгорную зону и переходят здесь к оседлому земледельческо-скотоводческому быту, человеческие группы генетически связанные с местным аборигенным оседло-земледельческо- скотоводческим населением. Наиболее благоприятными для оседлого земледельческо- скотоводческого хозяйства в предгорной зоне Северного Кавказа, в сложившихся природно — климатических условиях, были, вероятно, Владикавказская (Сев. Осетия) и Чеченская (Чечено — Ингушетия) предгорные равнины, закрытые от сухих ветров степной и полупустынной зон Терским и Сунженским хребтами. В то же время на Ставропольской и Терско-Сунженской возвышенностях и полосе степных равнин, примыкающих к предгорной зоне к северу от Терека (а также — в предгорной зоне Северо-Западного и Северо-Восточного Кавказа и примыкающей к ней полосе степей) в хозяйстве местного населения, очевидно, доминируют скотоводческие и подвижно­скотоводческие формы. Таким образом, в Центральном Предкавказье в это время можно выделить три основных взаимосвязанных хозяйственно-культурных типа: оседлое скотоводческо- земледельческое хозяйство горной зоны; оседлое земледельческо-скотоводческое хозяйство

предгорной зоны; скотоводческое (подвижно-скотоводческое) хозяйство (с элементами земледелия) северной части предгорной зоны и примыкающей к ней полосы степных равнин.

Сложившиеся неблагоприятные для жизнедеятельности людей экологические условия и связанные с ними — с одной стороны концентрация значительного (по сравнению с предшествующим периодом) населения в предгорной и горной зонах Северного Кавказа, с другой — ограниченность пастбищ и участков, пригодных для земледелия, приводят, очевидно, к давлению избытка населения на производительные силы. Это, в сою очередь, приводит к интенсификации форм хозяйственной деятельности (в том числе, быстрому развитию и специализации ремесел) и, в конечном итоге, к развитию ярких и самобытных культур — Кобанской, Каякентско-Харачойской, Прикубанской. Как видно, расцвет названных материальных культур был обусловлен установлением в этот период неблагоприятных для хозяйственной деятельности природно-климатических, ландшафтных условий на Кавказе и, особенно, в обширной зоне Предкавказско-Каспийско-Черноморских степных равнин, непосредственно примыкавших к предгорной зоне Северного Кавказа. Существенную роль в культурно-исторических процессах на Северном Кавказе в это время очевидно играют и тесные связи с Закавказьем (в том числе, и передвижения человеческих групп с юга на Северный Кавказ ), которые значительно активизируются с началом регрессивного периода. Вместе с тем, давление избытка населения на ограниченные производительные силы, должно было, как нам представляется, привести (особенно, когда период Александрийской регрессии вступил в завершающую стадию) и к миграциям (носившим, скорее, спорадический характер) отдельных групп населения Северного Кавказа в Приазовье, Крым, Карпато-Дунайский регион. Вероятность проникновения в это время отдельных групп с Кавказа в указанные регионы подкрепляются и археологическими материалами2. Отдельные мигрирующие группы Северо-Кавказского населения, возможно, проникают через степной коридор (по долинам Егорлыка-Дона и Терека-Волги-Урала) в пограничные с лесной зоной Центрально-Черноземной полосы степные районы (и отчасти, в лесную зону), где благоприятных для хозяйственной деятельности территорий было значительно больше, чем на Севером Кавказе, а плотность населения оставалась относительно невысокой. Выявляемые в археологических материалах Центрально-Черноземного региона от Украины до Урала элементы кавказского происхождения, вероятно, появились здесь не только в результате культурных контактовЗ.

Экстремальные экологические условия, сложившиеся в период Александрийской регрессии сильно сказываются на подвижно-скотоводческом хозяйстве. Концентрация (в результате значительного сокращения пастбищ в степной зоне), подвижно-скотоводческих групп, как было отмечено выше, в долинах рек и на окраинах степного ареала, соответственно приводит к существенному увеличению давления избытка населения на ограниченные производительные силы (в первую очередь, в полосе степей, примыкающей к предгорной зоне Северного Кавказа, которая значительно уступала по площади соответствующей полосе, примыкавшей к Центрально-Черноземному региону), что также приводит к интенсификации форм подвижно-скотоводческого хозяйства. В поисках новых пастбищ подвижно-скотоводческие группы вынуждены постоянно передвигаться, а определенная их часть — на довольно большие расстояния, т. е. постепенно складывается (через полукочевые формы) собственно кочевое скотоводческое хозяйство. В связи с этим резко возрастает роль лошади, использование которой как транспортное средство значительно увеличивает мобильность этих групп. Кроме того, ограниченность пастбищ приводит к тому, что права на них приходится завоевывать и отстаивать силой, т. е. военные столкновения между отдельными скотоводческими группами за право владения пастбищами, очевидно, приобретают в это время закономерный характер. При этом, с распространением использования лошади для верховой езды, вырабатывается новый способ ведения боя — конный бой. В этих условиях происходит быстрое усовершенствование предметов конской упряжи для верховой езды и оружия, связанного с новым способом ведения боя (конного). Длительный опыт бронзолитейного производства Северного Кавказа, тесно связанного с древними центрами Закавказья и Ближнего Востока, которое (после спада в предшествовавший Александрийской регрессии трансгрессивный период) находилось на значительном подъеме, обеспечило их быстрое и массовое производство. Как нам представляется, зарождение собственно кочевого скотоводческого хозяйства (как одной из форм подвижно­скотоводческого хозяйства, носившей наиболее интенсивный характер) в Предкавказско-Каспийско- Черноморской степной зоне (в первую очередь, вероятно, на окраинах ее ареала), в среде подвижно-скотоводческого населения (возможно, в значительной степени, полиэтничного), прежде всего, было обусловлено экстремальными природно-климатическими, ландшафтными условиями периода Александрийской регрессии.

Ситуация на Северном Кавказе существенно меняется в VI в. до н. э. — IV в. н. э. во время Уллучайской трансгрессии, когда в Восточной Европе устанавливается влажный и прохладный климат. Уровень Каспия поднимается в это время до отметки -23 м (3-4 м выше современного). В предгорной зоне Северного Кавказа распространяются лесные и лесостепные формации. Владикавказская и Чеченская предгорная равнины покрываются лесами, низкие поймы рек заболачиваются, что приводит к сокращению участков, пригодных для земледелия и пастбищ.

Лесные сообщества распространяются и на Ставропольской возвышенности. Кардинально меняется и ландшафт равнинной зоны. На Терско-Кумской низменности (и севернее Кумы) распространяются лесостепные и злаково-разнотравные формации. Зона полупустынь значительно сокращается. Такие же изменения происходят и в равнинной зоне Северо-Западного Кавказа. В значительно сократившемся ареале Каспийско-Черноморских и Предкавказских степей доминируют злаково­разнотравные формации, а в поймах рек распространяются лесные сообщества (Рис.3;5). Как видно, в Предкавказских и Каспийско-Черноморских степных районах складываются благоприятные условия для экстенсивной формы хозяйства — подвижного скотоводства, которое (особенно в сложившихся в это время природно-климатических условиях), способствовало быстрейшему и рациональному, по сравнению с земледелием, удовлетворению жизненных потребностей людей и, тем самым, значительно увеличивало возможность получения прибавочного продукта. Очевидно, что миграции определенной части населения Северного Кавказа в степную зону Предкавказья (и, возможно, далее) в VI в. до н. э. — IV в. н. э., обусловленные экономическим, демографическим и природно-климатическим факторами (с одной стороны, значительный рост населения предгорной и горной зон Северного Кавказа в период Александрийской регрессии, что привело к давлению избытка населения на производительные силы; с другой — благоприятные для интенсивного скотоводства природно-климатические условия, сложившиеся в период Уллучайской трансгрессии, в степной зоне) превращаются в неизбежную закономерность.

Миграции эти носят, вероятно, характер постепенных, последовательных передвижений ( расселений) отдельных человеческих групп из горной и предгорной зон Северного Кавказа (а также, возможно, из горной зоны Закавказья), по мере расширения ареалов лесостепных и злаково — разнотравных формаций, в лесостепную и степную зоны Предкавказских и Каспийско-Черноморских равнин. Где определенная часть этих групп постепенно, на протяжении трансгрессивного периода, через продвижно-скотоводческое хозяйство переходит, вероятно, и к кочевому хозяйству. Кроме того, эти миграции, очевидно, происходят постоянно на протяжении всего периода трансгрессии. Возможность каких-либо существенных переселений человеческих групп в обратном направлении — из степной зоны, где складываются наиболее благоприятные условия для интенсивного скотоводства, в предгорную и горную зоны (тем более массовые миграции ираноязычных кочевников "скифов", "сармат" в предгорную зону и переход последних здесь к оседло-земледельчельско- скотоводческому быту) в это время представляется нам проблематичной4. Кроме того, представляется в достаточной степени дискуссионным и распространенное в научной литературе мнение о чуть ли не тысячелетнем и безраздельном господстве в степях Каспийско-Черноморских и Предкавказских равнин ираноязычных кочевников "скифо-сарматского круга"5.

Во всяком случае, лингвистические данные, на которых базируется этот тезис, оснований для этого, как мы уже отмечали выше, не дают. Для наглядности ещгь раз процитируем одно из свидетельств авторитетного специалиста-языковеда В. И. Абаева: "значительная часть "варварских" имен и названий из Северного Причерноморья скифо-сарматской эпохи средствами иранских языков разъяснена быть не может. К числу таких терминов относится и термин "скиф"… Прослеживая изменения в составе "варварских" слов и названий до II — III вв. н. э. можно констатировать, что иранский элемент усиливался постепенно, достигнув максимума к первым векам нашей эры. Не случайно, что у самого раннего автора, Геродота, мы находим наибольший процент терминов и слов, не имеющих удовлетворительного иранского объяснения"6. Во время Уллучайской трансгрессии в Центральном Предкавказье сохраняется, вероятно, те же три взаимосвязанных хозяйственно-культурных типа, что и в период Александрийской регрессии, но уже в несколько изменившихся ареалах: оседлое скотоводческо-земледельческое хозяйство горной зоны, в котором заметно возрастает роль отгонного скотоводства — в зимний период скот выпасается в лесостепных и степных районах, пограничных с предгорной зоной; оседлое земледельческо-скотоводческое хозяйство (где также усиливается роль скотоводства), ареал которого, по сравнению с предшествовавшим временем, расширяется и охватывает всю предгорную зону (в том числе, и Ставропольскую возвышенность); подвижно-скотоводческое хозяйство (с элементами земледелия), ареал которого смещается в примыкающую к предгорной зоне полосу лесостепей и степей равнинной зоны. С севера к последнему примыкают обширные Предкавказско- Каспийско-Черноморские степные равнины, где в это время господствует собственно кочевое скотоводческое хозяйство, в формировании которого участвует и кавказский компонент. Участие отдельных подвижно-скотоводческих групп, мигрировавших с Кавказа, в формировании кочевого хозяйства в степной зоне Предкавказских и Каспийско-Черноморских равнин представляется нам, в сложившихся благоприятных для интенсивного скотоводства природно-климатических условиях, такой же исторической закономерностью, как и участие в этом процессе подвижно-скотоводческих групп, мигрировавших в степную зону из Поволжья, Приуралья, верховий Дона-Днепра и т. д. В силу подвижности разноязычных кочевых скотоводческих групп, в степной зоне, очевидно, активно протекали интеграционные процессы сближения, этнокультурного взаимодействия, слияния, межэтнического синтеза, в результате чего складывались новые этнические образования, несущие в себе определенные, в большей или меньшей степени, элементы (в частности, в языке) разных этнокультурных образований и, в то же время, в целом, отличные о последних. При этом на окраинах степного ареала в кочевых скотоводческих группах, очевидно, доминировали этнокультурные элементы тех (относительно стабильных) этнокультурных образований (оседло- земледельческо-скотоводческих с развитыми элементами подвижно-скотоводческих форм), с которыми они на протяжении длительного времен контактировали и которые постоянно "исторгали" в их среду отдельные группы мигрантов, переходивших к кочевому (через подвижно-скотоводческие формы) скотоводческому хозяйству. Проблема формирования и распространения кочевого скотоводческого хозяйства в степной зоне Предкавказских и Каспийско-Черноморских равнин представляется нам несколько более сложной и разнообразной, чем она решается некоторыми специалистами. Распространенная в части научной литературы традиция отождествления терминов "кочевник" и "степняк", характеризирующих, соответственно, форму хозяйственной деятельности и ландшафтно-географическую среду обитания населения указанных регионов только с одними этноязыковыми иранцами (как, впрочем, и с каким-либо иным "чистым" этноязыковым образованием ), на наш взгляд, не вполне соответствует историческим реалиям того времени. При этом мы не отрицаем вероятное присутствие среди кочевнических групп этих регионов в это время этнообразований, в которых доминировали иранские этноязыковые элементы (как, впрочем, и появление с первых веков нашей эры в Южном Приуроалье — Северном Прикаспии отдельных тюркоязычных, в своей основе, кочевнических групп). Однако, вместе с тем, мы не исключаем возможность присутствия в кочевнических этнообразованиях этих регионов (наряду с другими) этноязыкового элеме
нта кавказского, а также возможность кочевнических этнообразований (в первую очередь, в пограничных с Кавказом степных регионах), в которых кавказский этноязыковый элемент доминировал. Во всяком случае, этот вопрос, по нашему мнению, также заслуживает

более серьезного внимания, чем ему уделяется в специальной литературе.

Особое место во взаимоотношениях оседлого населения предгорной зоны Северного Кавказа и собственно кочевого населения Предкавказско-Каспийско-Черноморских степных равнин в это время занимала, вероятно, полоса лесостепных и степных равнин, примыкавшая к предгорной зоне. Население последней, генетически (в своей основе) связанное с населением предгорной зоны, постоянно, на протяжении трансгрессивного периода, пополнялось отдельными группами мигрантов из предгорной зоны, переходившими к подвижно-скотоводческому (яйлажному, отгонному) хозяйству. В свою очередь, оно постоянно "исторгало" из своей среды отдельные мигрирующие группы в степную зону, где они переходили к полукочевому и кочевому скотоводческому быту и постепенно сливались с другими кочевыми группами, привнося в их среду кавказские этнокультурные ( этноязыковые) элементы. Вместе с тем, в результате постоянных контактов подвижно­скотоводческих групп с кочевыми (обусловленных, в первую очередь, определенной общностью специфики форм хозяйственной деятельности), в среду подвижно-скотоводческого населения (а через него, и в среду оседлого населения предгорной зоны — прежде всего, Ставропольской возвышенности, далеко вклинивающейся в зону степных равнин), вероятно, проникали элементы языка (языков) пришлых кочевых групп (возможно, были и этнические включения, но они, в этот период и в этих природно-климатических условиях, скорее, носили спорадический характер), что приводило к возникновению отдельных этноязыковых групп (образований) генетически связанных с населением Кавказа, но по языку существенно отличавшихся от последнего. Именно эта территория, очевидно, служила "контактной зоной" между кочевниками и оседлым населением Северного Кавказа. Однако очерченный ареал "контактной зоны" территориально был относительно стабильным и постоянным только для этого периода (Уллучайской трансгрессии). В регрессивный период ареал "контактной зоны" вероятно существенно сужался и смещался к югу, охватывая и определенную часть северных окраин предгорной зоны, но никак не всю территорию предгорной зоны, тем более — оставаясь стабильно в границах последней с эпохи бронзы до раннего средневековья (Рис.2-6)7.

Миграции значительной и при этом, очевидно, наиболее активной части населения в степную зону в период Уллучайской трансгрессии приводят к резкому сокращению плотности населения предгорной и горной зон Северного Кавказа — давление его на производительные силы становится минимальным, в результате чего хозяйственная деятельность приобретает экстенсивный характер. В этих условиях происходит закат материальных культур (Кобанской, Каякентско — Харачойской, Прикубанской), поступательное развитие социально — экономических, культурно­исторических процессов на Северном Кавказе прерывается, и сменяется застоем, регрессом. Как видно, закат названных материальных культур был обусловлен, прежде всего, экологическими изменениями, а именно — установлением в данный период благоприятных природно-климатических, ландшафтных условий для жизнедеятельности людей (особенно в степной зоне). В то же время культурно-исторические процессы в Предкавказско-Каспийско-Черноморском степном регионе заметно активизируются ("скифская", "сарматская" культуры), что, очевидно, явилось результатом, в определенной степени значительного увеличения населения, в том числе, и за счет миграции с Кавказа. Отмеченная закономерность (расцвет материальных культур Северного Кавказа происходит в регрессивный период, а закат — в период трансгрессии), как выявляется, при сопоставлении хронологии археологических культур и последовательно сменявших друг друга периодов трансгрессий и регрессий, была характерна для Северного Кавказа (и всего Кавказа в целом) с древнейших времен. Вместе с тем, в степной зоне, наоборот, — расцвет материальных культур связан с периодами трансгрессий, закат — с регрессивными периодами. В связи с этим, представляется закономерной определенная взаимосвязанность экономик (как и в целом культурно­исторических процессов) Северного Кавказа и Предкавказских степей. Сказанное позволяет, как нам представляется, с достаточной долей уверенности говорить об обусловленности расцвета и заката, деградации материальных культур Северного Кавказа (и степной зоны) прежде всего, природно-климатическими ландшафтными изменениями. Колебания в культурно-исторических процессах в периоды трансгрессий — регрессий характерны в древности и для других регионов ( Малая Азия, Балканы и др.)8. Однако, на Северном Кавказе они, вероятно, носили более контрастный характер, и накладывали более глубокий отпечаток на весь ход его (Северного Кавказа) культурно-исторического развития. Своеобразный специфический "волнообразный" характер культурно-исторического развития Северного Кавказа в древний период, очевидно, был обусловлен, прежде всего, его географическим расположением — на юге Северный Кавказ граничит с древнейшими культурными центрами Ближнего Востока и Закавказья, с запада и востока он ограничен Черным, Азовским и Каспийским морями, а с севера к нему примыкает обширная зона Предкавказско-Каспийско-Черноморских степных равнин, подверженная наиболее кардинальным природно-климатическим, ландшафтным изменениям в трансгрессивно-регрессивные периоды. В значительной степени это своеобразие определялось, вероятно, своеобразием миграционных процессов, имевших на Северном Кавказе специфически "волнообразный" характер. Трансгрессивные периоды приводили к исходу значительной и, вместе с тем, наиболее активной части северокавказского населения, которая в виде отдельных мигрирующих групп, волнами "набегала", "накатывалась" на степную зону на протяжении указанных периодов (длившихся иногда до 900 лет — Уллучайская трансгрессия), где значительная часть мигрировавших групп, в результате закономерных процессов органичного слияния, синтеза с другими (неродственными, иноязычными) группами, растворялась в новых этнокультурных образованиях. С началом регрессивных периодов определенная часть групп, мигрировавших ранее (периоды трансгрессий) с Северного Кавказа, постепенно, "волнообразно" откатывалась назад к югу — в предгорную и горную зоны.

Именно этот процесс начинается на Северном Кавказе (и в Предкавказской степной зоне) , когда на смену Уллучайской трансгрессии приходит период Дербентской регрессии (IV-XIII вв. н.

э.). В Восточной Европе, как и в период Александрийской регрессии, устанавливается сухой

климат. Уровень Каспийского моря понижается до отметки -34 м (7-8 м ниже современного)9. в результате этого вся его северная часть иссушается — в пик регрессии Терек впадает в Волгу. Значительно расширяется ареал Предкавказско-Каспийско-Черноморской степной зоны, в которой распространяются сухие, с разреженным растительным покровом, типчаково-полынные степные формации. Позиции последних существенно усиливаются в северной и северо-восточной частях Ставропольской возвышенности. Разнотравно-степные формации, вероятно, доминируют в полосе степных равнин, примыкающих к предгорной зоне Северо-Восточного и особенно Северо-Западного Кавказа, а также в центральной и северо-западной частях Ставропольской возвышенности. В предгорной зоне Северо-Западного Кавказа и в южной части Ставропольской возвышенности, очевидно, доминирует лесостепной ландшафт. Наиболее благоприятные для оседлого земледельческо — скотоводческого хозяйства природно-климатические условия на Северном Кавказе в это время, вероятно, сохраняются на Владикавказской и Чеченской предгорных равнинах, закрытых от сухих ветров степей и полупустынь Терским и Сунженским хребтами. В результате осушения болот здесь существенно расширяются участки, пригодные для земледелия и выпаса скота. В северной полосе этих равнин, вероятно, доминирует лесостепной ландшафт, постепенно переходивший к югу, в предгорьях, в лесной. (Рис. 4; 6) Начало периода Дербентской регрессии было ознаменовано

нашествием тюркоязычных кочевников гуннов (70-е гг. IV в. н. э.). Однако оно не оказало, на наш взгляд, существенного влияния на миграционные процессы, начавшиеся в это время на Северном Кавказе и примыкающей к нему зоне степных равнин, так как основная их масса, увлекая за собой, вероятно, значительную часть кочевых групп Каспийско-Черноморской степной зоны (в том числе, и северных окраин Предкавказских степей), прошла через Каспийско-Черноморский степной "коридор" и вторглась в Центральную ЕвропуЮ. Постепенный отток определенной части населения Предкавказских степей к югу, к предгорной зоне и в саму предгорную зону был, прежде всего, обусловлен экологическими (природно-климатическими, ландшафтными) изменениями. Вместе с тем, на ход этого процесса, вероятно, оказывало определенное влияние и постепенно усиливающееся (по мере сокращения ареалов разнотравно-степных формаций) давление кочевых скотоводческих групп, среди которых доминирующее положение постепенно занимает тюркский этноязыковый элемент. Оставшиеся после походов гуннов догуннские кочевые группы постепенно растворяются в гуще тюркских этноплеменных образований (болгары, хазары, печенеги и т. д.).

Оседлое земледельческо-скотоводческое население северных окраин предгорной зоны Центрального Предкавказья постепенно отходит вглубь предгорной зоны. Значительно сокращается и смещается к югу, и ареал подвижно-скотоводческого хозяйства, охватывая, как и в период Александрийской регрессии, северную полосу предгорной зоны. Определенная часть подвижно­скотоводческих групп, вероятно, постепенно мигрирует и вглубь предгорной зоны, переходя к оседлому земледельческо-скотоводческому быту. Вместе с тем, возможно, в это время, и постепенное инфильтрация отдельных групп подвижно-скотоводческого населения в среду кочевого населения степной зоны. В результате этих миграций происходит значительный рост населения предгорной и горной зон Северного Кавказа. При этом основную роль в хозяйстве оседлого населения предгорной зоны Северо-Западного и Северо-Восточного Кавказа, вероятно, играет, как и в предшествующие периоды, скотоводство. В то же время в предгорной зоне Центрального Предкавказья (в первую очередь, на Владикавказской и Чеченской предгорных равнинах), в силу природно-климатических, ландшафтных, естественно-географических условий этой территории, основой хозяйства местного оседлого населения является земледелие. Значительный рост народонаселения Центрального Предкавказья приводит (как и в предшествующий период Александрийской регрессии) к давлению избытка населения на ограниченные производительные силы, что, в свою очередь, приводит к переориентации форм хозяйственной деятельности, которое приобретает интенсивный характер, к быстрому развитию и специализации ремесел и, в конечном итоге, к сложению яркой и своеобразной материальной культуры, получившей у специалистов название "аланской". В сложении этой ("аланской") культуры, хронологические рамки которой специалисты определяют IV — XIII вв. н. э., по нашему мнению, было обусловлено, прежде всего, экстремальными природно-климатическими, ландшафтными условиями, сложившимися в период Дербентской регрессии, хронологические рамки которой определяются также IV — XIII вв. н. э.

В специальной литературе сложение и развитие "аланской" культуры связывается с массовым переходом ираноязычных кочевников — "алан" к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству. Так, по мнению В. Б. Ковалевской, "аланскую" культуру "создали… аланы ( этноязыковые иранцы — Р. А.), одно из племен конфедерации аорсов, проникшее из степей в предгорья в I в. н. э. и смешавшееся с местным кавказским населением"11. При этом не указываются какие-либо причины, обусловившие массовый исход ираноязычных кочевников ("алан") из степной зоны и переход их к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству в предгорной зоне. Впрочем, причины перехода ираноязычных кочевников к оседлому быту специалистами до настоящего времени и не изучались. По нашему мнению, массовый переход кочевников в это время (в период Уллучайской трансгрессии), когда в степной зоне устанавливаются наиболее благоприятные природно-климатические, ландшафтные условия для интенсивного скотоводства, к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству в предгорной зоне (учитывая при этом и характерную для кочевников ярко выраженную антипатию к укрепленным поселениям, прочному жилищу и оседлому образу жизни12) лишен какой-либо логики. Более популярен тезис, что массовый переход иранских кочевых племен к оседлому быту в предгорной зоне начался в IV н. э. и был связан, как считают исследователи, в первую очередь, с нашествием гунновІЗ. По мнению некоторых исследователей, значительная часть ираноязычного населения в это время расселяется даже в горах14.

Однако основная часть гуннов, как было выше сказано, увлекая за собой значительную часть местных (догуннских) кочевых групп, прошла из Северного Прикаспия, через Северное Причерноморье на запад. Каких-либо сведений о целенаправленном преследовании "по

национальному признаку" пришлыми кочевыми тюркоязычными этнокультурными образованиями ( гуннами, болгарами, хазарами и др.) в IV в. н. э. (и позднее) именно ираноязычных кочевников и массовом изгнании последних из степной в предгорную зону именно Центрального Предкавказья нам неизвестны. Более того, в VIII в. н. э. значительная группа оседлого ("аланского") населения Центрального Предкавказья (Ставропольская возвышенность) беспрепятственно мигрирует через степную зону (в которой в это время уже безраздельно господствует тюркоязычное кочевое население) на север — в верховья Донца, где мирно сожительствует с тюркоязычными группами и постепенно растворяется в среде последних, оставив лесостепной ("аланский") вариант Салтово — Маяцкой культуры. Нашествие гуннов и последующие миграции тюркских кочевых этнокультурных образований, очевидно, привело к существенному увеличению кочевого населения степной зоны Юго -Восточной Европы, в том числе и в Предкавказских степях. В результате этого, а также сокращения ареала степей с разнотравно-степной растительностью в этот период (Дербентской регрессии), военные столкновения между отдельными кочевыми группами за право владения лучшими пастбищами, вероятно, приобретает закономерный характер. Вместе с тем плотность кочевнического населения вряд ли достигла того предела, когда появляется избыток населения, прокормить который степь не может, т. к. общий ареал степной зоны (и, соответственно, — сухих типчаково-полынных степных формаций) в это время значительно расширился, а овцы и лошади, составлявшие основу стада в кочевническом хозяйстве, в условиях сухих степей, как известно, животные достаточно выносливые и неприхотливые. Таким образом, ни нашествие гуннов (или болгар, хазар и т. д.), ни кардинальные природно-климатические, ландшафтные изменения в период Дербентской регрессии, по нашему мнению, не могли стать причиной массового исхода из степи ираноязычных кочевых групп и перехода их к оседлому земледельческо-скотоводческому ( совершенно чуждому им) быту в предгорной зоне (в совершенно чуждых им естественно­географических и ландшафтных условиях).

Одной из причин перехода кочевых ираноязычных племен ("алан") к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству (кроме разгрома "алан" гуннами в конце IV в. н. э.), по мнению В. А. Кузнецова, могло быть "длительное общение алан (ираноязычных кочевников — Р. А.) с древним населением Прикавказья, издавна занимавшимся земледелием"15. С этим также трудно согласиться. Кочевое скотоводческое хозяйство (даже в неблагоприятных природно-климатических условиях периода Дербентской регрессии), по сравнению с оседлым земледельческо — скотоводческим хозяйством, способствовало при меньших физических затратах более быстрому и рациональному удовлетворению жизненных потребностей людей и, тем самым, существенно увеличивало возможность создания прибавочного продукта. В связи с этим возможность массового перехода кочевого скотоводческого населения к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству (в результате "длительного общения… с древним населением Прикавказья, издавна занимавшимся земледелием") представляется нам в достаточной мере сомнительной. "Длительное общение" кочевников (в данном случае — ираноязычных) с местным оседлым земледельческо — скотоводческим населением предгорной зоны Центрального Предкавказья могло, как нам представляется, скорее привести к распространению иранской лексики в языке (или языках) определенной его части, а также, возможно, к постепенной (и постоянной на протяжении длительного периода времени) инфильтрации отдельных групп ираноязычных кочевников в среду последнего, что должно было в конечном итоге привести к "иранизации" (прежде всего языка) определенной части местного населения (и это, очевидно, имело место в западной части Центрального Предкавказья, в первую очередь, на Ставропольской возвышенности), но никак не к массовому переходу ираноязычных кочевников к оседлому земледельческо-скотоводческому быту. Массовое оседание пришлых ираноязычных кочевников в предгорной зоне Центрального Предкавказья не подтверждается, как было отмечено выше, ни археологическими материалами, ни данными антропологии. Кроме того, в свое время В. С.Титовым были разработаны критерии для решения вопросов миграций культур в эпоху бронзы: критерий территориальный-исходная и конечная территории миграции должны соприкасаться; критерий хронологический-на исходной территории культура мигрантов должна существовать раньше, чем на конечной; критерий локальности-культура мигрантов в конечном пункте должна быть точной копией культуры исходной территории. Если эти критерии (успешно применяемые при разработке теории миграции куро-аракских племен в Центральное Предкавказье) применить в данном случае, что на наш взгляд приемлемо, то мы также получим отрицательный ответ.16

Таким образом, из всей совокупности вышеизложенного, на наш взгляд, можно заключить, что мнение о массовом переходе к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству предгорной зоны Центрального Предкавказья пришлых ираноязычных кочевников ("алан") и создании именно последними здесь "аланской" материальной культуры лишено фактического основания.

Единственным фактом из которого исходят специалисты является иранский язык осетин. При этом почему-то упускается из виду, что речь должна идти не о собственно иранском языке, а ( как это достаточно ясно и четко видно из цитированного нами выше капитального труда по осетинскому языку известного языковеда-ираниста В. И. Абаева "Осетинский язык и фольклор") о смешанном языке, в котором выделяется два основных компонента — кавказский и иранский. Только около 20% или около 800 слов в осетинском языке, как свидетельствует В. И. Абаев, "нашли себе более или менее удовлетворительные" соответствия не только в иранских, но и в индоевропейских языках. Вместе с тем, по свидетельству того же В. И. Абаева: "Кавказский элемент (несмотря на недостаточную его изученность, по сравнению с иранским) в осетинском языке "занимает особое место… по интимности и глубине скрывающихся связей… , он вошел в

осетинский не просто как внешнее влияние… , а как самостоятельный структурный фактор, как своего рода вторая его природа"; "кавказская лексика в осетинском… с несомненностью свидетельствует о длительном двуязычии в период формирования осетинского языка и народа"17.

На основании этого, а также изложенного выше, "иранизм" осетин можно объяснить, по нашему мнению, не только и не столько массовым оседанием пришлых "чистых" иранских этноязыковых групп, сколько постепенным оттоком (с началом Дербентской регрессии) с северных окраин ( прежде всего, Ставропольской возвышенности) вглубь предгорной зоны местных оседлых земледельческо-скотоводческих групп (с развитыми элементами подвижно-скотоводческого хозяйства), язык которых в результате длительных контактов с ираноязычными кочевниками (в том числе и этнических включений) был в значительной мере "иранизирован". Определенная часть этих групп, возможно, была генетически родственна вайнахам. Мнение о близости вайнахов и осетин, об участии нахоязчного населения в этногенезе осетин неоднократно высказывалось в научной литературе18. Так, известный археолог-кавказовед В. И. Марковин, касаясь вопроса сходства склеповых погребальных сооружений Чечено-Ингушетии и Северной Осетии, отмечает: "Возникает мысль, что осетины, ингуши и чеченцы и некоторые другие народы, которые строили такие склепы, или имели одинаковые верования, что побуждало их хоронить своих покойников в однотипных склепах, или эти народы были родственны… многие детали средневековой склеповой архитектуры Осетии всгь больше и больше настраивают нас считать три названных народа родственно близкими"19. В пользу этого мнения, как будто бы, свидетельствует и зафиксированная среди ингушей легенда о том, что осетины, ингуши и чеченцы — родственные народы, ведущие свогь происхождение от трех родных братьев. По мнению Я. С. Вагапова, "не вызывает сомнения, что эта легенда в подобающей ей жанровой специфике отражает особо близкие, интимные связи, имевшие место в прошлом в отношениях между предками осетин и вайнахов. В традиционных жанрах чечено-ингушского фольклора, в которых проявились достаточно четкие представления вайнахов о соседних народах, осетины, как другой народ, остался не распознанным. Видимо, этнические процессы, приведшие к формированию рядом с вайнахами, на территории былого обитания родственных им племен новой народности с иным языком происходили медленно в течение длительного времени и без резких потрясений межэтнического характера"20.

Таким образом (исходя, в первую очередь, из языковых данных), наличие в составе населения предгорной зоны западной и центральной частей Центрального Предкавказья значительного ираноязычного (и тюркоязычного) элемента не вызывает каких-либо сомнений. Что касается восточной части Центрального Предкавказья (территории Чечено-Ингушетии), то здесь вероятно ситуация была несколько иной. Как уже было отмечено выше, во взаимоотношениях населения предгорной и горной зон, с началом Дербентской регрессии, происходят существенные изменения. Значительное увеличение в это время оседлого земледельческо-скотоводческого населения предгорной зоны и интенсификация форм его хозяйственной деятельности приводят к тому, что доминирующая роль в этих взаимоотношениях окончательно переходит к населению предгорной зоны. Потребность горцев в зимних пастбищах и нехватка продуктов земледелия (в первую очередь, хлеба) ставили горцев в зависимость от населения предгорной зоны. В этих условиях, наличие в составе населения предгорной зоны значительного ираноязычного элемента, не говоря об исключительной ираноязычности последнего, должно было привести к вертикальной зональности распространения двуязычия, т. е. в среде горного населения должен был постепенно распространиться иранский язык. В результате длительных (около 1000 лет) контактов и вероятной инфильтрации населения предгорной зоны в горы, это, в конечном итоге, должно было привести к определенной "иранизации" языка населения горной зоны, что, очевидно, и имело место в западной и центральной частях Центрального Предкавказья. Однако в чеченском и ингушском языках каких-либо заметных следов лексики иранских языков северо-восточной группы, к которой относят иранские языки осетин и "скифо-сарматов" (кроме поздних заимствований из новоперсидского) обнаружить не удалось. Кроме того, столь длительное пребывание ираноязычного населения должно было оставить существенный след в топонимике предгорной зоны Чечено — Ингушетии. Попытки найти и описать ирано-осетинские названия на указанной территории делаются с 20-х гг. XX столетия. "Такие попытки предпринимались Б. А. Алборовым, в последние десятилетия этот тезис пытаются разрабатывать и некоторые авторы из Чечено-Ингушетии. К сожалению, методика выявления и анализа названий местностей иранского происхождения у них осталась на уровне так называемой "народной этимологии", что лишает результаты их усилий в заданном направлении научного значения. Так что тема эта остается открытой"21. Утверждения о том, что вайнахи чуть ли не с V в. до н. э. и до XIII в. н. э. обитали изолированно в горах, а в предгорной зоне господствовало ираноязычное ("скифо-сармато-аланское") население находится, по мнению Я. С. Вагапова, и "в непримиримом противоречии с удивительным единством вайнахского языка, на котором, как заметил П. К. Услар, свободно общаются между собой представители разных концов Чечено-Ингушетии. Ведь жизнь в горных ущельях в течение времени около двух тысяч лет непременно привела бы к очень сильному расхождению, обособлению территориальных диалектов.

Эти дивергенные процессы в диалектах горных ущелий могли тормозиться в столь эффективной степени только мощными влияниями конвергентных тенденций, исходящим от вайнахов, обитавших на равнине"22. Как видно, наличие в составе "аранского" населения территории Чечено-Ингушетии значительного ираноязычного элемента не подтверждается и какими-либо языковыми данными. Из совокупности рассматренных материалов на наш взгляд больше оснований заключить, что "аланы" раннесредневековой Чечено-Ингушетии — предки современных чеченцев и ингушей, чем для выводов об их иранстве. Естественно мы не исключаем при этом возможность проникновения в исследуемое время на исследуемую территорию ираноязычного элемента. Но для суждений о его значимости на территории Чечено-Ингушетии нет фактических данных.

Таким образом, полностью разделяя мнение специалистов о том, что "аланская" материальная культура была в такой же мере единой и для населения, оставившего катакомбы, и для населения, сооружавшего каменные ящики, подземные и полуподземные каменные склепы, подбои, скальные захоронения мы считаем необходимым добавить, что "аланская" материальная культура Центрального Предкавказья была в такой же мере единой как для предков современных осетин, балкарцев, карачаевцев, так и для предков современных чеченцев и ингушей23. Некоторую путаницу в решение проблемы "аланской" культуры, очевидно, вносит и закрепившееся за ней название "аланской", которое, как нам представляется, избрано не совсем удачно, т. к.оно придает рассматриваемой культуре определенный узкоэтнический характер и тем самым существенно сужает рамки научного анализа при решении ряда вопросов связанных с ней, что приводит нередко к неверным выводам. Более правильным, в свете всего вышеизложенного, на наш взгляд, было бы именовать е°й "Раннесредневековой материальной культурой Центрального Предкавказья".

1. Козенкова В. И. Восточнокобанские древности как проявление фенотипа в этногенезе вайнахов// Проблемы происхождения нахских народов. Махачкала, 1996. С.15.

2. Блаватская Т. В. Западнопонтийские города в VII — I веках до н. э. М., 1952. С.15; Крушкол Ю

.С. Древняя Синдика. М., 1971. С.40; Козенкова В. И. Контакты населения Карпато-дунайского

мира и Серного Кавказа в эпоху поздней бронзы — раннего железа//Симпозиум Античная Балканистика. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология. Предварительные материалы. Тезисы докладов. М., 1998. С.34; Техов Б. В.

Центральный Кавказ в XVI — X вв. до н. э. М., 1977. С. 190.

3. Марковин В. И. Степи и Северный Кавказ: об изучении взаимосвязей древних племен//Восточная Европа в эпоху камня и бронзы. М., 1976. С.193; Погребова М. Н., Раевский Д. С. О некоторых

комплексах II четверти I тыс. до н. э. Закавказья, Северного Кавказа и Восточной Европы (Опыт исторической интерпретации межкультурных связей)//Душетская научная конференция посвященная проблеме взаимоотношений между горными и равнинными регионами (Аннотации). Тбилиси, 1984. С.10 8; и др.

4. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. С.19-20; Гаглойти Ю. С. Этногенез осетин… С.95; Абрамова М. П. Взаимоотношения древнего населения… С.24-29; и др. 5. Виноградов В. Б. Сарматы… С.19-20; Кузнецов В. А. Очерки истории… С.7; Абрамова М. П. Некоторые особенности культур горной и равнинной зон… С.29; Она же. Взаимоотношения древнего… С.24; и др. 6. Абаев В. И. Осетинский язык… С.243-244.

7. Виноградов В. Б. Назревшие проблемы изучения роли плоскостной и степной зон в этнокультурной истории Центральной части Северного Кавказа//Этнокультурные проблемы бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1986. С.7, 8; Ковалевская В. Б. Ареальный метод — как оценка соотношения культурных традиций и новаций по северокавказским материалам I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.//Всесоюзная археологическая конференция "Достижения советской археологии в XI пятилетке". Тезисы докладов. Баку, 17-21 мая 1985 г. С.185-186.

8. История Древнего Востока. 4.2. М., 1988. С.38; Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция и

древнейшие индоевропейцы // Древний Восток. Этнокультурные связи. М., 1988. С.45, 46.

9. Варущенко С. И., Варущенко А. Н., Клиге Р. К. Изменение режима… С.17.

10. Скрипкин А. С. Азиатская Сарматия во II-IV вв. (Некоторые проблемы исследования) // СА. №

2. 1982. С.54.

11. Ковалевская В. Б. Северокавказские древности. С.83.

12. Кобычев В. Б. Поселения и… С.15-16.

13. Кузнецов В. А. Алания в Х-ХІІІ вв. С.49; Он же. Очерки истории… С.30; Абрамова М. П. Некоторые итоги изучения… С.55-56; и др.

14. Ковалевская В. Б. Северокавказские древности. С.84; Абрамова М. П. Некоторые итоги изучения… С.55-56.

15. Кузнецов В. А. Алания в Х-ХІІІ вв. С.49.

16. Дебец Г. Ф. Палеоантропология… С.175; Алексеев В. П. Заключительное слово… С.323; и др.

17. Абаев В. И. Осетинский язык… С.45, 76, 79, 105-106, 108, 119, 247, 526, 527.

18. Абаев В. И. Осетино-вайнахские лексические параллели // Известия ЧИНИИ. Т.1. Вып. 2.

Грозный, 1959. С. 87-89; Алексеев В. П. О структуре и древности кавкасионского типа в связи с

происхождением народов Центрального Кавказа // Кавказ и Восточная Европа в древности. М.,

1973. С.100-101; Климов Г. А. Введение в кавказское языкознание. М., 1986. С.118; и др.

19. Марковин В. И. В ущельях Аргуна и Фортанги. М., 1965. С.61.

20. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.109.

21. Вагапов Я. С. Вайнахи и… С.108.

22. Вагапов Я. С. Проблема происхождения… С.172.

23. Ковалевская В. Б. Северокавказские… С.83.

На основе учета и анализа всех доступных нам письменных сведений об аланах и археологического материала бытовых (городища и поселения) и погребальных (земляные склепы — "катакомбы") памятников "аланской" материальной культуры Чечено-Ингушетии мы приходим к общим выводам, которые кратко могут быть сформулированы следующим образом:

1. Термин "аланы" с первых упоминаний его античными авторами выступает в письменных источниках не как название какого-либо конкретного этноса, а скорее всего, как нарицательное географическое название определенной части населения равнин Северного Кавказа и Северного Причерноморья.

2. Сведения античных авторов позволяют с достаточной долей уверенности локализовать определенную часть племен, именуемых "аланами", на Предкавказской равнине сів. н. э., то есть с того самого времени, когда термин "аланы" впервые появляется в письменных источниках.

3. В античных и средневековых письменных источниках нет сведений, позволяющих связать появление термина "алан" на Предкавказской равнине с какими-либо миграционными процессами.

4. Древние авторы (в том числе и епископ Феодор — алан по происхождению), которые касались вопроса происхождения "алан" однозначно связывает их только с Кавказом: Гай Соллий Аполлинарий Сидоний (430-480 гг.) — "рожденным на Кавказе аланом"; анонимный византийский автор (VI в. н. э.) — "страна аланов простирается, как полагают, до Кавказского хребта. Они ( аланы — Р. А.) тоже Иберы"; епископ Феодор (перв. пол. XIII в.) — "племя это (аланы — Р. А.) рассеяно и простирается от Кавказских гор до Иверии, древний предел их родины".

5. Восточные (арабские) письменные источники достаточно определенно называют "Аланией" территорию предгорной (и отчасти горной) зоны Северного Кавказа. Включая и Чечено-Ингушетию ( между дагестанскими племенами на востоке и адыго-абхазскими племенами — на западе) и называют

"аланами" население этой территории в целом.

6. Сведения грузинской хроники "Картлис Цховреба" позволяют с достаточным на то основанием считать термин "овсы" (отождествляемый с термином "аланы") нарицательным географическим названием, общим для всего населения предгорной зоны Центрального Предкавказья (в том числе и

Чечено-Ингушетии). Вместе с тем, они не дают каких-либо оснований видеть в термине "овсы" узкоэтническое название одних лишь ираноязычных предков современных осетин — в грузинской исторической традиции вплоть до XVIII в. ("География" Царевича Вахушти) термин "овсы" не имеет четкой этнической определенности.

7. Анализ сведений письменных источников не оставляет каких-либо сомнений в том, что термин "аланы" ("овсы") употребляется и для обозначения древнего и средневекового нахоязычного населения Чечено-Ингушетии.

8. Картографирование бытовых памятников Чечено-Ингушетии показываают, что предгорная зона была преднамеренно укреплена системами городищ с севера, со стороны степей. Соответствующие

системы укреплений с юга, со стороны гор отсутствуют. Это свидетельствует о том, что "фронтовой", "чужой" стороной для населения предгорной зоны была степь, а горы для них служили "тылом", т. е.население горной зоны было для них "своим". Это положение стабильно для всего периода существования "Алании" и ее связей с соседями, в то время, как для утверждений о том, что "аланы", якобы, явились на Северный Кавказ "победоносными" завоевателями-иранцами, изгнавшими аборигенное население из предгорной зоны, обнаружить какие-либо основания не удается.

9. Археологические материалы бытовых и погребальных памятников аланской культуры, территории Чечено-Ингушетии показывают бесспорную преемственную связь населения, оставившего их, с культурой населения этой же территории предшествовавшей эпохи, при вполне вероятных культурных взаимосвязях его с населением степной зоны и обмена с ним предметами обихода и вооружения.

10.Значение связи раннесредневековой материальной культуры территории Чечено-Ингушетии со степной "сарматской" культурой не является определяющим ее специфику, оправдывающим вывод об этноязыковом иранстве населения предгорной зоны Чеченно-Ингушетии.

11. Наблюдающиеся по некоторым археологическим материалам (предметы конской сбруи, поясные наборы, оружие, украшения и т. п.) связи с соседними (в частности, степными) районами региона недостаточны для утверждений о том, что "аланская" материальная культура территории Чечено — Ингушетии создана пришлыми ираноязычными кочевниками, как и для утверждений о проникновении на эту территорию и переход к оседлому быту в это время значительных масс ираноязычных кочевников, оттеснивших в горы основную часть местного нахоязычного населения.

12. Известный на сегодня археологический материал свидетельствует, что зарождение "аланской" материальной культуры территории Чечено-Ингушетии обусловлено не сменой этнического состава населения и не привнесением новой культуры со стороны, а внутренним социально-экономическим развитием местного аборигенного населения (в экстремальных природно-климатических и ландшафтных условиях Дербентской регрессиии), а также — ростом культурных и хозяйственных контактов последнего с населением соседних регионов. При этом автохтонность "аланской" материальной культуры необходимо, на наш взгляд, рассматривать не как механическое повторение застывших форм и явлений, а как диалектический процесс смешения и контактов, поглощения и органического включения родственных и чужеродных элементов при сохранении основного комплекса компонентов, отражающих этническое ядро древнего вайнахского населения.